В своих ракетах, в кораблях дельфиньих,

преодолев межзвёздные поля,

они спешили к нам сюда, где финиш

под ласковым названием Земля.

Ещё и не построились Афины

и не было ни Рима, ни Москвы,

но жили синеглазые дельфины

среди необозримой синевы.

И верю я в гипотезу такую,

что в темноте космических глубин

о них тысячелетия тоскует

далёкое созвездие Дельфин.

Читая книги, глядя телефильмы

про жизнь дельфинов и дельфиний быт,

я думаю: «А может, по-дельфиньи

со мной пришелец звёздный говорит

о том, что где-то есть другая осень,

зима другая средь других долин…»

А мы никак дельфинов не расспросим

о жизни на созвездии Дельфин.

И хочется, чтоб, выйдя из пучины

суровых океанов и морей,

не толковали гордые дельфины

о родине потерянной своей.

Ведь всё равно, преодолев пространства

и время, мы однажды полетим

по звёздным трассам.

И услышит «Здравствуй!»

далёкое созвездие Дельфин.

* * *

Как будто во сне, продвигаюсь в Машине времени.

Мгновенье – и я встречаю папанинцев.

Или во главе первобытного племени

иду на мамонта с дубовой палицей.

Дерзкой машины механизм тонкий

приближает все временные дали.

Мгновенье – и рядом стоят потомки,

которые меня никогда не видали.

Мгновенье – и, уходя от смерти,

в юность лечу, покидаю старость.

И вдруг вспоминаю, в каком столетье

моя любимая без меня осталась.

Вспоминаю: с друзьями о встрече уславливались.

С тех пор протекли времени реки.

Нажимаю кнопку – и навсегда останавливаюсь

на берегу Припяти в двадцатом веке.

В несовершенном, войной чреватом,

покрытом недоверья коростой,

с полётами в космос и Бухенвальдом,

с фашистской свастикой и звездой Кремлёвской.

И пусть, захлопнув времени ящик,

нерушимыми станут веков границы,

я здесь остаюсь, чтоб жить настоящим,

помнить прошлое, к будущему стремиться.

1967

http://archivsf.narod.ru/1932/david_siman...

ШАГАЛ

в книгах: «Избранное» стр.132-133,

«Радость молнии» стр.224,

«Скрипка Шагала, или здесь осталась его душа» с названием «И я лечу, и ты летишь» стр.32-33. (есть ещё это стихотворение и в других книгах Д.С.)

Стол покидает рыба-фиш,

наполненная фаршем,

и прямо – в небо…

– Эй, шалишь! –

мы ей вдогонку машем.

Кричим: – Художник, право, чёрт!

Он не имеет права!..

Но этот странный натюрморт

давно покрыла слава.

И слой её не то что пыль:

не сдуешь пылесосом.

И рыба в небе – это быль

о будущем и прошлом.

Там скрипачи взлетают с крыш,

как из аэропорта.

И я лечу. И ты летишь.

И все сомненья – к чёрту!

А впереди – старик-скрипач.

Вот нам его догнать бы

и пожелать ему удач –

играть почаще свадьбы.

Он приближается к луне

над городом апрельским,

и треплет время в вышине

его седые пейсы.

А древний Витебск и Париж

в просторах распростёрты.

И я лечу. И ты летишь.

И все сомненья – к черту!

1968г

* * *

из книги «Избранное» с.139-140.

Как будто сошли с ума,

идут по земле, пританцовывая,

домики и дома

и даже зданья дворцовые.

Сорваны с якорей

своих унылых фундаментов.

Шествие площадей –

как шествие гордых мамонтов.

Покинув Минск и Москву,

к морям и лесам торопятся.

– Мы теперь в отпуску! –

они объясняют без робости.

Я видел – клянусь вам в том

не под парами винными:

нырнул трёхэтажный дом

в Байкал. И чистенький вынырнул.

А в черноморских волнах,

до космоса брызги разбрасывая,

собрав миллионы зевак,

купалась Площадь Согласия.

Впрочем, пока я не спал,

за новыми фактами рыская,

мой собственный дом сбежал

куда-то на взморье Рижское.

1966г

Стюардесса уверенно сказала: "Догоним!

Утреннее солнце от нас не уйдет..."

Над апрельским городом,

над твоим микрорайоном

набирал высоту самолет.

Впереди глядел рассвет пылающий

на зеленые квадраты юных трав.

В ту минуту ты, наверное, спала еще,

безмятежно руки разметав.

А когда мы обогнали солнце гордое,

пролетев над вотчиной богов,

показалось мне, что ты бежишь по городу,

руки протянув до облаков.

И лица и губ моих касаются

пальцы из немыслимой дали

пусть не первой на земле красавицы -

просто лучшей женщины земли.

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

из книги «Весенняя сказка» с.82-83.

Ещё в скворечне жил Скворец,

не думая о холоде,

а осень Иву под венец

вела, как дочку, в золоте.

И на заре жених-Мороз

в шкатулке разукрашенной

для ожерелья иней нёс

и бороду поглаживал.

Делился думами опять

с Метелицею-свахою:

как свадьбу звонкую сыграть,

чтоб даже Горы ахали.

И, рассмеявшись за холмом,

игривая Метелица

махнула тучей-рукавом –

и снег коврами стелется.

Деревьев пышные стволы

с озёрами хрустальными,

как новогодние столы,

по всей земле расставлены.

Вдали с подарками спешат

на свадьбу гости званые,

и бубенцы вокруг звенят

над белыми полянами.

Приехал Ветер: «Тройка, стой!

Сейчас плясать попробую!» –

И пляшет Ветер молодой

с косматыми сугробами.

А за невесту с женихом

пьют гости, как положено,

Большим Серебряным Ковшом,

у облаков одолженным.

Кричат сосульки; «Горько нам!

Пусть дядя не стесняется!»

И он к завьюженным ветвям

устами прикасается.

И там, где прикоснулся он,

над тихими дорожками

рассыплет Ива вешний звон

дочурками-Серёжками.

ВЕСЕННЯЯ СКАЗКА

http://fantlab.ru/work362210

https://fantlab.ru/search-editions?q=%D1%...

Публикации фантастических стихотворений в периодике и сборниках:

Весенняя сказка: [Стихотворение] // Новый мир, 1955, №10 – с.162

То же: [Стихотворение] // Стихи 1955 года. – М.: Гослитиздат, 1956 – с.235-236

То же: [Стихотворение] // 1958: Календарь. – М.: Госполитиздат, 1957 – с.282

То же: [Стихотворение] // Падарунак. – Мінск: БДУ імя У. І. Леніна, 1958 – с.57-58

То же: [Стихотворение] // Д. Симанович. Весенняя сказка. – Минск: Госиздат БССР, 1959 – с.3-4

То же: [Стихотворение] // Віцебскі рабочы (Витебск), 1994, 12 лістап. – с.4

То же: [Стихотворение] // Д. Симанович. Избранное. – Минск: Мастацкая літаратура, 1995 – с.9-10

Зимняя сказка: [Стихотворение] // Д. Симанович. Весенняя сказка. – Минск: Госиздат БССР, 1959 – с.82-83

То же: [Стихотворение] // Д. Симанович. Избранное. – Минск: Мастацкая літаратура, 1995 – с.

Дельфины: [Стихотворение] // Віцебскі рабочы (Витебск), 1969, 25 студз – с.4

То же: [Стихотворение] // Д. Симанович. Минуты. – Минск: Беларусь, 1969 – с.55-56

Шагал: [Стихотворение] // Станция тревоги и любви. – Минск: Беларусь, 1972 – с.73-74

То же: [Стихотворение] // Д. Симанович. Избранное. – Минск: Мастацкая літаратура, 1995 – с.132-133

То же: Под названием «Стол покидает рыба-фиш...»: [Стихотворение] // Шагаловский сборник: Материалы I–V Шагаловских дней в Витебске (1991–1995). – Витебск: Издательство Н. А. Паньков, 1996 – с.288-291

То же: Под названием «Стол покидает рыба-фиш...»: [Стихотворение] // Мишпоха (Витебск), 2002, №12 – с.26

То же: Под названием «Стол покидает рыба-фиш...»: [Стихотворение] // Мишпоха (Витебск), 2007, №21 – с.

То же: [Стихотворение] // Д. Симанович. Радость молнии. – Минск: Медисонт, 2007 – с.224

То же: Под названием «И я лечу, и ты летишь»: [Стихотворение] // Д. Симанович. Скрипка Шагала, или здесь осталась его душа. – Минск: Медисонт, 2010 – с.32-33

«Как будто сошли с ума...»: [Стихотворение] // Д. Симанович. Избранное. – Минск: Мастацкая літаратура, 1995 – с.139-140

http://archivsf.narod.ru/1932/david_siman...

© Вячеслав Настецкий, 2013

В театре имени Якуба Коласа Давида тоже знали все — от артиста до вахтера. И я поняла, что дух города неким образом материализовался рядом со мной.

Хотя — вот странность, Давид сам тому удивляется, — он не коренной витебчанин. Родом из Наровли. Попал сюда почти что случайно...Что ж, город сам выбирает, кто остается с ним...

«Надо быть, а не казаться. Каждой жилкою касаться века своего», — это из стихотворения Симановича.

А Давид рассказывал мне уже в своей квартире, где побывали Марк Фрадкин, Евгений Евтушенко, Василь Быков, Андрей Вознесенский, Римма Казакова, Игорь Лученок, Владимир Короткевич и многие–многие, еще об одном своем проекте, на этот раз связанном с Маяковским...

— Десять лет назад я предложил, чтобы библиотека, которая носит имя какого–то писателя, проводила праздник, связанный с ним и с Витебском. 26 марта 1927 года Владимир Маяковский выступал в нашем городе. Я даже нашел в одном из московских архивов 35 записок, которые витебские слушатели в этот вечер подали Маяковскому. И предложил в этот день проводить витебский день Маяковского с рассказами обо всех его любвях, с чтением стихов...

— Так уж и обо всех любвях?

— Ну не обо всех, не пугайся... Но о многих. Начиная от «Облака в штанах» и Марии Денисовой, которая на самом деле вдохновила поэта, хотя там стоит посвящение Лиле Брик... Про Лилю, естественно, Татьяну Яковлеву, Веронику Полонскую... А в честь 50–летия выхода первой книги Владимира Короткевича «Матчына душа» я придумал и провел праздник в библиотеке Короткевича. Предложил и библиотеке имени Аркадия Гайдара провести праздник к дню рождения автора «Тимура и его команды».

— В нашей газете как–то писали о вашем проекте — открытых уроках...

— Да, вот уже более 25 лет веду в школах открытые уроки литературы. Как говорится, «за цветочек» — то есть на общественных началах. Рассказываю о Пушкине, Шагале, Короткевиче, Маяковском... В связи с историей Витебска и Беларуси. Например, как Пушкин проезжал через наш город... Друг Пушкина Нащокин рассказал ему, что видел, как в Витебске вели в острог Павла Островского, который под пером Пушкина и превратился в Дубровского... А в «Полтаве», когда «казак на север держит путь», — это же он с письмом царю скачет из Полтавы в Витебск, где во время Северной войны находился штаб... Патриотизм, нравственность, любовь к литературе — это все взаимосвязано. Рассказываю о том, что Шагал писал стихи на идиш, читаю переводы и свои стихи... Я, наверное, первый в русской поэзии написал стихи о Шагале... После меня уже написали Вознесенский, Рождественский... С помощью этих стихов я боролся за возвращение Шагала Витебску.

— Наверное, многие из тех, кто тогда был против увековечивания имени Шагала в городе, «перестроились»...

— Да меня просто клеймили. Пока не вынуждены были признать значение Шагала, а потом уже стали носиться с этим. Помню, как на «высоких» заседаниях звучали одиозные фразы вроде: «Если мы признаем Шагала, что скажут арабы?» Вот Василь Быков — молодец. Когда я позвонил ему и сказал, что мне нужна поддержка, он ответил только одно: «Еду». И приехал в 1991–м, и снова в 1992–м, в тот день, когда в Минске он должен был выступать в театре Янки Купалы. А он выступал в Витебске. И на открытии памятника Шагалу присутствовал... Кстати, мне предлагали быть директором шагаловского музея. Но я сказал: «Не для этого я боролся... У меня есть еще Пушкин, Короткевич...» А еще я — лауреат Шагаловской премии...

— И большая была премия?

— За нее в 1992 году я купил две большие упаковки кофе.

— Вообще–то стихи в школе пробует писать чуть ли не каждый... Но почему–то поэтами становятся очень немногие.

— Не знаю, почему я, наровлянский мальчишка, стал поэтом. Конечно, как все, вначале писал только стихи патриотические — поколение наше было такое... Правда, у меня это сочеталось и с лирикой. И вот в 1949 году в наш класс на урок пришла директор школы Надежда Васильевна: «Только что передали по радио, что наш Давид стал лауреатом первой премии республиканского конкурса, посвященного Пушкину». Урок был сорван... Странно, но я, посылая стихи, почему–то был уверен, что премию, хоть третью, но получу... А в 1954 году в сентябре, когда проходил съезд белорусских писателей, в составе делегации из Москвы приехал Константин Симонов. Я его очень любил и хотел почитать ему стихи. Несколько раз подходил к гостинице «Беларусь», где его поселили, ходил под окнами, но так и не решился войти. На следующий день был большой вечер в зале заседаний Верховного Совета. Я как комсорг филфака оказался там. Когда закончились выступления, студенты стали меня выталкивать вперед. На ступеньках стояли Кулешов, Бровка, Симонов, Исаковский, Михалков... И вот я поднимаюсь к ним по ступенькам, а снизу студенты кричат мне: «Ни пуха!» И я обратился к Симонову... А тот предложил мне тут же и прочитать стихи. Послушал и предложил, чтобы я послал их ему в «Новый мир» — он тогда был главным редактором. А через год, когда я работал по распределению в Крынках, пришла телеграмма... Мои стихи напечатаны в «Новом мире»! На трех страницах.

— А почему этот «Новый мир» в твердой обложке?

— Это специальный, авторский экземпляр. Их тогда рассылали, да еще завернутые в специальную бумагу с грифом журнала. А первая моя книжка «Весенняя сказка» подписана к печати 27 марта 1959 года.

— Следует полагать, что вы не чувствуете себя живущим в провинции?

— Ни в коем случае. В моей жизни оказалось много замечательных людей со всего света, причем они были в моем доме. Да и мне довелось поездить по миру. Случайно ли меня занесло в Витебск? Перебрался сюда со станции Крынки в редакцию газеты «Витебский рабочий». Женился, родилась дочка.

— И никогда не пытались переехать в другой город?

— «Как я уеду из этого города, где меня знает собака любая, из подворотни выскочит, гордая, ласковым лаем друга встречая... Как я уеду из этого города?..» Пытался только, когда работал в Крынках, поступить в Литературный институт, послал туда стихи... Получил ответ: «Вы проходите по конкурсу... Но у вас ведь уже есть гуманитарное высшее образование. Чего же вы хотите?» А я хотел уехать из Крынок, где долгими зимними ночами я проверял школьные тетради и слушал, как гудят провода...

— Вы вспоминаете время, когда во всех союзных республиках проводились литературные праздники, когда можно было жить на гонорары... Но ведь теперь литература превращается в хобби...

— Для какой–то категории людей, старых мастеров–профессионалов, не превращается. Впрочем, таких немного... С другой стороны, и в те времена я писал в свободное от работы время. Я был занятым человеком, заведующим отделом художественных передач комитета по телевидению и радиовещанию Витебского облисполкома. А за мои сборники я получал 70 копеек за строку... Словом, никогда не жил за счет литературы.

— Кто же такой профессиональный литератор?

— Тот, кто всю жизнь работал, писал... Но вообще в понятие литератора, поэта я включаю очень много. Грош цена была бы мне как поэту, если бы я только писал стихи. Поэт — это что–то большее, чем писание стихов... Это и то, что я делаю для города, для Пушкина, Шагала, Короткевича, Маяковского, Быкова... Они все — со мной. Я все время — с ними... Поэтому какой разговор о провинции? Я — не провинциальный литератор.

А нужно просто заниматься делом,

За правду коль придется — лечь костьми

На этом свете, не таком уж белом,

И не таком уж черном, черт возьми.

— Кстати, о стихах... У вас вышла необыкновенная книжка — книга одного стихотворения...

— Да, это стихотворение «Имею честь принадлежать к тому гонимому народу», которое я написал в 1990 году. Оно издано в переводе на белорусский, идиш, немецкий, английский, французский и иврит. Мне лестно, что его называют гимном еврейского народа. Меня, естественно, очень волнует еврейская тема. Тема Холокоста. А свой сборник «Ашкелонский дневник» я начинаю со стихотворения: «Лет ушедших зыбкий сон мне ночами видится: улетаю в Ашкелон с думою о Витебске. В стороне любой Витебск мой со мной».

* * *

В моих стихах все отразилось вроде:

и горести, и радости мои.

Но я живу в земном круговороте,

и ген любви журчит в моей крови.

Он русский, белорусский и еврейский,

он ничего не требует взамен.

И кто сказал, что разделить мне не с кем

мою любовь, мой ненасытный ген?

В июньский зной и при морозе лютом,

цветет ли сад, шуршит ли снегопад —

его я отдаю земле и людям,

и мне не надо никаких наград.

Автор публикации: Людмила РУБЛЕВСКАЯ

Фото: БЕЛТА

Дата публикации: 23.06.2012

http://archivsf.narod.ru/1932/david_siman...