облако тэгов
Беда с политизированной фантастикой. Не с политической, здесь-то вполне возможно появление настоящих шедевров, вроде «1984» Д. Оруэлла или «Семи дней в мае» Ф. Нибела и Ч. Бэйли. Нет, проблема с литературой, где в качестве главной сюжетной посылки лежит не политическое, а вполне фантастическое или мистическое предположение, но автор, вместо того, чтобы спокойно развивать этот посыл, для чего-то набивает текст якобы актуальными высказываниями на «злобу дня» и сиюминутными подробностями.
Обычно это приводит к тому, что уже через пару лет читать такую книгу без обстоятельного комментария невозможно. А поскольку никто такой комментарий составлять не будет, то текст становится невозможно читать. В принципе.
Вот именно такая «история с заполитизированностью» и произошла с повестью «Средняя Эдда». В основе ее сюжета лежит старая и избитая концепция скрытого влияния на сознание людей при помощи вроде бы безобидных штуковин. Делают в НФ это обычно рептилоиды, масоны, недобитые нацисты, правящий режим, агентура ЦРУ (нужное подчеркнуть) для одним их понятных (часто – очень тупых) и таинственных целей. И результатом этих игр, конечно же, становится конец света, ибо «он близок». Идея, мягко говоря, не новая, а, будучи закрученной в «словесную обертку» из стремительно протухающей «политоты», еще и вызывающая раздражение.
Еще одной бедой «Средней Эдды» оказывается стиль автора. Не понимаю, как это у Д. Захарова получается, однако постоянно возникает впечатление, что его текст написан бешеной скороговоркой и будто задыхается от собственного темпа. Это, кончено, тоже в какой-то степени «мастерство», но только читать от этого книгу становится просто мучительно.
Крайне неудачное произведение – и по замыслу, и по исполнению.
Я собиралась отделаться фразой, мол, я уже достаточно написала про «Среднюю Эдду», скажу только, что…, но сейчас мне кажется, что будет уместнее все-таки привести что именно я про нее писала – см. колонку в «Новом мире» № 2, 2000. Потому, кто читал колонку, не читайте дальше. А кто не читал, конечно, читайте. Вот это фрагмент.
«Среднюю Эдду» Дмитрия Захарова, пожалуй, что уже можно назвать и нашумевшей. Автор, начинавший с текстов, где реальность возгонялась до степени притчи (тот же «Репродуктор») здесь показал себя, несмотря на фантдопущение, жестким реалистом. Уже хотя бы потому, что действие происходит здесь в послелужковской Москве. Лужкова герои называют Лужковым, ныне действующих политиков по понятным причинам предпочитают – вернее, автор предпочитает – не называть вообще. Хотя политические расклады и вся сопутствующая им подковерная борьба описаны с убедительностью, поневоле заставляющей задуматься об информированности автора – или о его проницательности. Чего только стоит эпизод с публичным слушанием на предмет постройки рокады в Новой Москве, которая должна дать политический капитал пропихиваемому в Думу полуживому старцу – слушанием с подставными слушателями: наемной бригадой с расписанными заранее ролями (студенты, рабочие, два военных, два скандалиста, и даже «падающая тетка», в нужные минуты хлопающаяся в обморок и тем переключающая на себя внимание собравшихся). При всех сюрреализме, сарказме, сатире и прочая на букву «с», эпизод этот воспринимается как вполне достоверный. А то мы не видели такого или по крайней мере не слышали о таком. Ситуация, когда спектакль, фальшивка, подмена реальности оказывается самой реальностью, поскольку эту реальность формирует и моделирует для нас не новость; фантасты гоняют ее в хвост и в гриву давным-давно (стоит вспомнить оптимистическую «Двойную звезду» Роберта Хайнлайна), но для нас-то с вами ничего фантастического в ней нет.
Фантастическое тут в другом – недаром кто-то из рецензентов стыдливо назвал декорации романа «альтернативной Россией». Ну ладно, пусть альтернативной.
Итак, есть некий НИИ «Центр исследования легитимности политического процесса» — в просторечии «Конюшня», на деле занимающийся формированием общественного мнения по заказу всяких там аффилированных с властью лиц или групп лиц, причем делающих это не то, чтобы с особым цинизмом, а как бы уже безоценочно – надо так надо. Иногда вполне по-оруэлловски, в духе его министерства Правды; скажем, чтобы скомпрометировать нужного человека, верстается статья с компроматом на него (или как бы с разоблачением компромата на него) как бы десятилетней давности в каком-то хилом районном издании, а потом путем кросс-цитирований и прикормленных блогеров выводится в топ Яндекса – в политической журналистике такой метод называется методом гнилой селедки, известный прием. То ли он украл, то ли у него украли. То ли и правда в детстве щенкам головы резал, то ли врут, но душок остается.
Так вот параллельно с обустройством слушаний по поводу рокады и еще двумя-тремя заказами, «Конюшня» пытается установить личность некоего Хиропрактика, «русского Бэнкси», украшающего незаконными фигурными композициями стены московских построек. Что характерно, высокие особы, изображенные на этих муралах, вскоре имеют обыкновение погибать загадочной смертью от всяких, вроде бы естественных, причин. К тому же муралы украшаются чем-то вроде часов судного дня – и стрелка постепенно подползает к двенадцати. К Рагнареку.
Тут мы сразу сталкиваемся с несколькими, на первый взгляд, парадоксальными явлениями. Во-первых все, работающие в «Конюшне» — вплоть до высокого начальства – диссиденты. Главный герой, тезка автора – Дмитрий – бывший красноярский журналист, выгнанный отовсюду с волчьим билетом за участие в протесте против хищнической эксплуатации городской среды, против комбинатов, загрязняющих небо и землю (понятие «режим черного неба» применительно к Красноярску, кстати, автором не выдумано), и в конце концов осевший в столице и прибившийся к властным структурам, потому что нигде больше не берут, а тут взяли. Теперь он — Дима Борисов, эксперт «Конюшни» по борьбе с современным искусством, по стенам кабинета у которого висят плакаты «запрещенной в России организации» Культурное сопротивление (кажется, выдуманной автором), за которые «и срок можно схлопотать». Его коллега Саша Овечкин – бывший активист из сибирских сепаров, теперь «пишет на них аналитички». Начальник их, пушкинский тезка Александр Сергеевич, АС, ас (не который асс, а который из войны асов и ванов), презирающий своих заказчиков, каждый раз уводит их от края пропасти, предлагая несколько скорректировать решения для их лучшего освещения – ну, например, не применять на двадцатиградусном морозе водометы для разгона демонстрантов.
Кстати, если примеривать на героев маски «Старшей Эдды», то Дмитрий, вероятно, Локи, жена его Настя – великанша-мстительница (она же, как мы потом увидим, Норна), дочь их Ольга (Хельга), и есть Хёль, владыка подземного царства — недаром она раскрасила себе как-то рожицу в красно-синие половинки. И хотя ни волка-Фенрира, ни мирового змея Ермунганда в детях у них не водится, соответствующие татуировки у Насти имеются и выпущенный ею на волю метафизический Фенрир в конце концов пожрет Луну и Солнце (спойлер! спойлер!). Так вот, двурушник Локи, он же наш герой Дмитрий, этот засланец в штаб врага, задается вопросом – а что бы было со Штирлицем, победи (невозможная, невероятная ситуация, но вот такой он циник, этот Локи) фашисты:
«Застрелил бы Гиммлера на совещании? Стал бы в свободное от работы время пускать поезда под откос? Сделал бы вид, что он в самом деле Макс Отто фон Штирлиц и продолжил бы карьеру в Рейхсканцелярии? Или свихнулся и слал депеши в несуществующий центр?
Мне почему-то кажется, что он все так же ходил бы на работу, давал ценные советы Шелленбергу и получал усиленный офицерский паек. Это такая кожа, которую не сбросишь, как ни извивайся. И дело даже не в том, что это самый выгодный сценарий, и что-то внутри тебя постоянно подсказывает: здесь дальше не надо, остановись; не возражай этому идиоту, это ничего не изменит; спокойнее, время еще не пришло…»
(Мне как-то предпочтительнее думать, что советский разведчик Максим Исаев в этом случае просто застрелился бы из именного пистолета, но кто его знает, Штирлица).
Вот эта вот странная раздвоенность, эта шизофрения и является, по Захарову, самым ярким симптомом нашей новейшей истории; каждый по отдельности неплохой мужик и все понимает… Нет никакого зловещего плана, никакого темного царства, есть совокупный вектор разнонаправленных воль и желаний отдельных людей, есть фейковая реальность, которая становится реальностью настоящей уже потому, что другой реальности у нас для вас нет.
Вопрос, кстати, вполне гамлетовский. Мол, что благородней духом – покоряться, иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством… Гамлет-то предпочел сыграть в Локи, по дядиным правилам, интриговать, закосив под психа и тем самым как бы легитимизировав свое нахождение во враждебном стане. Проблема в том, что поднаторевший в аппаратных играх дядя его переиграл.
Штирлица, напомню, в День Победы, в день торжества жестоко избивает советский солдат-мальчишка, еще бы, такого противного фашиста как не избить («Приказано выжить»). Позже, арестованный сотрудниками МГБ он попадает в советскую тюрьму («Отчаяние») а жену его и сына расстреливают по распоряжению Сталина. Выходит он на свободу только после смерти Берии. То есть, куда ни кинь, всюду клин.
Жена нашего героя предпочитает ополчиться на море смут и погибнуть. Герой – избрать стратегию Штирлица, надеясь, что будет куда вернуться.
Возвращаться, впрочем, всегда некуда.
К тому же у сильных мира сего на загадочного Хиропрактика свои виды – кто-то, уверенный, что Хиропрактика контролируют те, кому надо, хочет попасть в картинку за любые деньги – только чтобы его имя (его лицо) появилось в ряду других, важных, имен (лиц). Важная чиновница, напротив, хочет, чтобы в мурал врисовали ее врага – тем самым по крайней мере подпортив ему нервы. А там, как знать, может и впрямь мистика какая… А если не мистика – если это игра одной из башен против другой, люди умирают от неестественных, но вполне земных причин, а это так – для отвода глаз? Как знать?
К тому же возможны варианты. Скажем, та самая чиновница, желающая прикончить врага, и никак не соглашающаяся пойти навстречу своим же коллегам, прокручивающим одно важное и выгодное для всех дело, кроме как на этом условии, условии «вписки» врага в мурал — уж они-то, кураторы всего креативного, наверняка имеют выход на загадочного художника… А что остается этим самым кураторам, которым край как необходима поддержка этой самой чиновницы? Нанять кого-то из оппозиционных граффитистов и рисовать специально для нее такой же мурал, только как бы слегка поддельный (если граффити может быть поддельным) – чтобы предъявить ей фотографию выполненного заказа? А вообще, кто и зачем на самом деле рисует эти граффити? В какую игру на самом деле играют асы и ваны? Ну ладно, Локи, но ведь есть еще, как под конец выяснится, и Один.
Как результат, реальность двоится, троится, личность художника размывается, а тут еще загадочные «цензоры», энтузиасты, борющиеся с настенной живописью, не без благосклонного поощрения сверху. И противостояние башен. И, да, волшебная сила искусства (с) в конце концов. И все это подталкивает, подталкивает судьбы мира к Рагнареку… По крайней мере в одной, отдельно взятой стране. Иными словами, перед нами «даже не <…> сбой в матрице, а <…> более глубокий надлом реальности: черная дыра в фейковой вселенной внутри ее же декорации».
Ну и уже в завершение и вне цитации добавлю, что запечатывать роман рагнареком – наверное не самое удачное решение, с другой стороны – а как еще-то выкрутиться?
Ирина Епифанова:
Почитав характеристики, данные книге Галиной Юзефович и Шамилем Идиатуллиным на обложке, ознакомившись с сугубо положительными отзывами читателей на «Лабиринте», я подумала, что, наверное, я в данном случае не очень с критиками и не очень с народом. Или я просто не фанат политической фантастики.
Пожалуй, для меня фантастика — это скорее что-то прогностическое-футуристическое. А со злободневно-политическим произведением не очень понятно, в чём цимес описывать стремительно устаревающие реалии. Устаревающие уже фактически в момент написания.
В итоге роман, который все совсем недавно хвалили за современность и актуальность, уже сейчас кажется архаикой. Особой новизны идей я здесь тоже не усмотрела, всё это уже где-то было. Древние боги среди нас — было сто раз, большой привет Гейману. Смертоносное граффити — например, в рассказе Олега Кожина «Граффити», выходившем в сборнике «Тёмная сторона Сети» в 2015 году. Некие Они, которые, оставаясь в тени, вершат судьбами простых обывателей — об этом произведений и вовсе без счёта.
Что касается персонажей — вся работающая на Олдина массовка совершенно безликая. Слава, Саша, Георгий и даже главный герой Дима — с трудом отличимы друг от друга, хотя, возможно, это так и задумывалось, ведь, с другой стороны, боссы — Олдин, Надир — куда более яркие…
И всё же при всех сомнениях я ставлю высокую оценку — за короткую и не слишком правдоподобную, но очень красивую историю Димы и Насти.
Екатерина Писарева:
Произведение Дмитрия Захарова «Средняя Эдда» вышло в «Редакции Елены Шубиной» в серии «актуальный роман» и, действительно, может по праву таковым называться. В центре событий – история появления таинственного художника Хиропрактика, эдакого русского Бэнкси, рисующего цикл из 12 граффити с политическим подтекстом. По иронии судьбы, художник оказывается провидцем – и кто-то из персонажей граффити (в основном государственные чиновники) погибает.
Конечно, Захаров прекрасно понимает, с каким материалом работает и потому выкручивает резкость до максимума. Это не просто политический детектив, но еще и злая, безжалостная и неглупая социальная сатира, фантастическая антиутопия. Есть две основные опасности: первая – это слишком сильная привязка ко времени и явная недолговечность текста (коррупционные механизмы и политические интриги наверняка останутся, а вот кто вспомнит, например, Монеточку или «За стеклом» лет через десять?), а вторая – это (местами) искусственные диалоги и странные формулировки. Но заметить это можно только если вчитываться в текст – автор такого шанса читателю практически не оставляет. Он наращивает темп, словно гонит к финалу, торопится завершить, дорассказать свою историю.
Что интересно, Дмитрий писал текст до прошлогодних протестов, истории с Голуновым и маршем матерей (дело «Нового величия») – а вышел роман практически в одно время с ними. Я не буду говорить о провидческом даре автора, но хорошая литература если не предсказывает реальность, то, как минимум, ее вовремя зеркалит.
Евгений Лесин:
Много московских названий. За сюжетом следить я поначалу был совершенно не в силах. Автор пишет про наше уже недавнее прошлое: «Арчи доехал до «Динамо» и долго стоял у выхода: курил и разглядывал заборы строек века. Контур «Арены» уже четкий, может, на этот раз даже и доделают, а не только деньги попилят.
Он жил тут – ближе к «Аэропорту», правда, – лет десять назад. И всё с тех пор осталось на своих местах: та же тромбозная вена Ленинградки, готовая вот-вот лопнуть, те же буквы ВТБ на заборах, народ похожий…»
Доделали гадость эту.
Только не туда совсем персонаж смотрит, конечно. Там рядом – Дом На Ногах и Ажурный Дом. А он какие-то глупости разглядывает.
Если не обращать внимания на рекламу ВТБ, то понимаешь, что сюжет, конечно, есть.
Не Пелевин. Но и ненамного хуже. Это не комплимент.
БАЛОНЧИК ВУДУ
Не работет ларёк
Потому что Рагнарёк
Это прекрасная книга хорошего автора, и она безусловно достойна какой-нибудь премии. Например, даже какой-нибудь премии Кандинского (почему бы её не дать за роман).
В чём там дело? Боязнь спойлеров я отметаю: мы же читаем «Всю королевскую рать» не для того, чтобы узнать, выберут ли центрального персонажа в сенат США. И перечитываем его не поэтому. В Москве появляется свой Бэнкси. Но это не какой-нибудь Zoom со «Стрит-арт без вандализма». Тут, натурально, правящий режим становится кровавым, причём залитым собственной кровью. После каждой работы прерывается жизнь кого-то в высших эшелонах власти. По внутренней логике серийного маньяка-графитчика должно быть нарисовано двенадцать картинок, и последняя… Ну сами понимаете, вот в конце романа длинный кортеж из чёрных лаковых внезапно машин останавливается и все гадают: что случилось?
Чем это всё ценно для «обычного читателя»? Тем, что «обычному читателю» чрезвычайно интересно, как там всё устроено в Кремле. Но сколько бы посвящённые в тайны журналисты и политологи не рассказывали ему о борьбе одной кремлёвской башни с другой, о раскладе сил под ковром, ни разу никто ничего не угадал, ничего не предсказал, а история пишется по мемуарам.
Зачем «обычному читателю» всё это знать — вопрос другой, но прикосновение к тайнам управления всегда его будоражит. А тут оно дано в мистически-художественной форме.
Но проблема как раз в художественности. Тут работает удивительный закон бытия: чем более текст актуален, тем менее он художественен. Это тонкое, чрезвычайно летучее вещество литературы норовит мгновенно распасться при росте актуальности.
Трудности добавляет и чрезвычайное обилие персонажей разного толка. Чиновники, генералы, хозяева телевидения, политтехнологи, журналисты, потерявшие совесть и журналисты, потерявшие совесть частично, росгвардейцы, хипстеры (извините), активисты, сотрудники спецслужб, обыватели — все бегают взад-вперёд и что-то бормочут нестройным хором.
По сути, конструкция проста. Это рассказ Евгения Пермяка о волшебных красках (правда, у Пермяка мальчик сперва нарисовал ими множество хоть и оживших, но нелепых и не нужных прогрессивному человечеству вещей, а потом стал учиться, превратился в честного художника и порадовал людей, строящих социализм, нормальными высокохудожественными картинами).
Так же поступил и известный фрейдистский герой с карандашом вместо носа, которого придумал Юрий Дружков. Существо с волшебным карандашом вместо носа сперва плодит Смертельные Эскимо, вызывает к жизни из рисованного небытия негодяев, но потом с другом Самоделкиным организует школу и начинает служить на ниве народного просвещения. Не важно, чем дело кончится, важен механизм необычайного — малое движение волшебного носа (опять извините) меняет реальность. На этом построены и ожидания от куклы вуду: небольшая конструкция, крохотная иголка, но большие (и чаемые) изменения в реальности неприятных нам людей.
Обычный человек, иногда превращающийся в «обычного читателя», вполне верит в маоистские лозунги короткого напряжения и долгих лет будущей хорошей жизни. Это как легендарные евреи, что хотели с помощью Пульса-де-Нура истребить Гитлера. Обыватель, которому страшно самому бороться со злом, надеется на супергероя. А кто современный супергерой, как не анонимный граффитчик. Он скрыт, имя его неизвестно (хотя догадки строят все), при этом его действия чрезвычайно эффективны — правительства меняются, а Бэнкси остаётся. Художественные высказывания превращаются в долгоживущие метафоры.
Но это конструкция сюжета, а потребительская ценность «Средней Эдды» как раз в описании политического мира, потому что читатель им интересуется. И точка зрения Штирлица в тот гипотетический момент, когда СССР пал (о чём часто говорит автор и в тексте и в интервью), самая распространённая для описания политики. «Хороший человек на службе у победившего зла (недобра)» — это, собственно, главный герой романа «Вся королевская рать», да их много, таких романов.
И да, тут повсеместный «пелевин» с его абсурдными объяснениями политической реальности и реальностью, превратившейся в абсурд. Но один Пелевин уже есть, и, гарцуя на своей лошади, кричит, что Боливар не снесёт двоих. Но я вовсе не пеняю автору примером Роберта Пенна Уоррена, а просто пытаюсь понять жизнеспособность такого метода описания действительности.
Но вот что мне кажется — у этой литературы есть свои, вполне новые горизонты. Бог с ней, с запутанностью, именно эта конструкция имеет будущее — абсолютная актуальность, и то, что модные политтехнологи называют многозначительно «повестка». При этом мы знаем, что люди сейчас читать ленятся и кормятся пересказами. А в пересказе (то есть редактуре) таки сюжет звучит всегда лучше.
С чем мы и поздравляем автора.
