Рецензии на фантастические книги

Эдуард Веркин. Кусатель ворон. – М.: Эксмо, 2020.

Ироничный роман с элементами краеведения «Кусатель ворон» рассказывает о приключениях российских и немецких подростков, которых в рамках программы по обмену одарённой молодёжью между Германией и Россией отобрали для совместного путешествия по историческим достопримечательностям Золотого кольца.

Русская девочка Юлия Рокотова из школы детского туберкулёзного санатория (Веркин называет это заведение «батором», кстати «батор» и «баторцы» присутствуют у этого писателя и в известном романе «Мертвец») написала замечательный реферат о немецкой средневековой литературе, восхитивший жену бундесканцлера. За это Юлия получила право вместе с другими баторцами и школьниками из Германии на поощрительную автобусную экскурсионную поездку по Золотому кольцу с параллельным совершением во время оной разнообразных добрых дел: от благотворительных концертов до весёлых стартов. В процессе подготовки к вояжу произошла заурядная для подобных случаев метаморфоза: беззащитных и безответных «санаторцев-инкубаторцев» в составе группы заменили детьми местных чиновников. В результате баторцев осталось всего двое – автор реферата и её однокашник. Теперь эта пара плюс тройка настоящих немцев (девушка Александра с волынкой и два глухонемых парня – Томеш и Кассиус) плюс шестеро разнополых недорослей из семей провинциальной элиты, каждый со своими крупными личными тараканами в голове, оказываются в одном флаконе, простите, автобусе.

Куратор группы Жмуркин, представляющий областной комитет по работе с молодёжью приглашает для освещения этого «крупного международного проекта» друга детства, молодого местного журналиста Виктора Бенгарта из семьи обрусевших немцев. Бенгарт – местный блогер-заноза. «Не давая уснуть унылому болоту» он расчёсывает болячки провинциальной жизни, пишет острые статейки в местную газету и выкладывает в интернет свои «быдлески», так он называет свои сатирические видеозарисовки.

В первой части книги, которая так и называется – «Золотое кольцо», автор неутомимо нагромождает одно весёлое происшествие на другое, так что скучать путешественникам и читателям не придётся. В пути постоянно что-то случается, одновременно идёт болезненная притирка детей друг к другу, дело аж до драк доходит. А тут ещё три удивлённо-ошарашенных юных гостя из Германии, старательно пытающихся адаптироваться к странной российской жизни. Подробности зажигательно-смешного сюжета автору помогает с максимальной иронией изложить тот самый доморощенный блогер Бенгарт. Оправдывая репутацию борца со всяческими недостатками, Виктор, расставляя язвительные тэги и бесстыдно привирая, так неожиданно трактует события, что удержаться от смеха невозможно. Светлая-глупая-юношеская любовь в этом странствии, конечно, тоже присутствует, конкретных слов о ней в книге не очень много, но текст просто наэлектризован предчувствием любви, ведь там, где кучу темпераментных и заводных подростков собрали в одном месте, рождение увлечений, сердечных привязанностей и влюблённостей неизбежно.

Эдуард Веркин. Кусатель ворон. – М.: Эксмо, 2014. (первое издание)

Во второй части романа забавное путешествие прерывается, но приключений меньше не становится. Отклонившись от маршрута, автобус терпит аварию в тумане, а детишки оказываются отрезанными от мира в глухой деревушке Ефимов Ключ. В деревне нет электричества, тинейджеры лишены интернета и мобильной связи. И тут автор добавляет в привычную реальность свою традиционную и непременную ложку чего-то странного, сказочного, мистического… Мир перестаёт подчиняться привычным правилам. Местный абориген, Давид Копанидзе «молодой человек десяти, наверное, годов», то ли – дух места, то ли – местный леший, то ли – добрый убыр, лицо которого не может нарисовать даже одарённый немец-художник Томеш, берёт коллектив путешественников под свою опеку и даже находит для ребят старый дом, пригодный для жилья. А Веркин начинает убедительно и наглядно показывать, как случайно скомпонованная группа эгоистичных и самовлюблённых подростков, деля крышу над головой, переживая и проживая совместно разнообразные невзгоды (включая тушение лесного пожара и поиски родника с живой водой), постепенно становится сплочённым отрядом друзей-единомышленников. По крайней мере, на время становится...

Кстати, по-немецки «Кусатель ворон» – Krajebieter. Фамилию Крайебитер носил немецкий предок блогера Бенгарта, который жил в Восточной Пруссии, на Куршской Косе. Он был большим специалистом в кусании ворон. «Это такая профессия. Голодно было, и местные немцы наловчились ловить ворон. Сначала ловили одну ворону, привязывали ей к лапке веревочку и растягивали рядом сеть. Пойманная ворона приманивала остальных, они опускались, кусатель, сидящий в шалаше, дергал за веревочку и ап – еще десять ворон. К вечеру набиралось штук двести. Ну, и в процессе поимки ворон умерщвляли перекусыванием шеи – быстро и эффективно».

Хорошая книжка, автор называет её сатирической, но если это и сатира, то не злая, а весёлая, озорная. Прочитав «Кусателя ворон», вы узнаете, на чём основывается дружба. Очень рекомендую.

"Кусатель ворон" в Лабиринте: https://www.labirint.ru/books/726476/?p=5...

Эдуард Веркин. Мертвец. – М.: Эксмо, 2019.

Главный герой романа «Мертвец» Никита Слащёв (Леденец), на первый взгляд, не особенно отличается от персонажей такого же возраста из других романов и повестей Эдуарда Веркина, посвящённых непростой жизни подростков. Традиционный протагонист в этих произведениях – обычный мальчишка, житель небольшого провинциального городка. Рядом с ним (наверное, для контраста) обязательно тусуется какая-нибудь необычная, фриковатая, маргинальная личность или сразу несколько таковых. Чудаковатый дядя Гиляй в «Друге-апреле», брат с сестрой не от мира сего в «Звездолёте с перебитым крылом», ненормально гениальный коллекционер Грошев в «ЧЯПе», уродливый Упырь и странный младший брат Никиты, увлечённый похоронным делом, в «Мертвеце». А, может быть, для контраста у Веркина существует как раз протагонист? Чаще всего именно от его лица ведётся повествование, его глазами мы видим происходящее, вместе с ним участвуем в происходящем, и вместе с ним не всегда это происходящее понимаем. Да и отдельно от него – не всегда. Приписанные к пространству детской литературы и, если угодно, «прописанные» в этом пространстве произведения Эдуарда Веркина выламываются из него глубинной многозначностью и традиционной для этого писателя недосказанностью. Взрослые читатели – и те не во все нюансы в вещах Веркина въезжают, что уж о детях говорить …

Главные герои упомянутых мною романов и повестей – хулиганистые, но добрые, соблюдающие неписанные правила кодекса «поселковой чести» мальчишки. А вот Никита Слащёв при более пристальном рассмотрении оказывается совсем не таким. Леденец смертельно обижен на мать, под нажимом которой он вынужден подружиться с нескладным дохляком Денисом, по прозвищу Упырь, недавно появившемся в городке. Отец Слащёва должен ответить за несчастный случай при ремонте электросетей, а отец Дениса – большой начальник, который может отмазать виноватого. Вот и попросили родители Упыря родителей Никиты, чтоб тот взял шефство над их сыном-ботаником в оплату за отмазку. Никите эта навязанная дружба активно не нравится, но настолько жгуче ненавидеть собственную мать, использующую сына, чтобы спасти мужа – явный перегиб со стороны Леденца. Не любит Никита и своего приятеля Илью по кличке Вырвиглаз, постоянно сочиняющего небылицы. Не любит, а время с Вырвиглазом проводит. И для нравящейся ему правильной девочки Кати Родионовой Никита ласковых слов не находит. Что-то не так у Слащёва с любовью, он сам не получает нужного количества любви и отдавать ему нечего.

А вот такая обложка была у первого издания романа "Мертвец" (2013), вышедшего в "ИД Мещерякова" . В книге имеются внутренние иллюстрации, выполненные Екатериной Волжиной.

Есть в романе эпизод, на мой взгляд, максимально обнажающий гнилую сущность Никиты, когда он из-за переполняющей его злости запросто сбрасывает с крыши сарая доску, по которой должен был вернуться из вылазки в спальню девчонок на третьем этаже озабоченный игрой подростковых гормонов Вырвиглаз. Недогадливому Вырвиглазу, вынужденному спускаться по громоотводу, с которого он запросто мог сорваться, и в голову не приходит, что доску предательски сбросил его кореш Слащёв. В этом эпизоде Никита, что называется, «расчехлился». Ведь они с Вырвиглазом как бы друзья и вместе отправились ночью к «баторкам» – обитательницам детского туберкулёзного санатория. Выходит, нельзя с Леденцом пойти в разведку, а тем более – по девочкам. А ещё Никита всерьёз мечтает убить ненавистного Упыря, и дело до этого почти доходит… Не буду пересказывать содержание, в романе много чего случается: от запусков боевых ракет и поисков загадочного метеорита до попыток подобраться к зловещим «провалам». И не всегда Слащёв в книге «плохой». Например, Леденец ведёт хронику – записывает в тетрадку свои размышления о людях и событиях, делая это достаточно умело, ведь Катя Родионова как-то сказала, что хочет выйти замуж за писателя. Но мертвец в этой книге вовсе не помешанный на организации похорон животных брат Никиты, не бестолковый врунишка Вырвиглаз, не мерзкий дохляк Упырь (кстати, на самом деле Денис – умный, начитанный, музыкальный парень, даже гитарой владеет, внешность у него, правда, малость подкачала). Мертвец – сам Никита, видящий в своих друзьях лишь букет недостатков и презирающий всех подряд. Даже прозвище Леденец, которое Никите дали, отталкиваясь от фамилии Слащёв, говорит не о том, что он «сладкий», а о том, что он – ледяной. И дай ему Бог удачно пройти тяжёлый период взросления и преодолеть прочно укоренившуюся в нём злость и нелюбовь. Дай ему Бог ожить…

P.S.

Кстати, и в переизданном «Мертвеце» есть неточности и ляпы. Например, на с. 181 нового издания (в старом -то же самое, но точную страницу найдите сами) уже забравшийся на чердак герой уже оттуда снова «быстренько сбегал на чердак». Вот и в достопамятном романе Веркина «Остров Сахалин» явно не все нестыковки обязательно являются хитрыми авторскими задумками, есть там заурядные ошибки.

Книга "Мертвец" в интернет-магазине «Лабиринт»: https://www.labirint.ru/books/713722/?p=5...

сабж

Кто искал в современной русской литературе что-то захватывающее и при этом серьезное, и фантастическое, и нешаблонное — тот нашел.

Вначале я думала, что "Остров Сахалин" Веркина — это такая сомнительная пародия на Чехова в мрачной постапокалиптике. Потом — что это такая переделка "Гордость и предубеждение и зомби", только вместо Остин опять же Чехов. Потом — что это роуд-трип в духе "Дороги". А в конце готова признать, что это прекрасный роман, который гораздо больше всех своих составных частей, и я не знаю, на какую полку расхожих сюжетов и приемов его можно сунуть — ни на какую, как и всю хорошую литературу.

Я искренне рада, что у нас пишут такие книги. Для этого нужно обладать и определеной решимостью, и определенной наивностью. Чтобы совместить Чехова и зомби, к примеру (а пресловутое "мобильное бешенство", или МОБ — не что иное, собственно), и при этом умудриться не скатиться в тотальный комизм (для меня лично тема зомби означает комизм автоматически). А, напротив, так медленно нагнетать напряжение, что вначале, когда расписываются всякие тюремные ужасы, читатель еще не верит и не пугается, а к концу, когда всякой жуткой физиологии становится поменьше, начинает впечатляться каждым поворотом все сильнее и сильнее.

Или, скажем, чтобы взять за основу мир после ядерного апокалипсиса — это тоже сам по себе такой расхожий штамп, что куда уж повторять его в очередной раз. Но Веркин делает это очень аккуратно и очень удачно — апокалипсис произошел, но не вчера и не везде. Япония сохранилась в качестве единственного анклава цивилизации, а остров Сахалин оказался своеобразным барьером между Японией и остальным потонувшем в хаосе, плохой экологии и мобильном бешенстве миром. И тут как раз вступает черед Чехова с его педантичными и несколько сатирическими характеристиками местных исправительных учреждений.

Мне интересно, как к Веркину приходила идея построения его мира и героев. Хочется думать, что это было так же постепенно, как идет моя реконструирующая мысль сейчас: если анклав цивилизации, то Япония, сама суть острова + высокого технологического потенциала это предполагает. Если Япония, у нее должна быть какая-то "барьерная зона", на которой зерна отделяются от плевел, образно говоря — и это Сахалин и там должны быть зоны для беженцев и ссылка для тех, кто не вписался в новый мир. На материке жизни нет, в самой Японии все уже более ли менее стабильно, так что если что и происходит, то на Сахалине. Ну а если Сахалин — то Чехов, вот пасьянс и сошелся.

Мир Веркина поражает не то чтобы проработанностью даже (мне сложно сказать, сколько взято у Чехова, надо его наконец прочитать нормально), а какой-то полной логической обоснованностью. И да, это нам японцы, корейцы и китайцы кажутся все одинаковыми (извините) — я знаю, что для них самих разница колоссальная, а все европейцы им тоже кажутся одинаковыми (и это отлично проявляется в романе, кстати, в мелких деталях вроде "белого негра"). И логично, что на Сахалине выделяют социальные группы не только по признаку криминального прошлого, но и по национальному.

Такой же логичной кажется и профессия нашей героини, которая прибывает на Сахалин с научно-исследовательской целью; кем быть после апокалипсиса, как не футурологом, действительно — вопрос не о том, каково будет будущее, а будет ли оно вообще, становится как никогда актуален. Героиня планирует посещение тюрем, потому что по версии ее профессора, Сахалин — это место предела, место, в котором все начинается и которое на все влияет, там лучше, чем где-либо, видны изменения. Мы не видим научных результатов, а посещения карательных учреждений описываются хоть и тщательно и детально, но в этой тщательности есть что-то от Чеховской усмешки, есть что-то от Гончаровской этнографии, и мы понимаем, что это все для отвода глаз. Хотя и так достаточно ужасно, но именно что достаточно.

А потом совершенно естественным, но малопредсказуемым, как и все совершенно естественные вещи, образом это хрупкое равновесие ужасности рушится — и героиня со своим проводником оказывается в водовороте хаоса, из которого им предстоит долго и мучительно выбираться. Приключение? Да, строго говоря, приключение, хотя все заплатили за него слишком дорого.

Удивительно, что дело глобально не в том, выбрались они или нет, хотя даже такие мелкие с исторической т.зр. причины влекут широкие последствия, которые мы увидим в самом конце романа. Удивительно, как постепенно проясняется, о чем, собственно, роман — роман о надежде, что как нельзя лучше применимо и к постапокалипсису, и к каторге, и к их сочетанию.