В феврале 1956 года в журнале «Огонёк», а через год в книге «Мечте навстречу» появилась статья советского писателя – популяризатора науки Бориса Ляпунова «Мы – на Марсе», в которой автор предсказывал высадку на Марс советских космонавтов в 1995 году. Мы с небольшими сокращениями приводим этот рассказ.

«1995 год. Цель путешествия — Марс.

Корабль «Марс-один» — техническое чудо последней четверти нашего века. Двигатель, оборудование, условия жизни — всё приспособлено к длительному путешествию с высадкой на планете. Уже побывали в окрестностях Марса ракеты-автоматы — разведчики без людей — да радиоволны, посланные локаторами. Пора и людям своими глазами увидеть то, что оставалось во многом областью догадок.

«…Алло, Земля! Говорит «Марс-один». Цель близка. Мы хорошо видим поверхность Марса, сравниваем с картами и снимками, намечаем место посадки. Сейчас лето, сильно уменьшилась снеговая шапка полюса, а сеть каналов (тех самых каналов, которые давно служили яблоком раздора среди астрономов) набухла, словно вены на перетянутой руке. Подробности, однако, всё еще трудно рассмотреть. У полюса сквозь белый слой просвечивает что-то красноватое. Над ним плавают облака. На суше — она также красноватого цвета — заметны отдельные голубоватые места. По временам вся картина словно заволакивается мутной дымкой, видимо, это туманы или легкая облачность. Заметили несколько снежных островков среди красноватой пустыни полярных областей. Впрочем, они скоро исчезли. Продолжаем наблюдать. Пилот и штурман готовятся к спуску. Начинаем торможение.

Предполагаем сесть в северном полушарии, в местности, по-видимому, представляющей ровную площадку».

Не случаен интерес к этой загадочной планете. Уже давно ученые знали, что на ней есть атмосфера, правда, гораздо более разреженная, чем наша. Облака, туманы, полярные снеговые шапки, тающие весной, затуманенные края у диска, чего никогда не замечали на лишенной воздуха Луне, — все это говорило об одном: атмосфера существует. Знали и то, что хоть Марс беден влагой, но она все же там есть, а значит, есть и условия для жизни. Но какой?

Наверное, пятна, по временам меняющие окраску, — это растения. Они приспособились к суровому марсианскому климату и запасают воду, подобно верблюду в пустыне. Их голубой, а не зеленый, как у нас, цвет — это защитная окраска, потому что ультрафиолетовые солнечные лучи свободно проникают сквозь неплотную воздушную оболочку. На Земле нет таких высоких гор, которые могли бы «потягаться» с марсианскими равнинами, где воздух сильно разрежен. Днём довольно тепло, ночью же очень холодно. Марс получает от Солнца гораздо меньше света и тепла, чем наша Земля. Нелегко жить на этой холодной, бедной водой и воздухом планете! Вдобавок марсианская атмосфера, вероятно, бедна и кислородом.

И всё же растительность должна быть на Марсе. Многое говорит за это. И главное — многообразие форм жизни, приспособляемость к самым различным, крайне тяжёлым условиям, какие бывают в природе. За долгие века растения научились переносить холод в морозные марсианские ночи, экономить драгоценную влагу, приспосабливаться к ультрафиолетовому излучению и обходиться тем малым количеством света и тепла, которое доносят туда скупые солнечные лучи. Астроботаники смогли даже сказать, как, по их мнению, могут выглядеть такие удивительные растения: низкорослые, голубоватого цвета, несколько напоминающие мхи или лишайники, обитающие на склонах наших гор.

Растения не единственная загадка красноватой планеты. Очень давно итальянский астроном Скиапарелли сделал поразительное открытие. Он увидел в телескоп на поверхности Марса сетку правильных тонких линий, названных им каналами. Всего до сих пор удалось обнаружить свыше тысячи каналов. При этом они не остаются всегда одинаковыми во все времена года. Весна. Тают полярные льды, и сеть темнеет, линии ее становятся более заметными, а потом снова почти исчезают. Весенние воды утоляют жажду пустынь.

Что же такое каналы? Дело рук разумных существ или просто игра природы?

«Алло, Земля! Говорит «Марс-один». Начинаем спуск. Продолжая облетать планету, мы опускаемся на песчаное плато. В южном полушарии сейчас бушует пыльная буря, большое желтоватое облако быстро движется по поверхности, направляясь на юго-запад. Атмосфера вблизи южной полярной шапки помутнела».

Марсианское небо не такое, как на Земле. Оно не голубое, а темно-синее, почти фиолетовое, и Солнце с Марса кажется более тусклым.

Для жителей Марса, если бы они существовали, открылась поразительная картина: вдруг на небе появляется новое, необычное небесное тело. Быстро движется среди звезд что-то похожее на комету, с таким же длинным шлейфом-хвостом и исчезает за горизонтом. Звуки плохо разносятся в разреженной атмосфере. Но столь мощный гул слышен и здесь. На песчаную площадку, поднимая вихри пыли, опускается крылатый снаряд, борется с притяжением планеты, постепенно теряя скорость. Последние секунды полета… Остроносая сигара стоит на выдвинутых из корпуса стальных ногах.

Успокаивается песчаная буря, вызванная прибытием корабля. Снова Солнце сияет в безоблачном небе.

Тот же однообразный пейзаж — уходящие вдаль красноватые пески. Но появилось новое, невиданное раньше. Издалека виден гигантский корабль, отливающий металлическим блеском. Он кажется безжизненным: закрыты иллюминаторы, задраены люки, ничто не выдает присутствия живого. Идет время. Уже высоко в небе поднялось Солнце. Наконец корабль прозревает, открывает иллюминаторы-глаза. Открывается и дверца. Существо, похожее на водолаза с прозрачным шлемом на голове, спускается вниз и ступает на почву Марса.

«Алло, Земля! Говорит «Марс-один». Мы на Марсе. Иллюминаторы открыты, и через них во все стороны видна слегка холмистая песчаная пустыня — до самого конца, куда достигает глаз. Наша первая задача — ориентироваться и исследовать состав атмосферы. Командир корабля решает выйти наружу. Буду радировать каждый час».

И вот первые впечатления путешественников:

Давление у поверхности Марса соответствует восемнадцати километрам земной высоты. Одной кислородной маской, как мы думали, не обойдемся. Приходится надевать скафандры. Вслед за командиром все побывали на месте нашей посадки. На Марсе легче, чем на Земле, в буквальном смысле слова, ибо притяжение меньше в два с половиной раза. На Марсе погода несравненно ровнее, чем на Земле: почти всегда ясно, хотя изредка, правда, бывают и песчаные бури, и дожди, и облака. Когда заходит Солнце, наступают сильные холода. Ночью, на рассвете, термометр отметил минус пятьдесят градусов. Звездное небо очень красиво, и особенно замечательна одна яркая двойная звезда, на которую мы с волнением смотрим,- это Земля с Луной.

Ровная песчаная пустыня тянется до самого горизонта. Кое-где прижались к невысоким барханам низкорослые кустики растений. Они непривычны для нашего глаза. Зелень, зелёный ковер, покрывает сушу нашей планеты. Этот цвет преобладает всюду, где есть растения. А здесь, при солнечном свете, растения голубые. Похожую картину у нас можно встретить лишь высоко в горах, на юге страны.

Но сейчас ночь, и на черном бархатном занавесе неба восходят маленькие луны. Их две — два спутника у этой планеты, которую за её красноватый цвет назвали в честь бога войны Марсом. Марсианские луны получили имена Фобос и Деймос, что значит «страх» и «ужас». Но страшного и ужасного в них нет ничего.

Фобос и Деймос очень невелики: всего несколько километров в диаметре. Луны-крошки! Фобос двигается так быстро, что за одни марсианские сутки дважды восходит и дважды заходит, обгоняя Марс в его движении вокруг оси. Потому и кажется, что он движется не с востока на запад, а наоборот!

Необычен здесь солнечный восход. Рано утром туман покрывает все вокруг. Из-за этого восходящее Солнце становится красным, как это иногда бывает и на Земле. Появляется первый луч, и туман редеет, наступает прохладный ясный день. Почва успевает нагреться, а за ночь снова отдает тепло. Климат, как в нашей тундре, если вообразить её среди песков.

Определили свое положение и наметили маршрут для исследований. Произвели анализ атмосферы: кислород, углекислый газ, водяные пары. Кислорода примерно одна шестая того, что есть на Земле. Низкое давление, мало кислорода — без скафандра не обойтись. Время наших путешествий поэтому ограничено. После первых пешеходных прогулок близ места посадки ракеты отправимся в далёкий рейс на вездеходе. Ровный рельеф позволит, по-видимому, двигаться быстро. Пока же обследуем местность неподалеку.

Растения! Низкорослые, стелющиеся — чуть было не сказал: по земле, — с листьями, словно подернутыми голубым налётом. Это и ожидали увидеть, но всё же, когда я нагнулся и сорвал ветку, все смотрели на неё, словно на чудо. В самом деле, не чудо ли найти за десятки миллионов километров то, что предсказала наука? Эту ветку решили сохранить для музея межпланетных сообщений. Впоследствии мы находили и других представителей марсианской флоры, но ни один из них не вызвал такого волнения, как первая найденная веточка, словно перенесенная сюда с высокогорных среднеазиатских долин.

У нашего ботаника теперь много работы. Его гербарий непрерывно пополняется новыми образцами. Среди них есть подобные нашим лиственным, теряющим осенью листву, и нашим вечнозеленым, сохраняющим свой наряд и зимой и летом. Во время другой экскурсии мы нашли в пустыне совсем иные растения — розового цвета, похожие отчасти на маки. Вот чем объясняется то, что с Земли видны были какие-то красноватые пятна. Цветы на время покрывали пески. Нам удалось увидеть «цветение» марсианской пустыни. Значит, всё-таки она не так уж безжизненна, как показалось на первый взгляд!

Вездеход готов к продолжительному путешествию. Мы должны добраться до каналов. Берем достаточный запас продовольствия, кислорода, воды. Рубка из прочной прозрачной пластмассы позволяет вести круговой обзор. Атомный двигатель обеспечивает экспрессное продвижение туда и обратно. По радио будем держать связь с кораблем. Проходимость машины дает возможность преодолеть все преграды, которые готовит нам природа Марса. Итак, в дорогу.

Всё те же песчаные гребни, изредка — заросли и больше ничего. Наш биолог мечтает встретить марсианских зайцев или хотя бы черепах. Двигались к северу, постоянно справляясь с радиомаяком: он лучше всякого компаса указывает путь. Наше возбуждение нарастает. Вскоре, как говорит карта, канал. В кабине тихо, никто не хочет нарушить молчание. Обмениваемся односложными репликами. Видимо, цель уже близка. Мы закрываем наглухо шлемы скафандров. А вот и тёмная полоска. Это канал!

Взволнованные, мы вышли из машины и направились к полосе. Штурман опередил всех. Издалека видно было, как он шёл, вернее, бежал и вдруг остановился. Все бросились к нему. Среди кустарников и голубоватой травы мы увидели пересохшее русло реки, но реки, несомненно, созданной не природой! Когда-то, видимо, поток буйных вод заключен был в трубу. От большой артерии отходило множество мелких. Сейчас лишь развалины напоминают о былом величии технического гения марсианских инженеров, сумевших оросить безводные пустыни умирающей планеты.

И теперь по проложенным ими дорогам каждую весну устремляются талые воды полярных шапок. Каналы — линии жизни, по берегам расцветают растения, и это торжество весны видят земные астрономы. Давно уже нет тех, кто воздвиг изумляющие своим грандиозным размахом оросительные сооружения. Вода же сама идет по древним путям, и там, где уцелели отводы, возникают оазисы, голубеют растения, узенькая ниточка канала превращается в широкую, усеянную пятнами зелени дорогу жизни.

Трудно представить, как мы были потрясены увиденным. Правда, вряд ли мы встретим потомков строителей каналов. И всё же Марс был обителью жизни. Значит, впереди новые, интереснейшие открытия.

Горы — вообще редкость на гладком, ровном, покрытом слоем пыли Марсе. Ни морей, ни озер. Многочисленные «моря» на картах — низменности. Мы побывали у истоков каналов, удивляясь искусству марсиан, сумевших долгое время вести упорную борьбу с природой. Нам очень хочется найти и другие следы марсианской культуры, однако пока обнаружить их не удалось. Продолжаем изучение Марса.

«Алло, Земля! Говорит «Марс-один». Погода ухудшается. Всё чаще свирепствуют бури. В последнем рейсе мы нашли… мы нашли…»

Прервалась связь. Земные станции продолжали посылать сигналы, техники дежурили у приёмников. Видимо, что-то случилось на корабле. Оставалось одно — ждать. И ожидание не оказалось напрасным. В намеченный срок ракета появилась у Земли. Вот раскрывается люк, и, как когда-то первые лунные путешественники, пошатываясь, сходили по трапу, так сейчас вышли «марсиане», привезшие с собой разгадки многих секретов планеты, соседнего с нами мира, где также есть жизнь.

+++

Ещё в Блоге Толкователя о советской космической Утопии:

Космос в России становится уделом чудаков

Ленинизм в начале ХХ века был не только «электрификацией» и попыткой вестернизацией общества. Это еще и последнее политическое течение, пропитанное мистикой, на уровне алхимического преобразования не только общества, но и самого человека.

Не случайно идейным отцом советской космонавтики был назначен Константин Циолковский. Всем нам с детства рассказывалось о его технических разработках прорыва в Космос. Но очень редко, и только в кругу тогдашней элиты – от Хрущева до конструкторов и космонавтов – упоминалось об идее космизма Циолковского, на основе которого последние ленинцы собирались строить идеальное общество, фактически «Город Солнца».

***

Правила жизни Константина Циолковского

До 1917 года «основоположник космонавтики» Циолковский считался в академическом мире фантазёром и лжеучёным. Но потом лично Ленин назначил его «великим учёным». В наше время этот титул Циолковского не оспаривается, благо что зять Ельцына и мозг президента Медведева – Валентин Юмашев, является потомком «учёного». Впрочем, сам Циолковский считал себя только «запевалой», а его записки показывают всю чудаковатость «мэтра».

http://ttolk.ru/?p=24061

ЮРИЙ СМОЛИЧ — ПИСАТЕЛЬ, КОТОРЫЙ ВПЕРВЫЕ В УКРАИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ЗАТРОНУЛ СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ БИОЭТИКИ И ЭКСПЕРИМЕНТОВ НАД ЧЕЛОВЕКОМ / ФОТО С САЙТА LOOKATME.RU

Биоэтика сегодня — одна из самых популярных проблемных сфер, пребывающих в фокусе внимания философии, социогуманитарных наук и художественной литературы. И это не удивительно — ведь речь идет о слишком важной проблемной области. В Encyclopedia of Bioethics (т. 1, с. XXI) биоэтика определяется как «систематическое исследование моральных параметров, — включая моральную оценку, решения, поведение, ориентиры и т. п., — достижений биологических и медицинских наук». Объектом биоэтики при этом выступают:

1. Человеческое поведение в биолого-медицинской отрасли и в сфере здравоохранения в плане его соответствия моральным нормам и ценностям.

2. Границы разрешенности медицинских вмешательств в человеческий организм с точки зрения права, в частности вмешательств, связанных с развитием биологических и медицинских наук.

3. Границы использования биологических наук на службе человеку с целью улучшить условия жизни.

4. Создание и интродукция в биосферу трансгенных растений и животных, использование генетически модифицированных пищевых продуктов.

В отечественной философии советского периода эта проблематика в той или иной степени начала осмысливаться достаточно поздно, тогда как художественная литература стала поднимать подобные вопросы значительно раньше. И это не удивительно — ведь литература, несмотря на давление и репрессии, всегда чувствовала себя ощутимо свободнее в сравнении с официальной философией, фактически возведенной к роли «прислужницы идеологии». И что интересно: первая попытка вынести «на публику» те проблемы, которые сегодня считаются проблемами биоэтики, была осуществлена тогда еще молодым писателем Юрием Смоличем буквально сразу же после того, как появился сам термин «биоэтика» (его ввел в 1927 году Фриц Ягр в статье «Биоэтический императив», употребляя как понятие, характеризующее моральные принципы использования биологических объектов в лабораторных опытах). Похоже, в те времена эти проблемы если и не «витали в воздухе», то уже начали выкристаллизовываться на горизонте научного и социального развития, поэтому и были «схвачены» традиционно чувствительной к общественным вопросам литературой. При этом цикл приключенческо-фантастических романов Смолича «Прекрасные катастрофы» (три книги), в котором речь идет об этих вопросах, несет на себе неминуемый отпечаток социологизаторства, однако целый ряд реальных проблем если и не оценен надлежащим образом, то хотя бы очерчен и обозначен. Границы экспериментов над человеком, идея ответственности экспериментатора, способность общества адекватно воспринимать результаты трансформации биологических объектов — вот о чем говорится у Смолича, конечно, с добавлением антуража времени, когда определяющим считался принцип классовой борьбы.

Первый роман этого цикла — «Владения доктора Гальванеску». Фабула его такова: находясь на академических студиях в Германии, украинка Юлия Сахно была откомандирована Берлинской академией в Румынию, чтобы изучить передовой опыт доктора Гальванеску в области сельского хозяйства. По дороге выяснилось, что среди окружающих крестьян имение Гальванеску пользуется дурной славой. Доктор, как впоследствии оказалось, решает не только сельскохозяйственные проблемы, но и проводит преступные эксперименты над людьми. Конечно, советская исследовательница Юлия Сахно с помощью нескольких местных отважных персонажей вступает в борьбу со злым гением-ученым и одерживает победу, хотя и неполную.

В приключенческий сюжет автор вписывает проблемы, касающиеся современной сферы интересов биоэтики. Скажем, вот каких колоссальных успехов в земледелии достигает доктор Гальванеску — но, как выясняется потом, благодаря использованию труда превращенных в биороботов людей: «Это была роскошная и выпестованная страна. Сразу же бросалась в глаза культурная обработка земли и последствия разумного ведения хозяйства. Пшеница качалась густая и высокая, с тяжелым богатым колосом. Ее поля чередовались с настоящими лесами обильной и высокой, как бамбук, кукурузы. На склонах холмов зеленели густые виноградники. Еще дальше — опять плантации, опять поля, виноградники. В зеленой радужной чаще там и тут блестели на солнце небольшие искусственные озерца с высокими сооружениями водокачек. От них во все стороны растекалась вода в причудливом лабиринте рвов для искусственного орошения. За ланами и полями вздымались зеленые рощи, фруктовые сады, силуэты зданий, высокие башни водокачек, и опять везде, как кружево, паутина рвов и каналов, которые превращали эту сожженную солнцем землю в плодородную почву, в богатейшую житницу... Каждая степень земли просто кричала, заявляя о чрезвычайной заботе и старании».

Иными словами, наивысшая научная рациональность и совершенство деятельности по преобразованию живого мира могут быть аморальными, нести зло, — утверждает писатель. И сначала скупыми штрихами, намеками показывает тех биороботов, в которых превращает людей гениальный ученый Гальванеску: «Лакей выполнял все с исключительной ловкостью. Его автоматичные, заученные движения напоминали Сахно движения заводной куклы; отталкивала уродливая, противная внешность. Его красное лицо было словно обожженное и вспухшее. От всего тела веяло каким-то мертвым холодом, и прикосновения его были отвратительны. Даже сквозь перчатки, которых лакей не снимал ни на минуту, чувствовался холод словно закостенелых пальцев». И дальше: «Проходя мимо окна, фигура попала в полосу ясного лунного света, и... непроизвольно Сахно испуганно съежилась... Мимо нее скользило что-то безобразное и непонятное... Человек был даже слишком бел и едва не прозрачен в зеленоватых волнах лунного света. Бесплотный, словно сотканный из густого тумана торс, бесцветная, одутловатая, водянистая рожа со зловещими пятнами черных очков...»

А дальше идут программные монологи доктора Гальванеску, которые очень напоминают установки «мичуринской агробиологии», о которой начнут говорить уже позже, в 1930-х, и идеологию «сталинского плана преобразования природы», который появится через два десятилетия после написания и выхода в свет книги:

«Исправлять природу, управлять ею — это и есть задача человека... Исправив с помощью искусственного орошения недостатки климата, мне удается собирать за год по два урожая: в июне и в октябре... Жидкость, которую вы видите в водосборах, полевых водокачках и этих канавах, не простая вода. Это насыщенный химический раствор... Химия — мать хлебов. Это химия дает мне два урожая за год и увеличивает сбор, против обычного на примитивных крестьянских полях, на каждом урожае в пятьдесят раз...».

Дальше в диалоге персонажей появляется вопрос о цели этой работы:

«— Вы сделаете человечество счастливым. Вы научите его легко выращивать хлеб. Вы дадите ему возможность рационально тратить свой труд. Вы избавите его от излишней работы...

— Для того, чтобы оно имело больше времени для лени и беспутства?

— Разве можно так говорить? Неужели вы не верите в человечество, в прогресс, в культуру?

Доктор Гальванеску неохотно засмеялся.

— Предположим, верю. Так как не могу не верить. Если не в человечество, то в отдельных людей, в их прогресс, культуру. Не могу не верить, так как то, что я сам демонстрирую вам, это и есть прогресс, культура. Однако... это сделал я. Что даст мне за это человечество?»

На первый взгляд, речь идет не больше чем о претензиях эдакого ученого сверхчеловека (такие персонажи не раз появлялись в литературе и до Смолича). Но, кроме того, имеем попытку оценки социального значения новых технологий, пусть ее и произносит негативный персонаж: внезапное освобождение неподготовленных к продвижению культуры людей от необходимости зарабатывать на хлеб тяжелым трудом в результате новых биотехнологий способно иметь следствием развитие «лености и беспутства».

Но проблемы этим не исчерпываются. Границы сдвигов, на которые способная наука, значительно шире: «Уже около ста лет ищут люди формулу вещества, которое заменило бы обычную пищу... Это как раз раствор для орошения грунта под сахарную свеклу. Каждое растение, естественно, требует несколько иной формулы раствора. И этот как раз, по-моему, наиболее близок к тому, который может стать питанием для живого организма. Свиньи, скажем, у которых пищеварительный аппарат и формула крови наиболее близки к человеческим, едят это за милую душу и откорм идет быстрее, чем на кукурузе, отрубях или патоке», — отмечает доктор Гальванеску. И добавляет: «С другой стороны, весь этот метод, может быть, ошибочен. Возможно, это неправильно — искать и приспосабливать пищу для организма, может, надо наоборот — организм животного приспособить к любой пище? То есть упростить человеческий организм, доведя его простоту до простоты если не земли, то, по крайней мере, организма растения...»

Но имеет ли право наука на такие рискованные эксперименты, связанные с насилием над живым и прежде всего — над человеком? Для Гальванеску здесь нет проблемы: «По большей части я насильник. Ничего не поделаешь — именем науки. Для науки можно идти и на преступление».

Иначе говоря, ради прогресса науки возможно отбрасывание не только тех моральных и правовых норм, которые называются общечеловеческими, но и тех, которые существуют в научном сообществе, являются корпоративными: ведь доктор Гальванеску готов превратить в биоробота и свою коллегу Юлию Сахно: «Я сделаю из вас своего слугу, свою горничную, и вы будете старательно выполнять функцию холуя... Вы будете бревном без чувств, без воли и без мыслей... Вы будете живым трупом, мертвой плотью. Фантомом!».

Эти «живые труппы», управляемые с помощью радиоволн, вызывают эстетическое неприятие и отвращение: «Они продвигались неторопливо, однако на удивление четко и равномерно, как солдаты на муштре. Они четко отбивали шаг и вслед за ногой взмахивали руками. Только головы были склоненными и безжизненно качались с каждым движением... Они были прозрачны и безжизненны, с блестящими черепами и в черных непроницаемых очках».

Кульминацией первого романа является широкий монолог доктора Гальванеску, который крайне заостряет реальные проблемы этики научного поиска, целей и перспектив прогресса и направленности преобразующей активности человека, особенно в том, что касается изменения человеческого естества:

«Цивилизация движется вперед гигантской поступью, далеко позади себя оставляя родильные возможности старушки земли. Земля истощается и тратится попусту. Она уже не способна сама родить столько хлеба, сколько требуется плодящемуся ненасытному человечеству. Подземные ископаемые — эта основа машинизации — катастрофически оскудевают: их грабительски расходуют... И ни механизация, ни машинизация здесь не помогут. Надо искать новые способы для удешевления потребительских изделий, нужно найти иной, новый материал для этого, материал, которого было бы на свете до черта, который — и это главное — истратившись, воспроизводился бы быстрее, чем всякие ископаемые, растения и тому подобное сырье. Материал самый дешевый и пригодный для разных производственных процессов... Такой материал есть!.. Человек! Понимаете вы — человек!.. Человеческий организм сам по себе — это совершеннейшая машина. Однако, он, этот организм, имеет некоторые ненужные для производственного процесса функции. Да, да! Человек имеет склонность мыслить и чувствовать... Еще человек хочет есть и есть не в меру много. Ни одна машина не потребляет столько горючего и смазки. Пищеварительный аппарат необходимо реконструировать и усовершенствовать! А сколько бед возникает из-за этих глупых и лишних свойств! Мятежи, беспорядки, революции! Этого не должно быть! Это тянет цивилизацию назад!

И вот, чтобы не остановился прогресс, Гальванеску создает своих биороботов, используя тела живых людей путем полного замещения их крови специальным раствором, который не только поддерживает деятельность организма, но и служит приемником командных радиоимпульсов. В утопическом мире Гальванеску жизненные функции должны быть кардинальным образом разделены: одни двигают прогресс науки и культуры и пользуются всеми благами цивилизации, другие создают основу этих благ. Примечательно при всем этом то, что Юлия Сахно выдвигает в качестве аргумента против логики доктора Гальванеску не вульгарно-марксистские идеологемы, весьма распространенные в те времена, а общечеловеческие ценности: «Я говорю о том, что культура и цивилизация — это не призрак и не фетиш. Какое же имеете вы право отнимать у человека жизнь во имя вашей идеи без его согласия на это? Вы забываете, что свои достижения хотите дать людям же, а не бросить их в безвоздушное пространство. Ненормально, ложно и ненужно развитие техники, если оно не идет на пользу человеку. Человек прежде всего! Жизнь — прежде всего! Культура для человечества. А не человечество для какого-то фетиша».

Заканчивается роман частичным успехом Юлии Сахно: она, при вынужденном содействии известного хирурга Патрари, превращает в биоробота самого Гальванеску по его же методике. Это открывает путь ко второму роману цикла — «Что было потом», — где автор тоже поднимает проблемы биоэтики и этики науки как таковой. Фабула этой книги может быть коротко передана так: вырвавшись из лап доктора Гальванеску, Юлия Сахно возвращается в Украину. Теперь главная ее задача — вернуть к жизни двух своих друзей, которые стали жертвами экспериментов ученого-маньяка. К этому она привлекает лучших медиков Советской Украины, а также самого доктора Гальванеску, превращенного из биоробота обратно в человека.

Этот роман, написанный как раз в год сталинского «великого перелома», существенно упрощает проблемы этики медицины и биологии, следовательно некоторые монологи или внутренние размышления позитивных персонажей напоминают идеи доктора Гальванеску, только «советизированные». Всевластие и всемогущество науки, ее априорное право на любое вмешательство в человеческий организм мотивируются характером советской системы, которая, дескать, служит трудящимся. Вместе с тем «буржуазная наука» объявлена несостоятельной развиваться эффективно. Эти сентенции вложены автором в размышления профессора Трембовского: «Та научная медицина спрятана в буржуазных странах по частным кабинетам и частным клиникам отдельных виртуозов-врачей, которые науку медицины превращают в шаманство и чародейство. Эта научная медицина у нас, в Советской стране, не только широко и бесплатно обслуживает самые широкие массы трудящихся, но и в своих научных исканиях опирается на конкретные потребности этих широких трудящихся масс, на их же творческую инициативу». Как видим, этика науки и медицины рассматривается с сугубо классовых, сказать бы, вульгарно-социологических позиций, не как относительно автономная сфера, что является шагом назад в сравнении с первой книгой. Или, возможно, речь идет об очень хорошо замаскированной авторской иронии, которую не смогли уловить пристальные цензурные структуры и «компетентные органы»? К такому предположению подталкивают некоторые излишне гиперболизированные идеи и монологи героев этой части трилогии. Но как бы то ни было, околонаучные идеологические страсти в свое время Смолич изобразил правдиво. Скажем, доктор Ивановский заявляет: «...Вы забываете, что советская физиология уже положила конец этому антимарксистскому методу — обобщать и переносить на человека опыт, полученный в опытах над животными».

И, наконец, третий роман цикла — «Еще одна прекрасная катастрофа» — существенно отличается от предыдущих. Фабула его такова: выдающийся индийский ученый Нен-Сагор осуществляет эпохальное открытие, которое может привести к революции в медицине и даже к исчезновению медицины как таковой. Однако Британская медицинская академия воспринимает эту идею как бред и исключает Нен-Сагора из своих рядов. Но для отвода глаз в Индию отправляется комиссия в составе трех британских медицинских светил, которая должна провести ревизию сути открытия ученого. По пути к ним присоединяются два советских врача — знакомые читателю из прошлой книги харьковские медики Думбадзе и Коломиец — также заинтересованные открытием профессора Нен-Сагора.

Вульгарный социологизм в этом романе доходит до предела. Автор прямо отождествляет медицинскую и научную этику в западном обществе с буржуазной классовой этикой. Если в первом романе Смолич описывал гениального ученого с ошибочной этикой, то теперь он в стиле фельетона высмеивает и отрицает всю «буржуазную науку» как таковую: «»Великий экспериментатор» — так и звал его Лондон: никто до сих пор забыть не может славный эксперимент сэра Овена Прайса, терапевта, над спиртными напитками. Сэр Овен Прайс после продолжительных эмпирических работ доказал, что в спиртных напитках есть алкоголь и что этот алкоголь в целом плохо действует на человеческий организм».

Этому противостоит социально-медицинская утопия Нен-Сагора, который выступает в романе эдаким «профессором Гальванеску наоборот», экспериментируя, чтобы максимально развить физические и духовные качества рядовых людей. Впрочем, объединяет обоих как стремление к созданию совершенной природной среды, так и не слишком большие сомнения в моральной приемлемости рискованных экспериментов над большими группами людей. В монологах Нен-Сагора о его методе использования солнечного/светового излучения в видимом и невидимом диапазонах, приведена программа перестройки человеческого организма и всей жизни: «...В основе моего метода новой медицины лежит тот первейший принцип, что задача медицины не только в том, чтобы вылечить больного человека, а — это главное — создать для каждого человека такие условия быта и поведения, чтобы человеческий организм не был склонен к любым заболеваниям. В человеческом организме надо воспитать иммунитет ко всем болезням. В этом — основа проблемы воспитания нового человека. Нового поколения, которое не болеет, которое не способно болеть! ...Дело медицинского воспитания я, разумеется, осуществляю над людьми с первого же дня их появления на свет, дело же лечения я осуществляю на первом попавшемся больном, который придет сюда ко мне и потребует лечения. Этот городок Гелиополь фактически и есть моя большая лаборатория, мой профилакторий, где я с помощью целой системы профилактических мероприятий ...провожу воспитание человеческого организма, осуществляю закаливание в человеческом организме широкого, комплексного иммунитета, где я со своими помощниками работаю над созданием нового, абсолютно здорового и неспособного болеть человека...».

В целом трилогия Юрия Смолича поднимает целый ряд проблем этики науки и собственно биоэтики, однако очерчивание этих проблем и вариантов их решения заметно упрощается от первого к последнему роману. Это не удивительно, ведь общесоветские процессы в Советской Украине усиливались борьбой с «буржуазным национализмом». А суть этих процессов составлял переход от НЭПа к «развернутому построению социализма», собственно, к широкомасштабной подготовке к той войне, рациональное использование в которой трупов павших воинов воспел второй роман цикла «Прекрасные катастрофы».

Сергей ГРАБОВСКИЙ

http://www.day.kiev.ua/ru/article/istoriy...

http://ru.calameo.com/read/004213215f79f1...

Юрій Корнійович СМОЛИЧ, чи не останній із залишившихся жити творців Розстріляного Відродження.

http://irbis-nbuv.gov.ua/cgi-bin/irbis_im...

Авторські книги:

Смолич Ю. К. — Кінець міста за базаром (оповідання). Х. ДВУ. 1924

СМОЛИЧ Ю. К. Останній Ейджевуд: Роман. — Харків: Книгоспілка, 1926. — 204 [4] с.

СМОЛИЧ Ю. К. Півтори людини. — Харків: Книгоспілка, 1927. — 104 с.

Смолич Ю.К. — Неділі й понеділки. (оповідання). Х. ДВУ. 1927

СМОЛИЧ Ю. К. Фальшива Мельпомена: Піші аргонавти. — Харків: Книгоспілка, 1928. — 186 с. худ. В. Кричевський.

СМОЛИЧ Ю. К. Останній Ейджевуд. Роман. 2-е вид. Київ . Книгоспілка. 1929 — 184 с. худ. Жалко-Титаренко.

СМОЛИЧ Ю. К. Господарство доктора Гальванеску: Роман. — Харків: Книгоспілка, 1929. — 170 с., 10000 прим.

СМОЛИЧ Ю. К. Збірка творів. В 4-ох т. / Майк Йогансен (вступ. ст.). — Харків: Книгоспілка (суперобкладинка Б.М. Фрідкіна, обкладинка і титульна В.І. Касіяна)

Т. 1-й : Вступна стаття М. Йогансена.

Фальшива Мельпомена (роман) — Х.: Книгоспілка, 1930. — 222 с.

Т. 2-й: Господарство доктора Гальванеску (роман); Півтори людини (повість); Мова мовчання (новела). — 1930. — 332 с.

Т. 3-й. Останній Ейджевуд (роман). Хома (повість).

Т. 4-й. По той бік серця (роман).

СМОЛИЧ Ю. К. Півтори людини. — 2-е вид. — Харків: Книгоспілка, 1930. — 83 с.

СМОЛИЧ Ю. К. По той бік серця. — 1930.

СМОЛИЧ Ю.К. Фальшива Мельпомена. — Київ: Рух, 1932 . — 194 с.

СМОЛИЧ Ю. К. Четверта причина: Науково-фантастичний роман. — Харків; Київ: Лім (Література і мистецтво), 1932. — 119 с. — (Техно-мистецька група А).

СМОЛИЧ Ю. К. Ще одна прекрасна катастрофа. — Харків; Київ: Лім, 1932. — 180 с., 10000 прим.,обкл. Б. Крюкова

СМОЛИЧ Ю. К. Сорок вісім годин: Книга про те, що було, що мало бути, що могло бути і чого не було. — Харків: Радянська література, 1933. — 559 с.

СМОЛИЧ Ю.К. Що було потiм: науково-фантастична повiсть. — Київ: Дитвидав, 1934. — 255 с.

СМОЛИЧ Ю. К. Що було потім: Науково-фантастична повість. — Харків; Одеса: Дитвидав, 1934. — 255 с., 15000 екз., худ. Г. Берковіч

СМОЛИЧ Ю. К. Сорок вісім годин: Книга про те, що було, що мало бути, що могло бути і чого не було. — 2-е вид., випр. — Київ: Держлітвидав, 1935. — 504 с.

худ. Б. Фрідкін

СМОЛИЧ Ю. К. Прекрасні катастрофи: Науково-фантастичні повісті. — Київ: ДЛВ (Держлітвидав), 1935. — 455 с., худ. О. Фаєрчук, 15000 прим.

СМОЛИЧ Ю. К. Сорок вісім годин: Книга про те, що було, що мало бути, що могло бути і чого не було. 3-е вид., випр. — Харків: ДВУ, 1937. — 410 с. — (Б-ка худ. літ.-ри).

СМОЛИЧ Ю. К. Прекрасні катастрофи: Науково-фантастичні романи. — Київ: Молодь, 1956. — 442 с. — (Бібліотека пригод та наукової фантастики).

СМОЛИЧ Ю. К. Прекрасні катастрофи: Науково-фантастичні романи / Худ. оформл. Л. Склютовського; Мал. О. Довгаля. — Київ: Молодь, 1957. — 448 с. — (Бібліотека пригод та наукової фантастики).

— Господарство доктора Гальванеску. — с.5-114

— Що було потім. — с.115-261

— Ще одна прекрасна катастрофа. — с.263-436

— Павло Бейлін. "Прекрасні катастрофи”: [Післямова] — с.437-443

СМОЛИЧ Ю. К. Твори : В 6-ти т. — Київ: Держлітвидав. — 1958. — Т. 1: Прекрасні катастрофи. Науково-фантастичні романи. — 452 с.

СМОЛИЧ Ю. К. Прекрасні катастрофи: Науково-фантастичні романи. — Київ: Радянський письменник, 1965. — 412 с.

СМОЛИЧ Ю. К. Прекрасні катастрофи : Науково-фантастичні романи. — Київ: Радянський письменник, 1968. — 412 с.

СМОЛИЧ Ю. К. Твори : В 6-ти т. — Київ: Дніпро. — 1973. — Т. 6-й : Прекрасні катастрофи. Розмова з читачем. Я вибираю літературу. (Трилогія наук.-фантаст. романів). — 767 с.

— Господарство доктора Гальванеску: [Роман]. — с. 9-102.

— Що було потім: [Роман]. — с. 102-229.

— Ще одна прекрасна катастрофа: [Роман]. — с. 229-380.

СМОЛИЧ Ю. К. Твори: У 8-ми т. — К.: Дніпро, 1984. — Т. 2: Театр. невідомого актора; Прекрасні катастрофи. — 592 с.

— Господарство доктора Гальванеску: [Роман]. — с. 198-296.

— Що було потім: [Роман]. — с. 297-430.

— Ще одна прекрасна катастрофа: [Роман]. — с. 431-588.

СМОЛИЧ Ю. К. Прекрасні катастрофи. — Київ: Грані-Т, 2010. — 112 с.

Публікації в періодиці:

СМОЛИЧ Ю. К. Господарство доктора Гальванеску: [Роман] // Універсальний журнал ("УЖ”). — 1928. — №№ 1-2. 1929 — №№1-3

*******************************

Публикации на украинском языке

Отдельные издания

Останній Ейджевуд: Роман. – 2-ге видання. – Харків: Книгоспілка, 1926 – 184 с. 1 р. 20 к. (п)

Фальшива Мельпомена (Піші аргонавти). – [Х.]: Книгоспілка, 1928. – 188 с.

Господарство доктора Гальванеску: Фантастичний роман. – Харків: Книгоспілка, 1929. – 176 с. 1 крб. 15 коп. (оправа 25 коп.). 10 000 прим. (п)

Четверта причина: Науково-фантастичний роман. – Харків-Київ: Література і мистецтво, 1932

Ще одна прекрасна катастрофа: Роман. – Харків-Київ: Література і мистецтво, 1932

Що було потім: Роман. – Харків-Одеса: Дитвидав, 1934

Прекрасні катастрофи: Трилогія. – К.: Держлітвидав, 1935

Прекрасні катастрофи: Науково-фантастичні романи / Худ. Оформл. Л. Склютовського; Мал. О. Довгаля. – К.: Видавництво ЦК ЛКСМУ “Молодь”, 1957. – 448 с. – (Бібліотека пригод та наукової фантастики). 8 крб. 55 коп. 30 000 пр. (п) – підписано до друку 30.08.57 р.

Господарство доктора Гальванеску – с.5-114

Що було потім – с.115-261

Ще одна прекрасна катастрофа – с.263-436

Павло Бейлін.«Прекрасні катастрофи»: [Післямова] – с.437-443

Прекрасні катастрофи: Науково-фантастичні романи. – К.: Радянський письменник, 1965

Господарство доктора Гальванеску – с.

Що було потім – с.

Ще одна прекрасна катастрофа – с.

Публикации в периодике и сборниках

Господарство доктора Гальванеску: Фантастичний роман / Мал. Б. Фрідкіна // УЖ (Універсальний журнал) (Харків), 1928, №1 – с.23-39, №2 – с.57-74; 1929, №1 – с.98-111, №2 – с.77-91, №3 – с.67-80

Те саме: Юрій Смолич. Твори в шести томах. Том 6. – К.: Дніпро, 1973 – с.9-102

Те саме: Юрій Смолич. Твори у восьми томах. Том 2. – К.: Дніпро, 1984 – с.198-296

Що було потім: [Роман] // Юрій Смолич. Твори в шести томах. Том 6. – К.: Дніпро, 1973 – с.102-229

Те саме: Юрій Смолич. Твори у восьми томах. Том 2. – К.: Дніпро, 1984 – с.297-430

Ще одна прекрасна катастрофа: [Роман] // Юрій Смолич. Твори в шести томах. Том 6. – К.: Дніпро, 1973 – с.229-380

Те саме: Юрій Смолич. Твори у восьми томах. Том 2. – К.: Дніпро, 1984 – с.431-588

http://archivsf.narod.ru/persona/smolich/...

ФАНТАСТИКА:

Трилогія "Прекрасні катастрофи".

1. Господарство доктора Гальванеску.

2. Що було потім.

3. Ще одна прекрасна катастрофа.

Останній Ейджевуд.

Четверта причина.

Микола О. Ковальчук, Віталій Геник, Віталій Карацупа, В"ячеслав Настецький

https://fantlab.ru/blogarticle37841

https://fantlab.ru/blogarticle35376

http://csam.archives.gov.ua/includes/uplo...

http://csam.archives.gov.ua/ukr/search/?w...

http://csam.archives.gov.ua/ukr/perelik_f...

Придавая особое значение театру как одному из наиболее действительных средств политического воспитания широких масс трудящихся и в целях создания высокохудожественных театральных пьес, могущих содействовать просвещению масс в духе социализма, Совет народных комиссаров Союза ССР постановляет:

1. Объявить конкурс писателей Союза ССР на создание лучших театральных пьес (темы — по выбору писателей из быта Союза ССР и заграницы);|

2. Для премирования лучших драматургических произведений, представленных на конкурс, установить десять «премий Совета народных комиссаров Союза ССР:

2 первых премии по 15 тыс. руб.;

3 вторых премии по 10 тыс. руб.;

5 третьих премий по 5 тыс. руб.

Срок представления пьес на конкурс — 1 ноября 1933 года.

Пьесы могут представляться на конкурс под девизом или за подписью автора.

3. Для рассмотрения представленных на конкурс пьес и присуждения премий назначить жюри в составе: Стецкий А. И. (председатель жюри), Бубнов А. С. (наркомпрос РСФСР), Тройский И. М. (председатель организационного комитета союза советских писателей СССР), Луначарский А. В. (председатель Учёного комитета при ЦИК СССР), Станиславский К. С. (Директор МХАТ I), Мейерхольд, В. Э. (директор театра), Кулик Н. У. (председатель организационного комитета союза советских писателей УССР), Владимиров В. К (директор Малого театра), Симонов Р. Н. (режиссёр театра им. Вахтангова), Любимов-Ланской Е. О. (директор театра МОСПС), Литовский О. С. (нач. Главреперткома РСФСР), Толстой А. Н.

Председатель СНК Союза ССР В. Молотов (Скрябин).

Зам. Управляющего делами СНК Союза ССР И. Мирошников.

Москва—Кремль. 17 февраля 1933 г. № 209.

Опубликовано в № 48 Известий ЦИК Союза ССР и ВЦИК от 18 февраля 1933 г.

***************************

На вырезанных страницах, очевидно, находились аннотации к пьесам будущих "врагов народа": В. Киршона и др. ..."рукописи не горят"

http://www.vilavi.ru/pes/080111/080111.sh...

***************************

Спасибо за фото ув. Евгению Чикилеву!

Философская трагикомедия с фантастическими элементами и фаустовскими мотивами.

Начинается, как и "Мастер с Маргаритой", с появления иностранного тайного чародея...

Спасибо за помощь известному украинскому литературоведу Ярине Цимбал!

Кандидат філологічних наук, науковий працівник Інституту літератури ім. Шевченка НАН України, автор досліджень з історії української літератури 1920-х років, літературної урбаністики та літературного побуту

Yaryna Tsymbal

Вітаю, пане Вячеславе. Я дуже далека від фантастики, тому про авторів книжки нічого не знаю. Мені запропонували низку перекладних видань, але серед них і справді є одна українська оригінальна книжка, написана під екзотичним псевдонімом. Що ж до Блюма й Розена, то я про цю книжку знаю тільки те, що рецензію на неї писав Мирон Степняк-Ланшин, чий архів я описувала свого часу. Імена авторів запам'яталися, перевірила -- так і є.

кажется, что это литмистификация: повесть не переводная , автор ( или двое) укрылся (-лись) под псевдонимом 8-)

иллюстрирована харьковским же художником Я. Д. Леусом

http://www.ilnan.gov.ua/Spadshchyna/Spads...

http://www.ilnan.gov.ua/Spadshchyna/Spads...

https://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%8...

http://www.irbis-nbuv.gov.ua/cgi-bin/irbi...

http://www.nplu.org/resourses/nashi_vydan...

http://tyzhden.ua/History/149982 ЙОГАНСЕН

«ТАЛАНОВИТИЙ НЕВДАХА»

МИРОН СТЕПНЯК

«Талановитим невдахою» назвав академік Олександр Бі-

лецький у листі до свого молодшого колеги Григорія Вервеса

зусібіч обдарованого й у житті геть позбавленого щастя-долі

Мирона Степняка. Лист цей у друці тільки згадано, як застере-

ження від необ'єктивної оцінки ряду літературних діячів першої

третини минулого століття, спричиненої глибоким закоріненням

вульгарного соціологізму, і як заклик до «сплачування боргів», –

а його годилося б оприлюднити цілком, як своєрідний заклик до

виконання свого кровного обов'язку новим поколінням україн-

ських літературознавців.

Правду кажучи, з людей, що нині приходять на поле нашого

красного письменства, ймення Мирона Степняка рідко для кого

наповнене посутнім змістом; ба більше — життєпис цього неор-

динарного чоловіка для нових гуманітаріїв геть заслонений ли-

хим туманом непам'яті. Вже в умовах «розбільшовиченої» Укра-

їни випало бачити з важким сумом, як вихованці рідного мені

факультету журналістики в столичному університеті захоплено

виносили на авансцену одного з найстаріших викладачів, що ко-

лись знеславив себе крадіжкою студентської наукової праці, став-

ши «героєм» фейлетону в «Правде Украины», а років за десять

перед тим, працюючи в одеській газеті «Чорноморська комуна»,

виступив у ролі нищителя «українських буржуазних націоналіс-

тів» з місцевого університету — філологів Андрія Недзвідського,

Миколи Дащенка та Мирона Степняка.

До постаті останнього мою увагу привернув доцент Петро

Маркушевський з того самого університету. Разом із бібліогра-

фом наукової бібліотеки цього закладу Єлизаветою Савельєвою

він заходився складати покажчик праць учених кафедри україн-

ської літератури й попросив мене подати реєстр публікацій Ми-

рона Степняка, якого обидва упорядники посібника знали тільки

за розповідями нині покійного Андрія Недзвідського; у карто-

теках найбільших книгозбірень Одеси він не знайшов відобра-

ження.

В архіві університету, на щастя, збереглася особова справа

Степняка (Ланшин — його справжнє прізвище) Мирона Олек-

сійовича. Фотознімка там не було; на тому місці, де кадровики

зазвичай приклеюють його, чорнів напис: «Помер 1950 р.». Зо-

браження Степняка так і не знайшлося, хоч скільки я розшукував

його; дата ж смерті виявилася помилковою: життя Мирона Олек-

сійовича урвалося 15 грудня 1949 року (це сповістив мені згодом

харків'янин, що приїздив до Одеси на наукову конференцію).

Народився Степняк, як зазначено його власною рукою, у Про-

скурові Подільської губернії (тепер це обласне місто Хмельниць-

кий) 8 серпня, вочевидь, за старим стилем, 1903 року. Батько його

за фахом був правником, за родом діяльності — нотарем, адвокатом;

мати — домашньою господаркою. Вчився у Харківському універси-

теті, який за тих часів звався Інститутом народної освіти, із серпня

1923 до червня 1928 року, діставши диплом викладача російської

та української мов; пізніше осягав ще один фах: із серпня 1935 до

серпня 1937 року був студентом Харківського хіміко-технологічного

інституту, а далі, із серпня 1937 до липня 1940 року, — студентом

хімічного факультету Харківського університету. Ця «пертурбація»

гуманітар¬них інтересів на інженерні мала свої причини.

Коли Степняк прилучився до літературної роботи, достеменно

не відомо. В анкеті, заповненій 27 серпня 1947 року, він зазначив:

«29 лютого 1928 — липень 1941 року (із перервою в 1933-1935 ро-

ках): критик і бібліограф, співробітник українських і російських (на

Україні) товстих журналів, співробітник «Литературной энцикло-

педии». Автобіографія, складена 16 липня 1948 року, доповнює ці

відомості: «З лютого 1928 року почав працювати за рекомендацією

професора [О. І.] Білецького (нині віце-президент і дійсний член

АН УРСР) у товстих журналах — українських і російських, що ви-

ходили на Україні, у відділі критики та бібліографії. В 1929-1931

роках був співробітником «Литературной энциклопедии». Восени

1929 року прийнятий у члени профспілки працівників поліграфіч-

ної промисловості (так звався місцевком письменників). Вважався

постійним співробітником журналів «Червоний шлях», «Красное

слово». У тогочасних літоб'єднаннях не працював. Улітку 1933

року в результаті статті С[амуїла] Щупака (згодом репресованого

за зв'язки з ворогами народу) я змушений був тимчасово припини-

ти літературну діяльність... До 1935 року належить початок моєї

літературної реабілітації. Восени 1936, після трирічної перерви,

була прийнята до друку моя нова стаття, що вийшла року 1937. Від-

тоді впродовж чотирьох літ я вів «подвійне існування» — студент

(відтак аспірант)-хімік і літератор-критик». Годі сказати, що тоді не

один Степняк, під загрозою можливої репресії, удавався до такого

«роздвоєння» фахово-творчих інтересів...

Переглянувши стоси товстих журналів кінця 1920-х — першої

половини 1930-х років, я виявив десятки статей, рецензій, нотаток

Мирона Степняка. Він тонко відчував українську поезію й охоче

відгуку¬вався на нові книжки Максима Рильського («Де сходяться

дороги»), Володимира Сосюри («Коли зацвітуть акації»), Миколи

Терещенка («Республіка»), Михайла Доленго («Узмінь»), Леоніда

Первомайського («Околиці») та багатьох інших авторів, не обмина-

ючи й прозу. Після так званої «реабілітації» видрукував фундамен-

тальну розвідку «Сучасні українські поети-перекладачі». Все, що

вдалося розшукати, я ретельно описав і передав П. Маркушевсько-

му, який умістив мою бібліографію Мирона Степняка в «Бібліогра-

фічному покажчику друкованих праць вчених кафедри української

літератури Одеського державного університету ім. І. І. Мечникова»

(Одеса, 1991. — С. 79-83).

Вірогідно, за порадою Олександра Білецького Степняк вирі-

шив стати професійним літературознавцем. Улітку 1940 року він

при-їхав до Одеси і склав екзамени для подальшого навчання в

аспіран-турі при кафедрі української літератури. Відмінні оцінки

втішали, але, маючи вже гіркий життєвий досвід, він про всяк ви-

падок склав екзамени ще й для навчання в аспірантурі при кафедрі

неорганіч-ної хімії. «Подвійне існування» таким чином тривало й

на чорно-морському березі. Батька давно не було (він помер че-

рез місяць після обвинувального виступу Самуїла Щупака в газеті

«Комуніст» за 9 червня 1933 року), мати ледве бачила вулицю, —

отже, думалось про кусень насущного за можливої зміни ситуації.

В автобіографії Степняк пише: «У листопаді 1939 року Хар-

ківська обласна організація Спілки радянських письменників Укра-

їни одноголосно прийняла мене в члени СРПУ за рекомендаціями

товаришів Юрія Смолича, Григорія Гельфандбейна і Тереня Ма-

сенка. Затверджений у членах СРПУ я був, однак, тільки в травні

1941 року — за місяць до початку війни».

Фашистську окупацію Степняк пережив в Одесі: мобілізацій-

на комісія визнала його «білобілетником»; роздобути посадковий

та-лон на пароплав, з яким у тил прямували університетські колеги,

не вдалося. Перебивався випадковими приватними уроками, часто

голодував; майже сліпа мати просила милостиню. Посилювалася

226 227

Відомі, але призабуті Григорій Зленко

серцева недуга, загострювалися інші негаразди зі здоров'ям. Восе-

ни 1942 року з великими труднощами поталанило влаштуватися

учителем російської мови й арифметики в школі на далекій околиці

міста, куди доводилося щоденно ходити пішки. «Під час окупації я

не працював ні в університеті, ні в окупаційній пресі», — сказано

в автобіографії.

Як тільки Одесу визволили, почав читати лекції на філологіч-

ному факультеті університету; в травні 1945 року був затверджений

старшим викладачем. Його статті на літературні й театральні теми

охоче подавали одеські та київські газети. Вважалося, що Мирон

Степняк готує кандидатську дисертацію про місце і значення Івана

Котляревського в українському літературному процесі. Чернетки

цієї праці, на щастя, зберегли покійний літературознавець Микола

Родько і його вдова — мовознавець Валентина Карпова; автор цих

рядків передав їх у відділ рукописів і текстології Інституту літера-

тури імені Т. Г. Шевченка НАН України, про що сповіщав інститут-

ський часопис «Слово і час».

Письменницького квитка у зв'язку з початком війни Степняк

не одержав. По війні філії СРПУ в Одесі декілька років не було,

ніхто про вручення квитка Миронові Олексійовичу не потурбу-

вався, а самому Степнякові не сяйнуло звернутися до Києва. При-

йнятий до Спілки, він зостався поза нею. Скромність — похвальна

риса людини, але не завше на її користь.

«П'ятого вересня 1946 року в «Чорноморській комуні» було

вміщено статтю, яка звинувачувала мене в ряді помилок, яких я при-

пустився під час читання лекцій з української літератури. В зв'язку

з цією статтею я був звільнений з роботи», — писав Степняк в ав-

тобіографії. Я розшукав статтю Івана Прокопенка й Федора Гащев-

ського «Націоналістичні викривлення у викладанні історії україн-

ської літератури в Одеському університеті». Три повні колонки на

третій сторінці. Ідучи від сумнозвісної постанови ЦК ВКП(б) «Про

журнали «Звезда» і «Ленинград», прийнятої 14 серпня 1946 року,

автори нещадно громили українських «націоналістичних агентів»,

гаразд здаючи собі справу про наслідки свого виступу. Була поста-

нова бюро міськкому КП(б)У «Про націоналістичні викривлення у

викладанні історії української літератури в Одеському

університеті», загальноміські збори професорсько-викладацького

складу; «агенти буржуазії» зосталися без роботи й засобів до іс-

нування. На довгі роки замовк Андрій Недзвідський, фактично не

повернувся на наукову ниву Микола Дащенко, Мирон Степняк пе-

ретворився на рядового бібліотекаря. Влітку 1947 року він нібито

одержав оповістку, що відновлений у правах члена Спілки радян-

ських письменників України. Проте серед паперів, що стосуються

Степняка сьогодні такого документа не бачимо.

Імення Мирона Степняка згадано у восьмитомній «Історії ук-

раїнської літератури» (1970, т. VI, с. 88) лише як автора критичного

відділу журналу «Красное слово». У двотомній «Історії української

літератури XX століття» (1993, т. І, с. 123) Іван Дзюба нагадав, як

з-під пера Самуїла Щупака «літературознавцеві М. Степняку діста-

лося за те, що оголосив новаторами в українській літературі «мо-

лодомузівців» — «виразників фашистської ідеології». От, по суті, і

всі згадки, сказати б, на академічному рівні.

Переконаний, що з творчої спадщини Мирона Степняка бага-

то що не пішло в небуття. Чого варта лише та його думка, що такий

твір, як «Наталка Полтавка» Івана Котляревського міг з'явитися

тільки в Україні, адже увібрав у себе менталітет українців, їхню

душевну красу й духовну велич. Потребують перечитання «свіжим

оком» його розвідки «До проблеми поетики Павла Тичини» (1930)

і «Поети Молодої музи» (1933), статті, присвячені Івану Франкові

та низці інших письменників-класиків.

Олександр Білецький визнав за Мироном Степняком безпе-

речний талант. Визнаймо його й ми. Нехай імення цього літера-

тора буде в кожному наступному довіднику Національної Спілки

письменників України, в «Українській літературній енциклопедії»,

видання якої урвалося з незрозумілих причин на третьому томі, в

«Енциклопедії сучасної України».

Миро́н Олексі́йович Степня́к-Ланши́н (*1903, Олександрівськ (нині Запоріжжя) — †1949, Одеса) — український літературознавець і критик.

Біографія

Народився 1903 року в Олександрівську (нині Запоріжжя) в сім'ї адвоката Олексія Степняка. У 1926 році взяв прізвище матері — Ланшин. У пресі виступав під прізвищем Степняк та псевдонімами. Закінчив філологічний факультет вчився в Харківського інституту народної освіти. Учень професора Олександра Білецького. В середині 1930-х років переїхав до Одеси, навчався в аспірантурі хімічного факультету Одеського університету, працював у галузі колоїдної хімії. Під час румунської окупації Одеси викладав у середній школі.

Літературна діяльність

Друкувався з 1929 року, працював штатним рецензентом у журналі «Червоний шлях». Перша друкована праця — рецензія на книжку Майка Йогансена «Як будується оповідання». Друкувався у часописах «Гарт», «Всесвіт», «Червоний шлях» та ін. Після розгромної статті Самійла Щупака в пресі припинив літературну діяльність. Поновив її наприкінці 1930-х років, друкувався головно в «Літературному журналі», газеті «Чорноморська комуна», виступав як театральний критик і рецензент. Автор статей про українських письменників в «Литературной энциклопедии» (М., 1929—1939): «Загул Дмитро», «Залывчий Андрий», «Зеров Микола Костевич», «Йогансен Михаил Гервасиевич» та ін. Писав вірші і прозу російською мовою.

Література

Енциклопедія українознавства. У 10-х томах. / Головний редактор Володимир Кубійович. — Париж; Нью-Йорк: Молоде життя, 1954—1989.

vokula

авторитет

Ссылка на сообщение Отправлено 06.11 в 22:26 цитировать

Один из претендентов — Борис Данилович РОЗЕНБЛЮМ [1899, Одесса — 1.09.1938, Бутово, МО]. Еврей, образование высшее. Жил в Одессе, Харькове, Москве. В середине 30-х годов заведовал экономическим отделом НКИД. Первую повесть опубликовал в 1919 году в Одессе, автор нескольких документальных книг. Был репрессирован, расстрелян.

Как считает известный харьковский коллекционер фантастики С,Ф, Зайков, автор книги — физик Розенблюм, печатавший научно-популярные статьи по физике в харьковском журнале "Знання"

Блюм і Розен

Назва: Атом у запрязі

Видавництво: ДВУ

Місто: Харків

Рік: 1929

Сторінок: 189 с.

Наклад: 5000 прим.

художник Я.Д. Леус

НФ-повість

Вітаю! Рецензію Степняка на "Атом у запрязі" Блюма і Розена опубліковано в журналі "Червоний шлях", № 11/12 за 1929 рік, с. 190-192. Ярина Цимбал.

http://elib.nplu.org/view.html?id=2408

Червоний шлях — Наукова бібліотека

lib.pu.if.ua/files/Fond.../Червоний%20шлях.pd...

В кінці змісту кожного часопису є інвентарний номер, за ... Червоний шлях : громадсько-політичний і літературно-науковий місячник / за ред. Г.Ф.Гринько.

М. Степняк-Ланшин: «Новий зразок українського науково-фантастичного роману [Про Володимира Владка]» (1936), «О научно-фантастическом жанре и творчестве В. Н. Владко» (1939). Ось знайшлася публікація: Степняк, Мирон. Новий зразок українського науково-фантастичного роману // Літературний журнал. -- 1937. -- № 3. -- С. 107-122.

А ще в архіві Степняка є телеграма від Владка.

Ось я про Степняка писала довідку:

Степняк-Ланшин Мирон Олексійович (1903–1949) — український літературознавець. Закінчив секцію мови й літератури на факультеті профосвіти ХІНО (1927), згодом хімічний факультет ХДУ ім. М. Горького з відзнакою (1940). Навчався в аспірантурі при кафедрі української літератури ОДУ ім. І. І. Мечникова та заочно на кафедрі неорганічної хімії того самого вишу. Під час окупації Одеси вчителював. По війні працював викладачем історії української літератури в ОДУ ім. І. І. Мечникова та бібліографом у науковій бібліотеці університету. Помер від тяжкої хвороби.

Брав участь у літературному житті під псевдонімом Степняк. У 1924 році внаслідок бюрократичної плутанини взяв псевдонім другим прізвищем. З 1928 року виступав як постійний рецензент у літературних щомісячниках «Червоний шлях» і «Красное слово», дописував для журналів «Критика», «Гарт» (усі — Харків) та ін. Автор статей і нотаток про українських письменників до «Литературной энциклопедии» (Москва, 1929–1939), вступних статей до зібрання творів Івана Франка у видавництві «Рух». Протягом 1933–1936 років унаслідок ідеологічних нападок не друкувався. З 1940 року виступав з театральними рецензіями в місцевій одеській, а згодом у республіканській пресі. Член СРПУ (з 1940), Всесоюзного театрального товариства (з 1946), Всесоюзного астрономічно-геодезичного товариства.

Щиро дякую українському відомому літературознавцю Ярині Цимбал