В числе других авторов, я курирую на на сайте библиографию А. К. Толстого. Из интереса к творчеству писателя и из желания делать свои лабораторные обязанности максимально добросовестно я ознакомился с экранизациями толстовских произведений. А затем решил записать полученную информацию и собственные впечатления — возможно, ценителям "русской готики" это будет интересно.
Конечно, на Фантлабе нет смысла лишний раз объяснять что классик русской литературы 19 века Алексей Константинович Толстой является ещё и одним из основоположников русского хоррора. Повесть Упырь и рассказы Семья вурдалака и Встреча через 300 лет (рассказы косвенно связаны между собой, поэтому их можно объединить в условный мини-цикл о маркизе д`Юрфе) прочно вошли в "золотой фонд" русских литературных ужасов. Эти произведения хорошо известны любителям готики и "классических" ужасов не только в России, они неоднократно издавались за рубежом, переводились на многие европейские языки. Рассказы, правда, изначально написаны на французском и знакомы русскому читателю в переводе. "Страшные истории" Толстого выгодно отличаются не только хорошим "знанием предмета" (он объясняет, например, как изобличить упыря, как прикончить вурдалака), но и смелой, по-настоящему "ужасной" фантазией (чего стоит сцена из "Семьи вурдалака, где старик-вурдалак насаживает на кол, торчащий у него из груди, мальчишку-вурдалака и размахнувшись — как из пращи — швыряет злобное маленькое существо на главного героя!). Естественно, мировой кинематограф не мог пройти мимо творений русского графа .
На сегодняшний день существует одна экранизация повести "Упырь" («Пьющие кровь» (1991, Россия, реж: Евгений Татарский) и пять (!) экранизаций "Семьи вурдалака" — «Черная суббота, или Три лица страха» / I tre volti della paura (1963, США, Франция, Италия, реж: Марио БАва) ;«La notte dei diavoli» (1972, Италия, Испания, реж: Джорджио Феррони); «La familia Vourdalak» (1975, Испания; одна из серий телесериала «El quinto jinete», реж. Хосе Антонио Парамо); «Семья вурдалаков» (1990, СССР, реж: Геннадий Климов, Игорь Шавлак) и «Папа, умер Дед Мороз» (1992, Россия, реж: Евгений Юфит, Владимир Маслов).
Поговорим о западных экранизациях, ибо они, увы, почти не знакомы русскому зрителю.
Три лица страха (1963) — фильм "культового" итальянского режиссёра Марио БАвы, одного из создателей итальянской школы кинохоррора. У Бавы уже был опыт экранизации русской классики — нашумевший и до сих пор изрядно "доставляющий" фильм о вампирах "Маска Сатаны" ("La maschera del demonio", 1960), запрещённый в Великобритании до 1968 года — вольная импровизация по мотивам "рассказа Гоголя" (созданная ещё и под влиянием "Дракулы"). Вероятно, под "рассказом" подразумевался "Вий", но от Гоголя здесь, пожалуй, только стереотипный восточнославянский колорит и Миргород , где и происходит действие. Фильм на "русскую тему" просто не мог обойтись без "развесистой клюквы" — Миргород располагается почему-то в Молдавии и недалеко от Москвы, непременная vodka пьётся фужерами и т. д. Но в целом кино оказалось успешным и через некоторое время Бава обратил своё внимание на другого русского классика. Как можно догадаться из названия, фильм "Три лика страха" состоит из трёх новелл, чередующихся с мини-комментариями своеобразного ведущего этого киновечера — легендарного английского актёра, "короля ужасов" Бориса Карлоффа. Новелла снятая по рассказу А. К. Толстого называется "Вурдалак" и занимает в картине центральное место — в прямом и переносном смысле, она и по хронометражу побольше двух других и главная звёзда фильма — Борис Карлофф — играет здесь харизматичную роль старика Горчи. Киноновелла весьма точно следует букве книжного первоисточника, лишь концовка немного изменена. Напомню как развивалась история в рассказе: молодой французский дипломат д`Юрфе отправляется в дальний путь с поручением к господарю молдавскому; остановившись по пути в одном из домов в глухой части Сербии, он узнаёт, что всё семейство с минуты на минуту ожидает возвращения старика Горчи, который ушёл на поиски местного разбойника, если старик вернётся позже заранее оговоренного времени, то стало быть вернётся он уже ожившим покойником — вурдалаком и ему надо вбить осиновый кол в спину; старик возвращается вроде бы вовремя, но ведёт себя странно, вот тут и начинается кошмар... И всё это на фоне трагической любви героя и девушки Зденки. Справедливости ради, надо сказать, что не уступают "Вурдалаку" и другие новеллы: "Телефон" — триллер, рассказывающий о преследующем девушку телефонном маньяке (в главной роли — французская красавица Мишель Мерсье, будущая знаменитая Анжелика); "Капля" — жуткая история о медсестре, не побрезговавшей прикарманить перстень с пальца умершей старухи (зря! старуха была медиумом и месть духов не заставит себя долго ждать). Уверенная режиссура, мастерское применение саспенса, нагнетания ощущения тревоги — всё это выдвигает "Три лица страха" в число лучших фильмов ужасов 60-х годов, хотя тут нет сцен с "кровищщщей". Борис Карлофф, которому уже далеко за семьдесят, держится бодрячком и очень органично смотрится в образе вурдалака. Заканчивается фильм забавной сценкой с участием Карлоффа-Горчи, высмеивающей процесс киносъёмок. Замечательно, когда люди не только хорошо делают свою работу, но и умеют относиться к ней с должной иронией!
Вдохновлённый "Вурдалаком" Бавы, другой довольно известный итальянский режиссёр Джорджио Феррони, работавший в самых разных жанрах — от ужасов до вестерна, в 1972 году выпустил свою версию рассказа Толстого — La Notte dei Diavoli ("Ночь дьяволов"). Википедия утверждает (ссылаясь на книжку Луиса Поля об итальянском хорроре), что "фильм наполнен "обнажёнкой" и кровью", но это только если по меркам 70-х. Сейчас фильм выглядит почти "семейным": парочка очень скромных эротических сцен и несколько жёстких, но наивных, трэш-эпизодов кровопускания, мгновенного гниения и других истязаний плоти. Впрочем, несмотря на "бутафорные" (по нынешнему времени) спецэффекты и некоторую наивность фильма, сделан он добротно; опытному режиссёру удалось приоткрыть зрителю вход в отрезанный от цивилизации мир, живущий по своим законам — законам древнего колдовства, создать атмосферу мрачноватой обречённости и не опуститься до совсем уж дешёвых приёмов. Фильму присуща даже своеобразная эстетика: кровь и насилие среди пейзажей глухих горных лесов и в интерьере деревенского дома с глиняно-деревянной утварью. Большой плюс "Ночи дьяволов" — красивая музыкальная тема Джорджио Гаслини. Теперь, собственно, о сюжете картины: действие перенесено в 70-е годы XX века, фильм начинается с того, что главный герой, измождённый и невменяемый попадает в сумасшедший дом. Здесь к нему начинает возвращаться память. Воспоминания о кошмарных событиях и составляют основу фильма, который, кстати, отличается от рассказа-первоисточника наличием ещё и дополнительной сюжетной линии, рассказывающей, как стал вурдалаком глава семейства. Опять же — немного изменён финал истории. Сейчас этот фильм изрядно подзабыт, но для любителей "старого доброго" хоррора он, несомненно, представляет интерес. Ах да, в главных ролях — Джанни Гарко (Гаркович), звезда спагетти-вестернов (уроженец Югославии, кстати), миловидная Агостина Белли и Билл Вэндерс (в роли Горчи).
Наконец 20 октября 1975 состоялась телепремьера одного из эпизодов испанского телесериала "El quinto jinete" по названием La familia Vourdalak. Да-да, это всё та же история о несчастном семействе вурдалака. Создатели телефильма справедливо рассудили, что "от добра добра не ищут" и не стали далеко отклоняться от толстовского рассказа, но... сделали слишком уж большой акцент на романтических отношениях главгера и Зденки, очень сильно сократив "вурдулакскую" линию сюжета. То ли пресловутая страстность испанцев сыграла здесь свою роль, то ли (скорее всего) невозможность применить спецэффекты, которые не выглядели бы нелепо.
И всё же ни одна из экранизаций (даже Бавы) не смогла передать очарования первоисточника. А некоторые сильные сцены, придуманные Толстым, трудно было бы снять технически. Будем надеяться, что лучшие фильмы по мотивам произведений русского классика ещё впереди.
Об отечественных фильмах по мотивам "Упыря" и "Семьи вурдалака" (если тема будет интересна почтенной публике) я расскажу в другой раз.
Если бы я рванулся писать рецензию сразу после того, как вышел из кинотеатра, вы читали бы совершенно другой текст. Это была бы не столько рецензия, сколько эссе. Повышенная впечатлительность толкает критика к подбору рифм. Сейчас мне, право, даже самому было бы интересно почитать, что бы я тогда написал. Ощущение эмоционального заряда от фильма было сильнейшим.
Может быть, в некоторых случаях действительно имеет смысл писать двойной отзыв: сначала транслировать impression, и только через недельку, поостыв, приступать к аналитике. Для одного из этих жанров взять псевдоним и публиковать оба текста под разными именами. Рецензент Джекилл и эссеист Хайд. Получилось бы не только смешно, но и поучительно – прежде всего, конечно, для меня.
Так или иначе, отзыв на несколько дней отложился, впечатления от фильма потеряли эмоциональный накал, а кое-какие узелки умозаключений затянулись и затвердели. Но кое-что осталось неизменным.
Для начала: Кристофер Нолан ещё раз подтвердил, что чуть ли не главным его достоинством как постановщика является внятность изложения. В любой момент фильма он точно знает, какую локальную задачу решает именно этот кадр, как он связан с тщательно осознанной общей задачей фильма, какими тайными и явными крючками и с какой наживкой он снаряжён и как сделать так, чтобы зритель цеплялся за эти крючки и чувствовал всё возрастающую причастность к происходящему на экране. Строго говоря, это азы режиссерского профессионализма, и остаётся только поражаться, как много постановщиков, доросших лишь до его личиночной стадии, считаются «неплохими», «популярными» или даже «культовыми», и как много действительно хороших режиссеров теряют с возрастом жёсткий контроль над внятностью своих фильмов и позволяют им превращаться в семантический кисель, расплёскиваться между «как сделано» и «что сказано», жертвовать общим смыслом ради эффектного эпизода или строить визуально эйфорический фильм с содержанием, которое явно недостойно такой роскошной упаковки. Я изо всех сил надеюсь, что Нолан такого себе не позволит – во всяком случае, не в ближайшие годы. Сейчас он если и не на пике профессионализма, то в отличной форме, которая позволяет ему решать творческие задачи любой сложности.
Но отличное владение киноязыком вовсе не означает, что режиссёр готов браться за действительно сложный материал. В «Inception» Нолан показал, что для него это почти не проблема – вряд ли у кого-то из умеющих обосновывать своё мнение язык повернется назвать структуру сюжета его фильма «простой» или даже «простоватой», а центральных героев обвинить в уплощенности или эмоциональной глухоте. И пока материал строится на логике и эмоции – Нолан абсолютно в своей стихии.
В этом же кроется его главный недостаток (или «недостаток»): Нолан, если судить по фильмам, отличный «прозаик», но совершенно не «поэт». Он великолепен в расчётах, но чувствует себя неуверенно в стихии свободного полёта вдохновения. Он не фонтанирующий музыкальными чудесами Моцарт, он тщательный строитель оперных арий Сальери. В «Inception» он сознательно вводит тему «ограничения» сюрреализма снов: пространство грёз у него проектирует архитектор, и на эту работу его герой точно не взял бы Гауди: тот был слишком иррационален, его миры вышли бы из-под контроля и строили бы себя сами.
Как раз этого Нолан и стремится избежать.
Одной из самых сильных черт его «Тёмного Рыцаря» было как раз столкновение рационально устроенного (хотя и несовершенного) миропорядка с вдохновенных хаосом, воплощенном в Джокере. «Inception» выстраивает сходный контрапункт: ментальное пространство становится ареной столкновения созидательного сознания и разрушительного подсознания. Упорядоченное против хаоса.
При этом Нолан в выстраивании этого противостояния предельно честен. Как и в «Темном рыцаре», битва идёт на равных, но в совершенно несопоставимых категориях. Там было неимоверное обаяние зла против обыденной структуры миропорядка. Здесь же сложнейшей инженерной архитектуре сознания Кобба противопоставлен бушующий в его подсознании ураган. Маль, женщина, имя которой с почти любого европейского языка переводится одинаково. Любовь Кобба, поддавшаяся саморазрушению, и пытающаяся разрушить его самого во имя сохранения их любви.
Фильм Нолана – это противоборство клинка и стихии, детальная хроника боя мечом против вихря опавших листьев (viva, «Герой», твоя рифма всё-таки меня догнала). Но если в «Герое» Чжана Имоу все слои реальности свободно пересекаются и порождают почти бескрайнее поэтическое буйство метафор и прочтений, то Нолан держит смысловую структуру своего фильма под жестким авторским контролем – иначе не умеет. Эта структура поразительна по сложности, она чертовски интересна для рассмотрения и анализа, но она почти полностью познаваема. Стоит выделить несколько зацепок, которые Нолан настойчиво повторяет (существенные узлы резервируются: а вдруг с первого раза не сработает?), как авторский вывод становится очевиден, формулируется как будто сам собой. (Для пущей гарантии он даже произносится в «Inception» вслух, хотя и не на основном языке фильма).
Забавно, что сам Нолан ясно видел эту избыточную «явность» ответа и честно попытался её замаскировать вопросом – увы, совершенно второстепенным. Хотя даже здесь он находит изящный жест и превращает отвлекающий финт в почтительный поклон предтечам…
«Культовое кино»? Да, культ родился – создание Нолана обречено, благодаря теме и исполнению, на внимание популярных философов, которые в последнее время взяли моду использовать порождаемые масскультом образы для иллюстрации своих концепций, как правило, довольно банальных. «Inception» достаточно сложен и даёт для таких толкований обширный материал, к тому же его тщательная выстроенность провоцирует на самозабвенное разбирание и собирание конструктора. Наверное, и пусть их. Да и зрителю приятно.
Я же на этом закончу, напоследок поставив всего одно воображаемое многоточие.
Всё, что я сказал выше о логичности и инженерной выстроенности фильма, для меня очевидно. Неочевидно то, почему вопреки всему этому в архитектуре «Inception» всё-таки чувствуется Гауди. В этой рассудочной прозе есть поэзия. Она слаба, но сердце бьётся. Может быть, дело во мне, а не в Нолане. Может быть, правы те, кто утверждает, что смысл фильма кроется в разрывах между кадрами, над которыми не властны ни режиссёр, ни оператор, ни монтажер.
Если я выдаю желаемое за действительное, я тем самым делаю его существующим.
облако тэгов
