Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Примечательно, что первым знакомством с буддизмом для западного неофита обычно становятся притчи и коаны дзэн — самой поздней, странной и далекой от первоначального буддизма секты. Затем, если неофит не потеряет интерес, он переходит к махаянскому ядру: искусительной йогачаре и алмазно-радикальной мадхьямаке, далее знакомится с вдохновенными сутрами праджняпарамиты и, наконец, спускается на самый «нижний» уровень, к Палийскому канону, где с некоторым удивлением встречает не только всеобъемлющий свод «скучных» правил монашеского поведения, но и блестящую практику скептического ума, разрубающего все заблуждения.
Примерно такой путь проделал герой новеллы «Дом Бахии», открывающей новый роман Пелевина «KGBT+». Примерно такой путь проделал, как мне представляется, и сам Пелевин: от раннего творчества, где преобладают махаянские мотивы, действуют бодхисаттвы и всем заправляет Пустота, до позднего, начало которого я отношу к «Тайным видам на гору Фудзи» и который характеризуется тем, что я бы назвал «техническим буддизмом» — изощренной системой «школьных» упражнений, без малейшего подключения высших способностей человеческого духа. Попробую пояснить на примере «Дома Бахии», о чем речь.
В этой новелле некий бирманский (то есть хинаянский) монах сначала легко отбивает заученные японским гостем в молодости дзэнские выпады, после чего учит его истинному видению, которое заключается в том, чтобы в любом восприятии оставалось только восприятие — без какой-либо концептуализации, осознавания и понимания. Ум «сливается с непосредственной данностью момента» и «исчезает как наблюдатель» — остается только «поток быстро сменяющихся восприятий в той последовательности, в какой они происходят сами по себе».
Но совершенно очевидно, что это состояние животного! Именно животное зависимо от своих восприятий полностью и существует только в их потоке и как их же сумма. Животное не осмысляет своих восприятия и не осознает себя в них — оно просто плывет вместе с ними, прилепляясь к каждому, словно носимый ветром осенний листок. Если нет некоего центра, который понимал бы, что восприятие — это только восприятие, то такое восприятие становится целым миром, тотальным всем — конечно, лишь на долю секунды, пока его не сменит другое, но столь же тотальное восприятие. Опять же, если нет самостоятельного центра, для как можно более точного следования за восприятиями («слияния с непосредственной данностью момента») организм задействует инстинкты, эволюционные стереотипы и схемы — в точности как у животных. В таком «самоозверении» нет никакого пробуждающего просветления, о каковом, кстати, бирманский монах ничего и не говорит.
Тут можно возразить, что я что-то упрощаю или не догоняю, неужели за сотни лет буддисты не увидели и не осознали этой ловушки? Конечно, увидели. Именно ответом на то, как не попасть в плен к восприятиям при устранении воспринимающего «я», и стала вся Махаяна. Для этого она задействовала все надлогические, сверхконцептуальные возможности нашего ума, в том числе те самые парадоксы и коаны, которые призваны не просто уходить от конкретных ответов в теоретических спорах, как следует из текста Пелевина, а преобразовывать природу ума, природу воспринимающего «я» в сторону его высших измерений.
А что же Хинаяна, которая не приняла махаянских «излишеств»? Понять ее решение помогает та самая «Бахия сутта» из Палийского канона, на которой и построена пелевинская новелла. По ее сюжету, отшельник Бахия настойчиво просит у Будды наставления и получает краткое резюме всего Учения, которое сводится к тому, что, оставив в восприятии только воспринимаемое, «ты не существуешь ни в том, ни в другом, ни посередине этих двух», —«так приходит конец страданию»… но, что важно, и жизни! Неслучайно сразу же за уходом Благословенного Бахию убивает корова с теленком (символ взаимозависимого существования или кармы), а вернувшийся Будда констатирует, что Бахия прервал цепь перерождений и достиг «Абсолютного Освобождения, Ниббаны». Именно немедленная запредельная нирвана («Там нет ни земли, ни воды…») и является выходом Хинаяны из бессмысленной болтанки тотальных восприятий — жить в миру с этим невозможно, с чем была несогласна Махаяна, которая, напротив, выбрала нирвану в самой гуще сансары.
Что же в таком случае выбирают герои Пелевина? Нечто совсем иное, что является ни Хинаяной, ни Махаяной, а скорее теми магическими практиками, о которых все время предостерегал Будда своих ретивых учеников. Бирманский монах заявляет о себе как о перерождении Бахии — то есть буквально противоречит тексту своей же сутры! Более того, он рассказывает, что научился проживать множество разных жизней и «путешествовать между мирами», то есть, говоря словами эпиграфа к роману: «I’ve been here and I’ve been there, And I’ve been in between», делать нечто совершенно противоположное наставлению Будды («ты не существуешь ни в том, ни в другом, ни посередине этих двух»)! Аналогично поступает и его японский ученик, в азарте творчества овладевая этими практиками. В результате буддизм, не важно, махаянский или хинаянский, летит побоку и начинается характерная позднепелевинская окрошка из эзотерики, конспирологии и антиутопии.
Здесь самое время оставить баттлы пелевинских криптомагов и начать новое восхождение — от Палийского канона через вдохновенные сутры праджняпарамиты, искусительную йогачару и алмазно-радикальную мадхьямаку к парадоксальной мистике татхагатагарбхи, хонгаку и таким знакомо-незнакомым притчам и коанам дзэн. Впрочем, прочесть «KGBT+» тоже можно — главное, не придавать тамошнему «буддизму» слишком большого значения…
Гуманная технократия на марше или революционер "после сорока"...
.
Очередной попаданец: со своими телом и смартфоном. Это состоявшийся бизнесмен средних лет, который в юности увлекался левыми идеями. Но вот решил проветриться в парке, не на ту тропику свернул — и очутился в 1897-м.
Хорошо чувствуется продуманность книги — автор прекрасно знает, что внезапное махание шашкой и поток изобретений из будущего — фундаментально ничего изменить не смогут. Нужен последовательный подход и планы на десятилетия вперед.
.
Потому технологическую линию попаданец начинает достаточно скромно, с железобетонной перемычки над оконными проемами — она позволит не выкладывать каждый раз арку из кирпичей, и тем убыстрит строительство. В дальнейшем он тоже никаких ядерных бомб не предлагает. Скорее самоочевидные изобретения, которые опережают время совсем ненадолго. А сам больше занимается тем, что умеет — застраивает Москву многоэтажками. С поправкой на уровень этажей :)
Социально-политическая линия — очень похожая. Первым делом он пошел к Зубатову, но полного расклада по будущему выдавать не стал. Осветил проблему террора, который скоро накроет империю, показал смартфон. И под это дело — то есть борьбу с будущими бомбистами — получил документы. Легализовавшись, начал разворачивать бизнес и одновременно строить свою партию. Основой её стали создаваемые строительные фирмы и — что важно — кооперативное движение на селе. То есть герой демонстрирует состоявшийся левый вариант индустриальной фазы: еще при капитализме очаги социализма могут существовать в нормальных формах. Завлек к себе Красина, еще скольких-то интересных людей. Причем, если для массы левых революция была самоцелью, то для героя — лишь следствием того, что царизм не переживет Первую мировую. Пока можно не рвать рубаху на груди "за революцию", а работать так, чтобы и денежка была, и газета "Правда" (да, Ильич только "Искру" выпускать начал, а тут уже "Правда"...) из сети типографий расходилась.
При этом, да, герой сдает Зубатову часть бомбистов, но его самого Азеф чуть не грохнул... И сам же герой, уже в революцию 1905-го года — организует в Москве расстрел одиозных персонажей семеновского полка.
Военная линия так же не отличается эпичными подвигами. Снарядил какое-то количество людей в Африку, на бурскую войну. Но не с целью переломить ход военных действий, а только с целью обучить этих людей и чтобы они сколько-то фунтов брильянтов смогли взять. В русско-японской войне — смог протолкнуть идею бронепоездов и завез на Сахалин полсотни пулеметов с опытными стрелками. В результате Мукден не стал провалом, южная часть Сахалина осталась за Россией, но в общественном мнении — империя потерпела поражение. Первая мировая начинается на несколько месяцев раньше, но все усилия героя — хоть он уже и грузовики производить начал, и для железной дороги много сделал — не могут остановить паралич грузовых перевозок. Третья книга и завершается аналогом Февральской революции...
.
В личной жизни и приключениях героя — автор старается держать баланс между интересным для читателя авантюризмом и последовательным планированием. Спеть по пьяной лавочке в США песню "16 тонн", в шахтёрском городке, это можно. Закрутить пару романов с барышнями — конечно. Провезти через границу разобранные пулеметы — да. Но бизнес-план никто не отменял :) Скромного молодого человека из патентного агентства в Швейцарии — надо привлечь к делу, путь рекламирует патенты. И статьи по физике заодно пишет. Сколько-то лет пройдет, молодой человек соберет деньги, чтобы стать гражданином Швейцарии, будет благодарен.
При этом у автора получается соблюдать баланс между отдельными эпизодами — и длительностью повествования. Не мельчить, но и не увлекаться крупными мазками. К революции герой приходит не только фактически главой левых сил (на легальном положении), но еще и семьянином, владельцем серьезнейшего бизнеса, который более чем хорошо умеет ладить с рабочими. "Что делать?" — вот это и делать, намекает автор :)
.
Итого: отличная трилогия, чтобы начать знакомстсво с жанром. Тут нет приципиально новых исторических подходов, но есть образ рачительного и думающего попаданца. А сами книги написаны, что хорошо, нормальным литературным языком.
Не слишком удачная попытка автора выехать на классе.
.
.
Здесь нет особых идей и полтора стоящих твиста. Всё остальное — переработанные с разной степенью тщательности стандартные фишечки и отсылки, вторсырье и аллюзии.
Как назвать страну, в которой идет затяжной, почти утративший смысл конфликт, и в миротворческом контингенте давно видят оккупантов? "Ремарк". Потому что "На Западном фронте без перемен" и в финале автор приводит прямую цитату оттуда.
Чтобы не было лишних религиозных ассоциаций с южной пустынной страной — пусть её населяют язычники. Потому — храмы Гадеса и Афродиты.
Вместо грузовика "Камаз" — будет грузовик "Кавказ".
В начале каждой главы — письмо героя воображаемому сыну о том, что вокруг творится.
Имена пусть будут самые разные. А проблемы героя — при всей их экзотичности — достаточно типичные.
Он всего лишь потерял интерес в жизни, но его вылечили, вставив в мозг электронный стимулятор. "Водитель ритма", но не для сердца, а для души.
И вот он в миротворческом контингенте.
Первые две трети книги — медленная подводка к некоей загадке, которая таится в пустыне. Отблески грядущего ужаса.
Верхним слоем — солдатские будни на блок-постах. Риск, деньги, дисциплина, другой климат. Постепенно накапливается напряжение и открываются подлинные черты характеров. Таких повестей написали уже без счета и сняли множество фильмов.
Разумеется, есть любовь. У героя медленно просыпаются чувства к местной переводчице, она отвечает ему взаимностью.
Разумеется, обстановка постепенно усложняется — далекое начальство требует исполнять "доктрину присутствия", не запираться на нескольких базах, а участвовать в городской жизни, ну а террористам только этого и надо.
Останься история сама по себе, без фантастического элемента, все закончилось бы завершенным на силе воли контрактом и брачным союзом, когда не абсолютно здоровый солдат вывозит откуда-то с периферии бывшую жрицу любви. Эта пара, находя утешение друг в друге, живет долго и счастливо.
Но есть феномен, который начинает общаться с героем через имплант в голове.
Есть несколько друзей, которые пытаются что-то понять, видят, что начальство знает больше, чем говорит, и даже находят в психушке человека, который общался с феноменом благодаря металлической пластине в виске. Тоже антенна :)
Надо бы отползать в сторону. Только вот они — шестеренки. Кто-то из подразделения вульгарно дезертирует, но герою с его любимой и документы нужны, и статус легальный, и возвращение домой...
И вот последняя треть-четверть, где показано, что они становятся шестеренками не в человеческой армейской машине, а уже в кибернетической.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Корабль из будущего, лежит под пустыней, медленно чинится. Но чтобы убраться восвояси — требуется двенадцать тонн людей. Корабль раньше эмбрионов выращивал (ведь летел там большой экипаж, который находился в техно-человеческом единстве с машинами), но мало этого. Не спрашивайте почему современные люди нужны, которые вообще ничего в двадцатом измерении не понимают. Подразделение миротворцев принуждают скормить кораблю, отведя в пещеры, население ближайшей деревни. Большое начальство о корабле знает и какой-то такой исход вполне предусматривает. Когда миротворцы уже всю грязную работу сделали — через имплант героя им сообщают, что корабль при взлете все на десяток километров выжжет. Но уйти становится затруднительно: вокруг местные повстанцы, отомстить хотят, авиации же от своих не будет, потому как много молний и всяческих феноменов непонятных. Некуда бежать. Перед самым стартом тот ИИ, что с военным общался, говорит, что его скоро сотрут, но в корабле пробоина, и часть неких злобных элементарных частиц таки прольется на Землю. А финал ли всему человечеству или только ближайшим окрестностям — неясно.
Имхо, это была попытка польского автора сыграть в "Жестяной лес" Лазарчука: тоже осколок будущего, тоже непонятное по форме решение своих задач, в котором человек оказывается невольной пешкой, тоже актуальный социальный фон — только вместо студгородка и нракомании даётся контингент в пустынной стране. И в очень похожем ключе идет попытка создать похожую-непохожую страну, родину солдата...
Турбореализм? Психология, реализм, альтернативный мир, катастрофа, опережение времени — все составляющие на месте?
Получилось умеренно.
Именно потому, что опережение времени представлено автором слишком уж искусственным — так, чтобы больнее надавить на нравственные кнопки солдат (и читателей). Технологии завтрашнего дня многообразно пересекаются с нынешними. Это порождает не единственного сумасшедшего, не только исчезновения какого-то количества людей, но какие-то заимствования из будущего.
Можно ведь собезьянничать :) И результаты слепого подражания употребить в самых разных целях. Что так многообразно и с разных точек зрения показано в "Жестяном лесу". Да в крайнем случае государство может попытаться договориться с пришельцами из будущего и купить у них что-то технологическое в обмен на толпы заключенных.
Но Збешховский чрезмерно изолировал, разделил обыденное и футурическое.
Потому первая часть книги смотрится как "лейтенантская проза" афгано-иракского разлива, а вторая как вариация "Секретных материалов".
Сочетаются посредственно, хотя подводки к тайне расставлены автором аккуратно.
Предыдущая его вещь — "Всесожжение" — оставила куда лучшее впечатление.
Итого: строго на любителя, который сможет продраться сквозь гарнизонную службу первых частей книги.
Роман-эксперимент, роман-разочарование — так я бы, наверное, охарактеризовал эту книгу достойного в целом писателя. Попытка автора дать панораму развития цивилизаций Азии и Америки (при условии, что население Европы полностью уничтожено чумой) на протяжении шести веков через судьбы двух десятков персонажей, живших в разное время и в разных странах, — эта попытка так и осталась набором эпизодов, не складывающихся в нечто единое. Слишком быстро приедается наблюдать за их делами и словами, заранее зная, что сейчас они будут «топить» за науку, мир, равноправие, феминизм — где бы ни находились и кем бы ни были.
Несомненно, понимая это, автор ввел в повествование довольно радикальный и неожиданный прием — все его основные герои являются реинкарнациями одних и тех же душ, проходящих через нечто, напоминающее буддийское бардо, и возвращающихся на землю, забыв прежние жизни — но все же иногда ощущая некую необъяснимую связь друг с другом (и даже целиком догадываясь, что с ними происходит). И вот этот прием, сам по себе интересный, наносит книге окончательный удар, буквально разрывая ее пополам.
Ведь каковы интенции Робинсона? Показать, что научно-технический прогресс не является исключительно европейским феноменом, что не создай европейцы науку по каким-то причинам раньше прочих (по каким, Робинсон не рефлектирует), и на материалистически-научный путь развития встали бы остальные культуры: и Китай, и Индия, и ислам, и даже ходеносауни (ирокезы). Сразу отметим, что это очень спорный тезис. И его стоит разобрать поподробнее.
Возьмем для примера Индию и Китай. Почему рафинированные индусы, рациональные китайцы, сделав множество технических изобретений, в совершенстве владея логикой как искусством рассуждения, за сотни лет цивилизационного процветания так и не сформировали ничего похожего на западную науку как социальный институт и мировоззренческую основу? По той же причине, почему это не сделали древние греки, оставшись на уровне индивидуальных гениев типа Эратосфена или Архимеда. Все дело в христианстве и его новаторской теории трансцендентного Бога.
Для христианина, особенно протестанта (иудаизм оставляем в стороне — это слишком этноконфессиональная религия), Бог не в мире, а вне его. Соответственно, мир (за исключением особых сакральных участков типа храма) и мирская жизнь в нем (за исключением молитвы) лишены какого-либо божественного присутствия, десакрализованы, подчиняются естественным законам, в том числе тем, что волен установить сам человек. Отсюда совершенно не противоречащее религиозным канонам желание эти естественные законы познавать и устанавливать.
Напротив, индусы и китайцы (как и греки) мировоззренчески пантеисты — природа сакральна, в ней прежде всего проявляет себя божественное, человек не вознесен над миром, чтобы владеть им, но встроен в него и озабочен поиском гармонии с ним. При таком раскладе, конечно, отдельными личностями могут быть сделаны те или иные научные открытия (как это происходит и у Робинсона), но невозможен немотивированный, невесть откуда возникающий переход всей цивилизации на совершенно иное отношение к действительности и к совершенно иному способу активности. И в Европе никогда бы не победило научное мировоззрение, если бы оно уже не было подготовлено христианской десакрализацией мира. Науке оставалось лишь продолжить эту тенденцию и десакрализовать, исключить из рассмотрения теперь уже самого Бога.
Правда, остается ислам с его еще большей десакрализацией мира, и в его «энтээризацию» веришь больше, но здесь, видимо, местными интеллектуалами были осознаны те опасности, которые ведут к подрыву авторитета Бога, и положен им строгий запрет. В любом случае Робинсон имел куда больше оснований пофантазировать на тему научного развития дар-аль-ислама, но тогда бы ему пришлось сделать его аналогом Европы в нашем мире и отдать безусловную пальму первенства, что Робинсон меньше всего желал делать в силу своих антимусульманских и эгалитарных настроений. Так что в его мире ислам, даже вставший на научно-технический путь, проиграл гонку за первенство.
Проблема Робинсона, что он совершенно игнорирует эти мировозренческие аспекты и различия. У него научный гений может появиться где угодно, сделать кучу фундаментальных открытий, а потом вдобавок не сгинуть, как у греков, а еще и породить каким-то образом даже не школу, а целую научную революцию, которая радикально перестраивает все общество! Но так не бывает. В нормальном обществе нет запроса на радикально новое мировоззрение, напротив, оно всячески сопротивляется каким бы то ни было попыткам себя поменять и может сдаться только под напором превосходящих сил извне, как это случалось с теми обществами, что в разное время подвергались модернизации под влиянием Запада. Однако здесь-то у нас Запада нет и нет даже того, кто бы занял его место.
Но это еще полбеды. Настоящая беда этой книги появляется тогда, когда мы узнаем, что вдобавок к доминирующему научному мировоззрению, на рельсы которого успешно встают все цивилизации, существует еще совершенно иррациональное, мифологическое бардо, через которое проходят реинкарнирующие души! Тут возникает сразу ворох вопросов. Во-первых, поскольку бардо — идея буддийская, получается, что автор убеждает нас в истинности буддийской метафизики? Не мусульманской, не христианской, не индуистской, не, наконец, индейской — а именно буддийской? И как быть с научным мировоззрением, в эмпирических рамках которого никаких субстанциональных душ, никаких перевоплощений, никаких особых реальностей типа посмертного бардо не предусматривается? Да это же все меняет! Такая мощная духовная истина, к тому же прозреваемая многими людьми на собственном опыте, должна была способствовать тотальному преобразованию всех прочих, «неистинных», религий и традиций — в первую очередь того же ислама! А насколько бы она изменила науку — ее цели, задачи, подходы, методы? Вот подлинная сила, что воздействовала бы на этот мир не хуже европейской модернизации — но Робинсон этот вопрос совершенно обходит, оставляя его в частной сфере своих героев. Неужто они такие уникальные, а остальные миллиарды людей — ни сном ни духом? Но тогда остается непонятной и необъясненной их уникальность. Равно как и неправдоподобно то, что наши герои, осознавая свою духовную сущность как реинкарнирующих душ, не пытаются узнать об этом больше, не ищут среди духовных учителей и книг, не строят научные догадки, а продолжают обычную жизнь — экая, право, мелочь — мало ли что приснится. А если «приснилось», зачем нас, читателей, за нос водить?
Резюмирую. Большой роман, который так и не стал эпосом, оставшись собранием разрозненных и монотонных осколков. Игра в альтернативную реальность, которая по-настоящему не предложила ничего интересного, как будто автору не хватило воображения или желания играть (всего один пример: Робинсон изображает небывалый расцвет Китая, во время которого был даже открыт Новый Свет, однако в его версии маньчжурская династия Цин все равно «в назначенный срок» сменяет Мин, хотя в нашей истории это случилось во-многом благодаря финансовому кризису, вызванному дефицитом серебра, в том числе из-за действий европейцев, и последовавшей за этим крестьянской войне — нелепо предполагать такие события там, где китайцы вдруг «в одно лицо» осваивают несметные богатства обеих Америк). Полное игнорирование цивилизационных и мировоззренческих различий, что сделало мир Робинсона серым и одномерным. И главное: фундаментальное противоречие между замыслом автора (научно-материалистичный путь развития для всех цивилизаций) и повествовательным приемом (реинкарнация героев и прохождение их через буддийское бардо), что обессмысливает и то и другое.
Помните Робинзона Крузо, Сайруса Смита и подобных им героев?
Эти мужики придерживаются созидательно взгляда на мир. Лучше строить, чем разрушать, и лучше отгадывать загадки, чем мешать людям разобраться в этом мире. Сложные моральные проблемы обходят их стороной. Врагов надо убить, но если можно договориться, то надо договариваться. А если разойтись никак нельзя — то лучше разойтись с женой. Это — максимум.
Таким людям недостает для счастья лишь подходящего поля деятельности. Чтобы размах и масштабы...
Словом, просыпается такой человек в 22-м столетии. Уже в статусе компьютерной программы.
Он документики подписал на заморозку головы и таки да, выиграл билет. То есть его машина задавила на конвенте фантастов.
Но вокруг ситуация на лучшая. В США — религиозная диктатура. В Бразилии — агрессивная империя. Евразия тоже не подарочек.
А его самого хотят быстренько доучить, засунуть в корабль и отправить к ближайшей звезде — искать планеты.
Что плохо — его же хотят взорвать всякие религиозные фанатики. И другие страны тоже запускают свои проекты межзвездных кораблей с электронными мозгами, куда копируют личности добровольцев.
Словом, с Земли он практически бежит — будучи звездолётом — а позади уже начинается войнушка, вполне себе ядерная.
Причем он может воспроизводить себя, копировать. Как сказали бы в 18-м веке — "создавать новые фортепиано". И может строить неплохие фабрили в открытых системах.
А дальше...
Берем самое мрачное, что есть у Питера Уоттса, у Хайну Райяниеми — и делаем светлым.
Он не хочет драться с людьми, порабощать людей, унижать людей. А со своими копиями всегда можно договориться.
Технологическая сингулярность произошла — он совершает открытия таким темпом, что Эйнштейн с Йоффе умрут от зависти. Ну и что? Он может уничтожить человечество? Что за глупость.
И жизнь его становится как похождения бойскаута космических масштабов.
Контакт с примитивными разумными? Будет.
Следы злобной цивилизации? Найдутся.
Подвиги и самопожертвование? Придётся совершать.
Встреча с дальними родственниками? Ну как без неё?
И будет много чего еще, включая широкие перспективы...
Читается без напряжения, потому как вера в решение любой проблемы изобретением, старанием и разумным компромиссом не оставляет автора и его главного героя. Темп развития событий — динамичный. Язык повествования — легкий.
Ребята молодцы :)
Хочется им поаплодировать и даже вручить медаль.
Это своего рода утопия, но только не политическая, а прогрессистская. Это извод "эдисонианы". Все будто в традиции Жюля нашего Верна.
Уровень наукообразия достаточен для того, чтобы считать текст твердой научной фантастикой. Азимов и Гаррисон где-то рядом. И тут нет ни намека на фэнтези.
Звездолёты, звездолёты, звездолёты, ну а девушки? А девушки потом.
Но если у вас возникнут вопросы "Почему?" и "Зачем?" — вы не найдете тут ответов. Никаких. Если в следующих книгах цикла автор не поставит их, то всё станет очень скучно...
Итого: если вам хочется почитать книгу в стиле производственно-батальной фантастики середины 20-го века — вот она. Все свои — рациональные. Все враги — догматики и фанатики. Или просто у них нет мозгов.