Бабиченко, Д. В мире нарисованных героев (статья) // Нева. — 1960. — № 5. – С. 219. — (Из почты «Невы»).
В мире нарисованных героев.
Д. Бабиченко, режиссер студии Союзмультфильм.
...2060 год. На городской площади, у памятника, сооруженного в честь запуска первого искусственного Спутника Земли, остановился маленький мальчик и заплакал.
— Чего ты плачешь? — спросили его. — Или забыл, что в XXI веке дети перестали реветь?!
Но мальчик не унимался. Ему было обидно, что памятника удостоен первый спутник, а не сотый, куда более совершенный, чем его далекий предшественник.
Тогда Мурзилка — традиционный герой детских сказок, — совершив прыжок сквозь столетие, приглашает плаксу в космический полет и показывает ему, почему потомки чтят память первооткрывателя космических рейсов.
Этот эпизод происходит в первом широкоэкранном мультипликационном фильме «Мурзилка на спутнике», выпускаемом в Москве студией Союзмультфильм в постановке режиссеров Е. Райковского и Б. Степанцева.
Беспредельные творческие возможности привлекают к мультипликационному фильму работников художественной кинематографии. Здесь можно воплотить в реальность любую фантазию: совершить со зрителем путешествие на необитаемую планету, отправить героя в «сердце» самой сложной машины или недоступного глазу химического процесса и сделать его свидетелем происходящих там явлений, заставить балерину танцевать на цветах и даже в воздухе, ни на что не опираясь. Авторы мультипликационного фильма направляют кинообъектив на созданный ими мир нарисованных людей, животных, растений, вещей, пейзажей, городов…
Полтора часа пробыл кабинете В. И. Ленина английский писатель Герберт Уэллс. На целых полтора часа посланцу из другого мира «удалось» вклиниться в жёсткий распорядок рабочих суток главы Советского государства.
Фантаст слушал Ленина, который о наступающих и грядущих экономических преобразованиях в стране говорил
как о деле свершённом, само собою разумеющемся. Нельзя сказать, что писатель не воспользовался редкой возможностью видеть коммунистического вождя. По возвращении в Англию Уэллс опубликовал книгу впечатлений, включившую главу и о визите к «кремлевскому мечтателю». Но жизнь подтвердила: автору «Машины времени» так и не дано было в тот визит при всём своем даре фантаста постигнуть суть полуторачасовой беседы, наполненной ленинской мыслью, освещённой ленинским предвидением…
Уэллс, у которого уже созрел замысел новой книги (назовет: «Россия во мгле»), отбывал домой. Последние минуты. Уэллс уезжал с сознанием открытой им истины: остаются здесь обречённые. И потому столько снисходительной жалости во взоре к провожающим. Он отдаёт должное их гостеприимству. И будучи человеком воспитанным, он, конечно же, не взглянет в конец своего вагона. Там, торопясь до третьего звонка занять плацкарту на крыше, лезут в лаптях и онучах, с мешками… хозяева огромной страны. Хозяева?! Как можно мечтать о каком-то прогрессе, имея в реальности эту безграмотную, полуголодную, полураздетую массу?.. Но об этом потом. А на прощание — вот эта жалеющая улыбка доброго джентльмена.
. . .
Английский фантаст еще размышлял над белым листом своей книги о России, а здесь, в России, ленинские мечты чеканились в конкретные задания текущего момента; понятые массой, обращались в будни работы. Обыкновенные будни для стройки социализма. Невероятные... даже для Герберта Уэллса, автора фантастических романов. Отсюда и признание: в «какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но...» Но Владимир Ильич именно о будущем и говорил с Уэллсом. «Он видит, — писал позже Уэллс о Ленине, — как вместо разрушенных железных дорог появятся новые, электрифицированные, он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как поднимается обновлённая и счастливая, индустриализованная коммунистическая держава,..»
There books in which are reflected human hopes and ideals for the remote future. Among these are what are known in the Soviet Union as “scientific fantasy” books. This type of literature is known under different names in different countries: utopian novel, scientific novel, novel about the future, scientific dream literature, etc. But all of them deal with the future of our planet, the future of mankind.
In our time, although science opens before mankind magnificent prospects, it threatens to interrupt the existence of mankind. Yet the desire of the ordinary man to know what awaits him in future ages is quite understandable. He wants to know whether there will eventually be agolden age of universal happiness or whether a last, tragic conflict will turn our planet into a radioactive desert.
Reflecting on the intense interest of mankind and its fate, novels and stories about the future have been created by science fiction writers of all countries. They try to paint a picture of a harmonious and logical society that mankind will develop in the future. Naturally each write: treats all facts and phenomena from his own point of view.
The characteristic feature of Soviet science fiction is its optimism, Soviet writers believe in man's reason, in the fact that science ulti mately will serve the people's welfare, not cause their extermination.
As a writer of science fiction, I feel that these traits of our science fiction have been best and most fully expressed in the novel Andromeda Nebula by Ivan Yefremov, well-known Soviet writer and professor of biophysics. This book has been published in many languages of the world, including several of the languages of India.
Yefremov takes us into the thirtieth century. It is a beautiful earth on which we are living. The ice has receded, the swamps have been drained, the deserts peopled; the taiga and jungles are blossoming gardens. Racial and national discrimination has long since disappeared; love is no longer traded for security nor friendship for self-interest. Every man does the work he himself has chosen as his contribution to the general good. This is a world rich with food, clothes, housing and all varieties of manufactured goods produced by tireless cybernetic machines.
And the people of this perfect world—are they bored from idleness, dulled without the competitive struggle for existence? They are not! There are no wars among men; the only struggle is the eternal one with nature.
In this struggle men risk death. They man a spaceship flight to the dark and malevolent planet Zirda from which they are not likely to retzirn. They try to break through the limits of our galaxy with speeds greater than the velocity of light. They dare an experiment that destroys both their space laboratory and the experimenters.
With Yefremov we talk to beings in other worlds. We go to ocean depths where people, fatigued from mental work, dophysical labor for relaxation and entertainment. We meet athirtieth century man. He has some of our traits and some new ones, this handsome, modest, coura geo-us, clever and highly educated man. But, like some of us, he suffers from unrequited love; like all of us, he has his uncertainties and makes his mistakes.
The subject matter and style are extremely varied, more so in recent years with the many new names that have appeared on the science fiction scene. The locales range from outer space to the ocean depths, to the bowels of the earth. The majority of them belong to engineers, astronomers and physicists. Science fiction writers are of different temperaments and, what is still more important, of highly diverse approaches to their literary tasks. Even people guided by the same idea can write differently about the future.
Genrikh Altov's Stellar Rocket Proving Ground is the story of ascien tist whose life has been spent setting up an unusually complex and important experiment. For a quarter of a century he has stored up energy ingigantic accumulators. A few days before the critical experiment, he is called on to make anagonizing decision. An exploring party is trapped in the center of the earth. The men have only a day's supply of air. The only chance for rescue is with a device that requires enormous quantities of energy, and the only man on earth who can furnish energy insuch quantities is the scientist. He sacrifices his accumulators, and with it a lifelong dream.
Vladimir Savchenko, in Black Stars, writes of Soviet scientists at tempting to create a fantastic neutronic material that will make man master not only of his own little planet but of the universe. The author gives us afascinating and authentic picture of the enormous complexity of modern physical research.
Science fiction writers are very vocal about their differences regarding most aspects of the craft. Some insist that their writing should stick strictly to scientific fact; others insist that imagination should range freely, untrammeled by scientific fact. Still others say a science fiction novel must be about the man of the future. But all agree that science fiction should instill in people a love of scientific investigation and faith in the fascinating future of mankind.
Есть книги, в которых отражены человеческие надежды и идеалы относительно далекого будущего. Среди них есть те, которые в Советском Союзе соотносят как «научная фантастика». Этот тип литературы известен под разными названиями в разных странах: утопический роман, научный роман, роман о будущем, научная литература мечты и т. д. Но все они имеют дело с будущим нашей планеты, будущим человечества.
В наше время, хотя наука открывает перед человечеством великолепные перспективы, она же грозит прервать существование человечества. Тем не менее, желание обычного человека узнать, что его ждет в будущих веках, вполне понятно. Он хочет знать, наступит ли в конце концов золотой век всеобщего счастья или последний трагический конфликт превратит нашу планету в радиоактивную пустыню.
Отражая острый интерес человечества и его судьбу, романы и рассказы о будущем были созданы писателями-фантастами всех стран. Они пытаются нарисовать картину гармоничного и логичного общества, которое человечество разовьет в будущем. Естественно, каждый пишет: рассматривает все факты и явления со своей точки зрения.
Характерной чертой советской научной фантастики является ее оптимизм, советские писатели верят в разум человека, в то, что наука в конечном итоге послужит благополучию людей, а не станет причиной их истребления.
Как писатель-фантаст, я считаю, что эти черты нашей научной фантастики лучше всего и наиболее полно выражены в романе «Туманность Андромеды»Ивана Ефремова, известного советского писателя и профессора биофизики. Эта книга была опубликована на многих языках мира, включая несколько языков Индии.
Ефремов переносит нас в тридцатый век. Это прекрасная земля, на которой мы живем. Лед отступил, болота осушены, пустыни заселены; тайга и джунгли превратились в цветущие сады. Расовая и национальная дискриминация давно исчезла; любовь больше не обменивается на безопасность, а дружба на личные интересы. Каждый человек делает то дело, которое он сам выбрал в качестве своего вклада во всеобщее благо. Это мир, богатый едой, одеждой, жильем и всеми видами промышленных товаров, производимых неутомимыми кибернетическими машинами.
А люди этого идеального мира — они скучают от безделья, отупели без конкурентной борьбы за существование? Нет! Нет войн между людьми; единственная борьба — вечная с природой.
В этой борьбе люди рискуют жизнью. Они управляют космическим кораблем, летящим на темную и зловещую планету Зирда, с которой они вряд ли смогут вернуться. Они пытаются прорваться за пределы нашей галактики со скоростью, превышающей скорость света. Они отваживаются на эксперимент, который уничтожает и их космическую лабораторию, и экспериментаторов.
С Ефремовым мы общаемся с существами в других мирах. Мы отправляемся в глубины океана, где люди, уставшие от умственной работы, занимаются физическим трудом для отдыха и развлечения. Мы встречаем человека тридцатого века. У него есть некоторые из наших черт и некоторые новые, этот красивый, скромный, мужественный, умный и высокообразованный человек. Но, как и некоторые из нас, он страдает от безответной любви; как и все мы, он имеет свои неуверенности и совершает свои ошибки.
Тематика и стиль чрезвычайно разнообразны, особенно в последние годы с появлением на сцене научной фантастики множества новых имен. Места действия варьируются от открытого космоса до океанских глубин, до недр земли. Большинство из них принадлежат инженерам, астрономам и физикам. Писатели-фантасты обладают разными темпераментами и, что еще важнее, весьма разными подходами к своим литературным задачам. Даже люди, движимые одной и той же идеей, могут писать о будущем по-разному.
«Полигон «Звёздная река»Генриха Альтова — это история ученого, который всю жизнь посвятил проведению необычайно сложного и важного эксперимента. Четверть века он запасал энергию в гигантских аккумуляторах. За несколько дней до решающего эксперимента ему приходится принять мучительное решение. Исследовательская группа оказывается в ловушке в центре Земли. У людей есть только дневной запас воздуха. Единственный шанс на спасение — это устройство, требующее огромного количества энергии, и единственный человек на Земле, который может предоставить энергию в таких количествах, — это ученый. Он жертвует своими аккумуляторами, а вместе с ними и мечтой всей жизни.
Владимир Савченко в «Черных звездах» пишет о советских ученых, пытающихся создать фантастический нейтронный материал, который сделает человека хозяином не только его собственной маленькой планеты, но и вселенной. Автор дает нам захватывающую и достоверную картину огромной сложности современных физических исследований.
Писатели-фантасты очень громко заявляют о своих разногласиях относительно большинства аспектов этого ремесла. Некоторые настаивают на том, что их произведения должны строго придерживаться научных фактов; другие настаивают на том, что воображение должно свободно распространяться, не сдерживаемое научными фактами. Третьи говорят, что научно-фантастический роман должен быть о человеке будущего. Но все согласны с тем, что научная фантастика должна прививать людям любовь к научным исследованиям и веру в увлекательное будущее человечества.
---
Перевод с английского Google-Переводчик. Редактирование перевода и перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ.
Борис Стругацкий, Борис Вишневский. «Жизнь без надежды беспросветна» (отрывки из интервью в 2011-2012 годах, публикуются впервые) // Эхо планеты. — 2012. — 20-31 декабря (№ 48). — С. 3-5.
---
— Борис Натанович, вам не кажется, что время будто бы пошло вспять и многое вернулось из советского прошлого: выборы без выбора, руководящая партия, государственная идеология… Насколько далеко можно вернуть историю страны назад? (1)
— Вернуть можно все, как в виде фарса, так и в виде трагедии. Вот и сейчас все, вроде бы, вернулось, но всё какое-то б/у, словно молью траченное. Выборы без выбора — да, но ведь половина электората на них вообще не ходит. Руководящая партия — да, но какая-то неубедительная: занимается своими тихими делишками и в авторитете только у чиновников. Государственная идеология — господи, да какая нынче государственная идеология? Замшелый антиатлантизм годится лишь для того, чтобы обывателя уговорить, а более ни для чего…
Террор не террор, застой не застой. Вернулись на злачные поля, а там глиняная пустыня, и вся заросла чертополохами нового поколения, которое хочет только, чтобы было весело и ни о чем не надо было думать.
– Может быть, это потому, что сегодня власть врет народу так же тотально и бесстыдно, как 20 лет назад? Почему же терпение не лопается и стыд не просыпается — слишком мало лет прошло?
— Врут, во-первых, не так тотально и не так бесстыдно, а с оглядкой. Интернет, все-таки, чужое радио, какая-никакая, но оппозиционная пресса… Лет прошло, разумеется, мало; новое поколение еле-еле успело прорасти и ничего еще не способно решать. И страх свободы по-прежнему сильнее стыда, и по-прежнему неодолима жажда стабильности, то есть, готовность во всем подчиняться начальству в обмен на надежду покровительства.
— Нужно ли учить в школах «Основам православной культуры»? (2)
— Я уверен, что в школе прежде всего надо учить чтению. Выпускник должен точно знать, что читать – прекрасно, книга – это замечательная штука, жить в значительной степени означает – читать. Книгочей – это же потенциальный носитель культуры.
Что касается истории религий вообще и основ православной культуры в частности, то главное тут заинтересовать школяра, убедить его, что это по-настоящему увлекательно. Иначе появится просто ещё один занудный предмет вроде труда или военного дела. Непонятно, кому и зачем нужный. А следовательно, как бы и необязательный. Пуще всего, я боюсь, что уроки по «Основам православной культуры» с неизбежностью превратятся в уроки Закона божьего, и пойдёт наша школа выпускать в мир людей, убеждённых, образно выражаясь, в том, что Земля плоская.
— Почему так возросло число «статусных» деятелей культуры, публично поддерживающих власть? Кажется, даже в 1980-е их было куда меньше… (3)
— А почему нет? Легко и радостно говорить правду в лицо своему королю, как славно дышится в освобожденном Арканаре. Совершенно не вижу, почему бы благородному дону не поддерживать теперь власть самым храбрым образом. Ведь вдобавок ко всему прочему он еще оказывается вместе с подавляющим большинством, то есть с народом. Чего, кстати, в 1980-е годы не было.
– Вечная точка раздрая для демократической оппозиции: вести диалог с властью, пытаясь убедить её либерализоваться, или «никаких компромиссов». Ваше мнение?
— Реальная политика — это всегда умелое сочетание жесткости и компромисса. А «никаких компромиссов», по-моему, — типично демагогический лозунг. И бесперспективный к тому же. Периферия политики. Стоит ли самим себя загонять на периферию?
– Но ведь и власть достаточно жёстко и явно с непропорциональным применением силы подавляет многие акции протеста. Неужели она так боится нескольких сотен, пусть даже тысяч митингующих, при её-то рейтингах?
— Это привычка советских времён: всякую оппозицию надлежит душить в зародыше, причём самым беспощадным образом. Пламя, знаете ли, возгорается из искры. Им палец только дай, они и руку откусят. Лучше пере-, чем недо-.
— Вы верите в модернизацию, о которой не устают говорить в верхах? (4)
— Боюсь, это только слова. Модернизировать надо политическую жизнь, без этого никакая модернизация экономики и науки невозможна. Возможна разве что милитаризация, которая не есть выход их тупика, а как раз углубление в него. Модернизация же политической жизни означает схватку между элитами: «державниками» и «либералами», «аскетами» и «гедонистами», «антизападниками» и «прозападниками». К этой схватке ни одна из элит не готова, риск слишком велик, можно разрушить страну и потерять всё.
– Часть элиты считает, что экономический прорыв невозможен без либерализации политической системы, другая часть — что именно экономические успехи в конце концов неизбежно приведут к политическим изменениям. Кто прав?
— Правы первые, но это вовсе не означает, что страна пойдет именно по этому пути. Путь превращения в лидера Пакта Изгоев тоже выглядит вполне реальным. Во всяком случае, сторонников этого пути более чем достаточно.
— Второй приговор Ходорковскому и Лебедеву, по мнению многих, перечеркнул надежды на либерализацию сверху. Вы ожидали такого исхода? (5)
— Ничего неожиданного не произошло. Любому взрослому человеку изначально ясно было, каков будет приговор. Единственный, осмысленный, с точки зрения нынешнего политического курса, приговор. Но мы ведь не просто «взрослые», мы — взрослые граждане авторитарного государства, а значит в какой-то степени дети. Мы не можем жить без надежды на чудо. Без неё жизнь становится беспросветной. Кристально ясна, понятна во всех деталях, беспощадно закономерна и — беспросветна.
Такое видение обстоятельств единственно верное и продуктивное с точки зрения практического политика. Но мы-то не политики, мы не умеем извлекать пользу из точно выверенных прогнозов. Мы вообще не нуждаемся в истине как в окончательной ценности. Мы с радостью признаем ошибочность своих безошибочных расчётов, только бы реальная история повернула свой ход в желательном нам направлении.
Пусть это будет абсурдно, но чудо всегда абсурдно. Пусть это не лезет ни в какие ворота, но на то оно и чудо.
Вдруг появляется некто, весь в белом, безошибочно просчитанный нами, и объявляет приговор несправедливым, юридически несостоятельным и вообще жутковатым атавизмом совсем другой эпохи, с которой нам так хотелось бы расстаться навсегда. И всё происходит, как в знаменитом гимне государства Швамбрания: «Но никто совсем не умер, они все спаслись. Всех они вдруг победили и поднялись ввысь!».
Швамбранию придумали дети. Мы готовы придумывать свое ближайшее будущее, «движимое чудом», потому что будущее без чуда — это, по сути, есть просто повторение прошлого.
— Чуда не произошло. Значит, и оттепели ждать уже не стоит? (5)
– Ничего подобного! Очередная политическая оттепель неизбежна так же, как и весенняя. Мы-то это знаем достоверно — видели. Малая, хрущевская, Большая, горбачевская, — всё это происходило на наших глазах, и каждый раз внезапно, вдруг, когда и надежд никакой разумный человек питать себе уже не позволял. И каждый раз оттепель возникала как результат жестокого экономического кризиса, многолетнего периода дефицитов, утери экономической и идеологической перспективы. И каждый раз правящая элита раскалывалась на «аскетов» и «гедонистов»: на тех, кто по старинке считал, что главное сохранить власть, любой ценой, и на тех, кто понимал: надо менять порядки, и не потому даже, что «народ не выдержит», а потому, что не выдержит страна, потонет в трясине, навсегда станет обитателем третьего мира.
Путь на огосударствление всего и вся — это путь в тупик, в застой, навстречу неизбежному кризису, очередному и неизбежному приступу бедности, к состоянию тоскливой бесперспективности. А значит, к неизбежной — называйте её как хотите — оттепели, эпохе перемен. По сути, к революции. Будем надеяться, бескровной.
Существует фантастическая область, которая не будет добавлена в библиографии. Фрагменты интервью, статей, рецензий, в которых автор своей жизнью чуть прикасается к фантастике.
— Вы сказали, что в своё время учительница литературы пробудила у вас любовь и к этому предмету. А каковы сейчас ваши литературные вкусы?
— Я люблю фантастику. Фантастика — это взгляд в будущее, это мечта, но она всегда опирается на что-то реальное, существующее. В этом смысле выше других я ставлю Жюля Верна. Прошло сто лет со дня написания «Из пушки на Луну» — ведь он во многом не ошибся.
Еще один образец очень научной фантастики, которая, во многом сбывается, — это книги Циолковского. Сейчас потихоньку начинают вспоминать его выражение о том, что люди создадут международные эфирные поселения (а до этого чаще всего цитировали фразу, что человек, опираясь на свой разум, покинет пределы Земли). Сейчас мысль о международных эфирных поселениях будет проиллюстрирована нашим совместным полётом. Но это лишь начало. Я уверен, что такие поселения появятся в начале восьмидесятых годов.
Из научно-популярной литературы хочу отметить книгу Шкловского«Вселенная, жизнь, разум». Я многие свои картины написал, читая книгу Шкловского.
Тут, в Звёздном городке, у меня была выставка, но за последние два с половиной года я сделал не так много: четыре картины маслом, несколько пастельных и десятка полтора живописных работ, что называется, «для души». У меня просто нет времени. В этом году всего выходных было — три субботы и три воскресенья. Поэтому и с чтением так: берешь новую книгу, видишь, что стоящая, а успеваешь только просмотреть «по диагонали».
В одном из сборников научной фантастики (1) издательство «Молодая гвардия» опубликовало своеобразную анкету. На вопрос: «Что более всего интересует Вас в фантастическом произведении...» — один из читателей (2) ответил: «Увидеть мир глазами другого человека, который увидел мир с другой точки зрения, увидел и удивился и это удивление сумел передать людям».
— К сожалению, — говорит директор магазина № 100 Т. Бурядова, — мы не часто можем удовлетворить всех любителей этого жанра: фантастика у нас не залеживается. Если раньше — скажем, лет десять назад — такими книгами интересовалась тольно молодежь, то теперь диапазон читателей невероятно расширился: школьники и студенты, ученые и рабочие, художники, и инженеры. А возраст, как говорится, от семи до семидесяти...
Пожалуй, это. Явление легко объяснить: появилась фантастика новая, рожденная теорией относительности, идеями Вернадского и Винера, полетами Гагарина и его космических братьев. «Мне кажется, что за последнее время... научная фантастика резко набирает силу».
Это слова академика Н. федоренко, который отвечает сегодня на вопросы «ЛГ». Кроме него, выступают летчик-космонавт А. Леонов, рабочий завода «Динамо» С. Антонюк и доктор исторических наук И. Бестужев-Лада.
...Не только против грабителей природы направлен писательский пафос В. Солоухина, но и против другой, несколько более сложной и тонкой беды времени. Грандиозные достижения автоматики, электроники и кибернетики привели к обожествлению сверхточных наук. Многим померещилось, что в недалёком будущем Царь-человек уступит трон земли Царю-роботу. Наряду с трагическими и одушевленными истинной поэзией произведениями Брэдбери, талантливыми, умными рассказами Азимова и некоторых других авторов книжный рынок наводнила третьесортная беллетристика о роботах, диковинных и всемогущих летательных аппаратах, смертоносных лучах, невероятных обитателях иных миров. Литература безответственная, зачастую просто невежественная, вредная, но энергичная и напористая.
В фетишизации науки, отрыве ее от нужд, задач и надежд человека есть что-то невыносимо пошлое. И В. Солоухин с увесистой силой бьет по этой пошлости в горьком рассказе «Ледяные вершины человечества» (3). Однажды автор возле сельского кладбища повстречал дряхлую старуху, у которой недавно по-глупому на рельсах погиб хороший, добрый сын. Он видел безмерное горе матери и видел, чем успокоилось ее бедное сердце, и подумал: «Книга о фантастических роботах (4) по-прежнему лежала у меня на столе. Ледяные вершины человечества. Интересно, взбунтуются ли против своих создателей будущие бездушные роботы, запрограммированные на саморазмножение? Интересно, что они будут думать, начитавшись наших человеческих книг, о наших чисто человеческих категориях, то есть о том, что им будет заведомо не дано? Жалость, материнская скорбь, боль, любовь, соучастие, счастье, сомнения, легкая грусть, крепкая печаль... Сначала они, должно быть, попытаются исследовать, будут спорить, отрицать или утверждать, писать трактаты, устраивать диспуты. Потом успокоятся, найдя какой-нибудь удобный, все объясняющий термин, вроде нашего словечка «сверхъестественное».
Бедные железные роботы».
Да, бедные железные роботы, и бедные те, кто полагает, что человечество спасется машинерией, бездушьем цифр и схем.
В какой-то мере и остроумный рассказ «Урок телепатии» работает на ту же идею. Здесь рассказано, как простое и вечное чувство — любовь — произвело то странное телепатические чудо, что оказалось не по зубам одной из самых модных наук — передаче мыслей на расстояние. Здесь снова отстаивается человек, живой, трепетный, из крови и плоти, неисчерпанный и неисчерпаемый, от надменной веры во всемогущество холодного точного знания...
2. А. Нарбуева, чабан, 20 лет, из Читинской области // Антология Фантастика, 1967.
3. Солоухин В. Ледяные вершины человечества // Владимир Солоухин. Зимний день. Рассказы. Издательство «Советский писатель». М. 1969. С. 72-81. Читать в прилагаемом файле.
4. Найдите эту книгу на сайте Фантлаб.
5. Солоухин В. Урок телепатии // Владимир Солоухин. Зимний день. Рассказы. Издательство «Советский писатель». М. 1969. С. 82-97. Читать в прилагаемом файле. Рассказ не входит в библиографические списки советской фантастики.
облако тэгов
