Этот день. 12 апреля 1961 года, останется в памяти всего человечества, а мне этот день стал особенно дорог, так как я одним из первых услышал голос человека из космического пространства.
Вместе с писателем-фантастомА. Казанцевым меня пригласили в радиостудию и сказали: «Сейчас привезут магнитофонную пленку с записью сообщений Юрия Гагарина с борта космического корабля «Восток». Надо их прокомментировать для радиослушателей.
И вот уже доставлена уникальная плёнка, исторический документ, который останется на века. Сорваны сургучные печати, кассета — на диске магнитофона. Шумы, треск разрядов. Атмосфера возмущена, что человек прорвался сквозь ее толщу и может теперь разговаривать с Землей. В те времена радиотехника еще не достигла совершенства в космических связях, как это было потом, когда мы не только слышали космонавтов, но и видели на экранах телевизоров. И хотя голос Гагарина звучал совершенно спокойно, мы понимали не все слова. Тут, конечно, виновата была не только техника, видимо, нам не хватало гагаринского спокойствия...
Мне сейчас трудно вспомнить, в чем заключались наши комментарии. Да, собственно говоря, это и неважно, помню лишь, что боялся пропустить хоть одно слово из сообщений Гагарина, боялся, как бы оно не затерялось среди шумов возмущенной атмосферы.
Вскоре после этого полета мне посчастливилось не только услышать голос Гагарина, но и увидеть его самого. В мае Юрий Алексеевич приехал к нам в Дом литераторов для встречи с писателями. В переполненном до отказа зале мы слушали эмоционально насыщенный, образный рассказ первого космонавта. Отвечая на вопросы, он, застенчиво улыбаясь, обмолвился: «Но ведь я же не писатель». На это К. А. Федин из президиума бросил реплику: а почему бы Юрию Алексеевичу и не писать. Видимо, реплика руководителя нашей писательский организации оказалась пророческой. Очерки Ю. Гагарина печатались в газетах, а затем вышла и книга.
Многие из писателей — участников этой встречи подарили свои книги Юрию Алексеевичу, потом фотографировались вместе с ним. Я дождался, когда все разойдутся, и прошёл в комнату за сценой, где Юрий Алексеевич и наставник космонавтов — генерал Н. П. Каманин остались одни. Мне захотелось лично передать книгу Гагарину.
Это был роман «Последний полустанок». Я его начал писать, когда еще не было спутников, задолго до полета Гагарина. В романе рассказано о полете вокруг Луны. Мне не казалось, что это фантастика, а потому я назвал книгу просто роман. Передавая ее Гагарину, я признался, что это не фантастика, хотя здесь рассказывается о полете вокруг Луны.
— Что ж! Это вполне возможно, — с затаенной улыбкой, будто только для себя, сказал Юрий Алексеевич.
Мне тогда представилось, что улыбался он своей мечте о таком полете, который для него был абсолютной реальностью, не то что для писателя в робком его воображении...
Уже не раз звучали и еще будут звучать родные нам голоса в просторах Вселенной. Путь во Вселенную был открыт Гагариным. Крылатые сыны Страны Советов бесстрашно идут этим путем.
С детства помню я книгу Томмазо Кампанеллы«Город Солнца». Итальянец из Калабрии, активный участник борьбы за освобождение Южной Италии от гнета испанской монархии, как сумел он почти четыре века назад создать прообраз коммунистического общества? Обвиненный в заговоре, прошедший невыносимые пытки инквизиции, он был приговорен к пожизненному заключению. И там, в каменном мешке тюрьмы, перед его глазами вставали светлые улицы Города Солнца, человеческие отношения далекого Завтра.
Отраженный свет этой поразительной утопии, нарисованной одиночкой-мечтателем, дошел до нас через столетия и продолжает волновать смелостью предвидения и чистотой помыслов.
Эти мысли невольно приходили ко мне, когда на Всемирной выставке ЭКСПО-70 я остановился перед ее центральным сооружением — «Башней Солнца». Кругом в неистовом стремлении поразить воображение высились причудливые здания. Талантливейшие архитекторы и художники всех стран мира выдумывали эти сооружения, чтобы потрясенный посетитель, заинтересовавшись, почти помимо воли и сознания своего погрузился в таинственные глубины экспозиции.
Вот древняя японская пагода — копия сооружения тысячелетней давности. Под ее крышей развернул свои залы один из самых мощных кибернетических концернов Японии. Вот стальной пузырь французского павильона с мигающим бисером электрических вспышек на его глобальной поверхности. Вот надувная громада странного и удивительного сооружения, напоминающего гулливеровски огромный оранжевый матрац. Это тоже павильон выставки. Вот связанные между собой цилиндры — геометрически размещенные в пространстве пни еще не выкорчеванного архитектурного леса второй половины XX века. В многоэтажных цилиндрах прошлое, настоящее и будущее Японии! Вот летающая тарелка, подвешенная на бетонную подставку, по-журавлиному выгнувшую свою могучую шею. Это павильон Австралии. Голубые шары ФРГ, гигантский, врытый в землю овал павильона США.
Все эти здания, фонтаны, водохранилища соединены прозрачными трубами движущихся тротуаров, серпентинами монорельсовой дороги. Торжественно проплывают над расцвеченными сооружениями шаровидные кабины канатной дороги.
Перед главным, самым большим павильоном выставки — сооружение конусообразной формы. Оно чем-то напоминает белую сахарную голову. Но от стометровой глыбы голубоватого рафинада почему-то расходятся в стороны тоже конические неопределенные отростки, чем-то напоминающие руки. А на белой поверхности титанической сахарной головы вырисовывается круглое расплывчатое лицо. Его можно рассматривать анфас и в профиль. Пухлые губы, мясистый нос, большие, ничего не выражающие глаза. Именно так в детстве появляется первый рисунок — слегка улыбающееся, круглое, как колобок, солнышко.
Авторы павильона добились своего. Именно оно, детское восприятие, заставило нас поверить в то, что «Башня Солнца» воплотила в себе живой облик очеловеченного светила.
Но главный символ — в золотом диске, язычески грубо изображающем Солнце. Золотой диск над конусом башни. Два глаза — два прожектора смотрят на вас безжалостным взглядом кибернетического века. Башня и золотой символ светила прорезают насквозь колоссальную платформу крыши, закрывающую изразцовую площадку, на которой запросто можно разместить добрый десяток футбольных полей.
Мы стоим перед «Башней Солнца». Сегодня здесь, в Осаке, собрались крупнейшие фантасты мира, чтобы обсудить профессиональные вопросы мастерства, мечтать и фантазировать.
Рядом со мной спортивно-энергичный и иронически мыслящий Артур Кларк. Автор нашумевшего фантастического фильма «Одиссея 2001 года». Веселый, постоянно жестикулирующий и улыбающийся англичанин Брайн Олдис — всемирно известный автор фантастических трагедий о мрачном будущем Земли. Как не вяжется его оптимистический облик с выходящими из-под его пера романами — грозными предупреждениями человечеству.
Фредерик Поол — американский фантаст, талантливыми произведениями которого зачитываются миллионы молодых читателей. Из Канады приехала Джудит Мэррил. Этих людей свел на ЭКСПО-70 Международный симпозиум по научной фантастике.
Известный японский писатель-фантаст Саке Комацу приложил немало усилий, чтобы собрать в Японии фантастов планеты. Сейчас он показывает им свое детище — павильон, который создан по его идее и называется «Башней Солнца».
— Что являет собою научная фантастика? — взволнованно спрашивает Комацу. — Вымыслы, не связанные с действительностью? Бесплодные химеры? Развлечение для праздного ума? Ни то, ни другое, ни третье. Вот один из главных парадоксов современности! Наука достигла таких фантастических высот, что ее порой невозможно постичь, между тем как самые смелые фантазии способны обратиться в явь. Лет 40—50 назад популярной темой в научной фантастике была тема гибели человечества. В то время все без исключения воспринимали подобное как вымысел и относились к нему спокойно. Но вот было изобретено ядерное оружие, и человечество вдруг поняло, что один безумец способен погубить весь род людской простым нажатием кнопки. Раньше, читая о путешествиях на Луну и в космос, я полагал, что это или не произойдет никогда, или произойдет в далекую от нас эпоху грядущих веков. К моему удивлению, фантастические пророчества сбылись гораздо раньше.
Мы слушаем слова японского писателя, а лестницы эскалаторов и самоходные тротуары уже несут нас по таинственным переходам колдовской «Башни Солнца».
— Что касается этого павильона, — поясняет Комацу, то, говоря откровенно, мне стоило больших усилий, чтобы изобразить зарождение и эволюцию жизни на нашей грешной Земле. Ведь стоит только чуточку оступиться, и поэма о развитии жизни превратится в банальный фарс, в примитив. А ведь я поставил перед собой задачу подвести зрителя к ощущению будущего...
Мы только что скрылись от крупных капель дождя, забарабанивших по металлической платформе, раскинувшейся над башней. В круглом проеме ее, там, где острие башни с золотым диском пронзает платформу, заварилась очередная громовая свистопляска японской грозы. Осенью грозы идут здесь не переставая. Вспышка молний и глухие раскаты грома, словно специально задуманные фантастом, сопровождают нас на самодвижущихся лестницах. Симфония грозы переплетается с почти трагической, как реквием, музыкой. Она не оставляет нас ни на минуту.
Захваченные музыкой, вздрагивая от раскатов грома, мы приобщаемся к великому таинству рождения жизни на Земле. Ведь именно от первых электрических разрядов молний, от солнечного ультрафиолета и зародилась когда-то в океане белковая клетка — первый комочек жизни.
Именно об этом рассказывает главный экспонат — «Дерево жизни». Это фантастическое дерево растет в чреве «Башни Солнца». Мы только что видели в ультрафиолетовых лучах и вспышках грозы тысячекратно размноженные зеркалами первые белковые соединения. Вирусы, бактерии, одноклеточные — это лишь фундамент «Дерева жизни». Это корни его.
На могучем стволе, от которого, словно бивни мамонта, расходятся ветви-рога, перед глазами нашими разворачивается феерическая картина эволюции живого. Главный бивень ствола пропорол не века, не тысячелетия — миллионы и миллионы лет.
Где-то внизу на рогах-ветвях «Дерева жизни» видны первые живые начала, сформировавшиеся из белковой клетки. Эра протеида. За ней следует эра триллобитов. Они унизали собою могучие ветви дерева: медленно качаются медузы, загадочно шевелятся примитивные морские чудовища.
Самодвижущаяся лестница, обвиваясь вокруг основного ствола дерева, уносит нас вверх и вверх. Мы попадаем в эру рыб: над головой проплывает стреловидное тело древней акулы, медленно движутся морские черепахи. Меняющийся свет продолжает свою игру в каком-то странном сплетении с трагически торжественной музыкой. Я понимаю — это светомузыка...
Эра рептилий. Казалось бы, невозможно и мысленно представить себе оживленных волею декораторов древних ящеров и динозавров. Косит свой страшный глаз птеродактиль, проплывая в метре от вашего лица. Художники, сотворившие «Дерево жизни», не пошли на банальное копирование древних животных. Игра света, звука, роговой изгиб, древесного ствола, стометровым клинком пронзающего внутреннюю пустоту «Башни Солнца», настолько убедительны, что невозможно отделаться от реального ощущения присутствия в этом загадочном мире.
А эскалаторы подымаются еще выше. Здесь эра млекопитающих. В рыжеватых клочьях шерсти на вас смотрит мамонт. Примостилась на ветке дерева длинношерстная горилла. На вершине проклевывается первое существо, наделенное разумом. Не из него ли через миллионы лет родился человек?
Под грохот громовых раскатов, в неистово меняющемся свете, сопровождаемые все той же трагической мелодией, мы медленно ввинчиваемся, поднимаясь к вершине «Дерева жизни».
Кто сумел миллионолетний процесс эволюции живого изобразить столь поэтически и столь могущественно? Неужели это застенчивый японский фантаст Саке Комацу?
Вот мы на вершине дерева. Здесь во всей своей простоте и в необыкновенной сложности встает бессменный «царь природы» — Человек, он венчает «Дерево жизни».
Это он создал вторую природу, окружающую нас сегодня лентами автострад, возделанными полями, мозаикой городов и геометрическими штрихами каналов. Это он, Человек, неустанный и беспокойный, разумом и руками своими преобразовал мир в его драматическом великолепии, нищете и богатстве.
Своим разумом и руками.
На огромной панели, разместившейся под гигантской платформой, перекрывающей весь павильон «Башни Солнца», дана схема человеческого мозга.
Отдельные участки «черного ящика», над разгадкой которого трудятся сегодня ученые и компьютеры. Вот зона, ведающая движением. Вот тесный уголок радости и горя — здесь растут добро и зло. Любовь и ненависть. Правда и преступление. Найдем ли мы когда-нибудь ключ, чтобы распахнуть заветную кладовую наших эмоций?
Но этот схематический мозг со всеми его особенностями создали человеческие руки. Вот они — две огромные руки — синяя и красная — как символ очеловечивания человека. Огромные ладони впервые стискивали орудия труда и орудия уничтожения.
И вот перед нашими глазами трагическая картина потемок человеческого бытия. Гримасничая, неистово кликушествует на экране Адольф Гитлер. Рядом страшная тень Майданека с его барачной безжалостностью. Огненная вспышка Хиросимы — следы атомной катастрофы до сих пор видны на лице Японии.
«Башня Солнца», куда привела ты нас? По каким путям пойдешь ты, гомо сапиенс, владыка космоса, атома и генетического кода?
И, как разрядка накопившемуся электростатическому напряжению, которое мы несем в себе от подножия «Дерева жизни» к его вершине, мы попадаем вдруг в освещенный коридор. Надпись встает перед глазами: «Вы строители города будущего. Он в вас самих».
Так вот он какой, с детства романтизированный «Город Солнца». Мы ищем его на вершине солнечной башни, на вершине «Дерева жизни» — там, где рождается в муках, крови и слезах солнечное будущее человека.
Это о нем, о будущем, украдкой вздыхает японский работяга, переживший слепящий ужас Хиросимы. О нем, о будущем, откровенно мечтают обнявшиеся влюбленные, всматриваясь в округлый овал солнечного лика на белой башне. О нем, о будущей, всерьез спорят сейчас фантасты, пытавшиеся мысленно охватить все аспекты грядущих изменений мира.
Мы останавливаемся на решетчатом краю платформы, разрезанной острием «Башни Солнца». Перед нашими глазами разноцветные павильоны Всемирной выставки, каждый из которых по-своему пытается оправдать прошлое или увидеть будущее.
Океанский ветер разорвал грозовые облака. Почти на уровне наших глаз стрекочет пара вертолетов. Мы спускаемся вниз навстречу жизни.
* * *
Советский павильон был задуман по форме и облику как красное знамя с окаменевшим древком, увенчанным символами труда — Серпом и Молотом. Знамя огромно. Оно возвышается над всеми павильонами. Его алое полукружие напоминает заманчивый контур взлетной эстакады космического корабля.
«Взлетная площадка» — так и называли во многих газетах здание советского павильона.
Не повезло американцам. Они построили в Осаке огромный павильон, наполовину врытый в землю. Поддерживаемый сжатым воздухом пластмассовый овал полупрозрачной крыши находится почти вровень с землей. Подойти к нему можно только по длинным подземным коридорам. Потому-то павильон и приобрел среди посетителей название «Бомбоубежище».
В дни нашего пребывания в Осаке, когда до закрытия выставки оставались считанные дни, поток посетителей необыкновенно возрос. В те дни выставку ежедневно посещали почти 850 тысяч человек. Это людское море мгновенно растекалось по речкам и рукавам проходов, устремляясь к «горячим точкам» выставки.
Советский павильон — одна из таких точек. С раннего утра и до позднего вечера около него вытягивается длинная очередь, огибающая белый цоколь павильона.
Я не устаю смотреть, как человеческий поток вливается в вводный зал павильона. Здесь огромное пространство является своеобразной концентрацией примыкающих разделов выставки. Его венчает могучая фигура рабочего. Именно он, человек труда, разумом и руками своими творит окружающий мир. Он надежда и опора будущего — человек труда.
«Художества, труды и работы распределены между всеми...» — вспоминаю я слова Кампанеллы.
В советском павильоне этот образ имеет и другое значение. Здесь труженик — хозяин окружающего мира. Разве не об этом говорит врубленный в гранит текст из Конституции СССР: «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся»?
За металлической фигурой человека труда — два пейзажа. Дворцовая площадь, Зимний, штурмом взятый рабочими и крестьянами в 1917 году. Москва, острые шпили кремлевских башен. Филигранное чудо храма Василия Блаженного и знакомая брусчатка Красной площади. На ней Мавзолей Владимира Ильича Ленина.
Открытие выставки совпало со 100-летним юбилеем со дня рождения В. И. Ленина — величайшего человека нашего времени. На экране — редкие кадры выступления Ильича перед народом.
«Для нас, живущих в других странах, — говорил известный ученый Джон Бернал, — Ленин до сих пор жив. Он принадлежит не только Советскому Союзу, но и всему человечеству. Ленин был величайшим среди крупнейших ученых своего времени по интеллектуальной силе своего мышления, по широте своего кругозора».
Эти слова выражают сущность жизни и деятельности создателя первого в мире социалистического государства. Шаг за шагом, словно листая на ходу огромную книгу жизни, постигает посетитель советского павильона те огромные преобразования, которые принес миру социалистический строй. Это не только техническое чудо индустриализации некогда отсталой страны — макеты индустриальных гигантов и крупнейших электростанций на сибирских реках. Это не только сказочные успехи освоения вселенной с помощью космических кораблей и орбитальных станций. Подлинные «дублеры» космических гигантов и капсулы, опаленные огнем во время приземления. Это не только первый в мире сверхзвуковой пассажирский самолет Ту-144 и завоевавший всеобщее восхищение Ил-62. Это в первую очередь рождение нового человека, возникновение новых человеческих отношений, формирование советского образа жизни.
Именно в этих разделах советского павильона больше всего посетителей.
Не потому ли в многочисленных отзывах разных людей настойчиво отражается одна и та же мысль: здесь мы стоим на пороге будущего, у истоков завтрашнего дня человечества.
«Меня восхищают успехи социализма и прогресса человечества. Я думаю, что именно социалистическое общество сможет создать условия для истинной гармонии человечества»
«Впервые осознал величие Советского Союза. Собственными глазами убедился в огромности масштабов СССР, что стало хорошим для меня уроком».
«Перед тем как посетить ваш павильон, я был в полном неведении относительно социализма. Теперь, кажется, я прослушал лекцию о коммунизме. Во всем ощущается непревзойденная красота, и невозможно
не почувствовать ко всему этому уважение. Павильон превратился в школу изучения прекрасного».
«Осмотрел павильон СССР — великого социалистического государства — первого камня, вызвавшего лавину, которая приведет к краху капитализма. Твердо верю в неизбежность перехода от капитализма к социализму».
И еще одна мысль сквозит в большинстве высказываний — беспредельное уважение к Владимиру Ильичу Ленину — вождю революции и создателю нового мира.
«Ленин — великий человек! Как создатель первого в мире социалистического государства Ленин прекрасен».
Не об этом ли обществе будущего мечтал около четырех веков назад в своей книге «Город Солнца» Томмазо Кампанелла?
-------------------------
Сохранена орфография 1977 года. Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ
«Идеальное общество грядущего, созданное компьютером. «Компутопия» — мечта сегодняшнего дня!»
Эти слова я прочитал у подножия древней деревянной пагоды — одного из удивительных павильонов ЭКСПО.
«Компутопия» — новое слово, возникшее из двух составляющих: «компьютер» — что значит счетно-решающая машина, и «утопия» — мечта о прекрасном обществе. Не о таком ли обществе, сконструированном с помощью счетно-решающих машин, мечтают организаторы павильона «Электроника», втиснутого в седую древность башни?
Павильон-пагода возвышается над всей мозаикой выставочных залов. Эта колоссальная башня — точная копия знаменитой пагоды Тодайи, построенной в 728—749 годах н. э. В те бесконечно далекие годы строительство семиэтажной башни являлось воплощением мечты древних буддистов. Таким же воплощением мечты, но уже современных промышленников Японии по замыслу фирмы должен стать павильон «Компутопия». И если для сооружения неоднократно горевшей и перестраиваемой башни было использовано, согласно старинным письменам, 26 723 деревянных бревна и 133 660 досок, то для павильона «Компутопия» потребовалось, вероятно, еще большее количество электронных приборов, реле и транзисторов, призванных доказать величие кибернетики.
Да, здесь есть чему удивляться. Вы входите в ярко освещенный зал. Перед вами как символ нашего математического времени переливается всеми цветами радуги знаменитая «лента Мебиуса» — кольцо с вечно односторонней поверхностью, — как известно, задавшая ученым бесчисленное число загадок.
Отсюда вы попадаете к колоссальному стеклянному аквариуму. Сквозь холодную толщу стекла семиметровой длины и четырехметровой ширины перед вашими глазами раскрывается первая тайна «Компутопии» — машина-робот, подчиняющаяся голосу человека.
Нет, не нажатие кнопки, не клавиатура и рубильники, а тонкий голосок случайно забредшего в заповедную страну электроники мальчишки заставляет машину выполнять довольно сложную работу. Шесть различных команд, произнесенных голосом, заставляют работать телеуправляемый грейфер. Да и работа, казалось бы, несложная — машина перекладывает разбросанные по сухому дну аквариума цветные шары в желтые, красные, голубые и зеленые цилиндры, выстроившиеся в ряд возле микрофона.
«Вправо», «влево», «вперед», «назад», «взять», «бросить» — вот команды на японском, английском, французском и немецком языках, которым послушна удивительная машина. Достаточно одной внятно произнесенной команды, чтобы стальные щупальца четко и уверенно выполнили приказ.
Но и это еще не все. Машина подчиняется и более сложному приказанию.
— Положить шар один в красный цилиндр, — произносит мальчик.
Электронный робот безошибочно подбирается своей стальной рукой, к первому шару. Аккуратно берет его, поднимает и несет к красному цилиндру.
Какую же сложную и многообещающую схему электроники создали ученые, чтобы подвести нас вплотную к заветной мечте — управлять машиной голосом!
Но вот другая электронная машина. Она выполняет более веселые функции. Возле нее оживленная толпа женщин. Еще бы, компьютер за несколько секунд порекомендует и выдаст выкройку платья, созданного с помощью электроники соответственно вашим желаниям и вашим размерам.
Девушка подает вам небольшую стандартную карточку. На ней ряд модных причесок, различные расцветки тканей, фигурки довольно сложной формы, а также указания вашего роста, возраста и характера туалета. От вас требуется немного: поставить крестик над соответствующей прической, цветом и формой платья, которые вам по душе. Карточку вставляют в читающее устройство машины. Оптический глаз мгновенно передает счетно-решающей машине все требования заказчицы. Согласно поступившим данным компьютер выбирает из 320 базисных форм модной одежды ту, которая соответствует вашему вкусу и желанию. Лучшие дизайнеры платья трудились, чтобы заложить в машину этот богатый ассортимент платьев.
Но вот нужное сочетание вариантов мгновенно выбрано компьютером, и он дает команду печатающей машине изобразить на бумаге будущее платье. Молоточки с черными тире стремительно выколачивают на широкой ленте абрис элегантно одетой женщины, и через несколько секунд после того, как карточка-заказ была проглочена электронным портным, из чрева машины разматывается к ногам посетительницы метровой ширины бумажное полотно. Здесь же оговорены цвет платья, обуви, отделки и другие детали, которые подтверждают исключительный вкус обладательницы электронного наряда.
Чудо на каждом шагу. Сейчас оно в небольшом застекленном павильоне, где опять электроника.
— Ваша подпись на банковском чеке уже не имеет никакого значения. Вы можете подписываться собственным голосом!
Быть не может!.. Но, оказывается, голос любого человека имеет свои неповторимые индивидуальные признаки, так же как отпечатки пальцев или личная подпись.
Несколько слов произнесены в микрофон. Где-то в глубинах машинной памяти они запечатлелись, пройдя специальную обработку, выявляющую индивидуальные особенности вашего голоса. В банке памяти машины могут быть десятки тысяч отпечатков голосов разных людей. Хотите удостовериться в том, что звуки вашего голоса зарегистрированы машиной — произнесите несколько слов и внятно назовите ваше имя. Почти мгновенно на экране телевизора появится ваше изображение, сделанное в те далекие дни, когда вы вложили в банк памяти свой первый голосовой отпечаток.
Но оказывается, машина реагирует не только на незримые нити голосовых особенностей, но и на имя. Если: вы заведомо назовете чужую фамилию (предположим, Иван Петров), машина ответит: «Нет, вы не Иван Петров!» И покажет на экране физиономию подлинного Ивана Петрова.
Создатели этого электронного чуда, говоря о перспективах его применения, строят планы, связанные с будущим использованием голоса-подписи в банках и торговых учреждениях. Некоторые предлагают заменить «отпечатком голоса» модные в Америке отпечатки пальцев. Для нас интересно другое — машины научились понимать с голоса не только то, что требует от них человек, но и узнавать разговаривающего с компьютером.
Наконец, мы в последнем зале «Компутопии». Здесь машина вместо композитора сочиняет музыку и одновременно рисует абстрактные светомузыкальные изображения, сопровождающие звук. В полукруглом зале два белых электрических органа. Возле широкого экрана на элегантной подставке ряд металлических трубок. Это обычный металлофон — целая октава. Вам предлагают деревянным молоточком воспроизвести на несложном музыкальном инструменте любую мелодию.
Я выколачиваю с детства знакомое: «Чижик-пыжик, где бы был?..»
— А сейчас, — объясняет хозяйка павильона, — вы можете заказать любую музыкальную интерпретацию вашей мелодии. У вас пятнадцать возможностей. Вы можете послушать на вашу мелодию популярную музыку: вальс, блюз, танго, босанову, румбу, самбу, свинг или, наконец, просто марш. Но, если пожелаете, компьютер выдаст вам вашу мелодию в классическом исполнении. Что-то вроде ноктюрна или шопеновского вальса. Или же в форме хорала, сделанного под Баха. Если ваша мелодия, заданная на металлофоне, какофонична, то есть лишена мелодичности, компьютер одарит вас современной конкретной музыкой — без ритма, без мелодии, без какого-либо значения.
Мне хочется услышать все хитросплетения сочинений электронного композитора. Я заказываю классику. Зал содрогается от органных звуков невидимого электронного оркестра. В реве труб, исполняющих реквием Баха, под сумбурное движение цветовых пятен, синусоид и овалов на экране я прослушиваю незабвенного «чижика».
Но вот оркестр звучит уже в стремительном ритме самбы. Меняется темп вспышек цвета на экране. Но родной «чижик-пыжик» четко стучит своими хрупкими крылышками в барабанную перепонку. Основная мелодия все та же.
Меня хватило всего на пять оркестровых аранжировок из 15 возможных. Электронный композитор работал безукоризненно и с непостижимой скоростью преобразовывал «чижика-пыжика» из классического ноктюрна в танцевальный ритм, из торжественного вальса в стремительный свинг.
На магнитных барабанах записаны сотни мелодий и ритмов в исполнении самых различных оркестров. Это музыкальная память машины. Именно отсюда, из застывшей кладовой звуков, машина с неимоверной скоростью выхватывает те музыкальные сочетания, которые, нанизываясь на цепочку заданной мелодии, и выдают новое музыкальное произведение в заказанном стиле по заказанному мелодическому образцу.
Но это не все. Звук сопровождается абстрактным изображением и переливом цветов. Думается, вторая половина работы электронного композитора осуществляется проще. Каждому звуку соответствует цветовой сигнал. Он-то и выдается машиной через электронно-оптические устройства на экран в зависимости от музыкального звучания.
Так есть ли предел компьютерского таланта? Электронный портной, служащий, рабочий, наконец, композитор?
Вы выходите из павильона «Компутопия». Деревянная семиэтажная пагода далеких предков современных японцев у вас за спиной. XX век соорудил у ее подножия свое электронное чудо. Кое-кто надеется, что именно оно и ляжет в основу создания «идеального общества» новой, существующей пока лишь в воображении страны Компутопии. О чем же мечтают ее создатели?
В этой стране не будет рабочих — за них работают машины, подчиняясь голосу... Не нужны люди искусства — за них творят компьютеры... Сфера обслуживания тоже не нуждается ни в банковских служащих, ни в портных все делает электроника... Чем не «идеальная страна» — никаких социальных противоречий, забастовок и конфликтов. Вокруг одни машины, умная техника...
Я удивляюсь наивности этих рассуждений. Как известно, не технические, а социальные изменения лежат в основе перестройки старого мира. Поймут ли это талантливые ученые и инженеры, сумевшие продемонстрировать удивительные возможности электронных машин?
Об этом хочется думать сегодня, когда автоматика достигла таких впечатляющих успехов в исследовании космического пространства. По ноздреватой поверхности Луны, обходя кратеры, передвигается самоходная лаборатория «Луноход», доставленная сюда с помощью ракеты.
Водитель, бортинженер и механик с командного пункта на Земле управляют движением лунохода, глядя на экран телевизора. Картины лунного пейзажа, открывающиеся перед движущимся автоматом, передаются на Землю.
Между водителем и Морем Дождей, где действует лунный автомат, — почти полмиллиона километров. Чтобы пробежать это расстояние, радиосигналу требуется секунда — так далеко отстоит автомат от человека. Но он подчиняется команде с Земли и информирует ученых обо всем, что происходит на другой планете.
Разве это не чудо электроники? Таким же чудом представляется и автоматическое возвращение на Землю контейнера с образцами лунного грунта, собранного электронной лабораторией. Каким же «разумом» должны обладать машины, чтобы безошибочно осуществить весь комплекс работ между двумя вращающимися небесными телами?
Я вспоминаю не затухавшие на протяжении десяти дней симпозиума разговоры с одним из самых известных фантастов нашего времени — Артуром Кларком. Астроном по профессии, Кларк первый предложил четверть века назад идею спутников связи для глобальной телепередачи вокруг земного шара. Реальный проект сегодня осуществляется. Вот уже многие годы Кларк постоянно живет на Цейлоне, где занимается астрономией и научной фантастикой.
— Я весьма внимательно слежу за успехами советских ученых, — говорит Кларк, поблескивая глазами из-под очков в золотой оправе. — Двух моих собак я назвал по-русски: Спутник и Лайка. Мои встречи с Алексеем Леоновым и советскими учеными, исследующими космос, останутся в памяти на всю жизнь. Нам необходимо разъяснить людям реальную важность космических исследований. Этому я отдаю много времени и сил. Кларк задумывается...
— Когда несколько лет назад, — продолжает он, — я уехал на Цейлон, я не предполагал, что отсюда мир станет мне виднее. Здесь есть время задуматься и оглядеться. Я люблю природу, подводное плавание. Сюда возвращаюсь, чтобы осмыслить очередную космическую одиссею, — улыбается Кларк, намекая на свой нашумевший на весь мир фильм «Одиссея 2001 года».
— Паровоз и электрический телеграф, — продолжает Кларк, — вот два изобретения, ставшие в свое время своеобразным началом технической революции в Европе. Реактивный самолет и спутник — символы нынешнего развития науки и техники во всем мире. Можно не сомневаться, что именно спутники создадут универсальный язык для будущего мира.
Действительно, возможности применения спутников необычайно широки. Навигационные спутники в будущем сэкономят миллионы рублей и спасут сотни человеческих жизней. А метеорологические спутники! Теперь стало возможным одновременно видеть всю Землю, изучать движение облаков, возникновение штормов и ураганов над материками и морями, от одного полюса до другого. Целых 20 лет пытались ученые выяснить, отчего происходит загрязнение воды в Мексиканском заливе. Проблему удалось наконец решить с помощью одной-единственной фотографии, сделанной космическим кораблем.
Спутники прямой связи могли бы нести знания отсталым и слаборазвитым странам, каких еще немало в Южной Америке, Африке, части Азии. Телевизионные передачи по самым важным медицинским вопросам, передачи, обучающие людей письму и чтению, — все это может способствовать быстрейшей ликвидации безграмотности и отсталости населения ряда стран.
Революция в радио и телесвязи разрешит наболевшие вопросы движения и транспорта. Не исключено, что в будущем необходимость в поездках по деловым вопросам вообще отпадет. Таковы лишь некоторые стороны использования спутников в околоземных пространствах на ближайшие десятилетия.
— Я уверен, — продолжает Кларк, — в будущем космические полеты будут носить не столько прикладной, сколько духовный и философский оттенок. Подумайте сами: пятьсот лет назад Коперник разбил средневековую космологию и доказал, что Земля не является центром мироздания. Новая теория дала очень много науке и философии. Для большинства людей наша планета и доныне продолжает оставаться вселенной. Они знают, что существуют другие миры, но эти знания ни в коей мере не меняют уклада их жизни. Не таков будет XXI век. За несколько десятилетий наши представления о мире изменятся больше, чем за всю эпоху Возрождения и век великих открытий.
Чем будет Луна для наших детей? — продолжает Кларк. — Тем же, чем почти пятьсот лет назад Америка была для европейцев, — миром, полным неизведанных тайн. И для человеческого ума границы раздвинутся до Марса, Венеры. Вслед за космонавтами в просторы вселенной отправятся ученые открывать неизведанные миры с помощью приборов, которые еще не родились. За ними придут поселенцы. Они заложат основы новых культур, которые в свое время превзойдут культуры планет, откуда они пришли. Факел цивилизации в прошлом уже много раз передавался от одной цивилизации к другой. Но разве могли создатели Вавилонской башни — одного из чудес прошлого — представить себе современный Токио или Нью-Йорк? Так же и мы не можем представить себе цитаделей, которые наши потомки когда-нибудь возведут на Меркурии или под холодными звездами Плутона.
Человечество вечно будет притягивать неизвестность вселенной. Пространство между мирами бросает нам вызов. И если мы не примем этого вызова, если перестанем думать о высотах, которых мы еще не достигли, человечество отступит на миллионы лет назад, к первоначальной дикости. Исследование космоса — следующий шаг в земной эволюции. Шаг столь же важный, как и полмиллиарда лет назад, когда дикий человек впервые осознал, что он гомо сапиенс — «человек разумный».
Кларк один из тех людей, кто всю свою жизнь отдал пропаганде космических знаний. Его вдохновенные слова заставляют задуматься о величии той работы, которую проводят сейчас в области исследования космоса советские ученые.
Мы покидаем Всемирную выставку по необыкновенно голубым, как небо, дорожкам, уводящим нас в шумный мир аттракционов и дешевых ресторанчиков.
Взгляд мой останавливается на стеклянном балагане, окруженном толпой японских юношей. Обычный аттракцион «Эксполенда» — веселого городка выставки.
Обычный ли?
«Электронная гадалка предскажет ваше будущее, — читаю я. — Вы узнаете, какие капиталы вам предстоит унаследовать от ваших родных и друзей». Как не зайти — здесь опять кибернетика...
Сотрудники в белых халатах склоняются над перфорированными картами. Мигает и урчит электронное нутро компьютеров. Стучат рычаги самописцев. Все электронное, на промышленной основе — прямо из «Компутопии»...
Юноши и девушки с надеждой тянутся к загадочной машине, способной предсказать их завтрашний день. Ведь это не обычный старичок предсказатель, которого и сегодня можно встретить в бедных кварталах Токио: около велосипеда, прислоненного к стене, сидит себе перед освещенным японским фонариком ящиком сморщенное существо, которое берет на себя смелость знать ваше прошлое и предсказывать будущее... Нет, сегодня таким гаданьем не удивишь никого. То ли дело вам предсказывает будущее умная электронная машина!
Увы, так думают наивные люди, ослепленные яркой мишурой кибернетического века.
Но время, берет свое. Я верю, сама жизнь этого быстро приспособившегося к кибернетике общества с ее все обостряющимися противоречиями неотвратимо заставит понять всю неизбежность непреложного закона развития человеческого общества: на смену капитализм придет не Компутопия — Коммунизм!
-------------------------
Сохранена орфография 1977 года. Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ
И сегодня мечта энергично стучится в двери завтрашнего дня. Большую роль играет здесь научная фантастика.
«Фантазия есть качество величайшей ценности», — говорил Ленин о необыкновенной способности человеческого разума материализовать несуществующее, изображать завтрашнее.
Каким представляется будущее нашей планеты?
Каким будет человек завтрашнего дня?
Каков предполагаемый результат взаимосвязи человечества с технической революцией, происходящей в мире, с природой, нас окружающей?
На все эти волнующие вопросы призвана ответить литература научной мечты.
Никакая технократическая попытка найти новые, якобы перспективные пути развития капиталистического общества не может увенчаться успехом. Научно-техническая революция, происходящая в мире, не в состоянии избавить капитализм от неизлечимых противоречий. Чувствуя их, западные писатели впадают в уныние.
Мрачная литература антиутопий, характерная для писателей-фантастов пессимистического и скептического направлений мышления, являясь своеобразным предупреждением человечеству, не несет в себе жизнеутверждения, а потому обречена на бесперспективность.
Однажды, раскрыв «Литературную газету», я прочитал статью начальника лаборатории Государственного оптического института члена-корреспондента АН СССР Юрия Денисюка. Ученый писал об истоках зарождения весьма перспективного изобретения — голографии, за которое он был удостоен Ленинской премии.
«С дерзостью, свойственной молодости, — пишет ученый, — я решил придумать себе интересную тематику, взявшись за какую-то большую, стоящую на грани возможности оптики задачу. И тут в памяти всплыл полузабытый научно-фантастический рассказ Ивана Ефремова: производя раскопки, палеонтологи находят старинную плиту, над которой парит в воздухе объемный портрет пришельца из чужого мира, погибшего миллионы лет назад.
...Я не только не отрицаю своеобразное участие писателя-фантаста в моей работе, но подтверждаю его с удовольствием. Меня всегда поражала какая-то сверхъестественная способность художников слова предвидеть будущее столь образно».
Это далеко не единственный случай. Какой невероятный шум вызвала в научных кругах и среди общественности гипотеза, высказанная в свое время в одном из научно-фантастических рассказов писателем Александром Казанцевым. Он доказывал, что знаменитый Тунгусский метеорит, упавший в сибирскую тайгу в начале нашего века, не метеорит, а космический корабль, потерпевший аварию при неудачном приземлении. В хоре противников этой гипотезы, вступивших в жаркую полемику с ее сторонниками, зародилось своеобразное научное направление решения проблемы. Десятки экспедиций энтузиастов устремились в Сибирь, чтобы с помощью счетчиков Гейгера, химических анализов и физического исследования места падения метеорита установить истину. Мысль писателя-фантаста заставила науку работать над разгадкой тайны.
Вот примеры того, как научная фантастика, питаемая соками науки, движет ее вперед, активно воздействуя на общий технический прогресс.
Попробуем разобраться в этом процессе. Как известно, сущность науки сводится к тому, что она производит анализ действительности. Используя атомы познания (понятия, концепции, абстракции, эмпирические законы), наука строит из них самостоятельное здание — модель реальности. Чтобы называться научной, построенная модель должна быть подтверждена опытом.
В том случае, если проверка построенной модели по тем или иным причинам невозможна, модель становится научной фантастикой. В ней существуют научные элементы, логические правила и приемы, но эмпирическая проверка отсутствует. Таким образом, научно-фантастические идеи есть не что иное, как тот же своеобразный метод проб, забегающих вперед. Вот здесь и надо искать ту кибернетическую «обратную связь», которая существует между наукой и научной фантастикой. Научная фантастика как бы проводит своеобразное проигрывание возможных вариантов «музыки будущего». Не скованная обязанностью проверки научных положений, фантастика, со своей стороны, вводит в оборот свои научные элементы познания (концепции, принципы, понятия и абстракции), которые необходимы фантасту для построения его научного здания. Проходит какое-то время, и теперь уже сама наука начинает складывать из новых элементов познания, рожденных научной фантастикой, свой круг представлений, связанных с проверкой опытом.
Таким образом завершился цикл взаимного оплодотворения двух начал — науки и фантастики. Разве не такими были (во многом наивные для нас сегодня) научно-фантастические произведения Свифта и Сирано де Бержерака, Жюля Верна, Герберта Уэллса и А. Беляева?
Двадцатый век и особенно его вторая половина заставили ученых и фантастов изрядно поработать в извечной области времени и пространства.
Стремительно летит время. С каждым часом его движение как бы убыстряется. Это не выдумка, это почти объективный фактор. Мы ощущаем это явление по быстроте процессов, происходящих в мире. Когда-то для того, чтобы передать сообщение с одного конца Земли на другой, требовались месяцы, а порой и годы.
Сегодня жители Владивостока запросто, с помощью телеспутника смотрят передачи из Москвы. В тот же миг, в то же мгновение слышат они слова, произносимые московским диктором, любуются движениями балерины на сцене Большого театра.
Фантастический поток знаний, воплощенных в виде стремительно распространяющейся информации, сметает границы старых представлений, заставляя человека не только удивляться, но и искать все новые и новые подступы к познанию и восприятию жизни.
Человеческий разум обладает исключительным и удивительным свойством предвидеть и предугадывать. Стремительная мечта стучится в грядущее, являясь своеобразным проводником реальной жизни.
В процессе развития истории кто-то должен находиться на грани между мечтой и действительностью. Кто-то должен брать на себя смелость прокладывать тонкий пунктир грядущих открытий. Кто-то неустанно должен искать формулу завтрашнего дня. Это делают и фантасты...
Мы живем в сложном мире, созданном матерью-природой, и одновременно в мире, созданном нашими руками и разумом. Максим Горький дал блестящую характеристику окружающему нас миру. «Второй природой» назвал он все, что создано человечеством.
Старушка природа формировалась в своей эволюции миллионы лет. Она столкнулась со «второй природой», на создание которой требуются даже не столетия — годы. Именно эту «вторую природу» и выбрала местом своего действия научная фантастика. Ее поле деятельности распространяется несравнимо больше в завтрашний день, чем в прошлое. Это и понятно — ведь именно будущее дает возможность широко развернуться человеческой фантазии.
Советские люди оптимистичны по своему существу. Мы верим в самого человека, в его гуманность, в его разум, в его силу. Мы не можем согласиться с теми, кто говорит о будущем со страхом и неуверенностью. Что видят они там, в мерцающих контурах завтрашнего дня?
Американский социолог Стивен Кайерс пишет: «Чем больше спутников, лазеров, автомобилей, тем меньше дружеских жестов, поцелуев и «люблю» лунными ночами. Мир пожирает себя изнутри, подобно мифическому чудищу. С равнинных дорог он давно вознесся к высокогорному шоссе, наращивая скорость, не замечая, как заносит его на поворотах. Колеса уже повисли над пропастью. Еще мгновение — и мы рухнем вниз — в объятия химер Хиросимы».
Нет, мы верим в светлые стороны этого мира, верим в жизнь, в поцелуи и «люблю». Это понимают сегодня многие писатели-фантасты. Картины мрачного будущего, выходящие порой из-под их пера, являются настойчивым предупреждением человечеству быть осторожнее на крутых поворотах истории.
Развитие научной фантастики и ее связь с наукой и техникой являются одним из самых актуальных вопросов времени. Во многих научно-фантастических произведениях зарубежные авторы, удрученные бурным развитием техники, выдвигают в качестве актуальной проблемы идею о подавлении человека «мыслящими машинами». Они настойчиво проводят технократическую идею о вырождении человечества под давлением умных машин. В одном случае это рассказ о заполнении земного шара саморазмножающимися механизмами. В другом — повествование о высшем машинном разуме, который пытается подавить и уничтожить человека.
Не обошел эту проблему и Артур Кларк в своем научно-фантастическом фильме «Одиссея 2001 года». Борьба космонавтов с высшим разумом, восставшим против людей, показана в фильме Кларка блестяще. Но заканчивается она, к сожалению, грустным одиночеством человека в бесконечных просторах вселенной. И хотя человек, уходя из жизни, самопроизвольно порождает новую жизнь, нам хочется верить, что человечество никогда не столкнется с проблемой полного одиночества и борьбы с порожденными им же самим компьютерами.
Невозможно согласиться с теми писателями, которые говорят о вырождении человека в грядущем.
Польский писатель Станислав Лем, многие произведения которого с огромным интересом читаются любителями фантастики всех стран, рисует человека будущего, которого он называет киборгом. Это полуробот-получеловек, реконструирующий самого себя в зависимости от обстоятельств.
«Киборганизация заключается в удалении системы пищеварения, — пишет фантаст, — в связи с чем излишни зубы, челюсти и мышцы. Если проблема речи решается космически постоянным применением
средств связи — исчезнет и рот. В ключевых точках организма расположены насосы, впрыскивающие в случае надобности то питательные вещества, то активизирующие тело лекарства, гормоны, препараты».
Что же осталось в этом случае от человека? Даже он, высшее совершенство живого мира, подвергся своеобразному уничтожению.
Человек будущего представляется нам гармонично развитым, одухотворенным и сохранившим в чистоте все свои лучшие качества, выработавшиеся на протяжении тысячелетий. В будущем надо ждать полного раскрытия всех человеческих достоинств и чувств, заложенных природой. Естественные качества человека разовьются до высшего своего выражения в духовном мире. Вот почему многие фантасты основой воспитания человека будущего считают именно воспитание чувств.
Остановимся еще на одном вопросе: научная фантастика и социально-общественные проблемы, стоящие перед человечеством.
Сегодня многие фантасты мира пытаются в своих произведениях проанализировать общественные отношения. Некоторым удается диалектический анализ частностей. Другие показывают общество в его грядущем развитии. Но лишь немногим зарубежным фантастам удается нарисовать широкую социальную картину грядущего.
Интересно показывает прогрессивную борьбу с монополиями Фредерик Поол в переведенном на русский язык романе «Операция Венера». Той же теме посвящен и острый рассказ Саке Комацу «Продается Япония». Но и в этих произведениях, носящих критический характер, причины социальных столкновений часто остаются за рамками рассказа.
Наиболее глубоким и прогрессивным с этой точки зрения представляется мне замечательный роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Скажу без преувеличения — это первое послевоенное научно-фантастическое произведение об обществе будущего, о коммунизме, объективно получившее самое широкое распространение. Роман переведен на многие иностранные языки, выдержал десятки изданий у нас и за рубежом.
Талантливый советский фантаст дал широчайшую картину социальных, общественных и духовных преобразований в мире завтрашнего дня. Нет, не вырождение, не катастрофа грозит человеку в будущем. Роман пронизан глубочайшим оптимизмом, верой в силы людей, в их счастье и прогресс.
— Для меня главное, — говорил мне незадолго до своей кончины Иван Антонович, — это не научно-технический прогресс в будущем, а осмысливание развития человеческого общества, эволюция сознания и духовного мира человека будущего.
Подход к научной фантастике как к уникальному явлению современной литературы позволяет понять, почему эта область писательского творчества стала столь притягательной для ученых с мировым именем. Физики Лео Сциллард и Отто Фриш, профессор биохимии Айзек Азимов, блистательный астрофизик Фред Холл, антрополог Чед Оливер, астроном Артур Кларк, творец кибернетики Норберт Винер, японский врач Морио Кита, польский академик Леопольд Инфельд — вот достаточно убедительный и далеко не полный перечень имен крупных ученых, которых научная фантастика «завербовала» в свои ряды.
Литературное творчество этих ученых является своеобразным продолжением их научной деятельности.
В разговоре с известным журналистом Робертом Юнгом, автором нашумевшей книги «Ярче тысячи солнц», возглавляющим сегодня один из институтов футурологии в Австрии, проявилась такая точка зрения на фантастику:
— В вопросах прогнозирования, — говорил Юнг, — я опираюсь не только на научно-технические данные, на анкетные материалы и на их обработку. Мне нужна творческая интуиция научных фантастов, способных предугадать завтрашний день.
Нет ничего удивительного, что в работе подобных научных институтов принимают участие многие писатели-фантасты. Участие писателей в этом сложном процессе предвидения будущего свидетельствует о том, что последовательная логика развития тех или иных научно-технических проблем должна на каком-то этапе заменяться интуицией.
Вот что говорит об этом выдающийся советский писатель Леонид Леонов:
«О, как безумно хочется хотя бы через травинку, через парящее в небе облачко, даже со сверхптичьего полета взглянуть потом, потом, на наше продолжение в веках...
Часть этого задания ложится и на так называемую научно-фантастическую литературу, которой хочется попутно пожелать большего совершенства, в частности, умножения сюжетных координат, в пересечении которых образуются поразительные детали, выясняются неожиданные и незнакомые еще очертания новой эры.
Но лучше всех нас сделают это универсальные, авторитетные, увлекательные, еще лучше — вдохновенные обзоры по ведущим наукам современности, причем с некоторым люфтом, вольностью в сторону чрезмерных допущений, и даже, прошу прощения у редактора, с малой долей гипотетической ереси, которую иные ученые блюстители столь терпеть не могут и в личине которой нередко на сцене науки и жизни появляется истинное новаторство».
Интересно, что это суждение крупнейшего советского писателя в чем-то совпадает с высказыванием выдающегося датского ученого Нильса Бора. Последний говорил о значении «безумных идей» в продвижении научных теорий. Но об этом несколько позже...
*
В заключение хочется остановиться еще на одной проблеме научной, фантастики, значение которой чрезвычайно велико.
В декабре 1960 года физик с мировым именем Лео Сциллард, имевший прямое отношение к созданию атомной бомбы, автор многих научно-фантастических, произведений, прилетел в Москву, чтобы принять, участие в очередной международной Пагуошской конференции ученых, обсуждавших проблемы сохранения мира во всем мире.
На аэродроме выдающемуся ученому сообщили, что его дожидается посылка. В ней была тяжелая каменная пепельница, выполненная в виде рыбы, взлетевшей на гребень волны. Усталый, больной человек недоуменно посмотрел на сувенир, но затем понимающе улыбнулся:
— Да ведь это дельфин специально к моему докладу! — воскликнул он.
Доклад Сцилларда был построен на материалах его научно-фантастической книги «Голос дельфина». В ней он показывал, что дружбе всегда предшествует взаимопонимание. Фантастическое произведение, написанное ученым с мировым именем, стало причастным к основной проблеме человечества — борьбе за мир на земле. От взаимопонимания — к дружбе — вот требование, выдвигаемое передовыми людьми. Ведь мир — одно из обязательных условий счастья и светлого будущего. Сегодня это понимают многие.
Вспоминается и разговор на эту тему с известной писательницей Джудит Меррил, проживающей ныне в Торонто. Здесь она сумела создать при местном университете лучшую в стране библиотеку мировой научной фантастики, включающую и книги советских авторов.
— У каждого писателя, — говорит Джудит Меррил, — существует своя излюбленная тема, в полной мере отвечающая его пристрастиям и взглядам. Меня с самого начала привлекает тема борьбы за мир.
Мой первые рассказ я назвала «Мать». О чем он был? О ребенке, пораженном радиацией. О безмерных страданиях матери обреченного младенца. В то время я сама была молодой матерью и всякий раз содрогалась, когда вспоминала трагедию Хиросимы. Рассказ нравился всем без исключения издателям, кому я его показывала, — продолжает Меррил, — но напечатать его никто не решался. Я уже оставила все надежды, когда редактор одного еженедельника в Филадельфии, Джон Келли, рискнул. И он не прогадал — рассказ понравился широкой публике. До сих пор горжусь, что это было первое выступление
американского писателя-фантаста против ужасов атомной войны.
Вслед за «Матерью» я опубликовала произведение на сходную тему — «Выстрел в темноте». Напечатать его было еще трудней. Ничего не поделаешь: таковы издательские нравы в Америке. Сознаюсь: многое из того, что происходило и происходит в Америке, мне не нравится. Немало молодых людей, не желавших воевать во Вьетнаме, были вынуждены покинуть США. Я давно уже немолода, но все мои симпатии на стороне этой молодежи. И я покинула Соединенные Штаты и уехала в Канаду.
Джудит Меррил рассказывает о трудностях, встающих в странах Запада перед писателями, отстаивающими своим творчеством дело мира.
— Вам хорошо, — говорила она, — вы стоите у колыбели нового человечества, а нам приходится творить у постели дряхлеющего мира со всеми его старческими болезнями и недугами. Но я все равно счастлива, — заканчивает писательница, — счастлива, что живу в начале новой эры — у порога завтрашнего дня.
Писатели-фантасты трудятся в неустанных поисках формулы завтрашнего дня. Но, как и всякая истина, формула грядущего будет непрерывно отступать под давлением реальной жизни, предоставляя возможность вновь творить и вновь фантазировать. А это благодарная работа на благо человечества.
-------------------------
Сохранена орфография 1977 года. Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ
облако тэгов
