Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Мои рецензии на два сборника эссеистики Умберто нашего Эко вышли в 2013 и 2014 годах на страницах замечательной газеты "Санкт-Петербургские Ведомости". Старый сайт, к сожалению, лежит, так что прямых ссылок на первопубликации не дам. Добавлю, что слегка почистил и подредактировал рецензии для грядущего книжного издания. Состоится ли оно -- пока непонятно, но по крайней мере появился повод поработать над текстом -- уже славно.
Откровения профессионального читателя
Умберто Эко. Откровения молодого романиста: Эссе. / Umberto Eco. Confessions d'un jeune romancier, 2013. Пер. с англ. А.Климин. — М.: АСТ, 2013. — 320 с. — (Умберто Эко. Собрание сочинений). Тир. 7000. — ISBN 978-5-17-077819-5.
Свои романы Умберто Эко вынашивает по современным меркам мучительно долго: на каждый у него уходит от четырех до восьми лет. Но чтобы публика не заскучала, он время от времени подкидывает читателям сборники, составленные из публицистики, эссеистики и журнальных заметок — словом, всего того, что мы собирательно называем «нон-фикшн».
Кто не слышал о писателе Умберто Эко, авторе «Имени розы», «Маятника Фуко», «Острова накануне»?.. Гораздо реже вспоминают, что в первую очередь Эко профессиональный читатель, специалист по семиотике, науке о знаках и знаковых системах. Один из тех, для кого каждый символ раскрывает бесконечную галерею трактовок, борхесовский «сад расходящихся тропок». Сборник «Откровения молодого романиста» относится именно к этой сфере профессиональных интересов Эко и включает четыре эссе последнего десятилетия, обобщающие опыт профессионального читателя.
Разумеется, «откровения молодого романиста» не имеют ничего общего со скандальными саморазоблачениями в духе бульварной прессы. Однако с точки зрения поклонников писателя этот материал вполне может претендовать на определенную сенсационность. Некоторые утверждения глубокоуважаемого профессора наверняка вызовут у его коллег-беллетристов бурю негодования. Например, соображение о том, что границы интерпретации художественного текста задает не авторское «на самом деле я имел в виду...», а только внутренняя логика повествования и ожидания читателя. Не важно, что ты собирался написать, главное — что получилось в итоге. Никакое «я так вижу...» в расчет не принимается. Порой из самого невинного текста такое вдруг вылезает, что мама не горюй, а писателю и возразить нечего. С другой стороны, искушенные интерпретаторы нередко притягивают за уши трактовки, не имеющие никакого отношения к исходному произведению. Как, например, Елена Костюкович, самый известный русский переводчик Эко, в предисловии к первому в нашей стране изданию «Имени розы». Однако к собственным романам автор «Откровений...» столь же беспощаден. У Эко есть чудесное качество: в отличие от большинства литераторов, он способен оценивать свои романы отстраненно и безэмоционально, как абстрактный пример художественного текста. Редкий и ценный дар, что тут скажешь.
Другая тема, которую рассматривает «молодой романист» — реалистичность заведомо вымышленных литературных персонажей. Автор приходит к выводу, что о многих физически существовавших объектах мы знаем куда меньше, чем о героях романов, и факты эти куда сомнительнее. Тривиальное утверждение «Адольф Гитлер покончил с собой в своем бункере» оспаривают десятки историков. Точно ли покончил с собой? Опознали ли останки? Где, в конце концов, находился этот пресловутый бункер?.. А вот фразу «Анна Каренина бросилась под поезд» мы принимаем как истину в последней инстанции, любые споры здесь неуместны.
Наконец, Эко анализирует такой мощный нарративный прием, как список, перечень, каталог. Орудие это обоюдоострое: с одной стороны, к списку обращаются, когда хотят подчеркнуть неисчерпаемость, бесконечность; с другой — когда собираются дать как можно более полное описание некого объекта или явления. Многочисленные примеры каталогов обоих родов автор находит у Гомера и Рабле, у средневековых схоластов и римских ораторов — и в своих собственных романах, естественно. Недаром раздел называется «Мои списки».
Само собой, на этих страницах «молодой романист» не собирается поверять алгеброй гармонию и по деталям разбирать механизм художественного повествования. Пожалуй, даже для профессора Эко это задача неподъемная. Как справедливо заметил Козьма Прутков, «никто не может объять необъятное», а сборник популярных очерков все-таки не учебник по семиотике, так что не стоит ждать от книги академической полноты и системности — как, к счастью, и академического занудства. Это всего лишь несколько любопытных и точных наблюдений профессионального читателя с семидесятилетним стажем, человека с ясным умом исследователя и энергией первопроходца. Ну и по счастливому совпадению — автора нескольких международных бестселлеров, без которых сложно представить европейский литературный ландшафт конца XX-начала XXI века.
От Эсхила до Ассанжа
Умберто Эко. Сотвори себе врага: Эссе. / Пер. с ит. Я.Арьковой, М.Визеля, Е.Степанцовой. — М.: АСТ. Corpus, 2014. — 352 с. — (Умберто Эко. Собрание сочинений). Тир. 6000. — ISBN 978-5-17-083136-4.
В России вышла очередная книга знаменитого итальянца Умберто Эко. И снова — не роман, а сборник статей и эссе, публиковавшихся на языке оригинала с 2007 по 2011 годы.
В предисловии Эко честно признается: большая часть произведений, составивших этот том — «тексты по случаю», переработанные тезисы выступлений на научных конференциях и материалы из периодики, от «Альманаха библиофила» до газеты «Либерасьон». Что объясняет неоднородность сборника: статьи об исторической эволюции абстрактных понятий («Абсолют и Относительность», «Пламя прекрасно») соседствуют с пространными воспоминаниями («“Группа-63”, сорок лет спустя»), серьезные литературоведческие очерки («“Увы, Гюго!”. Поэтика избыточности», «Я — Эдмон Дантес!») — с хулиганскими псевдорецензиями и мистификациями («Остров поговорок», «Только Улисса нам не хватало...»).
Впрочем, даже в самых академичных текстах, перегруженных цитатами, профессор Эко демонстрирует качества, прославившие его далеко за пределами университетского круга. Аналитичность и парадоксализм, глубокая и универсальная эрудиция, а главное — безупречное владение широким спектром повествовательных приемов (из арсенала не только высокой словесности, но и «тривиальной литературы») гипнотизируют и утонченных поклонников Джойса, и тех, кто предпочитает «романы-фельетоны» — например, «Графа Монте-Кристо», которому посвящена одна из статей сборника. Походя Эко разрушает кое-какие широко растиражированные мифы — хотя это и не входит в круг его приоритетных задач. Например, в «Воображаемых астрономиях» он доказывает, что средневековая научная мысль, вопреки распространенному заблуждению, вполне лояльно относилась к теории о сферообразности Земли, а оппоненты Колумба вовсе не настаивали на том, что наша планета плоская — расхождения касались оценки площади глобуса. Причем великий мореплаватель (и посредственный астроном) эту величину безбожно занижал.
Но любопытнее всего, конечно, взгляд культуролога-медиевиста на конфликты, раздирающие современный мир. В этом смысле пальму первенства держит заглавное эссе «Сотвори себе врага» — недаром именно оно открывает книгу. Проведя ряд неполиткорректных параллелей (например, между Гитлером и Гомером), Эко наглядно доказывает, что стратегия создания «образа врага» универсальна в любые эпохи и для любых культур. Более того, этот самый «образ врага» — важный инструмент национальной и этнической самоидентификации, необходимая составляющая цивилизационного процесса. Ну а в финале статьи, рискуя разрушить навязанный газетчиками образ полного и законченного гуманиста, отчасти солидаризируется с анонимным автором памфлета «Секретный доклад из “Железной горы”» о необходимости и желанности мира» (1968), утверждавшего, что «одна лишь война служит основой для гармоничного развития человеческого общества».
В эссе «Глянец и молчание» Эко рассматривает две стратегии цензуры: замалчивание и забалтывание. Можно просто запретить прессе обсуждать значимые события — а можно утопить такие сообщения в «белом шуме», в пустопорожних разговорах ни о чем, в увлекательных дискуссиях «о двухголовых телятах и уличных кражах». Диктатура предпочитает первую форму цензуры, демократические режимы склоняются ко второй — но еще неизвестно, какая из них эффективнее. В остроактуальной (для 2010 года) статье «Размышления о “Викиликсе”» автор «Имени розы» и «Маятника Фуко» отмечает, что в сообщениях американских спецслужб, которые предал гласности неугомонный Ассанж, на самом деле нет ничего сенсационного. Все те факты, о которых рапортовали своим работодателям многочисленные хорошо оплачиваемые шпионы, широко обсуждались в СМИ, причем за несколько месяцев до отправки соответствующих докладов. С культурологической точки зрения куда важнее тот факт, что отныне не только государство в состоянии шпионить за отдельным гражданином, но и гражданин за государством, что и подтвердил громкий скандал с «Викиликсом».
Конечно, умозаключения автора не претендуют на революционность: преимущественно он проговаривает вещи вполне очевидные. Ценны не столько выводы, сколько те инструменты, та, извините за выражение, оптика, которую использует медиевист Эко, анализируя насущные проблемы современной цивилизации — в чем-то архаичная, но точная, как швейцарский хронометр, и бритвено-острая, как швейцарский армейский нож.
О двух книжках прекрасного петербургского писателя Сергея Носова, одна из которых в 2015 году принесла автору премию "Национальный бестселлер". Светлый человек: пишет, что пишется, и по поводу жанровой принадлежности своей прозы не парится. Почему его библиографии до сих пор нет на "Фантлабе" для меня загадка. Недоработка админов, не иначе.
Сергей Носов. Полтора кролика. Несколько историй о странностях жизни: Рассказы. — СПб.: Агентство по развитию международных культурных связей «Петербургский салон». Издательство К.Тублина, 2012. — 320 с. — Тир. 3000. — ISBN 978-5-904744-02-1. ISBN 978-5-8370-0630-2.
На исходе минувшего года в свет вышли первые книги, изданные при поддержке санкт-петербургского Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации. Одной из них стал новый сборник С.Носова «Полтора кролика».
В 2012 году Сергей Носов вновь оказался среди героев российского «премиального сюжета». Роль ему досталась хоть и не центральная, но почетная: роман «Франсуаза, или Путь к леднику» вышел в финал двух из четырех главных российских премий, «Национального бестселлера» и «Большой книги». И, само собой, попал в лонг-листы двух других, «Русского Букера» и «НОСа» (кто не в курсе, это сокращение от «Новой словесности»).
Увы, едва ли подобный успех ждет новую его книгу, «Полтора кролика». Голову на отсечение не дам, но так уж сложилось, что жюри крупных литпремий питает слабость к романам, а здесь калибр не тот: речь все-таки не о тысячестраничном эпосе, а о сборнике рассказов. Хотя, если говорить начистоту, иной рассказ Носова стоит пары-тройки романов-лауреатов.
Рискну назвать главной темой «Полутора кроликов» извечное противостояние сюжетности и абсурдности в нашей жизни. На двух этих гвоздях держатся все ружья, художественно развешанные по стенам в «малой» прозе Носова, вся его драматургия. Стоит только обстоятельствам выстроиться в некое подобие сюжета — реальность тут же вышибает у героев почву из-под ног, сводит на нет судорожные попытки отыскать в веренице событий высокую осмысленность, «руку судьбы». Но и абсурд не всесилен: всегда можно выбрать точку, при взгляде с которой даже в клиническом безумии обнаруживается своя логика.
Любимый прием Носова, неоднократно обкатанный в этом сборнике — убедить доверчивого читателя, что перед ним триллер с маньяками-убийцами («Морозилка»), политический детектив («Шестое июня»), антиутопия («Белые ленточки») или страшный святочный рассказ («Не самое страшное»)... А потом несколькими фразами расчетливо свести на нет весь жанровый пафос. Такой вот литературный инь-ян, диалектическое единство и борьба противоположностей.
О природе абсурда как такового с предельной откровенностью высказывается герой рассказа, давшего название сборнику: «Абсурд — это реальность, реальность, увиденная под определенным углом. Он здесь. Он повсюду. Все зависит от ракурса — как взглянуть. Любое событие может оказаться абсурдным... Вот, скажем, сегодняшний вечер — вроде все пристойно, правильно... А это ведь как посмотреть... Можно представить себе, кто-то напишет рассказ о нашей встрече, и она будет выглядеть крайне абсурдно».
Тому же персонажу принадлежит и еще одно примечательное умозаключение: «Абсурд не всегда деструктивен, он иногда конструктивен, иногда он спасение для человека». Не поспоришь: какое облегчение — понять, что ты стал жертвой дурацкой случайности, а не мирового заговора, что меланхолия твоя вызвана не деградацией общества, а подпорченной котлетой, доставшейся на обед! В таких случаях абсурд действительно становится палочкой-выручалочкой, целительной панацеей — как психотерапевтическая порка, которой подвергся герой рассказа «Хорошая вещь».
Есть и еще один нюанс, связанный с этим сборником, не сразу бросающийся в глаза. Если вдуматься, реализм Сергея Носова дает фору самым изощренным кошмарам Стивена Кинга. Только попробуешь даже не воспарить над реальностью, а чуть-чуть от нее оторваться — автор хватает тебя за фалды, и с головой окунает в самую гущу быта. И еще раз, и еще, до полного торжества реальности, данной нам в ощущениях. От Сергея Носова не спрячешься ни в триллере, ни в анекдоте: везде отыщет и силой вырвет из объятий иллюзии. Не сбежишь, не укроешься — войдет в любую жанровую дверь, небрежно сковырнув замок. О этот страшный человек в гоголевской шинели не по погоде, с винтажным топором «от Достоевского» — самый петербургский из питерских рассказчиков XXI века!..
Человек не отсюда
Сергей Носов. Фигурные скобки: Роман. — СПб.: Издательство К.Тублина, 2015. — 272 с. — Тир. 2000. — ISBN 978-5-8370-0692-0.
Петербургский писатель и драматург Сергей Носов входил в число финалистов премии «Национальный бестселлер» не раз, не два и даже не три. Покорить эту вершину, однако, оказалось непросто. Лишь с четвертого подхода яркому представителю «петербургских фундаменталистов» удалось добиться успеха с романом «Фигурные скобки», выпущенным весной 2015 года издательством К.Тублина.
В начале XX века Виктор Борисович Шкловский запустил в обиход звучный и емкий термин «остраненная проза», исчерпывающе объясняющий многие яркие литературные феномены нового времени. «Остраненная проза» помогает взглянуть на банальное, примелькавшееся, заученное до автоматизма как «на увиденное в первый раз» (например, глазами очередного «простодушного Кандида»), прочистить оптику, оценить парадоксальность очевидного.
Прямо противоположный путь предлагает латиноамериканский «магический реализм»: чудесное, из ряда вон выходящее воспринимается здесь как нечто вполне естественное, не противоречащее привычному ходу вещей. Ну, вознеслась героиня «Ста лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса живой на небеса, когда развешивала белье в саду, — подумаешь, эка невидаль! И не такое случалось...
Хотя Сергей Носов живет далеко от усыпанных белым песком площадей Рио-де-Жанейро (где все, как известно, ходят в белых штанах), он выбрал второй путь. Петербургский писатель наотрез отказывается проводить границу между банальным и чудесным, странным и невозможным. На этом фундаменте строится вся его проза, балансирующая на грани абсурда и гротеска. И особенно четко проявилось это свойство в новом романе Носова «Фигурные скобки», отмеченном «Нацбестом-2015».
Евгений Капитонов, бывший петербуржец, а ныне москвич, посредственный математик, служащий «по статистическому ведомству», владеет необъяснимой способностью угадывать двузначные числа, задуманные собеседником. Способностью скромной, с практической точки зрения абсолютно бессмысленной, но безусловно сверхъестественной. Природа таланта мало волнует главного героя — куда сильнее она интригует окружающих. Но именно благодаря этой способности Капитонов получает приглашение на учредительный конгресс гильдии микромагов-нонстейджеров — фокусников-престидижитаторов, не нуждающихся в громоздком реквизите. Впрочем, среди всех этих гипернаперсточников, мегашуллеров и специалистов по трюкам со спичками встречаются и люди совсем другого сорта, фигуры мрачные, загадочные, выступающие под псевдонимами: «Архитектор Событий», «Пожиратель Времени», «Господин Некромант»... По словам одного из этой троицы, макромаги способны влиять на события столь масштабные, что на близком расстоянии их воздействие просто не ощущается. Поворот интригующий — но только не для Капитонова, с головой ушедшего в свои частные переживания.
Между тем события движутся по нарастающей: пока участники конференции азартно интригуют и продвигают в правление будущей гильдии своих единомышленников, в руки главному герою попадает дневник его бывшего коллеги Мухина, недавно покончившего с собой. Выясняется, что в последние недели покойный искренне полагал, что его подменили: в теле Мухина поселился новый жилец, обладающий всем багажом воспоминаний, знаний и навыков, но не имеющий к предшественнику ровно никакого отношения. И пойди разберись, в чем тут дело: то ли в шизофрении, развившейся на почве «боязни тела» как называют это психиатры, то ли в происках неких потусторонних, надмирных сил — многое, кстати, свидетельствует в пользу второго варианта. Автору авантюрной прозы такого задела хватило бы на тысячестраничный триллер с погонями и перестрелками — герой Носова мысленно примеряет ситуацию на себя, зябко передергивает плечами и вновь погружается в переживания по поводу размолвки со взрослой дочерью и в воспоминания о давно погибшей супруге.
Ружье выстреливает вхолостую и в третий раз, ближе к финалу, когда Капитонов становится единственным свидетелем подозрительной смерти одного из организаторов конгресса. Он, разумеется, шокирован, потрясен, сбит с толку — как если бы на его глазах человека переехал трамвай. Капитонов даже испытывает чувство вины... Но ни капли интереса, ни малейшего желания разобраться, что же произошло на самом деле, с чем связаны театральные эффекты, окружающие эту внезапную и нелепую смерть.
Столкнувшись с немыслимым, небывалым человек индустриальной (да и постиндустриальной) эпохи обычно несется прочь сломя голову — или начинает кропотливо разбираться, «как это работает», уповая на логику и «дедуктивный метод». Таков наш способ упорядочить и гармонизировать картину мира, внезапно треснувшую по шву, восстановить пошатнувшийся психологический комфорт. Сергей Носов — человек не отсюда. Он отказывается от оппозиции «норма/девиация», «так должно быть/так быть не должно». Его герои не бегут от чуда, но и не стремятся разобрать каждый необъяснимый феномен по косточкам. Не обсуждают — и, что особенно ценно, не осуждают — просто продолжают жить в предложенных обстоятельствах. Редкая штука для современной российской словесности, где «в толстоевские» метят даже авторы бандитских боевиков.
Давненько не публиковал ничего о книгах отечественных авторов. Исправляюсь. Книга достойная. Правда, не фантастика. И даже не худло. Может, потому и достойная.
Московское издательство «Центрполиграф», последние годы регулярно печатающее Эдуарда Лимонова и Александра Проханова, сделало неожиданный и эффектный ход: выпустило книгу саратовского критика Романа Арбитмана «Антипутеводитель по современной литературе», где досталось на орехи в том числе и постоянным авторам «ЦП».
Появись Роман Эмильевич Арбитман на свет в другой стране и в другую эпоху, карьера «литературного киллера» и разрушителя писательских репутаций была бы ему гарантирована. Ядовитый, остроумный, не испытывающий пиетета к чинам и званиям, он уже тридцать лет бесит литераторов и чиновников от культуры — а уж чиновников с литературными амбициями, в том числе высокопоставленных, доводит до белого каления. Но так уж сложилось, что кроме этих самых писателей и чиновников литературную критику у нас сегодня мало кто читает — и уж точно никто не воспринимает ее как руководство к действию. В рецензиях 2011-2014 годов, составивших эту книгу, под залпы убийственной критики попали десятки авторов, принадлежащих к самым разным школам и группам: Акунин и Прилепин, Радзинский и Маринина, Лукьяненко и Головачев, Буйда и Поляков, Быков и Иличевский, Веллер и Гришковец, Пелевин и Сорокин... Но поредела ли армия поклонников героев «Антипутеводителя»? Потерял ли кто-то из них выгодный издательский контракт? Оказался вытеснен на обочину премиального процесса? Да ничего подобного. В нашей литературе безраздельно царит принцип «suum cuique» — в вольном переводе с латыни «кому поп, кому попадья, а кому и попова дочка». Оно, конечно, и слава богу, не хватало еще делать оргвыводы на основе частного мнения, — но за критика немного обидно: столько сил и времени потрачено, а все залпы «в молоко».
Как у большинства литературных журналистов, много пишущих и часто публикующихся, рецензии Арбитмана построены в основном по одному общему шаблону. Краткий ироничный пересказ фабулы и композиции книги («Спасибо неутомимой Эле: благодаря ее секс-активности и любви к прекрасному вставные главы теснят основное повествование, занимая добрую половину романа»), пара абзацев о языке, подкрепленных особо показательными цитатами, или тошнотворно банальными (многочисленные «искорки в глазах» у самых разных авторов), или стилистически чудовищными («у Степанкова что-то ворохнулось в груди», «Все это играло не меньшее, а большее значение»), ударная концовка. Но главное, Арбитман всегда стремится встроить рецензируемый текст в некий опоясывающий сюжет: оправой может служить бородатый анекдот, история об обстоятельствах, сопутствующих появлению книги на свет, литературная параллель, вдруг пришедшая критику на ум, да что угодно. Именно тут, как правило, и возникает интрига, заставляющая задетых критиком литераторов взвиваться на дыбы.
Штука в том, что Роман Арбитман — идеальный читатель. А любой читатель всегда немного Прокруст. Сверхидея, авторский замысел, скрытые подтексты ему, грубо говоря, по боку. Он не ставит перед собой цели разобраться, на что тонко намекал беллетрист, ради какой такой высокой цели написал «корову» через «а». Он видит ровно то, что видит — и не более. Каждый читатель подходит к тексту со сложившимся представлением об идеале, со своими «ндра» и «не ндра», набором линеек и угломеров. В багаже Романа Эмильевича хватает блестящих металлических инструментов, разнообразию которых позавидовал бы Декстер из одноименного телесериала: не уложился — берегись, вытягивания или укорачивания не избежать.
Иногда Арбитман принципиально отказывается замечать факты, идущие вразрез со сложившейся у него картиной мира: например, до сих пор считает «Выбраковку» Олега Дивова утопией, хотя писатель уже замаялся объяснять в каждом интервью, что эта трактовка, мягко говоря, не соответствует реальности. Порой чувствительное ухо рецензента царапают вполне невинные фразы, а то и удачные метафоры — например, из Павла Крусанова: «Горело охрой Адмиралтейство, на шпиц которого, как на штык, незримо нанизали, отправляясь в ад вечности, страницы петербургского текста золотые и серебряные сочинители». И все же в большинстве случаев феноменально развитое чутье не подводит Арбитмана — с высоты птичьего полета он видит любое слабое место текста и пикирует коршуном, превращая разбор в незабываемое шоу. Другое дело, что порой очевидные слабости компенсируются не менее серьезными достоинствами — но их поиск в круг задач рецензента уже не входит.
И все же одну загадку читателям Роман Эмильевич на этих страницах подкинул. Понятно, что по ряду причин критик вынужден читать самые разные книги — в том числе авторов, от которых давно не ждет сюрпризов: это, в конце концов, критерий профессиональной добросовестности. Но с точки зрения обывателя такой подход, простите за прямоту, отдает мазохизмом: зачем же год за годом тасовать очевидную дрянь, раз за разом наступая на одни и те же грабли? Других писателей у нас для него нет, что ли? Как любят выражаться в «этих ваших интернетах», «мыши плакали, кололись, но продолжали грызть кактус». Но то мыши, а это хомо сапиенс с высшим филологическим образованием и двумя десятками собственных книг за душой.
Сегодня в рамках четвергового рецензионного марафона Нил наш Стивенсон. Рецензия, кстати, по-прежнему актуальна: насколько мне известно, остатки книги еще не распроданы... Как ни жаль.
Нил Стивенсон. Вирус «Reamde»: Роман. / Neal Stephenson. Reamde, 2011. Пер. с англ. Е.Доброхотовой-Майковой, В.Егорова. — М.: АСТ, 2014. — 960 с. — (Нил Стивенсон. Собрание сочинений). 3500 экз. — ISBN 978-5-17-082727-5.
Главное чувство, сквозящее в первых читательских отзывах на роман Нила Стивенсона «Вирус “Reamde”», недавно переведенный на русский, — разочарование. Автор затянул, автор переборщил с отступлениями, автор вывалил слишком много информации, не работающей на сюжет... В общем, обманул ожидания — а это чревато самым суровым приговором.
Беда в том, что в России уже сложился четкий — и не совсем верный — образ Стивенсона-писателя. У нас он известен прежде всего как создатель «Лавины» и «Алмазного века», романов, доказавших, что киберпанк не только не умер (вопреки заявлениям отцов-основателей движения), но еще и всех нас переживет. В чуть более узком кругу его ценят за масштабный историко-фантастический «Барочный цикл» и мозголомную философскую НФ «Анафем». В общем, Стивенсон для нас — утонченный интеллектуал, представитель элиты, «белая кость» англоязычной жанровой прозы. О том, что в конце 1980-х и начале 1990-х будущий обладатель премии «Хьюго» специализировался на развесистых технотриллерах про козни спецслужб, зловещие планы транснациональных корпораций и «теорию заговора», читатели как-то забывают. Не удивительно: из книг этого периода в России переведен только роман «Зодиак», да и тот ажиотажа не вызвал.
«Вирус “Reamde”» — возвращение к истокам, лихая бондиана эпохи международного терроризма и высоких технологий, глубоко укоренившихся в повседневной жизни. Все начинается с компьютерного вируса-вымогателя REAMDE (именно так, с преднамеренной ошибкой), требующего выкуп от участников онлайн-игры «Т`Эрра» — иначе угробит все данные на жестком диске. Но автор только разогревается, набирает обороты. Одного за другим Стивенсон вводит в сюжет все новых антагонистов, «боссов уровней», на фоне которых китайские хакеры выглядят заигравшимися детишками. Сперва появляется русский мафиози Иванов, посягнувший на «общак», а там и международный террорист Джонс, воин Джихада, чернокожий валлиец, «цель номер один» для сотрудников британской разведывательной сети МИ-6.
Зачем понадобилась эта эскалация? Вероятно, чтобы не простаивали положительные герои, число которых растет в арифметической прогрессии. Как царь Мидас, превращавший в золото все, до чего дотрагивался, автор «Вируса...» мимоходом наделяет неповторимой индивидуальностью и обаянием даже случайных, проходных персонажей. Что уж говорить о центральных фигурах — от американского миллионера Ричарда Фортреста, в юности «косившего» от армии, охотившегося на гризли и таскавшего контрабанду из Канады в Соединенные Штаты, а потом всерьез увлекшегося компьютерными играми, до бывшего спецназовца Соколова, этого «русского Рэмбо» без страха и упрека, одного из самых живых и симпатичных наших соотечественников в современной англоязычной прозе.
Стараясь по возможности избегать клише, связанных с «русской мафией», Нил Стивенсон все-таки ненароком скормил читателю пару плодов «развесистой клюквы». Например, из этого романа можно узнать, что Венгрия, цитирую, «входила в Варшавский договор приблизительно до девяносто девятого года», а во времена «холодной войны» Советская армия многократно бомбила территорию Тайваня. Правда, все это со слов смышленого, но не слишком образованного хакера-венгра, трогательно доверяющего «Википедии». А вот кому мы обязаны чудесным словосочетанием «гильза в форме пули», остается только гадать — то ли автору, то ли переводчикам. Хотя в последнее, учитывая безупречную репутацию Екатерины Доброхотовой-Майковой, верится с трудом.
Конечно, на самом деле Нил Стивенсон иронизирует над шпионским жанром — и отчасти над самим собой времен «Зодиака», «Интерфейса» и «Паутины». Это трудно не заметить. Человек с математическим складом ума может на досуге посчитать, каковы шансы, что в одно и то же время на одном и том же квадратном километре китайской земли окажутся: канадский и венгерский хакеры; представитель русской мафии с группой наемников; чернокожий террорист и английская шпионка из МИ-6. Подозреваю, цифра окажется исчезающее малой. Автор не скрывает карнавальную искусственность своей многоэтажной конструкции. Скорее наоборот: подчеркивает при каждом удобном случае. «Вирус “Reamde”» — роман-игра, без особых претензий на серьезность, но увлекательная, затягивающая с головой, несмотря на гигантский объем книги. Как хороший онлайн-квест, созданный командой компьютерных гениев на основе отличного литературного сценария.