Рецензии на фантастические книги

«Кость бледная» Рональда Малфи — роман с ярко выраженной сезонностью действия. Его действие развивается на Аляске, и при чтении стоит учитывать погоду у себя за окном: если морозы, то ждите усиления эффекта, если жара, то будет ощутимый контраст. Собственно атмосфера — это самое ценное, что есть в романе, жаль, нельзя сказать подобного про сюжет.

В маленьком, Богом забытом шахтерском городке Дрэдс Хэнд, который не на каждой карте Аляски значится, произошло нечто жуткое. Местный охотник совершил явку с повинной и сообщил полиции, что убил восемь человек и похоронил их в горах. Случай этот широко осветился в СМИ, и на место происшествия отправился Пол Галло. Год назад у Пола пропал брат, и последняя весточка от него была получена как раз из Дрэдс Хэнда. Увы, Пол совершенно не был готов к тому, что ждет его в глубине Аляски.

Недавно умер Клод Сеньоль, французский писатель, специалист по фольклору. Прожил он, между прочим, более века и скончался на сто втором году жизни!

Творчество его велико, но русскоязычный читатель имеет возможность ознакомиться только с небольшим количеством текстов. Из научных трудов Сеньоля переводилась монография «Сказания о Дьяволе», а из художественного наследия — только два раза переиздавались одни и те же произведения, сначала — в сборнике «Матагот» издательства «Энигма», затем — в книге «Оборотень» издательства «АСТ». Правда, ещё был томик сказок, но это уже тот самый фольклор, которым так интересовался Сеньоль; здесь он выступает не в качестве автора, а лишь в роли составителя.

Невесёлый это повод, чтобы вспомнить писателя, но тем не менее — вспоминаю. Сам читал только сборник «Оборотень», на который когда-то писал рецензию в журнал DARKER. Вот её-то я и представляю...

Оборотень (сборник)

Автор: Клод Сеньоль

Составитель сборника: не известен

Жанр: хоррор, мистика, готика

Издательство: АСТ

Серия: Классика литературы ужасов

Год издания: 2002

Похожие произведения:

1. антологии и сборники «готических» произведений конца XIX — начала XX вв.

Серию «Классика литературы ужасов» составили в основном произведения англоязычных писателей. Однако, если не брать в расчёт планировавшуюся, но так и не выпущенную антологию немецкой готики, всего одна книга представляет в серии творчество писателя, не имеющего отношения к американскому или английскому хоррору. Это — Клод Сеньоль, фигура достаточно известная не только в кругу французских авторов «ужасов». Скорее этот человек обрёл популярность как собиратель фольклора: недаром его именем даже названа премия в области изучения французского народного творчества.

Клод Сеньоль с ранних лет проявлял интерес к старинным легендам, что заметно и в его художественном творчестве. Сборник «Оборотень» представляет несколько рассказов и повестей французского писателя и фольклориста. Собственно, издание повторяет состав более ранней книги издательства «Энигма» под названием «Матагот». Отличаются они только порядком произведений и отсутствием в сборнике серии «Классика литературы ужасов» сопроводительной статьи.

Многие тексты Сеньоля похожи на литературно обработанные народные легенды и сказки, и в «Оборотне» таких немало. Но есть и вещи другого типа. В первую очередь отличается от прочих рассказ «Зеркало» — извечная тайна отражений. Женщина, бывшая некогда красавицей, пережила пластическую операцию; конечно, теперь она опасается того, что может увидеть в зеркале... По большей части Сеньоль пишет не о современности, его увлекают прошлые эпохи: в основном примерно конец XIX — начало XX века. События же рассказа «Зеркало», написанного в 1966 году, разворачиваются примерно в то же время.

Но это исключение — единственное. Все остальные тексты представляют читателю «преданья старины глубокой». Пожалуй, «глубже» всего дело зашло в «Трактире в Ларзаке»: время действия — 20-е годы XIX века. История эта в сути своей простая: путник, пробиравшийся через плато Ларзак, остановился в старом трактире и... нашёл приключения себе на голову. Откуда же ему было знать, что это гостеприимное заведение никогда никого не отпускает просто так? Главная удача рассказа — атмосфера. Она не гнетущая, а скорее беспокойная и тревожная, и служит отличным фоном для изображения злоключений героя-рассказчика.

И вот, исключая вышеперечисленные вещи, все произведения в сборнике посвящены двум любимейшим Сеньолем темам: Оборотни и Дьявол. Причём существуют они бок о бок: в произведениях об оборотнях и их родственниках волках дьявольщина зачастую даёт о себе знать. Вообще, все или почти все ужасы в произведениях сборника «вдохновлены» Дьяволом. Везде он руку приложил! Будь то странный и неприятный на вид чёрный комодик из одноимённого рассказа, который внушает своему обладателю такие грёзы наяву, что впору и с ума сойти! Или будь то «тёмная сторона» живописи, с вдохновенным чувством показанная писателем в «Чупадоре». В самом деле, краска краске — рознь, и чтобы добиться успеха, в этом необходимо разбираться. Талантливый художник Чупадор создаёт просто удивительные шедевры, а уж он-то знает, какую краску использовать в работе!

Или рассказ с говорящим названием: «Дьявол в сабо». Прежний кузнец в маленькой французской деревушке повесился, и тогда же неизвестно откуда пришёл новый. Как он там чародействовал с железом, молотом и наковальней, простые люди могли только гадать. А между тем и про старого кузнеца ходила молва, что он заключил договор с дьяволом, так неужто новый?.. Даже подумать о таком страшно!

А что делать бедным французам, если их деревню осаждает волк-оборотень? Собрались мужики изловить его, да боязно — этой тварью может оказаться любой, твой друг или сосед! Но бороться с исчадием ада всё равно как-то надо... «Оборотень» примечателен тем, что в рассказе подана и точка зрения самого чудовища — Сеньоль в своём повествовании попеременно обращается то к охотникам, то к жертве. Повесть «Мари-волчица» несколько о другом, темы оборотничества она почти не касается. Главная героиня произведения — девушка, которую ещё в раннем детстве таинственный волчий пастырь наделил даром разговаривать с волками и излечивать нанесённые ими раны. Вот только он сразу предупредил родителей: дар этот будет у Мари до тех лишь пор, пока сам пастырь жив...

Мрачным колдовством пропитана история «Матагот». В надежде найти тишину и спокойствие, чтобы ничто не отвлекало от работы, некий писатель поселяется на ферме Ардьер. Он занимает комнаты дома, которым владеет колдун Кордасье. Конечно, такая завязка не просто так, и в одну из ночей писатель ввязывается в круговорот таинственных и страшных событий. Не всё здесь будет кристально ясно, но мрачной атмосферы для этого произведения автор не пожалел. Непонятная чертовщина творится и на страницах повести «Меченая». История главной героини, девушки Жанны, неразрывно связана с историей её отца, который однажды, осваивая новый участок, отсёк голову покоящейся в земле статуи. Древним было это изваяние — времён господства Рима, а то и раньше! Мужчина, решив нажиться на находке, взял голову с собой, и это стало первым звеном череды злоключений, которые отразились не только на нём, но даже на его дочери. Она родилась со шрамом на лбу, за что и получила прозвище Меченая, — и судьба её была предрешена...

Клод Сеньоль, кажется, хочет обмануть время. Писатель родился в 1917 году, его первые художественные публикации состоялись во второй половине 40-х годов. Но пишет он так, будто принадлежит к тому времени, к которому так любит обращаться — рубеж XIX и XX веков. А может, и того раньше! В этом состоит своеобразие его прозы, которая вряд ли кому покажется по-настоящему жуткой и пугающей. Но это компенсируется тем, откуда он черпал вдохновение для творчества — на страницах сборника «Оборотень» читатель будто в самом деле встречается с народными французскими легендами.

Первое, с чего, видимо, нужно начать, это фраза «я прочитал». Даже нет, так — «прочитал НАКОНЕЦ-ТАКИ». На целый год или около того растянулся мой библиофильский челлендж, личный джихад и, мягко говоря, не самый обычный читательский опыт с увесистым трудом Марка-почему-то-зачем-то-Z Данилевского под заглавием «Дом листьев». И цифра потраченного времени в размере «около года» вышла довольно своеобразным образом — я элементарно не всегда и не сразу брался осиливать данный тяжеловатый томик причудливого постмодернистского толка. Перебивался частенько, так сказать, чем полегче в плане осознования прочитанного. Правда, большую часть текстового объема «Дома листьев» я прочел за месяц. Опять же, около того, плюс-минус*...

* — первый свой «арифметический» опыт в поглощении алкоголя я получил в лет семнадцать, насколько могу помнить. Как известно, культура пития, которая переносит наше сознание в сферу «вы-бытия», а порой «вытия», а тело и вовсе «бития», сложна и многоаспектна. Особенно в своем русском, противоречивом формате. И, разумеется, порой имеет слишком индивидуальный окрас, зависящий от целей на данный конкретный момент. Именно ситуативность всего процесса выпивания и делает данный процесс крайне неустойчивым, разнообразным и почти всегда кончающимся в негативном ключе. Так или иначе придерживаться определенный правил, культурных матриц, в это случае, конечно же, стоит. Поэтому, как в случае соло-гитариста среднестатистической рок-группы средней полосы России (у которого электро-соло-гитара идет в наличие с пластмассовым медиатором из «Мира музыки» за пятьдесят пять рублей за штуку), для лица выпивающего необходимо не только наличествование бутылки крепкого, желательно, алкоголя, но и закуски. А без последнего, и в случае с смешиванием так называемого «пойла» с газированными напитками, и уж тем более в случае возвращения домой в столь непозволительном и незапланированном состоянии немудрено, как в моем примере, получить несколько сильных оплеух от отца. Зато после подобного вы наверняка научитесь даже в самом нетрезвом состоянии определять зависимость градуса в крови и степени необходимости возврата домой.

Продолжая и переходя к следующему, второму моменту, стоит написать, а за что, собственно, взялся я, и ты, будущий гипотетический читатель сия польско-эмигрантсткого. «Дом листьев» — точно не подходящая не под один из жанров фантастики и литературы в целом работа. Прежде всего — это вызывающая интерес головоломка, общие черты которой, пролистав данный талмуд (лишь по размером, а не по критерию «скучности»), в свою очередь вызывают непредвзятое удивление**. Постмодернизм, а то и вовсе постпостмодернизм (по общим описаниям, мне известным, наиболее точно книга вписывается именно в этот формирующийся наджанр), сливающийся с сюром, хоррором, некоторыми нотами саспенса, фантастикой, реализмом. Данный труд, безусловно, экспериментальная и эргодическая литература (настолько диковинная, что порой граничит с ар-брют произведениями), к которой как раз и тянешься из-за ее необычности, оригинальности , а также по причине колоссальной проделанной работы — почти тысяча страниц смыкающихся и расходящихся нескольких сюжетных линий, с десятками персонажей, использованием десятков же литературных приемов, стилей, жанров и шаблонов, а также не просто гипертекствость, но и работа с самим отображением текста на бумаге. И это забывая о всех тех изюминках и пазлах, которые переводчики с издателями по тем или иным не включили в итоговый вариант рукописи Данилевского. В конце концов данная работа — авангард современной литературы, который в пост-, или уже постпостмодерновом, метапрозаическом мире может вернуть былой интерес, уходящий в сиюминутную, до первобытного простого обмена и получения информации в виртуальных игрушках вроде соцсетей. И, упомянув уже одну из основных фишек этого опус магнума *на данный момент* Данилевского, нельзя под конец сказать и про вторую — упоминания сторонних работ. Художественный, научных, публицистических... И в основном выдуманных, что ссылает нас к пану Лему и его циклу существующих рецензий на несуществующие книги.

** — скажу честно, ибо честным быть нужно. Нужно по системе различных религиозных установок и каких-то нравственных идеалов. Я же просто хочу быть честным с собой, а после и с другими просто так. Просто по своему желанию. Так вот, дабы быть честным, должен признаться, что в моей жизни открытие данной книги не было самым «не предвзятым удивлением». Может, и вовсе не было удивлением... Со мной случалось множество других переживаний различного толка, среди которых, благо на данный момент, не было наркотических *разумеется, запрещенных на территории РФ*. Но, наверное, самым непредвзятым, или лучше сказать неожиданным, но запоминающимся и глубоким удивлением, было мое переживание спустя больше года от моего первой алкогольной неудачи, описанной выше. Лето уже было не за горами, а я и Арья сидели в глубинах одного из парков моего родного города. День был солнечный и лишь совсем чуточку прохладный. Довольно резко наши обычные для публичных мест поцелуи и обнимая, типичные для первокурсной парочки вроде нас, переросли в кое-что другое. О, нет, первое соитие к тому моменту между нами уже давно состоялось. Случилось нечто иное. Одна рука Арьи аккуратно сбросила с меня мою легкую кофту матово черного цвета, висевшую у меня на плечах, на мои колени. А другой рукой, поначалу поглаживая мою щеку, опускалось все ниже. Дойдя до бедра, ее нежная кисть, покрытая бледной кожей, под которой по-дворянски проглядывались ее тонкие кровеносные линии, маскируясь лежавшей специально для этой цели на ногах кофтой, расстегнула пуговицу, а после и змейку на моих джинсах... Мы продолжали и дальше сидеть в людной парковой зоне, целуясь, и лишь мы с ней вдвоем, впитывая самые замечательные и искренние моменты прекрасной юности поры, знали, что происходит под моей черной накидкой. Наверное, именно этот момент, который мы после не обговаривали каким-либо образом, заставляет после всего произошедшего меня думать о всего лишь одной мысли. Очень чувственной, эмоциональной, но уж точно и отнюдь не рациональной. О том, что Арья была не только первой, но и лучшей.

И, наконец, о собственных впечатлениях и понимании прочитанного. Думаю, нельзя не напомнить, что главные цели любой книги — заставить думать и заставить чувствовать. Если думать она заставляет всегда, уже по своей сути, то вот с чувствами «Дом листьев» может и подвести, если вы будете вести отрывистое чтение, лишь время от времени. Поверьте. мне это подпортило общие впечатления. Но в целом времени потраченного я не пожалел. Ведь не просто владеть данным бриллиантом библиофила, но и читать его — нечто особенное и приятное. Особенно рождающееся напряжение во время событий спуска Нэвидсона внутрь «потусторонней» области дома, повествование о которых происходит на страницах с немногочисленным и бегущем тексте. Что же касается понимания задуманного и написанного Марком мною в прочитанном состоянии... Как и в размышлениях о ленте Нэвидсона в рамках текстуального уровня исследовательской работы Дзампано, который тот еще графоман, теорий у меня много. И о сущности дома, и о вопросе происхождения всего в книге, включая и ее выдуманных авторов. Не буду тут писать обо всем, ибо тогда и читать вам не захочется эту непростую книжку — ведь в раскрытии ее тайн и заключается ее основной шарм. Скажу лишь, что на одном из последних этапов прочтения мне показалось, что история, рассказанная в пленки Нэвидсона, которая размеренно переходит из какого медленного викторианского ужаса в *в конце* историю настоящей любви на фоне фантасмагорических событий, связанных с величественным в плане странностей домом, является историей литературы, рассказанной в довольно своеобразной форме. От модернизма через постмодернизм к метамодернизму. Но и других версий хватает. Возможно, что дом, чем бы он не был по своей природе, своеобразный литературный и, в рамках истории пленки Нэвидсона, опять же, бытийный макгаффин, который в итоге сильнее сплочает Нэвидсона и Кэрол, возвращая им потерянную любовь. О Джонни Труэнте, любителя наркотиков, алкоголя, секса с многочисленными девушками, которого судьба привела к изучению записок Дзампано, сказать можно не меньше. Особенно о последних описанных им событий собственной жизни... Но я этого делать не буду. И так сказал больше, чем было нужно. Скажу напоследок, что прочтение «Дома листьев» для истинного ценителя и любителя чтения — опыт уникальный. Который обязательно нужно пережить, дабы не упустить*** кое-что важное в этом сложном океане современной жизни. Жизни, в которой уже не только медным тазом неразличимых обмана и лжи накрылась почти вся сфера обыденных СМИ, но и души людей... Где все труднее отличить правду от лжи, ошибки от искреннего деяния, гениальной работы от бреда сумасшедшего/графоманского ничтожества.

*** — *здесь должен был быть финальный с P.S. отрывок-оммаж рецензента в подражании комментариям Данилевского от лица Труэнта, который, к сожалению, не сохранился. На оборванных клочках от страниц с ним остались несколько пятен, предположительно от слез, окурок с кусочками пепла от сигареты «Parlament. Дым Отечества нам сладок и приятен», закладка с ссылками на несколько стихотворений Есенина, нотный ряд начала песни «Танцуй» российской группы «Сплин» и бессвязный, размытый разлившейся непонятной жидкостью, набор слов, возможно о прочих недолгих и никчемных интрижках автора*.

В прошлом году на книжных прилавках появился сборник хоррор-произведений Роберта И. Говарда «Безымянные культы», о котором я уже писал. Книга получилась весьма удачной — на русском не было сборников «страшных» историй техасца достаточно давно. И хотя всё, что оказалось под обложкой, мы уже читали, причём некоторые вещи — ещё в начале 1990-х годов, книга имела успех. Такой успех, который позволил выпустить сборник-продолжение.

Итак, «Боги Бал-Сагота» Роберта И. Говарда.

Большинство произведений в жанре ужасов — самых важных, самых замечательных — конечно, уже вышло в сборнике «Безымянные культы». Но в области «тёмной» литературы техасский писатель был постоянно, это заметно практически в любом его тексте (за исключением явно юмористических и иронических произведений и даже целых циклов — о Брекенридже Элкинсе и Стиве Костигане, например). Во всяком случае, даже тот самый пресловутый Конан то и дело встречается со всякими кошмарами былых эпох, вдруг вылезшими из тёмных нор. Есть, однако, в наследии техасца и более явные, заметные ужасы и триллеры.

Из них и был составлен сборник «Боги Бал-Сагота», логичное продолжение первой книги.

Костяком томика стали триллеры и детективы, которым, в отличие от более стандартных хоррор-историй Говарда, всегда как-то уделялось меньше внимания. Тем не менее, и тут есть свои жемчужины, заслуживающие большей популярности, чем сейчас. Но начнём по порядку.

Как и в случае с «Безымянными культами», «Богов Бал-Сагота» открывает корпус новелл в жанре фэнтези с ощутимыми элементами мистики и ужаса. Два рассказа из этих четырёх относятся к героическим циклам, ещё один имеет самое прямое касательство к пиктской теме. Итак, это: «Сад страха», «Дом Арабу», «Павший народ», «Боги Бал-Сагота». Последняя из перечисленных историй, пожалуй, наименее «страшная», но за счёт того что в ней представлен Гол-горот — самый важный вклад Говарда в пантеон «Мифов Ктулху», — она пришлась в сборнике (названном, кстати, в её честь) весьма кстати. А самый, наверное, необычный рассказ из четырёх фэнтези-историй — «Дом Арабу», с которым связано много интересного. Об этом тексте также рассказала в своей статье переводчица.

Иллюстрация Грэга Стэйплза к рассказу «Дом Арабу».

За фэнтези следуют африканские рассказы, так непохожие один на другой. «Волчья голова» служит прямым продолжением новеллы «В лесу Виллефэр» и повествует о приключениях де Монтура на одном из ранчо белых людей где-то на Чёрном континенте. А вот «Голос Энлиля» — совершенно о другом, о затерянной в глубинах Восточной Африки цивилизации и её устрашающем артефакте. Такие темы Говард тоже очень любил.

Иллюстрация Грэга Стэйплза к рассказу «Волчья голова».

Чуть особняком стоит следующий рассказ — «Прикосновение смерти». Это хоррор, для техасца не вполне обычный, ведь писатель больше любил мистические «страшилки». В данном же произведении ужас имеет психологическую основу — подобного рода вещей у Говарда мало. «Ужас из кургана», «Человек на земле» и «Мёртвые помнят» относятся к условному циклу «Сверхъестественный Юго-Запад», над которым «техасский мечтатель» работал, будучи уже состоявшимся писателем — наверное, по этой причине в данном цикле много достойных, пугающих произведений. Все три вышеперечисленные истории имеют местом действия американский Юг, правда, сюжеты их различны. В первой новелле Говард представил вампира, по поводу которого первые читатели возмущались: как это так писатель сумел исковеркать образ классического кровососа? Второй и третий рассказы посвящёны мести, которая сильнее смерти.

Иллюстрация Грега Стэйплза к рассказу «Человек на земле».

Далее следуют два рассказа-«мостика» от хорроров к триллерам. Если «Чёрная гончая смерти» — это скорее всё же хоррор с добавкой триллера, то «Чёрный ветер воет» — наоборот. Оба произведения повествуют о тайных сектах, но по-разному; действие обоих разворачивается в тёмных сосновых лесах — эти декорации Говард весьма любил. И третий «чёрный» рассказ — по сути своей тоже является неким переходом: он соединяет предшествующие триллеры с последующими детективами. В «Чёрных когтях» слышны африканские мотивы, есть убийство, расследование и нестандартный оборотень. Этот рассказ как детектив, прямо скажем, не самый удачный. Однако после него в книге следуют произведения о Стиве Харрисоне, в которых Говард раскрылся как детективщик в полной мере.

Иллюстрация Грега Стэйплза к рассказу «Прикосновение смерти».

«Техасский мечтатель» сам говорил, что жанр детектива ему не близок; писать подобные произведения он стал по настоянию своего литературного агента Отиса Клайна. Как бы то ни было, но «Кладбищенские крысы» ему, несомненно, удались. Мрачная атмосферная история с интересной загадкой и целыми полчищами красноглазых кровожадных грызунов — эта вещь вполне достойна того, чтобы войти в «золотой фонд» Говарда. Привлекают внимание и «Клыки алчности» за счёт описания дьявольских ритуалов негритянского населения Юга США. Несколько попроще будут «Отмеченные в Чёрной книге» и «Роковые зубы», в которых главенствует так называемая «жёлтая угроза»: злобные китайцы и другие выходцы с Востока не дадут Харрисону спокойно отдохнуть!

Иллюстрация Курта Парди к рассказу «Кладбищенские крысы».

Завершает книгу короткий роман (или повесть) «Костяное лицо», главным героем которого является Стив Костиган — но не тот самый моряк-боксёр с «Морячки»! Этот текст, самый крупный, кстати, из опубликованных в ранний период творчества Говарда, тоже посвящён «жёлтой угрозе». По мнению некоторых исследователей, антагонист романа имеет общие черты с главным злодеем рассказов о Стиве Харрисоне «Повелитель мёртвых» (отсутствует в рассматриваемом сборнике) и «Отмеченные в Чёрной книге». Ну, а то, что образ Костяного лица вдохновлён зловещим доктором Фу Манчи, давно уже широко известный факт.

Иллюстрация Глена Орбика к роману «Костяное лицо».

Итак, что же мы имеем в итоге? Лучшие хоррор-истории Говарда собраны в «Безымянных культах», лучшие триллеры и детективы — в «Богах Бал-Сагота». И та, и другая книга «приправлены» мрачными фэнтезийными историями. И что, это всё «тёмное», чем можно поживиться у техасского писателя? Безусловно, нет! Во-первых, Стив Харрисон ещё не «добит», кроме того, у писателя есть и другой детективный цикл. Во-вторых, не охвачены некоторые внецикловые рассказы, как имеющие определённую известность даже в среде русскоязычных читателей (например, «Беспокойные воды» или «Хижина с призраками»), так и практически неизвестные даже в англоязычном мире (например, «Чёрная земля» или «Змеящиеся лианы»). Ну, о сплаве фэнтези + хоррор можно и вовсе не говорить: этого у Говарда много. А если вспомнить незаконченное, то третий сборник в продолжение «Безымянных культов» и «Богов Бал-Сагота» вполне можно насобирать!

И в заключение — о переводах. Прежде всего, стоит отметить, что оригинальные тексты, с которых и делалось переложение на русский, сверены с последними изданиями Говарда в США. В частности, в рассказе «Роковые зубы», как это и было задумано изначально техасским писателем, действует Стив Харрисон, а не Брок Роллинс (такое имя персонажу в силу некоторых причин дали в журнале, где произведение впервые увидело свет). В «Доме Арабу» наконец восстановлена справедливость, и некий встречавшийся в прежних переводах «аргайв» совершенно логично стал «аргивянином»; также отказались и от неправильного «Эрейбу». Та же история с «Голосом Энлиля»: в старом переводе фигурировал неведомый «Эль-Лиль» на пару с «сумерианцами»; в рассматриваемом сборнике — соответственно «Энлиль» и «шумеры». В «Костяном лице» восстановлены все эпиграфы, чего не было в старом переводе. А в «Клыках алчности» убраны названия глав, как это, по-видимому, и было у самого Говарда.

Таким образом, сборник «Боги Бал-Сагота» получился не хуже предыдущего собрания ужасов авторства Роберта И. Говарда. Притом это всё же несколько другая книга: если в «Безымянных культах» упор был сделан на классический хоррор, то здесь основное содержание — триллеры и детективы. И в увлекательности они ничем не хуже давно известных, можно сказать, знаменитых вещей!

В качестве финальной точки приведём цитату известного говардоведа, автора многих материалов о писателе, в том числе «Краткой биографии Роберта И. Говарда»:

Ужасы Говарда выделяются тем, что он никогда не пытается опираться на штампы, стереотипных чудовищ или другие признаки жанра. Даже если он использовал оборотней, вампиров или зомби, то придавал им особый оттенок, делавший их уникальными. И конечно, раз уж речь идёт о Роберте И. Говарде, его персонажи встречали ужасы с чистой отвагой и чаще всего побеждали. Ещё одна особенность его творчества состоит в том, что он насыщает всё эмоциями — даже неживой мир словно пылает страстью, и Говард будто говорит, что мир по-настоящему пытается вас убить — вас лично!

Расти Бёрк

---

В оформлении статьи использованы иллюстрации Грега Стэйплза, созданные для сборника «The Horror Stories of Robert E. Howard», а также работы других художников.

Олег Дивов "Ночной смотрящий"

Хоррор и провинция. Провинция и хоррор. Когда разговор заходит про ужасы, первым делом вспоминаются кошмары англо-американские, а вот с провинцией дело обстоит иначе.

И тогда возникает закономерный вопрос: чем американская провинция отличается от русской? Если вы ответили — вампирами, то неверно, если — людьми, то это ближе к истине. Итак, насколько страшно вам будет среди симпатичных фасадов домов да ухоженных лужаек? Каждый полицейский — сама деликатность, и чуть что, побежит спасать даже здорового бугая от банды подростков-грабителей. В России все не так. Наш провинциальный хоррор сразу без всяких прикрас показывает всю «прелесть» родной стороны: покосившиеся заборы, приземистые дома с черными провалами окон, расхлябанная дорога, а впереди — таинственный мигающий свет. И ваше счастье, если далекая игра света — всего лишь блеск рамы велосипедиста почтальона.

То, что русская провинция — настоящий кладезь сюжетов для сельских ужасов, никому рассказывать не надо. Думается, многие бывали в гостях у каких-нибудь Ложкиных, Вилкиных или там Кошмаровых с Темнолесьями, и ощутили на себе всю прелесть любимой страны.

Заскочил в провинцию и мастистый фантаст Олег Дивов, от которого хоррора не очень-то ожидаешь. Тем не менее, роман «Ночной смотрящий» приобрел культовый статус ужастика на Руси. История журналиста (и не только его), приехавшего погостить в деревню, оборачивается настоящим кошмаром.

Насколько правдоподобно выписана русская глубинка, можно поражаться бесконечно. И без того мрачный деревенский пейзаж первой части ещё больше омрачается появлением самого настоящего оборотня в местном селе. Когда трепыхавшаяся пелена экстаза от ловли монстра сходит, все четче прорисовывается быт провинции. На первый план выходит разруха, опустелость, пьянство сельчан, идущие рука об руку с типичной деревенской жестокостью. Незатейливое бытие местных мужичков и женщин отображает провинциальную повседневность нашего времени. Без прикрас. Мистика и ужас, наложенные на неё, — только часть грандиозного замысла: столкновения провинциальной и городской жизни. Социальный аспект в творчестве автора всегда играл немаловажную роль. Ужасы не стали исключением.

На просторах хуторов, деревень да сёл действие романа не заканчивается. Картинка сменяется, а с ней — и герои. Появляются абсолютно неожиданные личности, а единственный оборотень уходит в тень. Его место займут беспощадные и опасные кровососы. В текст романа вкрапляется черный юмор, неаппетитные сцены различного рода насилия, а градус мерзости и ощущения тревоги повышается. Деревня тоже сменяется более цивильным городком на просторах российской периферии. С начала второй части романа, а после — и третьей, трэш и чернуха все чаще наведываются к читателю с мерзкой улыбкой. Не каждому такое понравится. Роман ничего не обещает своему читателю: ни страха, ни ужаса, ни кошмара. Психологизма в нем — кот наплакал, а вот описаний, действия — полно. Начиная от охоты в первой части и заканчивая эпическим кровавым окончанием всей книги.

Тем не менее, стоит ли прочитать этот роман? Чистый русский провинциальный ужастик безо всяких прикрас, редчайшее явление в жанре. Быт, отношения, менталитет выписаны настолько детально, что хоть примеряй к действительности. Возможно, даже парочка упырей найдется на кладбище в деревеньке, когда будете гостить у бабушек и дедушек. Не забудьте также проверить местные леса на наличие оборотней или кого еще, вдруг Дивов кого упустил?

Опечаленная суровой действительностью, провинция ныне уступает городу. Городских ужастиков в наш век навалом, а вот провинциальные страсти не всегда найдешь. Роман Дивова — подтверждение тому, что мы не одиноки, и нечисть — не такая уж приятная компания. Байки Стефани Майер о вампирах и прочих гламурных упырях навсегда останутся сказками. Настоящие любители хоррора знают, что вампиры любят людей лишь по одной причине — кровь.

«Ночной смотрящий» — не столько книга о жестоких тварях, сколько роман-контраст о социальной жизни за знаменитым МКАДом. Жутковатая история, пугающая фоном, атмосферой, играет новыми красками в глазах тех, кто иногда задумывался, а что там: в этой тихой деревушке, за окном поезда или машины. Не стоит выходить на пустынной улице, где старуха потрошит крикливого петуха, мало ли бродит монстров в тот час по округе?