Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
В серии "Самая страшная книга" официально анонсирована новая антология — "13 мертвецов". Она продолжит линейку "13", где ранее выходили книги "13 маньяков", "13 ведьм", "13 монстров" и "13 привидений". Формат останется прежним: 13 жутких историй от 13 авторов.
В продаже книга должна появиться в начале следующего года, а пока можно оценить аннотацию, содержание и обложку.
Аннотация:
цитата
13 авторов. 13 историй.
Мифический Жнец, старуха с косой, гниющие зомби или просто увядший цветок – у Смерти много лиц, но ее настоящий лик никому из живых неведом. Смерть – Великое Неизведанное. Смерть – Великое Неизбежное. И как все незнакомое, но грядущее – смерть пугает.
В этой антологии собраны рассказы и повести о смерти и мертвецах. От самых экзотических (хоррор-вестерн от Максима Кабира, самурайский эпос Дмитрия Костюкевича) до простых, каждому понятных и близких (истории Алексея Шолохова и Майка Гелприна). И даже без черного юмора не обошлось, и некрореализму в традициях Мамлеева есть место на страницах этой книги.
Ведь у Смерти так много лиц… Вот они, перед вами, эти лица.
Рассказываю в общих чертах, о чем книга, что зацепило. Если кратко, то Меридиан очень понравился, убедился в том, что высокая его оценка абсолютно заслужена. Вестерн, мистерия, триллер, поэма. Читать обязательно, но впечатлительным иметь в виду, что книга жестокая, будет много насилия, смертей и разного рода безжалостности. 18+
Об этой книге и о ее авторе я узнал из интервью с Алексеем Поляриновым, писателем, переводчиком гигантского американского романа «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса. Алексей представил «Кровавый меридиан» как одну из самых важных книг 20-го века, что, конечно, не могло не заинтересовать. Когда умный человек рекомендует книги – внимай и следуй в библиотеку.
Перове, что я начал читать у Маккарти, это роман «Кони, кони». С первых страниц захватило. Стиль повествования – его замечаешь сразу, и он сразу работает. Он слегка небрежный, слегка рваный, минималистичный, но при этом картинка, характеры – всё выстраивается перед глазами, всё чувствуешь и слышишь. «Коней» я отложил на время, так как это был пробный подход после покупки книги. Решил, что вначале хочу познакомиться с «Меридианом». И вот же какая незадача – романа в продаже не было, давно не переиздавали, в библиотеке тоже не нашлось. Но, как это часто бывает, на мой внутренний голодный зов мир, в лице издательства «Азбука», откликнулся немедленным переизданием «Кровавого меридиана». Да еще и каким! Красотища! Рельефная обложка с переливающимися черепами, твердая крышка, белая бумага.
Здесь, как говаривал Д. Ф. Уоллес, «вестерн в его абсолютном выражении». Что возникает перед глазами, когда произносим слова «вестерн», «Дикий Запад»? У большинства, думаю – кони, ковбои с револьверами и лассо, немногословные индейцы с томагавками и перьями. Погони, перестрелки, дуэли на пыльных улочках. Ослепительные улыбки американских актеров, последние могикане, сахарный песок, Фенимор Купер. У Маккарти, есть индейцы, есть и переселенцы, но они другие, всё другое. В «Кровавом меридиане» никакого сахара мы не найдем. Почти не найдем благородства, почти не найдем тех, за кого болеть душой, не найдем правых и виноватых.
Перед нами как будто бы «Илиада» или «Одиссея» Гомера, но только без возвышенного стиля. Размах, поэтичность, странствия. Один из приемов Маккарти – отказ от приема, который так недавно был модным – внутренний диалог, внутренняя жизнь персонажа, чувства, рефлексия. Автор описывает только то, что делают его герои и что происходит вокруг. Что они там думают – да кто его знает.
В романе есть главный герой, это Малец, но он будет довольно надолго пропадать из виду и нельзя сказать, что конкретно его действия вообще сыграют какую-либо роль в событиях. Скорее он – наш проводник в эту историю. С ним мы входим в нее, где-то рядом с ним совершаем путь по ней, видим то же, что и он.
И если людей Маккарти описывает, чаще всего, сдержанно, то окружение – очень богато. Здесь включается настоящая поэзия в прозе, где всё вокруг рассказывает нам гораздо больше, чем иные диалоги. Каждая глава – картина, полотно, со своими символами, своими смыслами, настроениями. Чтобы ухватить все интеллектуальные игры и намеки автора, книгу нужно перечитать не один раз. Ведь вначале хочется узнать, что дальше и чем всё закончится. Поэтому, подмечая какие-то вуали, которые стоит поднять, говоришь себе, что еще вернешься сюда, на эти страницы. Над символикой романа можно засесть надолго и написать целую стопку научных работ.
«Кровавый меридиан» – страшная книга. Жестокость и смерть – норма для окрестности сей. Можно сказать, что это и книга мистическая, но мистика здесь очень тонкая, не в том смысле, что мистика/фантастика. Скорее здесь описывается мистика жизни и смерти, когда ты что-то чувствуешь, но это настолько больше тебя и настолько другое, что описывать это точными словами абсолютно бесполезно, но петь об этом можно. И в данном случае «Меридиан» – это песня и поэма в прозе. Поэма о безжалостности. Но не только.
Это и вестерн, с перестрелками и погонями. Только вот благородных ковбоев здесь нет, как нет и мудрых индейцев. На границе между Америкой и Мексикой, вдали от больших политических событий, лютуют абсолютно дикие индейцы и почти такие же дикие мексиканцы, американцы. Вторых нанимают, чтобы они убивали первых. Первые убивают вторых, потому что те убивают их и просто потому что это их ремесло. Все эти ребята уничтожают целые деревушки и городки с вполне мирными переселенцами, и индейцами. В результате правительству приходится противостоять как варварам, так и своим же наемникам, которые очень быстро срываются с цепи и начинают убивать и грабить абсолютно всех на своем пути.
Философским голосом романа, помимо потрясающих и страшных прерий и пустынь, выступает Судья. Персонаж символический, мистический и натурально жуткий. Он интеллектуал, знаток всего в мире – он умеет и играть на скрипке, и говорить на различных языках, и изготавливать начинку для патронов, и, кажется, знает всё. Из его уст и выходят наиболее длинные и интересные монологи о сущности войны (этот монолог, собственно, центральный монолог книги), о людях, о жизни.
Малец начинающий свой путь уже головорезом, попадает в отряд американцев, отправляющихся громить мексиканцев и индейцев. Почти сразу отряд попадает под смертельную атаку индейцев, а Малец, после недолгих скитаний – в плен к мексиканцам. Там он нанимается уже в новый отряд, собравшийся за скальпами индейцев от лица мексиканских чиновников.
Почти вся остальная и основная часть книги повествует об их странствиях по прериям и пустыням, по кровавому меридиану, похожему на страшный сон, на ад. О стычках с индейцами и другими отрядами, о развязных гулянках отряда, о том как постепенно убийства и грабежи становятся самоцелью этих людей. И в результате сочувствуешь только тем мирным жителям, которые становятся жертвами переселенцев или индейцев. Одни убивают других, и какого-то явного морального перевеса читатель не увидит нигде. Что ценно. Это реалистично. И это страшно.
Судья утверждает, что война и есть самая большая и интересная игра жизни. Он получает удовольствие от всего, что происходит. Ведь он и есть война, есть смерть и что-то еще. Можно было бы сказать, особенно обращая внимание на его диалоги с бывшим священником, что он дьявол, но это было бы, наверное, слишком узко. Скорее он представитель некой первобытной силы, которая живет кровью, она не может нести ничего, кроме страданий. И уверена, что не умрет никогда. Что же, пока есть люди, будут и войны, Судья действительно всегда найдет себе место и новых соратников.
«Кровавый меридиан» – это мистическое путешествие по окраине мира, похожей на ад, где ничто не имеет смысла и остается только убивать друг друга. И хотя это большая литература с многими слоями культурных залежей, прочесть книгу будет интересно многим. Маккарти удается оставаться одновременно высокохудожественным и довольно простым для восприятия. Книга не зря ценится на родине как за свои литературные достоинства, так и за историческую актуальность, но история эта вряд ли покажется чуждой какой-либо другой стране, ведь люди убивали и продолжают убивать друг друга повсюду, повсюду кто-то отбирает у другого что-то, что тот считал своим. И взгляд на это Кормака Маккарти является невероятно пронзительным.
1) В понедельник седьмой том «Русской жути» уходит в типографию. Если там нет очереди, то есть шанс до НГ начать отгрузки. Сменилось общее название тома, но содержание прежнее:
В. Точинов «Пятиозерье»
В. Точинов «Царь Живых»
Е. Кузнецова, В. Точинов «Урочище смерти»
Кто хотел приобрести, но откладывал до готовности — самое время проплатить. Излишек запланирован небольшой. По вопросам оплаты — в личку.
2) По складским остаткам такая картина:
РЖ1 — 0 шт
РЖ2 — 1 шт (случайно нашелся том в у меня деревне, уж извините те, кому говорил, что больше нет)
РЖ3 — 0 шт
РЖ4 — 0 шт
РЖ5 — 1 шт
РЖ6 — 4 шт
В связи с чем вопрос: а не допечатать ли 1-3 тома в новом дизайне, в «рамочном»? Если хотя бы несколько желающих наберется, я это сделаю. Типография возьмет за допечатку малого числа экз. дороже, но б.ч. предтипографского цикла уже оплачена, так на так и получится.
3) На эту зиму (в расширенном понимании, до апреля), запланирован выход еще 2х книг, но об этом в следующем посте.
Вы же помните, что хоррор-серия "Самая страшная книга" с недавних пор представлена на YouTube? На канале, где уже больше 11 тысяч подписчиков, много чего интересного: анонсы и обзоры книг, стримы с авторами и, конечно же, жуткие истории. Много жутких историй!
Канал регулярно обновляется, свежие ролики выходят каждый день, поэтому что-то можно упустить из виду. Впрочем, самые популярные видео пропустить сложнее, ведь раз в месяц на канале публикуют Топ-10 лучших историй. Лучших не по качеству — тут все зависит от вкусов конкретного читателя/слушателя — а по количеству просмотров. И сегодня мы представляем вам десятку самых популярных страшилок ноября.
10. КОЗЕЛ (автор Олег Савощик, читает Евгений Моисеев)
9. ЗЕМЛЯ НАШИХ ПРАЩУРОВ (автор Дмитрий Тихонов, читает Rodelion)
8. МЕРТВЫЕ ДЕТИ НЕ УМЕЮТ ВРАТЬ (авторы Елена Щетинина и Наталья Волочаевская, читает Пожилой Ксеноморф)
Внимание! Статья, как и "Книга крови", содержит элементы 18+.
***
Что надо знать читателю о Клайве Баркере до того, как открыть первый том «Книги крови»? Он чудаковат, талантлив, гомосексуален и честен. Именно в таком порядке. Сначала вас очарует стиль. После вы обнаружите, что нетрадиционно ориентированные помыслы и действия персонажей относятся и к сексуальной сфере тоже. Наконец, вы поймёте, что для автора это норма, и он вовсе не собирался никого эпатировать. Наоборот, он искренен во всём. Именно это его качество позволяет описывать странные, похабные, безумные и даже жуткие вещи естественно, противореча, пожалуй, лишь наиболее строгим нормам общественного этикета и персонального воспитания. К. Баркера можно упрекнуть в отказе от вежливости по отношению к ортодоксам, но отказать ему в таланте никак нельзя.
***Книга крови
Открывающий сборник рассказ больше похож на чрезвычайно образную, эмоциональную и чувственную зарисовку, чем на полноценное и самостоятельное произведение. Это пролог или, если хотите, эпиграф, написанный самим К. Баркером не только к первому тому, но и ко всем «Книгам крови». Это пробник, проверка совместимости: созвучны ли вы автору, пойдёте ли за ним следом? Прочтите и определитесь самостоятельно. Здесь представлены почти все его особенности, причём в дозе и концентрации, приемлемой большинству.
История очень проста. Женщина-парапсихолог исследует юного симпатичного медиума и его откровения, даже не подозревая о том, что тот её хочет и дурачит. Но однажды им попадается действительно особое место, изъян в мироздании. Трещинка меж двух миров, оставленная жестокостью, насилием и пороком. Духи мёртвых замечают странную пару, вмешиваются и меняют жизнь их обоих. Активного действия нет, сюжет движется лишь описаниями ситуации и переживаниями этих двух персонажей.
Тягучий, обволакивающий стиль подобен медленно ускоряющемуся к финалу водовороту и страшному сну, ставшему явью. «Низвержение в Мальстрём» Э. А. По, только вне законов и убеждений материализма. Автор не делает тайны из того, что медиум не настоящий. Ему важна не интрига, а противопоставление живых и мёртвых. Два мира с разными законами бытия существуют параллельно – и вдруг мимолётное соприкосновение, локальный перпендикуляр, пробой изоляции. Мгновения безумия, в которые уместилось множество жизней.
Анормальность здесь ещё предлагает полюбоваться собой со стороны, а читателю позволено остаться вне налетевшего с ясного неба торнадо, сторонним наблюдателем. Автор предупреждает: ещё не поздно закрыть книгу и уйти, оставив её на полке. Ведь в ней так много крови и боли. И тайного знания, и запретного наслаждения, что несут раны. Ты не узнаешь ничего, оставшись нормальным – и не останешься прежним, узнав. Дальше будет больше, ведь смерть – это ещё одна стихия мира.
Женщина полжизни ищет в других то, что на самом деле сокрыто в ней самой. Юноша использует её, не подозревая, что им самим в любой момент могут грубо воспользоваться. Натянуть, как малую перчатку, а после в бешенстве сорвать, скомкать и бросить. Две личности и два мира, отделённые друг от друга призрачной гранью. Мечта и расчёт, похоть и любовь, жизнь и смерть. Разновозрастные мужчина и женщина, живые и мёртвые – разделённые моралью и законами бытия, но изо всех сил тянущиеся друг к другу. Наконец, момент истины: ты мой. Неужели навсегда?
***Полночный поезд с мясом
Первый шок-контент сборника. Неуловимый маньяк в ночном метро Нью-Йорка, бессильные полицейские, возбуждённые СМИ и людские кривотолки. И разочаровавшийся в американской мечте еврей Кауфман, ещё недавно бывший восторженным романтиком. Удивительно ли, что сюжетные линии молодой жертвы и старого хищника ведутся параллельно, а после неожиданно встретятся? Нисколько. Но, если вас пугают прямыми слева и справа в лицо, не пропустите третий – настоящий – удар в печень, а следом и добивающий по затылку.
Ужасное рассказа базируется на непредставимом для горожанина в энном поколении подобии мертвеца забитому животному. Да, когда не принимаешь роды у скотины, не выхаживаешь слабого и больного детёныша, не заботишься о нём, не кормишь, не растишь, не убиваешь, не разделываешь, не хранишь, не готовишь и не ешь, это кажется диким. Если ещё дошколёнком с восхищением следил за процессом слива крови (для колбасы) и раскладывания органов по тазам, одновременно жуя срезанные кончики ушей свежеопаленного Борьки, которого утром за ухом чесал, то фокус не удастся. Страшно? Вы ещё медведицу ободранную не видели.
Подробностей описания «мяса» нет. Дано фрагментарное и повышенно эмоциональное восприятие трусящего и тошнящегося персонажа на грани обморока. Движущийся вагон, скудное освещение, тяжёлый нутряной запах, раскачивающиеся подвешенные трупы. Тёмная кровь, белая кость, бледная, чуть желтоватая кожа. Ну да, как свиные туши после опаливания и скобления. После ошпарки в кипятке шкурка была бы беленькой, зато не ужуёшь. Маньяк в теме: знает, как вкуснее. И разрез вдоль позвоночника – английский бекон, однако, будет. Мясник или деревенщина сразу бы заподозрил неладное и насторожился, а вот для Кауфмана пункт назначения оказался полной неожиданностью.
К. Баркер довольно ловко путает оторванного от жизни читателя, петляя по известным из газет и книг маньякам, жрецам и культам. Финал произведения для многих и вовсе оказывается полной неожиданностью, жутким откровением и очередным потрясением. На тот момент тридцатидвухлетний писатель может напугать развязкой подростков – но даже клерки, отдавшие госслужбе первую пятилетку, не удивятся ничему, включая увечье Кауфмана. Всё предсказуемо и снова естественно, и ничего лавкрафтианского здесь, к сожалению, нет.
***Йеттеринг и Джек
Нарочито тривиальное, философское, смешное и грустное произведение. Еврейский подтип чёрного юмора: бытовая мистика, серые будни, странные и страшные в своей жестокости действия и бездействие персонажей, глубоко скрытый подтекст. Не верите? Пересмотрите внимательно и проанализируйте хотя бы пролог фильма «Серьёзный человек» братьев Коэнов. Вспомните рассказ «Демоны» Р. Шекли. Испорченный фэн-шуй, гороскопы из газет и низовая каббала в рамках сознания современного человека и городского фэнтези.
Показан затянувшийся клинч демона и мужчины, главы семейства. Демону необходимо заполучить душу, а смертный будто не замечает его усилий. Тяжело демону, скучно читателю. Кто, наконец, главный герой – Джек или Йеттеринг? Симпатии явно на стороне волшебного существа. Оно живое, эмоциональное и хоть к чему-то стремится. Но так ли прост человек? Автор не слишком долго тянет резину и не боится раскрыть карты задолго до развязки. Ритуал, оказывается, имеет жёсткие правила, и настоящая борьба противников происходит на психическом и волевом планах.
Рассказ чётко делится на два компонента: «грязное бельё» семьи придурковатого обывателя и причудливый, яркий гротеск в исполнении взятой за живое нечисти. Пожалуй, второе не выглядело бы столь комичным без первого. К примеру, возьмись ниоткуда и без длительной подготовки ожившая рождественская индейка, она была бы ничем, смотрелась глупым пшиком. Именно потому и возникла необходимость в фоне и подтанцовке – рутине, жене, кошаках и дочерях Джека. Так используют закадровый смех в телевизионных шоу.
Похоже на то, что имена героев выбраны не случайно. Джек – английский аналог «парня», иванов и фрицев. Йеттеринг мог появиться путём объединения yatter и ring, а также самому yattering. Болтовня, ерунда, банальность. В случае соединения двух понятий ещё и закольцованная. Интересная получается ассоциация относительно смысла финала, не находите? Эпическая битва мужика и банальщины, бабьего мозгоклюйства, рутины. И жертвы, и потери, потери, потери. Смешно и, приняв во внимание гомосексуальность автора, даже грустно. Третье место среди рассказов сборника.
***Свиной кровавый блюз
Название великолепно, причём только в таком переводе: «Свиной кровавый блюз». Просто песня! Ржал до слёз и икоты, представляя концерт этапированной на бойню хрюшки. Но это одна из двух сильных вещей рассказа. Начнём с того, что фактически он является близнецом «Полночного поезда с мясом». Разница лишь в том, что общая и общественная картина сократилась до частной и личной. По сути, опять горожанина пугают свининой. Снова тайный культ, основанный на подмене жестокой реальности причудливым мировидением автора. Считаю, что для сборника из шести коротких произведений существование дубля уже само по себе прокол.
Бывший полицейский устраивается трудовиком в исправительное учреждение для несовершеннолетних мужского пола. Порядки там странные, и новичков явно не любят и не ждут. Хотя стоп, должность-то была, и казённая. Освободилась, что ли? Почему? Автор на этом не заморачивается. Есть на территории свинарник – и заключённым занятие, и мясо своё. Вот про собачек и вышки по периметру почему-то ничего не сказано. Как и про многое другое. Хотя удержать толпу уголовных подростков – вплоть до указанных девятнадцати лет – взаперти не так просто, как кажется. Прямо говоря, автор очень слабо представляет себе устройство и организацию подобных заведений.
Центр мини-вселенной – свиноматка. Ну да, взрослая поросая свинья гораздо крупнее и умнее своих не доживающих до года отпрысков. И взгляд у неё такой бабий и серьёзный. Но автор, видимо, не видел матёрого хряка, бушующего от неудовлетворённого желания. Еды ли, самки – ему всё равно. Он орёт и бросается на решётку, и пытается перегрызть металлические прутья. Ну да, свинья – крупное, опасное и всеядное животное. Но автор, видимо, не разгонял голодных боровков пинками и матом, неся им пожрать в возрасте, когда сам вдвое меньше каждого из них. Не катался на них верхом в ещё более лёгком весе. Ну да, в свиной загородке грязно и пахнет. Но автор точно не кидал говно лопатой, стоя в нём по щиколотку. Опустим подробности, раз автор их вообще не представляет.
Сюжет основан на взаимном притяжении трудовика и мальчика-изгоя. На первом месте стремление защитить слабого, это понятно и внушает уважение. На втором – смутное желание оттрахать… Самого слабого и беззащитного или всё-таки симпатичного? Ну, пускай это станет инвариантом любовной линии. Не в этом дело. Автору не удалось правдоподобно изобразить бывалого мужика сорока с лишним лет. Полицейского, отслужившего «на земле» двадцать четыре года и считающего недостойным перевестись в канцелярию. Комиссованного, вероятнее всего, по состоянию здоровья после ранения. Что же мы видим по тексту? Детскую наивность и грубейшие ошибки поведения с юными уголовниками, женщиной-замом, отсутствующим директором и вышестоящим руководством местного аналога Федеральной службы исполнения наказаний вне стен конкретного заведения. Будь Рэдмен двадцатилетним выпускником-педагогом и восторженным волонтёром, в него можно было бы поверить. Так – нет.
Вторая и последняя сильная вещь рассказа – записка, адресованная забитым мальчиком своей матери. Коротко, живо и страшно. Увы, ни она, ни название, ни мистический выверт концовки не способны вытянуть произведение. Оно растянуто, и все длинноты почти целиком состоят из грубейших ошибок фактологии. Прямо говоря, К. Баркер ничего не знает ни о месте действия, ни о том, как оно функционирует, ни даже о личности, опыте и профессиональных навыках главного героя. Ни рождение культа в замкнутом сообществе, ни сравнение людей со свиньями (вплоть до неспособности поднять голову, чтобы увидеть пропавшего паренька) не в состоянии хоть что-то исправить при настолько инфантильном исполнении. Тот же «Плетёный человек» в обоих вариантах взрослее, интереснее и правдоподобней. И жути в нём больше.
***Секс, смерть и сияние звёзд
Вам когда-нибудь предлагали сделать минет в театре? Мне – нет. А хотелось бы? Гм. Честно… трудно ответить. Не получить бы вместе с согласием то, чего совсем не ждёшь. Вопросы с подвохом, и потому ответ неоднозначный. Как-то всё это подозрительно: полумрак, роли, вуали, маски. Всё не то, чем кажется. Да и в театр обычно за другим ходят. И вообще, что за пошлятина?! Простите, но только она полностью отражает содержание и воздействие данного рассказа. Как ни странно, именно его я считаю лучшим и коронным произведением сборника. Почему? Сейчас попробую объяснить.
Художественная реальность полностью отвлечена от реальной действительности: гримёрка, сцена, репетиции и, наконец, представление для зрителей. В уже почти закрытом и проданном театре «Элизиум» ставят «Двенадцатую ночь» У. Шекспира. Закулисная возня и шашни актёров, режиссёра и продюсера. Игра с читателем и сплошные намёки. Загробный мир на вывеске, последний – Крещенский – вечер Двенадцати дней Рождества (Святки) и названная в его честь комедия. Выстроенная, между прочим, на сходстве разнополых близнецов и путанице, которую они вызывают, переодевшись. Авторский акцент на игру, без всякой попытки жизнеподобия.
Персонажи ставят романтическую комедию, а К. Баркер превращает её в безумный фарс. Всего-то и понадобилось, что спарить Святки и День мёртвых. Никакого прорыва духов из первого рассказа. Никаких убийств и насилия над личностью из второго. Нет борьбы за душу, как в третьем. Нет заговора и культа из четвёртого. Забегая вперёд – нет и тотального безумия ирреальности шестого. Нет, на самом деле всё перечисленное здесь есть – но в формате карнавала. Вроде и палками по голове бьют, и насмерть затоптали в толпе кого-то, и ведьму живьём сожгли, и присунули кому-то без спроса – и всё равно ощущение народного праздника. Эх, пить будем, и гулять будем! А смерть придёт – помирать будем!
Рассказ будто пляшет от шекспировского «весь мир – театр». Только у К. Баркера актёрами становятся ещё и мертвецы. Само понятие жизни истончается и утрачивает смысл: если жизнь играют, то кто тогда по-настоящему жив? Посредственные живые или талантливые мёртвые? Так в чём разница, если мёртвая любовница сосёт лучше живой? Светильники-звёзды на небесах-софитах освещают бродячую труппу, решившуюся покинуть кладбище – уж не в поисках ли Мидина? Ведь он появится у К. Баркера позже, в «Племени тьмы». Кто знает.
***В холмах, городах
Это второй заметный шок-контент первого тома «Книги крови». Второй рассказ после «Секса, смерти и сияния звёзд», метод реализма к которому неприменим принципиально, априори, аксиоматически. И также второй по значимости в сборнике по моему мнению. Чёрный сюр, атеистический И. Босх, стремящийся к смерти Ф. Рабле. Да, была взбесившаяся человеческая протоплазма у Э. Р. Берроуза в марсианском цикле, был некроголем-гигант в «Колоссе из Илурни» К. Э. Смита. Но это всё не то. Никакой героики и никакого реализма, и только эпическое безумие человечества в мифологических масштабах.
Завязку поначалу можно принять за эпатаж: два гомосексуалиста в медовый месяц устроили себе автомобильное турне по Европе. Высококультурный учитель танцев и обеспокоенный советской экспансией журналист регулярно трахаются, но в кадре К. Баркер демонстрирует только обнажённые торсы и вкус спермы в поцелуе. Автоирония персонажа и автора тут же пытается сгладить потрясение читателя-гетеросексуала. Любовники страдают тем же комплексным набором скандалов и противоречий, что и сошедшиеся лишь на основе красивых тел и секса мужчина и женщина. Сразу понятно, что длительного союза меж ними не будет. Более чем забавна внутренняя градация гомосексуалистов на геев, голубых и педиков – в переводе М. Массура.
Сюжет застал парочку в Югославии. В праздник, проводимый раз в десять лет. Фестивали с использованием кукол-гигантов проводятся по всему миру, включая и Европу. Здесь участвуют всего два никому не известных городка – но как! Люди не только слипаются в одно существо, но действительно теряют личность и самосознание, действительно становясь Городом. Для двух чужаков отголосок пропущенного праздника произвёл впечатление толчка земли под ногами и ядерного гриба, вырастающего за рядом соседних холмов. Что это? Поле битвы? Последствия эпидемии? Катастрофа? Кругом, насколько хватает глаз, только кровь, трупы, куски трупов и содрогающиеся, потерявшие от боли разум изувеченные тела.
Снова чувственная, образная и эмоциональная картинка, как в первом рассказе. Но разница, как между пощёчиной и ударом лопатой плашмя. Нет ни вопросов, ни ответов, одно только бредовое видение. Но на этот раз оно погружено в социум, политику, мировую культуру и мифологию. Пара очень разных, но одинаково ненавидящих друг друга любовников, не способная дать потомство по определению. Ужасы Первой мировой войны, породившие сюрреализм. Двое братьев-великанов, основателей городов из народных преданий. Пытающееся родиться вновь колоссальное существо, из расчленённого трупа которого был создан весь мир. Наконец, извечно человеческое желание быть частью чего-то большего и коммунизм.
***
В первом томе «Книги крови» творчество Клайва Баркера ближе к weird fiction, чем к хоррору, и чем-то напоминает Нила Геймана. Оно больше поражает, чем пугает. Жизненный опыт и талант автора таковы, что чем больше вещь отвлечена от реальной действительности, тем лучше удаётся ему. Он оторван от земли, как и большинство горожан. Фактологию произведений, сюжет которых требует обращения к реализму и конкретных знаний, К. Баркер проваливает напрочь. Прикрыть сей недостаток фиговым листом «мальчишеских ужасов» не позволяет сама специфика его произведения.
Фабула всех шести историй проста. Сюжет изобилует подробными описаниями ненормальности происходящего, ощущениями, эмоциями и мыслями персонажей по этому поводу. Художественная реальность воспринимается безумной, от лёгкой повёрнутости до прорыва хаоса. Время в критические моменты способно безразмерно растягиваться. Стиль объединяет высокие чувства, странные мысли, непристойные устремления и неприкрытую чувственность. Гомосексуальные эпизоды автор использует наравне с гетеросексуальными, без выпячивания. Герои не обязательно девиантные, но всегда чудаковатые изгои.
Смерть присутствует постоянно, во всех рассказах сборника, но самоцелью не является. Её появление лишь знаменует начало истинной истории. Расчленёнку и жестокость автор применяет без смакования и даже с некоторым изяществом. Заостряет внимание на отдельных деталях так, что общая картина остаётся на откуп читателю. Во многом приём срабатывает благодаря подаче этих деталей посредством потрясённого сознания персонажа: красная-красная кровь, белая-белая кость, болючая-болючая рана. К сожалению, кинематограф передать эту особенность К. Баркера в экранизациях не способен.
Из-за большого объёма статья порезана на тематические части, которые опубликованы под каждым рассказом соответственно:
облако тэгов
