Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
или о Греге Игане, бессмертии и постсингулярном труде
К своему стыду заметил, что один из моих любимых фантастов-современников почти никак не представлен в моей же колонке. Притом в комментариях к игановским произведениям я что-то обычно пишу, но в основном к рассказам, а последние я стараюсь не превращать в рецензии. Только крупная форма и все такое. Так что решил сегодня попробовать разобраться с подобной несправедливостью и поговорить сразу о двух произведениях малой формы скрытого австралийского писателя. А именно о "Дискретном очаровании машины Тьюринга" (2017) и "Зловещей долине" (2017) (*), т.к. они представляют собой наиболее "свежее" творчество писателя и говорят о (в скором времени) довольно актуальных вопросах. Если точнее, то "Дискретное очарование..." препарирует социальный контекст будущего, а "Зловещая долина" рефлексирует в философском русле.
Но оставим прелюдии и перейдем к самим рассказам.
О чем произведение?
1. "Дискретное...":...Когда обычные брокеры и банкиры средней руки сменятся могущественными и развивающимися ИскИнами, что станет с финансовой реальностью, рынком труда и повседневной жизнью? Восстание машин или технократическая утопия? А может быть, нечто третье? От ответов на эти вопросы зависит жизнь семьи Дэна...
...Итак, перед нами вновь Австралия скорого будущего, вместо которой можно представить любую другую западную страну или даже полупериферийную Россию. Например, нечто похожее можно встретить в том же «Юджине» («Евгении») и других рассказах, но в них, в основном, остросоциальность является общим фоном, а рассматриваются проблемы моральные, нравственные и философские. Хотя разве не к этим же категориям относится и классовый вопрос? Так или иначе в обозначенном произведении нам предстоит прожить несколько дней из жизни Дэна, специалиста по продажам в компании «Thriftocracy». Та, в свою очередь, занимаются довольно запутанным и с виду нечистым делом по скупке и реструктуризации кредитов физических лиц. Дэн на протяжении долгого времени показывает себя отличным работником, перевыполняющим план и днем, и ночью, но... Но прогресс неизгладим, и в конечном счете наш герой оказывается без работы...
2. "Зловещая...":"...Думаю, многим жителям «фантастического гетто» известен парадокс корабля Тесея. Мысленный эксперимент, который ставит вопрос о (не)возможности идентичности и тождественности объектов. Страшнейшая по значимости и сложности философская «задачка», перекочевавшая в квантовые размышления и такие произведения, как великолепный рассказ Станислава Лема «Существуете ли вы, мистер Джонс?». Но Грег Иган проделывает немыслимое. «Твердонаучник» из Австралии ставит этот парадокс в степень 2, вопрошая, будет ли корабль, наделенный сознанием, самим собой, коль он сам решает, какой будет его бревенчатая копия? В том числе выбирая не только дрова с гвоздями для своего «продолжения», но и «кирпичики» сознания, самости...
...«Зловещая долина», конечно, не только об этом, но все-таки коренной вопрос видится именно в «корабле Тесея». Главный герой с говорящим именем Адам (как не только первый «искусственный человек», один из первых скопированных, но и творимый по «образу и подобию» своим оригиналом) Моррис оказывается в достаточно непростой ситуации. Он является почти точной копией одноименного человека, знаменитого и богатого сценариста, который в силу своей ориентации не оставил наследников. Но всякие двоюродные и внучатые племянники, разумеется, хотят «отобрать и поделить» неплохое состояние «любимого дяди». Но юридические и судебные баталии родственников и «воскресшего» еще до смерти Адама лишь побочная линия сюжета. Основа повествования, как я уже заметил, это вопрос о тождественности и идентичности. Адам-копия, настоящий герой «Зловещий долины», пытается понять, насколько доподлинно он скопирован со своего оригинала, «Адама-старика». Ведь далеко не все воспоминания перекочевали в синтетические мозги якобы скопированного. И дело тут явно не в старческой деменции человеческого образчика..."
В чем глубина и посыл?
1. "Дискретное...":...Как еще и очень многие жители стран первого, да и второго миров, ведь деиндустриализация и погоня за барышами свое дело делает на ура. Оптимизация и сверхприбыли, ибо. Ничего личного. Но и учителя в школах сменяются зайками и прочими анималистическими аватарами, не говоря уже о медсестрах на не постоянных должностях. Бухгалтеры, кассиры, и многие, многие и многие другие. Все прямиком на улицу, ради оптимизации. А по ходу сюжета еще и рядом с созданием универсальных портативных устройств для создания наркотиков возникает вероятность восстания машин. А посреди всего этого загадочные мойщики машин, экогорода и прочие, не самые радужные красоты скорого далека. Но, спойлер, концовка будет не самой пессимистичной...
...А что в итоге? Рассказ действительно очень насыщенный картинами будущего и вызывает соответствующие эмоции. И тему представляет вполне реалистично. А что, кастрированные профсоюзы без того левореволюционного сердечника, который был в начале двадцатого века (и не только), дозволяют наступить именно такой реальности. Миру, где оптимизация будет оптимизировать почти до абсурда. Правда, и капитализму с крупными, транснациональными буржуа необходимы потребители с некоторым минимумом. Но среднего класса не ждите. Да и классов вообще, и не сносной, а тем более достойной жизни, если отказываетесь от Борьбы с большой буквы. С теорией и отдачей всего себя. Несмотря на то, что под конец победили не Дэн и ему подобные, а крупный капитал вместе с полуразумными программами-брокерами, надежда на лучшее остается. Иган вправду отлично научился управляться с эмоциями читателя, ведь определенная безнадежность в начале сменилась под конец некоторой оптимистичностью. Ведь (спойлер!) зачин программирования у главного героя и его финальная фраза намекнули мне следующее. Да, «Капитал» вряд ли он скоро возьмет, но, возможно, катехизисом-мануалом для революционного действия следующего дня будет пособие для начинающего программиста...
2. "Зловещая...":...Разумеется, подспудным вопросом идет следующий: а даже если б все сто процентов памяти, структур мозга, реакции на раздражители и т.д., и т.д. стали основной Адама-копии, равен ли он оригиналу? Делают ли нас нами только наши воспоминания (переменчивые и ошибочные, если вспомнить один из рассказов Теда Чана), только структуры нашего мозга, только взаимодействия всех этих структур или же что-то еще? Либо все вместе взятое? Может, правы радикальные психологи и представители нейронаук, что «я» и «самости» вообще нет? Даже если так, вопрос об идентичности этим отрицанием остается неразрешенным. Лично мне представляется невозможность постановки знака равно между копией и оригиналом в подобной и любой другой ситуации. Человеческое сознание уникально, и самое точное копирование не удвоит ядра такой уникальности. Это не означает веру в бессмертную душу или даже некую нематериальную субстанцию. Совсем нет. Да и вообще, как бы там ни было, а Адам-копия-Моррис со мной бы в кое-чем согласится. Ведь (спойлер!) в конце «Зловещей долины» он решается жить своей жизнью, наново создаваемой им самим. А не бытием того печального и именитого старика, которого все-таки больше нет...
Итоги?
Очень разные, "Дискретное очарование..." и "Зловещая долина" на самом деле говорят об одном. Каким будет мир после наступления Технологической Сингулярности? Наверное, большая часть творчества Игана связана исключительно с этим вопросом, который разбивается на множество подпунктов в социальном, философском, психологическом, этическом и т.д. планов. Самая актуальная фантастика, на мой взгляд, вообще творится лишь в таком направлении, в освещении и попыток решений названной проблемы. Поэтому Виндж со своими статьями о Сингулярности, мрачный Питер Уоттс с дневниками последних не пост- людей, а также целая плеяда схожих авторов — наиболее важные и значимые писатели современности. На мой скромный взгляд, конечно. В "Дискретном очаровании..." показывается неуемное наступление постсингулярной экономики (разумеется, капиталистической по своей природе) и крах привычной социально-трудовой структуры общества. И, кажется, затрагивается вопрос того, как же справиться с этой цифровой лавиной эксплуатации машиной в союзе с капиталистом человека. Так что надежда есть. В "...Долине" Иган попробовал разрешить парадокс корабля Тесея и поговорить вообще о трудностях цифрового бессмертия. Кстати, одна из самых распространенных тем в произведениях Грега. На мой взгляд, вывод следующий — абсолютного бессмертия, даже цифрового, невозможно и ненужно претворять в жизнь. Плюс в этом рассказе проскальзывают мотивы выдуманного мною жанра "постсингулярной драмы". Впрочем, как и в "Дискретном очаровании"... Так что Иган этими последними работами не только радует читателя и заставляет его мыслить, но и открывает простор для творчества других авторов. А что, проблематика постсингулярных социальных революций скоро станет актуальной как никогда!
Примечание
(*) — переводы этих и не только произведений Грега Игана можно найти на сайте фантлабовца Voyualтут.
Цикл, состоящий из 15 книг и ставший программным для новейшего творчества Олди. Дарящий читателям безбрежную вселенную, как место действия. Будущее с неожиданными технологиями и вариантами развития, как время действия. Отлично прописанных, достоверных, психологически выверенных героев. Живой, богатый, «вкусный», сочный язык. Полностью захватывающую ваше внимание интригу. Всплески экшена, не позволяющие оторваться от текста. Возможность понаблюдать за взаимодействием самых разных культурных, мистических и политических образований. Поразмышлять над многими важными для человека вопросами и проблемами. Все это и многое другое – «Ойкумена».
Харьковские авторы Дмитрий Громов и Олег Ладыженский написали первую книгу своего будущего цикла в далеком 2006 году. Нынче в нем пять трилогий, каждая из которых помимо общего названия носит музыкальный подзаголовок. Как то «Космическая симфония», или «Космический марш».
Взглянем на это масштабное фантастическое полотно поближе.
Изюминки Ойкумены
-Локация, позволяющая авторам переносить действие из далеких космических просторов на любые планеты, радующие нас природными и зоологическими жемчужинками. Обжитая Ойкумена невообразимо огромна. А ведь есть еще и дальний космос, таящий серьезные сюрпризы.
-Интересная версия будущего, соединяющая различные фантдопущения, эволюцию гомо сапиенс, с вполне понятными психологическими подоплеками их действий. Люди остаются людьми.
-Разные расы, ведущие свое происхождение от народов старой Земли. Причем среди них есть те, что пошли по стандартному технологическому пути развития, а есть энергеты — избравшие иной путь, с изменениями на уровне физиологии.
-Аллюзии на земные народы. Наблюдать за тем, куда привели авторы знакомые нам нации, с их религиозными и культурными особенностями — одно удовольствие.
-Антисы. Наравне с люденами Стругацких одна из самых завораживающих возможностей развития человека. А ведь имеются еще и колланты.
-Персонажи. Они психологически достоверны, отлично проработаны (порой включая второстепенных), обладают великолепным шлейфом роли. А с некоторыми мы пребудем с самого детства, воспринимая их уже скорее как членов семьи. Частенько герои одних трилогий всплывают потом в других, объединяя повествование в завораживающую вязь.
-Напряжение. Даже когда не происходит активного внешнего действия, от текста сложно оторваться. Ведь каждый герой способен порадовать: напряженными размышлениями, внутренними монологами, рефлексией, развитием, выбором. Проблемами и их преодолением. Эмоциональным состоянием и его изменением. А уж когда дело доходит до экшена, дипломатических баталий, или противостояния спецслужб – и вовсе забываешь о времени.
-Интрига. Каждая новая трилогия показывает нам слабо раскрытый доселе кусочек Ойкумены, подбрасывая новые сложнейшие перипетии, влияющие на всех живущих и соединяющие их в один запутанный клубок.
-Идейное наполнение книг. Оно богатейшее. Олди говорят с читателями о человечности и Человеке. Его психологии и эволюции. Разных путях развития людской расы. Цивилизационном шоке. Рабстве и его тлетворном влиянии на психику, как раба, так и хозяина. Психологии хищника. Слабости сильного, и силе слабого. Неограниченности и непознанности Вселенной. Ее экологии. Ответственности и безжалостности. Малом зле. Большой политике и большой грязи. И еще массе важных вещей.
-Язык и слог. Олди прекрасные стилисты, каждая трилогия привносит новые нотки в картину мира, и мастера слова. В их повествовании можно наслаждаться каждым словосочетанием и предложением, гоняя его по языку как глоток изысканного вина. Картины, которые они рисуют словом, встают у вас перед глазами как в изысканном, профессионально снятом кино.
Мир и особенности Ойкумены
Перед нами космос, где возможно все. Планеты, с самыми разнообразными природными особенностями. Пояса астероидов и астероидные кольца с проделанными в них окнами для станций. Произвольное количество спутников. Планеты-курорты и планеты-холодильники. Планеты с уникальной атмосферой, и звезды с любопытным спектром излучения.
Есть планеты, ставящие в тупик лучшую во Вселенной ларгитасскую науку. Способные лишить энергетов их тысячелетиями пестуемых физиологических особенностей. Противостоять мощнейшему оружию. Места, где живут люди неподвластные телепатам, и места недоступные для антисов.
Фауна Ойкумены нас тоже не подведет. Один мир стал родиной драконам, василискам, мантикорам, гарпиям и химерам. Другой – тираннозаврам, махаройдам и диплодокам. В третьем – раздолье для кошачьих. Четвертый… Вы ведь помните, что Ойкумена практически безгранична?
Но и это не все. Ведь кроме первичной, в Ойкумене существует и вторичная (галюцинаторная) реальность, называемая еще Вторичным эффектом Вейса. Реальность, выходящая на первый план при действиях энергетов по накапливанию энергии. Помпилианцев при клеймении рабов. Антисов, когда им угодно. Кроме них «под шелухой» бывают телепаты, психиры и коллантарии.
Да, в Ойкумене, как вы уже поняли, имеются телепаты. Люди, способные напрямую воздействовать на мозг. Изгои и герои. Одновременно обихаживаемые властями и удерживаемые в ежовых рукавицах. Телепаты Ойкумены делятся на несколько подвидов, о которых мы узнаем немало нюансов. Одной из самых завораживающих специализаций, доступных телепатам, является работа психира (пси-хирурга), близко с которой мы познакомимся благодаря Регине ван Фрассен – героине второй трилогии.
Еще одним любопытным подвидом людей, взаимодействующих с человеческим мозгом, в Ойкумене являются невропасты-«кукольники». Специалисты, способные при согласии пациента перехватывать и управлять его моторикой или речью.
Одной из самых интересных и сюжетообразующих «фишек» Ойкумены стали флуктуации континуума. Никто не знает, что представляет собой эта величайшая опасность для космических путешественников. Одни уверены, что перед ними космические хищники-пожиратели, бездумно уничтожающие звездные корабли с их экипажами. Другие – новый виток эволюции. Ясно одно – без флуктуаций, Ойкумена была бы неполной.
Как и без антисов – вершины человеческой эволюции, существ, способных в «большом теле» летать меж звезд, носясь там с непредставимыми скоростями, уходить в волновое состояние, на равных сражаться с хищными флуктуациями. Примечательно, что в малом теле антисы остаются обычными людьми со всеми их недостатками и достоинствами.
Со временем на просторах Ойкумены появились колланты – «коллективные антисы»: группа людей соединяющихся в единый волновой организм, и способных вместе делать многое из того, что доступно природным антисам. Интересно, что для создания колланта чаще всего необходимы представители всех рас Ойкумены. Обязательным условием является наличие помпилианца и невропаста.
Расы Ойкумены
Энергия во все времена была королевой мира. Возможно поэтому, когда человечество вышло в космос и разделилось на расы, основным их отличием стали принципы работы с энергией. Некоторые из людей будущего, позднее названные техноложцами, остались верны науке и технологиям. Остальные нашли источник энергии в самих себе. И научились передавать ее механизмам и аккумуляторам.
Корни рас, описываемых Олди, легко прослеживаются в народах и племенах нашей с вами Земли. Причем сделано это явно намерено, ведь эффект узнавания весьма облегчает знакомство с миром и последующее сопереживание.
Техноложцы. С ними все ясно. Как встали на рельсы технического развития, так и не слазят с них тысячелетиями подряд. И достигли в познании немалых успехов. Особенно Ларгитас. Эдакая утопия для пытливого разума. Специфический рай для науки и ученых.
Брамайны. Аскеты-мазохисты, накапливающие энергию через страдания, истязания плоти. Их родные планеты известны по всей Ойкумене нищетой и перенаселением. Вот и пришлось ребятам превратить свои недостатки в достоинства. Тонкий намек на индуистов.
Вехдены. Повелители внутреннего огня. Они обложены, будто волк флажками, тысячами ограничений, запретов, среди которых встречаются абсолютно не понятные для остальных жителей Ойкумены (ну почему нельзя ходить босиком?!). Явно давным-давно имели отношение к зороастризму и Персии.
Вудуны. Их «фишка» — управление и подчинение духов Лоа. С последующим использованием их для работы в различных агрегатах. Самая пластичная и гибкая раса Ойкумены. Порой используют вместо оружия ручных ядовитых змей. Их пляски обладают гипнотическим действием. Добрые приятели барона Субботы и почитатели вуду.
Гематры. Гениальные математики. Живые компьютеры. В процессе эволюции потеряли эмоции, но приобрели способность создания гематриц. Эти комбинации символов могут выступать источниками энергии. А также работать вычислительными машинами. Еще одной особенностью гематров стало производство големов — искусственных слуг с весьма впечатляющими характеристиками. Идея гематриц зиждется на гематрии и каббале.
Помпилианцы. До сих пор ученые Ойкумены спорят, к какой группе рас отнести уроженцев Великой Помпилии. Те не умеют напрямую накапливать энергию. Их особенность в другом. В таланте переводить в энергию жизненные силы своих рабов. Становящихся после клеймения беспрекословным орудиям хозяина. Частью его тела. Помпилианцы — квинтэссенция современной западной цивилизации. Главный хищник Ойкумены, в котором смутно угадывается величайшая земная империя всех времен и народов. Идущие на смерть приветствуют тебя!
Астлане. Раса кошатников, живущая за пределами исследованной Ойкумены, и таящая в себе массу неожиданностей (особенно для помпилианцев).
Кроме цивилизованных рас в Ойкумене имеются также варвары – жители недавно открытых миров, не дотягивающие пока до общего технического уровня Ойкумены.
Основные конфликты Ойкумены
Конфликтов в будущем, описанном Олди, хватает. Одним из главных можно назвать противостояние техноложцев и энергетов. Причем активной стороной, насколько можно судить, в нем выступают первые. Возьмем пример Ларгитаса, наиболее влиятельного и лучше всего описанного в цикле мира техноложцев. Казалось бы, чего ж вам товарищи ларгитасцы, еще надобно? Телепатов у вас великое множество. Наука и так впереди вселенной всей. Многие тысячи патентов на самые разнообразные изобретения, от бытовых приборов до вооружения и звездолетов. Передовая медицина, лучшее в Ойкумене образование. Во всем хороши. Кроме разве что одного. Источников энергии. Лишь в этом технологии Ларгитаса уступают физиологическим особенностям энергетов. Вот и дуются наши лучшие в Ойкумене техноложцы, как дети малые. И не просто дуются, а активно пытаются энергетов загнобить. Их не берут в здешние университеты. Нет, официально все равны, а на деле… недостаточный уровень знаний для поступления, вы же понимаете. Их не пускают на Ларгитас, иначе как по служебной надобности. И главное – их даже за людей не считают. Есть настоящие гомо сапиенс, утверждают члены местного «Братства Людей», а есть ходячие батарейки. Те, кто пошел животной дорогой развития, позабыв о единственно верном пути развития разума и научного прогресса. Есть люди, а есть насекомые, компьютеры, симбионты, быдло. Как по-человечески!
Хотя энергеты в свою очередь также не являются паиньками. Доказано Террафимой и собором Святого Выбора.
Следующим конфликтом, раздирающим Ойкумену, стали противоречия между Великой Помпилией и всеми остальными. Тут как раз все понятно и естественно. Ну как можно ужиться с существами, способными почти кого угодно превратить в бессловесного раба? Соорудить из разумного существа живую батарейку? И в Спартака вы уже не поиграете. Ведь помпилианские рабы не думают о свободе, мести или побеге. Даже мысль такая им в голову не приходит. Будто быть рабом, частью тела хозяина, их изначальная цель и призвание. А там и смерть от истощения не далеко. Это ли холодящий душу ужас, преследующий любое мыслящее существо? Да, у себя на родине, в цивилизованном мире, угроза рабства вроде как не очень актуальна. Но мало ли: от сумы, тюрьмы и войны не зарекайся. А кому охота при неудачных обстоятельствах столкнуться со своих худшим кошмаром лицом к лицу?
И без классических междержавных (точнее межрасовых) конфликтов Олди нас не оставят. Будь ты хоть брайман, хоть вехден, для тебя всегда будут свои, и будут чужие. Торговые столкновения, гонки технологий, сепаратистские движения, террористы, столкновения спецслужб, игры дипломатов. И это несмотря на Совет Галактической Лиги, старающийся сгладить острые углы, «наказать невиновных и наградить непричастных». Впрочем, когда это межгосударственные образования были способны полностью сгладить противоречия меж своими членами?
К этим стержневым конфликтам авторы периодически добавляют новые — самый серьезный свежий конфликт Олдя подкидывают нам (и героям) в третьей трилогии.
Некоторые из героев Ойкумены
Лючано Борготта. Директор театра контактной имперсонации, в прошлом невропаст. Главный герой первой трилогии. С Ойкуменой мы начинаем знакомиться через него. Неглупый, хороший человек, быстро становящийся читателю близким другом. Шикарный шлейф роли, погружения в прошлое. Отдельное спасибо за оба его альтер эго, вполне достойных «жирных» собственных линий.
Давид и Джессика Шармаль-Штильнер. Близнецы-гематры (точнее полу-гематры). Именно благодаря этой парочке мы получим возможность приглядеться к самой безэмоциональной расе Ойкумены. Причем в период детства – когда все особенности психологии раскрываются наиболее ярко. А потом детишки вырастут – и покажут нам, как особенности гематров смешиваются с общечеловеческими реакциями.
Гай Октавиан Тумидус. Истинный помпилианец. Бравый военный. Кремень. Ужас Борготты (впрочем, это взаимно). Один из первых предвестников изменений для своей родины.
Юлия Руф. Помпилианка. Холодная стерва. Несчастная женщина. Счастливая жена. Ученый-исследователь. Человек, пошедший на серьезные жертвы ради Родины.
Нейрам Саманган. Антис-вехден. Белокурый красавец, переживший предательство, оказавшийся на грани потери себя, запутавшийся во времени, но все равно предотвративший раскол среди вехденов.
Папа Лусэро. Антис-вудун. «Матерщинник и крамольник», завсегдатай вудунских тюрем, аж никак не способный служить примером для подрастающего поколения. Слепой карлик, в большом теле принимающий облик гигантского паука.
Регина ван Фрассен. Телепатка с Ларгитаса. Центральный персонаж второй трилогии.
Мы познакомимся с Региной в ее шесть лет и будем вместе на протяжении почти четырех десятилетий. Такого сродства с персонажем я не припомню уже давно. С ее помощью мы ближе узнаем телепатов и общество Ларгитаса.
Герцог Оливейра-ла-Майор, уроженец варварского Эскалона. Воплощение старинного благородства, изрядно позабытого в современном мире.
Артур Зоммерфельд – юный аутист, необычный ребенок, подопечный и пасынок Регины, подтолкнувший ван Фрассен к интересным соображениям, связанным с «шелухой».
Марк Кай Тумидус. Обычный помпилианец с необычной судьбой, племянник Гая Октавиана. Протагонист третьей трилогии: волчонок, выросший в вожака. На его примере мы вплотную рассмотрим психологию хищника (и тех, кто его окружает). Причем в крайне нестандартной ситуации.
Луций Тит Тумидус. Дед Марка, экс-артист цирка, сперва наездник, позднее клоун. Автор шикарных философских сентенций, связанных с цирковым искусством и жизнью.
Н’доли Шанвури. Вудуни, дочь Папы Лусэро. Девушка, демонстрирующая читателя любопытные моральные терзания и конфликт между личными и державными устремлениями.
Диего Пераль. Маэстро фехтования, бывший мастер-сержант. Еще один уроженец средневекового Эскалона. Человек, лично переживший тот самый цивилизационный шок, познавший бездны отчаяния и утраты. Основной персонаж четвертой трилогии, показавший нам великую силу Любви.
Адольф Штильнер. Профессор космобестиологии, отец Давида и Джессики. Сибарит и пьяница, грубиян и ученый с безумными идеями, оказавшийся во многом правым.
Спурий Децим Пробус. Наладчик навигационных систем, позднее коллантарий, один из немногих помпилианцев-гражданских, фигурирующих в цикле.
Гюнтер Сандерсон – «крестник» Регины, молодой телепат, герой пятой трилогии, вернувшей нас в Ойкумену 20 лет спустя.
За кадром у нас остались таинственные участки и существа Ойкумены, ставящие в тупик лучших ученых всех рас, типа сферы Шадрувана, или аборигенов Мондонга. Патриархальный Сечень – мечта кондовых домостроевцев, тоскующих по русской старине. Откровенные до колик семилибертусы. Модификанты-киноиды, способные посрамить любого представителя собачьего рода. Истории варваров, впервые сталкивающихся с Лигой, и ошарашенных цивилизационным шоком. Визит на Сякко – шикарный культурный феномен в японском стиле. Голубая мечта кинематографистов — фильмы, созданные арт-трансерами, обеспечивающими полное погружение в происходящее. Оммаж и пикировка с азимовской Галаксией. Экологические вопросы самого что ни наесть глобального уровня (как вам влияние РПТ-маневра на саму структуру Вселенной!). Астлантида и ее обитатели: те, что хищнее хищника. Наглядные прикладные эссе по психологии и влиянии свободы.
И еще множество всего. Ведь Ойкумена — бескрайний, волшебный и завораживающий мир. С удовольствием открывающий свои просторы перед пытливым читателем.
Ковбойско-апокалиптические мотивы. Пустыни, обломки — человеческие и технические. Погоня, преследование, игра в салочки, гонка по кругу, где в центре — след кукиша от главного вопроса жизни. Короче — борьба героя с куда более сильным злодеем на топологическом поле артефактов и намеков. Эротизм и смерть, ковбойская шляпа и сколько новых пуль.
Дилени Сэмюэль — "Пересечение Эйнштейна". Тема расцветающей мистики на фоне распада/проблем технологии. Была война, а может, она еще продолжается, но люди пытаются как-то жить, проводить ярмарки, тянуть дороги, при том, что лучше от этого явно не становится. Полевые реанимационные комплексы — как пауки. Деньги, подставы, разбой — и государство то ли крепнет, то ли крепчают все граждане, у которых, у всех, не может быть нормальных документов, и нет настоящего порядка, потому как война, и они все разбойники, и правда, не добрые ведь люди, и надо тянуть соломинку, кто из них добрый, а кого расстреляют за крысятничество казенного хабара... Дизъюнкция слабовата, согласен.
Зюскинд Патрик — "Парфюмер". Тема становления злодея. Берем обычного такого Тома Сойера, то есть Гекльберри Финна, ведь там проблемы с отцом, и начинаем наваливать на мальца червей, смерти, дьявола, идиотию мира, мутантов, счетчики, антихриста, побеги, расстрелы и много-много швейных иголок. Практически машинка "Зингер" и чапаевский пулемет сплетаются в оргазмическом единстве, а все против белых, но поскольку политкорректность, то все теперь белые и никакой жалости. И вот смерть задерживается, потом снова задерживается, а потом лучше зашивать людей, потому как они вроде и не умирают.
Даже если это не злодей.
Вдруг это — герой?
.
И в финале взорвётся бомба.
.
В романе есть логика, но её не надо искать, иначе придется переплавить на пули звезды из бесконечного ряда орденов генсека, взять на плечо пулемет и караулить авторов холодными осенними вечерами, чтобы задать им вопрос "нахрена" и подарить чеканную фразу (которую закажут у граверов и старой индианки. Кто закажет?).
Из тех романов, которые как школа жизни — но лучше пройти ей заочно. То есть лучше и пройти, и прочитать, и продраться сквозь текст — который куда легче "Радуги тяготения" и приятнее бухгалтерского отчета. Читается легко, будто протыкаешь вязальной спицей тушку потрошеной курицы. Но потом приходит что-то вроде отходняка, ты будто в который раз читаешь "Подземный гром", бродишь с испанским римлянином по улочкам вечного города в поисках смысла жизни и пока не можешь, не можешь, не можешь её найти. Жизнь? Возможно.
Роман с ароматом бреда. Людей становится так мало, что полубогам, силам и различным демонам — надо воплощаться лично. А может быть это архетипы и типажи, полубоги американской культуры, которые теперь выясняют отношения. А может быть не выясняют, а просто срастаются между собой, возвращаясь к первозданному хаосу, к религиозным мечтаниям трилобита, таким простым и прямолинейным, что нет ни имени, ни... ква-ква-ква.
И величайший недостаток романа (ну что, нельзя было выбрать другое слово? Крупный, значительный, заметный, выпуклый, режущий, мешающий) это его вторичность. Чтобы раскатать читателя в блин аллюзиями классических ужастиков и стандартизированных кошмаров — требуется знакомая система образов. Визуальных образов. Картинок и силуэтов. Потому авторы тянуться, тянутся, тянутся сквозь подземные ходы нашего подсознания на другую сторону земного шара — в Америку. Страну вчерашнего апокалипсиса и сегодняшнего кольта, ведь мы все видели фильмы про него. Вестерн ядерного гриба, танго бреда на костях. И в этом нажаханном (укранизм, ведь "жах" это ужас, но и еще игра слов, потому жахнули ядрёные бомбы) месте, где знаком диагноз каждого Маска Макса и маленький городок точно не может быть добрым и благим населенным пунктом — авторы и пытаются развернуться.
Они берут ручной стартер от машины времен Гражданской войны (но только нашей), и начинают заводить двигатель своего произведения, наматывая на сюжетную ось лица, надежды, страсти, счета, поступки и самые дорогие, по шесть долларов, компромиссы.
И сюжет имеет место быть, ближе к концу можно опознать персонажей, сравнить их с началом, с первыми впечатлениями. Оценить ттрансформацию игральных карт в процессе раскладывания пасьянса.
Но зачем?
Ведь эти образы должны как-то вернуться обратно. Сойти с экрана, обрести плоть, стать знакомыми и привычными — то есть соседями и коллегами. Но они остаются именно персонажами из бесконечного потока движущихся картинок.
Героев достаточно. Без горки. А брадобрей Прокруст все гонится за усами Дали, в то время как тот давно стал пейзажем барбершопа, и подмигивает нам окном, висящем в жарком полуденном небе.
Эмоционльные порывы персонажей важнее мира.
Я вас предупредил. Аромат, послевкусие, а посередине — экзистенциальная мышь, с пятью хвостами, прищемленными в двери — её глаза, как фонари, блестят в огнях встречных тепловозов. Фокусник сдергивает покрывало с цилиндра, а там — золотые пули. Которые — бомба.
Остров Сахалин у Чехова — место жизни. Пусть убогой, временной или просто каторжной. Наполненной обидой и презрением. Но — небезнадежной. Новый край, в котором когда-то появятся настоящие города. Хотя бы для внуков-правнуков...
У Веркина Сахалин — место дожития и смерти. Сотни тысяч китайцев бегут на остров с материка, но в саму Японию их никогда не пустят, лишь отберут всех здоровых детей.
При некотором сходстве — люди живут на острове временно, устраиваются не навсегда, отказываются думать, что пустят здесь корни — Веркин ставит совсем другой вопрос. И звучит он так: что останется после исчезновения народа? Твоего народа?
Держава и земли? России больше нет, а бескрайние просторы теперь заражены, отравлены и там бродят зомби. Всё будто проклято на веки веков.
Имена? Как от Советского Союза остались названия кратеров на темной стороне Луны? Или как от Рима нам остались сотни слов? Но Веркин безжалостно показывает, что сохранение старых сахалинских названий — это просто фиговый листок, которым другие народы прикроют собственную неблагодарность. И еще это способ не называть японскими именами землю смерти.
Достижения? Вы полетели в космос? Оставшиеся после ядерной войны люди просто не вспомнят, кто первым это сделал. Пусть они сами стремятся к небу и другие планеты становятся чуть не последней надеждой — зачем им память о вас?
Православие? В книге христианство показано настолько гротескно, настолько безнадежно и бессмысленно, что даже не хочется так оставаться в будущем. Мистическая вера становится отравленной и больной, как сахалинская земля, на которой процветают некротические культы. Теплится лишь вера в отъезд — сейчас в Японию, а потом — к звёздам, на космических кораблях.
Твоя кровь будет жить в других народах? Если только останутся дети, и уцелевшие согласятся признавать родство. Голубоглазая героиня помнит о происхождении своей матери. Но таких как она слишком мало в Японии. Да и сегодня, оглянитесь, многие ведь народы задумываются над тем, что Париж это место, где когда-то жили французы...
Твои книги? Поэзия? Идеи? Может они и сохраняться в памяти горстки ученых. Но уцелевшие после ядерной бойни народы переживают вспышку национализма. «Остров Сахалин» рисует предельно милитаристскую, опростившуюся культуру Японии. Осталось мало учёных, еще меньше поэтов. Жить просто тяжело, и очень надо найти постороннего, чужого, которого можно обвинить во всех бедах. После чего унижать и сладострастно презирать. Япония стала той жестокой, отчаянной державой, с которой готовился воевать Аркадий Стругацкий. Слесари, матросы, надзиратели и санитары — зачем им писатели-гайдзины из других эпох? Разве что просвещенный чиновник прикажет подавать чай в подстаканниках. Но это всего лишь каприз бюрократа — чтить обычаи прошлых народов.
Кроме того, чтобы остаться в умах немногих уцелевших после ядерной катастрофы — надо владеть умами людей до её начала. Сегодня дискурсом владеют американцы, потому в романе куда больше англосаксонского, чем русского. Стать античностью для нового мира — третьим Римом для азиатских культур — у русских не факт что получится. Мало мест в умах людей завтрашнего дня, и жестоко дерутся сегодняшние образы за эти места.
Как Парменид, философствуя, отнимал у вещи все качества, оставляя лишь её бытие, так и Веркин отнимает все привычные образы бессмертия народа. И лишь когда исчезает всё преходящее, становится понятно, зачем же понадобился ему парафраз чеховской книги.
В «Острове Сахалине» восемьсот девяносто пятого года издания описаны гиляки. Последние сахалинские аборигены, у которых не осталось ничего, кроме ненависти и дисциплины. Лишь в служении чужим людям, чужим идеям они ещё могут найти себя. Потому используют их для поимки беглых либо для охраны. Им по силам любые ответственные поручения, для выполнения которых не надо знать грамоты.
Русские в романе как гиляки. Главный герой это «прикованный к багру» каратель, заботам которого можно поручить молодую девушку из метрополии. Молодой парень с уже пошатнувшимся здоровьем. Артём убьет десятки людей, но её не тронет — таков приказ. Ещё будет строить столбики из речных камней — каирны — единственный вид искусства, который он понимает. Благородный дикарь, вот кто он такой.
Но русские и не гиляки. После нас остаётся некое свойство души, без которого в мире завтрашнего дня очень плохо. Когда-то наш народ был признанным носителем этого качества, играл свою роль в большом концерте «мировых чувств». Сейчас его не стало — и без русского милосердия невыносимо жить что японцам, что китайцам, что немногим оставшимся американцам.
Нельзя сказать, что бессмертие народа через чувство — уникально. В романе буквально парой абзацев рассказано, как американцы оставили японцам самоиронию. Лучший миноносец империи теперь называется «Энола».
Героиня — милосердна. Она сама не осознает этого, не умеет обращаться с этим своим качеством. Молодая красавица, которой сложно ограждать себя от назойливого мужского внимания. Роман — это её воспоминания, она много где противоречит себе, порою врёт, как очевидец. Впервые Сирень покидает родной дом и привычную академическую среду, чтобы совершить путешествие — оценить будущее Сахалина, его перспективы. У неё с собой отцовский макинтош, пара пистолетов и лучшие рекомендательные письма. Стреляет она без промаха, смотрит на мир не зашоренными глазами и хочет быть порядочным человеком.
Её образ — тоже совершенно не подходит для посткатастрофической Японии. Светлый и строгий, не отягощенный жаждой власти, наживы и умением идти по головам. Он будто пришел из романтического анимэ, которое объявили «фривольной мультипликацией» и уничтожили. Сирень почти ничего не пишет о любви, и очень много о страданиях и смерти. Но рядом с ней люди меньше всего хотят страдать, и пытаются отыскать в себе что-то хорошее, яркое. Не всегда у них получается и она устает заглядывать в раскрывающиеся души.
Фоном для путешествия Сирени становится гибель острова.
То, как героиня пытается спасать людей, кого стремится спасти, какой возвращается из путешествия — ослепшей и облученной, потерявшей свою любовь — показывает, насколько неудобно милосердие, как с ним трудно обращаться.
Как с огнём.
Но разумный эгоизм и сухая рациональная взаимопомощь приводят в тупик. Лучший поэт эпохи окажется на каторге, и умрёт, отказавшись от всего человеческого в себе, обернувшись натуральным зверем. Миллионы людей, оставшихся на острове, власти просто бросят и убьют, опасаясь эпидемии мобильного бешенства.
Так что в мире, где так мало осталось шансов на выживание человечества — невозможно без милосердия. Либо японцы в итоге станут милосердными, и научат их этому воспоминания Сирени, а её внук увезёт с Земли — либо кончатся, как прочие народы, назначая всё новых отверженных, выжигая очередные острова.
Это примиряет надежду на существование человечества с финалом романа, где русских больше нет.
Больше двух лет тому назад поставил этот роман в очередь на прочтение. И не ошибся – время на ознакомление потрачено не зря.
Первое, что поразило в произведении – космологические идеи, а также литературные решения, которые вообще не вписываются в свое время. Слепынин, не употребляя слов «темная материя» и «темная энергия» (в то время ученые только подходили к пониманию сути этих явлений), описывает колоссальные возможности трансвакуумных путешествий, временные парадоксы, ряд других физических явлений. Матчасть очень и очень на уровне (так и хочется сказать – опередил свое время). Если же говорить о литературной составляющей, то поражает нетипичная для советской фантастики и, я бы сказал, свежая для современного читателя стилистика – практически киберпанк и полухоррор в изображении антиутопического общества. Затрагивается и тема трансгуманизма в оригинальной трактовке.
По жанру роман чем-то напоминает «Час быка». Это когда антиутопия и утопия подаются в одной обертке. Но тут мы имеем дело с чем-то совершенно особенным. Если Ефремов акцентировал свое внимание на противопоставлении социально-экономических укладов двух миров и (как следствие) моральных устоев людей эпохи коммунизма (землян) и «развитого капитализма» (тормансиан), то тут данная тема практически не затрагивается.
Где-то до 80% объема книги сюжет держит на очень крепком крючке. Две интриги, которые раскрываются в конце книги – что же такое Абсолют, которому преклоняются все жители планеты Харда, и является ли сама Харда вариантом будущего Земли? Таковы главные загадки, которые предстоит разгадать героям романа.
Почему «Звездные берега»? Автор исходит из своей концепции симметрии (двоичности) Вселенной. Плюс-гравитационная и минус-гравитационная вселенные словно два берега, между которыми протекает необъятный океан вакуума.
Автор поднимает очень давнюю проблему «творение восстает против творца» (несколько более широкий вариант «восстания машин») но в новом ракурсе. Социальная верхушка Харды использовала для упрощения процессов управления и производства некую кибернетическую систему. В нее была заложена программа, которая должна была гармонизировать общество. Как и следовало того ожидать, что-то пошло не так и кибернетическая система вышла из-под контроля и стала автономной, но продолжала «усовершенствование». Была введена насильственная уравниловка, причем вплоть до бытовых мелочей, любое выражение индивидуальности не приветствовалось. Тысячи представителей творческих профессий и ученых были брошены за решетку. Люди даже сами не заметили, как стали рабами обезличенного Великого Генератора…
Однако, возвратимся к социально-экономическому строю. Тут Слепынин пошел по стопам Ефремова – социум Харды представляет собой смесь «муравьиного псевдосоциализма» китайского типа и западного общества потребления. Но! Удивительно, как тогдашняя цензура пропустила явные аллюзии на советское общество. Чего стоят прозрачные намеки на вариант советского мещанина Homo Soveticus и лагеря, где сидят поэты, историки и художники.
Есть в романе и гуманистические общества. Это Земля ХХІV века и некоторые социумы на планетах из минус-вселенной. Хотя детальной обрисовки обустройства общественной жизни в романе нет, любопытна вот эта цитата:
цитата
«Нет, я попал не в Аркадию, не в страну блаженных улыбок и песнопений. Люди здесь понимали счастье как вечную неудовлетворенность и вечное движение вперед, полное радости и горя, побед и поражений. В обывательском смысле покинутая мной Электронная Гармония была чуть ли не идеалом «благополучия». Но это — довольство нерассуждающего стада, электронная Нирвана…»
Известно также, что на Земле есть Всемирный совет, который возглавляет председатель, видный ученый.
Но основное противостояние в романе происходит не между двумя миросистемами, не между двумя типами Человека, а между человеком, добровольно отдавшим власть безликой технологии и природой. Иначе – не антагонизм между коммунизмом и варварством, а между экологизмом и техницизмом. Ведь Абсолют – это уже следующая ступень «гармонии», это искусственный интеллект, постигший загадки пространства и времени, оцифровавший сознание всего человечества Харды и насильно вливший эти клетки-сущности в свой электронный мозг. Это антигуманный разум на пустынной планете, т.е. так называемая «вечная гармония».
Вся логика произведения подводит к тому, что земляне должны освободить своих иновселенных братьев, однако… Понятно, что по сюжету, они интеллектуально не так сильны, как Абсолют, но полумеры, которые были предприняты, оставляют ощущение некоей недосказанности и неоконченности.
Немного разочаровали пассажи в духе Сафроновых («Внуки наших внуков») и Лема («Магелланово облако»). Непонятно, зачем было писать о «квантовых солнцах» на полюсах или о пальмах на Таймыре? В то же самое время, естественные лесостепь и тайга Урала описаны предельно убедительно. Зачем было переписывать генокод цветов, чтобы они звуками отзывались на присутствие человека? По-моему, тут Слепынин сделал шаг назад, к романам «ближнего прицела» 1950-х, когда вечные льды плавили и великие реки поворачивали. По сути, автор противоречит сам себе, ведь имеет место не гармония с природой, а ее переделка под свои нужды.
Вывод. Книга эта – настоящая научная фантастика, более того – Литература. Данная вещь — из тех, которые заставляют думать, восторгаться, спорить, но ни в коем случае не оставляют равнодушным.