Аркадий и Борис Стругацкие «Трудно быть богом»

В начале XVII века один мудрый человек написал: «Ради создателя, сеньор странствующий рыцарь, если вы ещё когда-нибудь со мной встретитесь, то, хотя бы меня резали на куски, не защищайте меня и не избавляйте от беды, ибо ваша защита навлечёт на меня ещё горшую, будьте вы прокляты богом, а вместе с вашей милостью и все странствующие рыцари, какие когда-либо появлялись на свет». Человека звали Мигель Сервантес де Сааведра, и он знал толк в борцах за справедливость.

Мне вспоминается в связи с этим детское произведение Кира Булычёва «Каникулы на Пенелопе». Там есть поучительная сцена: на чужой планете птица прилетает в гнездо и начинает клевать яйцо. Проходящие мимо дети порываются прогнать её, но их удерживают — ведь они не знают законов этой планеты; может быть, своим поступком они лишь навредят? И действительно, скоро из яйца показывается клюв птенца, и птица продолжает крушить скорлупу, помогая своему чаду выбраться наружу.

Мораль сей басни такова: со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

Увы, данная истина была, как видно, недоступна советским романтикам-шестидесятникам, рвущимся перекраивать мир в угоду своим представлениям о добре и зле. Они были уверены, что знают, как надо жить, и этой своей уверенностью напоминали христианских миссионеров, несущих свет «истинной веры» народам Америки и Океании (вспоминается незабвенное: «Мы живём в самой лучшей стране, и все иностранцы нам завидуют. Мы называем свою страну «Россия», а они завистливо говорят: Russia. Но всё-таки она наша. Наша Russia :biggrin:)

Горе тебе, народ, если король твой — дитя, — сказал кто-то из философов эпохи просвещённого абсолютизма. А что делать, если это дитя — даже не король, а бог? Жутко становится, как подумаешь об этом.

«Мы пришли, чтобы помочь этому человечеству», — говорит дон Гуг Румате. Уверен, то же самое думали монахи Святого Ордена, когда на арканарских улицах истребляли молодчиков Ваги Колеса и серых штурмовиков. Дайте им звездолёт, и они прилетят на Землю, чтобы «помочь» и ей. Как вам такая перспектива?

Дон Кондор терпелив, он умудрён опытом и знает, что история — не место для «спринтеров с коротким дыханием». Но почему-то ему не приходит в голову, что действия Руматы — всего лишь логическое следствие его поступков. Если ты решил не вмешиваться, то какого чёрта забрался на высшую ступень туземной иерархии? Прекрасное место для отстранённых философствований, нечего сказать… Стругацких можно понять. Они — писатели, заложники читательского вкуса, а читателям неинтересно наблюдать за приключениями лавочников и ремесленников, им подавай герцогов и королей! Но, пойдя на эту уступку, авторы уже не смогли остановиться. Коли земляне сплошь и рядом становятся распорядителями человеческих судеб, они (земляне) уже не в силах быть просто сторонними зрителями происходящего. Обстоятельства вынуждают их вмешиваться — пусть осторожно, исподволь, но «вода камень точит», и вот уже Румата снаряжает вертолёт за «народным мстителем», а затем, окончательно слетев с катушек, идёт кромсать всех подряд. Можно ли было предугадать это с самого начала? Конечно. Можно ли было предотвратить? Разумеется. Но коммунарам не нужны психотерапевты. Они прекрасно обходятся без них. Устойчивость им придаёт железобетонная идеология и слепая уверенность в собственной правоте. Страшно, когда вместо мозгов — горящее сердце в груди… Тысячекратно прав был лекарь Будах, превознося структуру арканарского общества. Она действительно была идеальна — для своего времени. Но коммунарам (а равно и романтикам-шестидесятникам) чуждо философское смирение, они рвутся в бой, спеша осчастливить всех и вся. И вот Румата предлагает Будаху дать советы богу. Мысль о невмешательстве, озвученная прежде доном Гугом, благополучно забыта (как забыта она к этому времени, судя по всему, и самими авторами). Любопытно, как бы отреагировал Румата, если бы к нему явился представитель Странников и заявил, что коммунизм — это полная ахинея, а вот они, Странники, живут как надо? Думаю, очень оскорбился бы. Тогда какое он имеет право играть в философские игры с местным мудрецом?

У Стругацких есть ещё одно произведение, где по сути представлена та же ситуация: «Обитаемый остров». Но насколько он выше «Трудно быть богом»! Там они — уже не наивные мечтатели, там всё серьёзно, по-взрослому. И Сикорски уже не спорит с Каммерером, как дон Кондор с Руматой, а бьёт ему морду и отсылает домой — первым же звездолётом. А Колдун не ищет у землян избавления, подобно Будаху, а ехидно комментирует: «Видит горы и леса, облака и небеса, но не видит ничего, что под носом у него» (фразочка вообще-то из «Волны гасят ветер», но он таким был и в «Обитаемом острове»). «Обитаемый остров» написан на восемь лет позже и являет собой красноречивый пример взросления — но не героев, а авторов.

Но пока на дворе 1962 год, и нам показывают сусальную картинку благородных светочей морали и истины, которых угораздило шлёпнуться на средневековую планету. «Вы ещё несчастливы? Тогда мы идём к вам». :biggrin:

Картинка эта, детская в своей простоте, и написана по детски — с логическими нестыковками и сюжетными натяжками.

Добавим сюда ещё неубедительный образ отца Кабани и чудовищно слабые диалоги землян друг с другом, чтобы оценка снизилась почти до двойки. Возможно, именно этот балл я и выставил бы данному произведению, но всё спасает прекрасная идея, а также чрезвычайно красочные разговоры арканарцев. Тут Стругацкие оказались на высоте.

Суммируя, повторю вывод Лекса Картера: отвратительное поверхностное чтиво, единственные достоинства которого — оригинальная идея, имеющая значение лишь в среде фантастов, легкий стиль повествования и два-три философских «диалога» в одни ворота

«Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные.»

Со школьных времен у меня выработалась привычка — задавать после прочтения книги простой вопрос: «О чем она?» Каждый раз, переворачивая финальную страницу того или иного произведения Стругацких, я с удивлением понимаю, что не могу с определенной уверенностью ответить на него. Любое творение братьев-фантастов вызывает во мне множественные мысли, с которыми я, не расставаясь, могу ходить долгое время... кажется, бесконечность. Не стала исключением и повесть «Трудно быть Богом». Так о чем же она?

Авторы переносят читателей на планету, как и Земля населенную гуманоидными существами — людьми. Основные события происходят в одном из государств этого мира — Арканар, общественный уровень развития которого не продвинулся дальше позднего Средневековья. Сюжет вращается вокруг главного героя — землянина Антона, который на чужеземной планете выдает себя за местного дворянина — Румату Эсторского. На момент начала книги Антон пребывает в Арканарском королевстве уже примерно пять лет и является здесь не единственным представителем планеты Земля. Их цель — наблюдение и запись происходящей на их глазах истории. Они — прогрессоры и знают, какие этапы должна пройти культура на своем пути к утопии. Наблюдатели, конечно, понимают, что любые попытки вмешательства могут оказаться бессмысленными, и все же стараются как можно мягче повернуть общество на верный путь. Однако земляне — жители мира, где словно царит вечный Полдень, сталкиваются лицом к лицу с неумолимо-бесповоротной Историей.

«Вот так думаешь, думаешь, думаешь — и в конце концов выдумываешь порох...»

На мой взгляд, «Трудно быть Богом» — одно из самых пессимистичных произведений авторов. Разумеется, среди прочитанных мной. Это очень мрачная книга, полная черно-серых сцен, будто сотканных из темных одежд тех людей, что окружают главного героя. Наблюдения, которые делает Румата, суровы и правдивы одновременно. Жизнерадостный представитель мира, победившего болезни, неравенство и милитаризм, оказывается в реальности, где ставки сделаны совсем на другое. Вместе с героем я не могла не испытывать разочарования и беспомощного гнева, видя людей в состоянии овечьей покорности, не только невежественных, но и беспрекословно принимающих это невежество. На фоне всего происходящего прозвучала жуткая фраза, до сих пор не дающая мне покоя, — «после серых всегда приходят черные». Общество, состоящее из блеклой посредственности, однажды превратится в фашизм — таков неизменный закон истории. И это было бы не так страшно, если не было бы так жизненно...

«Сущность человека — в удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого, к чему бы человек не притерпелся. Ни лошадь, ни собака, ни мышь не обладают таким свойством. Вероятно, бог, создавая человека, догадывался, на какие муки его обрекает, и дал ему огромный запас сил и терпения. Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете остались бы злые и бездушные. С другой стороны привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности. И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия…»

К теме прогрессорства Стругацкие обращались часто. Не стала исключением и эта повесть. Я бы даже сказала, что эта идея является тут ключевой. Междустрочно звучат созвучные с ней вопросы. Можно ли изменить последовательность исторических процессов? Имеют ли посторонние моральные права изменять их? Является ли беспристрастность в данном случае ничем иным, как бессердечным безразличием, порожденным привилегиями? Другая планета, другая эпоха, другое сознание, другая психология и другая нация. Это не риторические вопросы, они актуальны в любые времена. В одном из телеинтервью Аркадий Стругацкий сказал: «Ситуация контакта землян с высокоразвитым инопланетным разумом привела бы не только к религиозному помешательству, но к взрыву колоссальной безответственности — детей перед родителями, старших перед младшими и так далее». Думаю, что отчасти эта мысль отражена и в произведении «Трудно быть Богом». Румата не только своими идеями, но и поступками доказывает ее правдивость.

«Все понимаю. Я же все это пережил. Было время — это чувство бессилия и собственной подлости казалось мне самым страшным. Некоторые, послабее, сходили от этого с ума, их отправляли на Землю и теперь лечат. Пятнадцать лет понадобилось мне, голубчик, чтобы понять, что же самое страшное. Человеческий облик потерять страшно, Антон. Запачкать душу, ожесточиться. Мы здесь боги, Антон, и должны быть умнее богов из легенд, которых здешний люд творит кое-как по своему образу и подобию. А ведь ходим по краешку трясины. Оступился и в грязь, всю жизнь не отмоешься. Горан Ируканский в «Истории Пришествия» писал: «Когда бог, спустившись с неба, вышел к народу из Питанских болот, ноги его были в грязи.»

Сам главный герой — историк и разведчик с Земли, где торжествует утопический Мир Полудня. Антон (он же Румата) интересен во всем — в своей открытости и искренности, в самопожертвовании и стремлении к свету. И это в нем, несомненно, подкупает. Повесть имеет небольшой объем, поэтому не так много времени я провела с Руматой. И несмотря на это, авторы сумели максимально раскрыть перед читателями его образ. Мастерство... не иначе! Мы видим мир его глазами, мы чувствует его эмоции и знаем его мысли. Динамичные события меняют не только сюжет, но и героя. За этим интересно и... грустно было наблюдать.

«Он слышал, как штурмовик нерешительно топчется сзади, и вдруг поймал себя на мысли о том, что оскорбительные словечки и небрежные жесты получаются у него рефлекторно, что он уже не играет высокородного хама, а в значительной степени стал им. Он представил себя таким на Земле, и ему стало мерзко и стыдно. Почему? Что со мной произошло? Куда исчезло воспитание и взлелеянное с детства уважение и доверие к себе подобным, к человеку, к замечательному существу, называемому «человек»?»

Аркадий и Борис Стругацкие — невероятно интересные писатели, творчеством которых я еще долгое время буду наслаждаться. Изобретательность, талант придумывать завораживающее и жуткое, динамичный стиль, обаятельные герои и исключительное чувство юмора — все это редкость не только в русской, но и в мировой литературе. Их произведения всегда оставляют после себя послевкусие — пряное, горькое, неповторимо-яркое. Одним словом — шедевры! Эта книга ознаменовала собой мой читательский 2023 год и снова оказалась на злобу дня пророческой.

Свой скромный отзыв на произведение «Трудно быть Богом» хочется закончить словами прекрасного писателя и по совместительству большого ценителя творчества авторов — Дмитрия Львовича Быкова:

«Превратиться из тех, кто смотрит телевизор, в тех, кому он не нужен, очень трудно, почти невозможно. Для этого превращения нужно читать Стругацких. Лично я другого пути не знаю.»

Всем Мира и Добра!

Периодически почитываю на здешнем форуме тему о творчестве братьев и заметил, что среди предметов дискуссий там с большим отрывом лидирует именно обсуждение событий и поступков в «Трудно быть богом». Что могли сделать земляне в Арканаре? Почему они это делали (или не делали)? Почему делали так, а не иначе? Для чего они это делали? Кто такой Румата – герой или подонок? И так далее, и тому подобное. Многие вопросы пережевываются не один раз и все равно поднимаются с завидной регулярностью. Видно, есть что-то в «Трудно быть богом» такое, что одним не дает покоя, зудит и свербит беспрерывно, а других раз за разом заставляет защищать свою точку зрения, снова и снова разъясняя оппонентам очевидные вещи.

Сам я в дискуссии на форуме не лезу и лезть не собираюсь, а просто изложу свое видение этих вопросов здесь. Я не нахожу в «Трудно быть богом» никакого скрытого смысла, «фиг в кармане» и прочего подобного, что традиционно приписывается чуть ли не всему, вышедшему из-под пера братьев. На мой взгляд, здесь просто показан единственный возможный путь действий землян из коммунистического будущего Земли в эпохе средневековья, если уж люди мира Полудня считают допустимым присутствовать в Арканаре не только в качестве пассивных наблюдателей. Все другие способы перебирают и один за другим отвергают Румата и Будах в своей беседе. Если их доводов мало, перечитайте внимательно другие произведения Стругацких и не только – тогда, может быть, и затихнут все эти бесконечные «если бы, да кабы…» на форуме. Прямое, «в лоб», воздействие, основанное прежде всего на убийствах и разрушении, – об этом прекрасно написано в «Попытке к бегству» и «Обитаемом острове». Такое же прямое, «лобовое» воздействие, но заключающееся в мгновенном создании искусственного изобилия, описал Исай Давыдов во второй и третьей книгах своей эпопеи «Я вернусь через тысячу лет». У него там, правда, все идет просто отлично, но, если поразмыслить немного, вся убогость и нежизнеспособность такого плана действий: кормить, лечить, переселять – становится яснее ясного (почему именно он нежизнеспособен, я написал в своих отзывах на обе книги). Прогрессорство скрытое, но с использованием властных полномочий и потому выявляемое и ликвидируемое при должной настойчивости, – тот же «Обитаемый остров». А кроме того, остается еще задача освобождения психики аборигенов от врожденной агрессивности, и быстро, в течение жизни одного поколения, ее не решить – об этом «Парень из преисподней».

Вот и получается, что единственный путь – это тот, которым идут Румата и его товарищи. А путь этот узкий – «оступился – и в грязь, всю жизнь не отмоешься». Можно ли считать, что Румата все-таки оступился в конце? Нет, и вот почему. Если прав дон Кондор: «Мы здесь боги, Антон», – то бог, как известно, всемогущ и волен творить все, что заблагорассудится, в том числе и по желанию уничтожить всех своих врагов. Если же дон Кондор ошибается и земляне с их сверхчеловеческими по меркам Арканара возможностями по-прежнему должны оставаться прежде всего людьми, то и тогда Румату никто не вправе осудить за совершенное им: есть предел тому, что может выдержать даже человек будущего, сотрудник Института экспериментальной истории, прошедший долгую и тщательную психологическую подготовку и закалку. Но раз существует такой предел, то, значит, даже такое осторожное и тонкое прогрессорство, какое мы видим в «Трудно быть богом», – даже оно обречено на неудачу? Не думаю. Свой импульс от землян Арканар уже так или иначе получил, пусть он пока мал и незаметен. И он будет ускоряться и расширяться в геометрической прогрессии (вспомните классическое: «Из искры возгорится пламя»), если на его пути не встанут новые доны рэбы. А первого, как мы знаем, убил Румата. Получается, даже учиненная им бойня в конечном итоге пойдет Арканару на благо, что бы там ни считали в Институте экспериментальной истории. А значит, Румата – как человек ли, как бог ли – свое дело для Арканара так или иначе сделал – и в то же время не выпачкал ноги в грязи, в отличие от арканарского бога, вышедшего к народу из Питанских болот. Правда, руки свои он все-таки испачкал кровью – но ее, в отличие от грязи, можно смыть.

А может быть, это и не кровь, а просто сок земляники…

Я не часто оцениваю книги на 10 баллов. Мне кажется, чтобы получить десятку — книга должна быть не просто великолепной, это должна быть жемчужина мировой литературы и всё такое. Для ТББ по-моему 10 это слишком мало. Это какая-то совсем другая весовая категория. Сложно даже сказать в двух словах про что эта книга, про добро и зло, про общество, про справедливость, про историю и цивилизацию, про то что «человек есть объективный носитель разума, все, что мешает человеку развивать разум, — зло».О многом можно подумать, читая эту не длинную книжку, многое можно для себя почерпнуть. Тут главное не сильно увлекаться сюжетом (хотя это и не просто), а задавать себе побольше вопросов, проводить параллели,размышлять. Лично меня эта книжка сильно изменила. И теперь, когда на улице или в интернете или на работе или где-то ещё я вижу кого-то про кого дон Румата Эсторский сказал бы: «Протоплазма.Просто жрущая и размножающаяся протоплазма.» я знаю что я должен делать. И я не понимаю почему это книгу не проходят в школе — если цель школы вырастить из ребёнка человека и личность, то ТББ для этого подходит гораздо лучше, чем например Чернышевский или Солженицын.

ps Тут многие пишут, что Румата в книге не последователен, институт экспериментальной истории непоследователен, земляне непоследовательны. Это отчасти правда, но это не в упрёк авторам — они как раз о том и пишут что мы всего лишь люди, даже когда нас считают богами.Это вероятно главная мысль всей книги. Перечитайте, авторы там всё нормально объяснили, это просто вы не поняли.

Шедевр Русской литературы. По форме, наполнению, глубине.

Книга написана, по-моему, прям таки вдохновенно, с любовью. Иначе не объяснить «вылизанность» диалогов, описания людей, действий. Вспомнить хотя бы описание барона Пампы с двуручником, попоек того же барона Пампы, диалоги у дона Рэбы, да многое в романе просто-таки гениально написано — метко, немногословно, зачастую с юморком — ну шедевр е..., даже слов нет, одни междометия...

И вылизывался роман с большой любовью (ну или уважением) к языку, русскому языку, имхо. В противном случае, АБС придется заподозрить в излишней гениальности в писательском плане. Например:

"— Хамье! — стеклянным голосом произнес Румата. — Вы же неграмотны, зачем вам подорожная?»

«Барон Пампа ревел, как атомоход в полярном тумане.»

«Некоторое время его топтали сапогами — сосредоточенно, молча, сладострастно хакая.»

Роман изобилует подобными мелкими деталями, которые удивительно к месту использованы, очень сочно описывают происходящее. Мало того, что подобные обороты и сравнения довольно редки в литературе, так и их использование говорит как минимум о нешутейном кругозоре писателей по состоянию на какой там год?

И это мы еще не касаемся фраз, ставших крылатыми, типа «благородный дон, большого ума мужчина», которых там много.

Не касаясь содержания, один язык стоит того, чтобы прочитать книгу.

Теперь к содержанию. Почитал комменты — так волосы дыбом встали и не только на голове. Пишут всякую ахинею, взять к примеру самый заплюсованный коммент. Там чел смотрит в книгу — видит фигу, при этом имеет наглость делать выводы космической глубины и такой же глупости. Углядел, что Румата и компания чего-то там строят, советуют, пришли в чужой монастырь со своим и далее по тексту... Итак. Румата и компания не были прогрессорами, они были наблюдателями, соответственно, они не влияли и знали, что не могут влиять в макроскопических масштабах на исторический процесс, ввиду очевидной невозможности ускорения исторического процесса типа смены общественно-политической формации у неготового для этого человеческого материала. АБС это и сами проговаривают в книге применительно к Ваге Колесу и Арате Горбатому. Справедливость этой истины наглядно показали советские среднеазиатские республики. Только прогрессорское воздействие России спало, они поспешили вернуться практически к феодальному устройству — женщины в подчиненном положении, клановость, засилье религии и прочие радости.

Поэтому миссия Руматы и компании была лишь в изучении исторического процесса, точечном воздействии типа уничтожения каких-то аномально опасных субъектов, спасении каких-то выдающихся или близких им людей. И все. И это изложено четко в книге.

И совершенно понятно, что у землян будущего, а именно о них писали АБС конкретно в этой книге, отвыкших от такого обилия насилия и грубости средневекового общества может сорвать крышу, ну это про «спринтеров с коротким дыханием». А тут комменты чуть ли не рядятся в тогу Руматы, при этом явно находясь по развитию и психологии ближе к населению Арканара, чем к землянам АВС — Антону, Пашке и др. и удивляются, а че Румата такой, сякой ... нет бы всех плохих убить, а всем хорошим построить коммунизм за год. Ну да понятно, нынче не принято ничего стесняться.

Моя оценка — 11.

Моя читательская карьера началась практически одновременно с началом огромного вала изданий в СССР переводной фантастики и появления новой российской фантастики. Когда еженедельно покупалось по полдюжины книг с яркими обложками, неудивительно, что многие классические вещи советского периода фантастики прошли мимо меня. Долгое время мне хватало Конины, «Фантастического боевика», «Века дракона» и желтой серии «Северо-Запада». Зачем Стругацкие, когда вокруг столько фэнтези и космооперы. Зачем «Мир полдня» когда есть «Принцы Амбера» и «Сага о Вечном Воителе«!?

И только спустя десятилетия стал более разборчив в чтении. Но и тут акцент сместился на качественную, но всё равно современную литературу. И вот, наконец-то, сподобился.

Классика прогрессорской фантастики. Одна из самых известных вещей главных советских фантастов.

Неразрешимое противоречие между Историей-Экспериментом и Историей-Моментом.

Рассуждения о невозможности вытянуть человечество за шкирку в будущее и яростное желание сделать это.

Короткая, умная, интересная вещь.

Надо в пандан к этой повести таки прочесть «Инверсии» Бэнкса.

10(КЛАССИКА)

"— Я полагаю, главное — никого не трогай, и тебя не тронут, а? Румата покачал головой. — Ну нет, — сказал он. — Кто не трогает, тех больше всего и режут.»

В романе Стивена Кинга «Зеленая миля» меня больше всего, нередко до слез, доводил и волновал один эпизод, в котором Джон Коффи говорит:

В знаменитом романе Братьев Стругацких меня так же сильнее прочего волнует похожая мысль, протянутая между строк через всё произведение.

С детства, не знаю почему и из-за каких факторов, во мне формировалось обостренное чувство справедливости. Меня дико раздражало любое проявление несправедливости, нечестности, жестокости и тому подобного. При невозможности повлиять — долгий загруз в своих мыслях в направлении: «ну как же так... так не должно быть... вот почему ЭТО случается...» Не проходит этот синдром и сейчас... Недавно в интернете попадались несколько роликов, на которых сняты унижения, избиения, издевательства над школьниками и школьницами их ровесниками, всегда чуть старше, намного грязнее и быдлее, и всегда больше по количеству. И меня вновь накрыло. Средневековье — это одно. Но ведь все мы, даже сегодня, несем в себе это Средневековье. Именно сейчас, когда кто-то сидит перед монитором и узнает что-то новое, или обнимает любимого человека, именно в этот момент кого-то грабят, калечат, над кем-то просто издеваются, потому что он бесит, потому что он отличается... В этом смысле, Средневековье совершенно не при чем. Суть в природе человека. И в обстоятельствах тоже, само собой. Ведь не зря прекрасные люди будущего, Антон в частности, воспитанные в светлом коммунистическом раю, ломаются под ежедневным градом условий и обстоятельств этого, как кажется, обреченного мира.

В романе дан ответ на вопрос «Почему?» — потому что человеком правит страх. После беседы с кузнецом о тысячах перстов Румата думает: «Каждый за себя, один бог за всех». И действительно, нам представлен порой даже нереалистичный персонаж, сносящий всех и вся на своем пути, у которого миллионы золотых в неиссякаемой чаше, которого боится сам почтенный дон Рэба. Конечно, такой бог за всех. Но это именно бог. То есть, если брать за точку отсчета мировоззрение Братьев, существо эфемерное, не существующее. И вновь мы молимся на Золотой шар из «Пикника на обочине», на дона Румату из «Трудно быть богом», потому что иначе — всё, конец. А на самом-то деле, только конец и остается, и с ним нужно что-то делать. Дабы не стать заложниками слепого страха, дабы не стать серостью.

«Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми.»

Серые штурмовики, лавочники, имеют свои корни. Естественно, они взяты из рабочих и крестьян, грабивших кулаков и убивавших офицерство. (Возможно, Стругацкие и не хотели вкладывать такой смысл в образ, однако из песни слов не выкинешь). Это необразованная толпа, серость, посредственность. И во главе всего стоит «гений посредственности» — почтенный дон Рэба. Как известно, человек, взявшийся ниоткуда, не высокий и не низкий, его лицо можно спутать с тысячей других лиц. Рэба — главный символ романа. В «Граде обреченном» главный герой Андрей Воронин приходил к выводу о том, что величие, историческая ценность не в конкретных именах, а в человечестве в целом. Скажем, в обезличенном человеке, в размытом представителе основной массы. Мы ненавидим дона Рэбу за то, за что мы ненавидим себя. За серость и мелочность. Герой не может быть массовым. Но историю пишет человек массы. Как вечный поток машин, символизирующий исторический процесс в «Попытке к бегству», его не остановить.

Конечно, люди будущего в романе — во многом народ инфантильный. Почему бы не посмотреть на это всё, как на увлекательную игру, неосознанное развлечение, которых, возможно, так мало в райском обществе будущего? А потом, вернувшись обратно в свой мир, заметить у себя на руках что-то красное... и нет, это вовсе не кровь, правда?.. просто сок земляники... Какая может быть кровь, если это была лишь игра? Игра по многим причинам. От нереальности того, что они якобы в прошлом, то есть хронологически находятся на безразлично далекой дистанции, и до вопроса — а люди ли это вообще, жители Арканара? Вопросы очень соблазнительные, их очень хочется себе задавать.

Про сок земляники отдельная история. Как раз именно история, да. Если брать конкретно Землю, и оглядеться, посмотреть по сторонам, на улицу, на поля, то так же еле заметно можно обнаружить, что всё, из чего соткан мир сегодняшний, стоит на костях и крови предыдущих эпох. Кровью, страданиями, случайной комбинацией столкновений миллионов воль и стремлений пропитана земля. И на этой плодородной почве выросли мы. Да никакая это не земляника, черт бы ее побрал, а самая что ни на есть кровь. Об этом никогда не следует забывать.

И снова нет ответов. Только вопросы и повод для размышлений. Например, само вмешательство, прогрессорство, — любимая тема Стругацких. Ведь в прологе дорога, ведущая назад (в прошлое), закрыта знаком «кирпич». Мы любим историю. Не конкретно изучать и исследовать, а как-то в целом, пообсуждать. Сейчас нам просто говорить о плюсах и минусах каждого произошедшего события, подчеркивать многогранность, неоднозначность. Но даже если мы узнаем все аспекты, мы просто не вправе его оценивать. Гораздо мудрее рядом с Руматой выглядит доктор Будах, мыслитель своей эпохи. Он убежден, что пирамидально-иерархическая модель его общества является идеальной, и это можно было бы списать ему в минус, но другой модели мы просто-напросто не знаем, коммунистический рай не в счет. Но еще, что гораздо важнее, Будах просит бога оставить их в покое, не ехать под «кирпич». И не играться, добавляя от себя, в благородных донов. Боль тяжело больного общества — это только его боль, словно спасение утопающих. А если тебе больно смотреть на это — закрой глаза, уши, и уйди как можно дальше. Всем помочь невозможно. Ужасный вывод, но вынужден к нему прийти.

«Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.»

Очередная гениальная книга Братьев.

Вот так и строится храм человеческой культуры — с кровью и болью...

Четвёртое, а может быть уже пятое прочитывание/перечитывание этой повести в очередной раз убеждают читателя в универсальности и всевременности идей братьев Стругацких.

Конечно, эту повесть можно просто читать как приключенческую — средневековый антураж, сплошное нищебродство как на уровне материальном, так и в бездуховном, оригинальный внешний мир с занятной топонимикой (Икающий лес и вепрь Ы меня в своё время просто сразили наповал, так с тех пор наповаленный и живу), красивые и качественные положительные и отрицательные герои — приключайся — не хочу!

Однако авторы сумели сформулировать и поставить перед читателями сложные и неоднозначные вопросы.

Можно ли ускорять развитие той или иной цивилизации?

Допустимо ли вмешиваться внешним силам в естественный ход событий в обществе?

Корректен ли вообще принцип мультикультурализма?

Ну и так далее.

При этом сами Стругацкие однозначных ответов на эти свои вопросы не дали. Хотя понятно, что уже сама постановка вопросов такого уровня говорит о гуманитарной и гуманистической направленности их собственных взглядов и убеждений.

Ну и конечно вопросы более личного, так сказать, плана.

Можно ли сидеть и отмалчиваться, если совершается непотребство?

Один в поле воин или всё-таки лучше кучно и организованно?

А если кучно и организованно, то что это за организация должна быть? (и тут мы плавно переходим к понятию политическая партия, программа, устав и прочие политпартийные конструкты).

А если партия, то непременно появляются лидеры и вожди, боевые организации и прочие дела. И встаёт вопрос насилия одних над другими и т. д.

Всё-таки наверное прав Будах, сказавший, чтобы боги оставили людей в покое, да и Арата Красивый по-своему прав. Как ни прискорбно, но добро, привносимое извне, зачастую является злом. Не надо спасать рыбу, плавающую в воде, вытаскивая её при этом на берег, чтобы не утонула. Не надо!

На нашу современную действительность вообще переносы делать не хочу и не буду. Хотя подозреваю, что при обсуждении книги на клубе непременно такое произойдёт — есть у нас горячие головы.

PS А ни одну из двух экранизаций я так и не посмотрел. И вряд ли буду — мне кажется, сложно передать всё стругацкое богатство экранными способами.

Прочитано специально для январского заседания клуба любителей чтения г. Валдай КЛюЧ.

Ненапрасно я оставил «Трудно быть богом» напоследок из библиографии Стругацких. Во многом потому, что это первая их прочитанная мною книга, ещё где-то лет в 12-13, о чём я вспомнил относительно недавно. Тогда книга запомнилась каким-то чуть ли не философским откровением, перечитывая же сейчас крайне внимательно и вдумчиво практически каждую строчку, пришёл к противоположным выводам. Всё же сейчас мне 30, а не 12, и мудрецами авторы не кажутся, а их идеи и философия во многом рассыпаются при тщательном обдумывании. Простите, уж не могу понять тех людей, которые из года в год её перечитывают и чем старше становятся, тем более глубинные какие-то смыслы-переосмысления находят.

Да, во многом это ещё грубоватая с «технической» стороны работа — братья ещё только оттачивают мастерство. Но здесь есть и все их фирменные черты — идеи свободы, гуманизма, прогрессорства и всего хорошего против всего плохого. Да, моментами это донельзя наивно показывается, да и в целом авторы, как и практически все персонажи, даже те, кто является по сюжету чуть ли не умниками и гениями, наслаждаются матёрым крайним идеализмом. Я чуть в осадок не выпал от предложения устранения главного злодея в рассчёте на то, что уничтожение одного человека может что-то изменитть. И это только самый заметный «идеалистический» момент.

К Румате возникают немало вопросов. Дело даже не в его наивности, а в непоследовтельности. Он как-то слишком хаотично решает и меняет своё мнение по вопросу, кто достоин жить, кто не достоин, кто — люди, а кто — жалкая толпа. Ощущение, что у «института экспериментальной истории» кандидаты вообще не проходят никакого психологическоо отбора и подготовки. Чем они там вообще занимаются? Не показана даже никакая историческая работа, к сожалению — сотрудники вообще нифига не работают, ничего не видят и не знают, агентурная сеть у них просто отсутствует. Да и отбитое лицемерие Руматы напрягает — финансировать бесконечным потоком золота откровенного отморозка, который планирует чуть ли не весь мир кровью залить и в душе не ведает, что будет дальше и как надо обустроить мир, чтоб не возникали новые злодеи, — это нормально. А дать ему «молнии», чтоб хотя бы кровопролитие быстро закончилось и скорей установился новый феодализм — это уже ни-ни. Да Румата-Антон вообще не походит особо на «прогрессивного» человека, особенно со своими навязчивыми мыслями псевдоэлитария и размышлениями, кто здесь серая мерзость-толпа, кто тварь дрожащая, а кто, так уж и быть, может человеком называться. Как уже сказал, всё это — следствие глубочайшего идеализма то ли персонажа, то ли авторов. Как же трудно быть богом... великие силы, какое же высокомерие. Неужели Румата не понимал, что он так крут среди окружающих только и единственно потому, что родился в более развитом обществе, которое не так уж давно было таким же дремучим, как и арканарское?

Удивил и авторский взгляд на презренных «лавочников», которые изображаются какими-то прям дегенератами — это странно, учитывая, что на них держалась большая часть благополучия всех этих благородных донов и благодаря их налогам и стала возможной деятельность вообще всех культурных просветителей. Да-да, таким образом именно «серая мерзость» в первую очередь двигала прогресс, а не профессора и поэты. Без их ресурсов вся эта интеллигенция пахала бы на полях, в поту добывая хлеб свой. Можно же было хоть какое-то уважение проявить). Впрочем, это простительно — здесь настолько предельно очевидны параллели с нацистами Третьего Рейха, что послесоветские рассказы Бориса Стругацкого про дона Рэбию и намёки на НКВД-СССР, доверия не вызывают.

А ещё очень удались персонажи. Вот они — круты и интересны безо всяких оговорок. Как достойные в представлениях авторов люди, так и полные сволочи и дегенераты — рассказывается о них так, что волей-неволей интересуешься и переживаешь. Именно герои, а не идеи и сюжет доставили мне наибольшее удовольствие от книги.

P.S. А уж как «щемили»-то Стругацких! Настолько страшно, что эту книгу ещё до перестройки издали общим тиражом более 700К экземпляров.

Трудно ли быть Богом?

Любопытная книга! Наш герой размахивает шпагой, пьет вино, а затем ведет тонкие философские дискуссии о феодализме, ценности литературы и природе исторического прогресса.

Антон-земной ученый (историк), отправленный на далекую планету, населенную людьми, которые по своему развитию застряли в Средневековье (экстремальная темная версия Средневековья). Его метод-наблюдение за жителями: он выдает себя за дворянина Румату.

Антон/Румата следует упрощенной версии Главной директивы: не убивать, не вмешиваться в ход истории.

Последнее правило происходит непосредственно из доминирующей теории на Земле. Она рассматривает историю как односторонний, постепенный процесс социальной и технологической эволюции. Любое серьезное вмешательство в ее ход может привести только к хаосу, кровопролитию, после чего система вернется в исходную точку. Становясь свидетелем варварства и жестокости этого мира, Румата начинает сомневаться в отношении этой теории, а также своей миссии. Он втягивается в политические интриги королевства Арканар.

Философия социальных наук тоже поднимает свою уродливую голову: как получилось, что у нас есть прекрасные теории о том, как развивалась история, но мы совершенно неспособны предсказать ключевык события? К сожалению, в 200 страниц книга слишком короткая, чтобы в достаточной мере углубиться в философские проблемы! Иногда я находил прозу довольно странной! Некоторые сцены описываются как неуклюжий фарс (пьяные дворяне барахтаются в грязи, персонажи один за другим уходят за занавес в шквале предательств и интриг); другие имеют более серьезный тон. Ситуация улучшается ближе к концу, когда философские темы романа становятся открытыми и тщательно исследуются.

И концовка! Сильная, страшная, пронзительная.

Богам спешить некуда, у них впереди вечность...

А Богом быть трудно. Трудно, потому что можно только наблюдать. Изменить ничего нельзя. Да и можно ли изменить, то что к переменам еще не готово. Человечество само должно прийти к какому-то прогрессу сквозь кровь и страдания, или уничтожить себя. Боги апеллируют вечностью, дон Румата видит только срез времени размером в десятилетие. Для него всё это кажется диким, а ведь и его народ тоже прошел сквозь это время. Сколько должно быть совершено ошибок, чтобы всё записалось в генетический код человечества? Так ли всё поменялось со времен тёмных веков?! Но вместе с тем все в Мире пребывает в каком то некоем балансе. И даже жизнь на Земле не зародилась бы без этого. Так и человеческий мир балансирует между добром и злом, и не могут они существовать друг без друга. А Бог не есть ли он этот баланс?! Вечная гармония добра и зла. Созерцатель, который лишь поддерживает этот гомеостаз.

Трудно наблюдать за учащимся, совершающем ошибки, уже умеющему, не вмешиваясь в процесс. А ведь дикарь не станет цивилизованным, если ему дать книгу. Книгу нужно суметь прочесть, понять и создать.

Редкое сочетание захватывающего сюжета с детальной прорисовкой «чужой планеты», атмосферы темных веков и колоритных её представителей со звучащими кличками и смысловой нагрузки. Повесть ярко выделяется среди множества фантастических произведений. Таких книг мало. Но были бы они так ценны если бы их было много? Так что всё пребывает в гармонии.

Мы – читатели этой великой книги, конечно не боги, рождены на Земле, а не прилетели с какой-то другой планеты. Но каждый из нас должен был в своей жизни решить (кто однажды раз и на всю жизнь, кто периодически пересматривая ранее принятое решение) – кто он на этой планете?

Спринтер с коротким дыханием, вдумчивый прогрессор или абориген (с бездной вариаций от серых штурмовиков до благодушного мещанства). В далёком 1977 году создавая «Движение коммунаров» мы выбирая название руководствовались монологом персонажа этой повести Дона Кондора: «В каждом из нас благородный подонок борется с коммунаром. И все вокруг помогает подонку, а коммунар один-одинёшенек. Останемся коммунарами.»

При полном понимании того, что лучшие произведения братьев Стругацких опередили свое время и, в большинстве своем, гениальны поднимаемыми в них социально-философскими вопросами, я всегда с какой-то подсознательной прохладой относился к их фирменному стилю — тому самому, который и стал мгновенно узнаваемой «визитной карточкой» авторов. Тому самому, за который их ценят и любят миллионы поклонников. Много раз я пытался побороть в себе это предубеждение, понимая, что подобный стиль — лишь форма, которая дополнительно оттеняет сильнейшее смысловое наполнение произведения... Но как только снова начинались очередные «Витьки», «Махсимы», «Варибобы», речевые обороты из серии «пороть горячку» и прочие фирменные атрибуты, присущие книгам Стругацких (любя, я называл все эти фишки «близостью к народу»), я понимал: «Нет, не могу. Вот если бы не это — то просто шедевр!» Как только начинался стёб и «панибратство» — вся драматургия для меня рушилась в мгновение ока! И так продолжалось очень продолжительное время... Мне всегда нравилось ЧТО говорится в их произведениях, но никогда не было близко то, КАК это преподносится.

Еще в детстве я получил в подарок от родителей два тома из серии «Миры братьев Стругацких» — в одном был «Понедельник...» и «Сказка о Тройке», в другом — «Трудно быть богом», «Попытка к бегству» и «Далекая Радуга». Большинство поклонников фантастики прекрасно знают эту серию. Так вот с «Понедельником...» и «Сказкой...» у меня тогда не очень сложилось по той же самой причине, а вот «Трудно быть богом» запомнилась какой-то серьезностью и эпичностью с того далекого первого прочтения! Я подумал, что именно «Трудно быть богом» стоит в первую очередь перечитать сейчас. Возможно, мне, наконец, удастся найти «своих» Стругацких! Буду снисходительнее относиться к «Тошкам», «Пашкам» и «Анкам», появляющимся с первых же строк повести, и постараюсь абстрагироваться!!

Итак, что из этого вышло. Поскольку о философской концепции произведения здесь уже сказано немало (в финальных диалогах с Будахом и Аратой заключены «сердце и душа» повести, ради которых и создавался весь внешний антураж) я бы хотел заострить внимание на других вещах (свои наблюдения и субъективные впечатления я разделил на подгруппы).

Что лично мне показалось гениальным стопроцентным попаданием:

1. Соединение эстетики мира будущего, передовых знаний и высоких технологий с эпохой темных веков, невежеством, дикостью и варварством. Их невероятный контраст и умелое переплетение. Этот же безотказно действующий прием, но в собственном, индивидуальном воплощении, мы видим у Джорджа Лукаса в «Звездных Войнах», у Кира Булычева в «Перевале» и тд. Момент, когда читатель постепенно понимает КЕМ является Румата на самом деле, и к какому миру он принадлежит — очень умело подготавливается и производит почти гарантированный WOW-эффект. Именно в этом месте и происходит первое «озарение», все обретает особый смысл.

2. Внутренние монологи Руматы/Антона, особенно эффектно оттененные немыслимой грязью всего происходящего вокруг, производят очень сильное впечатление. Иногда — до мурашек! Их ждешь, как глотка свежего воздуха.

3. Потрясающий, полный драматизма финал, который почти полностью остается «за кадром» и передается читателю отрывками и намеками в пересказе третьим лицом. Мастерский ход, к которому авторы не раз прибегали на протяжении повести. И, да, Киру жалко еще как! Подлый, просчитанный удар... Многие ли из нас, окажись они на месте Руматы в этот момент, смогли бы совладать с собой..?

Будто предчувствуя трагический исход, Румата с первых глав повести ощущает себя не готовым к возложенной на него миссии. Он все время чувствует внутри себя нечто неконтролируемое, рвущееся наружу — это открытым текстом не раз подчеркивается в произведении! Его пугает то, с какой скоростью растет в нем ненависть. Хотелось бы отдельно отметить такое наблюдение: многие читатели часто упоминают «утонченную интеллигентность» Руматы/Антона, однако в повести мы не видим его в исходном состоянии. Он уже сильно «подпорчен» окружением, в котором пребывает, общается с людьми грубовато, надменно... И дело здесь уже не столько в роли, которую ему приходится играть. Грань медленно, но верно стирается. И он чувствует свою беспомощность перед этим процессом! Вот эта шаткость его психического состояния, не свойственная, казалось бы, людям новой эпохи Земли — сквозит между строк постоянно!

4. Не всегда приятные, но очень талантливые и живые описания локаций. Сцена в порту с его разношерстным «населением» запечатлелась в памяти особенно ярко!

А теперь то, что не очень понравилось (да простят меня многочисленные поклонники Стругацких и этого произведения в частности):

1. При том, что вся грязь и мерзость, присутствующая в произведении, является необходимым художественным элементом — иногда создавалось ощущение излишней перегруженности «вот этим вот всем» без особой на то необходимости.

2. Опять же немного чрезмерное, на мой взгляд, внедрение второстепенных сцен «обильных возлияний» и «пьяных приключений», выполняющих функцию заполнителя с часто повторяющейся, однотипной структурой, из-за чего рождается ощущение фрагментарности, рваности повествования.

3. Общая фирменная «хохмистость» и «стебность» диалогов, описаний и тд. Даже в общении землян. Все становится «немного понарошку». Не спорю — юмор отличный, искрометный... Но! См. начало отзыва;)

Итог:

По сюжету и философскому наполнению — шедевр из шедевров, тут и говорить нечего. По стилистике и мелочам — лично для меня не все так однозначно. Но точно могу сказать, что после прочтения этого произведения я немного оттаял к «Тошкам» и «Пашкам»;)

Не довелось мне читать эту книгу в юности, но, наверное, это даже к лучшему. Впервые прочла несколько лет назад, акцентировав внимание на ней на одном из тренингов. История зацепила и осталась в сердце и памяти навсегда. С тех пор эта книга является одной из любимых в жанре, хотя читаю её очень редко – эмоционально тяжело. Но забыть её невозможно, она и сейчас читается с невероятным интересом, только ощущения и впечатления от неё намного острее.

Каково это быть Богом – видеть и остро ощущать всё, что происходит вокруг, понимать, что есть возможность и силы, чтобы подтолкнуть, повлиять, изменить, но так же понимать, что любое вмешательство может привести к необратимым и непредсказуемым последствиям, хотя, казалось бы, куда ещё хуже, и будет и может ли от вмешательства быть ещё хуже, чем есть сейчас. Однако нет, нельзя, не вмешивайся, не убей, только наблюдай и транслируй. Знать историю и проживать её день за днём, шаг за шагом – это не одно и тоже. Видеть, чувствовать, слышать, принимать в этом участие: «Смотрите, ваши предки ещё недавно были ничуть не лучше!»

Боги это не те, кто сыплет молнии и наказывают грешников. Боги на то и Боги, чтобы не вмешиваться в жизнь людей, в их историю и развитие человечества. Это лучшее, что они могут для него сделать. Но дон Румата не хочет и не может примириться с мыслью, что его принимают за Бога, он хочет изменить что-то, спасти и сохранить. Но в этом мире самому спастись и сохраниться трудно – этот мир постепенно поглощает его, он сливается с ним, заставляет уступить. Он не Бог – он человек. А как остаться здесь человеком? В этом мире страшно потерять человеческий облик, ожесточиться, запачкать душу.

Концовка невероятная, сильная, страшная в своём проявлении – последний барьер рухнул, нет больше сдерживающей силы… Эта вспыхнувшая красная пелена на глазах, застилающая разум, обнажающая чувства… И от этого больно, потому что уже никого не спасло и никому не помогло. Что осталось после за внешней оболочкой, внутри человека, внутри большого и сильного мужчины? После диалога Руматы и Будаха, диалог в самом конце Пашки и Анки – для меня самое сильное и эмоциональное место в истории.

Книга удивительная, очень сильная, тонкая и жёсткая одновременно, с мощным эмоциональным накалом. На мой взгляд – это история на все времена.

Первое, что поразило в этой повести: метод исторического познания землян будущего. Историки Мира Полдня прилетели на чужую планету, обустроились на ней и наблюдают за жизнью феодального общества, удивительно похожего на прошлое Земли. А зачем? Что они хотят узнать? Ведь никаких новых знаний наблюдение за арканарцами историкам Земли не дает. Концепция невмешательства в жизнь менее развитой цивилизации лишает присутствие наблюдателей научного смысла и даже делает безнравственным.

Когда врач наблюдает за страданиями безнадежно больного, в этом есть смысл. Врач ищет способ, как помочь, если не этому человеку, то другим. И рано или поздно такой способ находит. Потому что наблюдает страдания больного с целевой установкой при первой же возможности вступить в противодействие с болезнью. Историки Земли просто наблюдают, понимая, что помочь людям Арканара извне нельзя, каждый мир должен пройти свой путь развития. Любопытство свое научное тешат уважаемые полдневцы. И попутно нечаянно, но не так уж редко усугубляют страдания конкретных людей.

Румата дает надежду на победу Арате. Потом отнимает ее. Он дает надежду на счастье Кире, и тоже бесплодную. Он ведет невнятные многозначительные разговоры с сочинителем Гуром и доктором Будахом, заставляя их в очередной раз осознать безнадежность их положения, жестокость мира и жизни. Страшная игра, напоминающая сюжет «Далекой Радуги», на которой такие же игруны, только от физики, уничтожили жизнь на целой планете. Метод изучения древней истории через внедренных наблюдателей показывает страшную нравственную инфантильность общества Полдня. Для людей мира Полдня работа, наука — это как игра для ребенка. Им интересно и, пользуясь материальным изобилием коммунистической Земли, они любой ценой удовлетворяют свое любопытство. Нечаянно разрушая чужие судьбы. И свою собственную психику. Пугающая черта, присутствующая во всех повестях Стругацких, посвященных миру Полдня.

Земляне затвердили себе постулат о невмешательстве. Но точно ли они не вмешиваются? Румата спасает кого-то из талантливых образованных людей Арканара и эвакуирует их в безопасное место. Это уже вмешательство. Судьбы ученых, художников, литераторов принадлежат истории. Эти люди творят историю своего мира самим фактом своего существования. Спасая их, пусть и от верной гибели, Румата изменяет историю мира. Он цивилизовал девушку Киру, хотя бы в плане гигиены. Он показал ей, что благородный дон, аристократ — это не всегда скотина. И тем самым вмешался в формирование нравственной атмосферы мира вокруг девушки. Он попытался вытащить из средневековой грязи мальчика Уно, показал ему нечто необычное в быту, хотя бы то же ежедневное мытье с помощью двух лоханок или домашний уклад, где хозяин не колотит слуг за малейшую провинность и требует чистые простыни. Это тоже вмешательство. Возможно, для общества Арканара такое вмешательство полезно, но для Киры и Уно смертельно.

Румата и другие прогрессоры невольно вторгаются в чуждый им мир, а этот мир вторгается в них. Вместо строго дистанцированного наблюдения Румата вступает в дружеские отношения с бароном Пампой, влюбляется в Киру, демонстрирует страсть к доне Окане, материально поддерживает Арату, стиснув зубы, приятельствует с местной аристократией и изображает благородного дона. Все это оставляет след в нем. Он меняется. И с каждой такой переменой отдаляется от мира, в котором родился. В этом еще один страшный этический дефект метода познания землян. Ради бестолкового, в общем-то любопытства они разрушают и себя тоже. Это тоже общая черточка всех книг Стругацких о мире Полдня. Когда в жизни нет трудностей и конфликтов, людям становится скучно и они ищут себе трудности и конфликты везде, где могут. Отсюда и погибшая Радуга, отсюда и садистско-мазохистское наблюдательство на Арканаре. Скучно коммунарам, вот и ищут, чем разнообразить жизнь.

Когда Румата теряет контроль над собой после убийства Киры, мы особенно ярко видим бессмысленность присутствия землян на чужой планете. Румата — ответственный и выдержанный человек. Он хладнокровно воспринимает гибель донны Оканы, его мало беспокоят безымянные жертвы серых гвардейцев и даже жизнь отца и брата Киры. Это все объекты наблюдения. Но когда гибнет любимая женщина, потребность отомстить за ее гибель этому несправедливому миру, дону Рэбе, Ордену берет верх. Жителям феодального Арканара Румата сочувствует умозрительно, а вот за одну Киру жаждет убить всех, кто виновен в ее смерти. Человеку не нужны чужие миры, города, цивилизации. Ему нужны только другие люди, конкретные, с лицами и именами. Люди, которые нужны были Румате, не обладали никакими выдающимися достоинствами в науке и искусстве. У землян не было повода спасать их. Хотя никто не запретил бы Румате эвакуировать Киру и Уно. Он сам не сделал этого вовремя, поскольку был увлечен своей научной игрой. А ставкой в этой игре были жизни людей. Не прогрессоров, нет. Других людей, которых они осмелились приблизить к себе и одарить надеждой.

Люди Мира Полдня опасны для человеческих сообществ с иным укладом. Они слишком наивны, слишком дети. И, как дети, могут оторвать лапки жуку или взять в руки выпавшего из гнезда птенца, не подозревая, что обрекают более слабое существо на гибель. Научные исследования не должны превращаться в самоцель. Особенно если предметом изучения являются люди.

Очень сильная, пронзительная вещь о взрослении человека, уже давно взрослого по годам.