Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
У Вадима Охотникова, автора недавно вышедшей книги научно-фантастических рассказов «На грани возможного» (В. Охотников. «На грани возможного». Изд. «Молодая гвардия». 1947 г., стр. 88, цена 4 руб.), есть сатирический рассказ «Автоматы писателя». Появление этого рассказа у автора, избравшего жанр научной фантастики, не случайно. Перед ним самим был целый набор «автоматов», созданных задолго до того, как он взялся за перо. Чудак-ученый, призванный своими выходками развлекать заскучавшего читателя; злодей, в руках которого оказывается грозное изобретение; молодой «рыцарь без страха и упрека», на котором можно даже невооруженным глазом обнаружить знакомые «заусенцы», всегда образующиеся, когда, штампуя детали, слишком долго пользуются изношенным штампом, — все это достаточно уже примелькалось в литературе.
В. Охотников отказался от этих штампованных персонажей. Но вместе с тем он не отказался ни от интриги, ни от хорошей занимательности, ни от элемента «тайны», который необходим в научно-фантастическом произведении. Ведь эта таинственность органически присуща не только данному литературному жанру, но и самой профессии людей, в действительной жизни стоящих у «грани возможного» — смелых исследователей, поднимающих завесу будущего.
Издательство: М.: Молодая гвардия, 1947 год, 30000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка, 88 стр. Серия: Библиотека научной фантастики и приключений
Комментарий: Обложка и внутренние иллюстрации В. Высоцкого.
Читая рассказы «Шорохи под землей», «Электрические снаряды», «История одного взрыва», «Напуганная молния», читатель вместе с автором идет запутанной тропой, в поисках разгадки, активно участвует в творческом процессе... Главное же в том, что читатель, закрывая книгу, несомненно, задаст себе вопрос: «А возможно ли это в самом деле?». Он невольно задумается над тайной «электрических снарядов», над принципом разрушительной машины профессора Богуцкого, над необычайными установками, служащими для появления искусственных шаровидных молний... И, конечно, захочет поближе познакомиться с затрагиваемыми в книге физическими явлениями.
Поэтому фантастика Охотникова— нужная нам фантастика, помогающая молодежи избирать свой собственный путь к грани возможного в науке и технике. В то же время рассказы эти — художественные произведения, а не научно-популярные очерки, искусственно беллетризованные.
В нашей литературе есть чудесные описания природы. Порою даже ничтожная былинка, которую в напряженнейший момент жизни видит герой. врезается в память читателя, словно выгравированная на металле. Мы живем в век машин, в годы «пятилетки науки», как часто называют нашу послевоенную пятилетку, но в огромном большинстве случаев авторы для описания машин, приборов, лабораторий не находят нужных слов, приемы художественного письма «сдают», когда дело идет о металле, стекле, пластмассе, обо всем том. что человеческие руки оживили и превратили в чудесные вещи, помогающие нам перестраивать мир. Любование, ложный пафос неуместные восторги здесь только вызывают законное чувство досады. Рассказы Охотникова скупы на описания, но в лучших из них читатель — даже совсем далекий от техники — невольно будет захвачен своеобразной романтикой научной работы на «грани возможного», где человек и прибор или машина связаны чем-то большим, чем только ручкой управления. Читатель словно видит причудливые тени различных приборов на стенах опустевших ленинградских лабораторий, освещенные автомобильной фарой от полуразряженного аккумулятора. Он вместе с исследователями наблюдает на катодном осциллографе «фантастическую игру синего узора, волнующегося на дымчатом белом экране»... Он понимает, что это не просто игра линий и цветов, а отражение в волшебном зеркале науки важных и грозных явлений. Он слышит вместе с действующими лицами щелканье звукометрической аппаратуры, шипенье пластинки с записью страшной смеси звуков воздушной тревоги, бомбежки, падения стен домов и каких-то еще никем не разгаданных звуков.
Для своих новелл автор выбрал темы, наиболее близкие для него, как специалиста: радио, звук. Но постоянно чувствуется. что он знаком не только с приборами, но и людьми. Человек, его переживания нигде не заслоняются, как это нередко бывает, любованием машинами, аппаратами, голой техникой.
В рассказе «Напуганная молния», например, очень, хорошо показан «маленький» человек, оказавшийся участником решения сложнейшей научной проблемы: искусственного получения шаровидной молнии. Он всего лишь комендант полигона научно-исследовательской организации, занимающейся этими опасными опытами, но он отнюдь не считает себя случайным спутником ученых, которому завтра быть может придется быть комендантом бани, жилых строений, рынка. И, когда дело для исследователей обернулось плохо, он принимает отчаянное решение: выйти на единоборство со страшной шаровидной молнией, «играющей» с группой ученых, притаившихся в траншее.
Сам выбор темы научно-фантастического произведения очень нелегкое и ответственное дело. Если тема в лучшем случае служит только фоном для создания художественных образов, а не является рычагом пропаганды научных достижений, — этим перечеркивается первая половина названия жанра «научно-художественный». Такая тема с этой точки зрения порочна. Порочны темы, уводящие читателя от сегодняшнего дня, никогда не осуществимые. Любимый герой иностранной научно-фантастической литературы — сверхчеловек или же человек, пытающийся, топча других, вырваться наверх во что бы то пи стало. Ярким примером является «Невидимка» Г. Уэльса. Только человеку, задумавшему воспользоваться личным превосходством над другими людьми, нужно страшное для окружающих изобретение невидимки.
Герои научно-фантастических рассказов Охотникова все заняты работами совсем другого порядка: их изобретения немыслимы вне коллектива, объединенного одной важной творческой задачей. В рассказе «Шорохи под землей» инженеры борются за овладение тайной повышения добычи калия и магния — чудесных веществ, так необходимых всему народному хозяйству. В «Электрических снарядах» целую группу людей объединяет одна идея: облегчить участь героического Ленинграда, обстреливаемого сверхдальнобойной немецкой артиллерией. Особенно характерен в данном отношении рассказ «История одного взрыва». Там — тоже Ленинград и тоже борьба с врагом, ведущаяся самоотверженным коллективом. Но талантливый изобретатель Богуцкий, ненавидящий врага и хотящий помочь Родине, стремится все сделать сам, он боится, Что участие других людей умалит его значение, как изобретателя нового способа борьбы с самолетами. И в результате этого — неизбежная трагическая развязка: вражеские самолеты гибнут, но не остается и следа ни от установки Богуцкого, ни от него самого.
Язык Охотникова прост, ясен, не вульгаризирует научной терминологии, не изобилует излишними техницизмами, чем грешат некоторые авторы, которые даже о простых, обыденных вещах стараются говорить на уровне «Курса сопротивления материалов».
Много трудностей стояло на пути заслуженного деятеля науки и техники В. Охотникова, написавшего художественные произведения на темы, кровно близкие для него, как научного работника. Об этих трудностях хорошо говорится в рассказе «Автоматы писателя».
«Меня почему-то все время тянуло изображать на бумаге математические формулы. Или в крайнем случае еще раз написать отчет о своей последней работе под названием. «К вопросу о псевдопараметрическом резонансе в четырехполюсниках при неустановившемся режиме контуров»... В своих рассказах Охотников отлично преодолел эти трудности: рассказы его — это рассказы писателя, а не только научного работника, случайно взявшегося за художественную литературу.
Книга «На грани возможного» показывает, что автор имеет все возможности создать более крупные научно-художественные произведения, с более полно очерченными характерами героев и широко взятыми проблемами завтрашнего дня.
С конца прошлого года в Государственном издательстве детской литературы Наркомпроса РСФСР выходит интересная серия книг для школьников среднего и старшего возрастов под названием «Библиотека научной фантастики и приключений». В эту библиотечку входят небольшие произведения советских и иностранных писателей. До настоящего времени в ней вышли пять книг, пользующихся успехом у юных читателей.
В рассказе «Пещера чудовищ» французского писателя Мориса Ренара — автора многих научно-фантастических романов и рассказов (перевод Н. Рыковой, рисунки А. Комарова), читатель знакомится с вымершими животными отдаленных геологических периодов. «Вопросы, возникающие в процессе чтения, — пишет автор вступительной статьи Ф. Бублейнцков, — должны привлечь любознательного читателя к изучению серьезной научной литературы о прошлом нашей земли».
Особенным успехом пользуется у школьников научно-фантастический рассказ «Белый Карлик» И. Нечаева — молодого инженера-химика и писателя-популяризатора, участника Отечественной войны. В основу рассказа, посвященного проблеме использования атомного ядра, положена та мысль, что наука и военная техника свободолюбивых стран сильнее техники германского фашизма. Книжка иллюстрирована рисунками худож. А. Павлинова.
В нынешнем году в «Библиотеке научной фантастики» вышли: рассказ Жюль Верна «Доктор Окс» (перевод с французского 3. Бобырь) — о действии кислорода на живые организмы и природу; рассказ А. Конан-Дойля «Маракотова бездна» (перевод и обработка Н. Рыковой, иллюстрации П. Павлинова), рисующий картины глубоководной морской жизни, и два рассказа (в одной книге) Г. Уэллса: «Новейший ускоритель» и «Хрустальное яйцо» (перевод с английского Н. Волжиной, рисунки М. Гетманского).
В каждой книге содержится вступительная статья, в которой рассказывается о писателе, его творчестве и печатаемом произведении.
Все книги этой библиотеки вышли 50-тысячным тиражом. Цена их — от 55 к. до 2 рублей каждая.
Сегодня интересующиеся советской фантастикой прекрасно знают, кто такой писатель БАГРЯК, сначала существовавший как П. БАГРЯК («Кто?», «Перекресток», «Месть» и «Оборотень» — с 1966 по 1968 год), а с 1972 года превратившийся в Павла БАГРЯКА («Синие люди», «Фирма приключений» и все книжные публикации после этой даты ранних повестей).
Но так было не всегда. В советское время тайну множественной личности БАГРЯКА знали очень немногие, хотя слухи, конечно, ходили. Их подогрела странная его фотография, опубликованная в первом номере журнала «Смена» за 1973 год (в «Фантлабе» ошибочно указано, что этот снимок – из журнала «Огонек»). Его фантастический детектив «Синие люди» получил премию среди лучших публикаций журнала предыдущего 1972 года.
В 12-м номере журнала «Уральский следопыт» за 1985 году легендарный Виталий БУГРОВ подвел итоги одиннадцатой по счету викторины для любителей фантастики. В ней был вопрос о творческих тандемах писателей:
— Дотошные знатоки предлагают причислить к коллективным и произведения Павла БАГРЯКА — сборник повестей «Пять президентов», роман «Синие люди». Ссылаются при этом на некоторые, мягко говоря, странности в послесловии «БАГРЯК о себе», напечатанном в польском издании «Синих людей». Судите сами, вот что там, помимо прочего, написано:
«Я родился в конце двадцатых и в начале тридцатых годов. Преимущественно в Москве, но частично также и в Сочи.
В возрасте двадцати пяти лет мне удалось совершенно законно получить шесть дипломов об окончании высших учебных заведений…
Шесть лет я посвятил адвокатуре, два года — геологии, полтора — конструированию самолетов, семь лет работал с футбольной командой в должности профессионального тренера, двадцать лет читал лекции в планетарии, осваивал целинные земли, ловил рыбу в Гвинейском заливе… Я два раза вступал в Союз писателей, а в настоящее время вступаю в третий раз, хотя ни разу не был исключен…
Работать я люблю в одиночестве. Для меня это возможно, т. к. я располагаю восемнадцатью комнатами
в различных районах Москвы, хотя, по правде говоря, иногда трудно, найти среди них такие, в которые не вбегали бы изредка мои дети, четыре девочки и пять мальчиков… пардон, четыре мальчика и пять девочек…»
Странного и в самом деле немало, не правда ли? (В скобках заметим, что П. БАГРЯК охарактеризовал состояние своих дел максимум к 1974 году, когда «Синие люди» были изданы в Польше.) Впрочем, если даже «П. БАГРЯК» и коллективный псевдоним, то кто из участников викторины поручится, что в своем творчестве возможные соавторы исповедуют принцип «буриме»? Нет, придется все-таки подождать, пока что-либо прояснится в этом запутанном деле.
(В 2014 году Владимир Борисов, который, возможно, и был тем самым «дотошным знатоком» в 1985-м, представил в Фантлабе полный вариант перевода этого послесловия).
Впервые четко и однозначно было сообщено о том, кто скрывается за псевдонимом БАГРЯК 12 февраля 1988 года на 4-й странице специального фантастического выпуска газеты «Книжное обозрение»:
Соавторы оставили свои воспоминания и свои интерпретации событий, связанных с рождением и жизнью П. БАГРЯКА.
Дмитрий БИЛЕНКИН о БАГРЯКЕ
В 1971 году в сборнике «Ночь контрабандой» был опубликован рассказ Дмитрия БИЛЕНКИНА «Человек, который присутствовал», цитата из которого фигурирует почти во всех заметках о П. БАГРЯКЕ:
— В тот вечер мы, как всегда впятером, собрались у Валерия Гранатова... Мы часто сходились так затем, чтобы вместе сочинять приключенческие повести. Поначалу столь обычная в науке и столь редкая в литературе форма содружества казалась нам оригинальной забавой, могущей развлечь нас и читателей, но постепенно что-то стало меняться. Наши способности, знания, темпераменты сплавились настолько, что возникла как бы общая, самостоятельная личность, отчасти похожая на нас, а отчасти совершенно нам незнакомая. С удивлением мы заметили, что она обретает над нами власть. Она не желала ограничиваться созданием искусного вымысла, она хотела большего и ради этого большего требовала от нас полной душевной отдачи. Мы должны были или раствориться в этом новом качестве, или разойтись, а мы не хотели ни того, ни другого. Легко выложить из кармана мелочь ради дружеской забавы, но слить капитал для поимки журавля в небе – дело иное.
Понятно, что здесь описан процесс творчества соавторов БАГРЯКА. Далее там говорится, что в каких-то случаях обдумывание сюжета впятером входило в резонанс: «Быстро, четко, с полуслова разматывались сцены, мы зажигали друг друга идеями. Находки легко перепархивали из рук в руки, обогащаюсь на лету». А в каких-то «пустяк, на уяснение которого одиночка потратил бы секунды, требовал неимоверных усилий. Мы словно гасили мысли друг друга».
Ярослав ГОЛОВАНОВ о БАГРЯКЕ
В 1998-1999 годах «Комсомольская правда» печатала с продолжением дневники журналиста Ярослава ГОЛОВАНОВА, начинавшиеся с 1953 года (в 2001 изданы в трех книжных томах). 3 октября 1998 года был обнародован фрагмент о П. БАГРЯКЕ, который тоже цитируется очень часто. Вот он (написано в январе-марте 1966 года):
— Перед Новым годом Панкин [Панкин Борис Дмитриевич, главный редактор «КП» в 1966-73 гг – Я.Г.] пригласил меня, ГУБАРЕВА, БИЛЕНКИНА, Вальку АГРАНОВСКОГО и предложил нам сообща написать авантюрную повесть. Написать нетрудно, гораздо труднее выдумать. Мы позвали в соавторы Виктора КОМАРОВА — лектора Московского планетария и замечательного выдумщика. Так родился П. БАГРЯК — фантастическая фамилия, составленная из наших инициалов. П — поскольку нас было пятеро.
Потом появился иллюстратор БАГРЯКА Павел Бунин, которому мы подарили букву П. Б — это БИЛЕНКИН Дима. А — АГРАНОВСКИЙ. Г — ГУБАРЕВ. Р — для благозвучия. Я — Ярослав. К — КОМАРОВ. Впятером мы и засели на квартире у Димы БИЛЕНКИНА, где много часов придумывали сюжет. Сюжет разбивался на главы. Главы распределялись с учётом пристрастий и индивидуальных особенностей участников всего этого литературного хулиганства. Если какую-нибудь главу никто не хотел брать, бросали жребий. Каждый писал, как хотел, не помышляя о единстве стиля. (Оказалось, что как раз в этом — особый шарм БАГРЯКА!). Отклонение от утверждённого всеми сюжета порицалось, а в очень редких случаях глава вообще браковалась. Написанное отдавали АГРАНОВСКОМУ, который, однако, ничего не правил, а просто следил, чтобы герой в одной главе не курил сигарету, если в другой он курит трубку.
Панкину наше сочинение не понравилось, он посчитал его слишком громоздким для газеты.
— Поймите, если читатель пропустит хоть один номер, — говорил Борис, — он потом ни черта не поймёт!
Тогда я отнёс БАГРЯКА в журнал «Юность» Борису Полевому. Он прочёл и сказал, что это настоящая «хэллобобовская» литература и печатать это надо обязательно! «Хэллобобовская» — это производное Полевого от типично американского «Хэлло, Боб!» Так Борис Николаевич обзывал всё это авантюрно-приключенческое чтиво. Нынче летом он обещал напечатать повесть П. БАГРЯКА «Кто?»
(Если и есть в литературе 1960–1970-х годов действительно погубленный талант, то это — П. БАГРЯК. Он делал поначалу головокружительную карьеру. Его перу принадлежат 6 приключенческих повестей, которые были опубликованы в «Юности», «Смене», «Сельской нови», включались в популярные сборники «Фантастика» и «Мир приключений». Книги БАГРЯКА были изданы в «Золотой серии» Детгиза, неоднократно издавались и даже переиздавались «Молодой гвардией». БАГРЯК был переведён на несколько языков, дважды экранизирован (широкоформатный художественный фильм режиссёра Рубинчика «Отступник» сделан очень неплохо!), БАГРЯК был обласкан критикой, в одной из статей «Лит. газеты» его «на полном серьёзе» сравнивали с Агатой Кристи. П. БАГРЯК был, как сейчас говорят, полностью «раскручен». Я совершенно убеждён, что если бы в середине 1960-х годов мы бросили все свои дела и занялись только БАГРЯКОМ, то госпожа Маринина наперегонки с полковником Леоновым сегодня бегали бы БАГРЯКУза пивом и он спокойно мог бы одолжить тому же Гусинскому миллиончик-другой долларов. Но, увы, мы не услышали призывного трубного звука судьбы, не бросили своих дел: ГУБАРЕВ занимался пьесами и ядерными ужасами, КОМАРОВ читал лекции в планетарии, БИЛЕНКИН писал свою фантастику, АГРАНОВСКИЙ лениво сочинял очерки, я влип в 800-страничного «Королёва». Мы все считали БАГРЯКА делом хоть и интересным, но второстепенным, в нашей личной жизни не главным, а это было золотое дно! Летом 1987 года, когда не стало Димы БИЛЕНКИНА, все мы поняли, что П. БАГРЯК умер. — Прим. 1998 г.).
Впрочем, заявление Ярослава ГОЛОВАНОВА о том, что в «Литературной газете» БАГРЯКА «на полном серьёзе» сравнивали с Агатой Кристи – несколько преувеличено. Точнее, сравнение – да, было, но не в пользу БАГРЯКА: «Нет здесь сюжетных хитросплетений, как у Агаты Кристи, или психологических ухищрений как у Честертона. Здесь все просто и ясно, как на футбольном поле: левые и правые, темные и светлые, супермены и жертвы, интеллигенты и военные, толстосумы и журналисты...»
В статье А. Кузнецова «Морщины на лицах» и произведения П. БАГРЯКА, и западные детективы, заполонившие тогда толстые литературные журналы, названы как раз этими «морщинами» на лице отечественной словесности.
Виктор КОМАРОВ о БАГРЯКЕ
22 мая 1992 года в газете «Книжное обозрение» появилась статья «Я – Павел БАГРЯК. Опыт иронической автобиографии» с подписью – «литературная запись Виктора КОМАРОВА». В 2022 году издательство «Алатырь» перепечатало ее в «рамке» БАГРЯКА «Пять президентов. Хроники инспектора Гарда».
Вот выдержки из этой статьи:
— Я родился в начале 60-х годов XX столетия в возрасте сразу 35 лет. И произошло это знаменательное событие не в родильном доме, а в одном из кабинетов отдела науки редакции «Комсомольской правды»... у меня было сразу пятеро отцов. Именно начальные буквы их имен и фамилий и составили ту фамилию, под которой вскоре после рождения я был официально зарегистрирован. Впрочем, поначалу существовал еще один – шестой потенциальный отец, однако в самый последний момент, за несколько часов до моего появления в этом мире, он почему-то ретировался, оставив на память лишь одну из букв моей фамилии...
Перо я взял в руки, точнее, сел за пишущую машинку, через несколько дней после своего рождения. И уже первый мой литературный опыт обратил на себя внимание тогдашнего главного редактора «Комсомольской правды» Бориса Панкина... Узнав, что в стенах верной ему газеты произошло столь неординарное событии... шеф «Комсомолки» заинтересовался мой первой повестью... и тут же пообещал выделить на четвертой полосе специальную колонку, чтобы печатать ее с продолжениями.
Но, увы... публикация моего сенсационного детектива со дня на день все откладывалась и откладывалась.
В конце концов, потеряв терпение, я познакомил со своим детищем главного редактора журнала «Юность» Бориса Полевого... Прочитав повесть, Полевой ухмыльнулся и, сказав, что, по его мнению, она относится к литературе, которую он называет «хелло-бобовой», тем не менее обещал напечатать... А когда я робко поинтересовался, что значит «хелло-бобовая», все с той же усмешкой пояснил:
— Это произведения о западной жизни, которой сами авторы не испытали. Поэтому все ее приметы сводятся примерно к таким фразам: «Хелло, Боб!»... «Хелло, Джек!»
От mif1959: в этом описании Полевой умнее и ироничнее, чем в дневниках ГОЛОВАНОВА, где говорится о якобы передаваемом данным словосочетанием высокомерном его отношении к авантюрно-приключенческому чтиву. Да и приписываемое ему ГОЛОВАНОВЫМ словосочетание «хеллобобовская» как-то явно неграмотнее «хелло-бобовой». Судя по всему, Ярослав ГОЛОВАНОВ, может, и передавал рукопись Полевому, но встретился с ним по прочтении явно не он: это пересказ с чужих слов. Но вернемся к Виктору КОМАРОВУ:
— Я получил от одного из своих родителей гены, обеспечивающие способность острого построения сюжета и знание современных научных проблем, от другого – гены искрящегося юмора, от третьего – умение описывать погони и перестрелки, чувство меры – от четвертого, наконец, литературное и редакторское дарование – от пятого. Моя заслуга состоит лишь в том, что я сумел объединить эти качества и способности, которые, как вы понимаете, на улице не валяются... Должен честно признаться, что в моих повестях и романах есть определенная доля хулиганства. Разумеется, литературного хулиганства.
В 2003 году Виктор КОМАРОВ в 24 номере газеты «На грани невозможного» опубликовал статью «История несостоявшейся книги» все о том же БАГРЯКЕ, где написал:
— Работали мы так: собирались все вместе и для начала подробно обсуждали содержание будущей повести — формировали сюжет и, выстроив фабулу, разделяли ее на отдельные главы. А затем распределяли их между участниками в соответствии с их литературными интересами, пристрастиями и возможностями. БИЛЕНКИНУ в основном поручались главы, в которых должны были присутствовать философские рассуждения, ГУБАРЕВУ лучше всего удавались описания погонь, ГОЛОВАНОВУ — юмористические ситуации, АГРАНОВСКОМУ — юристу по образованию — главы, требовавшие знания криминалистики, а автору настоящей статьи — отрезки, связанные с наукой.
После подобного согласования каждый в установленный всеми срок писал свою главу и зачитывал ее на следующей встрече. Коллективно вносились необходимые поправки и, после того как авторы глав их учитывали, первый вариант будущей повести передавался на редактирование Валерию АГРАНОВСКОМУ, обладавшему наиболее ярко выраженными редакторскими способностями.
На заключительном этапе готовая повесть зачитывалась вслух и, в случае одобрения, мы принимали меры, необходимые для ее публикации...
Хочу особо подчеркнуть, что наши встречи и совместные обсуждения, о которых идет речь, доставляли нам всем огромное наслаждение! Это было неповторимое общение близких по духу и уровню интеллекта людей, щедро обогащавших друг друга оригинальными идеями, соображениями и мыслями. Мы позволяли себе говорить все, что думаем, ничего не скрывая, иногда даже в известной степени «хулиганить», и это доставляло всем нам ни с чем не сравнимое удовольствие и удовлетворение!
Владимир ГУБАРЕВ о БАГРЯКЕ
В 2022 году издательство «Алатырь» в «рамке» «Синие люди» опубликовало эссе Владимира ГУБАРЕВА «Пять разных характеров и... БАГРЯК. История о том, как иногда рождаются писатели» (спасибо коллегам _Pir_ и VERTER, переславшим ее мне). Похоже, это первая публикация: Владимир Степанович ушел из жизни в январе 2022 года и вполне мог по просьбе издательства написать это эссе. В эссе он целиком перепечатал вышеуказанный отрывок из дневника 1966 года Ярослава ГОЛОВАНОВА и примечание к нему 1998 года, но представил и ранее неизвестные факты. В частности, о том, что – был случай – БАГРЯК выступал по радио, где назвал свои произведения «фантастически-приключенчески-детективно-философ скими» и частично озвучил в этом выступлении то, о чем говорилось в послесловии к польскому изданию «Синих людей» 1974 года, а еще – что после «Фирмы приключений» начал работать над новой повестью «Бессмертный» — «но тут произошли события, которым было суждено погубить БАГРЯКА»...
Торжественное награждение премией цеха критиков-от-фантастики "Филигрань" состоится 25 августа 2024 года, начало в 14.00, адрес: Москва, ресторан "Старина Мюллер", малый зал, Воронцовская улица, дом 35б (неподалеку от станции метро "Крестьянская застава" и "Пролетарская"). Приглашаются все желающие.
До начала торжественного награждения традиционно пройдут Чтения памяти Аркадия и Бориса Стругацких. В программе Чтений — круглый стол "Что такое мир Полдня?"
Партнером Оргкомитета и жюри Ф-критиков в 2024 году выступает Союз литераторов России. Поэтому помимо вручения премии Филигрань будут также вручаться две новые литературные премии, учрежденные СЛР:
1.СИНИЙ ЛИСТ — за поэтическое произведение на русском языке, тематика и наполнение которого, связаны с фантастикой, либо за авторское поэтическое
произведение, включенное в состав фантастической прозы.
2.ЗВЕЗДНАЯ КОМАНДА — премия составителю межавторского сборника фантастики или авторской сказки.
НОВЫЕ НАУЧНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ И НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЕ КНИГИ
Большой популярностью у советских читателей пользуются произведения научно-художественной и научно-фантастической литературы. Читателям хорошо известны имена писателей М. Ильина и А. Казанцева. Первый плодотворно работает в жанре научно-художественной литературы, Александр Казанцев — автор ряда научно-фантастических романов, среди них «Арктический мост», «Обычный рейс», «Пылающий остров» и другие.
Корреспондент «Вечерней Москвы» обратился к этим писателям с просьбой поделиться своими творческими планами. Вот что они рассказали:
«Кольцо ветров»
А. КАЗАНЦЕВ
Недавно в издательстве «Трудрезервиздат» вышел мой новый роман «'Мол Северный». В нем рассказывается о реальной возможности преобразования Арктики, о создании незамерзающего круглый год Северного морского пути. Если в мелководных полярных морях от Новой Земли до Берингова пролива в ста километрах от берегов соорудить ледяной мол, он отгородит прибрежную часть сибирских морей от льдов и холодных течений Ледовитого океана. Эта прибрежная часть морей не будет замерзать, потому что питающая их теплая струя Гольфстрима не будет компенсироваться, как сейчас, холодными течениями. О рождении и осуществлении такого замысла и написан роман.
В процессе работы над книгой, во время путешествия по Арктике я сталкивался с моряками, учеными, гидрологами, метеорологами... Замысел романа заинтересовал многих, и они готовы были рассматривать его, как реальную, когда-нибудь осуществимую задачу. И тогда встал вопрос: что же произойдет, если в Арктике действительно будет существовать незамерзающая полынья шириной в сто километров, длиной в четыре тысячи?.. Повидимому, вдоль такой полыньи стали бы дуть устойчивые ветры, появилось бы новое воздушное течение, которое нарушило бы равновесие в земной атмосфере, а потому возникло бы и встречное воздушное течение. В известных условиях оно могло бы пройти над материком, над монгольской высокогорной пустыней Гоби, над великой мертвой пустыней Гоби Китая, над нашими среднеазиатскими пустынями. Два воздушных течения замкнулись бы и образовали гигантское кольцо ветров, обнимающее половину нашего континента. Эти замкнутые в кольцо ветры несли бы на север теплые массы воздуха пустынь, отепляя Арктику, а из Арктики в пустыни — прохладу и влагу полярных морей; уравняв климат и северных и южных мертвых ныне пространств, они сделали бы их и у нас, и в Монголии, и в Китае плодородными краями.
Когда в Арктике возникала эта коллективная идея, печать сообщила о проекте профессора Уайдера из Корнельского университета в США, предлагающего план метеорологической войны против СССР и соседних с ним стран. С помощью искусственно вызванных ветров американский «ученый» не в романе, а в действительности рассчитывал погубить посевы в ненавистных ему странах Европы и Азии.
Перед нами были два проекта управления атмосферой: жизнеутверждающий, выдвинутый, конечно, пока, как мечта, советскими людьми, и человеконенавистнический, который цинично опубликовал «ученый» мракобес. Мне захотелось сопоставить в романе два мира, два замысла создания ветров. Это и стало содержанием моего нового научно-фантастического романа «Кольцо ветров».
Наряду с работой над романом, я рассчитываю написать научно-художественную книгу для издательства «Молодая гвардия» о машинах, облегчающих человеку труд, дающих ему возможность во всех областях деятельности превратиться из исполнителя в командира машин. Книга эта явится развитием только что вышедшей в этом издательстве моей книги «Машины полей коммунизма».
(Вечерняя Москва, 1953, № 239, 9 октября)
Что это за история с профессором Уайдером? Источник (советский) здесь ясен — это маленький фельетон в № 33 журнала "Огонёк" за 1951 год.
цитата
После морского министра Форрестола, хотевшего применить межпланетные атомные бомбы, с не менее «великой» идеей выступил профессор метеорологии Корнельского университета Уайдер. Уайдер предложил использовать специальные приборы, установленные на кораблях, находящихся в Атлантическом океане, с целью «отвести дожди далеко от коммунистических стран, для того , чтобы они погибли от засухи». «Ученый» профессор подсчитал, что можно будет уменьшить количество атмосферных осадков на 50 процентов и таким образом уничтожить посевы.
Профессором метеорологии Корнельского университета в то время был Willam K. Widger, который действительно занимался проблемами искусственного дождевания и влияния климата и микроклимата на урожай. Но никаких следов описанного предложения я не нашёл. Не то чтобы это было принципиально невозможно.