Рецензии на фантастические книги

Умножить род?

.

Повесть начинается с размышления о том, с чем можно сравнить историю. Например, с каменным углем, который легко принять за минерал, но это не так. На самом деле уголь — это миллионы и миллионы листьев, сваленных в одну кучу, под собственной тяжестью застывших и уплотнившихся. Также и исторические записи, делающиеся день ото дня на протяжении множества поколений превращаются в незыблемый монумент, памятник прошедшим столетиям.

Либо же повесть можно сравнить с мелом. Мел — это не обычная порода. На самом деле это кости, миллионы и миллионы костей, спрессованных под тяжестью веков. История соткана из костей — бесконечных жертв, братских могил, погребенных под невообразимым грузом вины, пока они не будут сдавлены достаточно сильно, чтобы на их фундаменте можно было строить настоящее.

А затем Паркер рассказывает свою историю, которая показывает, что и то и другое сравнение не более чем поэтическая идеализация, а само восприятие истории, в том числе и рассказанной на этих страницах, как чего-то правдивого, вряд ли возможно.

Начинается она так: свежеиспеченный тиран собирает группу историков и искусствоведов, давая нетривиальную задачу: раскопать руины города, величественной цивилизации прошлого, очага культуры и искусств, который был сметен с лица земли ордой варваров. Одна беда, этого города никогда не существовало, а его появление нужно исключительно по политическим мотивам, чтобы шельмовать соседей по карте, выставив их потомками тех самых варваров, а в дальнейшем подготовить фундамент для войны, которая должна восстановить историческую справедливость. Естественно, нужно воспроизвести раскопки так, чтобы ни одна живая душа не усомнилась в их подлинности.

Главный герой — лингвист, занимающийся изучением мертвых языков. Он способен по крупицам восстанавливать лингвистические знания, и описанию тонких моментов работы историка-лингвиста уделено немало времени. «Making History», самое близкое к термину "лингвистическое фэнтези" произведение из тех, что мне доводилось читать. Хотя "фэнтези" очень условный маркер: здесь нет магии, нет сверхъестественных существ, богов, пророчеств об избранных и прочего классического антуража. Скорее, есть некий аналог даже не "альтернативной", а "параллельной" истории, которую, в отличие от произведений Гая Гэвриела Кея, вряд ли получится привязать к какому-то конкретному историческому периоду нашего мира. К тому же всё, что касается мироустройства, даётся Паркером размашистыми и грубыми мазками, достаточными, чтобы понять подоплёку происходящих событий, но совсем не достаточными, чтобы сложить цельную картину, хотя бы о том, какому уровню исторического развития соответствует описанный Паркером мир. Пожалуй, правильнее будет сравнить его со своеобразным аналогом античности, в котором гуманитарные науки ушли в развитии гораздо дальше, чем технические.

Итак, главному герою вместе с группой ученых необходимо подделать исторические находки (автор, в очередной раз, не поленился закопаться в матчасть и очень подробно расписал методику фальсификации артефактов и те неочевидные детали, которые при этом нужно учесть) и при этом каким-то образом остаться в живых, ведь весьма вероятно, что получив желаемые свидетельства, тиран захочет избавиться ото всех, кто знает правду. Но в определенный момент Паркер почти по-филипдиковски повышает ставки:

Возможно ли такое, что они сотворили подделку настолько совершенную, что неосознанно восстановили давно канувшее в глубины веков прошлое? Или же сама ткань истории настолько зыбка, что меняется от одной лишь попытки фальсификации, подобно природе света в опыте с двумя щелями? Либо же, кто-то еще более могущественный ведет свою, не до конца понятную игру? Во второй половине повести спираль интриги закручивается весьма и весьма плотно. Но, зная Паркера, легко предположить, каким будет финал.

И здесь я перехожу к не самой сильной стороне повести. Чтобы разрешить все конфликты и ответить на все вопросы (на самом деле не совсем, но об этом ниже) автор ближе к финалу вводит персонажа, который ранее в тексте совершенно не фигурировал: эротический интерес главного героя, куртизанку и владелицу доходного дома, которая начинает помогать ему, сначала в поиске улик, которые должны пролить свет на происходящее, а затем и с тем, как остаться в живых. Вытаскивание персонажа-решателя проблем, подобно роялю из кустов, ровно в тот момент, когда он будет необходим, само по себе является весьма слабым сюжетным приемом, а учитывая ту роль, которую куртизанка сыграла в финале истории, она явно должна была упоминаться с самого начала, иначе все действие сводится к тому плохому детективу, где убийцей оказался случайный прохожий, который до поимки никогда не появлялся в сюжете. Не говоря уж о том, что злодейские лекции обреченному герою — это жуткий моветон, не объяснимый ничем, кроме писательской лени.

Концовка, к разочарованию многих, что нашло отражение и в отзывах, оказалась нигилистической. В одном из последних абзацев автор прямо пишет:

цитата

Вот почему, когда я говорю "нахер правду", я не лукавлю. Я не испытываю ненависти к правде, она не оскорбляет меня, ничего подобного. Я не думаю, что можно ненавидеть то, чего на самом деле не существует. Я бы сравнил правду с драконами и единорогами. Все знают, как они выглядят и чем занимаются, а живущие в городе, вероятно, знают о драконах и единорогах больше, чем о коровах и козах. В этом смысле драконы и единороги реальны; в этом смысле реальна и правда. Могу я описать дракона или правду? Ну или хотя бы нарисовать? На самом деле, я не очень хорошо рисую. Встречу ли я когда-нибудь единорога или правду? Не думаю. Беспокоит ли меня это? На самом деле, нет.

Поиски исторической правды заранее обречены на провал, именно к такому выводу приходит герой. Существовал ли тот самый город на самом деле? За десятками фальсификаций и разрушений подлинных памятников, сотнями раз за разом переписанных исторических документов это уже не имеет никакого значения. Было ли совершено по-настоящему значимое историческое открытие, либо же фальсификаторы наткнулись на еще большее мошенничество, а может быть это самое большее мошенничество было совершено только для того, чтобы скрыть тот факт, что в попытке фальсифицировать историю герои непостижимым образом докопались до истины. Спираль можно раскручивать бесконечно, но какой в этом смысл, если сама история о группе историков и искусствоведов, которых собрал тиран, чтобы дать нетривиальную задачу: раскопать руины города, великой цивилизации прошлого, очага культуры и искусств, который был сметен с лица земли ордой варваров, была написана лишь для развлечения любителей фантастики и получения писательского гонорара. И написана, стоит отметить, весьма бесхитростным образом, с использованием многократно высмеянных клише. Искать в ней истину — весьма безблагодатное занятие.

Таким образом, в финале Паркер достает кукиш, который он увлеченно крутил в кармане все это время и с удовлетворением демонстрирует его читателю. А тому не остается ничего, кроме как увидеть в этом жесте глубокий смысл.

Не будем ходить вокруг да около и не замечать того, что и автор не слишком уж скрывает. Перед нами фантастическая версия «Легенд и Латте», трудолюбиво переносящая концепцию Трэвиса Болдри, который буквально создал новый жанр, в фантастические декорации Америки недалекого будущего. Если у Болдри главная героиня, бывшая наёмница и искательница приключений, решила отойти от дел и открыть кофейню, то у Ньюиц, бывший военный бот после окончания гражданской войны в Америке решает отойти от дел и открыть... лапшичную. С такими вариациями написана вся повесть: здесь не будет высоких ставок и угроз персонажам, за исключением смертельно опасной попытки починить канализацию, а повествование построено на атмосфере взаимопомощи и заботы друг о друге: классическое уютное фэнтези, только в фантастическом антураже, в который подмешено несколько модных и, так сказать, актуальных тенденций. В первую очередь, разделение Америки на свободолюбивую Калифорнию и весь остальной расистко-робофобский Янкилэнд (термин из повести), где роботам до сих пор не дали права и во время войны они могли "уснуть свободными в Калифорнии и проснуться как бесправная собственность в Америке". Даже ревью-бомбинг, который устроили лапшичной роботов, в итоге оказался инспирирован робофобными спецслужбами Янкилэнда. Кстати, я не могу отделаться от ощущения, что основу мира Ньюиц взяла из рассказа своей партнерши, Чарли Джейн Андерс «Книжный магазин на краю Америки» — еще один образчик "уютной фантастики", написанный до того, как это стало мэйнстримом, в которой Калифорния сражается за независимость. И, естественно, Калифорнию будущего Ньюиц и Андерс рисуют практически одинаково: еще не отошедшую от военной разрухи, но очень прогрессивную, с полным расовым и гендерным разнообразием. Я бы даже предположил, что это одна вселенная, но у Андерс роботов не было.

И здесь скрывается первая проблема «Automatic Noodle», то что роботы и отношение к ним здесь являются не более чем метафорой на мигрантов и то, как относится к ним общество. "Они отнимают у нас рабочие места", "они подозрительные и опасные" и прочее все в таком духе, что отчасти обесценивает самих роботов, которые далеко не так нереальны, как в эпоху Золотого века фантастики и заслуживают того, чтобы проблемы их существования обсуждались напрямую, не становясь при этом метафорой каких-то других проблем. Не говоря уже о том, что подобный подход порождает гору незапланированных нелепостей с роботами, которые в одной сцене рисуются максимально непохожими на людей, а в другой — излишне очеловечиваются. В одной сцене они меняют анатомию серией простых операций (Ньюиц в одном из интервью делится откровением, что заложила в эту сцену свой собственный опыт с операцией по удалению груди, из-за которого она настрадалась, и ей хотелось описать операцию по изменению анатомии, которая проходит гладко и безболезненно), манипулируют собственной памятью, что позволяет менять сознание и даже характер, перезагружаются в случае фатальных ошибок, откатываясь к последним сохраненным настройкам. А в соседних сценах, они впадают в депрессию от критики, утешают друг друга обнимашками и угнетаются по поводу и без. В повести есть автоматический доставщик, который находит оскорбительным то, как были репрезентованы говорящие машины в "Транформерах". И я даже не уверен, ирония это автора или нет. Ну и, конечно, как можно в изображении роботов обойтись без гендерной репрезентации, наделив их самыми разнообразными местоимениями? И слово "робофобия", которое встречается в тексте слишком часто, явно маскирует под собой другие, куда более известные "-фобии". В общем, балаган здесь такой, что мне интересно, найдут ли роботы саму повесть оскорбительной?

При этом более глубокая проблематика повести, которая заявляется, проговаривается автором в послесловии и многочисленных интервью, остается недостаточно раскрытой. Она заключается в игре слов, обыгранной в названии открытого роботами общепита: "аутентичный — автоматический", что на английском звучит более похоже. Главный вопрос в том: как можно чтить человеческую культуру приготовления пищи, будучи неспособным даже попробовать еду. И даже больше — какого это в принципе наслаждаться достижениями иной культуры, при этом не принадлежа к ней. Вопрос этот достаточно тонкий, но автор и не пытается о нем задумываться, обозначая даже не проблему, а так, общий контур проблемы, как в детективных сериалах мелом обводят лежащий труп. И вместо его проработки мы получаем довольно классическую историю про то, как персонажи со сложным прошлым находят друг друга и благодаря общему делу становятся сильнее.

При всей вышесказанной критике такая история ценна сама по себе. В этом чувстве сплоченности и готовности заниматься общим делом и совместно преодолевать трудности сокрыта основная ценность "уютного" фэнтези и научной фантастики. Далеко не всегда проблемы решаются насилием, что зачастую является основным инструментом классической фантастики, чаще всего куда больше помогает способность доверять себе и своим близким. Ну и классический "общепитовский" процедурал: как приготовить лапшу, если у тебя манипуляторы, как добавить специи, как украсить зал — выписан с вниманием к деталям и увлеченностью. Ньюиц признается, что сама является большой поклонницей китайской лапши и все рецепты из книги основаны на ее любимых блюдах.

А еще в книге есть забавная пасхалка, которая для меня сразу добавила к роману лишний балл. Столкнувшись с ревью-бомбингом роботы решают наращивать базу постоянных клиентов и открывают сайт своей лапшичной, название которого упоминается в тексте: automaticnoodle.website. И если перепечатать его в браузер, то можно попасть на специально созданный для повести вебсайт, в котором можно почерпнуть пару фанфактов, посмотреть на приведенные выше авторские фотографии и даже закупиться посвящённым книге мерчом (что также отсылает к сюжету романа — в определенный момент времени мерч "автоматической лапшичной" стал приносить роботам даже больше прибыли, чем готовка).

И пусть уши автора мелькали в тексте там и тут, что иногда раздражало, но чаще смешило, «Automatic Noodle», в целом, на удивление приятное чтение.

Повествование ведется от лица Руфуса, молодого парня, чудом избежавшего виселицы и принятого в актерскую труппу под руководством драматурга Гийома, странствующую, на первый взгляд, по вполне себе средневековой Франции. Буквально на первых страницах они получают задание от умирающего солдата: доставить таинственную коробку Его Святейшеству в Авиньон. Но чем дальше труппа странствует по городам и весям, тем отчётливее понимание, что события происходят в отдаленном будущем. В конце концов, автор прямо проговаривает, что после "технологической эры" наступили долгие "сумрачные столетия" приведшие к откату технологий к уровню, близкому к средневековому. И хотя упоминаются войны, складывается впечатление, что подобное развитие событий по замыслу Рейнольдса является естественным ходом вещей, поэтому повесть вряд ли можно назвать постапокалиптической, и с каждой перевёрнутой страницей она всё меньше кажется таковой. Мир откатился "назад во времени" очень странно: с одной стороны труппа путешествует в конной повозке, Гийом пишет пьесы пером на бумаге, да и дальняя связь в мире явно отсутствует. С другой стороны в навершие кинжала старого солдата и члена труппы Бернара заключен кусок обедненного урана, войны ведутся с помощью энергетического оружия, а в больших городах есть "лечебные гробы", полежав в которых можно восстановить здоровье. Но больше всего меня поразило, когда на одном из привалов труппа отобедала мясом мамонта. Вот уж где не помешало бы чуть более подробное объяснение, почему всё так и как оно работает.

Но Рейнольдса подобные мелочи не интересуют. Он продолжает сплетать воедино высокие технологии, примитивный уклад и исторические отсылки, не заботясь о сочетаемости компонентов, предлагая принять получившиеся декорации своей пьесы "как есть" со всеми условностями и упрощениями. И как зрители театральных постановок смиряются с бутафорским реквизитом, так и читатель должен смириться с тем, что он не получит никаких объяснений, почему в этом мире есть высокие технологии и при этом нет самых примитивных технических средств. А вот элементы фэнтези, которые обещались в анонсах, к сожалению или к счастью, в повести отсутствуют совсем. Те немногие детали, которые на них походят, вроде всадника без головы, который по легендам странствует вблизи проклятого леса, по мере развития сюжета получат вполне рациональное объяснение.

И хотя в основе сюжета мы имеем классический квест по доставке артефакта к месту назначения, в первую очередь Рейнольдса интересует быт театральной труппы Франции времён, которые за всеми технологическими условностями, напоминают раннюю Эпоху Возрождения. Организации постановок, работе с реквизитом, репетициям и распределению ролей уделена львиная доля произведения, и в определенный момент это начинает восприниматься как одно огромное провисание сюжета. Ведь страниц остается все меньше, мы всё так же далеки от поставленной цели, а обитатель загадочного ящика, который очень скоро начинает разговаривать с Гийомом, а позже и с Руфусом, не спешит открывать свои секреты. Вместо этого Рейнольдс касается темы, которой меньше всего ждешь от данного сюжета: критики использования искусственного интеллекта (читай, нейросетей) в творчестве. Ведь Гийом, бывший ранее знаменитым драматургом, исписался и уже давно не может выдавить из себя хоть сколько-нибудь пристойной пьесы, но обитатель ящика даёт ему снова возможность творить, и даже лучше чем раньше, но насколько этично такое творчество? Ответ даёт дальнейшее моральное падение персонажа. А следом уже и перед Руфусом возникает дилемма: как поступить, зная, что его мастер уже не тот, что раньше, совращённый "демоном из ящика". И дальше сюжет начинает развиваться в совершенно другом направлении.

С одной стороны, финальные сцены романа в декорациях "проклятого леса", который на поверку окажется вышедшей из под контроля попыткой справиться с загрязнением окружающей среды конца технологической эры, весьма хороши. С другой, Рейнольдс в очередной раз откусил больше, чем смог прожевать.

Это просто части декорации классической трагедии о верности и предательстве, учениках и наставниках, долге и амбициях. И в финале, в лучших традициях рейнольдсовских концовок мы убеждаемся, что все происходящее, в глобальном смысле, не имело никакого значения.

Роли сыграны и на сцену опускается занавес. К вящему разочарованию единственного зрителя, сиречь читателя. Но ему не привыкать. Вещь получилась довольно типичная для Рейнольдса, обещающая куда больше, чем в итоге дающая. И псевдосредневковый сеттинг скорее усугубляет проблему.