Рецензии на фантастические книги

Я думаю, перед каждым автором успешного цикла возникает соблазн развить успех: рассказать больше о полюбившемся читателям мире. Ведь у него уже есть фанбаза, которая с нетерпением ждет новых историй, а новый мир мало того, что может быть принят неоднозначно, так еще и сконструировать новый, не менее глубокий и потенциально интересный мир — задача непростая. И, самое главное, рискованное — всем нам прекрасно известны печальные примеры, когда автор запирал себя в рамках одного, пусть и очень успешного проекта, бесконечно сочиняя к нему продолжения. В Японии вот и вовсе популярная манга часто пишется именно с прицелом под бесконечную сериализацию — пока рейтинги держатся она будет выходить, а как только волна популярности схлынет — тайтл спешно закроют, оборвав все сюжетные линии парой сумбурных глав. Еще немалое количество проектов так и остались незаконченными, как из-за выгорания, так и из-за внезапной смерти автора.

Поэтому делать из успешного цикла рассказов пятитомное эпическое фэнтези — решение смелое, и в известной степени рискованное. Мало того, что далеко не все фанаты с пониманием воспримут смену формата — от вполне самостоятельных и прекрасных даже по отдельности повестей к связанным между собой романам, так и после пяти вполне может последовать и шестой и седьмой (где-то на этом месте недовольно икает один Сапковский).

С другой стороны эпичности «Грядущей тьме» как раз-таки отчаянно не хватает. Я бы даже сказал, что это вполне себе классическая повесть цикла, разве что растянутая до размеров романа. В главной роли по прежнему несравненный вурдалак и Заступа села Нелюдово Рух Бучила, которого на первых же страницах вербует давний Рухов зна­комец, сотник Захар Проскуров по прозвищу Безнос. Дело на первый взгляд непыльное: сгорела крохотная деревушка, а все жители куда-то пропали. Набег московитов, или, может, опять мавки шалят? Но очень скоро события принимают куда более зловещий оборот и Заступе с отрядом Безноса, к которым присоединяется колдунья-пиромантка и группа школяров, предстоит столкнуться с последствиями черного и злого колдовства: от армии зомби до прорыва тварей из иных миров.

В общем, вполне себе заурядный день в карьере вурдалака Бучилы, который видывал и не такое. Качественный скачок в сторону эпического фэнтези не произошел, все-таки оное, окромя многотомности, предполагает как широкую географию событий, так и большое количество персонажей. Здесь же, с одной стороны, мы то и дело получаем небольшие эпизоды от лица других репортеров (с которыми Белов чаще всего обходится так же как Мартин с героями прологов и эпилогов «Песни Льда и Огня»), но полноценными персонажами они так и не становятся. Повествование отчаянно бучилоцентрично, и никаких героев, которые могли бы с ним сравниться и сместить фокус читательского внимания нет, и, по всей видимости, не предвидится. Более того, автор к концу романа даже не создает какого-то устойчивого каста персонажей, за счет того, что расправляется с вводимыми героями без всякой жалости и в каких-то даже неприличных количествах. Нет, сами по себе герои яркие, но они приходят и уходят так быстро, что не успевают сформировать с читателем устойчивой связи, а чтобы их смерть хоть как-то отзывалась, приходится прибегать к весьма топорным приёмам. И когда очередной герой начинает толкать телегу про свои планы, что вот он сейчас как остепенится, семью заведет, на вдовушке женится — читатель уже все понимает. Не впервой уже.

И это, увы, касается не только персонажей. Иной раз Иван Белов повторяет с небольшими вариациями одни и те же, и не сказать что шибко удачные шутки:

цитата

— Барон, [совершал я с твоей матерью действия сексуального характера], ты рехнулся, что ли, совсем? — восхитился Бучила.

— Па-апрошу не трогать мою драгоценную матушку, — отсалютовал сапогами Сашка. — Хотя, может, она бы и не против была.

цитата

— Прекратите балаган, — огрызнулся через плечо Рух. — Нашли время.

— Он меня за сиськи, как потаскуху, хватал, — пожаловалась Илецкая. — И не скажу, будто мне не понравилось, но…

А стивенкинговские нагнеталочки напряжения в духе "они еще не знали то...", "они и подумать не могли сё..." звучат в тексте несколько чаще, чем это было бы уместно.

Не то что бы это были серьезные претензии, но это мелкие раздражающие элементы, которые чем дальше, тем сильнее мешают мне двигаться по циклу, восторги относительного которого у меня медленно утекают. Рух Бучила, пусть по-прежнему поджигает зады окружающим неизбывным сарказмом, все больше становится классическим героем фэнтези, без той неоднозначности, что была заложена в персонажа вначале (не зря же цикл начался с «Полста жён...»). И чем дальше, тем менее этот рассказ подходит к тому образу персонажа, который рисуется на страницах последних произведений. Наверное, это было ожидаемо, но тем не менее разочаровывает.

Но главным недостатком цикла я назову очень слабых антагонистов. Вернее даже отсутствующих. Нет, конечно, в первых повестях были классические "монстры недели", неизменно побеждаемые вурдалаком, но вот, первый роман и персонажи "столкнутся с силами, о существовании которых они даже не подозревали. Мир погрузится во тьму и настанут времена новой Пагубы, тайну которой и предстоит разгадать героям" — как говорил сам автор. Но эти самые силы — главное разочарование книги. Таинственные колдуны, жестокие и коварные, преследующие некие не вполне понятные цели, так и остаются нераскрытыми и не сказав ни слова ложатся под каток сюжета. Они даже полноценными персонажами не стали, просто мобы пожирнее из компьютерной игры, фактически ничем кроме уровня угрозы не отличающиеся от монстрослизней из Нарыва. Где-то, вестимо, кто-то могущественный интригует и что-то происходит, но в этом Иван Белов удивительно скуп на намеки, видимо, сохраняя материал для следующих книг, узкий мостик к которым бросается очередным намеком:

цитата

И он ушел, не подозревая, что с Сашкой Краевским они встретятся нескоро и встреча будет не особенно радостной…

При всех вышеперечисленных недостатках «Грядущая тьма» остается на удивление приятным чтением. Автор отлично владеет слогом, а его талант визионера позволил создать уникальный для современного русского фэнтези мир — пожалуй, в жанре у него сейчас просто нет конкурентов, я просто не знаю другого современного российского автора, который может с ним сравниться на ниве гримдарка. Цикл имеет достаточный запас прочности чтобы выдержать еще с пол десятка таких, наполненных экшном, но при этом в глобальном смысле проходных историй, и при этом сохранить читательский интерес.

Не назову роман совсем уж безыдейным и сконцентрированным исключительно на битвах, пусть они и преобладают. Так, рисуя маэвов Белов удачно развенчивает миф о благородных дикарях, а одной из главных тем книги можно назвать незначительностей жизней отдельных людей, перед лицом глобальности надвигающихся событий — простая истина, которую Бучила должен, но не собирается понимать. Но потенциал цикла куда больше, и автор оставляет себе широкий простор для продолжений (в том числе за счет недосказанности и постоянной смены персонажей). И хочется верить, что лучшие романы цикла ещё впереди.

P.s. кроме романа в сборник входит повесть «Тоньше льда», очередная рождественская история, коих в цикле было уже несколько. Небольшой локальный сюжет, который неожиданно получает философскую подоплеку о том, как постепенно трансформируются старые верования и древние боги находят себе место в новом мире, меняясь вслед за ним. Здесь не будет развития глобального сюжета, не будет обещаний новой встречи со старыми персонажами, не будет интригующих где-то за кадром кукловодов.

Отличная история, в общем, рекомендую.

А ещё это очень искренне. Честно говоря, не помню, чтобы я читал в этом году более искренней книги. Да и в прошлом году тоже. Иногда это вызывает чувство неловкости: кажется, что свистнул с полки чей-то дневник и читаешь утренние страницы, которые никто никому и никогда не должен был показывать. Подкупает ли это? Сложный вопрос.

От текста веет энергией той самой Книги, с большой буквы, которую пишут потому что не могут не писать. Эта книга далеко не всегда идеальная, но при этом очень личная. Говорит о наболевшем, вот только наболевшее чаще всего — это банальности и трюизмы. Их надо «переболеть», чтобы синтезировать в что-то оригинальное, а здесь они часто поданы в сыром, не всегда удобоваримом виде.

Признаюсь также и в том, о чем стоило сказать с самого начала — я не планировал читать эту книгу. Она мне досталась в подарок от автора за составленную библиографию, что, чёрт побери, приятно. И раз случилась такая оказия, решил прочесть. Но ни положительной, ни даже объективной рецензии не обещал — только честную. И именно такую я и планирую написать.

Итак, два наших героя, Тео (его главы подаются от первого лица) и Мия (ее главы — от третьего) живут своей худшей жизнью. Один — офисный клерк в некой фирме, выполняющий работу, которую сам до конца не понимает, другая — продавец-консультант в «Универмаге счастья» из отдела одежды для мужчин в стиле кэжуал. Оба глубоко неудовлетворены своей жизнью и одиноки, но рутина их еще только покусала, а не пережевала до конца. Очевидно, рано или поздно их судьбы должны пересечься, но только автор не будет торопить события. Очень долгая завязка в данном случае необходима: мы проживаем несколько дней невыносимо рутинной жизни, чтобы глубже погрузиться во внутренний мир героев, понять их глубокий личностный кризис.

Стоит отметить, Тео как персонаж мне крайне неприятен, а образ мысли не близок. Одухотворённая персона, которая видит кругом лишь серость и пустоту. Но как же часто внешняя серость — лишь отражение серости внутренней, неспособности что-либо дать миру. Глядя на пустые лица в транспорте, он не задумывается, что для всех остальных он — такой же обыватель. Неудивительно, что его путь оказывается деструктивным.

Проблемы Мии во многом схожи, но в какой-то момент она влипает в историю: становится невольной участницей реалити-шоу: за ней круглосуточно наблюдают толстосумы-извращенцы, а закончится может все очень плохо. В отчаянии она начинает искать помощи в самых неожиданных источниках.

Изначально меня очень смущал концепт романа — антиутопия с элементами контркультуры: все эти безликие силуэты и миллиарды камер на обложке — ну чистая оруэловщина же! Но я не думаю что эти жанры так уж хорошо сочетаются. Они находятся в оппозиции, которая отчётливо ощущается на страницах романа.

Его действие происходит в мире недалёкого будущего, который очень похож на наш. Практически все технологии уже реализованы в том или ином виде. Тем не менее автор прямо говорит через множество антуражных деталей, вроде импортозамещенного аналога нельзяграмма — мир книги в лучшем случае параллелен нашему. И это не идёт роману на пользу. Фантастические декорации всегда снижают градус сопереживания, ведь читатель подсознательно понимает: что бы ни происходило в книге, это не здесь, не в нашем мире, не про нас. Чтобы пробить эту стену, антиутопии обычно гипертрофируют ужас. Показывают общество бесконечно кошмарное, но основанное на узнаваемых тенденциях мира текущего, они достигают эффекта за счёт неизбежного сравнения и нахождения сходства между "сейчас" и "возможно".

Контркультура же предлагает гиперреализм — демонстрацию во всех красках изнанки того, что происходит сейчас. И здесь было бы прекрасным решением показать героев, живущих в узнаваемом "сейчас", которые внезапно обнаруживают над своим бытом ужасающую надстройку и пытаются найти выход из системы. Отчасти, именно это автор и проделывает, но фантастические элементы ему только мешают, тем более, что большая их часть весьма условна и ни на что не влияет, как некий Творец, которого герои поминали всуе через главу вначале книги, но намертво забыли в середине.

Не говоря уж о том, что большая часть книги атакует общество потребления — мишень даже слишком удобную. В ее основании прошлые стрелки, начиная с Хаксли, пробили такую дыру, что можно провалиться. Провалиться и написать ещё одну удобную, но пустую книгу — вестимо. Очень сложно написать книгу, критикующую акселерационистское будущее, не скатываясь при этом в преувеличения и морализаторство, и я не уверен, что Бенцлеру задача удалась в полном объеме. Но где-то между строк запрятана интересная отсылка, которая станет чеховским ружьем: «Бойцовский клуб» Паланика, главный контркультурный шедевр, воспевающий бунт против системы, давно уже проходят в школах. Автор сразу дает подсказку, что плоха та система, которая не делает бунт против нее своей неотъемлемой частью, намекая на развязку романа, с одной стороны предсказуемую, а с другой — защищающую роман от множества возможных нападок. Когда я читаю книгу, на которую планирую делать обзор, я часто делаю заметки, помечая критические места, на которые стоит обратить внимание. И по ходу чтения у меня накопилась целая пачка логических просчетов и несуразностей. Например, Мие рассказывают шокирующую тайну о том, что она оказалась участницей игры на выживание в ванной, где камер от сетки богатеев-извращенцев должно быть больше всего! Однако, после прочтения последней страницы весь этот список пришлось удалять. Никакие логические провалы сюжета с такой концовкой не имеют значения.

И пусть по мере чтения я все чаще ловил себя на мысли о фальши, бесконечной фальши происходящего, последняя глава показала: это не баг, а фича. Да, эти двое живут в фальшивом мире, в «Шоу Трумэна», где сообщников для свержения системы ищут, кинув клич в интернет (не повторяйте этого дома). Но и что с того, если эти двое искренны с собой и друг с другом? Так из бесконечной фальши рождается новая искренность, неловкая, смешная, но настоящая — и это лучшая часть романа.

Когда мы с автором работали над библиографией, он убедил меня для изданной официально книжки завести отдельную страничку — из-за цензурных правок она очень сильно отличается от первого, опубликованного самостоятельно варианта. Только после прочтения я понял всю соль этой ситуации. Книга, которая критикует аморальность и разложение общества не вписывается в его строгие рамки. Лучший пример высшей формы иронии просто невозможно придумать!

Еще сложнее было определиться с оценкой, но, в конце концов, я поставил достаточно высокий балл, пусть и с небольшим авансом. Голос автора достаточно самобытный, и мне интересно о чём он расскажет дальше, когда уже было сказано то, о чём невозможно молчать.

Жанрово «Blood Over Bright Haven» можно отнести к научному фэнтези с небольшим влиянием стимпанка, в первую очередь, в части уровня технологий. Действие разворачивается в городе-государстве c говорящим названием Тиран, окруженном от остальных, диких земель, магическим барьером. И не мудрено, ведь за барьером обитают дикари-квены, а так же зловещая Скверна, болезнь, от которой нет ни лекарства, ни спасения. Некоторым квенам удается проникнуть за барьер, но только чтобы стать слугами истинных граждан Тирана.

Главная героиня книги, честолюбивая волшебница Сциона, поначалу весьма далека от этих проблем: она готовится пройти главный экзамен в своей жизни и стать первой женщиной-архимагом, войдя в круг из сотни избранных, которые фактически управляют городом. Не будет большим спойлером сказать, что экзамен она сдаст успешно, но пройдя его, Сциона быстро понимает, что статус архимага не избавляет от предрассудков, царящих в академической среде. Напротив, на каждом шагу ей придется сталкиваться с предубеждением и насмешками от волшебников-мужчин. В частности, вместо подходящего ее статусу помощника, ей отдали полуграмотного квена Томила, который работал в Башне уборщиком.

Это знакомство постепенно начинает открывать Сционе новый мир, о котором она ранее не задумывалась, а через какое-то время, как и в «Мече Кайгена» повествование сделает крутой разворот и мы начнем читать совершенно иную книгу. Если основная тема первой половины книги — стремление к знаниям, амбиции и попытка выгрызть свое место в мире, то вторая часть рассказывает, что скрывается за фасадом цивилизованности и то, насколько может ослеплять погоня за собственным благополучием. Первостепенное значение играет диалог Томила и Сционы о доброжелательности и добродетельности. Кто праведнее: тот кто желает другим добра, но чьи действия только ухудшают жизни других, или жестокий и порочный человек, который движется к своей цели не считаясь со средствами, но при этом улучшает жизнь многих других? Кого будут возвеличивать, а кого проклинать? А что изменится, если перенести этот вопрос с действий отдельного человека на общество в целом?

И вот здесь пришла пора сравнивать роман с «Вавилоном». Отставив на время социальный подтекст, сравним сначала миры двух книг. У Ванг, как мы уже выяснили, вполне классическое фэнтези. Куанг же рисует крайне похожее на наше общество колониальной Англии, при этом исторический процесс, политическое устройство и география, в целом, копируют наш мир. Единственным значимым отличием является наличие магической системы, и если рассматривать ее в вакууме, то она у Куанг не просто удалась, это одна из самых оригинальных и потенциально глубоких магических систем в фэнтези, основанная на переводе и разности значений одних и тех же слов в различных языках. Идея свежая, и в то же самое время обладающая огромным потенциалом для раскрытия.

У Ванг магия с одной стороны куда проще и традиционней, основана на перекачке энергии и материи из иного мира, но при этом механика её работы описана куда полнее и достовернее: мы проведем немало времени, постигая ее нюансы. Магия является неотъемлемой составляющей мира «Blood Over Bright Haven»: ее природа, особенности и ограничения являются, в конечном счете, главным двигателем сюжета, в то время как у Куанг она по сути еще один инструмент, чтобы пнуть клятых колонизаторов, при этом оставаясь любопытным, но легкозаменяемым гиммиком. Она даже не пытается представить, как бы изменился мир, появись в нем магия перевода — а изменился бы он кардинально. Настолько сильный искажающий фактор не мог бы не повлечь за собой изменение как общественного устройства, так и исторического процесса. Но этого не происходит, мир так и остается калькой нашего, а потенциально великая магическая система не находит должного применения, встраиваясь в те системы и устройства, которые в нашем мире успешно обходились без всяческих колдунств. В принципе, подобная ограниченность вполне понятна, ведь любая попытка экстраполяции отвлекала бы от главной цели, ради которых роман писался: напиныванию клятых колонизаторов, да. Но вот Ванг, тем не менее, успешно совместила обе задачи, не только гармонично показала развитие мира, в котором магия становится определяющей силой, но и сформулировала вполне однозначное социальное высказывание, которое фантастические элементы только усиливают, а не ослабляют.

Основной движущей силой двух книг является изменение внутреннего состояния героев, которые сталкиваются с вопиющей несправедливостью окружающего мира и пытаются изменить статус кво. При этом идеалистический пафос и эмоциональность с которыми они это делают, характерны, скорее, для янг-эдалта, а не для взрослой литературы, в которой подобная экзальтация смотрится неестественно. Но Сциона имеет на подобную реакцию куда больше морального права, ведь открываемые ею тайны — куда сложнее и глобальнее банального "угнетатели угнетают". При этом она, в конечном счете, ведет себя более рационально и не выходит за моральный горизонт событий, о чем мы поговорим позднее.

Что интересно, оба героя парадоксально одновременно привелигированы и угнетены: Сциона, пусть и получила первоклассное образование, остается белой вороной, женщиной, занимающейся мужскими делами, что вызывает осуждение и насмешки. Свифт, герой Куанг, также получает первоклассное образование, но его китайские корни никогда не сделают его в колониальной Англии своим.

И тут мы, пожалуй, подходим к самому главному: критике колониализма, системного расизма и прочих машин угнетения, которая является ключевой темой двух романов. Тема для woke-волны фантастики середины десятых и начала двадцатых годов не то что бы новая, но очень многие авторы наступают на одни и те же грабли: очень сильно перегибают палку. Пытаясь придать критикуемым моделям общества максимально уродливые формы, они низводят их до уровня дешевой карикатуры, безвкусного кривляния, пасквиля вместо приговора. Раскрашивая мир всего в два цвета, создавая упрощенную, поляризованную модель общества (клятые угнетатели vs. благородные BIPOC-и) они лишают его жизнеспособности.

Перемещение повествования в наш мир, с реальными историческими аналогиями, лишь обостряет проблему. В первую очередь, потому что история человеческой цивилизации куда сложнее и масштабнее, чем однобокие "критические расовые теории" с прибитой гвоздями стрелочкой угнетения. Поэтому мне, как славянину и потомку крепостных, весьма забавно читать про белые привилегии. Мой исторический опыт и мои корни просто отбрасываются как нерелевантные и игнорируются, так как не вписываются в биполярную авторскую картинку, так же, как например, оказывается, что антисемизм не расизм, потому как евреи — белые. И вот тут фэнтези, вместо того чтобы демонстрировать силу чистого воображения, становится ширмочкой, за которую принято прятать проколы сиюминутных идеологических баталий. Например, когда Куанг начинает в обличительном порыве нести совсем уж откровенную чушь, мол де рабство придумали белые, апологет книги легко может возразить: "это же фэнтези! может в ее мире и правда белые придумали, автору видней!". Но чтобы подобные аргументы работали, желательно чтобы мир книги не был калькой с нашего. Аналогично, например, когда коллега Р.Ф. Куанг, Нора Кейт Джемисин, заявляет, что величайшие достижения европейского искусства жалкий плагиат африканской культуры, которую белые бессовестно апроприировали — это вызывает ну разве что закатывание глаз, и не важно сколько в ее мире Великих Городов фэнтези, а сколько современной мифологии. Последней линией защиты могло бы стать то, что роман написан в расчёте на совершенно другую аудиторию, но что же это получается, вместо того чтобы эту самую аудиторию просвещать, показывая всю сложность и неоднозначность мира, ее вместо это кормят удобными и социально-одобряемыми штампами, заметая под ковер все, что ставит их под сомнения. Это как-то уж слишком подозрительно похоже на критикуемый подобными авторами колониальный подход.

Ванг действует тоньше и умнее. Она переносит повествование в полностью выдуманный мир, создавая его жуткое, но убедительное отражение. Это позволяет ей критиковать не конкретных политических оппонентов, а универсальные пороки, общие для всех обществ и культур. Так работают антиутопии: они показывают то что могло бы быть, тем самым предостерегая от крайностей радикализма. Выписывая тиранийское общество, построенное на крови и костях других народов, Ванг в своем праве — как архитектор мира она свободна от обвинений в предвзятости и переписывании исторических фактов в угоду следования повестке, а возможная однобокая интерпретация остается только на совести читателя.

Напротив, проза Куанг полна инфантильной дидактичностью: она не доверяет способности читателя дойти до ее моральных озарений самостоятельно, прочесть между строк и сделать нужные выводы, поэтому подает антиколониальный пафос максимально прямолинейно, пережевывая для самых непонятливых. А чтобы полученная кашка уж точно усвоилась, в ход идут боевые сноски, в которых она еще раз достанет уже проглоченные читателем факты и дополнительно разжует, не оставив никаких вариантов трактовки.

Кстати, эта назидательная манера сыграла с Куанг злую шутку, и ее недавний роман, «Katabasis», был принят читателями куда более холодно, в первую очередь из-за раздражающей дидактичности.

Выбранной манерой повествования Куанг сама себя загоняет в ловушку в финальных сценах, когда студенты-революционеры становятся террористами и начинают кошмарить обывателей Лондона, чтобы свергнуть власть порочных колонизаторов. Не зря же роман подзаголовок "Необходимость насилия" имеет. Тут обычно следует линия защиты, мол, что нет, Куанг показывает, что насилие — это не выход, что это тупик. Но, позвольте. А где же сносочки, которые эту, безусловно, глубокую мысль разжевывают? Без них, судя по отклику, многие поняли роман вполне однозначно, как призыв к действию. Вот например, классическая рецензия на роман, где рецензент слопал пропагандирующий насилие посыл и не поморщился:

цитата несколько цитат в переводе

Если и есть что-то, в чем Вавилон преуспевает, так это в тщательном рассмотрении роли насилия в социально-политическом ландшафте. С одной стороны, такие персонажи, как Гриффит, настаивают на том, что насилие необходимо для того, чтобы добиться значительных и долговременных перемен. ... Другие персонажи, такие как Летти и профессор, выступают за ненасильственные реформы. Конечно, эти персонажи, занимающие привилегированное положение, выступают за ненасилие. Эта нормисная стратегия гарантирует их собственную безопасность в рамках систем, которые они якобы хотят изменить.

... Вавилон в конечном счете утверждает, что насилие необходимо как угнетателю, так и угнетенным. Сильные мира сего прибегают к насилию, чтобы сохранить статус-кво. Насилие бессильных оправдано как шаг к воображаемому лучшему будущему. Аргументация Вавилона в пользу насилия особенно интересна, учитывая, что жертвами насилия почти всегда становятся те, кто находится ниже по иерархии. Мне показалось увлекательным — и мрачным — то, что Куанг, при всем ее богатстве воображения, не представляет себе революцию без насилия в отношении и без того угнетенных людей.

Как тут не вспомнить дивовскую "Выбраковку", где антиутопический посыл был настолько тонкий, что, кажется, в какой-то момент про него забыл и сам автор. Так и в случае с «Вавилоном» аргументы о том, что "необходимость насилия" на самом деле является ее критикой появляются только в том случае, когда роман начинают упрекать в оправдании террора. Финал, который, по мнению апологетов книги, должен был демонстрировать тупиковость данного пути, то и дело читается ровно противоположным образом — как утверждение о его единственноверности.

Но чем же это отличается от книги Ванг, которая выстраивает повествование аналогичным образом и приводит героев к сходному финалу? Не считая того, что колониальное общество Англии в нашем мире саморазрушилось благодаря объективным историческим процессам, а не терроризму одиночек, из-за чего оправдание насилия не только преступно, но лживо, Ванг побеждает за счет силы чистого вымысла. Она создает такое общество, которое действительно можно исправить только разрушив до основания, что убедительно демонстрируют герои, которые перед тем как пойти на крайность перепробовали все остальные, менее радикальные способы, пытаясь изменить общество изнутри путем убеждения. Более того, финальный акт направлен не на более угнетенных, к чему сводится необходимость насилия Куанг, а на подлинных виновников и по сути дела массовых убийц, на самых порядочных из которых клейма негде ставить.

Однако что же мы видим в отзывах на книгу Ванг? Ирония в том, что ее как раз критикуют за недостаточную радикальность.

цитата

Я также в целом потрясена тем, что эти люди настолько подавлены, что никто не сопротивляется. Ни одна угнетенная группа в истории не реагировала так на притеснения. Люди сопротивляются и объединяются. Почему квены этого не делают?

цитата

Я не могу поверить, что BIPOC — автор [сиречь — принадлежащий к людям цвета или коренным народам], мог написать роман о белом герое-спасителе/мученике. Боже мой. Постарайся получше.

цитата

Это та история больше подходила бы для 70-х или 80-х годов, когда маргинализированные группы не только должны были пытаться встроить себя в систему, которая гарантировала их провал, но и должны были тратить эмоциональные усилия на попытки переубедить доминирующую группу.

...

Просто нет оправдания тому, что эта история написана сегодня.

И так далее, и тому подобное. В моде необходимость насилия, если тебя пытаются переубедить словами — стреляй в шею.

Не могу сказать, что роман идеологически безупречен, нет, есть вопросы, на которые Ванг не дает ответ, и которых всячески избегает. Например, если тиранийцы во всем уступают квенам, которых при этом считают дикарями, если все достижения их цивилизации не более чем плод угнетения и воровства, то почему же квены проиграли в исторической борьбе? Потому что тиранийцы изначально порочны, как дьяволы в человеческом обличье, извращающие все, к чему прикасаются, либо же изъян в самих квенах, которые ничего не могли противопоставить культурному изнасилованию?

Любой ответ будет крайне сомнителен с точки зрения морали, потому что изъян в самих условиях задачи, над которой авторы фэнтези бились со времен толкиновских орков с околонулевым успехом: дихотомические упрощения не проходят проверки на веристичность. Но в заданных рамках, внутри сферы жанра, роман остается по крайней мере жизнеспособен, как жизнеспособно общество Тирана за сферическим барьером, прячущее за фасадом псевдовикторианской благочинности подточенный термитами фундамент. И если отвлечься от поиска реальных исторических аналогий, то вполне можно увлечься постижением тайн и истоков магии и поисками справедливости в мире, основанном на лжи. Последнее было и остается вечной темой, как сотни лет назад, там и в семидесятые годы, так и сейчас. Выкапывание же умерших львов из могилы, чтобы еще раз побольнее пнуть их разложившийся труп, а затем закопать обратно — дело, конечно, веселое, но в перспективе безблагодатное.

Фух, ну и не просто же мне дался этот обзор. Надеюсь, это будет интересное и небесполезное чтение. В очередной раз обзор получился социально-политизированным, но в следующий раз я постараюсь рассказать о классическом героическом фэнтези без этого всего.

Но вязкостью сейчас читателя не проймешь. Надо вжарить постядерку.

Потому вокруг субтропический климат с мерзкими болотами, очень высокой влажностью, а фауна — козлолоси, барсулени, и т.п.

Электричества вроде бы нет, но опытный глаз его различает.

И еще генетическая редактура в действии.

Есть долгоживущие семейства, есть некие матери (носители чистой крови). Главный герой буквально секунду созерцает лицо одной из генетически совершенных женщин — Марианны — и вполне искреннее сравнивает её с ангелом. Есть специалисты, которые сотню лет разменяли, есть вполне себе боевые големы (каждый день им нужны десятки килограмм корма), есть нюхачи, которые могут просто по запаху определить, имеются ли при человеке яды и токсины, есть менталлографистки, отправляющие телеграммы в астрал — и за двести километров их получить можно. А на периферии генетических уродов немало.

Хорошо показано, что практически закончился распад старого общества, биотехнологии открыли дверцу в кастовый ад.

Но от простых мутантов и светящейся плесени на подвальных потолках публика тоже заскучает.

Еще нужен триллер.

Потом наше герой, он шпион и убийца — шиноби — который исполняет роль посланника от одного феодального владения к другому. Надо проникнуть в Замок, то есть дворец, и официальным путем забрать тело одного из семьи его нанимателей.

Тот случайно упал на нож или вдохнул споры гриба-паразита, или поломал себе парочку лишних конечностей, а потом умер от огорчения.

Война по этому поводу может начаться, а может и не начаться. У одного феодального владения маловато боевых големов, другому недостает хорошего предлога.

В ассортименте шпионаж, слежка, разговоры с местным резидентом, попытки вербовки.

Отлично выписан образ героя — совсем еще молодого человека, но храброго, умеющего сохранять лицо и принимать трудные решения (не всегда). Образ рыцаря без страха и упрека изрядно оживляет темноватый фон повествования.

Фактурно показано, что сословная система начинает пробиваться сквозь паттерны бондианы, и дураков исполнять роль героя не так много: потому юноша тут один, а старший товарищ почему-то попал под плевок ядовитой жабы, теперь отлеживается в придорожном трактире.

Три хорошо разыгранные компонента уже дают интересную фабулу. Но современный читатель — не жалуюсь, сам такой — желает чего-то актуального и остренького одновременно. Потому то историй про пастапокалипсис довольно много.

И тут всплывает творчество покойного Михаила Харитонова, подспудная дискуссия/соперничество с ним, но и опыт самого Конофальского с национальным (еврейским) юмором.

Потому дальше — просто цитата:

"И когда молодой человек прошёл под кривой перекладиной ворот, страж поднял одну из рук, качнулся в его сторону и пророкотал или, вернее, пробулькал из своей необычной утробы:

— Остановись!

И шиноби подчинился.

«Ни глаз, ни ушей. Лишь дыры под шляпой. А звук доносится из центра корпуса. Существо малопонятное».

Ратибор замер в нескольких метрах от существа. Если сначала сущность казалась ему вязанкой прутьев, то теперь она больше походила на тело без кожи, вот только обнажённые мускулы были насыщенного коричневого цвета.

— Назови своё имя, — продолжал страж.

— Ратибор Свиньин.

— Чей ты рот? — пророкотала охранная сущность.

— Я свободный, меня никто не кормит.

— Ты из высококровных?

— Нет, я из гоев.

— Куда ты идёшь, гой Ратибор Свиньин? — интересуется страж.

— Я иду в поместье мамаши Эндельман, — отвечает шиноби.

— Зачем ты идёшь туда, гой?

— Я иду туда по желанию мамаши Гурвиц, да продлится шабат над нею. Я выполняю её волю. У мамаши Гурвиц к мамаше Эндельман есть дело."

Автору чрезвычайно удалась душная вонь местечкового национализма, которая фиксируется, если поискать, в истории многих народов. Это ядрёная смесь из желания быть хотя бы на одну ступеньку выше собеседника, постоянная демонстрация собственной исключительности при такой же же очевидной никчёмности. Риторика лишних людей, которые пытаются доказать всем встречным и поперечным, что они соль земли. И еще хорошо бы собеседника обмануть, получить с него денежку. А попытка некоей внутренней фронды — не к самой идее исключительности, но к её формам — приводит персонажей к яростному самоотрицанию. Потому еврейский оппозиционный интеллигент не только ищет свой вариант философского камня, но и вывешивает на стену портрет Генриха Гиммлера.

Где же здесь юмор?

Собственно с юмором и возникают некоторые проблемы. Нет, многим нравится. Но визит местного неудачника в матушкин дом, ночное выяснение, кого же он привел, и не убьет ли её шиноби, перекрикивание с соседями, попытка общаться с запершейся в сортире женщиной (отношения в семье не озонируют), мумия Филиппа Киркорова в столовой — смешно ли это? Юмор строится либо вокруг традиционнейших штампов (еврейская мамочка), либо вокруг довольно замусоленных тем (кто только не смеялся на г-ном Киркоровым?).

Автор это понимает, потому включает политическую контр-повесточку.

"— Прошу, входите, дверь моя открыта.

— Можно, да? — в двери появляется синяя голова. Это девушка, с «туннелями» в ушах и проколотыми ноздрями. Она входит и улыбается. — Слава демократии. Господин убийца, меня зовут Муми, меня прислала Лиля, оно наша президентка, оно кул, а я ваш ассистент.

— Оно? — уточнил шиноби, усаживаясь в кресле поудобнее.

— Да, «оно» местоимение нашего президентка, а вы разве не знали?...

— Признаться, отношения такие мне… непривычны. Я к слугам не привык, однако.

— К слугам! О май год… Это лютый кринж… — воскликнула Муми и замерла. Она уставилась на юношу с видимым осуждением, а потом заговорила с жаром: — Мы не слуги! Слава демократии, у нас тут при матушке Эндельман слуг нет, она наша мать, а все кровные господа — это просто старшие партнёры, которые нуждаются в нашей заботе. У нас свобода, у нас общий дом, мы комьюнити, мы сами выбираем себе президента, — девушка продолжала с пылом, который было не унять: — Итс кул… А наша работа — это наш личный выбор. Пёсанал чёйс! Мы должны приносить пользу… Зисис ауа осознанный выбор, за это у нас есть общая спальня, общая столовая, общая одежда, и у нас есть свобода, свобода гендера, свобода от денег и всего личного, что обременяет всех аза пипл. А ещё у нас у всех есть американ дрим."

А ниже по тексту показана генетическая лаборатория, где выращивают этих слуг, еще в эмбриональной стадии заражая вирусами, поражающими мозг.

Итого: при несомненном умении автора выстраивать сюжетные линии, структуру мира и передавать аромат событий, периодически возникает ощущение — какого ляда я вот это читаю? Потому что количество остроумных находок на страницу текста кажется бедноватым. А толочь в ступе еврейский юмор с крашенными трансвеститами — надоедает. Для повести средней величины вполне хватило бы, но текст явно длиннее, отчего возникает дисбаланс между однообразием юмора и развертыванием шпионско-постядерного сюжета... Но сам сюжет вполне держит, и хочется узнать, чем закончится интрига, заодно получить какие-то разъяснения по истории того мира. Потому я дочитал первые две части романа про ведьмака в еврейском местечке — даже если это не совсем ведьмак — и жду третью.

В одном из своих интервью Рэй Нэйлер сказал следующее:

цитата

Два десятилетия своей жизни я прожил за пределами Соединённых Штатов, и думаю, что это в первую очередь позволило мне понять: не существует единственно верного взгляда на вещи, единственно верного способа решения проблем, единственно верного способа структурирования и организации человеческого мира.

На первый взгляд, здесь не с чем спорить. Однако на деле мало кто согласится с этим утверждением от чистого сердца. Мы живём в удивительно поляризованном мире. Мире, где ты должен выбрать сторону, быть за тех или за этих. Вместе с теми ненавидеть этих и наоборот. Иначе тебя будут ненавидеть и те, и другие. Именно подобный мир критиковал Томас Ха в рассказе «В моей стране», который я не так давно переводил: "Всё сказанное должно говорить об одном или о другом. Нужно выбрать одно или другое. Лишь бы не то, что между. В том, что между, всегда проблемы."

Полярность мнений приводит к полярности в оценках литературы, мы ищем ярлык, который можно нацепить на книгу, а как только найден подходящий — заканчиваем её анализ. Ведь всё о ней и так уже понятно. Иногда это принимает совершенно уродливые формы. В одной книге женщина не на кухне — вот ведь феминисткий мусор, тут герой слишком чёрный или имеет ориентацию неправославную — повестка, отменяем, тут сюжетный ход повторяет рассказ какого-нибудь Роберта Гаррета, опубликованный в "Астоудинг" в середине 50-х — хех, понятно у кого автор воровал, что тут ещё обсуждать. Доходит до того, что некоторым и читать не надо, чтобы составить своё ценное мнение. Вспомните ситуацию с открытием Симоньян и тем как её преданные фанаты ломанулись ставить ее фантастической книжке первый с конца балл, ведь чего хорошего эта пропагандистка может написать? У Кена Лю есть на эту тему прекрасный рассказ «Пролет дракона» (я его не переводил, но писал отзыв), показывающий — это общая проблема всех фэндомов. Вот только триггеры и вешаемые ярлыки там будут иные: токсичная маскулинность, культурная апроприация и далее по списку. Но и те и другие ужасны. В этом-то и проблема. Нет хороших ярлыков, чтобы говорить о литературе. Ярлыками мы не только подменяем разговор, но и устраняем саму возможность разговора.

При оценке нового романа Рэя Нэйлера очень легко попасть в ту же ошибку: увидеть триггерные места и поставить книгу на соответствующую полку, категорически одобрив или категорически осудив в ней написанное, в зависимости от политических предпочтений. Сделав это с избирательной слепотой, ведь в книге, о чем мы говорим ниже, Нэйлер критикует далеко не отдельно взятый политический строй.

Но когда я стал анализировать англоязычный отклик на роман — то разочарованию моему не было предела. Большинство обозревателей даже не пытались рассуждать о социально-философском подтексте романа. Они даже не ставили его на полку прозападный/антизападный, в лучшем случае заявляли, что он подобно «Обделённым» Ле Гуин критикует авторитаризм. Нет, такое чувство, что мысль о том, что фантастика может быть чем-то большим, чем развлечение, а в конспирологическом технотриллере может быть второе дно, просто не заходит в голову большинства рецензентов. В лучшим случае это будет одномерное политическое высказывание, которые любят вставлять в свои романы авторы woke-волны середины 2010-х. И это очень созвучно с критикой, которая звучит со страниц романа: "Среди фильмов она особенно любила смотреть сгенерированные искусственным интеллектом. Из них она получала все, что хотела знать о том, как думать по-западному".

С другой стороны, выйди у нас роман, у многих будет мало сомнений, на какую полку его помещать: пророссийскую или анти. Но, повторюсь, и то и другое будет ошибкой. И не только из-за того, что после критики одной стороны Нэйлер с усталой отстранённостью опытного онколога ставит диагноз и другой. Сама идея книги противоречит однозначной трактовке.

Ещё до выхода «Where the Axe Is Buried», когда я увидел в аннотации много общего с предыдущей работой, «The Tusks of Extinction», я спросил автора, не происходит ли действие этих двух книг в одном мире. На что он ответил, что ему нравится думать, что все его книги происходят в параллельных вселенных. Отчасти они пересекаются между собой и с нашим миром, содержат отсылки друг на друга (как между романами, так и между некоторыми рассказами), но не подобны. Это позволяет ему рассуждать об общественных процессах за рамками текущей политической повестки, говоря то, что хотелось сказать по существу. Поэтому я бы не ставил знак равенства между Союзом из книги и Евросоюзом из реального мира, так и Федерация не равна РФ, а Республика — не один из обломков распавшегося СССР. Они наследуют очень много и автор не боится при необходимости вставлять реальные отсылки к истории двадцатого века, будь то Колпашевский яр или Сарезское озеро (последнее имеет важное значение для сюжета), но тем не менее, это честная попытка автора подняться над схваткой. Например, когда мы погружаемся в личные воспоминания Президента Федерации, который выступит одним из персонажей, то становится очевидно, что образ этот уникальный, а не списанный с какой-либо политической фигуры. Более того, Нэйлер сознательно сметает США как игрока с политической доски, в книге есть их аналог, Североамериканский Альянс, или как-то так, который за триста страниц упоминается раза два и в целом явно не имеет никакого политического веса, как и аналог Китая, который и вовсе остаётся не названным. Для целей автора и рассказываемой им истории они вовсе не нужны, и лишние детали конструктора были убраны обратно в ящик.

Теперь поговорим немного о сюжете и персонажах. Итак, недалекое будущее. Авторитарная Федерация под правлением вечного диктатора, который с помощью современных технологий переносит свое сознание в новое тело, когда старое дряхлеет. И сейчас как раз такой случай. Его лечащий врач, Николай, готовит операцию по смене тела, которая в этот раз может пойти не по плану. Федерация — весьма классическая высокотехнологическая антиутопия, верная традициям «1984»: баллы социального рейтинга, которые снижаются за любой проступок, а тех, у кого они достигают нуля ссылают в трудовые лагеря, всеобщая слежка, тотальная цензура. При этом нельзя сказать, что все дипломатические отношения с геополитическим противником, Союзом, разорваны. И вот подающая надежды студентка Лилия едет на запад учиться по обмену. Из тоталитарной диктатуры, в лучший, свободный мир. Правда? Ведь правда? Но реальность оказывается куда сложнее. Выше я уже приводил одну цитату из ее сюжетной линии. А вот еще одна, в вольном пересказе. "Разрушенный войной город теперь стал меккой для туристов. В доме, где была огневая точка открыли бар. Там, где дерево прошивали пули, отверстия обработали напильником — чтобы нерадивые туристы не наставили заноз. Солдатские граффити, иллюстрирующие абсурд и ужас войны, практически неразличимы за многочисленными автографами посетителей." Чем дальше, тем больше она понимает, что мир далеко не так одномерен, как ей казалось. "Истории ее страны и истории, которая она читала здесь очень сильно различалась. И те и другие рассказывали, об общечеловеческих ценностях, о том, что значит быть хорошим человеком. Но только понятия эти очень сильно различались. Были ли истории ее страны плохи? Нет, они были прекрасны, вот в чем вся соль." Союз полностью прошел процедуру рационализации — отдал власть в руки современных нейросетей, Премьер Министров, или просто ПМ, натренированных на лучших политиках планеты, чтобы вести его к светлому будущему. Вот только мир от этого лучше не стал, как будто в погоне за оптимизацией было утеряно нечто важное, подменено бесконечной рутиной, одномерными мыслями и задачами. Каждый — лишь винтик в общем механизме, и ладно бы механизм работал хорошо. Но он работает кое-как, и в этом-то и проблема. Типичный представитель Союза, бойфренд Лилии Палмер Блэк (сам себя он постоянно называет Палмер Бланк, "пустой" то есть) сам понимает это и отчаянно пытается найти смысл жизни. А потом Лилия уезжает повидаться с отцом и не возвращается обратно.

А еще есть линия небольшого азиатского государства, Республики, когда-то бывшей под властью Федерации, а теперь независимой, которая берет курс на интеграцию с Союзом и даже устанавливает при участии еще одного героя книги по имени Нурлан, себе своего Премьер Министра, который очень быстро приводит Республику к гуманитарной катастрофе. Но почему это случилось? Быть может, технократический псевдорай республики не подходит для Союза, а может и сам Союз обречен, слепо доверившись искусственному интеллекту, отказавшись принимать решения и отвечать за свою жизнь, собственноручно затолкав себя обратно в колыбель? Технопессимизм Нэйлера очевиден, но он далек от того, которым нас потчует Элиезер Юдковский. ИИ не будет убивать всех человеков, он не более чем «Механический Турок», только в нем больше не сидит всего один человек. Нет. Нейросети скормили все человечество. Дерьмо на входе — дерьмо на выходе, как выразился один из персонажей книги. И стоит ли ожидать, что такой проводник приведет человечество к светлому будущему? Ответ находится там же где и всегда, в четырнадцатом томе сочинений Боконона.

В мире «Where the Axe Is Buried», тоже есть своя заветная книга (была такая в «Горе в море»). Здесь это «Вечный спор», наполовину автобиография, наполовину манифест бывшей диссидентки Зои Великановой. Книга эта обильно цитируется автором и копии ее рукописи являются связующей нитью между всеми персонажами книги, большинство из которых так и не встретятся друг с другом (но как мы узнаем в последней главе, связь эта была куда более прочной и роковой, чем казалось на первый взгляд). Я долго думал какую цитату привести в качестве примера, но решил остановиться на сухой выжимке, которая помещена в заголовок рецензии, на этот раз без перевода. Зоя Великанова еще жива и живет в уединении со своим роботом-слугой в уединенной хижине в тайге, не зная, что ей еще предстоит сыграть свою роль.

Персонажи автора далеко не так функциональны, как кажется на первых взгляд. Нэйлер намеренно избегает ярких черт характера, не выводя их за рамки простых обывателей, оказавшихся в сложных обстоятельствах, но наделяет каждого каким-то невероятным количеством личных черт и деталей бэкграунда. Простота эта обманчива, достаточно будет сказать, что персонаж, которого по праву можно назвать главным героем книги, практически до самого конца кажется самым серым и невыразительным антагонистом из возможных.

Если искать наиболее близкий аналог «Where the Axe Is Buried», то на ум тут же приходит «Осень Европы» Хатчинсона, но Нэйлер на две головы опередил своего британского коллегу. И не только тем, что уложился в один том. Книга идеально структурирована и в этой структуре скрыт изящный обман. Начинается роман крайне динамично, политические интриги, шпионские игры, агенты, конрагенты — и простые люди, которые оказываются втянуты в игру с очень высокими ставками. При этом почти каждый персонаж вынужден реагировать на очень быстро меняющийся мир, не видя всей картины, не понимая, в какую игру их втянули, кто игроки и что на кону. Декорации сменяются очень быстро, персонажей очень много и далеко не все доживут до конца, а ставки только растут. Один обзорщик даже написал, что роман "увлекательное чтиво о революционерах, которые пытаются свергнуть бездушный машинный строй Союза и авторитарный — Федерации". Давно я не читал большей чуши. Нет, безусловно, в книге есть персонажи, вдохновившиеся книгой Зои Великановой и вступившие в ряды разрозненного и высокозаконспирированного сопротивления. Но автор, что удивительно, совсем не горит желанием героизировать людей, восставших против автократии, не важно машинной или человеческой. Так же как и почти на все происходящее, он смотрит на них с отстраненной грустью. Опытного и очень усталого онколога, да. Классические революционные ячейки, одиночки или малые группы, владеющие минимумом информации и ничего не знающие друг о друге. Проверенная временем формула и Нэйлер демонстрирует ее фатальную слабость в эру информации. Он неоднократно показывает, что чем сильнее и отчаяннее ты борешься, тем больше ты становишься похож на своего противника. Победитель Дракона сам становится Драконом? Когда-то раньше — возможно, ныне ты станешь драконом задолго до победы, только более мелким и гадким. А в финале он и вовсе диагностирует: "Вот чего вы не понимаете: к тому времени, когда вы решили сопротивляться, миллионы до вас уже пытались. Миллионы, лежащие в своих могилах. Мертвые и не оставившие потомства. За сотни лет до того, как вы подумали, что сможете что-то изменить, лучшие из нас уже умерли пытаясь. Те кто выжили — самые слабые и самые тихие из нас."

А в другой главе, что является главным парадоксом книги, автор заявляет: "То что нам нужно больше всего — это сопротивление. Оно не только делает нас честнее, оно делает нас человечнее. Если ничто не ограничивает желания человека — он неизбежно станет чудовищем. Сосуществование — это неизбежный акт сопротивления друг против друга". А в том несовпадении, которое лежит между этими двумя цитатами, пожалуй, и лежит главный смысл книги.

После крайне динамичного начала события книги замедляются. Автор широкими мазками показывает происходящие глобальные потрясения. Сначала я думал, что главным структурным просчетом романа было не показывать картины падения Союза — мы наблюдаем его только со слов одного из персонажей, но по здравому размышлению понял, что это было единственно верным решением. Яркие, апокалиптичные сцены, хотя несомненно бы запомнились, явно противоречили бы замыслу книги, подменяя внешними эффектами внутреннее наполнение. Многие несостыковки в происходящем, которые я хотел подметить в отзыве, объяснились сами собой ближе к развязке. Но одну сюжетную слабость в романе я все же не могу обойти, хотя она абсолютно понятна и объяснима. Нет, даже две. Первая — это излишние объяснения. Сцена с таксистом, в которой мы видим окончание видеозаписи, крайне важной для понимания произошедших в книге событий, и получаем прямое объяснение того, что давалось лишь намеками — явно было излишним. Я их тех, кто считает, что любопытство читателя далеко не всегда должно быть удовлетворено, и далеко не всем персонажам нужно давать высказаться. Мнение непопулярное, но я и не обещал быть объективным. В конце концов, одним из лейтмотивов всей книги, который я неоднократно подчеркивал, является отсутствие простых ответов, так зачем же их давать читателю, тем более, что намеков на страницах книги было достаточно? Вторая слабость, та самая, которая понятна и объяснима, заключается в том, что на последних страницах Нэйлер отказался от отстранённости, которую он филигранно выдерживал до самого конца романа и подарил паре персонажей лучшую судьбу, чем та, что вытекала из логики мира. Объяснимо, повторю в третий раз, но несколько снижает возможный драматический эффект.

«Where the Axe Is Buried» — это мрачная книга о пороках общества и человечества, которая начинается как антиутопия и футуристичный технотриллер, но очень скоро становится чем-то большим. Она не пытается развлекать, не дает готовых решений, не рассказывает о том, как благородные революционеры всех побеждают и становится хорошо, сопротивляется упрощенным политическим ярлыкам и требует от читателя такого же отказа от бинарного мышления. Что делает ее очень нишевым чтением.