Калейдоскоп фантастики

Переработка ЛЕМОМ в начале 70-х глав из "Фантастики и футурологии" и "Философии случая" в иные эссе было стандартной практикой. Откройте книгу "Мой взгляд на литературу" ЛЕМА (М,: АСТ, 2009) и на стр. 147 увидите авторский комментарий к эссе "Science Fiction: безнадёжный случай — с исключениями", где ЛЕМ пишет тоже самое: "Данное эссе является переработанной главой из моей "Фантастики и футурологии" и т.д. Оно тоже было опубликовано сначала в "Quarber Merkur", потом в «SF Commentary» в 1973 году и тоже вызвало негативную реакцию у некоторых фантастов. И упоминается в библиографиях как самостоятельное произведение, хотя это не совсем так.

N

цитата mif1959

Переработка ЛЕМОМ в начале 70-х глав из "Фантастики и футурологии" и "Философии случая" в иные эссе было стандартной практикой.

Ой, не уверен.

цитата mif1959

увидите авторский комментарий к эссе "Science Fiction

Увидел, согласен.

цитата mif1959

К тому же публикация в «SF Commentary», как я и написал, сопровождалась вступлением от автора

Пока не увижу сканы журнала выводы сделать не смогу.

mif1959

Удовлетворяет?

mif1959

В 1984 году в США вышла книга ЛЕМА "Microworlds: Writings on Science Fiction and Fantasy", состоящая из эссе о научной фантастике. В конце — библиография статей Лема об НФ, вышедших на английском. В этой библиографии естественно указано и эссе «Sex in Science Fiction». Вот электронная версия: http://booksonline.com.ua/view.php?book=1... Прилагаю скан этой страницы электронной версии.

N

цитата mif1959

http://booksonline.com.ua/view.php?book=1... Прилагаю скан этой страницы электронной версии.

Ну, это полная фигня, ничего не говорящая

N

А вот скан начала Лема... дайте, пожалуйста скан полной страницы, а лучше разворота

mif1959

Вот полная страница

mif1959

Вот следующая станица. всего 19 страниц текста

mif1959

А вот скан из знаменитой книги Питера СВИРСКИ "A Stanislaw Lem Reader", где в составленной им библиографии работ ЛЕМА фигурирует та же статья "Секс в Научной фантастике" в «SF Commentary»

N

Хорошо. Спасибо. Надо обмозговать.

После переписки

А теперь мои личные соображения уже для общего обсуждения. Если в авторитетном фэнзине «SF Commentary», где в те годы активно печатались направленные ему (фэнзину) письма, комментарии, рецензии, статьи ведущих мировых фантастов (называю навскидку: Урсула ЛЕ ГУИН, Брайан ОЛДИСС, Пол АНДЕРСОН, Филип ФАРМЕР, Филип ДИК) опубликовано эссе от имени ЛЕМА с отдельным специальным предисловием к этой публикации от имени ЛЕМА, и это эссе вызвало оскорбленную отповедь Филипа ФАРМЕРА, на что был ответ за подписью ЛЕМА (и далее ЛЕМ еще несколько лет публиковался в этом фэнзине, получая его по почте – он сам об этом пишет), и в библиографиях ведущих мировых лемоведов КЕЛЛЕРА и СВИРСКИ это эссе указано среди работ ЛЕМА, может, имеет смысл считать его ЛЕМовским?

Как говорят по этому поводу англичане: «If it looks like a duck, swims like a duck and quacks like a duck, then it probably is a duck».

В моем посте «Как Станислав ЛЕМ Филипа ФАРМЕРА оскорбил», я рассматривал диалог ЛЕМ-ФАРМЕР только с этой точки зрения. Предметом моего рассмотрения не было: адекватный ли перевод у этого эссе ЛЕМА. К переводу вопросы действительно есть. Но все, что оскорбило ФАРМЕРА, — не искажено, так как точно соответствует тому, что опубликовано ранее в «Фантастике и футурологии».

Журнал выпускался раз в месяц начиная с послевоенного 1946 года по 1994 (была приостановка в издании 1949-1955 годы). В качестве адреса редакции указывалось посольство США в Москве. Журнал "Америка" выходил по договоренности с советским правительством (в Штатах в свою очередь распространялось издание СССР — «Soviet Life»). Таким образом, около 50 тысяч экземпляров этого инструмента вежливой пропаганды ежемесячно попадали в СССР — на совершенно легальных основаниях. Американцы рассматривали журнал, как «единственный клочок территории, отвоёванной американской прессой в СССР». Конечно, советские власти никак не могли равнодушно взирать на это безобразие и поэтому разными правдами и неправдами прижимали распространение "Америки" и заботливо старались нейтрализовывать его воздействие на светлый ум советского гражданина (о чем занятно повествует статья в Википедии).

Однако журнал "Америка" даже сегодня способен произвести впечатление своими размерами (27х35 см!), оформлением, профессионально отточенным текстом на чистом русском, а уж как он воспринимался обывателем той эпохи — рискну предположить, что журнал был способен произвести неизгладимое впечатление на неподготовленного советского читателя.

Иллюстрации и фотографии на двух страницах журнала (35х54 см) никого не оставят равнодушным! (Фото кликабельны — увеличиваются)

Итак, вообразите, что вы фанат НФ образца советского 1970-го года (со всеми вытекающими), и, к вам в руки попал журнал со статьей Фредерика Пола и рассказом Филипа Дика...

(«Америка» 1970 г. ноябрь (№169), с.48-50)

В годы первых межпланетных полетов научная фантастика заглядывает смело в далекое будущее.

Нужно сказать, что научная фантастика возникла не в Соединенных Штатах. Пионерами ее были французы (Жюль Верн), англичане (Герберт Уэллс), немцы и русские. Сегодня этот жанр распространился по всему миру. Но за последние десятилетия, начиная приблизительно с 1926 года (год выхода первого американского научно-фантастического журнала), научная фантастика в Соединенных Штатах пользуется огромным успехом. Одно время в США выходило 35 журналов, посвященных исключительно этому жанру. Неудивительно, что это способствовало развитию талантов молодых писателей: на страницах журналов вроде «Сверхнаучные рассказы» или «Необычайная научная фантастика» совершенствовали свои перья такие писатели, как Рэй Брадбэри, Айзик Азимов, Роберт Шекли, Джек Уилльямсон, Клиффорд Д. Симак, Роберт А. Хайнлайн, Лестер дель Рей, Генри Кэттнер, С. М. Корнблут и многие другие. Даже английские авторы — Артур Кларк, Брайан Олдисс, Джон Уиндам и т. д. — писали, главным образом, для американского книжного рынка. Нынче американские писатели доминируют в данном жанре во всем мире — может быть, благодаря тому, что «научно-фантастическая макулатура» дала им возможность совершенствоваться в этом деле.

Сегодня в Соединенных Штатах насчитывается около трехсот активных членов профессионального общества «Американские писатели научной фантастики»; правда, сюда входят также критики, редакторы и студенты литературных факультетов. Приблизительно столько же писателей того же жанра не принадлежат к этому обществу. При таком количестве писателей, работающих в жанре чистой научной фантастики, несколько неловко отмечать, что автор самого популярного за последние годы научно-фантастического романа — Майкл Крайтон, — человек, по сути, «посторонний».

Роман Крайтона «Штамм Андромеды» появился в самое подходящее время. Его тема: странная болезнь, завезенная из космоса на Землю, угрожает самой ужасной за всю историю человечества эпидемией, от которой может погибнуть все население земного шара. Тема романа совпадает с возникшими среди ученых и широкой общественности серьезными опасениями возможности занесения «лунных» микробов (если таковые есть), из-за чего американские астронавты вынуждены были после возвращения с Луны провести три недели в изолированной карантинной камере.

Как могло случиться, что этот научно-фантастический «бестселлер» написал Крайтон, а не, скажем, Айзик Азимов, Рэй Брадбэри, Роберт Хайнлайн, Артур Кларк или я сам? Недавно я говорил с Айзиком Азимовым. «Я просто не думал о таком сюжете, — сказал он и, помолчав, добавил: — А если бы и подумал, то все равно наверное не написал бы: тема показалась бы мне слишком примитивной».

Действительно, большинство современных писателей, специализирующихся на научной фантастике, интересуются гораздо более сложными проблемами, чем тема «Штамм Андромеды». Роман Крайтона тонко задуман и хорошо написан, но по теме своей он гораздо ближе к американской научной фантастике тридцатилетней давности, чем к современной. То были времена, когда, скажем, Эдуин Болмер и Филип Уайли написали «Когда сталкиваются миры». Тогда весь роман строился на каком-нибудь единственном «трюке» в фабуле, а все остальные обстоятельства соответствовали реальной действительности. Теперь писатели создают гораздо более сложные ситуации будущего с более утонченными деталями. По выражению французского ученого Бертрана де Жувенеля, их произведения — это драматизированный взгляд в будущее, изображение, в меру талантливости и эрудиции автора, вполне возможных будущих миров.

Хорошим примером тому служит новый большой роман Джона Бруннера «Плечом к плечу на Занзибаре». Уже само название — скорее намек и прием, чем точность и ясность. Появилось оно, как говорит Бруннер, из его школьных воспоминаний, когда его учили, что весь человеческий род (в то время два миллиарда человек) мог бы поместиться, стоя, на острове Уайт. В романе описывается будущее, когда население мира — во много раз большее, чем два миллиарда человек, — сможет поместиться, стоя плечом к плечу, на острове Занзибар.

Такой быстрый рост населения умножил напряжение и усложнил взаимоотношения людей. Мир Бруннера — это мир планетарного невроза. Читателю он напоминает клетку, забитую белыми мышами, которые от тесноты дошли до помешательства. В романе «Плечом к плечу на Занзибаре» каждое человеческое существо сталкивается с заботами и желаниями другого человеческого существа. Буферного пространства нет. Все пронизано постоянной душевной болью от непрерывного общения друг с другом. Это вопль неудобства, это ужасный мир, которого не хочет ни один здравомыслящий человек, но к которому (если население в мире будет расти теми же гибельными темпами) мы, по всей вероятности, идем. В романе нет шаблонных фантастических «трюков», вроде вражеского нашествия, изобретения космических кораблей или полета на другую планету. Тем не менее, для многих писателей и критиков роман «Плечом к плечу на Занзибаре» стал поворотным пунктом в научной фантастике. Когда обсуждалось присуждение «Небулы» — ежегодной премии общества «Американские писатели научной фантастики», — очень многие отдали свои голоса роману Бруннера. Его удостоили редкой чести: быть единственной книгой для обсуждения будущей зимой на ежегодном писательском симпозиуме научной фантастики, устраиваемом Ассоциацией современных языков.

Но премия «Небула» была присуждена совершенно иному по характеру роману, чем «Плечом к плечу на Занзибаре», — почти пасторальному повествовательному произведению Алексея Паншина «Ритуал перехода».

В известном смысле роман «Ритуал перехода» — классический пример научно-фантастической литературы. Он мог бы вполне принадлежать перу Роберта А. Хайнлайна (Паншин на самом деле хорошо знаком с творчеством Хайнлайна; его первой книгой была критическая и биографическая работа «Хайнлайн в перспективе»). Название «Ритуал перехода» относится к ритуалу полового созревания, вроде племенных обрядов у дикарей. Цивилизация, о которой пишет Паншин, совсем не первобытная. Его герои — межзвездные кочевники, которые живут на гигантских космических кораблях, без конца странствующих по Вселенной. Корабли полностью обеспечены всем, кроме сырья — руды и топлива, которые обитатели кораблей добывают, торгуя с примитивными жителями планет, встречающихся на пути. Тезис Паншина: большинство человеческих существ, живущих, как и мы, на поверхности планет, не в состоянии выйти из повторяющихся циклов войн и бедствий и поэтому навсегда ограничены уровнем цивилизации, не превышающим наш сегодняшний уровень. Иногда этот уровень ниже феодального и даже варварского. Только обитатели космических кораблей достигнут уровня поистине человечески цивилизованного общества.

Для того, чтобы дать новому поколению возможность познать ужасы жизни на планетах, а также для избавления от непригодных к жизни молодых людей, каждый подросток проходит испытательный срок пребывания на одной из планет. Его оставляют без оружия, без какой-либо помощи. Он предоставлен самому себе, и он должен выжить. Через месяц его подбирают, и он возвращается на корабль полноправным гражданином. Если же он испытания не выдержит — гибнет или не возвращается на место встречи, — его оставляют на планете навечно.

Герой повести Паншина, вернее, героиня — девушка по имени Миа, — достигает возраста, подлежащего испытанию. В книге рассказывается о ее детстве, о ее испытании на особенно непривлекательной планете, где жизнь — комбинация наихудших сторон рабства в Африке и мрачного периода первоначального промышленного развития Англии времен Чарлза Диккенса, и о триумфальном возвращении девушки на корабль.

Паншин не единственный писатель, чьи произведения похожи на известные книги Роберта Хайнлайна. Сам Хайнлайн в своем последнем романе «Луна — суровая владычица» вернулся к тому созиданию миров, которое было характерно для его лучших книг. Место Действия романа — Луна, та самая Луна, по которой ходили американские астронавты, но ставшая на одно-два столетия старше. Автор так ярко ее описывает, что она кажется столь же реальной, как австралийская пустыня или Кашмирская долина в описании людей, там побывавших.

Как же Луна изображена? Парадоксально, но правдоподобно. Например: нет никакого сомнения, что на ней нет воздуха, что она безжизненна и пустынна. Да, говорит Хайнлайн, но в моем романе Луна становится житницей для погибающей от голода Земли, точно так же, как 20 веков тому назад Египет был житницей для Рима. На Луне хайнлайнского романа произрастают обильные урожаи злаков, зерна там же перемалываются в муку и упаковываются в контейнеры, которые запускаются магнитными катапультами на Землю.

Хайнлайнские описания техники, как всегда, интересны. К тому, что рассказывают о Луне астрономы (и астронавты), он прибавляет только предположение, что будущие колонисты обнаружат под поверхностью Луны залежи льда. Все остальное вытекает из этого предположения. В романе колонисты добывают из лунных глубин лед, смешивают его с химикалиями, получаемыми из скалистых пород Луны, и эту смесь засеивают в гигантских гидропонических резервуарах. Интенсивный солнечный свет на Луне (две недели подряд, без облачности или тумана) делает все остальное.

Любопытно, что многие ученые соглашаются с тем, что идеи Хайнлайна могут осуществиться. Грунтовые «ледяные залежи» могут существовать. Даже если их там нет, то солнечная энергия может быть использована для добычи воды из лунных скалистых пород. Многие породы скал содержат воду в структуре своих кристаллов; правда, мы еще не знаем, существуют ли такие породы на Луне, но их существование вполне возможно. При наличии же воды и энергии все остальное не так трудно.

Социальная сторона хайнлайнского романа так же полна изобретательности, как и научно-техническая. Он предполагает, что Луна будет колонизирована всеми народами Земли и что через несколько поколений потомки первых колонизаторов смешаются и создадут «гибридную» цивилизацию, вроде существующей в нашем штате Гавайи. Хайнлайн предполагает, что первые колонии окажутся в очень трудных условиях. Вначале, пока колонисты будут выдалбливать себе глубинные жилища, и некоторое время спустя, среди населения Луны будут сильно преобладать мужчины — женщин будет в два-три раза меньше. (Так бывало и на Земле в подобных исторических ситуациях.) Это приведет к необычным формам брака. Одна из придуманных Хайнлайном форм — это «линейный брак», при котором несколько мужчин и женщин вступают в брак — каждый мужчина с каждой из женщин, все дети становятся детьми всех мужчин и женщин этого союза. Таким образом, каждый может быть «семейным», даже если мужчин вдвое больше, чем женщин: пять женщин могут состоять в браке с десятью мужчинами и все вместе принадлежать к одной семье.

Недавно в печати сообщалось, что подобные «массовые браки» стали реальностью: по крайней мере, несколько отдельных таких браков известны в Дании. Основная идея произведения — экономически независимая Луна перестает быть чьей-либо колонией и добивается самостоятельности, если нужно с помощью войны, что в свете земной истории тоже весьма правдоподобно.

Хайнлайн — классик научно-фантастической литературы, Бруннер — экспериментирующий новичок, Паншин — где-то между ними. Именно такое подразделение вот уже несколько лет существует в мире научной фантастики. Стороны называются «новая волна» и «старая гвардия», и между ними иногда разгораются страсти.

Разделение это отчасти возрастное: большинству «старогвардейцев» за сорок, представителям «новой волны» лет на десять меньше. В «старой гвардии» есть и шестидесятилетние, а в «новой волне» — двадцатилетние, но дело тут не только в возрасте. Главное расхождение — во взглядах на научную фантастику. Для «новой волны» научная фантастика — это прежде всего литературный жанр, и судить о нем нужно с литературной точки зрения: о стиле письма, о подаче материала, о новых приемах. Для «старой гвардии» основное — идея, а как выразить эту идею — уже неважно.

Первая зыбь «новой волны» появилась года четыре-пять тому назад в Лондоне. Виновниками того были английские писатели Джемс Баллард, Брайан У. Олдисс, Майкл Моркок (редактор экспериментального журнала «Новые миры») и другие, а также поселившиеся в Англии американцы Томас Диш, Джудит Меррил и др. Их поддержали несколько писателей в Калифорнии и Нью-Йорке — и новое движение перехлестнуло географические границы. Но самые смелые эксперименты «новой волны» появляются на страницах «Новых миров». Там часто можно встретить литературные опыты — название «произведения— к ним не совсем подходит, — вроде «Новых форм» Джона Т. Сладека (своего рода пародии на тесты для определения характера человека), романа Томаса Диша «Лагерь для концентрации» (дневник человека, которому впрыснули медикамент, увеличивающий его умственные способности, но через короткое время приводящий его к мучительной смерти), и забавной болтовни Самуэла Р. Делани «Время — это нитка самоцветов». Тематика большей части материала излишне сексуальная. Почти все — сознательный бунт против «цензуры». Так, например, когда в «Новых мирах» впервые был напечатан роман с продолжениями Нормана Спинада «Баг Джек Баррон», то из-за его непристойного языка торговцы периодических изданий отказались распространять этот номер журнала. В результате журнал чуть было не прогорел — его спасло давление на торговцев со стороны нескольких известных писателей и финансовая поддержка Британского фонда искусств.

«Баг Джек Баррон» после этого вышел отдельной книгой в Соединенных Штатах (изд-во «Уокер энд компани») и вызвал самые различные мнения критиков. То же издательство опубликовало имевший, пожалуй, самый большой успех из всех романов «новой волны»: «Призрак в Техасе» Фрица Лейбера — полная сарказма, выбивающая читателя из равновесия, мрачная политическая сатира, вызывающая скорее дрожь, чем смех. Лейбер пишет научную фантастику уже более 30 лет, что делает его заслуженным ветераном «новой волны»; но в его «Призраке в Техасе» ничего нет от «старой гвардии».

Классическое крыло научной фантастики по-прежнему возглавляет Клиффорд Д. Симак, подвизающийся в этом жанре лет на десять дольше, чем даже Лейбер. Его последний роман «Заповедник проказливых духов». Если общее настроение «Призрака» мрачно-черное, то в «Заповеднике» преобладают розово-золотистые краски. Это смесь волшебных классических образов — привидений, оборотней и эльфов — с такими современными концепциями научной фантастики, как машина времени и пришельцы из космоса. Место действия романа — американский университет будущего. Факультеты археологии и антропологии посылают машины времени в прошлое с целью доставить образцы «обитателей» (необязательно человеческих существ) из всех прошлых эпох. Даже мифические, легендарные эпохи присылают образцы духов смерти и вурдалаков.

Хотя «Заповедник проказливых духов» в определенном смысле старомоден (по сравнению с «Призраком в Техасе», «Плечом к плечу на Занзибаре» и «Багом Джеком Барроном»), читателей это, однако, ничуть не смущает. Опрос подписчиков журнала «Галакси», где роман печатался с продолжениями до выхода отдельной книгой, показал, что он получил значительно больше голосов, чем все его соперники (включая полдюжины самых лучших книг представителей «новой волны»), и потому был удостоен ежегодной премии журнала в 1000 долларов.

Самый молодой писатель «старой гвардии» — Ларри Нивен, чье первое произведение появилось всего пять лет тому назад. Нивен больше известен своими рассказами с «сугубой научностью» содержания. Например, существует класс астрономических тел, так называемых нейтронных звезд. Никто их никогда не видел, но астрономы утверждают, что они существуют,— на основании вторичных эффектов и теоретических соображений. Предполагается, что каждая нейтронная звезда по массе своей равна нашему Солнцу, но эти звезды обладают удивительной плотностью, и потому их диаметр может равняться каким-нибудь 15 километрам. От такой невероятной плотности материи при столь великой силе притяжения и огромных энергиях эти звезды совершенно не излучают видимого света. Самый известный рассказ Нивена называется «Нейтронная звезда» — об исследовании такой звезды людьми. В рассказе описываются странные действия этих гибнущих в конце концов миров в обстановке, полной приключений и конфликтов. Рассказ Нивена — наилучший пример классической фантастики с упором на научность.

Самый известный роман Ларри Нивена — «Дар Земли». Место действия — планета, колонизированная пионерами с Земли за несколько поколений до описываемых событий. Планета эта геологическая аномалия; атмосфера ее плотная, как, скажем, на Юпитере, и человек жить на ней не может. Но на единственной гигантской горе планеты есть плато, где воздух разрежен и где можно дышать, — там и находится колония людей. Общественное устройство колонии основывается на пересадке органов человеческого организма немногим избранным — правителям колонии. Роман этот был напечатан с продолжениями в журнале «Иф» («Если») под названием «Тихоходное грузовое судно». Опрос читателей дал роману большинство голосов (почти такое же, какое получил роман Симака «Заповедник проказливых духов»), и ему присудили денежную премию. Скоро выйдет новый роман Нивена «Кольцо миров» об искусственных планетах, созданных межзвездной расой, которая стоит на гораздо более высокой ступени развития техники, чем человеческий род, населяющий Землю.

В последние несколько лет в Соединенных Штатах впервые начал проявляться растущий интерес к произведениям больших восточноевропейских научно-фантастических писателей, таких, как Станислав Лем и братья Борис и Аркадий Стругатские, а также к романам писателей Индии, Латинской Америки, скандинавских и западноевропейских стран. Чтобы познакомить американцев с произведениями этих авторов, в Нью-Йорке начал издаваться журнал «Интернациональная научная фантастика»; после первых неуверенных шагов он, кажется, стал выходить регулярно. Но и без такого журнала совершенно очевидно, что научная фантастика приобрела действительно интернациональный характер: для этого достаточно перечислить города и страны, где ежегодно устраиваются многочисленные конференции по научной фантастике.

Еще до недавнего времени почти все такие конференции созывались в Соединенных Штатах. Каждый год, начиная с 1939 года (за исключением трех последних лет Второй мировой войны), в США устраивался «Всемирный съезд по вопросам научной фантастики», на который съезжались писатели и энтузиасты научной фантастики почти со всех стран мира. Только три раза съезд состоялся вне Соединенных Штатов: два раза в Лондоне и один раз в Онтарио, в Канаде. На 1970 год съезд намечается провести в Гейдельберге. Идут переговоры об устройстве будущих съездов в Рио-де-Жанейро и в Токио. Уже и теперь некоторые из самых интересных встреч по научной фантастике происходят за пределами Соединенных Штатов. Так, например, в марте 1969 года в Рио-де-Жанейро состоялся симпозиум, на котором присутствовало свыше двадцати авторов научной фантастики. Каждый год в Триесте происходит Фестиваль научно-фантастических фильмов. В Англии, Германии и Японии регулярно собираются национальные съезды. На таких собраниях читатели, писатели и другие лица, живо интересующиеся научной фантастикой, обсуждают свою любимую форму литературы, присуждают премии выдающимся произведениям этого жанра и вообще в дружеской атмосфере с пользой проводят время. К сожалению, до сих пор в подобных собраниях участвовало мало писателей и представителей из стран Восточной Европы.

Можно сказать, что самой большой проблемой, вставшей теперь перед научной фантастикой, является правильность ее предсказаний того, что случится в будущем. Ведь для ее успеха хоть часть предсказанных событий и изобретений должна осуществиться.

Конечно, этим уже издавна знаменита научная фантастика. Ведь уже Жюль Верн в его «20 000 лье под водой» предсказал появление подводной лодки, а Герберт Уэллс в «Сухопутных броненосцах» — ведение танковой войны. Такие привычные ныне «чудеса», как атомная энергия, «разумные» компютеры и космические ракеты, существовали в научной фантастике задолго до их открытия. Теперь о них пишут не в фантастических романах, а в ежедневных газетах. Потому писателям в поисках материалов для своих произведений приходится чаще всего заглядывать в далекое будущее.

К счастью, они — каждый по-своему — удачно справляются с этой задачей. Некоторые писатели, как Джек Ванс и недавно скончавшийся Кордуэйнер Смит (псевдоним профессора Поля Линебаргера, ориенталиста из университета Джонса Гопкинса), ищут материалы для своих произведений в очень далеком будущем. Они заглядывают в те далекие дни, когда человечество в процессе эволюции и технического прогресса изменится настолько, что люди станут отличаться от наших современников не менее, чем мы от своих доисторических предков. Внимание других писателей привлекает воздействие на человека и человеческое общество технического прогресса и завоевания межзвездного пространства. Третьи довольствуются существующей тематикой, но подают ее в сатирической форме или описывают экзотические приключения в различных частях Вселенной — такой, какой мы ее знаем или не знаем. Предела темам научной фантастики никогда не будет, разве что остановится прогресс и иссякнет воображение.

В сегодняшнем мире многие чувствуют себя скорее удрученными, чем облагодетельствованными быстрыми темпами научного прогресса, давлением, которое оказывает на них в социальном плане конформизм. Только научная фантастика обладает возможностями показывать нам иные миры v вероятные варианты нашего будущего мира. Каждое произведение научной фантастики в известном смысле можно назвать (привожу слова Альберта Эйнштейна) «умственным экспериментом», то есть продумыванием последствий того, что еще не произошло. Иногда эти эксперименты обречены на провал. Порой их ждет блестящий успех. В целом они, как не что иное, позволяют нам за глянуть в будущую истории человечества, дают нам некоторое представление о том, что нас ожидает впереди. И благодаря этим экспериментам мы можем решить, к чему нам следует в дальнейшем стремиться.