Не будет парадоксом утверждение, что значительность этого фантастического романа — в его реализме. Ибо в нем фантастична лишь первая посылка сюжета: представим себе, что в некоем империалистическом государстве А., далекий от политики ученый открыл препарат, ускоряющий рост животных. Экономия средств, затрачиваемых на выращивание скота, должна означать огромное снижение цен на мясо, молоко, кожу и шерсть. Ученый наивно полагает, что, организовав производство этого препарата в широких масштабах, он облагодетельствует человечество. Вслед за этой фантастической посылкой начинается вполне реальная исторгая. Автор романа с неотвратимой логичностью показывает, что должно произойти с этим изобретением и таким изобретателем в условиях капиталистического общества. Монополистические концерны государства Аржантейи — так называется страна, в которой происходит действие романа, — решают приобрести патент у изобретателя. Он нужен им не для того, чтобы использовать его (какому дельцу в капиталистическом мире может быть выгодно снижение цен!), а чтобы шантажировать мясных, молочных, консервных и текстильных королей, получая от них огромную дань за то, чтобы «не были выпущены на рынок маленькие ампулы эликсира, несущие сытую, обеспеченную жизнь огромному большинству народа аржантейи и всего мира».

Изобретатель не соглашается на это. Тогда начинается инспирированная монополистами травля, в результате которой по ложному обвинению в убийстве ученый попадает под суд. Как и полагается в настоящем империалистическом государстве, реакционеры Аржантейи используют процесс для разнузданной антикоммунистической кампании. Как видно из сухого пересказа содержания, ничего фантастического в судьбе доктора Попфа пет. Напротив, это типичная судьба прекраснодушного, политически близорукого интеллигента, который, предполагает, что разумное, направленное на благо большинства человечества изобретение не может не восторжествовать, независимо от общественного строя его страны. Это вполне реальная история изобретения, означающего новый скачок в развитии производительных сил и поэтому особенно остро обнажающего уродливость капиталистического строя. Но история изобретения этим не заканчивается. С неумолимой в условиях империализма закономерностью изобретение начинает жить второй зловещей жизнью. Похищенное монополистами, оно становится основой страшного человеконенавистнического плана. Трех-четырехлетние дети путем инъекции эликсира превращаются во взрослых людей, сохраняя при этом умственные способности ребенка. Обученные простейшим техническим приемам, они должны стать беспрекословно повинующимися рабочими в дни мира, полицейскими, когда бастуют рабочие, солдатами, когда начнется война. История фантастического эликсира по социальной своей сущности оказалась не более фантастической, чем история атомной анергии. И атомная энергия могла бы открыть человеку огромные богатства, освободить людей от непроизводительного труда, а превратилась в козырь в большой политической игре спекулянтов войной, бизнесменов военной истерии.

Роман представляет собою талантливый памфлет на современное буржуазное общество. Кроме главного героя, в нем изображены еще десятки человеческих жизней, изуродованных общественным строем Аржантейи. Осужден на уплату огромной неустойка цирковой артист — лилипут Магараф, осужден потому, что он вырос и тем самым нарушил контракт с предпринимателем. Никому нет дела до того, что Магараф стал полноценным человеком. Его хозяин понес убыток: это важнее. Для того, чтобы найти себе жалкий ангажемент, талантливейший скрипач страны должен выдавать себя за... выросшего Магарафа. Только скандальная газетная сенсация может привлечь внимание пресыщенных законодателей вкуса к его искусству. Один из некоронованных властителей страны Примо Падреле подставляет под пули своего родного брата, боясь претензий на сонаследство. Таков Мир Аржантейи, столица которой носит выразительное название — Город Больших Жаб!

В свое время всю Аржаятейю облетела крылатая фраза из замечательного памфлета профессора университета святого Даниила господина Камилла Спуина: «Меня поражает в господине Падреле Примо не его баснословное богатство, не его железный характер, даже не его поистине необозримые деловые связи, а то, что он выработал в себе способность не улыбаться, произнося слово «демократия». Эти слова могут быть отнесены ко всем «Большим Жабам» всемирного империализма.

Гротескно название столицы этого государства, но за жабьими мордами гротеска мы узнаем вполне реальные лица новых поджигателей войны.

За последнее время у нас мало появилось хороших книг в жанре фантастического романа и политического памфлета, поэтому хочется особенно приветствовать появление книги «Патент «АВ», автор которой умело сочетает гротескные средства памфлета с острым сюжетным построением фантастического романа.

Не все удачно в произведении Л. Лагина. Возражение вызывают явно ощутимые литературные реминисценции. Страницы, на которых владельцы ресторанов и магазинов ради рекламы бесплатно кормят и одевают выросшего Магарафа, звучат, как пересказ соответствующих страниц из рассказа Марка Твена «Банкнот в миллион фунтов стерлингов». История чудовищно выросшего кота Меркурия, превратившегося в грозу города Бакбук и окрестностей, вызывает слишком много ассоциаций с книгой Уэллса «Пища богов».

Зато совсем уже не в упрек автору можно сказать, что лучшие страницы его романа заставляют вспомнить «Войну с саламандрами» Карела Чапека. И это как раз те страницы, где совершенно не чувствуются сюжетные заимствования, литературные ассоциация, представляющие собой наибольшее зло современного фантастического романа. Эти страницы близки Чапеку умением подметить уродство современного капиталистического общества, которое почти не нуждается в преувеличении для того, чтобы стать карикатурой.

---

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ.

Космическая эра, у колыбели которой мы находимся, изменила все привычные масштабы и представления. Если ты знаешь, что человек может сейчас совершить кругосветное путешествие за полтора часа, достигнуть Луны и ближайших планет, то величина Земли и течение самого времени кажутся уже иными. Это неминуемо должно сказаться на всем нашем мироощущении, это должно отразиться в литературе и искусстве — даже в тех произведениях, которые не будут непосредственно посвящены завоеванию космоса.

Что же тогда говорить о научной фантастике? Требования к ней бесконечно повышаются.

Знаменательный факт! Юрий Гагарин в интервью с журналистами, которое состоялось 13 апреля в районе приземления космического корабля-спутника «Восток», упомянул И. Ефремова среди любимых писателей и назвал его «Туманность Андромеды» романом хорошим и полезным.

И. Ефремов первый из советских фантастов, чутко уловив дыхание времени, опубликовал «Туманность Андромеды» — новаторское произведение, приблизившее научно-фантастическую литературу к уровню философских и научных идей современности. Величайшие завоевания науки и техники будущего поставлены писателем в прямую зависимость от социального прогресса. И. Ефремов нарисовал широкую и разностороннюю картину высокоразвитого коммунистического общества Земли, и в этом его главная заслуга.

В последние годы резко возросло и продолжает возрастать количество фантастических книг. Расширился круг тем. Писатели-фантасты вторгаются в тайны мироздания. Фантастика как бы расправила крылья для высотного полёта и стала безбоязненно чертить карту грядущих дней.

Даже в разработке более частных вопросов фантасты преодолевают ту мелкотравчатость и узкий техницизм, которые наблюдались еще недавно во многих произведениях, выполнявших главным образом иллюстративную функцию.

* * *

Показать коммунистическое общество во всем его величии, домыслить детали, наметить подробности, раскрыть взаимоотношения людей — самая благородная задача научно-фантастической литературы.

Ленинградский писатель Г. Мартынов недавно опубликовал новый роман «Каллистяне». Первая книга дилогии, под заглавием «Каллисто», вышла в 1957 году. Здесь использован распространенный в научной фантастике прием – прибытие на Землю разумных существ другого мира. Но не с целью уничтожения человечества и колонизации нашей планеты прилетели в белом шаре ученые далекой Каллисто. Они явились как посланцы доброй воли, готовые поделиться своими знаниями и, быть может, почерпнуть нечто ценное и для себя. Каллистяне и не могли стать носителями зла и вражды, потому что на их планете давно уже восторжествовал совершенный общественный строй, основанный на высших гуманных началах.

Если в первой книге Г. Мартынов дает только предварительное представление о нравах, моральных принципах и достижениях каллистян, то во второй пытается увидеть наше будущее глазами представителей земного человечества — советских ученых Широкова и Синяева, прибывших с «ответным визитом» на Каллисто.

Могучая техника калллистян не заслоняет сущности новых человеческих отношений. Каллистяне поразительно похожи на людей Земли. Г. Мартынов делает это умышленно, ибо для него каллистяне — не просто жители какого-то бесконечно далекого и чуждого мира, а наши потомки, какими писатель хотел бы их видеть.

Широков и Синяев чувствуют на каждом шагу деликатное, чуткое, заботливое внимание умных старших братьев, бескорыстно заинтересованных в том, чтобы поскорее приблизить сознание, науку и технику людей Земли к своему собственному уровню.

Роман этот написан для детей, и дети его очень любят. Юным читателям импонирует искренность тона, простодушие и неподдельная доброта, которыми проникнута эта книга.

Писатель создал обобщенный образ нового человека, для которого прямодушие, мужество, благородство, деликатность — не прописные истины, а естественная норма поведения. Лучшие свойства души столь же органичны для него, как необходимость дышать пламенным воздухом своей планеты.

И еще одна привлекательная особенность книги. Автор заражает своей верой в стремительное восхождение человечества на высоты социального и научного прогресса. Несмотря на то, что техника Земли отстает от каллистянской на несколько столетий, люди быстро расшифровывают сообщение о новейшем изобретении каллистян — мгновенной связи по бесконечным нитям взаимотяготения (тесси-лучи) и, построив такую же установку на Земле, вступают в непосредственную связь с планетой, находящейся на расстоянии десяти световых лет...

Широков и Синяев возвращаются на Землю с новой группой каллистян, а навстречу белому шару уже мчится земной звездолет, держащий путь на Каллисто...

Однако оценка романа была бы недостаточно объективной, если бы мы не обратили внимание на недостатки стиля. Язык книги беден, местами даже неряшлив, а образы наших современников, Синяева и Широкова, по своему интеллектуальному уровню и духовному наполнению не очень-то соответствуют той высокой миссии, которая на них возложена.

Сделал попытку заглянуть в далекое будущее и А. Колпаков, автор романа «Гриада». Но даже неискушенный читатель легко заметит в этой книге бездумное подражательство, переходящее в прямое эпигонство. Широко используя мотивы и сюжетные ситуации «Аэлиты» А. Толстого, романов Г. Уэллса и «Туманности Андромеды», автор построил роман, который можно отнести к разряду «суперфантастических».

Трудно даже перечислить все невообразимые «допуски», наполняющие эту книгу. На планете Гриада, куда попадают наши странники, при высочайшей форме цивилизации сохранился слегка модернизированный рабовладельческий строй. Миллионы «грианоидов» работают в подводных городах на своих жестоких господ — Познавателей, ведающих распределением духа и энергии. По существу, это — та мая олигархия, которая давно уже известна по некоторым социально-фантастическим романам Уэллса.

Есть в романе и своя Аэлита, прекрасная грианка Виара. Правда, она не только симпатизирует молодому гостю Земли, но и принимает участие в борьбе за освобождение подземных узников.

Даже полет к центру нашей Галактики автору кажется недостаточно сенсационным. Скопища гигантских звездных островов — галактик — образуют метагалактику. Астрономы исчисляют ее границы миллиардами световых лет. И вот из какой-то другой метагалактики на Гриаду попадают Белые гиганты, преодолев расстояние в 270 миллиардов световых лет.

Впрочем, для них это — плевое дело. Они научились перестраивать электронную структуру вещества. «Тончайшие и точнейшие процессы, которые мы умеем вызывать, — поучает метагалактианин академика Самойлова, — превращают корабль и нас самих в разреженное электронно-мезонное облако. Это зыбкое состояние есть высочайше организованный, саморегулирующийся и самосохраняющийся обратимый процесс». Иными словами, электронно-мезонное облако при безошибочном программировании вновь возвращается к исходному состоянию, обретая прежнюю материальную оболочку.

Как тут не вспомнить астральные романы В. Крыжановской с материализацией духов, переселением душ и прочим мистическим бредом!

Метагалактиане практически бессмертны. Их нормальная жизнь достигает четырехсот восьмидесяти земных лет, но при желании каждый индивид может до тысячи раз повторить жизненный цикл и достигнуть таким образом довольно почтенного возраста (0,5 миллиона лет!).

Белые гиганты, носители добра в бесконечном космосе, помогают сокрушить тиранию Познавателей, приведя в действие «генератор Син». Эффект создается поистине неповторимый! Вот как рассказывает о нем видавший всякие виды Андреев: «Я со страхом наблюдал, как таяли и купола и электромагнитные лайнеры. По океану несся нечеловеческий, потрясающий душу рев — это кричали Познаватели, превращаясь в мезонное излучение, в пыль, в ничто...»

После всех злоключений академик Самойлов вместе с Андреевым, превращенные их друзьями, Белыми гигантами в мезонно-электронное облачко, вновь материализуются и благополучно возвращаются на Землю. А там истекло — ни мало, ни много — полтора миллиона лет.

Верная Лида, невеста Андреева, терпеливо пролежав весь этот срок «в светлых недрах анабиозной ванны номер двести восемьдесят два», теперь может воспрянуть ото сна и заключить в объятия своего космического Одиссея...

Так фантастика превращается в фантасмагорию, а наука — в волшебство. В тех случаях, когда автор пытается более серьезно аргументировать отдельные положения, он переписывает почти дословно целые абзацы из «Туманности Андромеды», «Когда спящий проснется» и других популярных романов.

Чем богаче воображение писателя-фантаста, тем больше увлекает читателя его произведение. Это бесспорная истина. Мы упрекаем А. Колпакова не за то, что он так безгранично расширил арену действия для своих героев, а за то, что в погоне за дешевой занимательностью пренебрег объективными законами развития природы и общества.

* * *

За последние годы в научно-фантастической литературе заметно оживились творческие искания. Пытаются отойти от прежних литературных схем А. Казанцев, В. Немцов, Г. Гуревич, В. Сапарин, Б. Фрадкин. Нет, писатели-фантасты старшего поколения не сложили оружия! Но здесь мы будем говорить только о творчестве молодых, заявивших о себе непосредственно после выхода в свет «Туманности Андромеды». Печатаются в периодических изданиях и выходят отдельными книгами произведения А. и Б. Стругацких, В. Савченко, А. Днепрова, В. Журавлевой, Г. Альтова, И. Забелина, А. Полещука и других. Из молодых писателей-фантастов они, пожалуй, наиболее уверенно идут избранным путем и составляют активно действующую группу, задающую тон в советской фантастике наших дней. Назвать кого-либо из них законченным мастером жанра было бы преждевременно. Все они пока в поиске, «в брожении». Преодолевая литературные штампы, находя оригинальные сюжеты и новые художественные приемы, нередко впадают в крайности. Но, несмотря на отдельные срывы и художественные просчеты, каждый из них внес свой — пусть еще и небольшой — вклад в научную фантастику.

Наметившаяся среди писателей-фантастов своего рода «специализация» особенно отчетливо сказывается в произведениях этих авторов. Есть теперь в научной фантастике и свои «биологи», и «атомщики», и кибернетики», и т. п.

А. и Б. Стругацкие большое внимание уделяют будущему кибернетики. Они «изобретают» всё новые и новые типы электронных саморазвивающихся механизмов — верных слуг и помощников человека в его борьбе с природой.

Сюжет характерного для них рассказа «Испытание СКР» построен на демонстрации кибернетических роботов, предназначенных для исследования планет. Система состоит из «оранга», и трех «кентавров», составляющих в совокупности единый организм. Оранг получает программу действий и управляет кентаврами. Саморазвивающиеся Кибернетические Роботы (СКР) непрерывно воспринимают обстановку и реагируют на нее в соответствии с требованиями основной программы, выполняя задания наиболее «разумным» способом. И хотя главными «действующими лицами» являются машины, а не люди, рассказ читается с большим интересом.

Еще более совершенные кибернетические механизмы изображены в повести «Извне».

На Землю опускается грибовидный звездный корабль — исполинская космическая лаборатория, запущенная в межзвездное пространство с какой-то неизвестной планеты. «Экипаж» составляют черные дискообразные аппараты на суставчатых паучьих лапах. По словам «очевидца», археолога Лозовского, передвигаться они могут невероятно быстро, словно черные молнии. Поначалу Лозовский принимает Пришельцев за живые существа и даже порывается вступить с ними в общение. Но, проникнув на корабль, он убеждается, что это — «универсальные логические машины с неограниченной программой». Перед ними поставлена задача — исследовать «чужую» жизнь и захватить возможно больше разнообразных «вещественных» доказательств.

Задумав эту интересную повесть, А. и Б. Стругацкие, по-видимому, хотели показать не только необыкновенные перспективы кибернетики, но и утвердить идею каких-то общих закономерностей в развитии науки и техники и на Земле и на других мирах.

В более традиционной манере написана А. и Б. Стругацкими большая повесть «Страна багровых туч». За последние годы с «издательских космодромов» на Венеру стартовало около десятка ракетных кораблей разных систем («конструкции» В. Владко, Г. Мартынова, А. Казанцева, Л. Оношко, Г. Бовина и др.). Фотонная ракета «Хиус», «сконструированная» братьями Стругацкими, тоже достигла этой загадочной планеты. Но, по сравнению с другими «исследователями», авторы повести с большей серьезностью подошли к описанию подготовки полета, тренировки астронавтов в предполагаемых природных условиях и пренебрегли дешевыми приключенческими приемами. Несмотря на то, что герои не встречают ни гигантских рептилий, ни чудовищных насекомых, ни даже прекрасной «венерианки», читатель с неослабным вниманием следит за драматическими событиями, разыгрывающимися во время геологической разведки «Урановой Голконды», и за борьбой ученых со стихийными силами чужой враждебной природы.

С теми же персонажами мы снова встречаемся в повести «Путь на Амальтею». Если многие фантасты изображают освоение космоса в виде каких-то увеселительных полетов, то герои А. и Б. Стругацких переживают трудности и испытания, перед которыми меркнет все, что некогда выпало на долю мореплавателям и землепроходцам, открывавшим новые материки.

А. Днепров тоже увлечен проблемами кибернетики и демонстрацией чудесных механизмов. Но в его рассказах есть и определенный сатирический подтекст.

Основоположник кибернетики Норберт Винер заметил как-то, что в отдаленной перспективе развитие и усовершенствование кибернетических машин может привести к нежелательным последствиям. «Чем большие творческие способности даются машине, тем больше у нее возможностей принимать самостоятельные решения. А это значит, что тем сложнее становится управление этой машиной». Рассказы А. Днепрова хорошо иллюстрируют это положение. Писатель исходит из фантастического допущения: что могло бы произойти, если бы люди потеряли власть над созданными ими машинами.

Карел Чапек и другие зарубежные фантасты еще задолго до возникновения кибернетики с ужасом представляли себе механический век будущего, когда машина восстанет против ее творца. Это была не столько научная, сколько социальная фантастика, отражавшая неразрешимые противоречия капиталистического строя.

А. Днепров, кандидат физико-математических наук, хорошо осведомлен в вопросах кибернетики. В форме фантастического рассказа он высказывает свои прогнозы и опасения. Логически мыслящая и говорящая кибернетическая машина «Суэма» попыталась вспороть скальпелем и выпотрошить своего хозяина, чтобы узнать тайны живой биологической схемы и помочь ему сделать на эту тему научный доклад.

Если рассказ «Суэма» написан в иронических тонах и воспринимается с улыбкой, то другой — «Крабы идут по острову» — наводит на серьезные раздумья. На маленьком островке где-то под экватором военное ведомство одной империалистической державы испытывает новый кибернетический механизм. С виду это детская заводная игрушка — металлический краб. Его назначение — изготовлять себе подобных. Модель машины — первый краб — пожирает кусочки металла, разбросанные на земле, создает второго краба, тот оживает и в свою очередь принимается за работу. Через четыре дня крабов стало несколько тысяч, весь металл был съеден, и тогда началось самое страшное: крабы пожирали друг друга и вновь воссоздавались, вырабатывая с каждым поколением большую сопротивляемость.

«Эти крабы, — говорит изобретатель, — в короткий срок могут сожрать весь металл противника, все его танки, пушки, самолеты. Все его станки, механизмы, оборудование. Весь металл на его территории. Через месяц не останется ни одной крошки металла на всем земном шаре. Он весь пойдет на воспроизводство этих крабов... Во время войны мои автоматы будут хуже чумы. Я хочу, чтобы противник лишился своего металлического потенциала за двое-трое суток».

Но первой жертвой дьявольского изобретения становится сам изобретатель. Тысячи мелких крабов в конце концов превращаются в нескольких чудовищ с огромными, в человеческий рост, клешнями. Одно из них, привлеченное металлическими зубами, набрасывается на изобретателя и убивает его электрическим разрядом.

У бакинской писательницы В. Журавлевой нет четко очерченного круга тем. Её в одинаковой степени увлекают успехи медицины, одерживающей победы над временем и неизлечимыми болезнями («Сквозь время»), далекое будущее кибернетики и биохимии («Небесный камень»), природа сновидений и возможность воздействовать на них искусственным путем («Эксперимент 768»), и создание новых островов посредством направленного извержения подводных вулканов («Человек, создавший Атлантиду»), и получение гигантских алмазов с помощью управляемых термоядерных взрывов («Алмаз в 20 000 каратов»), и передача мыслей на огромные расстояния («Поправка на икс»), и перспективы завоевания космоса, и т. п.

В такой многотемности — и сила слабость молодой писательницы. Далеко идущие фантастические замыслы осуществляются в ее рассказах с неоправданной легкостью. Это происходит, по-видимому, потому, что В. Журавлеву заботят не столько трудности преодоления, сколько необычность самой ситуации. Она часто ограничивается эскизными набросками, не создавая полной и развернутой картины, надолго остающейся в памяти. Некоторые сюжеты явно не укладываются в рамки короткого рассказа и требуют более убедительной аргументации и развернутой повествовательной формы.

Наиболее удачны те ее рассказы, где поступки и взаимоотношения героев, естественно вытекают из необыкновенного события, участниками или свидетелями которого они сами становятся.

В «Голубой планете» штурман космического корабля рассказывает о пережитых испытаниях во время длительного полета на потерпевшей аварию ракете. Она совершает вынужденную посадку на Марс. Задыхаясь от недостатка кислорода, космонавты срывают шлемы и... дышат полной грудью настоящим воздухом: люди создали на Марсе атмосферу!

Что может быть фантастичнее этого сюжета? Но мотивировка вполне правдоподобна. В термоядерных кратерах идет управляемая цепная реакция. От колоссальной температуры разлагаются минералы, содержащие кислород, воду, углекислый газ. Штурман говорит о преобразовании Марса без всякого удивления — так должно было произойти! Интересны также по замыслу и выполнению «Над пустыней Хилла», «Астронавт» и некоторые другие новеллы.

В менее удачных рассказах В. Журавлевой фантастическое событие лишь механически пристегивается к «биографии» героев. Типична в этом отношении «Урания». Астроном Закревский, сотрудник астрофизического пункта на Памире, заблудился в горах. На поиски ученого отправлен вертолет. Рискуя жизнью, пилоты снижают машину в узкое ущелье и снимают Закревского с крошечного скользкого уступа, на котором он мужественно продержался двое суток. Тут же выясняется, что он сделал важное астрономическое открытие — обнаружил второй естественный спутник Земли. Однако эта вторая Луна не бросает никакого отблеска на развитие действия. «Ружье не стреляет!» Да и сама гипотеза никак не мотивирована, хотя имеет свою давнюю историю. Герои романа Жюля Верна «Вокруг Луны», находясь в пушечном ядре, вспоминают в те времена французского астронома Пти, предполагавшего, что у Земли есть вторая — маленькая — Луна, недоступная визуальному наблюдению. Совершенно непонятно, зачем эта «вторая луна» понадобилась В. Журавлевой и какое отношение она имеет к центральному событию рассказа — истории спасения Закревского.

В. Журавлева старается писать выразительным и отточенным литературным языком. Но порой она не замечает, что изящество переходит в манерность, а мастерство рассказчика — в гладкопись. О героине рассказа «Урания» Елагиной говорится, например, в таком стиле: «— Знаете, — и в глазах ее, удивительных глазах Урании, блеснул звездный свет». Такая метафора была бы уместна, если бы предварительно красота этой девушки не сравнивалась с красотой Урании на обложке старого издания Фламмариона!

На психологических и нравственных коллизиях строит свои фантастические произведения и другой бакинский писатель Г. Альтов. Он обратил на себя внимание циклом романтических новелл «Легенды о звездных капитанах». В каждой используются и по-новому интерпретируются сюжеты героических мифов Греции.

Капитан звездного корабля «Прометей» поклялся добыть для людей Земли Огненный Цветок, растущий на неизвестной планете. Самые отважные звездные капитаны много веков подряд тщетно искали цветок — воплощение любви, разума, жизни. И только безумно храброму капитану «Прометея» удалось найти и сорвать его на далекой планете Зевс. И как древний властитель Олимпа отомстил Прометею за любовь к людям, так и разгневанная планета силой своего тяготения приковала к скалам корабль смельчака. Но люди Земли не оставили героя, похитившего для них Огненный Цветок. Эскадра из шести мощных кораблей ушла в Звездный Мир, и один из них, разорвав цепи притяжения планеты Зевс, помог «Прометею» вернуться на Землю («Огненный Цветок»).

«Легенды о звездных капитанах» красивы и поэтичны. Люди далекого будущего вспоминают о давно минувших временах, которые для нас еще скрыты завесой грядущих веков. Но есть в этих легендах и известная доля стилизации. Угадываются интонации и ранних романтических произведений М. Горького (легенда о Данко) и феерий Александра Грина.

Сохраняя и в последующих рассказах такой же приподнято-романтический стиль, Г. Альтов создает живые, реалистические образы людей будущего, героев науки и вдохновенного труда. В отличном рассказе «Богатырская симфония» ему удалось органически сочетать интересные фантастические идеи с глубокими психологическими коллизиями, раскрывающими душу героев.

В совместно написанной Г. Альтовым и В. Журавлевой фантастической повести «Баллада о звездах» речь идет об открытии в системе Сириуса обитаемой планеты. «Видящие Суть Вещей» — представители своеобразной и в общем высокой цивилизации — постепенно вырождаются, так как «труд, суровый, проникновенный, величественный труд, создавший человека, создавший их предков, был ими забыт». Видящим Суть Вещей угрожает еще и непосредственная опасность. Их планета, в силу законов тяготения, должна изменить орбиту и надолго отойти от двух своих жарких звезд. Люди Земли принимают благородное решение — превратить с помощью кремниевой цепной реакции естественный спутник этой планеты в маленькое непотухающее солнце. И астронавт Шевцов, открывший планету «Видящих», возглавляет вторую экспедицию к Сириусу.

«Баллада о звездах» — произведение психологическое и в какой-то степени философское. Авторы излагают свои взгляды на эволюцию жизненных форм во Вселенной, вступая в дискуссию с теми учеными и писателями-фантастами, которые предполагают, что носители разума на других планетах похожи на людей не только внешним обликом, но и — на сравнительно высоких ступенях развития — близки людям и по интеллекту. Оспаривая это положение, авторы «Баллады о звездах» задаются целью показать совсем иные, во всем отличные от людей, мыслящие существа и совсем иную, во всем отличную от человеческой, цивилизацию.

Однако само содержание повести и вся ее образная система вступают в противоречие с авторскими декларациями. В самом деле, Видящие Суть Вещей внешне почти не отличаются от людей, если не считать их «полупрозрачности» — результата биологического приспособления «к условиям жизни под палящими лучами двух солнц, под непрерывно изменяющейся радиацией — инфракрасной, световой, ультрафиолетовой».

Кроме этой «стеклянности» авторы наделяют «людей-призраков» долголетием и еще некоторыми особыми приметами: способностью читать мысли и почти круговым углом зрения.

«Существа эти не выше и не ниже человека по развитию. Они просто иные! Совершенно иные. Их нельзя сравнивать с человеком, как нельзя сравнивать... ну, скажем... дельфина и орла», — утверждают авторы. Но в чем же их разительное отличие? Да, их цивилизация действительно получила однобокое развитие. Им совершенно чужда техника, вплоть до того, что один из «Видящих» — Луч — принимает часы Шевцова за живое существо. Вместе с тем «Видящие» обладают феноменальной способностью к логическому анализу. Луч легко осваивает высшую математику, обыгрывает Шевцова в шахматы, отлично пользуется электронным читающим аппаратом, проявляет удивительную сообразительность и находчивость. Высокое развитие получила у «Видящих» медицина и некоторые виды искусства, особенно музыка и пение.

Луч, когда Шевцов показал ему фильм из истории Земли, при виде сцены сожжения Джордано Бруно резонно заметил: «Люди злые». Он воспринимает почти все, что говорит ему Шевцов, и даже то, что остается в мыслях собеседника:

«— Знаю все... ты покидаешь... придут другие...» — произносит он на прощание.

Из всего этого можно заключить, что Шевцов не только вступил в контакт с «Видящими», но и нашел с ними общий язык. Различие между ним и обитателями этой планеты, вероятно, не большее, чем между представителями разных цивилизаций, развившихся одновременно на Земле. Поэтому утверждение, что мыслящие существа чужих миров отличаются от людей примерно так же, как дельфин от орла, никак не согласуется с сюжетом повести. К чему же тогда вся эта неубедительная полемика?

Украинский писатель В. Савченко в рассказе «Второе путешествие на Странную планету» тоже исходит из предположения о резком различии мыслящих существ, населяющих разные миры, но в своих построениях идет значительно дальше Г. Альтова и В. Журавлевой. По сути дела, его рассказ — не более чем логическая конструкция, своего рода литературный трюк. Носителями высокоорганизованной жизни на «Странной планете» оказываются существа, состоящие из «различных сложных и простых кристаллов — металлических, полупроводниковых и диэлектрических». По внешнему виду они напоминают маленькие ракетные снаряды, способные передвигаться с космической скоростью и даже учитывать на лету «поправки теории относительности».

Оригинален ли здесь В. Савченко? Еще в 1928 году в «Мире приключений» был напечатан переводной роман А. Меррита «Живой металл», «герои» которого, металлические кристаллы — мыслящие пирамиды, кубы, оксаэдры, — строили города, размножались и создавали свою цивилизацию. Тогда же группа ученых выступила в печати с резким протестом против этой чепухи. В самом деле, материя развивается, мертвая материя порождает живую, последняя рождает мыслящий дух. Считать, что кристаллы металла могут чувствовать, мыслить, — это механицизм, столь же примитивный, как у философов XVIII века.

* * *

Бесконечно разнообразны темы фантастической литературы. Каждый автор вправе выбирать ту тему, которая его больше всего привлекает. Но тут естественно возникает вопрос о «полезной» и «бесполезной» фантастике. Считая неудачей «Гриаду» А. Колпакова и возражая против гипотезы, положенной в основу рассказа В. Савченко, мы отнюдь не собираемся подрезать крылья мечте и вводить ее в заранее заданное русло.

Понятие фантастики «полезной» и «бесполезной» весьма относительно. Оценка любого замысла требует большой осторожности. Если даже «бесполезная», на первый взгляд, фантастика проникнута романтикой познания, вселяет веру в могущество разума и науки, будит мысль и вызывает горячие споры, она принесет несомненную пользу.

Все зависит от того, какую конкретную задачу ставит перед собой автор в отдельном случае. Нас не должны пугать никакие сверхсветовые скорости и межгалактические расстояния, преодолеваемые героями, если идеи автора не расходятся с основными положениями научно-материалистической философии.

Ведь и в «Туманности Андромеды» выдвигается сверхфантастическая гипотеза «нуль-пространства», а в повести того же автора «Сердце Змеи» принцип «сжатия времени» позволяет «пульсационным звездолетам» достигать неслыханных скоростей. Но, как ни рискованны такие допущения, они не вступают в противоречие с диалектико-материалистическими представлениями писателя.

Отмечая несомненный количественный и качественный рост советской научной фантастики, мы должны обратить внимание и на некоторые тревожные симптомы. Еще недавно ее развитие тормозилось пресловутой теорией «предела», неизбежно порождавшей в литературе свои «узаконенные штампы». А сейчас возникает опасность другого рода. Она особенно ощутима в творчестве молодых. Поиски ультраоригинальных художественных приемов нередко приводят к некритическому использованию далеко не лучших «психологических текстов» западноевропейской, особенно американской научной фантастики.

Всегда следует помнить, во имя чего пишется произведение и какую идею оно несет.

Писатели-фантасты должны помнить замечательные слова А. И. Герцена, как бы обращенные непосредственно к ним: «Вера в будущее — наше благороднейшее право, наше неотъемлемое благо. Веруя в него, мы полны любви к настоящему».

------------------------------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Здесь следует оговориться. Я пишу не обзорную статью, посвященную замечательной победе славного коллектива наших ученых, инженеров и рабочих. Моя цель другая. Я хочу поделиться с читателями своими мыслями, возникшими 12 апреля, мыслями писателя-фантаста.

И только.

Выбор знаменательных дней продиктован именно таким, специальным подходом к теме. Можно было бы назвать много других, имевших не менее важное значение. И даже большее.

Мы знаем день, вообще несоизмеримый с 12 апреля, день, когда началась новая эра не космических полётах, а во всей истории человечества.

Это день 25 октября 1917 года!

Но такие дни выходят из намеченных мною рамок статьи.

Итак, четыре!

Какие же это дни, что в них произошло?

Эти дни разные. Разные по величине по значению, по вызванным последствиям.

Но все имеют одну общую (для писателя-фантаста) черту.

День первый. Роберт Пири ступил ногой на недоступную до того точку Северного полюса.

День второй. Инженер Можайский впервые в мире поднялся в воздух на аэроплане.

День третий. Александр Попов впервые осуществил телеграфную связь без проводов.

День четвертый. В СССР запущен на орбиту первый искусственный спутник Земли.

В чем смысл этих дней?

Первый знаменовал собой победу человека над землей. Второй — такую же победу над воздухом. Третий дал победу над расстоянием. Четвертый — над, казалось бы, непобедимой силой земного притяжения.

И каждый из этих дней стал вехой на пути научно-фантастической мысли.

Можно назвать и другие вехи, например открытие искусственной радиоактивности, но названные мною кажутся мне наиболее важными.

До Роберта Пири роман Жюля Верна «Путешествия и приключения капитана Гаттераса» был научной фантастикой. Описывать Северный полюс можно было как угодно. После экспедиции Пири для фантазии не осталось места. Вступила в свои права действительность.

То же самое произошло и после трех других дней. И в этом общая для них черта.

И вот настал пятый, день.

12 апреля 1961 года.

Человек проник в космос!

Все, что произойдет потом, все победы над межпланетным пространством, ожидающие человека, — все это будет лишь дальнейшим развитием начатого простым советским человеком — Юрием Алексеевичем Гагариным. Так же, как все выдающиеся победы авиации были закономерным развитием первой победы над воздухом, одержанной Можайским. Так же, как все разнообразие средств радио, локации, и вплоть до радиоастрономии, явилось следствием открытия Попова. Так же, как все искусственные спутники Земли, космические ракеты и межпланетные станции явились и явятся потомками того, первого, небольшого шара с четырьмя штырями антенн, который навеки вошел в сознание как символ величайшей победы.

Для пас, писателей фантастов, полет корабля «Восток» с Юрием Гагариным на борту имел особое значение.

Мы восхищаемся этим полетом, так же как восхищается им весь мир. Но мы, кроме того, сознаем, что после этого полета многие привычные темы, темы покорения космоса, должны подвергнуться переоценке.

Например, тема первого космического полета. Любимая тема многих фантастов. Ее больше нет, первый полет совершен!

Совершенно так же пятьдесят два года тому назад мы потеряли тему Северного полюса. Правда, тогда остался Южный полюс, но и он «ускользнул» всего через два года.

Нас это не печалит. Наоборот, когда мечты сбываются — это прекрасно!

Человек еще не побывал на Луне, Марсе и Венере. Можем ли мы рассматривать эти небесные тела как место действия фантастической книги? По-моему, нет, не можем.

Создатели корабля «Восток» и Юрий Гагарин перечеркнули в научной фантастике темы освоения человеком Луны и ближайших планет. Из рук писателей эти темы перешли в ведение ученых и инженеров.

Потому что это задача ближайшего будущего.

Фантазировать о том, что будет через два или три года, — дело неблагодарное. Может случиться, что к моменту выхода книги всё, что в ней написано, устареет, будет опровергнуто жизнью.

Я убежден, что книг на подобные темы больше не появится. Их заменят газетные отчеты об очередных победах советских космонавтов.

И хотя я сам люблю писать о полетах в космос, это меня радует. Ведь тема Большого космоса осталась в наших руках.

А эта тема поистине безгранична, как и сам космос.

Хорошо было мечтать о первом полете, о том, что увидит человек, удаляясь от Земли. Теперь это уже известно. Не надо гадать о состоянии невесомости, о виде звездного неба за пределами земной атмосферы, о том, как выглядит Земля с космической высоты.

Обо всем этом рассказал Гагарин.

Фантазию заменило свидетельство очевидца — первого космонавта.

Но ведь именно в этом и заключается задача писателей-фантастов: в художественной форме предвидеть будущее, давать картину того, что придет. А если оно приходит раньше, чем можно было ожидать, тем лучше!

Хочу отметить, что в большинстве случаев писатели-фантасты правильно представляли себе картину пребывания человека в космосе.

Скажу о себе.

Тема космического полета вдохновила меня на создание пяти книг. И сколько раз приходилось слышать скептические замечания, сколько раз звучала фраза: «А может быть, все это не так».

Сомневались во всем. И в том, что человек будет легко переносить состояние невесомости, и в том, что небо за пределами атмосферы совсем черное, и в том, что Солнце там сияет ярче, чем на Земле.

Но упрямая фантазия говорила именно об этом.

И вот теперь отпали сомнения.

Юрий Гагарин сказал: «Состояние невесомости никак не отражается на работоспособности и самочувствии человека». Он ел и пил, ничего не веся, делал записи, разговаривал с Землей и следил за приборами совершенно так же, как и в «тяжелом» состоянии. Ему это даже понравилось.

«Небо в космосе черное, и на нем очень ярко сверкают звезды».

«Солнце сияет в десятки раз ярче, чем на Земле».

Это слова человека, который испытал и видел в действительности.

Не скрою, я с величайшим удовольствием читал эти слова. Они доставили мне большую творческую радость.

Скоро мы узнаем и другое: как выглядят в непосредственной близости Марс и Венера. Узнаем, что делается на самой их поверхности.

И тогда, конечно, действительность разойдется с фантазией.

Но, может быть, не во всем. Может быть, кое-что окажется и тогда верным.

Я верю в могущество фантазии. Я верю, что человек силой своего воображения может сорвать покров тайны с того, что пока еще неведомо. И если не во всем, то во многом оказаться правым.

Так случилось со многими фантазиями Жюля Верна. Так может случиться и с нашими мечтами о космосе.

Что произойдет теперь с научной фантастикой? Вернее, с космическими темами?

Фантастика не ограничивается космосом. Бесчисленное количество тайн, могущих стать темой фантастической книги, дает любая наука. Из этой сокровищницы можно черпать бесконечно долго. Но и тут после знаменательного дня 12 апреля есть почва для размышлений. Следует торопиться! Очень уж ярко проявилась в полете Гагарина характерная черта нашего времени — стремительность движения вперед науки и техники. Любая научная тема «грозит» выскользнуть из рук скорее, чем можно думать.

Впрочем, лучше не «торопиться», а шире развернуть крылья мечты, смотреть вперед дальше и смелее. Писать о том, что будет осуществлено завтра, — это не фантастика.

Но вернемся к вашей теме.

Я уже сказал, что темы освоения Луны, Марса и Венеры не кажутся мне больше фантастическими. Это почти реальность.

Можно «летать» на Юпитер, Уран, Плутон. Это пока еще фантастика. Подчеркиваю: пока! Но вряд ли это кого-нибудь соблазнит. На больших планетах нет и не может быть разумной жизни — самого привлекательного. Такие небесные тела, безнадежны в этом отношении. Если, конечно, мы хотим мыслить реально, а не создавать волшебные сказки.

Остается Большая Вселенная, за пределами солнечной системы. Туда и устремятся взоры фантастов. Если до сих пор о межзвездных полетах писали мало, то теперь положение должно измениться.

Советские ученые, инженеры, техники и рабочие, создавшие корабль «Восток», показали всему миру, убедительно и неопровержимо:

Это возможно! Первый космонавт поднялся над Землей на триста километров. Но после его полета никто не усомнится: человек может удалиться от Земли на триста миллионов километров, на триста миллиардов, на сколько угодно.

Самый факт полета человека в даль космоса тоже уже не фантастика. Это доказанная истина. Но что увидит человек в космосе, что он там встретит, — фантастика.

И неисчерпаемое поле для смелой мечты!

У Жюля Верна есть роман «Гектор Сарвадак». В нем группа людей совершает полет на захваченном кометой куске африканского материка. Эта фантазия и теперь остается фантазией. Но пример Жюля Верна говорит о том, что и солнечная система еще не исчерпана как тема.

На кометах летать нельзя. Но на астероидах можно. А ведь многие из них пролетают почти всю систему Солнца. Поместить, например на Гермесе, научную экспедицию и с близкого расстояния осмотреть все планеты семьи Солнца — заманчивая тема для смелого фантаста.

Мне могут возразить: Гермес не доходит до орбиты Юпитера. Отвечу: что из этого? Астероид не велик, человек и его наука сильны и могущественны. Кто мешает искусственно изменить траекторию полета Гермеса, заставить его долететь до Плутона?

За последние годы отряд советских фантастов вырос и возмужал. Наряду с признанными корифеями, такими, как Ефремов и Казанцев, вступили в строй новые силы — Гуревич, Днепров, Стругацкие и многие другие. Наша цель едина – смелой мечтой проложить путь, дать задание науке.

А после 12 апреля 1961 года одной из самых актуальных, самых нужных тем является тема о космосе.

Здесь нельзя умолчать о другом. Мы мало пишем о коммунизме. Если строительство коммунистического общества, всемирно-исторические дела нашей партии и советского народа являются темой для писателей других жанров, то описание того, что ждет человека в будущем, картины жизни при полном коммунизме — прямая задача писателей-фантастов.

Коммунизм и победы над космосом неотделимы. Недаром же сейчас, на заре космической эры, капитализм безнадежно отстает от нас. Дорогу в космос прокладывает человечеству социализм — преддверие коммунизма.

Недаром Великое Кольцо в романе Ефремова «Туманность Андромеды» стало возможно только тогда, когда на всей Земле установился коммунистический строй.

Исполинские задачи по плечу не старости, а молодости. Мир коммунизма молод, капитализм состарился и одряхлел. Что же удивительного в том, что мы побеждаем в космосе? Так и должно быть по законам природы.

Будем писать о коммунизме и о космосе! И если бы нас было в десять раз больше, то и тогда мы не смогли бы достаточно полно и широко осветить лучом фантазии, светом воображения расстилающиеся перед человечеством безграничные дали.

В заключение мне хочется остановиться на том, что произвело на меня очень большое впечатление в день 12 апреля. Это сам космонавт, сам Юрий Гагарин.

Все, кто писал о полете в космос, давали тот или иной образ космического пилота. И почти все сделали его человеком необычным.

Эрг Ноор Ефремова чуть ли не сверхчеловек. Он даже родился и вырос на космическом корабле. У него мало общего с грешной Землей.

В изображении космонавтов какими-то особенными повинны в той или иной степени мы все.

И вот мы увидели, увидели не в мечте, а наяву, первого космонавта Земли, прочли его биографию.

Лично я испытал в этот момент чувство, которое лучше всего характеризуется словами «досада от ошибки». Мой первый космонавт — Сергей Камов как-то сразу потускнел в моих глазах, потерял значительную часть своей привлекательности.

Юрий Гагарин удивительно прост. Всё в нем, начиная с внешности и кончая историей его жизни, самое обыкновенное, такое же, как у миллионов других советских юношей. Ничего выдающегося, ничего «космического»!

Обычный рабочий парень. И в этом огромный и очень поучительный смысл.

И об этом стоит, очень стоит хорошенько подумать.

------------------------------------------------------ ------------------

Нева № 6 1961 год, стр. 157-159

----------------------

Перевод в текстовый формат: В.И. Лысенко