Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Мир книги – однажды на Земле разверзся ад и адом для Земли стало появление псиоников. Телепатов разной силы и возможности. Самые мощные из которых могли буквально призывать на землю дьявола в самых разных его обличиях. А если такой улетит с земли на другую планету – то и вообще обретет способность аннигилировать всю разумную жизнь в планетарном масштабе. И вот, самые продвинутые из психиков (авторское), объединенные единой церковью возлагают на себя бремя беречь Землю от таких вот чудовищ. И все это на фоне космической экспансии в другие звездные миры. Ах да, там еще где то по ветвям мирового ясеня бродят местные и пришлые то ли боги, то ли еще не боги, то ли уже не боги. Главное, что они постоянно и активно лезут в жизни обычных землян. Одержимости, попытки начать армагеддон и прочие свойственные потусторонним сущностям извращения. Автор создает очень сложный мир, обозначив пунктиром множество проблемных моментов его существования. Здесь и проблемы отношений «иные»-«обычные», здесь и проблема разумных в собственности других разумных («рабства клонов») и проблема убийства одного разума (клона), ради продолжения жизни хозяина и проблема контакта и проблема «слезы ребенка» и «соразмеримости воздаяния за грех» (убийство человеческого прогрессора=уничтожение всего разумного на планете) и еще множества других. На мой взгляд, проблем для одной книги оказалось слишком много. Тем более, что книга вообще не о них. В итоге научная фантастика и антиутопия тонет под гнетом метафизики, превращаясь в историю «метущегося Гамлета».
Сюжет
Три отдельных произведения, объединенный центральным персонажем.
Первая часть кратко: герои куда-то идут, чтобы закрыть свои детские гештальты в отношениях с родственниками. Персонифицированные сверхъестественные силы им активно препятствуют или помогают. Путешествие безумно, потому что экзистенционально (ага, через варп, основываясь на идеях навигации, вычитанных в Вархаммере (так у автора!), игнорируя предыдущие неудачные попытки с пропавшими в никуда десятками испытателей. Ну совершенно разумно и просто гениально же!). Что характерно – дошли. По дороге пообщавшись с ангелами и напав на Смерть. Потом опять же сражались с поехавшим крышей квантовым существом по кличке Светозарный и местными планетарными божками (которые, почему то, представлены земной мифологией. Вот прямо удивительно, что на другой планете, существа, не являющиеся людьми, поклоняются ворону, змее, койоту и ягуару 😊, но еще раз – сказка. А может они тоже через варп с Земли на другую планету сбежали?). И как вишенка на торте – просто супермен по итогам путешествия становится прямо супер-суперменом.
Вторая часть – Начинается через 7 лет после первой. Представляет собой перепевку Гамельнского крысолова, сдобренного легендами о плясках святого Витта и о средневековой танцевальной чуме. Зачем эта «смазка» между первой и третьей частью была нужна автору, мне осталось непонятным. Ну, разве что нагнать еще больше мути в ее метафизическое устройство мира и добавить еще одного «бого/демона со скрипкой» в ее пантеон.
Третья часть – приключения в степях под «оком великого Тенгри» с последующим переходом в иное мироздание и обретением для главного героя нового смысла бытия. Две трети текста – самоповтор автора. Возможно, это задумывалось как новый виток спирали сюжета, но для меня не сложилось. Полное повторение первой части – сначала гекатомба на несколько тысяч разумных, потом уничтожение местного божка, а потом бредем по изнанке-пустыне в конце нудная финальная словесная битва. То бишь полное событийное повторение первой части в немного других декорациях. Ожидаемый катарсис характера главного героя не произошел. Имеет место довольно размытый переход из одного состояния в другое, причем обусловленный маловразумительным решением спутника героя.
Итого – первая из трех частей блестящая, вторая невразумительная связка для перехода к третьей, третья – самоповтор без фазового сюжетного перехода. По окончанию третьей части появилось ощущение, что автор во многом вдохновлялась Перумовым с его «мирами Упорядоченного».
Герои
В первой части автор явно поддалась влиянию греческой теории андрогинов и легенде о Каине и Авеле. Все герои у нее создают парные образы. Два брата – «светлый» и «темный» — в наличии два комплекта. Две «сестры», точнее оригинал и клон — один комплект. В однополом сочетании пары двигают сюжет конфликтуя друг с другом, в основном по поводу детских обид. Мальчики-девочки в свою очередь создают пары уже друг с другом, двигая сюжет «силой любви» (хотя здесь надо признать за автором способность избегать мелодрамы, строя весьма сложные эмоциональные конструкты между персонажами). К этим шестерым добавляется горсть играющих второстепенную роль, но весьма правдоподобно описанных персонажей. Персонажи выглядят живыми, психологически сложными, с богатым внутренними миром. Они настолько ярки, что временами появляется ощущение, что автор слегка переигрывает. Впрочем, это ведь тоже одно из достоинств/недостатков мифологической сказки – архетипы должны быть поняты и жестко обрисованы в своих границах.
Во второй части – Автор, отступая от своей любви к парам, строит перед нами уже любовный треугольник. По очень классической и совсем не фантастической схеме. В результате вопрос, а что это вообще было? Попытка автора показать нам развитие ее заглавного персонажа? На мой взгляд весьма неудачная. Новых черт характера ни один из героев не раскрыл. Новых конфликтов или катарсиса в старых конфликтах не показано. Ну разве что показать, что главный герой перерос жизненно важные для него отношения с братом и девушкой, бывших стержнями в первой книге и превращается из человека в бронзовую статую.
В третьей части – у нас еще одна классическая связка персонажей, но на этот раз уже фэнтезийная: «вечный воитель и его спутник». Следуя классике, повествование ведется от имени спутника вечного воителя. И, пожалуй, он единственный персонаж, сохраняющий характер. Центральный герой романа к третьей части откровенно забронзовел и больше напоминает памятник, чем разумное обладающее своими интересами существо. Эдакий катящийся с горы камень – прет напролом и эмоций в нем приблизительно столько же сколько в таком камне. Женский образ, активно играет сумасшедшую и выглядит, на мой взгляд, немного карикатурно.
Прямо удивительно. Автор начала книгу с полудюжиной ярких, обладающих собственным характером, полных противоречий персонажей, а заканчивает ее как акын на одной длинной тянущейся ноте… я конечно не имею ничего против народного пения, но такой переход мне кажется не естественным.
Итоговое общее впечатление:
Со слов автора, книга является самостоятельной и не связана с иными ее произведениями по данному миру. Возможно, и так, хотя в середине книги меня настигло полное непонимание происходящего. Кто с кем и почему сражается, ради чего творятся гекатомбы из сотен разумных и нафига вообще весь этот цирк. Хотя, судя по стилю автора и тому, что доступно в тексте книги и аннотациях к другим ее произведениям – чтение других произведений из этого цикла скорее все еще больше запутает, чем поможет разобраться. Многослойная мифологическая составляющая нарочито усложнена. Автор создала объемный многоуровневый мир, скорее сказочный, чем фантастический. Шаманские мифы северных народов, перемешанные с мифами христианскими, сдобренные тем, как представляется нам мифология жителей Юкатана и сбрызнутые, желтыми каплями по свежему снегу, легким налетом тюркского тенгрианства. Перед нами классическая сказка, на это указывает не столько наличие псиоников-магов, провидиц и шаманов, сколько отсутствие сложных причинно-следственных связей, определяющих порядок функционирования физики/химии мира, и существующего в этой вселенной социума. В этой части, очень напомнило Олди с их привычкой игнорировать логику и научную составляющую «литературной вселенной» подменяя ее психологическими переживаниями и социальным взаимодействием героев. Причем, местами ощущаются попытки автора построить внутренне не противоречивый физический мир, но они раз за разом нивелируются последующим вывертами сюжета. В общем, как сказал один из героев книги: «… Я не знаю, почему этот мир устроен так, как устроен… и может, лучше еще разок займемся сексом?». Не стоит пытаться понять законы мироздания там, где все решает божественная воля и лучше делать то, что можешь и что приносит удовольствие. В нашем случае – читать книгу. В случае автора – не пытаться придать «научно-фантастичность» мистико-фэнтезийному миру. В целом, текст выглядит достойным продолжателем мифологических сказок Перумов с его мирами Упорядоченного (на самом деле и близко к порядку не стоящими) и Олди&Валентинова (Микенский цикл, Ахейский цикл, Черный баламут), со всеми достоинствами, недостатками, постоянными недосказанностями и несуразностями подобных текстов. В общем, если нравятся многозначные концовки, которые не сильно похожи на концовки, противоречащие друг другу «легенды» и постоянное ощущение недоумения – «а кто это и зачем это?». Значит книга для вас. А нет – так нет.
А хотите простенький тест на определение отношения к этой книге? Ответьте только на один вопрос – Вам нравится ежик в тумане? Да, тот самый советский мультипликационный фильм, снятый Юрием Норштейном в 1975 году на студии «Союзмультфильм». Нравится? Тогда с высокой долей вероятности вам понравится эта книга. Ну, а если вместо «эзотерического пути познания, лежащего между мирами вдоль берегов Стикса», вы в этом мультике видите только мелькание невнятных пятен, порожденных делириум тременс режиссера, думаю вам не стоит браться за «Атланта и демиурга».
Чтение закончил не без удовольствия, но для меня многовато бессистемной мифологической мути – 7/10.
Опыт нового прочтения отечественной фантастической классики
"Увидел возле стола нашего литературного редактора Валентины
Климовой невысокого человека с красным, как будто обожженным
лицом, на котором сияли огромные увеличенные линзами очков голубые глаза»
Герман Смирнов из воспоминаний об Анатолии ДНЕПРОВЕ
Когда говорят об Анатолии ДНЕПРОВЕ, в подавляющем числе случаев вспоминают «Крабы идут по острову», «Глиняный бог», «Уравнение Максвелла» и «Суэму». Остальное называется разово. Анатолий Петрович ушел из жизни рано – в 1975 году в возрасте 55 лет, но 80% его художественных произведений, опубликованных при жизни, появились в короткий промежуток с 1958-го и 1964 год.
Уже после смерти два ранее неизвестных рассказа напечатаны в 1992-м в «Сборнике научной фантастики №36» и еще ряд произведений — в 2017 году в трехтомнике издательства «Престиж Бук».
Писатель Евгений Войскунский в журнале «Афиша» 17 июля 2007 года в ответе Льву Данилкину на вопрос, какие произведения фантастики 1950-х – 1970-х годов пережили свое время и останутся классикой, отметил среди немногочисленных других:
— Я бы назвал Анатолия ДНЕПРОВА, который, не будучи большим художником, написал первые кибернетические рассказы, когда кибернетика была еще вроде бы под запретом: «Крабы идут по острову», «Суэма».
Эти же «две ранние новеллы» Анатолий БРИТИКОВ в «Русском советском научно-фантастическом романе» (1970, стр.280) называет лучшими «в творчестве ДНЕПРОВА. Конкретно социальная и общечеловеческая, специальная и общенаучная проблематика здесь внутренне едины, как бы развертываются одна из другой, создавая реализованную метафору. В более поздних произведениях ДНЕПРОВУ уже не удастся добиться такой слитности формы и содержания».
Первый сборник Анатолия ДНЕПРОВА «Уравнения Максвелла» вышел в 1960 году в издательстве «Молодая гвардия». В него вошли четыре произведения, три из которых стали классикой жанра не только в России.
Обе попытки Анатолия ДНЕПРОВА вступить в Союз писателей
окончились неудачей: и в 1962 году с рекомендацией Ивана Ефремова, и в 1969 году с рекомендациями Ивана Ефремова, Владимира Дмитревского и Евгения Брандиса (из предисловия внучки писателя Д. Елистратовой к трехтомнику «Престиж Бука» — спасибо коллеге VERTER, переславшему его мне).
Биография
Анатолий Петрович МИЦКЕВИЧ (ДНЕПРОВ – это писательский псевдоним) окончил летом 1943 года Военный институт иностранных языков Красной Армии (ВИИЯКА) и был откомандирован в Главное разведывательное управление Генерального штаба Красной Армии (ГРУ ГШ КА). Работал в группе при генерале ГРУ Александре Васильеве в Алжире, Италии и Англии, участвовал в подписании акта о капитуляции Германии. Об этом всем было рассказано в предыдущем материале.
В августе 1945 года Анатолий МИЦКЕВИЧ откомандирован на Дальний Восток к генерал-лейтенанту Федору Феденко, заместителю начальника ГРУ, руководителю военной разведки в Дальневосточном регионе, и представителю маршала Александра Василевского, командующего советскими войсками на Дальнем Востоке в войне с Японией. Вместе с группой сотрудников ГРУ 16 сентября 1945 года награжден «Орденом Отечественной войны II степени»:
— Старший Лейтенант МИЦКЕВИЧ в период с 22 августа по 6 сентября 1945 г. работал в группе генерал-лейтенанта Феденко по разоружению частей и соединений Квантунской Армии. Выезжал в части японских войск с опасностью для жизни со специальными заданиями добиваясь их скорейшего разоружения. Своей работой тов. МИЦКЕВИЧ способствовал скорейшему разоружению японских войск. Все задания выполнял успешно. За время работы показал себя дисциплинированным и выдержанным в моральном отношении офицером. Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине предан.
Имеет медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За победу над Японией». 19 ноября 1951 года награжден медалью «За боевые заслуги» (с 4 июня 1944 по 14 сентября 1957 года медаль «За боевые заслуги» вручалась также за выслугу десяти лет в рядах Красной армии, Военно-Морского флота, органах внутренних дел и государственной безопасности).
Внучка писателя Д. Елистратова в предисловии «Мой дед ДНЕПРОВ» пишет, что до 1949 года МИЦКЕВИЧ оставался референтом отдела Главного управления Генштаба и занимался военной журналистикой и переводами. Опубликовал несколько статей, таких как «Боевая подготовка отрядов коммандос» и «Реактивная артиллерия американской армии» в «Военном вестнике»:
— С 1949 года служил начальником 2-го научно-исследовательского отдела военной части 64483, НИИ 17. За этот период им был осуществлен целый ряд научных работ в области прикладной физики. В том числе 19 исследований, оставшихся на хранении в НИИ ОСНАЗ Генштаба, а также 3 опубликованных монографии: «Телевизионная техника за рубежом» (1954), «Применение телевидения в промышленности» (1955), «Электролюминесценция», вышедшая в печать в (1957)... За период работы в НИИ 17 он защитил кандидатскую диссертацию и был принят в партию.
В сборнике очерков «Ставрополь: фронт и судьбы» (2009 год, Тольятти) в биографии выпускника ВИИЯКА Анатолия МИЦКЕВИЧА сказано так:
— После войны А.П. МИЦКЕВИЧ работал начальником отдела научно-исследовательского института, в 1952 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме «К вопросу о дихроизме микрокристаллических пленок органических красителей», имел 19 научных трудов. С 1956 г. инженер-майор Мицкевич работал в институте металлургии АН СССР, затем — в институте мировой экономики.
Действительно на 4-й странице газеты «Вечерняя Москва» от 13 февраля 1952 года №37 опубликовано объявление о защите диссертации:
— ФИЗИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ им. П. Н. ЛЕБЕДЕВА Академии наук СССР (ул. Кропоткина, 16, Белый зал Московского дома ученых) 3/III-52 г., в 12 час.:
На кандидата физико-математических наук МИЦКЕВИЧЕМ А. П. на тему: «К вопросу о дихроизме микрокристаллических пленок органических красителей».
Но относится ли данная диссертация к нашему фигуранту? Бывают ведь и совпадения.
Елистратова пишет, что ее дед работал в «НИИ 17». Биографы ДНЕПРОВА в один голос утверждают, что имеется в виду «НИИ-17», переименованный в 1967 году в «Московский научно-исследовательский институт приборостроения», а в 2003 году — в «Концерн радиостроения «Вега». Но это не так. «НИИ-17» создавался в структуре Наркомата (с марта 1946 года — министерства) авиационной промышленности СССР.
На самом деле, речь идет о «17-м НИИ» ГРУ Генштаба, занимавшемся разработкой систем связи, переданном в 1960-е годы в подчинение начальника войск связи.
Внучка не называет тему диссертации деда, но цитирует один из рапортов начальнику ГРУ с просьбой об отставке, где Анатолий МИЦКЕВИЧ пишет, что «хотел бы углублять и расширять свои знания и опыт в области физической оптики».
Физическая оптика – как раз и есть тема диссертации о дихроизме.
Очень похоже, в НИИ при ГРУ занимались не только средствами связи, как можно понять из рассказов Анатолия МИЦКЕВИЧА Герману Смирнову в начале 1960-х («Редакторы особого назначения» в «Технике – молодежи» №7 за 2008 год):
— У нас работал специалист по бумаге, который обнаружил, что для тайнописи никакое молоко или симпатические чернила не нужны. Достаточно написать тест дистиллированной водой с помощью заостренной палочки. При этом смоченные водой волокна смещаются и по этим смещениям можно восстановить написанный текст!..
У нас один талантливый сотрудник изучал фотоматериалы исключительно методом тыка, подвергая их воздействии самых немыслимых веществ – отваров, настоек, лекарств, эмульсий, мочи, слюны. Наконец очередь дошла и до спермы. Он принес ее в презервативе, намазал ею фотопленку и увеличил ее светочувствительность в разы! Мы тут же поместили семенную жидкость в хроматограф, разделили на составные части и установили: ответственны за обнаруженный эффект некие органические гамма-кислоты. Мы заказали их у химиков и скоро получили колбу с бесцветной жидкостью...
Что же касается монографий, то «Применение телевидения в промышленности» 1955 года, уж точно к ним не относится. Это 23-страничный обзор по материалам иностранной прессы, выпущенный Институтом научной информации АН СССР (позже переименовано в ВИНИТИ). Подозреваю, что «Телевизионная техника за рубежом» 1954 года является таким же обзором.
«Электролюминесценция» вышла в ВИНИТИ в 1959 году, но уже на 127 страницах.
В краткой биографической справке №7 журнала «Знание – сила» за 1959 год прямо говорится о книгах, а не о монографиях.
В 1956 году, как сообщает Д. Елистратова, МИЦКЕВИЧУ удалось выйти в отставку в звании техника-майора: «скандально, «с мясом», не получив очередного воинского звания». На сайте «Память народа» в учетно-послужной картотеке указано последнее воинское звание «майор тех. сл.».
Так что информация в ряде публикаций, что он закончил военную карьеру в чине полковника, является уткой.
В 1956—1959 годах был старшим научным сотрудником Института металлургии, куда попал по приглашению руководителя электрофизической лаборатории Павла Ощепкова, отца российской радиолокации и интроскопии, энтузиаста идеи энергоинверсии.
Научным редактором в «Технике – молодежи» был с 1961 года по 1964-й. После этого, где только не работал, в том числе ненадолго возвращался к Ощепкову, — уже в возглавляемый тем Институт интроскопии.
Впервые читатели увидели фамилию Анатолия ДНЕПРОВА в 5-м номере журнала «Знание-сила» за 1958 год. Рассказ «Кораблекрушение» Анатолий Петрович при жизни больше никуда не предлагал: гордиться было нечем.
Но спустя пять лет в статье «Где начинается фантастика» («Знание – сила» № 11 за 1963 год) уточнил:
— Рассказ «Кораблекрушение» в действительности не был первым моим рассказом. Точнее, это был второй рассказ, а первый — «Суэма» уже совершал свое долгое путешествие по редакционным столам. Мнение о том, что кибернетика — «лженаука» продолжало торчать ржавым гвоздем в сознании равнодушных к науке и научной фантастике редакторов и литераторов.
«Суэма» родилась в лаборатории, как эксперимент, который тогда еще не был поставлен, но который обязательно будет поставлен. Прошло всего пять лет, и электронная машина, которая умеет читать, писать и разговаривать, перестала быть фантастикой. Кибернетические «чудовища» научились обыгрывать своих создателей в шашки. Специалисты по математической логике доказывают, что машины смогут делать все, что угодно, и даже иметь свой собственный литературный вкус. И, тем не менее, нужно было обладать известной храбростью, чтобы напечатать «Суэму». За нее «воевали» писатели Зигмунд Перля, Николай Томан, Илья Котенко. Я всегда вспоминаю эти фамилии с чувством глубокой благодарности.
«Суэма» увидела свет в толстом литературном журнале «Молодая гвардия» (№11, 1958 год) при главном редакторе (1958-1960 гг.) Илье Котенко. Писатель-популяризатор Зигмунд Перля и известный тогда автор детективных и фантастических произведений Николай Томан, надо полагать, были внутренними рецензентами.
Я уже отмечал в эссе о «Звездоплавателях» Георгия Мартынова тот парадокс, что в первой половине 1950-х журналисты СССР в огромном количестве писали очерки о будущих космических полетах к планетам Солнечной системы, в то время как в художественной фантастике эта тема тормозилась «теорией ближнего прицела». Литература была так задавлена идеологией, что писатели не решались писать даже о том, что публиковалась на соседних страницах журналов в рубрике «публицистика».
Аналогичным образом дело обстояло и с кибернетикой. Анатолий Днепров выступил здесь первопроходцем. Хотя крутой поворот в официальной позиции произошел гораздо раньше, ознаменовавшись статьей «Основные черты кибернетики» в «Вопросах философии» №4 за 1955 год академика Сергея Соболева, профессоров Анатолия Китова и Алексея Ляпунова.
С точки зрения тех, кто держал нос по ветру, не менее важной была статья на следующих страницах того же номера: «Что такое кибернетика?» Эрнеста Кольмана. Некогда директора Института красной профессуры и автора брошюры "Вредительство в науке". Если уж Кольман выступил за кибернетику, искусно связав с нею цитату из Карла Маркса, то партийная позиция наверху — однозначна.
Забавно, что 27 сентября 1955 года в "Литературной газете" была опубликована беседа о кибернетике с доктором философских наук, профессором математики Эрнестом Кольманом «Машины читают, проектируют, переводят...» (автор беседы не указан, но это был Георгий Гуревич), где было заявлено:
— Обычно специалисты неохотно говорят о перспективах кибернетики, им не хочется бурно фантазировать. «Перспективы необъятные», — сообщают они. К сожалению, и люди, обязанные, так сказать, «по должности» фантазировать, – писатели, авторы научно-фантастических произведений, – тоже почти ничего еще не рассказывали об этом заманчивом будущем.
Писателям потребовалось целых три года, чтобы эту просьбу осуществить. К этому времени – в 1956 году в издательстве «Советское Радио» вышла монография «Электронные цифровые машины» Анатолия Китова, а в 1958-м переведена «Кибернетика» Ноберта Винера, которую специалисты (тот же Китов) читали в спецхране чуть ли не сразу же после ее выхода на языке оригинала (1948 год). Плюс масса очерков о кибернетике в периодике.
В тексте «Суэмы» попутчик-изобретатель спрашивает рассказчика:
— Вы, конечно, читали об электронных счетно-решающих машинах? Это замечательное достижение современной науки и техники.
Так что художественное зерно «Суэмы» в СССР упало уже на подготовленную почву. Но не в Китае.
В 2024 году в США под эгидой SFRA (Ассоциация исследователей научной фантастики) вышел сборник «Научная фантастика и социализм» со статьей Жуйин Чжан «Интеграция людей с машинами: кибернетика и китайская научная фантастика начала 1960-х годов», где рассказывается куда более драматическая история публикации повести ДНЕПРОВА в Китае:
— Это произведение было переведено и опубликовано в первом-третьем выпусках журнала «Кэсюэ хуабао» («Научный журнал в картинках») в 1963 году. Три года спустя, в начале Культурной революции, журнал «Научный журнал в картинках» подверг самокритике свою публикацию, заявив: «Утверждения автора о том, что «машина превосходит человека» и что «машины будут доминировать над людьми», являются реакционными и антинаучными. Они полностью противоречат научному тезису председателя Мао о взаимоотношениях человека и машины». В том же году журнал «Исследования диалектики природы» опубликовал «письмо читателя», критикующее «Суэму» за «искажение отношений между людьми и машинами» и описание роботов как понимающих человеческие эмоции и способных мыслить. В этой критике подчёркивалось, что «мысль есть… продукт человеческой практики». Автор утверждал, что этот научно-фантастический сюжет – «капиталистическое явление, прикрытое популяризацией науки», распространённое в «капиталистических странах и государствах, где лидируют современные ревизионисты». Страна, где доминируют ревизионисты, без сомнения, относится к стране происхождения произведения – Советскому Союзу.
В идеологический контекст повесть пытались уложить и отечественные критики:
— Произведения А. ДНЕПРОВА принадлежат к редкой разновидности научно-фантастического жанра – памфлету. Они высмеивают некоторые мистические или просто нелепые взгляды, бытующие среди иных кибернетиков капиталистических стран.
Это они склонны к таким рассуждениям: машины, мол, со временем достигнут такого совершенства, что придут в конфликт с создавшими их людьми. Некоторые зарубежные фантасты (научными их уж никак не назовешь) дали безграничную волю вымыслу. Появились романы, в которых машины вытесняют людей, заселяют планеты, ведут самостоятельное, независимое от людей существование, размножаются. Пародией на такие романы и является рассказ «Суэма» (В. Шибанов «Фантастика и наука» в 6-м номере журнала «Знание – сила» за 1961 год).
В своих славословиях рецензент, по сути, заявляет, что повесть – вторична, написана под влиянием западной фантастики.
Айзек Азимов в предисловии к сборнику «The Heart of the Serpent» (Нью-Йорк, 1962 год) замечает:
— «Суэма» — история о роботе, где можно найти старый мотив Франкенштейна: существо, восстающее против своего создателя. Это неоднократно повторялось в американской научной фантастике, и всегда с одной и той же моралью: есть вещи, в которые человеку не подобает вмешиваться, и создание жизни, или псевдожизни, — одно из них.
Мотив Франкенштейна у нас сейчас ужасно старомоден, но вот он — в Советском Союзе — и без морали! Изобретателю просто нужно усовершенствовать своё изобретение. А повествователь заканчивает рассказ словами: «Значит, скоро мы услышим о новой «Суэме». Великолепно!» (So we would soon be hearing about a new Siema. Splendid!).
Творения науки не надо бояться. Их надо любить!
Хороший вывод. Лучший, быть может, чем слова о том, что не надо бояться человека с ружьем. Но в оригинале сказано по-иному: «Значит, скоро мы услышим о Суэме с «тормозами». Ну что ж, подождём!»
Перевод был советский – Розы Прокофьевой, первоначально выпущенный для англоязычных читателей в 1960 году в Москве Издательством литературы на иностранных языках (Иногиз).
Тему вторичности «Суэмы» закрою двумя историями: советской и американской.
Советская заключается в том, что известный и многими любимый рассказ Ильи Варшавского «Роби» 1962 года является откровенной пародией на «Суэму» ДНЕПРОВА. Разве что очеловечен аллюзиями про тещу. Сравните сами.
Ну, а заокеанская любопытней: в 2018 году на одном из англоязычных форумов появилось обращение к сообществу с вопросом, не подскажет ли кто-нибудь произведение, которое спрашивавший читал в детстве в библиотеке отца:
— В старом сборнике рассказ о роботе с ограниченной памятью, которая постепенно заполняется и скоро перестанет создавать новые воспоминания. Кажется, я помню, что у робота было оружие, и он угрожал технику. Робот объяснил, что хочет сам управлять своей судьбой, и покончил с собой.
Идея этой истории заключалась в том, что с помощью перцептрона, идеи, впервые предложенной в 50-х годах, можно будет легко создать ИИ. Для этого взяли стеклянную сферу, покрыли её изнутри магнитным слоем и записали на неё информацию. Ключевым вопросом было то, как назвать самоуничтожение ИИ. Если это было самоубийство, подразумевало ли это существование личности?
В чём я уверен: перцептрон, стеклянная сфера, сфера разбита роботом. Робот обсуждает с человеком свою природу. Человек, возможно, психолог, но не думаю, что это был Азимов. Интервьюер был мужчиной.
После ряда уточняющих вопросов выяснилось, что так своеобразно вопрошающий запомнил повесть Анатолия ДНЕПРОВА «Суэма» (в англоязычном варианте – «Siema»).
Суэма из повести ДНЕПРОВА действительно очень похожа на перцептрон Фрэнка Розенблатта 1957 года. Судя по году, вряд ли российский автор был с ним знаком к моменту написания «Суэмы». На форуме, кстати, тот же вопрошающий поведал, почему вдруг мелькнуло у него воспоминание о прочитанном в детстве рассказе: по просмотру серии «Футурамы» с доктором Перцептроном из психиатрической клиники для роботов.
Сходство налицо:
— Для этого по моему проекту была изготовлена многолучевая электронная трубка шарообразной формы. Внутренняя поверхность шара была покрыта тонким слоем электрета — вещества, способного электризоваться и неопределённо долго сохранять электрический заряд. Электронные пушки располагались в центре шара так, что электронные лучи экранировали любой участок его поверхности («Суэма»).
художник Александр Гангалюкхудожник Владимир Юдин
А теперь смотрите изображения доктора Перцептрона:
Самый известный и лучший, на мой взгляд, рассказ Анатолия ДНЕПРОВА впервые опубликован в журнале «Знание-сила» №11 за 1958 год.
В отличие от ряда других произведений автора рассказ не перегружен наукообразными лекциями. Он прост и нагляден. Поэтому, наверное, его перевели на множество языков. В Испании даже – четырежды, не удовлетворяясь предыдущими вариантами.
Как заявил рецензент В.Шибанов в 1961 году («Знание – сила» 1961):
— Этот рассказ – сатира на империалистов. Созданный изобретателем краб – военная машина. На далеком, заброшенном острове готовится выполнение черного замысла против человечества, против мира. Вновь создаваемые крабы «рождают» следующее поколение. Поколения сменяют друг друга, машины размножаются. Крабам уже не хватает железа. В поисках его они мечутся по острову. У изобретателя оказались стальные зубы, и он пал жертвой сконструированной им машины.
В 1976 году рассказ экранизировал талантливый чешский режиссер Вацлав Мергл. Его 11-минутный мультфильм «Крабы» очень близок к тексту Анатолия ДНЕПРОВА. Никаких разговоров: только изображение, музыка, звуки и противное хихиканье изобретателя «крабов». В 1977 году фильм получил приз Фестиваля чешских и словацких фильмов в Братиславе и приз Международного жюри МКФ короткометражек в Оберхаузене.
В аннотации англоязычного IMDb (Internet Movie Database) сказано:
— Научно-фантастический фильм, аллегория самоубийственного характера войны, развязанной воинствующими группировками. Военный учёный, изначально задумавший вывести идеальных роботов-крабов по принципу «выживает сильнейший», которые могли бы питаться металлом и стать идеальным диверсионным оружием, обнаруживает, что его планы оборачиваются против него самого, но менять их уже поздно.
Вероника Липтакова (Карлов университет) в своей статье 2023 года «Анимационный фильм и сомнения космической эпохи» анализ работ Мергла (и в большей степени именно «Крабов») строит, отталкиваясь от эссе Ханны Арендт «Покорение космоса и статус человека»:
— Фильм «Крабы» может стать притчей о высокомерной попытке человека полностью подчинить себе природу, попытке манипулировать ею неестественным образом и, наконец, о полном равнодушии к возможным последствиям такого поведения... Здесь сам технический эксперимент деструктивен и представляет собой проблему практического применения, человеческого понимания и языка в непостижимом научном познании.
За год до чешского мультфильма – в 1975-м в ФРГ вышел полуторачасовой телевизионный фильм режиссёра Герхарда Шмидта «Остров крабов» («Die Insel der Krebse») – экранизация все того же рассказа Анатолия ДНЕПРОВА (он и в титрах указан).
Здесь на острове помимо изобретателя «крабов» футуролога (!) Туренна и его помощника Джима – еще и журналистка Пэт. Туренн, обеспокоенный перенаселением и нехваткой ресурсов, разработал концепцию ограничения чрезмерного потребления человечества посредством тотальной рационализации и хочет провести эксперимент не на людях, а на роботах, которые посредством естественного отбора будут воспроизводить и оптимизировать себя. Финансирует исследования компания Atlantis, которая на самом деле связана с военными, видящих перспективу размещения самовоспроизводящихся боевых машин в тылу противника, способных уничтожить его инфраструктуру
Фильм, конечно, слабенький, и, в отличие от «Krabi», практически канул в лету.
В 1964 году идею эволюции по Дарвину машин, некроэволюции, поставил в центр повествования в «Непобедимом» Станислав Лем. Как и у Днепрова здесь были два варианта развития: мелкие-юркие и большие-малоподвижные. У Лема верх взяли первые, а у ДНЕПРОВА вторые: маленькие и юркие оказались в лидерах только один день – до заката.
Как и «Суэма» повесть «Уравнения Максвелла» сначала появилась в журнале «Молодая гвардия» (№ 3 за 1960 год).
Анатолий ДНЕПРОВ, похоже, был близок к руководству «Молодой гвардии» (именно с его подачи здесь в 1963 году была опубликована повесть Валентина Рича и Михаила Черненко «Сошедшие с неба») и «Нашего современника», где неоднократно печатался. В «Нашем современнике» даже входил в середине 1960-х в редколлегию.
Выходные данные "Нашего современника" №1 за1966 год
Есть два слегка отличающихся варианта повести. Один опубликован в журнале «Молодая гвардия», в первом сборнике фантастики ДНЕПРОВА «Уравнение Максвелла», в «Формуле бессмертия» (1972) из «Библиотеки советской фантастики».
Второй – в авторском сборнике «Пурпурная мумия» (1965) издательства «Детская литература» и в 15-м томе «Библиотеки современной фантастики» издательства «Молодая гвардия».
В первом варианте, например, повесть начинается так:
— Это отвратительное приключение началось в один из субботних вечеров, когда я, устав от своих математических занятий… (в журнале, правда, — «Эта отвратительная история»).
Во втором варианте:
— Это приключение началось в один из субботних вечеров, когда я, устав после своих математических занятий...
В момент бунта заключенных в первом варианте:
— Вычислители стремительно сорвались со своих мест и бросились на остолбеневших Крафтштудта и его сообщников. Они повалили на пол Больца и доктора и начали их душить. Они загнали в угол Крафтштудта и избивали его кулаками и ногами. Дейнис уселся верхом на инженера Пфаффа и, держа его лысую голову за уши, изо всех сил бил ею об пол.
В переводе на английский Леонида Колесникова 1962 года (сборник «Destination: Amaltheia») все это тоже имеется.
Во втором варианте подробности избиения сокращены (явно, требование детского издательства):
— Вычислители стремительно сорвались со своих мест и бросились на остолбеневших Крафтштудта и его сообщников. Кто-то срывал с потолков алюминиевые зонтики, кто-то бил стекла в окнах. Мгновенно был содран со стены радиорепродуктор, с грохотом опрокинуты письменные столы.
В первом варианте все заканчивается так:
Меня всегда охватывает волнение, когда, разворачивая газету, я нахожу на последней странице одно и то же объявление: «Для работы в крупном вычислительном центре требуются знающие высшую математику мужчины в возрасте от 25 до 40 лет».
Во втором после этого абзаца – еще два предложения:
Вот почему я решил опубликовать свои заметки. Пусть весь мир узнает об этом и потребует наказания преступников.
В английском переводе Колесникова этой концовки тоже нет, но зато в финальном объявлении о наборе на работу добавлено: «Писать на абонентский ящик***».
В США «Уравнения Максвелла» обрели вторую жизнь, после того как Руди Рюкер включил их в антологию 1987 года «Mathenauts: Tales of Mathematical Wonder». Сборник получил хорошую прессу.
Ли Дембарт пишет, например, в «Лос-Анджелес таймс» (22 сентября 1987 года):
— Не знаю, какие истории из книги Рюкера запомнятся мне надолго, но я знаю, что таковые точно найдутся. «Уравнения Максвелла» Анатолия ДНЕПРОВА — хороший кандидат на это. Здесь рассказывается о попытках превратить человеческий мозг в компьютер.
Высказался по поводу антологии в статье «Математики в научной фантастике» и известный немецкий теоретик науки Кристиан Тиль:
— Джонатан Свифт в своём утопическом путеводителе «Путешествия Гулливера», фактически сатире на современную школу и академическую жизнь, описывает посещение соответствующего учебного заведения в стране Бальнибарби:
— Я посетил математическую школу, где учитель преподает по такому методу, какой едва ли возможно представить себе у нас в Европе. Каждая теорема с доказательством тщательно переписывается на тоненькой облатке чернилами, составленными из микстуры против головной боли. Ученик глотает облатку натощак и в течение трех следующих дней не ест ничего, кроме хлеба и воды. Когда облатка переваривается, микстура поднимается в его мозг, принося с собой туда же теорему.
Сатирическое замечание Свифта чем-то напоминает повесть «Уравнения Максвелла» русского фантаста Анатолия ДНЕПРОВА… В отличие от Свифта, который, конечно же, не верил в постижение математических знаний путём поглощения кавычек с формулами, ДНЕПРОВ остаётся в рамках теоретически возможных, хотя и крайне маловероятных, разработок. Но даже в его работах, помимо стимуляции математических способностей, вопрос о том, в чём эти способности на самом деле заключаются, остаётся без ответа.
Нет информации, знал ли Анатолий ДНЕПРОВ к моменту написания повести опыты 1954 года Джеймса Олдса и Питера Милнера с крысами, нажимающими рычаг, впечатлившие братьев Стругацких на «Хищные вещи века». В «Уравнениях Максвелла» на человека воздействуют на расстоянии без проводов:
— Всякое ощущение имеет свой код, свою интенсивность и свою продолжительность. Ощущение счастья — частота пятьдесят пять герц в секунду, с кодовыми группами по сто импульсов. Ощущение горя — частота шестьдесят два герца, со скважностью в одну десятую секунды между посылками. Ощущение веселья — частота сорок семь герц, возрастающих по интенсивности импульсов. Ощущение грусти — частота двести три герца, и так далее... Все эти ощущения можно вызвать при помощи импульсного генератора.
Порой в гости к Стране Фантазии заглядывают неизвестные и загадочные лица. Мелькнут с одним-единственным романом (изданным вне серий, или в сериях бол.литы), удивят читателей неожиданными фантазиями, и испаряются как пар от поезда за поворотом. Тем не менее такие книги, написанные явно не в шаблоне, показывают на что способна научная фантастика, и запоминаются надолго.
Оболожка первого американского издания, 1963 год. Художник Ричард Пауэрс
Ричард Уормсер "Пан Сатирус". Повесть. Пер с английского Дмитрия Жукова.
Про Ричарда Уормсера (2.II.1908 — июль 1977) практически ничего неизвестно. В авторитетнейшей энциклопедии фантастики под редакцией Клюта указаны только годы жизни автора, да названия нескольких его повестей. В Википедия даёт больше фактуры, из неё известно что Ричард Уормсер, выпускник Принстонского университета, в основном писал вестерны, детективы и немножко киносценариев для Columbia Pictures, не брезговал и кулинарными книгами, а заход в фантастику у него был случайным эпизодом — под влиянием колоссальной моды на космос в середине ХХ века. Тем не менее повесть "Пан Сатирус" настолько занятна, что буквально через три года после опубликования в США она была переведена на русский и выдержала с 1966 года пять изданий.
Начало буйных шестидесятых, начало космической гонки между супердержавами (символизирующее соревнование двух социальных систем), эксперименты по запуску животных в космос и приближение к первым пилотируемым полетам. Если наши ракетчики отправляли в космос ближний Лайку, Стрелку и Белку, то американцы, следуя заветам главного конструктора ракеты ФАУ-2, штурмбанфюрера СС Вернера фон Брауна (1912-1977), экспериментировали на обезьянах.
Оболожка первого советского издания, 1966 год
Ричард Уормсер решил перевернуть все с ног на голову и устроил ситуацию, когда отнюдь не люди, а именно шимпанзе экспериментирует в космосе. Пан Сатирус – это видовое название шимпанзе, запущенного в повести Уормсера на околоземную орбиту.
Но волосатому космонавту не понравилось казарменное обращение, не понравилась новая кличка, да еще в глаза слепило Солнце, и он, чтобы лететь в другую сторону, что-то там перевернул в схеме управления. Так перевернул, что скромный кораблик полетел со сверхсветовой скоростью. НАСА всполошилось, все в изумлении. Да еще и шимпанзе ни с того ни с сего начал отстукивать морзянкой, а потом вдобавок заговорил человеческим голосом.
цитата
– Он еще разговаривает! – возмутился адмирал.
– Как и вы, адмирал.
Антология 1981 годаИллюстрации Б. Федотова, А. Семенова к повести
Военные в шоке, ни у кого в голове не укладывается, что обезьяна может мыслить подстать человеку (и даже лучше отдельных представителей), телевизионщики берут интервью у шимпонавта, а ларчик просто открывался.
Оказывается, служители зоопарков и прочих питомников давно в сговоре со своими подопечными: то карманник-сторож учит макак-резусов отвлекать публику во время обчищения карманов ротозеев, то другой надсмотрщик тренирует шимпанзе морзянке (надо же с кем-то готовиться к экзаменам в радисты!), студенты, подрабатывающие ночами, книжки полезные читают по разным предметам. Так и становятся обезьяны культурными и образованными – в Америке тоже не последние люди в дворники и сторожа идут. А разум, как утверждает Пан Сатирус, есть у всех шимпанзе. Только вот глядя на человека никто из приматов не хочет больше повторять его цивилизованный путь. Кредо настоящего разумного существа Пан Сатирус озвучил так: "Наиболее развитое животное — это существо, сумевшее найти для себя такую экологическую среду, которая полностью соответствует его потребностям, и обладающее достаточным запасом здравого смысла, чтобы не расставаться с ней". А человека многие животные склонны рассматривать просто как стихийное бедствие.
Переиздание 1985 года антологии 1981 года под другой обложкойСборник 1992 года с повестьюантология 1993 года
.. и рисунок Александра Скорохода из антологии 1993 годаИздание 2001 года с вырубкой-окошкой в центре мягкой обложкии рисунок Алексея Капнинского под обложкой
Военным не до разглагольствований о путях развития разных культур, им новое оружие подавай. Чтобы выудить из Пана информацию о сверхсветовом устройстве корабля, они готовы идти на любые нарушения закона. Выручает же Пана из тюрьмы ТВ-компания, ибо нет телезвезды круче, чем говорящий шимпанзе.
Замысловатые перипетии и приключения Пана Сатируса сдобрены доброй порцией иронии в адрес современного общества, а сатирический, памфлетный пафос произведения подчеркнут уже в самом названии. В этой небольшой повести автор сумел вдоволь поизмываться и над военщиной, озабоченной поисками внутреннего и внешнего врага (маккартизм, не к ночи будет помянут), и над продажными судьями, готовых признать человеком кого угодно, лишь бы заплатили, и над масс-медиа, ворочающих общественным сознанием в особо крупных размерах.
Действительно, банальнейшие вещи кажутся совершенно никчемными, если глядеть на них трезво и непредвзято, как это делает разумная обезьяна. Но неужели для этого обязательно надо влезать в шкуру шимпанзе? Имеет смысл процитировать последнее напутствие Пана перед возвращением на свою историческую родину:
цитата
Будьте немного похожи на обезьян, дети; этим вы, возможно, не продлите себе жизни, но проживете ее гораздо веселее.
Дисклеймер: текст романа любезно предоставлен издательством.
Мы спим и видим сны. Но даже сейчас учёные, исследующие человеческий мозг, не до конца уверены, из-за чего это происходит. Несомненно, есть связь с обработкой информации, но что если на самом деле это окошко куда-то ещё. Всё же происходящее во снах слабо похоже на наш мир, зачастую имеет свою логику и правила. Писатель Дмитрий Колодан, уже хорошо известный, по крайней мере мне, красивыми постмодернистскими произведениями, где он вторгался на территорию Льюиса Кэрролла и Редьярда Киплинга, в новом романе решил немного разведать терра инкогнито сновидений и привнести туда собственное видение.
Пробудившись от крайне странного кошмара, молодая девушка Клара прибывает на поезде в столицу новой Республики — место, похожее на Париж времён многочисленных революций. Образ этот, правда, скорее собирательный, потому что провести какие-то чёткие исторические параллели, у меня не получилось. Где-то не сходится время, где-то последовательность событий, где-то переименованная география не совпадает. Оставшись сиротой из-за событий недавней гражданской войны, последовавшей за свержением монархии, девушка хватается за призрак соломинки и, покинув приют, приезжает за многие километры от своего солнечного юга, в поисках обосновавшейся здесь знакомой отца. Будучи в городе чужаком по духу и по сути, Клара сразу же начинает притягивать к себе неприятности и разных странных личностей, не подозревая, что именно ей уготована главная роль в грандиозном Представлении.
Хотя формально местом притяжения выступает не столько девушка, столько цель её путешествия — видавший лучшие дни старый отель «Луна», которая, как говаривали поэты, притягивает к себе висельников. Почему? Возможно потому, что увидеть её зачастую получится лишь ночью, когда грань между реальностью и сном наиболее хрупка. А в книге и без этого сновидения причудливым образом перемешиваются с явью, создавая как бы две параллельные реальности — абсолютно чуждые, но невероятно тесно связанные различными мелочами и героями.
Причём в книге действует очень много таких невольных «сновидцев». И несмотря на то что перед нами полноценный роман, опыт Колодана в малой форме делает историю каждого персонажа уникальной, одновременно причудливо переплетая её с другими. Это даёт возможность посмотреть на происходящие с разных точек зрения. А происходит в городе, восстанавливающимся после революции, действительно много событий. Республика закручивает гайки, пытаясь побороть получившуюся разруху. В этом правительству помогают участники «Партии Объединения», прозванные брешистами в честь их лидера Пьера Бреши, и Тайная Жандармерия. В народе тем временем зреет недовольство Республикой: гражданская война подобно обезумевшему слону пронеслась по стране, задев тем или иным образом многих, но получилась совсем не то, что ожидалось. А творческая интеллигенция, как обычно, принципиально ненавидит любые проявления государственности и активно придерживается анархистских позиций. Всё это бурлит, как старый паровой котёл, залатанный подручными материалами и матерным словом, — вроде как работает пока ещё, но того гляди рванёт с кошмарными последствиями.
А вот сам текст романа, в отличие от такой наспех сооружённой конструкции, напоминает сотни раз отрепетированный цирковой номер — насколько он выверен и гладок. Видно, сказались долгие годы работы. Ведь до читателя «Пересмешник на рассвете» шёл целых пятнадцать лет. Дмитрий подобно канатоходцу, удивительным образом балансирует между разными слоями реальности, параллельно жонглируя кучей персонажей и ещё вставляя различные отсылки. В основном к творчеству французских поэтов-сюрреалистов, послужившему источником вдохновения для всей книги. Что само по себе крайне необычно звучит, но ещё более оригинально смотрится в тексте, когда строчка безумного стиха в какой-то момент становится сюжетным ходом книги. Но фантазия у автора и сама по себе богатая, поэтому текст как афиша разукрашен множеством точных и образных метафор, которые могут быть как невероятно грустными, так и очень смешными. Честно говоря, иногда даже хотелось выписывать цитаты, хотя для меня это вообще не свойственно. При этом сами образы сновидческой части исполнены так витиевато и с нужной долей безумия, что невольно вызывают правильные ассоциации с лучшими представителями условного жанра дримпанк — например, «Паприкой».
К сожалению, даже долгий период работы над произведением не спас роман от небольших проблем в финале, где фокусник слова должен был крайне элегантно соединить нарезанные на мелкие дольки сюжетные линии, совместить реальности и добиться настоящего катарсиса. Должен был, но что-то пошло немного не так и вместо слов временами из шляпы выскакивали кролики. Возможно, сказалась слишком большая плотность событий: всё же две достаточно объёмные книги повествуют о происходящем буквально за три-четыре дня. Но в итоге все концы вроде как увязаны, финал получился логичным и цельным, а чего-то всё равно не хватает. Где-то под нож пошла неоднозначность в местной политической системе, которая парой штрихов, но очень точно, показывалась в начале, к концу став максимально однобокой и с очевидными выводами. Некоторые истории персонажей не получили окончательного завершения. Да и сам финал получился скорее метафорой, а не настоящим гвоздём программы. Никаких смертельных номеров или невероятных откровений. Зато вместо этого на последних страницах появляется то ли загадка, то ли отсылка, которая вроде на что-то намекает, но не совсем понятно на что. Из-за этого есть лёгкое ощущение неудовлетворения, когда, переворачивая последнюю страницу, хочется не аплодировать автору, а озираться по сторонам, гадая, куда он так неожиданно и таинственно смылся со сцены.
Из-за такого немного противоречивого финала «Пересмешник на рассвете» запнулся на пороге, отделяющим хорошие книги от по-настоящему восхитительных. Быть может, я чего-то не понял, а, возможно, меня просто слишком рано разбудили. Тем не менее этот плод фантазии Дмитрия Колодана всё равно для меня останется таким сном, забыть который не получится.
Понравился текст? Подписывайтесь на мой канал в Телеграме и группу в ВК. Там появляются материалы, которые по тем или иным причинам нельзя выложить полностью сразу на всех площадках. Например, тексты и подкасты для «Мира фантастики».
Гимн изменениям, или «Кадавры, неудовлетворенные желудочно»
62 год до н.э. Рим.
Юный Марк Туллий Цицерон, первенец того самого Цицерона, после разгрома мятежа Катилины, получает от отца задание. Отправиться в провинцию Проконсульская Африка, где было замечено легендарное чудище мантикора – появляющееся перед гибелью великих империй.
Марк не слишком доволен поручением. Мало того, что юнец трусоват, не дружит с мечом и не выносит вида ран, а в Африке, по слухам, орудуют шайки безжалостных разбойников.
Вдобавок идея покинуть Вечный Город как раз в то время, когда есть возможность пожинать плоды славы своего знаменитого отца! Ну куда это годится!
Но все еще хуже, чем казалось с холмов великого Рима. В Африке возникает непредставимая опасность, которая может не просто нанести жуткий урон Республике, но и стать концом человечества.
Своеобразная книга, принадлежащая перу каталонского антрополога и писателя Пиньоля, где автор погружает нас в реалии альтернативного Древнего Рима. Написан роман от первого лица в виде послания к некой таинственной Прозерпине. Со старта цепляет на крючок любопытства, постулируя уже свершившийся Конец Света (прием противоречивый, с одной стороны убивает интригу, не оставляет сомнений, что для человеков все плохо кончится, с другой -- заставляет с нетерпением ждать подробностей апокалипсиса). Не чужд стилизации под старинные тексты, поначалу огорчает сухостью и дидактичной нарочитостью языка (переводчика традиционно попинаем?).
Четко разделен на две части. В первой половине регулярно отвлекается на описание римской действительности, но не забывает о приключениях, родом из африканских романов пера Рида, Буссенара, фильмов типа Хищника, Призрака, совмещенных с назидательно-поучительными моралитэ и сдержанно-менторским описательным подходом, прямиком из учебной литературы. Вызывает ассоциации с работой Кестлера, но не с полными жизни образцами «машины времени», по примеру Спартака, Мальчика или Императора. Требует немало времени на погружение и привыкание к стилю, раскрываясь лишь ближе к экватору.
Вторая половина ближе по духу к описаниям похождений Марко Поло, читается увлекательнее, посвящает больше времени голодным подземным жителям и глобальной картине падения Рима.
Любопытно: спуски под Землю, что первый, что второй, остаются за кадром, лишь изредка герой бросает пару слов о своих безумных эскападах под поверхностью. То, что другой автор растянул бы на пару томов, Пиньоль просто пропускает. Лишь третья прогулка удостоилась краткого и скупого описания. Но даже те огрызки информации, что получает читатель о подземном мире – интригуют, жаль автор зажал подробности — жадина. Вспомним хотя бы очаровательных огодикусов, или Капустный луг.
Подземный народ «морлокистых» тектоников становится главным фантдопущением книги. Вышел он у автора ярким, правда местами чрезмерно назидательным и нравоучительным. Пиньоль рисует разумных существ, являющихся злом чистой воды (особенность, приписываемая скорее демонам). Жуткие эгоисты, рождающиеся почкованием (!), не ведающие любви и дружбы. «Кадавры, неудовлетворенные желудочно», разумные существа с тремя рядами акульих зубов, живущие, лишь для того, чтобы жрать. Не знающие искусства и богов, не задающиеся вопросами космогонии, смысла бытия, бессмертия духа (неясно, откуда у них при таких вводных философы, о которых упоминает автор?). Жестокие твари, обожающие пытки и причинение боли. Не приемлющие общества, монархов и социальных связей. Объединяющиеся лишь для военных походов. После уничтожения вражеской армии бросающиеся пожирать недавних противников. Овладевшие «биотехнологиями», использующие рои насекомых для своей одежды, доспехов и щитов. Подчинившие разных животных, от «кальмаров», копающих туннели, до огромных вьючных гусениц длиной в сотни метров (что-то мне это напоминает, не правда ли старина Фрэнк)?
Являющиеся воплощением худших людских качеств: от чревоугодия и эгоизма до потакания животным инстинктам. И одновременно аллюзией на реакцию Земли, направленной против засилия людского рода (едят тектоники лишь людей да свинок (чем хрюшки перед планетой провинились?), не брезгуя, правда, плотью сородичей).
Заодно тектоны дают возможность автору показать, что люди не желают меняться даже при смертельной опасности для вида, продолжая заниматься своими дрязгами и политическими игрищами. Упорно держась за отжившие, но удобные и выгодные для некоторых, институты.
Другая важная альтернативность здешнего Рима связана с ахиями — одинокими воителями, ратующими за справедливость. В здешней версии Римской державы уже тысячи лет существуют монастыри Геи. Монахи, поклоняющиеся Богине Земли, славятся добрым отношениям к людям, и к ним приносят изрядное количество нежеланных детей. Единицы из тысяч таких сирот после прохождения массы испытаний и тренировок (таких, например, как задушить крокодила), и признания личным магическим камнем, становятся ахиями. Обнаженные женщины и мужчины, украшенные спереди и сзади крестом, славящиеся своим непобедимым воинским искусством. Способные на расстоянии «слышать» особо сильные чувства и переживания. Странствующие по дорогам Республики в ожидании взрывов эмоций, кричащих о беззаконной несправедливости. Защищающие слабых мира сего от преступников. А вот в законным образом творящееся зло, типа мытарей, отбирающих последнюю корку хлеба, или убийство собственного раба, ахии не вмешиваются. До поры до времени. Интересный подход.
Особенностей Римской республики времен заката, автор не пожалеет, правда описаны они пунктирно, назидательно, без особой изюминки, хотя и от первого лица (казалось бы, личностное изложение должно добавить огоньку – но нет). Нас познакомят с отношением отца фамилии к детям. Нюансами взросления патрициев, беспечальной, полной утех жизнью знатной молодежи. Всеобщим стремлением к политической карьере. Особенностями римской политики. Сведут с Цицероном, Цезарем и Помпеем. Поговорят о мятеже Катилины и падении Карфагена (даже дадут посетить развалины этого беспощадного соперника Рима). Бесконтрольном ростовщичестве, разъедающем основы Республики. Обычаях приема в клиенты и патрицианских перстнях. Коррупции сенаторов и способах попадания в рабство. Охоте на зверей для цирка, беспределе наместников и неготовности общества к глобальным реформам.
Граней римской жизни много, но поданы они походя и неакцентировано, галопом по Европам, так сказать. Хотя может это и логично для выбранной Пиньолем эпистолярно-дневниковой формы изложения.
Дополняет дело своеобразный юморок в изложении юного Марка. То мелькнет перед глазами «последнее свидетельство римской культуры» — кресты со скелетами. То, умиляясь хорошему отношению отца к сервам, сын вспомнит, что домашний раб Цицерону был «дороже, чем ночной горшок». То патетичная сцена добровольного жертвоприношения перед битвой, прервется неловким моментом пускания газов этой самой жертвой.
Главный герой романа семнадцатилетний юнец, отличающийся от сверстников трусостью и неприспособленностью к воинскому ремеслу (что крайне понижает вероятность развития политической карьеры, ведь получение магистратуры в Древнем Риме было возможно лишь после службы в легионе). Честолюбец, жаждущий пройти обязательным для патриция путем. Парень, осознающий свои слабости. Не самый плохой человек, как для своего времени, понятное дело. К примеру, в отличие от большинства сверстников, относящийся к рабам не как к предмету (но и не как к людям, само собой), но лишь как к существам, обреченным на свою долю. Позволяющий себе критическое отношение к Республике и тем, кто ей управляет. Пространно размышляющий о бедах Рима, бесящейся с жиру молодежи, вседозволенности, правящих всем деньгах. Способный собраться с силами, в сложных обстоятельствах отпустить немудреную шутку. Твердо решивший не посрамить честь фамилии. Проходящий недурное развитие образа, от сопляка-«птенчика», жаждущего лишь побыстрее вернуться в Рим и не прогневать папашу, до лидера, готового к самопожертвованию и взявшего на себя недюжинную ответственность. А уж после семилетней подземной одиссеи перед нами и вовсе другой Марк.
Нескладухи и противоречия образа, типа страха перед ранами и оружием, сочетающегося с бравым отрубанием конечности пленнику, оставим на совести автора.
Имеются в романе и приличные второстепенные персы. Вспомним хотя бы ахию Ситир, ставшую любовным интересом ГГ. Колоритного примипила — свидетеля окончательного падения Карфагена. Или носителя Идеи, раба по имени Сервус, отличающегося революционно-коммунистическими взглядами и странноватой судьбой (то что этот парень откровенно обогнал свое время, оставим за скобками). По большому счету перед нами еще один ахия, не прошедший лишь последнее испытания браслетом, но чтобы добраться до него, обязанный справиться со всеми предыдущими тренировками и экзаменами, включая крокодилов. Момент, упорно игнорируемый как автором, так и героями.
Этических вопросов в своем труде Пиньоль поднимает немало. Они, поданы изрядно навязчиво, понятное дело, банальны (а что из моральных постулатов нынче можно подать не стереотипно?), но «повторение – мать учения». Пройдется автор по жажде наживы, рушащей царства, скотскому отношению власть имущих к нижестоящим, растлевающему высокомерию.
Но основных моральных арок в романе две штуки. Порицание рабства – института «поглощающего тела и души», ломающего не только рабов, но и господ, превращающего людей в сволочей, калечащего людскую суть, искажающего отношение человека к человеку. И вторая, становящаяся фактически стержневой идеей романа — необходимость изменений, ведь умение меняться на протяжении жизни — основополагающая черта, необходимая для выживания как отдельного человека, так и государства.
А вот чересчур открытый финал к достоинствам книги отнести сложновато. Фактически перед нами жирный задел на продолжение, но судя по отношению Пиньоля к тем же неописанным подземным приключениям, вряд ли оно будет создано.
Напоследок пара помарок к авторскому варианту древнеримской истории.
-Два консульских легиона на тот период насчитывали несколько поболе 10 тысяч бойцов. Каждому легиону придавались ауксилии — вспомогательные силы союзников, почти всегда
равной или почти равной численности.
-Высадка той армии с кораблей была проведена прям показательно головотяпски, я даже не припомню сразу подобного раздойбайства в римской истории (жду мнение знатоков). Реальные римляне к обустройству лагеря при военных походах относились с маниакальным упорством, причем чаще всего начинали строительство не снимая доспехов. Все остальное подождет, но укрепленный лагерь при каждой остановке/высадке – это святое.
-«Во время походов меч, щит и прочие доспехи едут в повозках». Да ладно! Именно поэтому легионеров прозвали мулами Мария? Вся поклажа, доспехи, оружие, плюс колья для лагеря, носились воинами Рима на горбу, до минимума сокращая количество повозок. При морском переходе снарягу в руках, понятное дело, все время не держали, но при высадке наверняка взяли бы с собой.
-100 тысяч врагов Рим уже видал (вспомним кимвров с тевтонами хотя бы). Справились, причем и без одного из лучших стратегов в мировой истории. Пускай организация тектоников получше, чем у варваров, так и у квиритов не лингам собачий, а Цезарь во главе. Да и для самого Рима такое количество бойцов не является чем-то запредельным. Легионеров бывало в строю и поболе (не в одном месте, понятное дело). Мобилизационный ресурс у Рима был весьма и весьма велик.
-Кстати, слова Цезаря о том, что новый набор римских бойцов будет сплошь необученными новобранцами, не есть полная правда: повторно в войско шло немало ветеранов, имеющих за плечами не один поход.
-Вдобавок именно в моменты самых страшных угроз непосредственно Вечному Городу, римляне находили в себе силы собраться и приложить все силы для отпора врагу (Ганнибал и Спартак не дадут соврать). А до момента, когда жители Рима выродились и расслабили булки, на момент описываемых событий (начало нашей эры) оставалось еще не одно столетие.
-Да реакция жителей Вечного Города на появление внутри 80 тысяч врагов описана слишком уж панической. Желающих пощекотать брюшко противника домашним инвентарем было бы на порядки больше, чем описано у Пиньоля. Тем паче, как мы помним, в Африке не особо организованная ватага рабов уже давала злодеям прикурить. Повторюсь, время вырождения римлян еще не пришло.
Эрго. Любопытная, но суховатая и назидательная альтернативная история, стилизованная под старину, полная патетичных морально-этических размышлений и спорных авторских решений. Важнее для Пиньоля явно философское изложение своей идеи, а не акцент на соответствии эпохе, историчности и погружении в прошлое (явный собрат уже упомянутого Кестлера). Ничего криминального, но к такому подходу надо быть готовым.