Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
«Если вы ездите в школу на велосипеде (именно об этом писали таблоиды, когда королева была маленькой), хейтеры скажут, что это все пиар, которому верят лишь самые наивные. Зато даже самый свирепый антироялист не сможет отрицать, что король (или королева) благополучно посадил самолет, не угробив ни себя, ни пассажиров. Такое не разыграешь — и обезьяну такому не научишь. Ни один король не получит лицензию пилота, не освоив математику, физику, механику и метеорологию. В далеком прошлом, чтобы доказать, что он не фальшивка, король с мечом в руках сам вел в бой свои войска. Сидеть за штурвалом самолета и направлять его на посадочную полосу — в современном мире, пожалуй, ближе всего к той давней кровавой проверке на прочность.
Королева взяла на себя главное; о деталях заботилась ее команда. Услышав, что в Уэйко не так жарко, как в Хьюстоне, естественно предположить, что там царит благословенная прохлада. Мысль, увы, ошибочная. Едва коснувшись земли, самолет превратится в духовку. И когда пассажиры выйдут на воздух, легче не станет: внутри или снаружи их поджидает неотвратимый тепловой удар. Так что стоило заранее продумать, как через несколько минут после посадки спрятать самолет и его пассажиров где-нибудь в тени, лучше всего — в помещении с кондиционерами. Разумеется, в багажном отсеке лежали полностью заряженные геокостюмы: надевай и иди. Однако судорожно распаковывать их сразу после посадки отдавало дилетантством»
Нил Стивенсон. Синдром отката
Эта книга принадлежит к направлению так называемой климатической фантастики и обыгрывает тему глобального потепления. По версии автора, в середине XXI века оно уже идет полным ходом. Льды тают вовсю, города и целые страны, которые находятся недостаточно высоко над уровнем моря, уже на грани затопления. Прежде всего, Нидерланды, где и раньше приходилось строить дамбы для защиты поселений и сельскохозяйственных угодий от воды. Во многих местах Земли невозможно перемещаться при солнечном свете без специальных «геокостюмов», охлаждающих организм.
Многие рецензенты отмечают, что автору равно не симпатичны и сторонники «зеленой энергетики» (а также прочих модных способов затормозить потепление), и их противники, считающие глобальное потепление пиар-выдумкой. По сюжету Стивенсона о выдумке говорить уже не приходится. Тем не менее, дискуссии продолжаются. Но богатый техасец по фамилии Шмидт решает взять ситуацию в свои руки. С представления им некой установки, «Шестиствольника», которая должна выбросить в атмосферу большой объем диоксида серы и начинается книга. Метод охлаждения планеты, который он предлагает, конечно не идеален. Выбросить в атмосферу много-много вещества, которое отнюдь не безопасно для людей… Причем, нет никакой гарантии, что эффект будет именно запланированным. Так и выходит, некоторые части мира спасли от затопления, зато в других дело пошло еще хуже.
В книге множество побочных ответвлений сюжета и колоритных подробностей о жизни людей на фоне климатической катастрофы.
«Перед ними, довольно далеко, приземлился одномоторный частный самолетик и быстро убрался с дороги. Тут и там на земле что-то бессистемно поблескивало. Привычная для нидерландцев картина: местное затопление. Воды не так много, чтобы устроить потоп, но достаточно, чтобы в тех местах, где почва уже насыщена влагой и впитывает медленно, надолго задерживались, словно блестки на плоской груди земли, стоячие озерца или просто большие лужи. Одна из таких луж на миг ослепила королеву, блеснув в солнечных лучах. Однако за аэродромом, по всей видимости, следили хорошо и такого не допускали: диспетчер предупредил бы, ожидай их лужи или грязь на посадочной полосе. Полоса, кстати, уже ясно просматривалась внизу, прямо по курсу, именно там, где должна быть, — влажная от недавнего дождя, но без луж. Еще один маневр — и самолет прямо над ней. Большая часть аэропорта теперь осталась слева. Справа, между гудроном и проволочным сетчатым забором, показалась узкая полоска травы. Сразу за сеткой, параллельно ей — двухполосная дорога. Окаймленная темным лесом, через пару километров она выходила на изогнутый берег озера.
Сквозь зелень деревьев то тут, то там мелькали бурые пятна голой земли, а кое-где — синие прямоугольники брезентовых тентов, натянутых над лагерями беженцев».
«Впоследствии я мог вспомнить лишь одно: мой черный кот, характер которого мне был хорошо известен, стал выказывать явные признаки тревоги и беспокойства, никак не вяжущиеся с его натурой. Он беспрестанно рыскал по комнатам, будто сам не свой, и постоянно принюхивался к стенам, формирующим части древнего готического сооружения. Я понимаю, как банально это звучит – словно пес, который неизбежно появляется в любой истории о призраках, чтобы рыком предвосхитить появление перед вором хозяина укрытой саваном фигуры, — однако я не могу продолжать отрицать очевидное»
Говард Филлипс Лавкрафт. Крысы в стенах
Второй том нового иллюстрированного собрания сочинений «отца хоррора» составлен из произведений, посвященных не столько эффектным древним могущественным существам, обитающим где-то далеко, а тому, что происходит в почти обыденной повседневности — американской глубинке. В этой, не слишком совпадающей с нашей в житейских деталях и суевериях, деревенской глуши творится много всякого, тут даже сама атмосфера навевает хандру и тоску.
А кроме этого тут есть проклятия, опасные артефакты, местные жители с их тайными устрашающими причудами и просто странные люди. Или нелюди. И, конечно, столь любимые Лавкрафтом зловещие культы и секты.
Рассказ «Крысы в стенах», в честь которого названа книга, был впервые опубликован весной 1924 года, то есть, почти сто лет назад. Он начинается с того, как последний отпрыск древнего британского рода возвращается на родину предков, в заброшенный фамильный замок. Три века назад там была убита вся семья, единственный выживший бежал в Новый свет. Его потомком и является главный герой, который обнаруживает в замке невероятно чудовищные тайны…
Помимо художественных произведений (большинство из которых давно стало признанной классикой), в издание включены статьи и эссе. В том числе и знаменитый текст «Кошки и собаки». В нём Лавкрафт подробно и даже эмоционально провозглашает несомненное преимущество мурлыкающих перед гавкающими. Он усматривает в котиках изящество манер и благородную сдержанность, а песиков считает невоспитанными.
Книга снабжена подробной вступительной статьей Александра Речкина и украшена иллюстрациями Андрея Ильиных. Обложка выполнена им же в соавторстве с Еленой Нестеровой.
«Кошки не для бойких и заносчивых простых работяг с «миссией», а для просвещенных поэтов-мечтателей, понимающих, что в мире нет ничего действительно стоящего усилий. Для дилетанта, ценителя – для декадента, если хотите, хотя в более здоровые эпохи, нежели век нынешний, для таких людей находились занятия, ибо в те славные языческие времена они были стратегами и вождями.
Кошки для тех, кто совершает поступки не из простой обязанности, но ради силы, удовольствия, величия, романтики и очарования: для арфиста, поющего в одиночестве в ночи во времена древних сражений, или для воина, участвующего в тех сражениях во имя красоты, триумфа, славы и величия королевского дворца, на который не падает ни тени слабости или демократий… Кошачья звезда, кажется мне, еще только восходит по мере того, как мы мало-помалу отдаляемся от мечтаний об этике и демократии, затуманивших девятнадцатый век…»
«Мир держится на ненависти. Уверяю вас, именно на ненависти и ни на чём другом. Любовь – это сказки для детишек. Ради любви совершают подвиги, не спорю, но как только предмет любви исчезает, пропадает и само чувство.
А ненависть будет всегда. Даже если тот, кого вы ненавидите, уже двадцать лет как в могиле, вы всё равно будете его ненавидеть.
Ненависть – это топливо для сердец. Лигроин для душ.
Вот человек в очереди перед вами. Вас раздражает, когда он долго решает, что купить. Когда он считает деньги. Когда он флиртует с продавщицей. Ваши деньги уже наготове, вы отсчитали точную сумму, без сдачи, чтобы не задерживать очередь. А теперь вы вынуждены стоять и ждать из-за какого-то кретина. Это ненависть, будем знакомы…»
Тим Скоренко. Законы прикладной эвтаназии
Что может быть сильнее человеческой боли и чувства своей неизбежной обреченности и даже вскоре предстоящей беспомощности перед грызущим тебя недугом? В каждой из трех эпох, по которым скитается героиня, она видит, как, оказывается, можно жертвовать человеческой жизнью во имя какого-нибудь блага. Что такое благо, определяет тот, кому роль жертвы не грозит... В 1945 году в Маньчжурии пунктуальные японские военврачи из печально знаменитого отряда 731 проводят жестокие опыты над заключенными — «бревнами»: заражают чумой и тифом, замораживают, высушивают, травят ядами.
В 2011 году московский нейрохирург днем спасает пациентов, которых можно вылечить, а поздним вечером он же прокрадывается мимо дремлющих дежурных медсестер, чтобы сделать смертельную инъекцию безнадежно больным, поскольку именно так он понимает милосердие.
В далеком будущем, в 2618 году, где побеждены почти все болезни, природа подготовила новый зловещий сюрприз – болезнь под названием вринкл. Человек покрывался глубокими морщинами, сходил с ума и умирал. Никаких изменений в организме при посмертных исследованиях найти не удается, как будто гибель наступала на фоне полного здоровья. Неужели без опытов на живых людях никак нельзя обойтись? Почему за исцеления нужно платить? Исчезнет вринкл – найдется что-то иное, и снова начнутся опыты, люди превратятся в «бревна»…
Так как же связать между собой эпохи, чтобы вернуться в то время, из которого отправился в нецивилизованное прошлое? Вот — общество хранителей времени, одни из членов которого, тот самый московский нейрохирург и нашел девушку из Грядущего, которая из эпохи вринкла попала прямиком в «отряд 731», а потом в наше время. В итоге она вернулась домой, но потеряла любовь. Неужели даже изобретенная в XXVII веке машина времени не способна сделать людей счастливыми?
«Китай, провинция Биньцзян, июнь – август 1945 года
Суббота, около трёх часов дня.
Спальное место Накамуры в идеальном порядке. Кровать, полка для личных вещей: аскетическая обстановка. На полке – подставка для карандашей, стопка бумаги, ежедневник в кожаном переплёте. Накамура сидит на кровати, уставившись в стену. Обои – серые, грубые, на стене висит репродукция «Большой волны в Канагаве» Кацусики Хокусая. Накамура не позволяет себе большего, хотя любит Кацусику и готов повесить на стену все тридцать шесть видов Фудзи. Но есть такое понятие: дисциплина. Значит, он оставит только «Волну», но никогда не украсит остальные стены казармы другими репродукциями.
На всех напала полуденная дрёма: Осами, Мицудзи, Санава – все спят. Кто-то читает книгу, кто-то в тысячный раз мусолит письмо от матери. Накамура тоже иногда получает письма от матери. Она гордится, что её сын служит в непобедимой японской армии, она верит в его будущее и в будущее своей страны. Накамура высылает ей деньги, около сотни иен в месяц. Это больше, чем её собственная зарплата. Остальные деньги Накамура кладёт на военную сберегательную книжку. Тратить деньги здесь негде. По Пинфаню особенно не поездишь...»
«Благодаря влиянию британской следственной комиссии, ее непоколебимой уверенности в собственной правоте и проистекающим отсюда менторским интонациям сформулированный в отчете за 30 июля 1912 года взгляд на разлом «Титаника» приобрел всемирную огласку и доминирующее значение на долгие десятилетия, укрепившись в сознании как обывателей, так и специалистов.
Недоверчивое и даже резко негативное отношение к разлому преобладало и в среде энтузиастов – исследователей «Титаника». К 1960-170-м годам в США уже оформилась своя «титаникологическая» школа, у истоков ее стояли два человека: балтиморский писатель-историк и юрист, выпускник Принстонского университета и ветеран Второй мировой войны Дж. Уолтер Лорд (917-2002) и сппрингфилдский любитель «Титаника» Эдвард С. Камуда (1939-2014)…»
Евгений Несмеянов. Разлом «Титаника». Главная тайна великой катастрофы
Как изложено в введении, на последних из медленного, занявшего более двух часов погружения, вошел в историю своим разломом, случившимся на последних минутах. Его очевидцами были около ста человек. Но в материалах американских и британских слушаний весны-лета 1912 года эти свидетельские показания игнорировались и поэтому в течение десятилетий возник ложный взгляд на разлом судна. Гибель «Титаника» стали считать символической трагедией, возник многолетний миф о этом корабле и его трагедии. Помимо этого, появилась история изучения разлома, многочисленные ложные следы, личные амбиции сторонников различных теорий и столкновения могущественных коммерческих интересов.
В течение десятилетий проводились интенсивные подводно-археологические обследования секций корпуса судна, находившихся на глубине 3800 метров и полей обломков.
В прологе рассказывается о гибели в 1875 году «Пасифика» и спустя четыре года – «Томаса М. Рида» и проводимом американской Службой инспекции пароходов расследовании, а также – сходства катастрофы с «Титаником».
Первая глава посвящена анализу разлома «Титаника» в американском исследовании, проводившимся следственным комитетом сената с 19 апреля по 28 мая 1912 года, в ходе которого были опрошены 82 свидетеля. Следующая глава посвящена материалам британского расследования, в том числе – своеобразным обмене вопросами и ответами. Третья глава – это информация, которая появилась после завершения этих официальных расследований и стала главенствующей в мире на долгие десятилетия. Далее идут сведения об экспедициях к «Титанику», роли Дж. Кэмерона и вариантах разлома судна.
«На страницах этой работы мы проследили жизненны путь одного из самых одиозных и вопиющих мифов истории «Титаника» — мифа о «цельнокорпусном» уходе судна под воду без каких-либо серьезных структурных повреждений (если не считать серии пробоин в носовой части, полученных в результате столкновения с айсбергом).
Путем чрезвычайных мистификационных усилий и манипуляций, поражающих воображение своей топорностью и беспардонностью, главам двух официальных расследований, американского и британского, удалось убедить себя и большую часть общественности в том, что корпус парохода при затоплении не переломился – на славу ирландскими судостроителям.
Заявления очевидцев об обратном – а таковых было большинство – были грубейшим образом проигнорированы, словно эти люди рассказывали какие-то небылицы или описывали свои галлюцинации.
Подобное пренебрежительно-скептическое отношение к сообщениям о разломе господствовало на протяжении долгих семи десятилетий. Ценные свидетели, которые при иных обстоятельствах могли бы поведать много интересных и важных подробностей, предпочитали отделываться короткими общими фразами и один за другим отходили в мир иной».
«Современность поставила перед «этикой взгляда» другую проблему – проблему «техновзгляда». Под ним я буду подразумевать феномен приписывания технике (например, гуманоидным роботам) функции Другого, наблюдающего за человеком… Камера, следящая за человеком, определенным образом выстраивает его поведение, может тормозить и, наоборот, провоцировать определенные эмоциональные реакции; программное обеспечение, подсказывающее субъекту, каким образом он должен осуществлять свой выбор товаров и услуг, предлагающие новинки, запоминающие его предпочтения, — это все примеры работы «техновзгляда», действие которого зачастую оказывается не менее сильно, чем действие живого взгляда, брошенного человеком….
Роботфилию можно расценивать как новый вид (псевдо)гуманизма в условиях, когда человек тяготиться присутствием другого человеческого существа, когда Другой оказывается слишком сложен и обременителен для общения»
Ольга Попова. Человек как артефакт биотехнологий
В монографии описано, как воздействуют современные биотехнологии на понимание человеком самого себя, при этом необходимо учитывать, что современную технику учат не только мыслить, но и чувствовать. При этом благодаря биомедицине открывается поразительный масштаб контроля над человеческим телом, которое таким образом превращается в артефакт, продукт технологического развития. А в виртуальной реальности мы занимается тем, что конструируем другого, при этом конструируя и себя.
Одна из тем книги – «умные лекарства», причем их особая область применения связана со сферой деятельности, где часто возникают сложности адаптации человека к производственным условиям, в том числе связанными длительным физическим и психическим напряжением. Распространяются технологии улучшения человека, направленные на повышение его дееспособности. Уделено внимание и модификациям собственной внешности, а также человеку – как ремонтнопригодной системе и биополитическому производству людей-машин.
«Человек может помыслить себя принципиально иначе, чем он мыслит о себе сейчас. Почему бы ему не жить лет 150, иметь всегда подтянутую кожу, мышцы или какие-либо другие атрибуты совершенства, без которых сложно будет представить «норму» будущего человека?
Утопический формат подобных представлений постепенно становится демократическим: такого рода идеалы предлагается сделать доступными вследствие активного развития технологий усовершенствования человека…»
«Вавилонские греки, видимо, также дали великие имена греческой литературе и науке. Диоген из Селевкии, прозванный «вавилонским» (около 243—155 до н. э.), слушал Хрисиппа и со временем стал главой школы стоиков835. Аполлодор из Артемиты в эпоху Страбона был великим авторитетом по парфянской истории. Но прежде всего интересно видеть, как древняя вавилонская мысль была захвачена движением новых идей и выражала себя в области эллинской культуры. Бероз, жрец Бела, хотел стать греческим историком и записал мифы и историю своего племени для западных людей, которые хотели о них прочесть, — ободряемый милостью царя Антиоха I. В конечном счете именно из работы Бероза проистекало все, что мы знали об истории Вавилонии до тех пор, пока не были найдены и расшифрованы надписи.
Есть и другая очень интересная в этом отношении фигура. Уроженец нижней Вавилонии, области близ моря, он явился в великий город Селевкию, взял македонское имя Селевк и глубоко погрузился в математическую науку греков. Мир узнал о его трудах примерно в середине II в. до н. э.; они все еще были известны Страбону и Плутарху. Труды Селевка, судя по всему, были высокого научного порядка. Он не только высказывал правильные идеи по поводу приливов, но решил доказать, что Земля и планеты на самом деле вращаются вокруг Солнца. Вавилонянин, оживленный знакомством с эллинизмом, предвосхитил Коперника»
Эдвин Бивен. Царство Селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского
После распада империи Александра Македонского его полководцы стали во главе нескольких держав. Селевк I Никатор создал на Востоке одно из могущественных государств. В тексте рассказывается об ожесточенной борьбе за власть, распространении в Азии эллинизма, которое поддерживали цари-деспоты, основатели династий. Отдельные главы посвящены Сирии и Палестине, Вавилонии, Ирану, Индии.
Соратникам покойного Александра Македонского нуждались в привлечении в свои армии умевших владеть оружием искателей приключений. Поэтому враждующие между собой правители нуждались в доброй славе успешных правителей и военачальников.
Помимо этого, эллинским царям нужна была слава. Причем для них славой было, что о них с почтением говорили в Афинах. Ведь именно в древнегреческой литературе было написано о великих мужьях прошлого, приведены ставшими классическими примеры человеческой славы, пережившие поколения. Новые цари хотели быть не только богатыми и могущественными, но и великими.
Сам Александр Македонский уделял немаловажное внимание к историческим или легендарным ассоциациям, интересовался местами, освященными великим прошлым. Та он собирался сделать описанный Гомером Илион вновь великим.
На кургане, расположенном вблизи побережья (современный Гиссарлык) находился небольшой старый храм Афина и небольшая деревня, жители которой уверяли, что их строения расположены на месте той самой Трои из эпоса. В этом храме, двигаясь с армией к побережью, торжественно принес свою жертву и персидский царь Ксеркс.
В храме находился алтарь Зевса Отрадного Геркея (у подножия которого, как уверяли, был оттащен от жертвенника и убит последний троянский царь Приам) и даже щиты, которые якобы были побиты в сражениях Троянской войны. После своего вступления на земли Азии Александр Македонский посетил этот храм и принес жертвы. После битвы при Гранике он снова приехал сюда и сказал, что отныне Илион будет эллинским городом и повелел начать строительство зданий. Когда Александр Македонский умер, среди документов был найден проект построения в Илионе величественного храма, который должен был превзойти аналогичные строения Египта и Вавилона. Но это осталось в бумагах.
Илион перед вторжением в Грецию посетил царь Антиох, принесший жертву древней Афине, и после его возвращения в Эфес флот вторжения отправился к греческим берегам.
Немаловажную роль в державе Селевкидов играло золото. Золотые монеты н.э. выпускались в первую очередь для торговли с индийскими территориями и награждений. Так на золотых статерах Антиоха III, выпущенных в конце III в. до н.э., изображен слон. Видимо, многие из этих монет были подарками для воинов и приближенных царя, которые он давал после возвращения из своего знаменитого восточного похода, продолжавшегося долгих семь лет.
Золотые монеты хранились в царской казне и при необходимости раздавались тем, в ком правители нуждались. Так Антиох IV повелел раздавать золото на улицах Антиохии, а в 169 г. до н.э. выдал Навкратису (древнегреческой колонией, до расцвета Александрии – крупнейшей гавани Египта) по одной золотой монете на каждого жителя. В 166 г. до н. э. тот же царь распорядился изготовить золотые стартеры по случаю великих празднеств в Дафне, пригороде Антиохии, названном в честь нифмы Дафны, по легенде превратившей в этом месте в лавр.
Деметрий I выпускал золотые монеты с изображением Аполлона (весом 28, 3 грамма) и Фортуны. Лже-царь Александр Зибина II, попытавшийся овладеть Сирией и осажденный в Антиохии, изъял золотые сокровища из храмов, в ом числе – из храма Зевса, и выпустив из них золотые монеты, заплатил жалованье своим оставшимся наемникам. По приказу Александра была расплавлена золотая статуэтка победы Ники, которая находилась в руках статуи Зевса. После этого Александр заявил возмущенным ограблением храмов жителям, что «эту победу Зевс мне дал взаймы». Но жители его изгнали из города, и разгромленный и схваченный, он был казнен по приказу Антиоха VIII.
«Селевкиды (по крайней мере, так Трифон оценивал ситуацию) потеряли поддержку среди народа — то есть македонского населения Сирии, — и теперь он сам может занять место, которое упустили выродившиеся наследники Селевка. Он предложил себя на место народного царя. Нужно было решение народа или армии1708, чтобы сделать действенным его царское господство. Он добился его теми способами, которыми обычно действуют народные вожди, и собрание в Антиохии или Апамее, которое якобы состояло из македонского народа — воинов, — избрало Трифона царем. Это было начало нового порядка. В титуле новой монархии слово «автократор» заменили на «василевс». Старая эра, которая датировалась с восшествия на престол дома Селевкидов, естественно, была отменена, и начали новую. Эмблемой царя Трифона стал национальный шлем македонцев. Однако, чтобы придать новой династии респектабельности в глазах мира, было очень желательно, чтобы ее признал Рим. Трифон решил, что открыл остроумное средство получить благоприятное для него решение сената. Он послал в Рим в качестве подарка золотую статую Победы. Суеверные сенаторы должны воздержаться от зловещего шага — отвергнуть Победу! — даже если их и не убедит стоимость этой взятки (цена золота, пошедшего на эту статую, составляла 10 000 золотых монет). Однако сенат оказался умнее этого авантюриста. Он, конечно, принял подарок, но начертал на нем в качестве имени дарителя имя не Трифона, а убитого мальчика-царя Антиоха».
«Нас будет интересовать не столько структура, сколько природа и функции смешного в сталинизме (поскольку именно они обусловливают структуру). В сущности, понять ментальный профиль человека, который смеется над дедом Щукарем, который захвачен весельем «Свинарки и пастуха», который наполняется «советской национальной гордостью», разглядывая карикатуры Кукрыниксов, и тает от «теплого юмора» картин Решетникова, — это и значит понять сталинский субъект.
Лишь отчасти он был продуктом социальной инженерии. В куда большей степени он являлся результатом подгонки утопического марксистского проекта к наличному «человеческому материалу». Причем определяющим был последний. Хотя большевики, руководствуясь идеологией марксизма, не страдали тем, что иронично называли «рабочелюбием» и «народопоклонством», Ленин точно знал границы, которые переходить не следовало, четко обозначив связь между популизмом и властью: «Мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает. Без этого коммунистическая партия не будет вести пролетариата, а пролетариат не будет вести за собою масс, и вся машина развалится». Иначе говоря, если власть не выражает сознания масс, «машина» перестает работать, поэтому эта власть функционирует как «машина кодирования потоков желаний массы». В этой проекции сталинская культура должна быть понята как точка пересечения возвышенного и массового, сакрального и профанного, верха и низа»
Евгений Добренко, Наталья Джонссон-Скрадоль. Госсмех. Сталинизм и комическое
Большое документальное исследование разнообразной советской сатиры сталинских времен, феномене отечественного смеха, его многоликих жанрах, метаморфозах и традициях.
В издании авторы уделяют внимание огромному количество текстов разноплановых жанров, от популярных водевилей и ставших культовыми комедий до фильмов и мюзиклов, а также — распространённых пословиц и поговорок до сталинских речей, так или иначе изучавшихся (хотя бы бывших в курсе) миллионами граждан в почти всеохватной системе политобразования.
В сталинскую эпоху юмор был не только разрешённым народным, свободно, без опасности попасть за эти слова под репрессии, передававшееся из уст в уста (те же самые фразы из кинофильмов, фольклор а-ля дед Щукарь), но сатирически-пропагандистским, обличающим — как недостатки и вождей буржуазного строя и их стран, так и полностью нелояльные к советской власти отдельные социальные группы или граждан, обитавших в СССР.
В сталинское время множество так называемых народных пословиц и поговорок были сочинены, придуманы специально профессионалами-пропагандистами. Так в издаваемых в сталинское время сборниках народных пословиц и поговорок "Народные мудрости" большинство текстов было специально придумано к различным проводимым в СССР реформам и компаниям. Так во время внедрения в 1930-х годах трудодней в колхозах получили массовое распространение следующие пословицы: «Губит лень, а спасает трудодень», «У кого много трудодней, тому и жить веселей», «Сам не скажет, — трудодни покажут», «За лень не получишь трудодень». В тот период времени, когда ещё в СССР не было телевидения, а радио было распространено в основном в крупных городах, в сёлах и деревнях (куда приезжали с выступлениями лекторы и артисты) частушки, пословицы и поговорки были одними из действенных методов воспитания, в первую очередь — подрастающего поколения, мечтавшего зажить по-новому.
В советских фельетонах и сатирических публикациях использовался простой и доходчивый, но эмоционально выдержанный стиль, чётко обличающий как зарубежных недоброжелателей СССР (поэтому руководители буржуазных стран и владельцы крупных корпораций в советских газетах и журналах изображались в виде карикатур), так и своих нелояльных граждан.
«С годами, однако, Луначарский не просто склонялся к сатире, отходя от своей эгалитарной утопии «народного смеха». Судя по статье «Что такое юмор?» (1930), он едва разграничивал юмор и сатиру. Смех в его интерпретации был слишком социален, чтобы в нем было место юмору. Он постоянно апеллировал к Гоголю и Щедрину, у которых комическое связано с сатирой, а не с юмором. В написанной в том же 1930 году статье «О сатире» Луначарский выступал ярым защитником сатиры, утверждая, что она есть форма самокритики (8, 186). В сущности, Луначарский выступал за сатиру в дозволенных рамках, и в этом он был гибче тех, кто в то время требовал ее полного запрета.
«В последние годы жизни Луначарский писал книгу «Социальная роль смеха». В конце 1930 года по его предложению при группе языков и литератур Отделения общественных наук Академии наук СССР была создана под его председательством Комиссия по изучению сатирических жанров, преобразованная 10 января 1932 года в Кабинет по собиранию материалов сатирического жанра… Смех Луначарский понимал почти исключительно как насмешку. В этом смысле его можно признать теоретиком того вторичного, неаутентичного смеха, к которому с такой неприязнью относился Бахтин. Луначарский мыслил смех классово и исключительно в категориях социального доминирования. Тема эта казалась Луначарскому настолько важной, что он пытался вписать это «обличительное направление» в нарождавшуюся теорию соцреализма. Тогда как Горький требовал «революционного романтизма» и выступал против попыток «очернения советской действительности», относя критический пафос литературы всецело к ее прошлому («критический реализм»), Луначарский незадолго до смерти в докладе «Социалистический реализм» на 2-м пленуме Оргкомитета СП СССР в феврале 1933 года говорил о важности «форм отрицательного реализма», который прямо увязывал с сатирой…»
«К началу XIX столетия иранская армия заметно отстала от вооружённых сил нового типа, оставшись в рамках традиционного восточного войска, основу которого составляли иррегулярные родоплеменные ополчения. Такая армия могла вести относительно равную борьбу с одинаковым и по уровню противниками (главным образом курдами, туркменами и афганцами), но противостоять войскам нового типа в классическом сражении она была не в состоянии. При этом страна оказалась в близком соседстве с модернизированными вооружёнными силами России и Британской Индии, а позднее и Турции. Несмотря на это, Первая русско-иранская война (1804–1813) показала, что при всей несостоятельности иранская армия могла долго сопротивляться, используя асимметричную тактику партизанской борьбы с её стремительными кавалеристскими налётами на небольшие подразделения и отсечением коммуникаций противника. Тем не менее Аббас-мирза, в значительной степени движимый реваншистскими настроениями, решил предпринять действенные меры для её реорганизации по европейскому образцу. Шах же нуждался в современных вооружённых силах, способных не только к оборонительным, но и к наступательным действиям, для реализации гораздо более амбициозных планов, которые несли на себе отпечаток имперской идеи – идеи восстановления границ Ирана до пределов сафавидской державы»
Борис Норик. Очерки истории Англо-иранской войны 1856–1857 гг.
Монография современного российского исследователя посвящена военному конфликту между Каджарским Ираном и Великобританией, поводом для которого стала осада персидскими войсками афганского города Герат. Однако настоящей причиной стало протяженное во времени противостояние Англии и России, их борьба за влияние в Центральной Азии.
Особое беспокойство у англичан вызывали предположения, что Российская империя через территорию Персии, при поддержке шахских войск и местного населения, способна организовать вторжение в Индию. Возможность потери индийских владений рассматривалась в Англии как катастрофа. В качестве обоснования версии об интересе Российской империи к индийским территориям английские политики чаще всего приводили так называемое «завещание Петра I», которое должно было служить свидетельством подготовки такой экспансии, начиная с петровских времен.
Британские дипломаты неоднократно пытались воздействовать на иранскую элиту, придворных вельмож и самого шаха с целью склонить их на свою сторону. В том числе и обещаниями щедрой денежной помощи. Но, как отмечает Борис Норик, за все боевые действия во время русско-персидской войны 1826-28 гг. Иран получил лишь одну выплату, а британские военные советники и инструкторы так и не смогли довести подготовку шахской армии до такого уровня, чтобы она смогла нанести поражение русским войскам.
«Интересно, что «англо-индийское» военное сообщество, судя по всему, было склонно заметно принижать стратегические способности иранских военачальников. Так, по сообщению собственного корреспондента The Times в Бомбее, позиция, занятая иранцами на южном направлении, была выбрана настолько разумно, что, по мнению упомянутого сообщества, «она была спланирована не только персидским интеллектом, но и русским умением». По убеждению Дж. Аутрэма, бой при Хушабе, где англичане победили численно превосходящие силы Шоджа аль-Молька, имел серьёзное моральное значение, поскольку теперь иранская армия, даже получив подкрепление, едва ли могла отважиться пойти на Бушер во время его похода на Мохаммеру. При этом Аутрэм высказывает уверенность в необходимости скорейшего усиления бушерского гарнизона как минимум одним европейским и двумя туземными полками, а также подразделением конной артиллерии, двумя 24-фунтовыми пушками и двумя 8-дюймовыми гаубицами, поскольку племена Даштестана, Дашти и Тангестана были более лояльны иранскому правительству, нежели племена в районе Мохаммеры, взятие которой открыло бы английскому войску свободный доступ к снабжению, особенно тягловым скотом. Наличие последнего позволило бы Аутрэму ещё до наступления жаркого сезона выдавить иранскую армию за перевалы и закрепиться в Боразджане, за которым находилась равнина Гисекан, расположенная на высоте примерно 1000 м над уровнем моря».
«Жил-был на высоком берегу журчащего ручья красивый Желтый Дракончик. Он жил счастливой жизнью, никому не принося вреда. Сам он не умел говорить, но очень любил слушать веселый шум леса, а больше всего ему нравилось журчание воды.
Иногда он поднимался верх по течению, где вода бурлила и пенилась, иногда спускался вниз, где она текла тихо и спокойно, и нежился в мелких заводях.
Там-то и повстречался со своим первым врагом – бородавчатой Жабой с завидущими глазами. Эта Жаба считала, что все заводи принадлежат ей, так как она купалась в них каждую весну, и, хотя Дракончик был добрым, Жаба возненавидела его и начала строить козни против него…»
Эрнест Сетон-Томпсон. Индейские сказки
Знаменитый канадский писатель Эрнест Сетон-Томпсон всю свою жизнь посвятил изучению дикой природы. Ещё он интересовался жизнью индейцев, их умением понимать природу. Коренные жители Америки в свою очередь доверяли писателю, дали ему почетное имя Чёрный Волк. Сетон-Томпсон собрал целую книгу удивительных историй, которые индейцы из поколения в поколение рассказывали друг другу и своим детям.
Часть историй включена в новое издание, проиллюстрированное рисунками Елены Гончаровой. В этих историях рассказывается, как мышиная птица посмеялась над Лесовичком, откуда взялись каштаны, почему появилось бабье лето, которое в Северной Америке называют индейским летом. Легенда гласит, что Правитель Мира, Великий Дух Ваконда, трудился всё лето, создавая горы, леса и озёра. А осенью решил отдохнуть. Но тут подул сильный северный ветер и стал мешать Ваконде. Тогда тот повелел, чтобы все ветра угомонились – и они немедленно послушались. Десять дней стояла тихая солнечная погода. С тех так и повелось, чтобы каждую осень наступало время безветрия и последнего тепла.
Книга была предназначена для учеников школы, созданной писателем в его усадьбе в Нью-Мексико. Слушателями школы могли быть дети и взрослые, главное, чтобы они искренне хотели стать ближе к природе и проникнуться древней мудростью. Индейские сказки и предания были примером стремления к такой гармоничной жизни.
«Жил-был однажды в лесу Дикобраз, очень недовольный жизнью. Все ему не нравилось, и он постоянно жаловался, что все не так, пока не надоел всем до такой степени, что создатель мира и люде Велики Дух Ваконда, устав от его ворчания, не произнес:
— Похоже мир, устроенный мной, и ты не подходите друг к другу; нужно что-то изменить. Проще изменить тебя. Тебе не нравятся деревья, ты чувствуешь себя неуютно на земле, ты считаешь, что здесь все шиворот-навыворот, а потому я тебя самого выверну наизнанку и отправлю в воду.
Сказано – сделано. Дикобраз превратился в новое существо – рыбу под названием Селедка. Потому-то она такая костлявая.
Но когда старого Дикобраза превратили в рыбу, его дети стали очень беспокоиться из-за его исчезновения и бросились всюду его искать».
Моя первая книга популярной сейчас восточной литературы. Брал на пробу со стойким ощущением, что окажусь достаточно далёк от её ЦА. Так и получилось. Из-за чего тощую книгу в 280 страниц с АРШИННЫМ ШРИФТОМ читал недели две. Три из пяти сюжетов имеют фантастическую фабулу, поэтому решил поделиться мнение и здесь.
У сборника благая идея: через рассказы разных молодых авторов поддержать книжные магазины в Южной Корее, которые загибаются, не выдерживая конкуренции с другими развлечениями и большими сетями. Казалось бы, в нашей стране относительно похожая ситуация, но некоторые факты заставили засомневаться. Может быть, в более оцифрованной Корее с этим всё действительно обстоит намного печальнее. Но гарантировать не берусь.
Рассказов всего пять. Они получились достаточно разные, но с общими чертами YA-литературы: написаны тексты весьма средне, персонажам здесь преимущественно 13–15 лет, они все такие из себя интроверты с проблемами и богатым внутренним миром. Информации об авторах не нашёл, но по ощущениям писали подростки для подростков. Есть, правда, и чуть более светлые пятна, но обо всём поподробнее.
Четырёхмерный книжный магазин и вращающийся монстр — Ким Сора
По описанию рассказ был самым многообещающим. Как минимум отсылка к творчеству Хайнлайна в моих глазах уже многого стоил. На деле — это худшее произведение сборника. Жуткая дичь в плане сюжета с путешествием во времени и другими псевдофантастическими штуками здесь соседствуют с каким-то махровым трешаком о сфере-убийце, которая отрывает руки-ноги школьников. Из-за этого рассказ ещё и не соответствует духу сборника, где всё такое с лёгким налётом розовой карамели.
Монохромное сердце — Ли Чжин
История о мальчике, который начитался вэб-романов, и решил найти, рекомендованное любимым автором, произведение. Проблема в том, что его нигде нет. Поиски приводят юношу в странный книжный магазин под названием «Могила». Здесь доживают свой век ненужные и забытые книги. Идея интересная, но исполнение максимально шаблонное: от героя, переживающего уход отца из семьи, до финала с лёгким мистическим флёром.
Сумка с розовым кроликом и ночной книжный магазин — Им Чжихён
Несмотря на жутко идиотскую завязку, первый более или менее приятный рассказ в сборнике. Девочка решает достать эксклюзивную сумку для жутко абьюзивной подруги, держащей под каблуком весь класс. Глаза здесь закатываются и от банального морализаторства, и от концепции крутейших сумок, которые можно получить в подарок за двадцать чашек кофе. Их разбирают так быстро, что занимать очередь лучше с ночи. При этом написано всё довольно живо. Герои необычные и ночной магазин интересным получился. Пожалуй, самый книжный из всех рассказов.
Призрак книжного магазина — Чон Мёнсоп
Не рассказ, а сплошной штамп. Мальчик, который не любил книги, после ДТП становится призраком загибающегося книжного. Чтобы вернуться в своё тело, он должен помочь магазину остаться на плаву. Ну и, конечно же, полюбить книги, проработав детскую травму. Настоящий букет банальностей, который даже обсуждать смысла нет, насколько все здесь очевидно.
Идеальный способ украсть Курилина — Чо Ёнчжу
История от составителя сборника. Это вдвойне забавно, потому что непосредственно книжной тематики здесь кот наплакал, однако, рассказ получился самым интересным. Завязка по традиции о разладе в семье, но не совсем банальном, а уже перешедшем в область, где сложно без специалиста разобраться. На фоне постоянных конфликтов родителей мальчик начинает неосознанно воровать для привлечения внимания. И хотя крадет он коллекционные фигурки из вселенной Гандам (крутые штуки, респект), проблемы из-за этого появляются реальные. Семье даже приходится переехать. Но от дурных привычек сложно избавится и герой вновь оступается на новом месте. Только на это раз всё зашло слишком далеко. Конечно, финал истории достаточно предсказуем, но по сравнению с другими рассказами из сборника выделяется более взрослым подходом и авторским стилем. Не «идеально», но в целом неплохо.
В сумме для меня сборник получился неудачный. К сожалению, уровень большинства текстов не дает насладиться ими, когда проблемы героев уже не резонируют твоим. Да и заявленная книжная тематика проявляется довольно специфически. Если вы считаете, что наши вкусы совпадают, не рекомендую тратить на него время и деньги.
P.S. Однако, желание познакомиться с хорошими представителями ориентальной прозы ещё осталось. Сам, к сожалению, не силён в данном вопросе. Поэтому буду рад, если накидаете интересные произведения, которые стоит прочитать, в комментарии. Буду благодарен.
Понравился текст? Подписывайтесь на мой канал в Телеграме и группу в ВК. Там появляются тексты, которые по тем или иным причинам нельзя выложить полностью сразу на всех площадках. Например, подкаст о сериале «Светлячок» или большая статья о «Скотте Пилигримме» для «Мира фантастики».
Трилогия входит в длинный цикл «Хранители мультиверсума», первые книги которого датируются 17-м годом, а в 22-м вышло как бы две трилогии. Я взял наудачу вещь из середины ("Карандаш и уголь", "Дорога к цвету", "Палитра чужих цветов").
— Хотя клюнул я именно на «социальную фантастику», в «Референсе» не увидел собственных сколько-нибудь серьезных идей или попыток разработать оригинальную социальную модель. Группы «торговцев-наемников» просачиваются между параллельными мирами: вот мир киберпанка, вот мир афганского кишлака, вот Земля, вот условный «независимый Квебек первой половины прошлого века» (с привыканием общества к модным электрическим штучкам и сексуальной эксплуатацией сироток). При том, что спецы даже в «Квебеке» старались взять иномирца на предмет полезной информации, просто удивительно, что трансфер технологий до сих пор не идет на всю катушку. Референсом из отечественной фантастической литературы тут работает «Белая дорога» Вартанова и «Транквилиум» Лазарчука. Но там были достаточно сильные препятствия к свободной торговле и вторжению из мира в мир, а тут такие ограничения, скажем так, незаметны. Просто на календаре в момент публикации был 2022-й и автор стремился соответствовать, потому киберпанк, дизельпанк, немного милитари, немного боевки, но без лишней грязи на гусеницах;
— понятно, что если переходы между мирами не через громадные арки и технопорталы, а через калитки, которые открываются талантами специфических людей, то совсем рядом будет магия. Тут не строгая НФ, а смесь бульдога с носорогом. Протагонист немного волшебник;
— стилистически автор вполне квалифицирован и может уверенно держать планку. Игра с иноязычными и немного с историческими значениями слов, но без фанатизма (русский язык из разных миров все-таки един и нет ощущения постоянно плывущих значений). Удачно и к месту использует прозвища. Толково выстроены предложения и диалоги. Есть уверенное различение персонажей в диалоге. Текст легкий, терминологией не перегруженный, но нельзя пожаловаться на словарный запас. Мат есть, но строго на своем месте. Описания яркие, при том ёмкие. Все три книги «Референса» не свалились просто в потогонный текст, в тухлую проду, чего в сети хватает. Не зря у автора в биографии слово «редактор»;
— понравилось соотношение внутреннего монолога протагониста, авторского текста и диалогов. Бывает, что авторы превращают героя в «Шерлока Холмса» и он догадывается про все вокруг (потому что ответы в голове автора), бывает, что все наоборот – длинные описания, куча подсказок, уже все всё поняли, а герой еще нет. Тут от Шерлока процентов двадцать. Протагонист показан умным и бывалым человеком, но без рентгена в глазах. И говорит он, объясняя свои догадки, ровно столько, сколько нужно;
— все это понятно, но как добиться читательского внимания? Нужны эмоциональные заманухи. Крючки. И если у других это пожалейка или безостановочный экшен, то здесь автор пожалейку и экшен умело дозирует. Основная замануха тут эротическая. Нет, порнография в чистом виде отсутствует. Но протагонист постоянно находится «около греха», и автор щедро отмеряет ему половые акты. Джеймс Бонд? Конан-варвар? Где-то рядом… Плюс используется уже стандартный прием лесбийских отношений, которые протагонист наблюдает довольно близко, но чтобы текст не подпадал под пропаганду всякого нехорошего, в конце этот роман завершается и одна из девушек переходит к гетеросексуальной связи, а вторая становится мало отличимой от робота;
— так же автор отыгрывает педагогически-воспитательные отношения «дедушка-внучка» при очень талантливой внучке, сюжет обретения взрослого сына, воспоминаний об умершей супруге, нового брака, его же внезапного расторжения и т.п. Ощущается аромат "цветной волны";
— есть в тексте и политика, но подана она тонко, аккуратно, без тамтамов. Некий усредненно-патриотический милитаризм, с явными намеками на ЧВК. Однако же не прямолинейность Дивова, а скорее «сотрудничество без любви, но и без принуждения». Герой ощущает силу государства и не считает его чужим;
— тест хорошо оформлен иллюстрациями. Их много, они подходящие и выполнены на соответственном уровне. Не всегда такое увидишь.
.
Итого: это развлекательный текст, который находится в двух шагах от эротического романа, но корнями своими уходит в натурализацию шпионского боевика, немного киберпанка, просто боевика и аниме на закуску.
Александр Матюхин имеет в литературной среде интересный статус. Его считают королем историй о маньяках. Подобный титул можно заслужить несколькими путями. С одной стороны, качеством текстов. А с другой, их количеством, по которому видно, насколько часто автор касается маргинальных тем. Только с этим все не так однозначно. Как оказалось, в сборник «Восхищение» включено всего десять рассказов о первертах (лишь 50% тома). Согласимся, что для книги темного направления половина сюжетов на такую проблематику – это, в каком-то смысле, даже мало.
Однако, несмотря на условное разделение на маньячную прозу и остальную, сборник нельзя назвать разношерстным. Темы рассказов и их качество выдержаны в относительно цельной конструкции, потому что в сюжетах прослеживаются общие черты. Так, например, наиболее ранние схожи между собой за счет фантастичности. Они-то в большинстве случаев и повествуют о маргиналах. Но это характерно для ранней прозы хоррор-авторов, и только на основе этого Александра нельзя причислить к садистам от литературы, как привыкла делать аудитория, не искушенная в жанре.
Мы также видим, что Матюхин не смакует подробностями насилия. Равно как и не пытается получить удовольствие от жестокой прозы, что ясно благодаря повествовательным методам: то, насколько автор отождествляет себя с героями, можно отследить по изложению. Так, от первого лица написаны всего лишь 40% произведений о маньяках. Примечательно, что в жестоких текстах не видно и стремления пощекотать нервы публики, ибо 50% ранних историй о психах – смысловые.
Словно предвидя неоднозначную трактовку своей прозы, Александр отказался от моральной оценки героев. Но это не ставит его в позицию немого попустительства, так как он, хоть и не осуждает душегубов, но также не делает и скидок для них, дабы не выставлять жертвами обстоятельств. Матюхин лишь показывает все переменные, повлиявшие на становление зла, и оставляет читателю свободу в их интерпретации. По сути, транслирует посыл, что монстрами 1) рождаются, 2) становятся, взращивая свои “темные” качества из-за располагающей среды, или приобретают их благодаря окружению.
Автор в принципе изображает первертов с “нормальной” стороны: демонстрирует логику садистов, их связи с реальностью. И с ними трудно спорить: в словах убийц мы видим определенную адекватность (насколько она может быть у психически больных людей). То есть, показывая логику психов, Матюхин в первую очередь изображает их как личностей. Но именно на фоне вытекающей из такого подхода понятности, в них ярче раскрывается ненормальность.
На подобной основе выстроен рассказ «Кость в горле». Его начало достаточно поэтичное. Там нет привычного нам действия, и первое время дается лишь понять, что герой — потрошитель — движется к месту убийства. По мере приближения героя к цели нам доходчиво транслируется естественность, с которой можно получить удовольствие от смерти человека. Это работает, так как автор говорит на примере знакомых, всем приятных вещей (прогулка у моря, южная ночь возле пляжа, вкусный ужин), добавляя к ним убийство, выступающее финальным звеном в общей композиции отдыха. Благодаря данному подходу маньяк не вызывает отторжения: его логика понятна читателям без перверсий (ибо садист получает те же удовольствия, что и рядовой человек) и, в то же время, показывает, как с вполне нормальными чертами может ужиться неадекватность.
Схоже работают «Секретики», где медленно, методом вкраплений в мысли героини, раскрывается ее психическая болезнь. Интересно наблюдать, как расстройство проявляется в деталях, когда вроде бы здоровый в рассуждениях человек начинает допускать странные ошибки в выводах.
По тому же принципу выстроено и «Сияние ее глаз», в котором читатели верят логике женщины-шизофренички, потому как образ этой героини цельный. Текст о ней подан в формате постов для интернет-площадок. На каждом сайте девушка ведет себя по-разному, но все сообщения складываются в цельную картину, и героиня раскрывает несколько «темных» граней своей личности. Автор четко дает понять: с помощью социальных сетей можно составить психологический портрет человека, изучив его по сообщениям в частной переписке. Так что, в какой-то степени, «Сияние ее глаз» злободневно и серьезно (насколько таковым может быть фантастическое произведение). И, даже несмотря на то, что основная его цель – развлечь публику, нужно признать: работа с темой интернет-ужасов здесь намного качественней, чем в более раннем «Скучающем», где тоже описаны боль и страдания человека, зависимого от общения в сети.
Но эти произведения не дают всей картины. Не следует думать, что, говоря на важные для общества темы, Матюхин скатывается к смакованию психический перверсий и бытового насилия. Наоборот, он смещает акцент с тяжелого реализма, уделяя большее внимание работе с фантастическими элементами.
Например, в «Бесах Бережного» нам рассказывают о подростке, убивающем сверстников под влиянием чертей. Сущности, заставляющие мальчишку нести смерть, изображены как реально существующие.Так что героя-подростка трудно назвать однозначным садистом. Некоторые читатели, конечно, посчитают его контакты с чертями бредом, а мальчишку нарекут монстром. Но это будет однобокая оценка, так как в попытках самоутвердиться за счет насилия просматривается базовое стремление подростка ощущать себя сильным. Несмотря на то, что оно приняло неадекватную форму, нет и открытых намеков на психическую дефективность главного героя. Как и того, что заставило бы нас думать, будто приходящие к мальчику бесы ему только кажутся. Мысли о собственном сумасшествии посещают Бережного лишь в финале, и то — как одна из возможных причин совершенных грехов.
Здесь видно, что, даже при глубоком погружении в психологию маргиналов, Матюхин не копает в мотивы их поступков: Александр сосредоточен на том, чтобы аутентично передать ненормальность героев в моменте, «здесь и сейчас», поэтому маньяки в его прозе кажутся столь живыми и, возможно, именно так шокируют публику.
Чуть позже Матюхин уходит от злободневной проблематики. В 2017-2018 гг. его проза становится преимущественно развлекательной. В сюжетах данного периода еще видна определенная доля фантастичности («Похороны старых вещей», «Химия»), но произведения еще можно воспринимать и как вполне реалистичные.
В годы написания этих рассказов Александр экспериментирует со стилистикой: именно в подобных историях заметен богатый язык. Текст некоторых из них откровенно пульсирует. Например, в «Лешем» всех ждет полнокровное описание природы. Автор показывает, какова она на ощупь, вкус и запах. Благодаря тому, что подмечены ее плотские стороны, текст выглядит особенно насыщенным. Такому методу изложения подчинены даже визуальные фрагменты – они тоже описаны чувственными понятиями. Однако это не создает в мозгу читателя какофонию из ассоциаций. Матюхин упрощает восприятие, используя в чувственном описании достаточно примитивный (но уместный) прием контраста: холодное сравнивается с горячим, влажное — с сухим и т.д.
Это влияет и на общий контраст всего сборника. На фоне работ, исполненных в схожем стиле (кроме «Лешего» к ним относится упомянутая выше «Кость в горле» и «Химия») ярко выделяется изложение остальных сочинений. А вот написанные в то же время «Похороны старых вещей», «Я нюхаю твое лицо» и «Коридоры» значительно проще. Как, впрочем, большинство других историй, из более поздних этапов творчества. Но легкость стиля оказывается достоинством: становится легким для восприятия столь сложный прием, как метафора. Ее простота производит интересный эффект в рассказах типа «Восхищения» и «Кусочков вечности», где определенные сравнения кажутся утрированными, а потом выясняется, что за абстрактными формулировками скрывались вполне конкретные, но жуткие подробности. Уметь скрыть ужас, излагая простым языком — сложный уровень. И его мы встречаем в произведениях, написанных значительно позже.
В большинстве последних сюжетов (2021) Александр окончательно возвращается к фантастике, но уже значительно более смысловой (фантастическими оказываются 66% смысловых текстов). Видно, как в наиболее серьезном действии реализм уходит на второй план, уступая место выдуманной детали. И автор использует ее как ту же метафору, чтобы сказать нечто более важное.
Как инструмент метафора выходит за границы слова, и работает в поле визуальной образности. Примером тому сложит причудливый рассказ «Сплетенница». В ней затронута проблематика обездоленных детей, которые живут в подвалах и вынуждены рисовать в своих фантазиях счастливую жизнь. Видно, что подобным бегством героев от реальности Матюхин не старается вышибить из нас слезу. Наоборот, он показывает губительные последствия детского поведения: ребята мучают родителей, заставляя пребывать в таких же иллюзиях.
И типажи здесь разноплановые: кто-то из взрослых героев рад уйти мир грез, потому что из-за собственного безволия не способен вынести реальность, кто-то из детей делает это, ибо тоже слаб, но уже в силу возраста, а кто-то из них не разрывает связи с объективным миром, даже несмотря на то, что тоже ребенок и, наоборот, пытается вытащить из фантазий морально опустившихся взрослых. Первое время бросается в глаза откровенный сюрреализм данного текста. Но он здесь не ради формы: это не игра со штампами и клише, а прием, необходимый для раскрытия конкретной мысли. Развлекательный с виду рассказ ближе к финалу приближается к притче. Видно, что история писана не просто ради развлечения, а сюр в ней – инструмент автора, чтобы донести свою мысль на примере контрастных образов.
С похожей стороны кто-то может посмотреть на «Большую белую рыбу». Но в качественном сюрреализме зачастую прослеживается концепция (благодаря логике в образах), которой здесь нет. Произведение долго не получается отнести к конкретному жанру, но с начальных строк видно — это точно не ужасы. Сюжет провоцирует разгадать себя. Оглядываясь на близость действия к сюру, улавливаешь в нем интеллектуальный триллер. Хотя это не упрощает понимания текста: понять, как он сконструирован трудно почти до самого конца. В том числе не понятна природа существа-главного героя и как устроен окружающий мир.
Вопросы дополняются следующими. Почему главным кажется один герой, а затем второй, его убивший? Почему их объединяет третий? Хотел ли Матюхин оставить данную недосказанность, использовал ли ее как прием-крючок, чтобы выдержать интригу? Если так, то он переусердствовал, потому что многие читатели, вероятно, ничего не поймут. А именно на механике мира (пониманию того, как он работает) строится весь интерес к истории. Странности просто не имеют объяснении. Вероятно, потому не хочется ставить «…Рыбу» и в один ряд с концептуалистским «Желанием». Даже имея с ним общие черты, подобные сочинения близки не к интеллектуальному триллеру, а слоубернеру с медленной, но сильной тревогой и, особенно, вирду, где много недосказанностей и мало объяснений.
«Желание» здесь – исчерпывающий пример. В нем хватает хоррор-элементов, которые, благодаря умелой подаче, превращают действие в слоубернер, уже более чистый. Как и подобает образцам этого жанра, историю нельзя назвать простой. На рост саспенса здесь работает медленное нагнетание тревоги, когда неясно, что происходит. Такой эффект достигается благодаря скапливающимся по мере чтения вопросам, ответы на которые не проливают всего света на странный сюжет. Вдобавок впечатление усиливает зыбкость логики, ускользающей от читателя при каждой его попытке разобраться в странностях с помощью того, что он уже знает, потому как имеющейся информации всегда оказывается мало или она неправдива.
Из-за такой интеллектуальности и яркой, но трудной для восприятия концепции, к ней просится окончание “изм”. Конечно, не хочется думать, что мы имеем дело не со свежей авторской идеей, а с наследованием какому-то концептуализму или течению внутри него. Но, тем не менее, отказаться от мысли об этом нельзя, ибо отдельные звенья композиции выделены нарочито откровенно (например, герои принимают самые разные позы, всем своим поведением как бы транслируя неизвестный нам посыл). В результате, кажется, будто Александр зашифровал в текст какую-то идею. Но, при всей цельности данных образов, трудно понять, что конкретно он имеет в виду.
Махнуть рукой, сказав, что, скорее всего, автор не преследовал никакой цели, трудно. Потому как видно, насколько Матюхин предрасположен к серьезной прозе. К смысловым работам относится подавляющая часть (87%) свежих произведений. Возможно, именно благодаря этому интересно смотреть, как в них раскрывается жанр.
Наиболее органично сложные элементы триллера, сюрреализма и реализма сочетаются с глубоким подтекстом в «Умеренности». Однако эта история не зависит от перечисленных направлений, и близка, скорее, к нуару с характерными для него составляющими. К ним относится главный герой — маньяк, который в будние дни ведет успешную жизнь, занимая самый высокий пост в городе, а по выходным напивается до физического истощения, чтобы принести в жертву убитых людей.
К мрачным, характерным нуару деталям относится и образ города, где разворачивается действие. Александр говорит о Петербурге и преподносит его темные стороны через религиозную символику. Культурная столица раскрыта как мегаполис, который не питает людские души чем-то духовным, а, наоборот, кормит приезжими людьми живущих в нем монстров. Здесь, как и в более ранних сочинениях, Матюхин использует прием контраста.
Черная, поедающая жизнь машина из железа и бетона в отдельных эпизодах описывается как агрессивный свет. К нему летят из регионов инфантильные, опьяненные романтикой столицы люди-мотыльки. Соблазн удовольствиями и смерть от наслаждений рождают в голове читателей соответствующие ассоциации. В результате, Петербург хочется поставить в один ряд с Римом и Вавилоном, городами-блудницами, что развращают своих детей.
Используя образ мегаполиса, автор работает с проблематикой серьезнее, чем в других смысловых рассказах. Здесь нагляднее видны пороки общества, исходящие от прогнивших институтов. И зло, которым оказываются люди с высоким статусом. По сути, говорится о теневой, агрессивной стороне привычного нам порядка, который, скрепляя общую массу людей, легко уничтожают отдельного человека. Естественно, подобные темы органично развиваются именно в рамках нуара. Настолько, что здесь его трудно назвать стилистическим решением. Скорее, нуар в этой истории на правах полноценного, главенствующего жанра.
Характерно, что, чем новее произведение Александра, тем чаще зло в нем представлено в образе человека. Матюхин по-прежнему изображает маргиналов как обычных людей, смещая зло в социальную плоскость (говорит, какой у маньяка статус в обществе, какую должность занимает, где живет и проч.). Возможно, так автор транслирует посыл, что существование душегубов в мире зависит от нас, и ужас в нем можно уменьшить, если каждый, копнув в себя, разберется с мотивами личных поступков.
Марципана Конфитюр. Атомный пирог. – М.: АСТ, 2023 г. Серия: Другое время: хиты альтернативной истории.
Придумав параллельный мир 1977 года, в котором нестареющий 98-летний Сталин живее всех живых, а Советский Союз и США угрожают друг другу ядерными ударами с практическим применением в лунных колониях и на Корейском полуострове, автор "Атомного пирога" организовал себе обширное пространство для издевок и подтруниваний над образом жизни и заблуждениями жертв массовой пропаганды – оболваненных жителей противоборствующих великих держав. Описываемые в романе семидесятые годы ушедшего века в альтернативных Соединённых Штатах очень похожи на сопровождавшиеся разнузданной антикоммунистической истерией пятидесятые годы реального американского прошлого. Отличие лишь в том, что в вымышленной Америке повсюду применяются устройства, работающие на атомной энергии: домашние ядерные реакторы, автомобильные атомные двигатели, атомные роботы и т. п. А ещё – широко используется ионизирующее излучение: например, благодаря радиоселекции, выводят восьмиконечных кур, розовый горошек и коров, дающих шоколадное молоко. При этом от проникающей радиации американцы спасаются, постоянно принимая (с пищей, напитками и в таблетках) аполлоний – чудесное голубое вещество, добыча которого ведётся на Луне. Отмечу, что СССР и Луну в романе связывает космический лифт, то есть, в научно-техническом плане Советский Союз не отстаёт от США. Олдовые любители НФ, наверное, помнят, что космический лифт строил английский фантаст Артур Кларк в своём романе «Фонтаны рая». Между прочим, идею этого сооружения Кларк позаимствовал у советского инженера Юрия Арцутанова. Но я отвлёкся…
Начинаясь как комическая история наивной американской школьницы Авы Симмонс – преданной фанатки знаменитого певца и киноактёра Элвиса Пресли (тоже почему-то не стареющего), впадающей в состояние экзальтации и теряющей голову от одного взгляда на бакенбарды своего кумира, роман быстро набирает обороты и превращается в язвительный фантастический комикс-памфлет с летающими тарелками, «атомными пирогами», рептилоидами, набором загадочных происшествий и головокружительными приключениями героини внутри этого бедлама. Некоторые именуют жанр, в котором написана книга, ретрофутуризмом, но в целом «Атомный пирог» представляет собой что-то вроде размещённого автором в прошлом столетии сатирического зеркала, которое даже при абсолютном нежелании читателя в него вглядываться, безжалостно отражает черты века нынешнего. А если не перегибать с ядовитостью и серьёзностью оценок, можно назвать всё это дело словом «стёб» (надеюсь, кто-нибудь ещё помнит его значение).
Неуёмное стремление юной Авы любой ценой быть рядом с обожаемым ею королём рок-н-рола неожиданно приводит к тому, что девушка оказывается в Советском Союзе с суперсекретной миссией. Этим предложением я пересказал первую половину книги, вторую пересказывать не стану, пусть читатель получит свою долю изумления от сюжетных кульбитов и острого гротеска. Автор как бы продолжает линию своего давнего романа «С. С. С. М.» (2010), на сто восемьдесят градусов её опрокинув: ведь молодой рабочий Краслен Кирпичников в «С. С. С. М.» был направлен с тайным заданием в противоположном направлении: из Самой Счастливой Страны Мира в логово Жёлтого Дьявола. Кстати, имя автора на обложке «С. С. С. М.» не заковыристо-кондитерское, а вполне человеческое – Мария Чепурина.
Мария Чепурина. С.С.С.М. – СПб.: Крылов, 2010 г. Серия: Историческая альтернатива.
Ближе к финалу «Атомного пирога» Ава узнает все тайны и разгадает все загадки, которыми были переполнены два с лишним месяца её необыкновенного лета, включая объяснение вечной молодости Элвиса, истинной причины неиссякаемой любви сохнущих по нему поклонниц, а также подоплёки странного исчезновения певца в августе 1977 года (в нашей реальности 42-летний Элвис Пресли скончался 16 августа 1977 года в результате остановки сердца). Ответы, найденные героиней, могут показаться читателю чересчур невероятными, но набравшаяся жизненного опыта и повзрослевшая Ава Симмонс так не считает.
облако тэгов
