облако тэгов
Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах
Сообщение с высоким приоритетом для распространения на дипломатических, коммерческих и общих частотах в Секторе Бардзраванд 52-го дня 1 года в 1-й индикт Императора Всего Тейкскалаана Девятнадцать Тесло
Ваше Великолепие, вы оставили мне весь мир, и все же я чувствую себя обделенной; я бы предпочла поменяться местами с вашим проклятым звездами бесноватым призраком, о Шесть Путь, лишь бы он научил меня не спать.
Личные записи Ее Великолепия Императора Девятнадцать Тесло, без даты, заблокировано и зашифровано
Девять Гибискус в третий раз просмотрела картографический цикл за последнюю неделю со всеми зарегистрированными изменениями, а потом выключила его. Без точек-звезд и подсвеченных аркообразных линий перемещения Флота стол стратегии на мостике «Грузика для колеса» представлял собой тускло-матовое пространство, замершее в нетерпеливом ожидании новой информации, – как и его капитан.
Однако ничего не поступало. Девять Гибискус могла и не смотреть на картограф – она помнила, как точки планет на столе мигнули в первый раз красным цветом бедствия, а потом сигнал пропал. Все почернело – планеты исчезли, словно их смыло приливом. Как бы густо ни были прочерчены на картографе линии наступающих тейкскалаанских кораблей, ни одна из них не продвинулась сквозь это черное безмолвие. «Мы боимся, – подумала Девять Гибискус не без мрачного предчувствия, – боимся увидеть, что там, за этой точкой».
Ее «Грузик для колеса» был вторым ближайшим кораблем к пространству без коммуникаций. Всего один корабль отправила она дальше, чем увезла бы своих людей. Это был гибридный разведывательно-боевой корабль, называвшийся «Девятое цветение острия ножа», почти невидимый осколок, выскользнувший из разверстой пасти ее флагманского корабля в безмолвную пустоту».
Аркади Мартин. Пустошь, что зовется миром
Роман представляет собой вторую часть дилогии «Тейкскалаан», и также как предыдущая книга он отмечен премией «Хьюго». Если действие первой части развивалось в Городе, столице Империи Тейкскалаан, то теперь взор автора обращается на внешний мир. Появился некий таинственный враг, который способен представлять опасность даже для могучей Империи. Целая армада звездолетов вторгается в ее пространство, не выходя на связь и не давая тем самым никаких шансов начать переговоры. А когда их речь удается услышать, она включает у людей рвотный рефлекс, какая уж тут расшифровка…
Но дипломат Махит Дзмаре включается в работу над невыполнимой задачей – все-таки вступить в контакт с чужаками. Параллельно ей приходится выпутываться из имперских интриг и защищаться от своих политических противников. Это вообще один из любимых приемов автора – постоянное переплетение нескольких линий,
«– Не знаю, – сказала Махит. Сказала правду. Ей было некуда идти: такого места, как дом, для нее больше не существовало. Дарц Тарац на своем порхающем корабле улетел через Анхамематские врата. Прекращение огня, о котором договорился Двадцать Цикада, распространялось на весь Флот чужеродцев, который прежде уничтожал тейкскалаанские корабли и прицеливался на Лсел.
Ко всем людям инородцы относились одинаково: одна жертва купила им всем коллективный мир. Пока. Лсел они вообще не тронули – Махит слышала подтверждение этого в трансляции с тейкскалаанского вспомогательного корабля, проходившего мимо.
Тем не менее она верила в то, что сказал ей на мостике Тарац: если она вернется на станцию, пока он и Акнел Амнардбат остаются при власти, то умрет от их рук. От одних или от других. «Наследие» или Шахтеры. Любая безопасность разодрана в клочья, вышвырнута – и ради чего?
«Теперь мы настоящие изгои», – подумала она и не смогла даже задать тональность внутреннего голоса для взаимных упреков…»
А ночью приснился мне странный сон. Вот чьи-то руки наливают в кувшин с вином из маленького пузырька бесцветную жидкость — совсем немного, буквально чайную ложку, прячут пузырек за сундук. Я понимаю, что это яд — ведь не льют в вино никаких снадобий. Затем какие-то неясные картинки, и более четко — князь Овчина-Телепнев сидит за столом с домочадцами, кушает, слуга наливает из кувшина вино в серебряные чаши. Тут мой сон оборвался, и я проснулся в холодном поту и с бьющимся сердцем. Во рту пересохло. Приснится же такое! Ратники мои сладко спали, Андрей похрапывал, Павел беспокойно шевелил во сне руками, Герасим что-то бессвязно шептал.
Я снова улегся, по сон не шел из головы. Навеян ли он происшедшей вечером попыткой отравить меня или нас всех — ведь кабатчик предполагал, что вином я могу поделиться со своими дружинниками? А вдруг сон вещий?».
Юрий Корчевский. Атаман: Стрелецкая казна
Нелегка жизнь охранника Юрия — «засланца» из нашего комфортабельного времени в русские просторы XVI века. Вокруг одни разборки: то татары явятся с набегом, то тати в поисках наживы внеочередное злодейство организуют. Только отважный и предприимчивый Юрий с одними недругами русской земли разберется, на героя сваливаются другие, и все норовят его порубать и даже отравить, что вызывает понятное недоумение. В Муромской глуши яд в кувшине с вином – просто нелепица. Нож в спину, дубиной по голове, удавку на шею – эти способы смертоубийства стали народной традицией, а вот яды – излюбленный способ тихого убийства в «цивилизованных странах». Неужели созрел заговор иноземных супостатов?
Да и государева тайная служба не дремлет, исподтишка сводя счеты с теми, кто слишком много знает. А как не знать, если ты из Будущего? Но жить в одиночку скучно, особенно если повстречалась на жизненном пути краса-девица. Но вот семейный человек должен иметь свое дело. Только два дела по душе Юрию: открыть школу по обучению боевым искусствам и организовать паромную переправу. Да разве в те смутные времена мог существовать бизнес без приключений и конфликтов с царским госаппаратом? Сколько и куда во Времена не попадай – а психология остается прежней…
«И надо же было такому случиться, что навстречу мне вышел княжеский ключник! Ключник — фигура в княжеском дворе значимая, отвечал за все кладовые, все припасы: продуктовые, винные, с одеждой. Единственное, что его не касалось, — припасы воинские: порох и оружие. Это все епархия воеводы или старшего дружинника. Ключник, именем Матвей Егорович, и раньше мне не нравился. Сухопарый, небольшого роста, с жиденькой бороденкой, неопределенного возраста, но явно больше сорока, с вечной, как будто приклеенной улыбкой. Глаза бесцветные, всегда бегают, а если и удастся поймать взгляд, так и сам взор отведешь — до того неприятен, как у змеи. Любил подкрасться исподтишка, схватить слугу за волосья и оттаскать. Однако воинов не трогал: те ему спуску бы не дали — сам без бороды бы остался, а вот слуге у кого защиты искать? Князь высоко, к нему с жалобой не пойдешь, тем более что ключника князь ценил — сам не раз слышал, как покровитель мой говаривал, что, дескать, такого рачительного и честного ключника еще поискать надо.
Так вот, столкнулся я с ним в коридоре, и вертел он в руке по своему обыкновению связку ключей, дабы все видели — не слуга, ключник княжий идет. Привлекла мой взор бренчащая железом связка ключей, а на пальце — перстенек: похоже, тот самый, что во сне видел. Вот и не верь после этого снам».
Она присела рядом с Алексом, ёжась от зябкого сырого ветерка и рассеянно глядя на компанию молодых девушек в накинутых на волосы разноцветных шёлковых шарфах, которые сидели неподалёку на траве, подложив под себя пёстрые рюкзачки. И не холодно же им... Хотя это как раз она, по идее, не должна была ощущать холода, но тут ничего уже не попишешь — надо теперь ждать, пока окончательно не восстановятся потраченные в недавнем бою силы.
— А это очень просто, Искра, — презрительно отозвался черноволосый и прошёлся взад-вперёд по мокрой дорожке. — Есть наставники и есть делатели. Наставник помогает тебе сделаться тем, кем хочешь стать ты, а делатель превращает тебя в то, что нравится ему. Это совсем разные подходы, понимаешь? Нормальному человеку действительно претит обычно становиться тем, чем являются тули-па... — он ненадолго замолчал и посмотрел на шумный сверкающий фонтан, который виднелся в отдалении между развевающимися на высоких шестах зелёно-бело-красными флагами. — Хотя, впрочем, если так подумать, среди людей наставники тоже всегда были в меньшинстве... делателей намного больше... поэтому людям и трудно их различать, наверное».
Свенья Ларк. Враг един. Чёртов плод. Книга вторая
Возможно ли человеку самому выбирать свою судьбу, тем более, столкнувшись с силами, превосходящими всякое вероятие? Ведь фэнтези – это почти всегда о противоборстве добра и зла. И очень часто – об умении отличить одно от другого, что не всегда просто, ведь зло способно маскироваться с большим искусством. И момент выбора может настать внезапно, без всякого предупреждения. Новая книга продолжает цикл «Враг един», в котором среди людей обитают те, кто происходит из могущественной, но давно погибшей цивилизации в глубинах Вселенной. Кто-то из них считает Землю своей новой родиной, а людей собратьями, для других Земля – добыча, а люди низшие существа. Оказаться одним из них может и обычный человек, нашедший пару браслетов из тех, что были заброшены на Землю еще до окончательного переселения.
Одной из главных тем предыдущей книги была как раз история нескольких людей, у которых случайно оказывались такие браслеты, а выбор, к кому первоначально примкнуть, определялся образом мыслей в момент инициации. Даже справедливое негодование могло повлиять… Обиженный на судьбу подросток-сирота попадает к «плохим» тули-па, жизнерадостная девушка к «хорошим» ни-шуур. Но каждый из них, несмотря на первоначальное потрясение, сразу принимал внезапное обретение сверхспособностей. А теперь появляется персонаж, который вообще отрицает такую возможность. Лидер знаменитой группы надел браслеты незадолго до концерта, в зале оказались сразу две героини из числа ни-шуур, но все их объяснения артист отвергает…
Кроме этого автор показывает, что для деятельного противостояния злу не обязательно находить браслеты и обретать сверхспособности. Иногда зло не может обойтись без содействия обычных людей, и воля одного человека, терзаемого сомнениями, но всё же в итоге отвергающего происки темной силы, способна изменить ход событий. Более того, даже то, кто оказался на стороне тули-па, может изменить свою судьбу. Но это будет очень нелегкий путь…
«До самого горизонта тянулась, приближаясь, серая безжизненная равнина, перечёркнутая ровной, прямой — будто по линейке проведённой — чёрной линией. А прямо на этой линии, словно нацепленная на верёвочку бусина, блестел гигантский мутный осколок от так удачно созданного Аспидом совсем недавно бура.
Ящер напряг зрение и разглядел в мутной голубоватой дымке под собой кажущиеся с такой высоты ещё совсем тоненькими железнодорожные пути. Точно, вот и поезд по ним бежит вон там, вдалеке…
Аспида вдруг прошибло жаром.
Поезд…
Как же…
Совершенно непроизвольно, не думая, Аспид стрелой рванул вниз. Большущий, величиной с грузовой автомобиль, изломанных очертаний обломок мутной плиты действительно покоился прямо на рельсах, искрясь на солнце множеством зеркальных граней.
Аспид на лету метнул в него несколько пылающих огненных шариков, но те раз за разом отскакивали от гладкой поверхности плиты резиновыми мячиками — даже царапин не оставалось. Тогда он с размаху швырнул вниз серебристую силовую сетку, пытаясь оттащить обломок в сторону, но все его усилия снова не возымели никакого эффекта.
Слишком тяжёлый…
Ящер с силой выдохнул и выпустил из обеих лап одновременно две вибрирующие, словно туго натянутые струны, световые ленты. Ленты заострились на концах, вонзаясь в полупрозрачную плиту, та покрылась трещинами…
Ещё чуть-чуть, и он сможет её развоплотить.
Аспид уже совсем чётко видел под собой быстро-быстро ползущую вдалеке ниточку приближающегося поезда, необыкновенно длинного, блестящего, словно стальная змейка.
Явно не грузового…».
– Пожалуйста, не дуйся, – с улыбкой попросил Кай. – Всё хорошо. Мы едем в гости к друзьям, с которыми, к тому же, давно не виделись. Разве это не прекрасно?
– Катрине и Кристиану не стоило посылать за нами карету с королевским гербом, – сердито отозвалась Герда. – Пока мы ехали через город, все на нас оглядывались.
– И пускай себе, – усмехнулся Кай. – Пусть завидуют».
Олег Рой. Сердце Кая
Продолжение-фантазия старинной классической сказки «Снежная королева» повзрослевшими (даже можно сказать – в чем-то уже иными) героями, у которых свои проблемы и комплексы, отчасти похожие на те, которые испытывают наши современники.
Но не обошлось и без магии – ведь у того же Кая, появившегося на свет без нее, она появилась после пребывания у Ледяной ведьмы. Да и в столице проводятся выставки магических изобретений.
Но все, ка известно, имеет свою изнанку. И вот, когда Кай и Герда готовятся к бракосочетанию, слышится звон бубенцов и из снежной бури вылетают сани Ледяной ведьмы. На этот раз она похищает не Кая, а Герду.
Кай с подругой Герды Агнес отправляется во дворец Ледяной ведьмы, которая ему заявляет, что ребенком он был милее. А теперь она не собирается выполнять его прихоти. Можно сказать, что данный роман – вовсе не сказка, а некий фэнтезийный романтическо-приключенческий текст, в котором нашлось место и тайному ордену Архивариусов, о котором знают лишь почти правители почти всех стран. Не будь этих самых Архивариусов, каждый бы переписывал историю так, как ему выгодно.
Как гласят записи Архивариусов, давным-давно произошла война Двух Льдов – между Ледяной ведьмой и Ледяным королем. Но история Ледяного короля оказалась потерянной.
В издание добавлены цветные иллюстрации.
«Агнес слила содержимое склянок в одну, размешала потемневшей деревянной палочкой. Шепнула несколько слов и от этого жидкость сначала начала пузыриться, а потом загустела. Агнес расстелила бинты, на которые уложила сорванные травы, а потом вылила ставшую тягучей жидкость. Скатала несколько раз, шепнула ещё пару слов. Кай видел, как на её лбу выступила испарина.
На самом деле, это не заняло много времени: промыв рану принца, Агнес наложила на неё получившиеся повязки и потом повторила всё то же самое для Катрины.
– Что теперь? – спросила та, положив ладонь на лоб мужа.
– Ничего, – откликнулась Агнес. – Только ждать. Тебе и принцу нужно оставаться в тепле и набираться сил. Проклятье не снимается в мгновение ока.
Кристиан пошевелился, открывая глаза.
– Здесь есть телефон? – слабым голосом спросил он. – Мне очень… нужно… позвонить в совет… учёных. Это срочно.
– Да-да, мы позвоним, – согласилась Катрина и погладила его по щеке. – Я обязательно этим займусь, а ты отдохни.
Она повернулась к Агнес и спросила:
– Вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном?
Агнес хмыкнула.
– Боюсь, ничего не получится, принцесса, – проговорила она с лёгкой усмешкой. – Видишь ли, я не держу в доме технику. Она не всегда находит общий язык с моей магией. Да и тянуть телефонные линии в эту глушь никто не станет. Так что обойдётесь денёк-другой без совета учёных.
– В таком случае, мне нужно дать телеграмму, – заключила Катрина, но снова наткнулась на возражения.
– А за этим придётся ехать в город, – пожала плечами Агнес. – Неужели ни минуты прожить не можете без связи со всем миром?
Щёки Катрины заалели.
– Это же не развлечения ради! – сердито воскликнула она, – Мы обязаны сообщать о подобных вещах. Необходимо предупредить людей и разобраться в причинах!»
В большинстве сегодняшних дворцов, катастрофически не хватает мебели и драпировок, слуг для обслуживания и поддержания порядка, и еще многого, что уже никогда не вернуть. Но больше всего этим великолепным залам не хватает людей, а вместе с ними радости существования. Прежние хозяева давно состарились, молодые – нашли бо¬лее уютные и не скучные места обитания, уехав подальше от старых «домов с привидениями». Бывшие блистательные дворцы индийской знати, оставленные государством потомкам раджей в категории частной собственности и облагаемые большими налогами, полны воспоминаниями и живут своим обособленным прошлым. Туристам они неизвестны и недоступны для любых посторонних».
Арти Д. Александер. Hayastan-Hindustan. Легенды и реальность
Общие черты, казалось бы, далеких культур, разделенных горами и морями, но когда-то соединенных коммуникациями Шелковых путей, миграций, торговлей и даже завоеваниями, находит автор — исследователь цивилизаций, обращаясь к истокам другой, не менее древней цивилизации и предоставляет очередное увлекательное путешествие, наполненное местной экзотикой и неоспоримыми фактами истории. Золотой диск на обложке одновременно напоминает древнеармянский знак солнца – «Арев хач», трансформированный в символ Киликии, присутствующий на царских печатях, архитектурных сооружениях и монетах, и индийский — «колесо Ашоки» (Ашока Чакра, Дхармачакра) – символ независимости и стремления вперед на триколоре — «тиранга» флага Индии. Основное население Индии – простые небогатые люди, а не герои индийского кино, живущие в просторных виллах и дворцах.
О своих праздниках армяне рассказывают, что основные новогодние представления происходили на берегах реки Аратзани, на склоне горы Нпат. На них обязательно присутствовали царские семьи со своими приближенными. На празднике их сопровождали и обеспечивали безопасность прославленные в битвах военачальники и лучшие воины царства в парадных одеяниях и доспехах. Всеобщая атмосфера торжества имела значение не только как веселый праздник, но и помогала поддержанию духа народного единство народа. Орел и лев — наиболее известные и часто встречающиеся символы древнеармянских княжеских родов. На гербах их изображали по отдельности и вместе. Старинные гербовые изображения выполнены согласно геральдическим стандартам, а современные отличает точность деталей и характерные позы, их реалистичность поддерживается удачно выбранным природным фоном, превращая рукотворную скульптуру в замершую на время, живую эпическую птицу. Рассказывается в книге и о древней архитектуре, о дворцах, крепостях и храмах Армении.
«Партасар, обширный каменный комплекс, обнаруженный случайно одним из местных жителей. По самым скромным подсчетам его возраст превышает все ранее известные мегалитические постройки. Партасар включает в себя шестиметровые многотонные колонны с резными изображениями птиц и зверей, установленные на каменные диски. Но самое удивительное то, что все сооружение отлично сохранилось благодаря тому, что было искусственно засыпано песком неизвестными строителями. На данный момент, за несколько лет раскопок, исследователям удалось откопать лишь малую часть этого загадочного комплекса...»
Мифы о творении, в которых присутствует молоко, есть во многих культурах. Так, племя фулани из Западной Африки полагает, что мир возник из огромной капли молока, из которой и было впоследствии сотворено все сущее.
По норвежской легенде, вначале был огромный, покрытый инеем великан Имир. Его вскормила корова, появившаяся из тающего льда. Из ее четырех сосков вытекли четыре молочных реки, которые вспоили только что возникший мир.
Шумеры, жившие на территории современного Ирака (первая цивилизация, создавшая письменный язык), одни из первых начали доить одомашненных животных. В одной из легенд жрец Шамаш из города Урук разговаривает с животными и убеждает их скрывать свое молоко от богини Нидабы, но два брата-пастуха раскрывают заговор и бросают Шамаша в Евфрат, где тот превращается в овцу. Братья раскрывают и эту хитрость и снова бросают его в Евфрат. На этот раз он обращается в корову. Разоблаченный и в третий раз, он становится серной. Похоже, это легенда о поиске наилучшего животного для доения.
Исида, древнеегипетская богиня материнства и подательница жизни, часто изображалась во время кормления фараона грудью, а ее мужу Осирису делали жертвенные возлияния молоком – по чашке каждый день года.
Исида была популярным божеством на всем Ближнем Востоке, ее изображали с большими грудями и головой и рогами коровы. На изображениях Артемиды, греческого аналога Исиды, порой можно увидеть десятки сосков. Египтяне почитали и еще одно божество – Хатхор – в виде богини-коровы, а молоко было частым приношением в египетских храмах».
Марк Курлански. Молоко! Самый спорный продукт
Занимательная книга об одном из самых распространенных на планете продуктов, с древности до наших дней. На первых страницах автор уделяет внимание тому, как в незапамятные времена особенно тщательно выбирали кормилицу. Ведь тогда верили, что характер ребенка зависит от его кормилицы. К тому же, если дети от разных матерей были вскормлены одной и той же кормилицей, они считались молочными братьями и сестрами.
В тексте упомянуты и старинные блюда, в том числе – йогурт. Молочный пудинг, десерт мухаллеби, как гласят легенды, делали во времена правления династии Сасанидов в Персии. А получил он свое название, когда повар-перс подал это блюдо арабскому военачальнику Аль-Мухаллаб ибн Аби Суфре, которому это блюдо так понравилось, что оно стало его любимым и было названо в его честь.
В книге рассказывается о том, когда и где начали доить животных. До наших дней дошел фриз древнего города Ура, где изображено, как люди доят коров и разливают молоко по большим кувшинам. Одна из глав книги посвящена Китаю, другая – Индии, а завершающая – роли биотехнологий и ГМО.
«Когда современный человек думает о культуре, основанной на потреблении молока, ему приходит в голову Америка наших дней или средневековая Северная Европа. Но ни одна культура в истории не зависела от молока так, как культура бедуинов – кочевников пустыни. Сегодня бедуины отказываются от традиционного образа жизни – менее 10 % их остаются кочевниками. Но на протяжении многих веков они вели кочевой образ жизни и, в отличие от других арабов, жили в пустыне. Само слово «бедуин» означает «обитатель пустыни». В числе первых они приняли веру пророка Мухаммеда и стали правоверными мусульманами-суннитами, вызывая большое уважение в арабском мире. Но мечетей бедуины не строили, да и вообще ничего не строили. Они молились, обратившись в сторону Мекки, прямо в пустыне, а омовение совершали не водой, а песком. Говорили на собственном языке, имели собственные обычаи, не признавали никаких государств и постоянно кочевали.
Порой рацион бедуинов состоял почти исключительно из молока. Молоко это давали верблюды – самое главное их имущество. Бедуины жили бок о бок с верблюдами, делали свои шатры из верблюжьей шерсти, спали рядом с верблюдами, ездили на верблюдах и доили верблюдов. Молоко было важнейшим продуктом для кочевников всего мира, но верблюд – одно из немногих крупных млекопитающих, которому подходит жизнь в пустыне. Он способен питаться тем, в чем человек и не заподозрит еду. Расхаживая по бесплодной на вид каменистой или песчаной почве, верблюды внезапно сходят с тропы, суют морду под камень и находят какую-нибудь верблюжью колючку, которую можно пожевать».
Хотя государство объявляло самозванцев и мошенников пережитками прошлого, они находили многочисленные ниши для существования в советском настоящем, доказывая, что имеют полное право на принадлежность к новой эпохе. Наиболее яркие примеры самозванства, как тот, что рассматривается в этой книге, были лишь вершиной айсберга. Социальная мимикрия, концентрированным выражением которой выступало самозванство, притворное приспособление к требованиям государства и, при всяком удобном случае, уклонение от них были присущи образу жизни части населения страны».
Олег Хлевнюк. Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР
Какую роль в Советском Союзе играла мафия, теневая экономика, подпольные миллионеры и хозяева нелегального бизнеса? Или люди, подобные подпольному миллионеру Александру Ивановичу Корейко из «Золотого теленка» могли существовать только в самые первые годы советской власти?
Первые страницы книги посвящены советским самозванцам, которые выдавали себя за героев революции и войн.
Среди советских лжегероев был С. Месхи (Сергей Георгиевич), который выдавал себя за старого большевика (члена ВКП(б) с 1907 года, вступившего в партию в г. Гори), героя Гражданской войны и даже одного из легендарных бакинских комиссаров, называя себя «27-м Бакинским Комиссаром», хотя в то время был лишь заведующим столовой в Бакинском Ревкоме. Позже Месхи стал управляющим Московской конторой «Интуриста» и был отдан под суд за использование служебного положения в сексуальных целях.
Основная часть книги посвящена деятельности лжеконторы Павленко. Как указывал Павленко в своей автобиографии, он появился на свет в 1908 году. По другой версии, это случилось в 1912 году, а сам Павленко также указывал в ряде своих документов, что родился в 1910 и даже в 1914 годах. Место рождения – село Новые Соколы Киевской области. Отец – зажиточный мельник, и Николай Павленко, обладавший по свидетельству близких ему людей, поистине звериным чутьем на опасность, в 1928 году сбежал из дома, подавшись в город на заработки (и по одной из версий приписав себе в документах лишние четыре года и иное место рождения – чтобы замести следы близкого родства с кулаком), устроился в Белоруссии на работу строителем-дорожником в Главное управление шоссейных и грунтовых дорог и автомобильного транспорта («Главдортранс») Белоруссии, входившего в состав Центрального управления шоссейных и грунтовых дорог и автомобильного транспорта при Совете Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик (ЦУДорТранс при СНК СССР).
После двух лет работы (получив рабочий стаж и рекомендации) Павленко был зачислен студентом инженерно-строительный факультет Белорусского государственного политехнического института. Хотя при поступлении Павленко удалось скрыть свое происхождение из репрессированной семьи, через несколько месяцев, когда он учился на втором курсе, бдительные сотрудники институтского отдела кадров отправили запрос по указанному (выдуманному) Павленко его прежнему место проживания, после чего Николай, не дожидаясь появления сотрудников органов, бросил учебу и быстро покинул Минск, не оставив знакомым никакого реального адреса своего дальнейшего проживания.
Далее, после нескольких лет неизвестности, Павленко, подобно досье О. Бендера на А. Корейко, всплывает в 1935 году в городе Ефремове Тульской области. Теперь он работает бригадиром в дорожно-строительной организации, и попадает под следствие за многочисленные приписки и массовое хищение стройматериалов. В стране действует «закон о трех колосках» («Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», предусматривающий наказание в виде расстрела, а при смягчающих обстоятельствах — до 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества) но Павленко не посадили. Согласившемуся помочь сотрудникам органов Павленко помог «в разоблачении антисоветского заговора» в строительном областном управлении, разоблачив работавших там «вредителей» — инженеров Волкова и Афанасьева. А сам Павленко с незапятнанной анкетой трудоустроился в другое учреждение.
Принятый на работу прорабом, Павленко уже через пару месяцев был назначен старшим прорабом, а потом стал начальником отдельного строительного участка, благополучно пережив эпоху Большого террора.
Павленко был не только хорошим организатором и опытным строителем, но незаурядным экономистом и крупным специалистом по припискам и фальсификации строительной документации, при помощи чего долгое время удавалось заниматься списанием материально-товарных ценностей и завышение объемов сданных работ.
Окончание войны «павленковцы» застали в германском городе Штутгарте, и начали вывозить свое «имущество», для чего потребовался железнодорожный состав из 30 вагонов, товар из которых был продан.
Через три года Павленко воссоздал свою часть – уже «управление» («Управление военного строительства» — «УВС 1») — во Львове, используя прежние приемы, но увеличив объем заключаемых договоров и выполняемых работ (на территории шести союзных республик: Украинской, Молдавской, Белорусской, Латвийской, Литовской, Эстонской), которые выполнялись без халтуры, поскольку получали большие зарплаты. Как позже заявил на суде Павленко, «мы не вели антисоветской деятельности, мы просто строили как умели, а умели строить мы хорошо».
В течение четырех лет своей деятельности «управление» сумело заключить 64 договора на общую сумму 38 миллионов 717 тысяч 600 рублей, из которых были получены 25 миллионов рублей. При этом внешне деятельность «управления» ничем не отличалась от прочих подразделений Советской армии, живших по уставу, где тоже проводились занятия по боевой и политической подготовке, и на посту №1 часовой стоял у Красного знамени части…
Сам Павленко всегда не только восхвалял вождей и участвовал в разоблачении замаскировавшихся врагов народа, и сотрудничал органами госбезопасности, заводил полезные знакомства и был превосходным организатором. Павленко в Молдавии часто избирали в президиумы торжественных собраний и партконференций, во время праздничных парадов – его место было на трибуне рядом с руководством республики, и с Первым секретарем КП(б) Молдавии Леонидом Брежневым. За несколько месяцев до ареста Павленко присвоил (или ему присвоили?) себе звание «полковника».
В результате одной жалобы на имя маршала К. Е. Ворошилова (заместителя Председателя Совета Министров СССР) началось расследование, и военная прокуратура неожиданно узнала, что указанная в письме воинская часть не значится в списках ни Министерства обороны, ни спецслужб.
14 ноября 1952 года были арестованы более 300 «паленковцев», а через 9 дней – он сам. Многие сотрудники «управления» на самом деле не знали, что работают в фальшивом учреждении. Причем – в течении нескольких лет – кандидаты на работу в «управление» Павленко проходили проверку в Управлении Министерства Госбезопасности по по Львовской области (и в Молдавии), выяснявшее их лояльность к советской власти, отсутствие контактов и связей с бандеровцами.
10 ноября 1954 года началось судебное разбирательство. Сам Павленко на суде заявил следующее: «Я совершил много преступлений, но никогда не имел ничего против советского государства и не ставил своей целью подрыв его экономической мощи. Мы не изымали государственных средств из банка, а получали законные деньги за выполненные работы. Я признаю себя виновным в том, что участвовал в расхищении государственных денежных средств».
До сих пор нет достоверного ответа на вопрос – кто же был покровителем Павленко. Поскольку Павленко и штаб его «управления» был найден органам госбезопасности в Кишиневе, то ордер на арест инженер-полковника Павленко подписал тогда еще мало кому известный заместитель министра госбезопасности Молдавской ССР подполковник госбезопасности Семен Цвигун, возглавивший группу, расследовавшую дело Павленко.
«Деятельность Павленко предоставляет многочисленные свидетельства о широком распространении в среде советских чиновников доверительных отношений и неформального взаимодействия, которое в различных пропагандистских и следственных материалах характеризовалось как «благодушие» и «утрата бдительности». Почему же чиновники, с которыми взаимодействовал Павленко, доверяли ему и принимали на веру его легенду? Какими были рутинные способы взаимодействия в различных административных структурах? Материалы следствия по делу УВС показывают наличие в советском партийно-государственном аппарате феномена сетевого доверия, которым активно пользовался Павленко, как и другие самозванцы, о которых шла речь во введении.
Это явление можно описать следующим образом: установив отношения определенного уровня даже с ограниченным кругом чиновников, можно было приобрести кредит доверия у всей сети, к которой эти чиновники принадлежали, без дополнительного подтверждения своей личности и возможностей у каждого из членов сети. Сетевое доверие было рискованным инструментом, так как потенциально позволяло проникнуть в аппаратную среду опасным чужеродным элементам, что и произошло в случае с Павленко. Вместе с тем эти риски нивелировались многочисленными преимуществами. Сетевое доверие позволяло сравнительно быстро, минуя официальные бюрократические препоны, решать многочисленные вопросы оперативного управления, поддерживать круговую поруку и взаимопомощь в сетях перед лицом внешних атак со стороны центра или конкурирующих сетей...»
Однажды я заметила какую-то суету в селении. Семья моего дяди отчего-то была радостно возбуждена и что-то праздновала. Так и не поняв, в чем дело, я в недоумении спросила у своей двоюродной сестры:
– Что происходит? Куда все так торопятся?
– Мы собираемся в паломничество в Кадамгах.
– А мы тоже поедем с вами? – с надеждой спросила я.
– Думаю, что нет…».
Махназ Фаттахи. Фарангис
Этот документальный роман – рассказ о жизни иранской героини Фарангис Хейдарпур. Вряд ли девочка из бедной семьи, жившей в селении недалеко от ирано-иракской границы, могла вообразить, что она прославится, совершив подвиг на войне. С самых юных лет Фарангис часто проявляла решительный характер, помогавший ей переносить тяготы бедности. Ведь это так обидно, когда родственники собираются в поездку, а у твоих родителей нет на это денег!.. Но отец каким-то чудом достает сумму, которой хватает, чтобы дочка поехала вместе с остальными. А сама Фарангис после этого решает, что она будет работать вместе с отцом в поле – и выполняет намерение, запретив себе жаловаться на жару и тяжелый труд.
Когда начинается ирано-иракская война, Фарангис вместе с другими жителями укрывается в горном лесу. Ночью они пробираются в покинутые дома, чтобы забрать провиант и необходимые вещи. Иногда им даже удается помочь иранской армии преградить путь захватчикам. Люди смогли запрудить местную речку, чтобы она разлилась и размыла дорогу, а танки противника увязли в грязи.
Однажды Фарангис набрела на вражеский дозор, ликвидировала одного из солдат, а другого – захватила в плен. Но силы всё-таки неравны: жителям пришлось покинуть родные места и переселиться в лагерь для беженцев. Чуть погодя Фарангис и ее муж нашли приют у родственников. И тогда Фарангис решила своими руками построить собственный маленький дом.
«Узнав, что мы живем с одной лишь лампой, Кешвар как-то спросила, не страшно ли мне по ночам. Но мне совсем не было страшно. Напротив, я радовалась, что теперь имею свой собственный дом и могу, проводив мужа на работу, заниматься делами по хозяйству, которое у меня было невелико. Мы жили с одной кастрюлей, керосиновой печкой и несколькими ложками и вилками.
Первое время после переезда к нам ежедневно приходили люди из соседних домов, чтобы посмотреть на необычный домик на горе. Все выражали свое удивление и подбадривали меня. Даже муж однажды сказал: – Фарангис, ты такая молодец, что сделала это. Должен признать, что строительство домика было правильной затеей.
Жизнь на горе без электричества и воды была трудной, и мне приходилось рано утром спускаться с пустыми бочонками, чтобы набрать в них воды. Ночью же я старалась экономить керосин в лампе, так как света луны было достаточно для освещения».
Михаил Лермонтов. Ашик-Кериб. Турецкая сказка
Это произведение Михаил Юрьевич Лермонтов записал на Кавказе, а потом обработал для русских читателей. История начинается с того, что бедный певец Ашик-Кериб страдает от несчастной любви. Ему приглянулась красавица Магуль-Мегери, дочь богатого купца. Но не видел он для себя никаких шансов обрести счастье. Однажды он так погрузился в печальные размышления, что задремал возле виноградника. А в это время мимо шли девушки и среди них был Магуль-Мегери. Ее подруга, знавшая о любви Ашик-Кериба, запела песню и тем самым разбудила его. Магуль-Мегери рассердилась было, но увидев, что юноша – Ашик-Кериб, сменил гнев на милость. Оказывается, она и сама была неравнодушна к нему.
Певец посетовал, что он беден, а потому не может жениться на возлюбленной. А она возразила, что отец будет рад выдать ее замуж за него, сам оплатит свадьбу и приданое даст. Но тут Ашик-Кериб испугался, как бы после этого Магуль-Мегери не стала попрекать его бедностью. И попросил время на то, чтобы отправиться в дальние края и там разбогатеть.
«В это время жил в Халафе паша, большой охотник до песельников; многих к нему приводили — ни один ему не понравился; его чауши измучились, бегая по городу: вдруг, проходя мимо кофейного дома, слышат удивительный голос; — они туда — «иди с нами, к великому паше, закричали они, или ты отвечаешь нам головою». — «Я человек вольный, странник из города Тифлиза, говорит Ашик-Кериб; хочу пойду, хочу нет; пою, когда придется, — и ваш паша мне не начальник»; — однако, несмотря на то, его схватили и привели к паше. — «Пой», сказал паша, и он запел. И в этой песни он славил свою дорогую Магуль-Мегери; и эта песня так понравилась гордому паше, что он оставил у себя бедного Ашик-Кериба. Посыпалось к нему серебро и золото, заблистали на нем богатые одежды; счастливо и весело стал жить Ашик-Кериб и сделался очень богат; забыл он свою Магуль-Мегери или нет, не знаю, только срок истекал, последний год скоро должен был кончиться, а он и не готовился к отъезду. Прекрасная Магуль-Мегери стала отчаиваться: в это время отправлялся один купец с караваном из Тифлиза с сорока верблюдами и 80-ю невольниками: призывает она купца к себе и дает ему золотое блюдо: «Возьми ты это блюдо, говорит она, и в какой бы ты город ни приехал, выставь это блюдо в своей лавке и объяви везде, что тот, кто признается моему блюду хозяином и докажет это, получит его и вдобавок вес его золотом». Отправился купец, везде исполнял поручение Магуль-Мегери, но никто не признался хозяином золотому блюду».
