Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
По цельности (и тотальной продуманности, идеальной пригнанности друг к другу разных деталей, включая мельчайшие), сопряжённой притом с большой сложностью тексто- и мироустройства этот роман, пожалуй, превосходит все, представленные на конкурс этого года (в цельности с ним может соперничать разве что «Змей» Осояну, но простое сопоставление их почти несопоставимых объёмов даёт понять, насколько труднее при выдержании этой цельности пришлось Старобинец). – Автор соединяет роман исторический – притом об относительно недавней, ещё политически воспалённой истории, — а отчасти и этнографический, с мистическим триллером: материи, если всерьёз и по полной программе принять каждую из них, в принципе не очень соединяющиеся друг с другом, обычно какая-то из этих компонент берёт верх над остальными, подчиняет их себе, — так произошло и в этом случае (при том что, повторяю, цельность получилась высочайшая): та компонента, которую принято называть мистической, возобладала над исторической, а компонента этнографическая стала одним из обликов мистической. Впрочем, «мистическое» в этом романе – скорее уж эмпирическое: всё потустороннее и посмертное проживается в подробном сенсорном опыте, буквально наощупь – всеми органами чувств (я бы сказала, всё это пронизывающее здешний мир потусторонье даже несколько агрессивно в своей убедительности). За всем рассказанным в романе стоит детально продуманная онтология, не говоря уж о демонологии – в значительной мере, вероятно, заимствованной у китайцев (вообще картина эклектичная, там присутствуют элементы и других традиций, например, карты Таро), но это неважно, важно, что континуум получился, на мой взгляд, совершенно без швов.
(Посмертье, кстати, совершенно языческое [например, на ту сторону перевозит через реку какой-то вариант Харона — Паромщик]. Это уже не первый роман, в мире которого христианство и христиане несомненно есть [у Старобинец её староверы – с изрядной языческой компонентой], а Христа и хоть кого-нибудь из христианский персонажей и сил, включая Бога-Отца, — нет. Противник его тоже не представлен – упоминается христанкой-староверкой как привычная ей фигура миропонимания, но среди действующих сил его нет. Таким образом, этот мир обезглавлен с обеих сторон, и «светлой» и «тёмной»; притом у меня такое впечатление, что «тёмная» выражена существенно сильнее, — нечто похожее на добро появляется только тогда, когда Кронин заступается за избиваемую детьми девочку Лизу, — а к тому времени позади уж добрых две сотни страниц. В целом кажется, будто в этом мире властвует сплошное самоцельное зло – и нечто более-менее нейтральное, чего зло пока ещё в себя не втянуло и что в принципе может ему противостоять. Добро тут в принципе возможно – и проявляется в [бескорыстной] заботе о других и сочувствии – но выглядит слабовато. В целом аксиологическая структура этого мира видится мне довольно проблематичной.)
(Прелестных деталей – множество: например, то. что в посмертии говорят на особенном языке, который умершие, забыв земную речь, выучивают.)
Отдельный вопрос, что всё это даёт нам в смысле понимания тех исторических и человеческих обстоятельств, о которых идёт речь. Мне кажется, немного; ещё кажется, что человеческая фактура (типы, характеры, отношения, эмоциональный рельеф…) тут есть, а Истории, в которой всё это происходит, которая всё это объемлет и, по идее, определяет, — почти нет; в её собственных смыслах она пропадает. Советское время, кажется, настолько лишилось уже в глазах наших современников этих собственных смыслов, настолько они уже забылись, что оставшаяся от него пустая оболочка легко поддаётся новым наполнениям, не имеющим к ней особенного отношения. (При этом, насколько я могу судить, предметная среда 1940-х годов воссоздана очень точно, что добавляет книге убедительности, а всей истории с оборотнями и потустороньем – реальности.) Всё определяют мистические потусторонние силы, вне всяких сомнений тёмные, залегающие под тонкой, легко рвущейся плёнкой социального (НКВД, или, как это называет автор, НКГБ – их средоточие). Воображению это даёт, несомненно, много; пониманию – ну не знаю.
Что это даёт для понимания человека? – Пожалуй, даёт рассмотреть – поднося к ней сильное увеличительное стекло – тёмную сторону человеческой натуры; говорит о тёмных корнях социального, о досоциальной природе человека, по отношению к которой всё социальное – даже не инструмент, а та самая тонкая плёнка. – Интересно ещё, что метаморфоз («переход») – превращение животных в людей и обратно – показан тут изнутри и с упомянутой уже физиологической подробностью и убедительностью – как и переход из жизни в смерть (в некоторых случаях и неоднократный). То есть, сделана впечатляющая попытка показать сознание оборотня его собственными глазами – притом с почти научной (если бы такое поддавалось научному наблюдению) точностью (вплоть до времени, которое занимает переход, до изменений в крови у переходящего…). Показана психофизиология посмертия, околосмертия, возвращения оттуда, вхождения в чужие сны; феноменология околосмертного сознания… Таким образом, читателю дана возможность отождествиться со всем этим – пережить очень нетривиальное путешествие не просто в чужое сознание, а в невозможный, в принципе недоступный опыт. Это невозможно не признать новыми горизонтами видения человека.
Во всяком случае, в напряжении книга держит безукоризненно на протяжении всех семи с лишним сотен страниц – браво.
Андрей Василевский:
Слишком много всего. Автору хочется всего и сразу. Автор сам вязнет в своем произведении. Стоило бы проредить.
Советская эпоха продолжает бесконечно мифологизироваться. Причем не только в стиле «у нас создали совершенно идеальное общество, где популярной профессией была космонавт, и многие ими были» (вполне реальная, кстати, цитата из старой интернет-дискуссии). Особенно ярко проявляется подобный подход в мутном вале графоманского «попаданчества», где авторы подспудно руководствуются одной мыслью: «Достаточно кое-где кое-что кое-как подправить, и у нас настало бы безбожное «царство божие на земле», а также «благорастворение воздусей и процветание озимых». Сходный и негласный канон возник и еще в некоторых направлениях отечественного квазиисторического НФ.
Например, в фантастических историях о сталинском времени привычно повествуется о засекреченных исследованиях паранормальных явлений, которые якобы вполне серьезно велись в СССР. И интерес к паранормальщине в таких текстах проявляют не только советские ученые, но и их противники (дежурным врагом обычно оказывается германское «Аненербе», но возможны и варианты). И хотя пародией на подобные тексты был написанный еще в незапамятные времена роман А. Бодуна «Слепые идут в ад», похожие произведения появляются на свет до сих пор.
Вот и книга А. Старобинец «Лисьи Броды» относится к той же самой когорте историй о борьбе с «непризнаваемым потусторонним». Только главным противником злых энкаведешников здесь выступают японцы из родного брата пресловутого «отряда 731» – «отряда номер 512». Да еще изучают они не тривиальных «вервольфов», а более привычных Дальнему Востоку «кицуне» – «лис-оборотней». По исполнению же перед нами классический отечественный НФ-роман даже не пятидесятых, а скорее конца тридцатых годов ХХ века: длинный и постепенно начинающий утомлять при чтении. Как писал В.В. Маяковский: «Я стремился за 7000 верст вперед, а приехал на 7 лет назад». Какие уж тут «новые горизонты»…
Ирина Епифанова:
Масштабное полотно, сочетающее в себе магический реализм, конспирологический детектив, альтернативную историю СССР и плутовской роман. История этакого советского Бэтмена, бывшего циркача, наделённого сверхспособностями, от которого система попыталась избавиться, стерев ему память. Добавим к этому беглых зэков, экзотику Манчжурии, лис-оборотней и поиски бессмертия.
Я бы сказала, что тут главное, не то, о чём читаешь, а то, как это написано. А написано очень здорово. Каюсь, долго не следила за творчеством Анны, примерно со времён «Убежища 3/9», и с тех пор автор вырос колоссально.
Вадим Нестеров:
О! Про этот роман даже я слышал в своей таежной заимке литературного отставника, не следящего за процессом. Причем еще на стадии создания, когда автор поехала в творческую командировку в Маньчжурию по местам действия будущего романа, чтобы, значится, изучить фактуру и проникнуться аурой места. Я, помнится, тогда еще даже проникся – есть еще в мире олдфаговые писатели, ответственно относящиеся к тому, что выходит из-под их пера – и сделал себе зарубку: «почитать, как выйдет».
Начнем, благословясь.
Главный герой книги – Макс Кронин – супермен, суперагент и отечественный вариант Борна – когда все суперменские навыки сохранены, а голова ничего не помнит. Но не потому, что он, как Доцент, с полки упал и теперь «тут помню, тут не помню». Нет, Макса Кронина загипнотизировали карманными часами на цепочке и удалили самый крупный осколок имевшейся памяти.
Урезанная версия Кронина возвращается домой, но вместо жены находит там двух чекистов:
«Один из них жрет яблочный штрудель, который Елена испекла накануне: отламывает руками куски, вытряхивает на пол начинку, а пустой рулет сует в рот. Вообще-то Елена делает божественный штрудель. Наверное, он просто не любит яблоки и орехи.
Другой распарывает ножом обивку дивана. В квартире разгром, наши вещи валяются на полу, зеркала истекла серванта разбиты.
— А ну руки, контра! — орет чекист с пирогом, и полупрожеванные кусочки летят у него изо рта. — На колени, сука!».
Робко интересуюсь, автор, а вы уверены, что оперативники, ждущие в засаде преступника, ведут себя именно так? Ну там — курочат мебель, бьют с задором стекла и жрут штруделя?
Ну да ладно, бог с ними, все равно они в книге появляются буквально на секунду – потерявший память, но не навыки Кронин тут же зарезал их куском стекла от серванта как овец. И немедленно после этого – угадайте что?
Вдарил по тапкам? Побежал делать пластическую операцию? Никогда не угадаете.
Отправился на фронт, потому что началась война.
«Я брожу по дому с острым куском стекла и с отбитым куском души. В тот же день начинается война, но удивления я не испытываю. Как будто жизнь развивается по сценарию, который я когда-то читал.
Я иду на войну. Там все просто: свои и враги. Мне везет. У меня по-прежнему рваная рана внутри, но снаружи я остаюсь невредимым.
Прямо с войны меня забирают в лагерь. Урановый рудник «Гранитный».
Блин (на самом деле было другое слово).
Какой урановый рудник? Зачем урановый рудник?
Автор, ну как так-то? Вы же олдфаг, у вас же сбор фактуры? У вас война же, а у нас же только-только Атомный проект, решение ГКО о создании предприятия по отработке советских месторождений урана от 15 мая 1945 года и нормальная урановая промышленность сильно после войны? Мы же тогда не добывали еще толком ничего, почему и выкачали из ГДР весь немецкий уран «Висмутом» под метелочку. И почему у вас урановый рудник «Гранитный» на Дальнем Востоке, если отечественный уран был исключительно на стыке границ Таджикистана, Узбекистана и Киргизии, все пять месторождений кучно? Вы же наш, вы же заклепочник, вы же в Маньчжурию ездили!
Я понимаю, что мне могут сказать – Нестеров, зануда, ты почему такой душный?
Что ты докопался со своими заклепками – роман вообще написан в стилистике комикса, ты же его читал, ты же знаешь, что там в одном флаконе зеки, лисы-оборотни, суки НКВД-шники, буддистские ламы, рассыпное золото, японская военщина, терракотовые воины (правда, почему-то на севере Маньчжурии, это примерно как библиотека Ивана Грозного в Эгвекиноте), маньчжуры, русские староверы, китайские хунхузы, чекистские менталисты, японский отряд 731, международный оккультизм и немецкие белокурые бестии – брат и сестра. Не хватает только Эльдорадо, невесты африканской и капусты.
Какая тебе Википедия, какой фактчекинг? Какая внутренняя логика вынесет этот бурлящий котел с ирландским рагу?
Правильный ответ – никакая!
Вот поэтому ее там и нет.
И я бы даже не против, вампука – жанр древний и почтенный, но тут вот какое дело…
Премия «Новые горизонты» вручается «за художественное произведение фантастического жанра, оригинальное по тематике, образам и стилю».
Оригинальное, понимаете?
Самая серьезная проблема «Лисьих бродов» даже не в том, что автор забивает на фактуру настолько, что даже иероглиф «ван», играющий в романе ключевую роль, переводит словом «хозяин», хотя «ван» означает «князь», а «хозяин» – это «чжу». Иероглиф похожий, но другой.
Проблема в другом.
Это очень скучная вампука.
«Лисьи броды» — невероятно скучный роман именно потому, что в нем нет ничего оригинального.
Дело не в том, что автор не знает эпоху, о которой пишет — он не хочет этого знать!
Оно ему не надо.
Автор, разгоняя и разгоняя свою вампуку на 700 страниц, шурует по пути наименьшего сопротивления, по ассоциациям. Поэт – Пушкин, цветок – роза, лагерь – Дальний Восток. Если рудник, то урановый, если зеки дерутся – то заточенными ложками, если выживание в тайге, то слепливание стекол от двух часов и разжигание огня линзой.
Уважаемый автор, ну честное слово, не вы один читали «Таинственный остров». Поймите, напрашивающиеся ассоциации напрашиваются не только к вам. И потому — скучны!
Ну нельзя все время показывать «Королевского жирафа» с одними и теми же хохмами!
Собственно, автор и сам понимает, что как-то все вяло идет, что с таким скучным лицом никто денег не даст.
Поэтому где-то со второй трети книги начинает делать читателю эмоции и нервы самым простым и безотказным способом – живописать трупы разной степени разложения, кормить его вкусом и запахом причинных мест, детализировать нюансы всех мыслимых человеческих отправлений и т.п. Трэшак так трэшак, что уж сиськи мять?
Но даже это не спасает отца русской демократии – примерно с половины роман окончательно идет вразнос, к монахам летят даже те остатки логики, что были – но не переписывать же теперь 700 страниц?
Помнится, в детстве я смотрел фильм-сказку про злую волшебницу «Сойдетитак».
Так вот, это была не сказка.
Екатерина Писарева:
Еще один невероятный роман, в котором так много всего сплелось, что только снимаешь шляпу перед мастерством автора. Тут самое время сказать, что в этом году я страшно довольна тем, какой получился список «Новых горизонтов». В нем много как знакомых имен, так и действительно свежих. Старобинец, конечно, из первых, автор мощный, самобытный – я зачитывалась ее документальным романом «Посмотри на него» и обливалась слезами. С «Лисьими бродами» получилось интереснее – слез не было, но сидела после прочтения как пришибленная. И да, это не я поглотила эту книгу, а она меня. Вероятно, это какая-то бытовая магия и гипноз, но скорее всего просто удивительное мастерство рассказчицы. Тут вам и 1945 год, и магический реализм во всей его красе, и восточная мифология, и китайские мотивы, и красноармейцы с контрабандистами, и лагерь военнопленных – диву даешься, как Старобинец уместила все на пространстве одного мистического триллера. Виртуозно, свежо, по-хорошему жутко и смело.
26 июня назван победитель десятого, юбилейного сезона премии "Новые горизонты" — им, если кто не в курсе, стал Алексей Сальников с романом "Оккульттрегер". Ежегодно мы публикуем отзывы жюри премии — они уже размещены на официальном сайте "Новых горизонтов". Отзывы не только на книгу победителя, не только на книги финалистов, но на все тексты, выдвинутые на премию. Для тех, кто еще не видел на сайте — перепощу сюда. Начну по алфавитному порядку, с конца. Ну а отзывы на финалистов и победителя оставлю на сладкое.
В принципе, идея «фантазии на тему черновиков» некоторого уже состоявшегося романа сама по себе свежа и потому интересна: автор выявляет смысловые возможности в предшественнике чужого текста и выращивает их по собственным соображениям, — и это правильно, поскольку всякий состоявшийся текст – не только факт, но ещё и стимул, запускающий в своей культуре разные связанные с ним движения (так что новые горизонты работы с текстами предшественников тут, несомненно, намечены). Автор устраивает своего рода альтернативную историю известного романа, направляя это движение по неисхоженным путям, да ещё придавая этому опыту (родственную Булгакову) драматургическую форму. Прелестно также, что автора (Булгакова) обсуждают, в том числе и с ним самим, его собственные персонажи.
Другой вопрос, что в совсем небольшом тексте много пространства и времени уходит на совсем не связанные с делом разговоры. Призрак Библиотеки долго рассуждает о себе и своих возможностях; Князь Тьмы отпускает длинную и совершенно необязательную реплику «в никуда» о том, что он хочет этого Призрака использовать в своих целях и не надо забывать о мелочах в отражении эпохи (Князю ли Тьмы изрекать банальности? – Ему бы изъясняться, скорее, парадоксами), затем Призрак вновь рассуждает о том, зачем же он понадобился Князю Тьмы, и снова о том, чем он занимается (к седьмой странице всё ещё неясно, что надо Князю от Призрака, между тем Призрак тоже успевает наговорить изрядно банальностей – о том, что для вдохновения нужны обстоятельства)… Может текст быть коротким и затянутым одновременно? Почти невозможно, но автору удалось.
И что это Сатана так озабочен тем, чтобы была «отражена эпоха да ещё чтобы через сто лет потомки поняли, что творится в стране? Подозрительно правильные вещи его волнуют. О, он возмущён тем, что «искажаются правильные идеи и благие порывы», – да он же радоваться этому должен. И вообще, ему и его Демону почему-то важно, чтобы писатели делали хорошую литературу, а все гадости, которые они им устраивает ради этого (да ещё беспокоится, чтобы не переборщить) – инструментальны, то есть служат хорошей конструктивной цели. — Где же его сатанинская сущность? Вообще-то ведь его задача – овладевать душами, творить зло, соперничать с Творцом… Он, конечно, по собственным словам, «часть той силы, что вечно хочет зла» и получает благо в качестве побочного продукта, — но здесь-то он совершенно никакого зла не хочет. То есть, идея видится, в конечном счёте, в корне неправильной.
Андрей Василевский:
Не знаю, зачем эта рукопись присутствует в Номинационном списке. Сказать мне о ней нечего. Нет, скажу: хватит уже паразитировать на «МиМ»!!!
Как учит нас теория «литературократии» М. Берга, один из работающих способов продвинуть собственное произведение – сюжетно «присосаться» к уже популярному тексту чужого автора. В идеале – к классике. (Чтобы проблем с авторскими правами не возникало). И чтобы читатель «клюнул» на уже знакомых героев в незнакомой обстановке.
Именно так и поступил Андрей Юрков в пьесе «Призрак библиотеки», сделав активными деятелями сценического действа «знаковые фигуры» «Мастера и Маргариты» – от Воланда до кота Бегемота.
Логика действия понятна – Михаил Афанасьевич из могилы не поднимется и не «возопит» о попрании его прав. Но все же есть в подобного рода мероприятиях признак некоторой литературной слабости. Будто бы автор текста не надеется на создание собственных ярких персонажей и, как за спасательный круг, «ухватывается» за героев, сотворенных талантливым предшественником.
А подобная творческая неуверенность заставляет и читателей невольно относится к представленному им тексту либо как к пародии, либо как к постмодернистскому «пастишу». Возникает неизбежное ощущение «вторичности произведения», в независимости от реальных намерений его создателя.
А еще в пьесе «Призрак библиотеки» проявляется странная для современной литературы тенденция «оправдания точно причастных», когда проблемы М.А. Булгакова оказываются не результатом деятельности вполне конкретных людей, имеющих точные имя, отчество и фамилию, а якобы происходят благодаря вмешательству потусторонних сил. И таким образом хотя бы на страницах пьесы А. Юркова ненамеренно оказываются прощены те субъекты, которые вполне злонамеренно вредили и гадили талантливому русскому писателю.
Понятно, что возникла эта коллизия вопреки задумке воле автора, но она ведь все-таки возникла. И оттого опять же заставляет воспринимать весь текст как надуманный и не слишком удачно сконструированный. А это обидно. Ведь в последние годы фантастическая пьеса – воистину rara avis в полях и весях отечественной литературы воображения.
Ирина Епифанова:
Кажется, кто-то из номинаторов решил пошутить над жюри и подставить автора.)
Трудно представить, из каких ещё соображений можно выдвинуть на премию наряду с полновесными и серьёзными романами фанфик на тему «Мастера и Маргариты» размером 0,5 авторского листа.
Я каждый год, читая редкие, вот так как будто случайно залетевшие в номинационный список произведения «не отсюда», жалею, что не обладаю полномочиями номинатора. Во всяком случае через меня каждый год проходит минимум пяток рукописей, которые смотрелись бы в этом списке более уместно.
Перед нами мини-пьеса, приквел к роману Булгакова, как бы приоткрывающий завесу тайны, как создавался великий текст. При всём уважении к автору, это даже не рассказ с оригинальным сюжетом, это несамостоятельный текст, который не может быть адекватно воспринят без чтения «Мастера и Маргариты». Это больше похоже на вещь внутреннего пользования, для себя, для друзей, в которой нашли отражение размышления автора и некоторые литературоведческие изыскания на тему истории создания романа.
Текст не то чтобы плох. Он просто смотрится инородно в этом ряду и несоразмерен остальным выдвинутым произведениям.
Вадим Нестеров:
«Это явный признак – в нашем доме призрак»
«В кругах, к коим я близок» (с), подобные тексты именуются «фанфиками», их не разрешают продавать и за них не дают коммерческий статус на «Автор.Тудей».
Нет, я в курсе, что закон не нарушен и на тексты что Гастона Леру, что Михаила Булгакова совершенно официально можно писать фанфики. Что автор «Призрака» Алексей Юрков в общем-то и делает.
Текст носит подзаголовок «фантазии на тему черновиков романа «Мастер и Маргарита», написан в жанре пьесы (и даже выложен на портале Гильдии драматургов России) и рассказывает о том, как встретил Воланд Призрака библиотеки Пашкова дома и решил с его помощью «прокачать» начинающего писателя Булгакова до жизнеописателя эпохи.
Потому что не поможешь Булгакову стать великим писателем – и все пойдет прахом: «Через сто лет потомки <…> и не поймут, что в стране было. Писатели начнут писать исторические романы, выдумывая глупости. Не дай бог, писателю исторических романов попадет в руки книга про оптимизм строителей социализма. То-то он вообразит про порывы и энтузиазм!»
Родовой травмой всех фанфиков является то, что чужие герои здесь напрочь теряют ту индивидуальность, что в них вложил автор, и начинают разговаривать так, что у людей, знакомых с оригиналом, глаза лезут на лоб.
Здесь – примерно то же самое. И Воланд, и Коровьев, и Бегемот, и Азазелло изъясняются совершенно одинаково, причем языком детского утренника:
Князь Тьмы (доверительно) Если Музу вовремя не подключить, тот, на кого мы надежды возлагаем, от отчаяния руки на себя наложить может! Или по морде бить пойдет тех, кого мой подручный на него науськивал только что (усмехается). — Да ведь и есть от чего! Или чего доброго, наган купит и мстить пойдет! И писателя не станет.
А цель – чтобы он эпоху описал. Действуй! А то мой подручный уже полетел. А ведь с него станется, он еще и других своих дружков подключит! А нам нужен роман – отражение эпохи! А не мелкая сатира на облагодетельствованных безмозглой властью писателей, да на сотрудников ГПУ. А то, останется потомкам верить тому, что тут происходило, со слов прихвостней и лизоблюдов.
В общем, пока зрители помогают спасти украденную Бабой Ягой Снегурочку, тьфу, наблюдают стимулирование роста профессионального мастерства писателя Булгакова, им расскажут и инсценируют несколько сцен из романа, не вошедших в финальную версию и оставшихся в черновиках.
Это окончательно снизводит «Призрака библиотеки» до уровня пародии, причем пародии не на роман Булгакова, а на какую-нибудь советскую детскую радиопередачу «В стране литературных героев» или на «Клуб знаменитых капитанов».
Причем это был бы очень плохой выпуск радиопередачи, поскольку с драматургией текста в этой пьесе полный завал. Юрков сам не знает – что хочет, поэтому вставляет в пьесу какие-то странные куски, вроде диалога двух гардеробщиц, некоторые герои пьесы появляются из неоткуда, другие, наоборот, долго и нудно рассказывают о себе в монологах:
«- Вот он спросил, кто я такой? Ну, вот я есть. Если есть призрак оперы, то почему бы не быть призраку библиотеки? Откуда я взялся? Это долгая история. Нас вообще-то немало. Просто ведем мы себя тихо и незаметно. Такие мы. Во многих библиотеках обитают такие же, как я. (Доверительно). Но мы больше в книгохранилищах. В читальные залы мы все же реже заглядываем. И то по необходимости. Поддержать. Навести порядок. А иногда и подсказать! Только вы не думайте, что это так вот легко – попасть в духи библиотек! Э-э, такое заслужить надо!»
В общем, Крепс и Минц негодуе.
Они такое писали на порядок профессиональнее, но их никто в лонг-лист не брал.
Екатерина Писарева:
Фантазии на тему черновиков «Мастера и Маргариты». Все это, конечно, мило, и роман Булгакова, безусловно, великий, но пьеса (а это именно она) не кажется мне подходящим претендентом на серьезную литературную премию. В виде домашнего спектакля «Призрак библиотеки» вполне мог бы состояться, но, простите, не более.
Ричард Морган стал для меня одним из главных открытий последних пяти лет. Перед экранизацией «Видоизменённого углерода» попробовал для эксперимента ознакомиться с книгами и пропал. До выхода нового романа на русском уже успел прочитать всё, что было, у автора, вплоть до комиксов о «Чёрной вдове». Практически всегда для меня Морган бил точно в цель, и роман за романом читались взахлёб. Автор не особо скрывает коммерческую составляющую своего творчества, поэтому во многих книгах легко угадывается основной шаблон: щепотка наура с крутым героем, которому это не приносит ничего хорошего, мрачный дистопический мир и ураганный экшен, выдающийся строго дозировано. Даже в фэнтезийной трилогии данная база присутствует. Но очень важно — за простой фабулой Моргану всегда есть что сказать. Из-за чего многие абсолютно справедливо обвиняют его в многословности и даже недостатке действия. Хотя я этого практически никогда не замечаю, потому что нахожусь на какой-то своей волне с автором.
Важно отметить — все описанные особенности присущи и «Разреженному воздуху», который косвенно продолжает один из моих любимых романов у Моргана — «Чёрного человека». Но в отличие от последнего главная тема здесь не анализ маскулинности, хотя этого добра у героя даже с избытком, а влияние корпораций с правительством на жизнь обычных людей, и могут ли вообще они на это повлиять. Нечто подобное уже встречалось в тех же «Рыночных силах», но там происходящее было подано от лица корпоративного менеджера. В «Воздухе» же главный герой — Хакан Вейл — ходячий инструмент. Генетически и кибернетически изменённый в детстве, он создавался лишь затем, чтобы защищать казённую собственность. Эдакий очень дорогой и узкоспециализированный охранник для космических кораблей, который до возникновения ЧП постоянно находится в гибернации.
Отклонившись от указаний хозяев, Вейл обрёк себя прозябать на Марсе — задворках человеческой цивилизации. Его просто списали, ободрав по максимуму от всех технологических примочек. Никого вообще не волновало, как он будет поддерживать гибернойдный цикл, предполагающий трёхмесячный сон раз в году. Но Вейл выжил и приспособился. Вот уже четырнадцать лет он наемничает под куполом первого марсианского города. Дела шли в целом неплохо, пока Колониальная Инициатива (КОЛИН) не объявляется на Марсе с грандиозным аудитом. Случайно подвернувшегося под руку Вейла приставляют к одному из, казалось бы, незначительных членов делегации, и тут всё начинает идти по пи… Под откос. В лучших традициях наурных детективов наш герой оказывается втянут в игры такого уровня, что на их фоне кажется лишь песчинкой. А уж этого добра на Марсе и без него хватает. Вот только наша песчинка умеет чудо как больно впиваться во всякие неприличные места.
У Моргана и до «Воздуха» было достаточно опыта в написании технотриллеров, поэтому здесь он развернулся во всей красе. Повествование практически с самого начала берёт с места в карьер. Герой постоянно находится в лихорадочном поиске ответов и дёргает за разные ниточки, чтобы найти нужную, а часы все тикают, неумолимо приближая развязку. Динамика в романе отличная: все экшен-сцены захватывают, но распределены равномерно, аккуратно перемежая развитие сюжета, и только к концу врубается обязательный турбо-режим.
При этом всё происходящее мы видим от лица главного героя, который является классическим «чужим среди своих». Вейл мало того что гибернойд, так ещё и родился на Земле. Для него Марс и его обитатели, пропитанные авантюристским духом Фронтира, раньше были далеки, но уже к началу романа он оброс достаточным количеством эмоциональных связей. Из-за этого всё происходящее Вейл видит в более трезвом свете. Такая призма восприятия даёт Моргану возможность порассуждать о привычной для него концепции анти-Мидаса, когда всё, до чего бы ни дотянулась рука человечества, превращается в дерьмо: от самых желанных мест до возвышенных из идей. Атмосфера депрессии и безнадёги в этом разреженном воздухе ощущается так же отчётливо, как реголитовая пыль. Но, возможно, люди, которым ещё не совсем пофигу, смогут как-то сделать этот мир чуточку лучше.
Правда, по-хорошему это касается и самих персонажей. Хотя у многих нормально прописана мотивация, даже Хакан местами воспринимается крайне удачливой функцией, заточенной под решение определённых проблем. С остальными ситуация ещё более сложная — мало кто из них вызывает хоть какую-то эмоциональную реакцию, в основном из-за небольшого «экранного времени». Каждый из них служит определённым целям, выполнив которые он может бесследно исчезнуть. На фоне достаточно плотного сюжета — это небольшая проблема, но немного обидная, потому что раньше Морган грешил подобным только в первых книгах о Коваче. Сам сюжет захватывает и изобилует неожиданными поворотами. Да, временами ты догадываешься о каких-то мелочах раньше героя, но к чести Моргана угадать общую картину практически невозможно, хотя он и щедро рассыпает везде намёки. Единственный странный момент — это предыстория главного героя. Она так мелко нарублена, что причины, приведшие его на Марс, ты скорее интуитивно понимаешь, чем получаешь полноценную картинку.
«Разреженный воздух» — очень Моргановский роман со всеми плюсами и минусами. Он обладает удивительной аддиктивностью. Оторваться абсолютно невозможно, пока ты вместе с Вейлом не пройдёшь до конца этот путь по крови, дерьму и реголиту. Связка с «Чёрным человеком» здесь весьма условна, но начинать лучше всё же с него. Несмотря на крайне колоритные описания Марса, он будет чуть покрепче и драматичнее.
Понравился текст? Подписывайтесь на мой канал в Телеграме и группу в ВК. Там появляются тексты, которые по тем или иным причинам нельзя выложить полностью сразу на всех площадках. Например, статьи и рецензии для «Мира фантастики».
На самом краю известного космоса, где Быстрая зона мысли переходит в Трансцендентность и цивилизации становятся Силами, люди из колонии Страума обнаружили загадочный Архив — огромную ценность в объединённом мире будущего, основанном на информации и трафике. При его распаковывании была освобождена тут же активно проявившая злонамеренность древняя Сила. Первыми погибли исследователи, а вскоре под угрозой оказались все подключённые к Сети галактические расы.
Быть может, спасение мира заключено в небольшом транспортнике, чудом спасшемся при пробуждении сверхинтеллекта, названного ныне Страумлианской Погибелью? Корабль потерпел крушение на никому не известной планете, населённой неизученными разумными существами, и шансы на подтверждение предположения ничтожны — но на его поиски отправляется четвёрка авантюристов. Пара разумных растений-торговцев вынуждена выполнить контракт, человеческая женщина стремится спасти передавшего сигнал бедствия ребёнка, а в её спутнике и возлюбленном ожил осколок погибшей благосклонной Силы — Богосколок.
***
Роман «Пламя над бездной» Вернора Винджа невозможно оценить однозначно, поскольку в нём не слишком изящно объединены элементы космооперы, прогрессорства и гротеска. Космоопера здесь задаёт общий фон, гротеск — тональность, а прогрессорство дарит некоторую надежду на будущее. Стратегия, тактика и стёб. Не вполне понятно, почему кривое отражение современных автору интернет-культуры и компьютеров превалирует не только над сай-фай, но и приключениями. «Гиперион» Д. Симмонса появился тремя годами раньше, а «Мессия очищает диск» Г. Л. Олди пятью годами позже, но у них всё логично и сбалансировано.
Стратегический план масштабен и примитивен одновременно. Схема легко укладывается в клише любого вокзального фэнтези: неосторожные разбудили спящее Зло, и кучке героев, одного из которых коснулась другая Сила, приходится спасать мир. Масштаб происходящего буквально космический, но данное приключение легко переместить в океан, равнины или пустыню, а космический корабль заменить парусником, лошадью или верблюдом. Увы, дело тут не в сходстве синопсисов и ограниченном количестве мотивов, а в картонных масках, позволяющих сделать из криминального боевика городское фэнтези. Здесь — космооперу в чистом виде.
Тактический план включается на планете, где застряли потерпевшие кораблекрушение люди. Характеризуется ограниченным кругозором, условно средневековыми декорациями и прогрессорством. Здесь всё слишком легко. Местные варвары знать ничего не знали о множественности миров, но быстро поняли, как обмануть и куда запрячь свалившегося с неба прометея. Более того, они сами вознамерились выйти на просторы Вселенной. Некоторое оправдание и надежду даёт специфическая особенность аборигенов, не имеющих ничего общего с египтянами, греками, римлянами или викингами, условными монголами или скифами, древними китайцами или индусами.
Гротеск в романе тотален, но полностью доступен будет лишь обитателям интернета времён зари его существования. Кое-что осталось прежним до сих пор, но Сеть, пользователи, железо, контент и объёмы данных изменились. Совсем непонятно другое — цель, к которой ведёт читателя автор. Дать зеркало обезьяне? Предостеречь? Восхититься открывающимися возможностями? Современному читателю сие остаётся неизвестным. Сейчас из текста вроде бы выходит, что развитие разума зависит от скорости поглощения информации, собственных ёмкости и пропускной способности, и что крепко стоящие на земле разумные всегда надерут задницу диванным воителям.
***
Безусловных достоинства у романа В. Винджа два: оригинальное мироустройство и две негуманоидные расы. Обыкновенно фантасты ищут сверхцивилизации в центре бывшего Большого взрыва, ведь именно там всё и началось. Здесь учтено то, что при последующем расширении всё разбегается из точки возникновения. Соответственно, наиболее развитый разум оседлал волну неостановимо удаляющейся периферии. При конструировании лучших своих существ В. Виндж также пошёл другим путём: не скрестил человека с животным или растением, а взял животное и растение и дал им сознание по принципу объединения деталей компьютера или маломощных компьютеров в сеть.
Структура вселенной В. Винджа концентрическая, и разум в ней прогрессирует центробежно. Центр настолько плотен по всем представимым параметрам, что цивилизация там в принципе развиться не может, только примитивная жизнь. В следующей зоне скорость света непреодолима, а искусственный интеллект не способен превзойти своих создателей. В третьей — зоне Сети — количественных ограничений для науки и пространства нет. В четвёртой цивилизации совершают уже качественный скачок и переходят на непредставимый уровень, становясь подобными богам прошлого Силами. Автором даётся аналогия с жизнью на глубине и поверхности океана, но она выглядит внутренне противоречивой: жизнь, конечно, вышла на сушу, но на дно некоторые помещают ктулху-кальмаро-атлантов.
Первая из оригинальных рас «Пламени над бездной» — Наездники. «Фикусы», получившие вместе с механикой и электроникой «кадки» способность к перемещению в пространстве и оперативную память. Одни из старейших носителей разума, ещё не перешедшие грань между цивилизацией и Силой. В отличие от Старцев Г. Ф. Лавкрафта кажутся милыми и безобидными, но также разбросаны по всему космосу. Вторая раса — Стая, она же Когти. Волкокрысы с естественным мембранно-волновым коммуникационным аппаратом на плечах, длинной гибкой шеей и хоботковыми губами тапира вместо пальцев. Сознание получают одно на четыре-шесть особей в среднем, и теоретически способны жить вечно, заменяя погибшие и умершие элементы новыми.
***
В целом «Пламя над бездной» можно оценить выше среднего, но лишь в качестве приключенческого романа. Сюжет опереточно раздут в космических масштабах, стёб над грибующими выглядит излишней вводной конструкцией, научная фантастика ограничилась двумя-тремя высказываниями, — но фабула здесь классически фэнтезийная, ясная и понятная. Квест и спасение мира — что может быть проще? Недостача батальных и романтических сцен компенсируется экзотическим фоном, а ещё Наездниками и Стаями. Огромный плюс в том, что повествование полностью закончено. Цикл «Зона мысли» организован слишком условно, чтобы считать последующие произведения супругов Вернора и Джоан Виндж прямым продолжением или предысторией.
Обычно, если ко мне в руки попадает дебютное крупное произведение писателя, я стараюсь относиться к нему как можно лояльнее. Ведь даже если за плечами автора уже выросла гора из отличных рассказов и повестей, то совсем не факт, что на длинной дистанции он проявит себя исключительно с лучшей стороны. Поэтому к "первым" романам, на мой взгляд, не стоит придираться слишком уж сильно.
Однако книга Сары Лэнген "Хранитель" оказалась настолько "замечательной", что мое душевное равновесие было буквально уничтожено потоком содержащихся в ней глупостей, несмотря на все мои попытки списать их на неопытность творца.
Начну с того, что мое знакомство с Лэнген стартовало с романа "Добрые соседи" — толкового триллера, ярко освещающего актуальные проблемы современного общества и лишний раз подтверждающего мысль о том, что самый страшный монстр — это человек. Собственно, от "Хранителя", запустившего серьезную литературную карьеру Сары, я ждал плюс-минус чего-то похожего. Но в итоге получил черт знает что.
Итак, о сюжете. Действие книги разворачивается в провинциальном городке под названием Бедфорд, у которого есть как минимум две главные "достопримечательности": это бумажная фабрика "Клотт" (токсичное градообразующее предприятие) и девушка по имени Сюзан Мэрли — местная сумасшедшая, которая бесцельно слоняется по улицам, вступает в беспорядочные половые связи и по какой-то неведомой причине появляется в кошмарных снах всех без исключения жителей Бедфорда.
Судя по изложенному в романе, Сюзан явно страдает одной из разновидностей шизофрении, но окружающие почему-то не стремятся ей помочь, считая ее просто странной. Даже собственная семья героини предпочитает не замечать ее недуг.
Но устоявшееся положение вещей резко меняется, когда Мэрли совершает суицид. Казалось бы, печальный финал еще одной печальной истории. Осталось только закопать его глубоко под землю, дабы поскорее вернуться к повседневным делам. Правда, никто не догадывается, что Сюзан являлась по-настоящему необычной девушкой, для которой смерть — это не конец, а лишь способ покарать Бедфорд за его грехи.
Если краткий синопсис книги показался вам крайне сумбурным, то вы не ошиблись. Зато он в полной мере отражает хаос, творящийся на страницах романа. Взять хотя бы повествование. Оно вышло настолько рваным, нелогичным и перегруженным лишними деталями, что только подобравшись к его завершению, ты начинаешь худо-бедно понимать в чем суть сюжета, придуманного Лэнген. Что, естественно, не есть хорошо.
Подозреваю, что автор и сама толком не определилась, что же она хочет создать. То ли реалистичную историю о сложных взаимоотношениях людей, приводящих их к гибели. То ли кровавый хоррор о городке, чьи мертвецы вознамерились наказать живых за их неспособность в нужный момент дать отпор злу. Короче, без пол-литра не разберешься.
А какие в "Хранителе" диалоги! Это же фантастика! Такое чувство, что персонажи не общаются друг с другом, а болтают что-то интересное лично им. В результате, вместо разговоров, через которые герои могли бы проявить какие-нибудь грани своих характеров, мы имеем нагромождение ведущих в никуда фраз, не вызывающих ничего кроме раздражения.
Собственно, персонажи не раскрываются ни через диалоги, ни через активные действия. Экшен в книге получился какой-то вялый и не внятный. Драйв, напряжение, брутальность — это слова, которые вряд ли придут вам на ум, пока вы будете читать роман. В общем, и здесь Сара не сдюжила.
Честно говоря, я даже не представляю за что можно похвалить "Хранителя", ведь книга вышла откровенно сырой и беззубой. Удивительно, что в 2007-м году она попала в шорт-лист "Премии Брэма Стокера" в категории "Лучший дебют". Не знаю, насколько качественным был урвавший награду роман Джонатана Мэйберри "Ghost Road Blues", но поделка Лэнген абсолютно точно не достойна никаких призов.
облако тэгов
