Закончили мы обзор иллюстраций разных художников к "Мухе-Цокотухе", а я всё время вспоминал о Конашевиче: его первой сюите времён НЭПа и последней сюите времён Оттепели (которую сейчас массово и издают). Про его "Муху-Цокотуху" поздне-сталинских времён старался не вспоминать.

А был у Конашевича ещё один опыт долгого иллюстрирования детской классики — это "Пожар" Маршака. От самого первого издания 1923 года (чуть пораньше "Мухи-Цокотухи"), где обложку рисовал сам Кустодиев.

И до последнего варианта иллюстраций, который так и остался поздне-сталинским (и его сейчас массово издают).

У меня в живую имеются такие издания:

1) К.Чуковский, С.Маршак. Стихи для детей. — М.: Русский раритет; АСТ, 2003. Помещены рисунки Добужинского и Конашевича к первым изданиям 1920-х гг.

2) С.Маршак. Детям. — М.: АСТ; Астрель, 2006. Помещены рисунки Конашевича, Лебедева, Пахомова преимущественно к изданиям поздне-сталинской эпохи.

Книги годятся для того, чтобы получить общее представление об иллюстрациях и макете (частично). Покупал когда-то именно для того, чтобы сравнить ранние варианты иллюстраций с поздними.

Вот воспроизведение в этих книгах обложек/титульных листов "Пожара"

Сейчас в Интернете можно найти качественные сканы с оригиналов — буду пользоваться ими.

Вот титульный лист первой сюиты Конашевича 1923 г.

В среде ценителей книжной графики первый вариант 1923 года считается шедевром. Сканы из первого издания — через посредство серии "Избранные детские книги советских художников" — с сайта Музея детской книги (от donna_benta).

Вот промежуточный вариант 1928 г. (издано в 1930 г.). Сканы отсюда: https://www.togdazine.ru/article/2146.

Если первый вариант был изысканным в стиле "мирискусников", то второй вариант — плоские рисунки, более подходящие под общий стиль советской детской книжки-картинки Двадцатых.

Был ещё подвариант 1937 г., на Фантлабе имеется скан обложки (см.), по которой видно, что рисунки стали реалистичными, но ещё не кондовыми (в такой мягкой манере в 1960-е гг. потом Майофис работал).

Но внутренних иллюстраций изданий 1937 года обнаружить не удалось. Ю.Молох писал про этот вариант:

цитата

В 1930-е годы образ в книжной иллюстрации требовал убедительности живой натуры. И потому Конашевич в тринадцатом издании "Пожара" (1937) прибегнул к свободному рисунку цветными карандашами, рисунку, обладающему качествами живого наброска с натуры. И здесь обнаружились те потери, которые стали очевидны позднее. Книга стала утрачивать свой действенный характер. Остродинамичный сюжет получил скорее пейзажную трактовку. Позднее с обложки и вовсе умчалась пожарная упряжка, ее заменило статичное изображение пожарного депо (1947).

Ну то есть пока это были вопросы по содержанию, а вот к сюите 1952 года возникли вопросы и по форме...

Вот обложка книги с последней сюитой 1952 г.

Этот-то последний — поздне-сталинский — вариант и считается свидетельством глубокого упадка творчества Конашевича.

Варианты Двадцатых годов: от изысков к простоте.

А в 1952 году начало стихотворения было построено по модели "раньше и теперь": раньше старинная каланча, а "теперь не надо каланчи", теперь у пожарных "есть бетонный дом". Соответственно, и картинок потребовалось больше.

Всё стало фундаментальным и вялым.

Мама Леночки уходит на рынок и оставляет её одну. Эту маму Конашевич рисует только в самой первом и самом последнем варианте — тем явственнее разница. За тридцать лет и Леночка, и её мама из растрёпок превратились в благообразных прилизанных гражданочек. Лене это пошло на пользу, её маме — нет. Конашевич в свой самый ранний период умел создавать пленительные женские образы.

В первом варианте поступок девочки был ожидаем — видно, что это егоза без особого родительского присмотра. В позднем варианте мы от такой приличной девочки не ждём нарушения правил обращения с огнём. А она вот подожгла — умышленно, наверное. Стала девочка персонажем, не вызывающим сочувствия. Конашевич вон и кошку назойливо втыкает в поздние рисунки. Не помогает — вина противной Лены тем тяжелее, есть подозрение, что она кошку-то и хотела погубить.

Ну вот, огонь из печки выскочил.

В вариантах Двадцатых годов сами граждане до приезда пожарных пытаются бороться с огнём.

В варианте 1952 года этого нет ни в тексте, ни на рисунках. Государство окрепло, самодеятельности не надо.

В 1923 году красиво несутся упряжки на пожар — как кавалерия в бою. В 1928 году — просто факт, больше на парад похоже (парады становились всё краше, про конные бои всё больше забывалось).

А вот в 1952 году величаво едут пожарные машины по столице — вроде и не торопятся. Да, пропало в рисунках движение. Сонное царство.

Книжка про трагедию, но в Двадцатые бурные годы и Маршаку, и Конашевичу битва с огнём представлялась в романтических красках. Молодость, революция... Но зато в варианте иллюстраций 1923 года это настоящая битва с огнём, захватывающая и увлекающая. Настоящая живопись. Настоящие жертвы — вон с какой высоты двое пожарных падают ("злой огонь ревёт и пышет, двух пожарных сбросил с крыши").

В 1928 году — просто комикс. Но зато можно всё в подробностях рассмотреть. Пожарные всё ещё падают, но уже с небольшой высоты.

В 1952 году вся динамика исчезла. Скучные люди топчутся на крыше и не падают.

Интересно в тексте: в первом издании на помощь топорнику Кузьме спешат младшие — "десять бравых молодцов", в изданиях начала 1930-х гг. — "девятнадцать молодцов", а в издании 1952 года — "трое рослых молодцов" (и Кузьма уже не топорник — просто пожарный). Не числом, а умением...

Изумительный момент в тексте 1923 года: благодарные жители падают в ноги Кузьме и благодарят пирогами. В рисунках у Конашевича чествование Кузьмы (по Маршаку) такое же, как чествование Комара (по Чуковскому).

Уже в издании 1930 года этот фрагмент исчезает из текста. За хорошую службу государство благодарит, а не частные лица. Ну а уж ноги целовать, а нос задирать...

Кузьма на крыше кошку спас и теперь её виновнице пожара вручает. Уморительная сцена в сюитах Двадцатых годов. Переплелись чувства: пожарный хочет девчонку прибить, но гасит свой порыв намеренно грубым движением.

А в 1952 году — просто сентиментальная сценка. Да к тому же на обложку вынесенная (ну какой же это пожар?).

Послевоенная мода, быть может: могучий спаситель и ребёнок? Был ведь вариант обложки у Конашевича (в последнем варианте текста Кузьма сначала Лену из горящей квартиры выносит, а потом за кошкой лезет):

В первом издании на второй и третьей странице обложки были вот такие медальоны: поджигательница и тушитель.

Во втором варианте на обложке остался медальон одного Кузьмы.

Отъезд пожарных. Наглядное представление о смене манеры художника.

Из статьи Ю.Молока (здесь) об издании 1952 года (и тексте, и иллюстрациях):

цитата

Но эти новые строки, новые рисунки повествовательны, а не действенны, они не включены в живую динамичную ткань рассказа (в рисунке простое перечисление подробностей, акцентированы полосные иллюстрации). Подобные изменения, на наш взгляд, ослабляют напряженность и драматизм происшествия, приобретают порой черты голой назидательности

Это Молок в 1961 году высказывался так академично, позднее — с гораздо большим неприятием писал об этом периоде.

В отличие от "Мухи-Цокотухи" Конашевич не стал перерисовывать иллюстрации к "Пожару" в своей новой "оттепельной" манере. Может быть, и потому, что Чуковский сохранил свой хулиганский текст, а Маршак свой — изувечил. Так и осталась последняя сюита к "Пожару" памятником поздне-сталинской иллюстрации.

Издательство "Мелик-Пашаев", которое перевыпустило первый вариант иллюстраций к "Мухе-Цокотухе" переиздало также и "Пожар". Но с иллюстрациями 1952 года (видимо, правообладатель текста — а это, вроде бы, АСТ — не позволил взять первый вариант текста, а к последнему варианту текста только иллюстрации 1952 г. и подходят). Удивительно здесь то, что современная целевая аудитория (а это "мамочки") плевалась от картинок Конашевича 1924 года к "Мухе-Цокотухе" и радовалась картинкам Конашевича 1952 года к "Пожару". Товарищ Сталин знал, какое искусство нужно народным массам и мамочкам.

По горячим следам решился сделать сравнение случайных для моего собрания циклов иллюстраций к "Вересковому мёду".

Художник В.Ненов у нас встречался как иллюстратор "Сказки о Золотом петушке" (https://fantlab.ru/blogarticle58512). Художник И.Олейников встречался в связи с его графическим романом по русской народной сказке "Теремок" (https://fantlab.ru/blogarticle57420). Ни в связи с Пушкиным, ни в связи с "Теремком" эти художники не пересеклись. Но общее у них нашлось — это "Вересковый мёд" Стивенсона. Оба цикла иллюстраций новейшие, создавались параллельно. Сравним.

Качество у обеих книг хорошее — теперь это вообще норма для художественных изданий (было бы глупо специально заказать художнику новую сюиту, чтобы напечатать её кое-как).

Оба издания представлены на Фантлабе.

Роберт Льюис Стивенсон Вересковый мед Издательство: М.: Контакт-культура, 2017 год, 4000 экз. Формат: 84x108/16, твёрдая обложка, 24 стр. ISBN: 978-5-903406-65-4 Аннотация: Замечательная баллада о верности и чести, о тайне, которую нельзя раскрыть врагу, и надо сберечь любой ценой, даже ценой жизни собственного сына. Комментарий: Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации И. Олейникова.

У Олейникова в этом издании строгий стиль. Чёрные форзацы, никаких украшательств. Вот фото титульного шрифтового разворота — с самого начала чувствуется класс.

Р. Л. Стивенсон Вересковый мёд Издательство: М.: АСТ, 2018 год, 2000 экз. Формат: 60x84/8, твёрдая обложка, 32 стр. ISBN: 978-5-17-109527-7 Аннотация: Замечательная баллада о верности и чести, о тайне, которую нельзя раскрыть врагу, и надо сберечь любой ценой, даже ценой жизни собственного сына. Комментарий: Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации В. Ненова.

У Ненова иллюстрированные форзацы есть. И дальше вводные листы хорошо украшены.

"Из вереска напиток забыт давным-давно..."

Сюжет (из Википедии):

цитата

Баллада повествует об истреблении королём Шотландии «маленького народа» (англ. dwarfish folk), прежде населявшего эти земли, — Стивенсон называет их также «пиктами». Двух последних представителей этого народа, отца и сына, доставили к королю, чтобы они открыли секрет приготовления сладкого хмельного напитка из вереска, причём им угрожают пытками и смертью на костре. Старик-отец соглашается открыть секрет. Однако ему совестно делать это на глазах сына. Поэтому он просит сначала утопить юношу в море. Когда король соглашается и юношу бросают в волны, старик говорит, что ему-то костёр не страшен, но сомневался он в стойкости сына, а тайны он всё равно не выдаст, и она умрёт вместе с ним

Мы все знаем эту балладу в переводе С.Маршака, и, тут уж ничего не поделаешь, она "стала фактом русской культуры" как и маршаковские сонеты Шекспира. Ну, то есть, Cтивенсон здесь вообще не при чём. Перевод Маршака был сделан в 1941 году. До этого балладу (или её ходячий сюжет) в СССР, конечно, знали — но знали немногие. Поэт К.Симонов знал, например. Есть у него довоенное стихотворение про красных республиканцев в фашистской тюрьме "Рассказ о спрятанном оружии" — сюжетная линия один в один как в "Вересковом мёде". Видать, Стивенсон, ещё не был известен всем читателям "Правды". После опубликования маршаковского перевода такой сюжет уже, конечно, было бы невозможно использовать простодушным советским поэтам.

Начнём сравнение.

Подряд все развороты к перм строфам из обеих книг.

У Олейникова — настоящая графика, как её представляют в учебниках: скупость цвета, символизм, текст как элемент иллюстрации.Олейников задаёт торжественный настрой.

Ненов рисует подробно батальные сцены. Интересно и масштабно. Но картинки отдельно от текста. И поскольку художник не успевает высказаться, он своими разворотами текст разрывает, ещё более отдаляя его от иллюстраций.

Концепции подтверждаются: у Олейникова — лаконизм, у Ненова — многофигурные композиции со множеством второстепенных героев.

Олейников как художник опять смог удивить. В его картинках всегда мелькали весёлые или хотя бы хитрые рожицы. Но в этой книге художник создал настоящую трагедию: улыбкам нет места. Более того, Олейников максимально сгущает краски: главный герой — маленький пикт — имеет отталкивающую наружность. И дело не во внутренней красоте медовара (чего уж красивого в просьбе убить младшого), а в правде: вот оно, лицо священного фанатизма!

У Ненова старший медовар — божий одуванчик, прельстивший туповатого короля.

Здесь Олейников, при общем лаконизме, показал более подробный видеоряд, чем Ненов.

Ненову чужды длинные планы по типу Тарковского. Сражений нет — хватит одной картинки.

Концы в воду — чего же боле?

В советское время тоже были циклы иллюстраций (диафильмы и мультики не рассматриваем пока).

У меня есть книжка советских времён с иллюстрациями художника А.Харшака. Эта книжка представлена на Фантлабе, да ещё и с качественными сканами

С. Маршак Вересковый мёд Издательство: М.: Советская Россия, 1981 год, 300000 экз. Формат: 70x90/16, мягкая обложка, 32 стр. Аннотация: Замечательная баллада о верности и чести, о тайне, которую нельзя раскрыть врагу, и надо сберечь любой ценой, даже ценой жизни собственного сына. Комментарий: Стихотворение. Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации А. Харшака.

Кроме того, на сайте Музея детской книги имеются сканы очень редкой и потому дорогой советской книжки (у меня её нет).

Это книжка-малышка 1962 года с илюстрациями знаменитого художника В.Воловича (https://kid-book-museum.livejournal.com/8...). На Фантлабе это издание не представлено.

Ну и перетащу сюда несколько сканов из советских книжек. Спасибо тем, кто потрудился и выложил их для всех.

Ну вот такое получилось знакомое всем печальное стихотворение Маршака с очень достойным иллюстративным рядом очень разных художников. И советские, и современные издания — это образцы настоящей книжки-картинки, когда небольшое произведение разрастается за счёт иллюстраций.

Но современные книжки-картинки имеют твёрдую обложку и стоят на парадных полках у взрослых.

Не предполагал я, легкомысленно взявшись полистать детскую книжечку, какие жуткие бездны таятся в "Теремке". Это вам не светлый пушкинский мир — страшно находиться рядом с пламенем славянского фольклора, которым оказались опалены и детские художники.

Была в детской иллюстрации особенная линия трансформации персонажей — примитивистко-лубочно-фантазийная. Представителем этой линии является Ю.Васнецов. Васнецов изначально тяготел к народному лубку, у него стезя была иная, чем у Чарушина (о котором мы поговорили тут). Но зверюшки-то умильные! Этим Васнецов сближается с Чарушиным и отличается от Мавриной, которая тоже работала в лубочно-фантазийном направлении.

У Васнецова огромное количество изданных вариантов его иллюстраций (и в книгах, и отдельными литографиями) — я давно оставил мысль собрать все их. Решил, что как у всякого художника, который начинал в золотую эпоху детской книги, потом попал под обвинения в формализме и пачкотне, а потом был прощён и обласкан — что у такого художника можно без труда вычленить периоды его творчества. Даже и наметил основные этапы Васнецова в изображении зверюшек в сказках: сначала он рисовал в примитивистской манере, в эпоху гонений — должен был рисовать в натуралистической манере, а после смерти Сталина — в празднично-лубочной манере. Но потом я спутал несколько раз датировку и понял, что периоды наслаивались друг на друга, Васнецов оказался хитрее. Пришлось срочно купить издание "Известный Юрий Васнецов" (2012), подготовленное при активном участии дочери художника. Давно пора было.

Теперь немного ориентируюсь в разных периодах. Главное отличие — не между Васнецовым-реалистом и Васнецовым-примитивистом (это и так видно), а между фантазийной манерой Васнецова довоенной и шестидесятых годов. Жаркие споры в отзывах на переиздания книг Васнецова, обвинения издателей в уродовании классика — это часто оттого, что издатель дал довоенные рисунки, а читатель сравнивает с картинками позднего периода. Примитивистские картинки разных периодов похожи, отличаются часто фоном, украшательством. Настоящий лубок — это любимые всеми и удостоенные Госпремии "Ладушки" (начало 1960-х, в этой книге есть некоторые сказки для маленьких, но не "Теремок") и "Радуга-дуга" (конец 1960-х). Открыл для себя довоенного Васнецова-примитивиста и понял, что он мне больше нравится, чем поздний Васнецов, ставший каноническим.

До войны Васнецов проиллюстрировал пьесу С.Маршака "Теремок" (издан в 1941 году). К народной сказке пьеса имеет отдалённое отношение: персонажи-то почти те же самые (зайца нет, ёж и петух добавлен), но они изначально разбиты на две группы: мелкие положительные зверюшки, живущие в теремке и его обороняющие, и враги-хищники (лиса, волк, медведь), которые держат теремок в осаде. Тем не менее, представление о довоенных васнецовских зверюшках эта книга даёт, и, более того, Медведя из маршаковского "Теремка" позднее поместили и в народный "Теремок". Довоенный персонаж нормально вписался в поздний период творчества Васнецова.

У меня вот такие издания пьесы "Теремок". Слева — качественное современное переиздание: Маршак С. Теремок (худ. Ю.Васнецов). — М.: Мелик-Пашаев, 2013. А справа — курьёз советского провинциального книгопечатанья, когда рисунки Васнецова не воспроизводились напрямую, а перерисовывались другим художником: Маршак С. Теремок (копийные рисунки художника Г.Куценко). — Фрунзе: Мектеп, 1984.

Вот сам Теремок и персонажи.

А вот отличие сюжета: у Маршака попытка Медведя проникнуть в Теремок жёстко пресекается коренными жильцами.

Народный "Теремок" у Васнецова существует в нескольких вариантах, которые создавались в разные периоды творчества. Вот образцы васнецовских "Теремков" в отдельных изданиях и в сборниках (по возможности) по сведениям альбома "Известный Юрий Васнецов".

Отдельные издания

1938 год

1946 год

1951 год

А вот здесь в альбоме прокол, что ещё больше запутывает вопрос о вариантах васнецовских книжек. Приведено описание изданного в 1951 году нового варианта маршаковского "Теремка", приводится пример иллюстрации. Однако видно, что это иллюстрация к народной сказке! Иллюстрация к пьесе Маршака нашлась в Интернете, но откуда картинка к народной сказке, я не смог установить. Пусть тоже идёт под 1951 годом (стилистика подходит).

Сборники сказок.

"Гуси-лебеди"1937 год.

Впервые народный "Теремок" Васнецов проиллюстрировал, видимо, в 1937 году в сборнике "Гуси-лебеди" (переиздавался с вариациями до начала 1950-х гг.). Эти варианты можно посмотреть в ЖЖ-сообществе "Музей детской книги" (здесь). В этом издании были два художника: Ю.Васнецов и К.Кузнецов, крепкий реалист. К "Теремку" четыре иллюстрации без указания конкретного авторства.

Насчёт авторства Васнецова в двух последних картинках появились у меня сомнения. И вроде бы изменение манеры в сторону реализма можно понять, и в книге про Васнецова приведён его набросок именно для "Гусей-лебедей".

А всё равно сомнения остаются...

"Русские сказки" 1947 год

Заняться углублёнными поисками меня заставила вот такая современная книга: "Первые сказки: Курочка Ряба, Колобок, Репка, Теремок". — М.:Лабиринт, 2017.

В целом, здесь воспроизводится издание 1952 года в тогдашней реалистичной манере. Но в сталинской книжке не было "Теремка" (он, как было показано выше, и так активно издавался). Редактор добавил "Теремок" в современное издание и добавил так, что теперь книжка стала памятником и учебным пособием. Памятник полному отсутствию вкуса и меры. Учебное пособие: в одном месте собраны разные периоды творчества Васнецова — видно, как рисовал зверей в натуралистической манере, а как — в фантазийной.

Теперь-то понятно, что иллюстрации чёрно-голубые из издания "Русские сказки" (М.-Л.: Детгиз, 1947), чёрно-белые — из числа иллюстраций к "Теремку" предположительно 1951 г. Цветные реалистичные звери — не могу найти источника (подозреваю даже, что это иллюстрации к другой сказке, например, к "Колобку" — лиса и волк смотрят куда-то вниз). Последняя яркая сказочная иллюстрация — скорее всего, автономная большого формата литография Васнецова (эти плакаты у букинистов не встречаются — их ещё сложнее классифицировать, чем книжные иллюстрации).

У Васнецова нет варианта "Теремка", переработанного в поздней манере, выдержанного в стиле "Ладушек". Есть только скомпонованный вариант   в "Русских сказках" (1974). Эта книга — "Русские сказки" — вышла на следующий год после смерти Васнецова. Книга тоже собрана из разнородных картинок на живую нитку, хотя, наверняка, делалась под наблюдением родственников художника. Но разница между картинками разных циклов и периодов всё же не так бросается в глаза — все картинки в одном стиле. Чувство вкуса редакторов не покинуло.

У меня переиздание 1991 года.

Ну а сами картинки — микс из народных "Теремков" (вероятно, не нарисованных заново, а взятых из прежних изданий, в том числе из книг 1938 г. или 1946 г.) и маршаковского "Теремка" (1941 г.).