Продолжаем обзор иллюстраций к "Мухе-Цокотухе". После множества вариантов рисунков Конашевича, имеет смыл посмотреть другого иллюстратора, у которого также имеется минимум три разных сюиты к "Мухе-Цокотухе" — это известнейший советский художник Май Митурич. Если Конашевич перерабатывал свои сюиты во многом вынужденно, меняя при этом и саму манеру (в 1930-е гг. в худшую сторону), то Митурич творил в благоприятный для творчества позднесоветский (1960-е — 1980-е гг.) период. Его варианты — это самосовершенствование в рамках одной излюбленной манеры (может быть, эти рамки в результате всё более сужались).

Сборники, в которых содержится проиллюстрированная Митуричем "Муха-Цокотуха", такие: 1) "Сказки дедушки Корнея" (1972); 2) "Сказки" (1989); 3) "Муха-Цокотуха" (1988).

Хронология разных сюит Митурича туманна: например, "Муха-Цокотуха" 1988 года от "Советской России" (крайняя справа) — это, по-видимому, воспроизведение иллюстраций из сборника "Сказки" 1979 года от "Малыша". Были ли ранние издания иллюстраций из сборника 1989 года (в центре), я не установил. Так что, сравнивать сюиты будем не хронологически (всё равно, все они относятся к одной рано найденной манере Митурича), а концептуально.

Концепции же можно представить себе так.

В издании 1972 года (вероятно, самая первая сюита) условная манера — очень трогательные персонажи. В издании 1989 года — развитие этой темы в сторону ещё большей лёгкости и прозрачности. Этакое явное движение в сторону акварелей средневековых дальневосточных цивилизаций (скорее, китайских, чем японских). А в издании 1988 года (сюите 1979 года) была сокращённая и отстранённая сюита: каллиграфия, созерцательность, уход на задний план главных героев.

Пройдёмся по сказке.

Изображение главной героини.

а) В раннем варианте — во многом повествовательные иллюстрации. Муха, конечно, изображена символически, но она занята конкретными делами. Цветовой фон — насыщенный и тёмный.

б) В последующем Муха источается, фон становится нежным и густонаселённым .

в) В кратком варианте на первый план выходит природа, Муха теряется среди каллиграфических упражнений.

Очень интересно, как художники изображают сборище насекомых. Митурич определился сразу: его насекомые только слегка очеловечены (чай пьют по-настоящему), но в целом представляют собой копошащуюся массу.

Дальнейшие вариации были направлены на то, чтобы максимально освободить это облако прозрачных мошек от сюжетных деталей.

В сказке Чуковского перед самым появление Паука мельком упоминается некая Бабочка:

цитата

«Бабочка-красавица.

Кушайте варенье!

Или вам не нравится

Наше угощенье?»

Особое внимание к гостье, возможная разница в социальном статусе, некоторая ревность... Художники могут раскрыть образ этой Бабочки по своему усмотрению. У Конашевича это была аристократка из "бывших".

а) У Митурича поначалу проявился юмористический аспект: лупоглазая толстенная Бабочка (неповоротливая, наверное).

б) Позже — в соответствии с изменением концепции — Бабочка утончилась, утратила человеческое выражение лица, хотя и осталась сказочным персонажем..

в) А в "каллиграфическом" варианте сюиты превратилась в обычную бабочку.

а) Символический Паук в виде иероглифа.

б) В "утончённом" варианте Митурич, к удивлению, более подробно прорисовывает именно черты Паука (улыбается он, гнида). Пластичность поз появилась — это уже наброски к балету.

в) В "каллиграфическом" же варианте захват Мухи поместился в уголочке. Этот вариант — вообще не о Мухе, а о мушином народе. Шекспировская драма.

а) Ну что ж, явился гусар в полном облачении.

б) Перерабатывая эту сюжет, Митурич расширяет балетную сцену.

в) Ну а в "каллиграфическом" варианте достаточно рисунка героев на полях.

а) Сначала Митурич решил пошутить, как это принято для сказок Чуковского. Толстенная лупоглазая "бабочка-красавица" в паре с "жуком рогатым — мужиком богатым", действительно, уморительны.

б) Но оригинальность Митурича как художника основана, конечно, не на юмористическом даре. Радостное мельтешение мошкары в летний день — вот стихия, подвластная художнику.

в) Вот она — летняя цветомузыка на машиной дискотеке.

Басня — жанр, пользующийся успехом у читателей. Юмористическое изображение говорящих животных с человеческими пороками — это всегда интересно. В русской литературе XX века басни Михалкова стали наиболее заметным явлением.

У меня оказалось совсем немного сборников михалковских басен:

1) "Коты и мыши". — М.: Советская Россия, 1978. Худ. Е.Рачёв; 2) "Лиса, Бобёр и другие. Басни". — М. Советская Россия. 1975. Худ. М. Митурич; 3) "Басни". — М.: Советский писатель, 1982. Худ. В. Чижиков.

Но многое нашлось в Интернете:

4) "Басни". — М.: Советский писатель, 1946. Худ. Кукрыниксы и А.Каневский. По-видимому, первое иллюстрированное издание. Не все рисунки подписаны, могут быть сложности с атрибуцией. Сканы взяты отсюда: https://shaltay0boltay.livejournal.com/70....

5) "Басни". — М.: Искусство, 1955. Иллюстрации к книге выполнены художниками киностудии «Союзмультфильм» А. Савченко, И. Знаменским, Б. Степанцевым, Т. Сазоновой. Определение авторства конкретного художника для меня затруднено. Книга с хорошими сканами представлена на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition99332.

6) "Басни". — М.: Московский рабочий, 1963. Худ. А.Лаптев. Сканы взяты отсюда: https://kid-book-museum.livejournal.com/1....

7) "Избранные басни". — М.: ГИХЛ, 1953. Худ. В.Милашеский, Б.Ефимов и др.; 8) "Басни". — М.: ГИХЛ, 1957. Худ. Е.Рачёв; 9) "Басни". — Л.: Ленинградский художник, 1957. Худ. Е.Сидоркин; 10) "На мой вкус". — М.: Современный писатель, 1996. Худ. Д.Трубин. Все сканы из этих сборников взяты отсюда: https://trukhina.livejournal.com/38706.html.

Посмотрим некоторые из михалковских басен из числа наиболее известных. Часто они известны по выражениям, которые стали крылатыми (независимо от причины, по которой случилось массовое цитирование).

Басня "Две подруги". Мышь пришла в гости к Крысе, а та хвастается своими заграничными вещами, всячески подчёркивая их превосходство над советскими изделиями. Год написания — скорее всего, 1945-й (в 1946 году уже опубликовано в составе книги). Это ещё не официальная компания борьбы с космополитизмом. Пока это простая сатира (и даже не очень злобная) на тех, кто вывез трофейное барахло из Европы и тех, кто успел наобщаться с англо-саксонскими союзниками. Михалков не относился к числу шавок, которые лают по команде.

Ну а крылатой стала последняя строка басни "А сало... русское едят!". Думаю, основной оттенок, с которым цитируют эту строчку — насмешка, причём насмешка над творческим приёмами Михалкова. Этот мем — явление не политической, а литературной жизни. Но концовка в самом деле получилась эффектная.

1) Первый по времени рисунок из книги 1946 года (приписываю авторство Кукрыниксам, хотя их подписи нет — может, отрезали при репродуцировании). Картинка чисто повествовательная, но показывающая детали быта обеспеченных слоёв советской элиты (Мышь тоже не из барачных жильцов). Подход художников мягкий — обычное дело для 1946 года.

2) После-сталинская картинка из сборника, иллюстрированного детскими мультипликаторами. Приписываю картинку авторству всеми любимого Савченко, пусть это будет считаться его ранней манерой. Уравниловка времён Хрущёва ещё не наступила, мы по-прежнему видим жилище очень состоятельных советских руководителей (или успешных творческих работников). Атрибуты (зеркало, флаконы, пуфик) — те же, что и на рисунке 1946 года другого художника.

3) Интересно сравнить рисунок знаменитого художника Милашевского из книги 1953 года и очень известного в детской иллюстрации художника Лаптева из книги 1963 года. Милашевский совершенно неузнаваем (двадцать сталинских лет он наступал себе на горло), его стиль даже в сатирической басне — пышный сталинский ампир. Рисунок Лаптева — уже из новой эпохи книжной иллюстрации. Персонажи опять же: у Милашевского ещё очень состоятельная сталинская элита, а у Лаптева уже крысино-мышиный народ попроще (растёт благосостояние советского народа, но деревенское прошлое ещё даёт о себе знать). Как бы в 1963 году настоящая элита на поэтические вечера ходит, а не шмотки собирает.

4) У малоизвестного художника Сидокина — сатира из 1957 года: вещи уже не из поверженной Германии везут, а на рынках у спекулянтов перекупают. Впервые обращается внимание на то, что Крыса теперь выглядит современно на фоне простой советской Мышки (раньше всего-навсего богаче выглядела). Начинается парадокс советской сатиры времён Хрущёва и Брежнева: вместо презрения — зависть по отношению к осмеиваемым персонажам в заграничных тряпках.

5) У Рачёва — великого рисовальщика животных в человеческой одежде — два варианта иллюстрации к этой басне: из книги 1957 г. и из книги 1978 г. Ситуацию 1957 года Рачёв подаёт почти так же как Сидоркин: Крыса выглядит уверенно, у неё современная мебель, а серая Мышка заворожена импортными чулками. А вот ситуация 1978 года совсем иная: одеты и Крыса, и Мышь одинаково затрапезно (простые советские учителки). Видимо, никто и не сомневается, что они обе сало русское едят. Но хвастаются теперь западные идолопоклонники зарубежным абстрактным искусством. Этого у Михалкова нет, но для поздне-советского времени опасным признаётся увлечение современной западной культурой. Мышь по-прежнему заворожена.

6) Странный цикл иллюстраций получился у Мая Митурича. Митурич — мастер цветовых пятен, которые так празднично расцвечивали все его иллюстрации, не захотел придать эту праздничность михалковским басням. Получилось очень бесцветно. И по содержанию слишком тонко для жанра басни: просто беседа Крысы и Мыши без демонстрации положенных аксессуаров. Хотя видно, конечно, что Мышь благоговеет перед Крысой. Может, оно и правильно. Надо ведь не только картинки смотреть: хочешь узнать, что там за напряжённая беседа — почитай стишки.

7) Двое самых уравновешенных и добрых наших сатириков-иллюстраторов: Чижиков в книге 1982 года и Трубин в книге 1996 года. Про 1945 год, когда была написана басня, никто и не вспомнит. Актуальность сохраняется для всех времён. Чижиков доводит до предела поздне-советский контраст между кричаще-модной Крысой и чересчур традиционной Мышью. А вот у Трубина парадоксальное повторение ситуации смены эпох: новая русская Крыса из 1996 года, такая же неотёсанная как и жена советского директора из 1957 года, внушает всё такое же беспрекословное преклонение затрапезной Мышке.

Басня "Заяц во хмелю". Всё тот же 1945 год. Хотя ситуация не связана только с послевоенными реалиями. Заяц, неумеренно напившийся на банкете, расхрабрился и начал орать непристойности про Льва, в том числе и крылатую фразу:

цитата

Да я семь шкур с него спущу!

И голым в Африку пущу!..»

Дальше разбуженный Лев хватает хмельного Зайца. Но тот легко избегает расправы: говорит, что пил на банкете за Льва и его семью, и "как тут было не напиться?!". Лев снисходительно относится к пьяным (вот, кстати, черта свойственная времени написания басни), он отпускает Зайца. Михалков это объясняет тем, что Лев "обожал подхалимаж". В общем, концовка и мораль так себе. Мы эту басню любим за длинный смешной монолог пьяного Зайца. Это, конечно, тема не для Михалкова, а для титана другого уровня: безумству пьяных поём мы песню.

Смешная басня, но для художников все интерпретации оказались ограниченными.

1) Первые иллюстраторы, как взрослые, так и детские, выбрали сцену профилактической беседы Льва с Зайцем. Заяц протрезвевший и пристыженный. Интересно рабочее и домашнее одеяние Льва, который представлен полевым администратором среднего звена сталинских времён.

2) Собственно пьяного зайца представили на картинках Ефимов и Лаптев.

3) Полную картину дал Сидоркин: куражащийся Заяц на банкете и он же подхалимствующий в когтях Льва.

4) Статичные сцены у Рачёва в двух вариантах. Лев — кабинетный начальник. Из примет времени интерес представляет вузовский ромбик на лацкане пиджака Льва в 1978 году. Львиная морда у всех художников получается неэмоциональная.

5) Митурич неожиданно дал очень жёсткую картинку. Страшный Лев с запавшими глазами и омерзительный Заяц с человечьим лицом. Всё-таки очень странные иллюстрации. Как будто лиричный Митурич сам находился в бешенстве от того, что его заставили иллюстрировать сатирическую муть.

6) Весёлые Чижиков и Трубин рисуют оскаленного Льва и потешного Зайца. Но нам не страшно.

Очень известная басня "Лиса и Бобёр". Крылатых выражений из стихов не вышло, но ситуация жизненная. Молодая Лиса вскружила голову пожилому состоявшемуся Бобру. Тот бросает жену, но вскоре начинает тяготиться своей новой пассией. Возвращается к жене — отказ, бежит обратно к Лисе — а у той новый бобёр. Понятно, что тема вечная. Но считается, что описанная ситуация была крайне актуальна в сталинское послевоенное время: советские начальники, вознесённые из самых низов и спалившие в работе свою юность, были особенно падки на молоденьких вертихвосток, которым тоже надо было резко вознестись из болота.

Несмотря на животрепещущий сюжет, он очень прост психологически. У художников снова ограниченное поле деятельности.

1) Только два художника смогли выйти за очевидный вариант двойного портрета Лисы и Бобра. Неопознанный мною художник из книги 1953 года рисует беседу Бобра с Ежом (Бобр жалуется на Лису, а Ёж даёт совет возвращаться к старой жене-бобрихе). Сидоркин на страничной иллюстрации показывает нам последствия: жена Бобра не приняла, а Лиса успела найти замену. Формально именно из концовки должна быть выведена мораль: бобры, не надо суетиться!

2) Митурич сумел найти неожиданный ракурс: Лиса чешет Бобра одной лапой за ушком, а другой — по шейке

3) У остальных художников — дефиле счастливой пары. У немолодого грузного Бобра — немодные шляпа/шапка/"пирожок" и пальто (но с бобровым воротником). Обольстительная Лиса — стройная, грациозная и курящая (в 1946-м и в 1996-м).

Басня "Непьющий Воробей". В базе Фантлаба год создания/публикации этой басни обозначен как 1952-й. Значит, это из числа басен второй волны (но время всё ещё сталинское). Сюжет: Воробья на банкете стали корить за то, что он не пьёт — а ведь это подозрительно:

цитата

«Где ж это видано, не выпить за леса

И за родные небеса?!»

Заставили выпить штрафную. С непривычки Воробей упился до потери сознания. И навсегда приклеился ярлык: все за спиной Воробья шептали, что это "тот самый". Неожиданный поворот в антиалкогольной тематике. Но Михалков к 1952 году научился ещё и морали для басен писать! Окончание вот такое многословное:

цитата

Иной, бывает, промахнется

(Бедняга сам тому не рад!),

Исправится, за ум возьмется,

Ни разу больше не споткнется,

Живет умней, скромней стократ.

Но если где одним хоть словом

Его коснется разговор,

Есть люди, что ему готовы

Припомнить старое в укор:

Мол, точно вспомнить трудновато,

В каком году, каким числом…

Но где-то, кажется, когда-то

С ним что-то было под столом!..

Какой-то крик души Михалкова.

Ну а что художники? Иллюстраций меньше, поскольку выпадают все книги, вышедшие ранее публикации басни.

1) Лаптев в 1963 году нарисовал именно безысходную концовку: оклеветанный Воробей и пересуды за его спиной.

2) Рачёв рисует разудалую пьянку: в 1957 году он смеётся над упившимся Воробьём, а в 1978 году, скорее, сочувствует ему. С возрастом художники становятся мягче.

3) Некоторое оживление заметно даже на картинке Митурича: эту басню ему интересно иллюстрировать. Стоит обратить внимание на закуски: на тарелке уложена мышь. Или она тоже упилась и упала в салат целиком? Определённо, Митурич развеселился.

4) Чижиков напившемуся Воробью не сочувствует, но и пьянку не поэтизирует.

Присутствуют в японских сказках драконы. Казалось бы, восточных драконов Китай монополизировал, но, судя по рисункам наших художников, в японских сказках драконы постоянные персонажи.

Художник Р. Гудзенко. В 1988 г. он проиллюстрировал японскую литературную сказку "Санко" (автор — Р.Сайто). Вот эта книжка-картинка.

Сюжет — про великана, защищающего народ от дракона. Вот они оба — великан и дракон на развёрнутой обложке.

Внутренняя иллюстрация с драконом. Гудзенко — изумительный колорист.

Художник Н.Кочергин и его непременный сборник "Догадливая невеста".

Шмуцтитул к сборнику — а там сразу дракон!

Ожидания такие, что весь сборник будет про драконов. Но нет — внутри дракон только один раз встречается.

Художник Г.Калиновский рисовал дракона в сборнике японских сказок "Земляника под снегом".

Шмуцтитул к сборнику — на нём дракон. Тенденция?

А внутри на иллюстрациях драконов нет. Обыкновенные гладкие змеи встречаются. Но это совсем не то.

Художник К.Чёлушкин. Его иллюстрации в сборнике "Японские сказки".

На титульном развороте — все японские сказочные символы: чёрт, лиса и дракон. Теперь уж точно тенденция! Повторяется также ситуация, когда на внутренних иллюстрациях дракон не встречается.

Итак, все художники признают дракона символом волшебной Японии, но сказок про драконов им для иллюстрирования издательства скупо предоставляют. Вот и получается — символ есть, а историй нет.

Что с обликом дракона? Как мы убедились, в Японии даже черти могут быть добродушными (причиной чему может быть и их пьянство, простительное среди японцев). Драконы — это рептилии. Ничего хорошего от них ждать не приходиться. Пока художники именно так драконов и рисуют: злобных, бесчувственных тварей.

Но есть исключение. Это сказка про обманутого дракона. Над ним можно посмеяться, он становится ближе, роднее (что-то человеческое — глупость — в нём выявилось). Поэтому обманутый дракон приобретает какие-то эмоции. И жанр сразу меняется — из ужастика сказка превращается в юмористическую притчу. Посмотрим истории про обманутого дракона.

Художник М.Митурич и уже знакомый сборник "Японские народные сказки".

Титульный разворот подтверждает тенденцию: изображены сказочные символы, в числе которых дух (Гром) — справа вверху над вулканом и дракон — слева внизу в воде. Дракон опасный — он корабли топит.

А собственно сказка про дракона в этом сборнике — это "Печень живой обезьяны". У грозного морского дракона заболела дочка. Знахари назвали лекарство: печень живой обезьяны. Послали за обезьяной медузу, но обезьяна её обманула, свою печень сберегла.

Дракон выместил свою злость на подвластной медузе (поэтому она теперь бескостная).

Митурич рисует дракона не совсем уж ужасного, но и не жалкого — ведь в этой версии сказки обманули не самого дракона, а его посыльного.

Художник Л.Казбеков. Сборник "Как братец кролик победил слона" (М.: Центрполиграф, 2007).

В этом сборнике только одна японская сказка — "Обезьяна и медуза" (другое название "Печени живой обезьяны"). В этой версии сказки акценты по-другому расставлены: заболел сам дракон от старости. Он сам даёт наставления посыльной медузе, как заманить обезьяну в подводное царство. Поэтому рушится его план, а не медузы. У Казбекова дракон нарисован соответствующий — очеловеченный. Вот что глупость с драконами делает!

Всё тот же Н.Кочергин, но со сборником корейских сказок "Награда царя птиц" (М.: Нигма, 2012).

Корейцы в Средние века долго были под властью японцев, не ассимилировались, боролись с ними. Но даже в такой ситуации часто происходят культурные заимствования, причём потом уже не поймёшь — кто у кого заимствовал.

Корейская сказка под названием "Счастливый заяц" о том, как подводный дракон заболел, врачи прописали ему печень живого зайца... Ну и так далее по канве японской сказки.

Для образа обманутого дракона в этой версии сказки важно то, что заяц лично обманул дракона, заявив ему в глаза, что печень он оставил на берегу, и надо за ней вернуться... Так что из всех обманутых драконов корейский дракон самый глупый.

Опять Г.Калиновский, но на сей раз его полноцветный двухтомник "Волшебный котёл".

Калиновский проиллюстрировал в цвете эту корейскую сказку под названием "Откуда взялись черепахи". Дракон глупый, как положено. Но в цвете такой очаровательный.

Интересно, у корейцев дракон ассоциируется с японцами?

Японские сказки у меня закончились. Но для полноты картины надо посмотреть, что там с драконами в Китае, Корее и Вьетнаме.

Сказки мы любим всё-таки за волшебство. А в чужих сказках волшебство новое, незнакомое, незатёртое... С большим жаром впитываем мы другую культуру, пока не надоест (потом возвращаемся к родному "Теремку"). Вот и в японских сказках потусторонние силы вызывают интерес. Весёлых японских чертей-пьяниц из сказки "Как черти старика вылечили" (она же — "Шишка справа и шишка слева") мы уже смотрели (тут). Проверим сборники на наличие других волшебных персонажей — кроме драконов (их я выделил в отдельный обзор).

Художник Л.Казбеков, яркий представитель позднесоветской книжной графики. Художник модный. "Вита Нова" издала его персональный альбом.

В альбоме есть пара иллюстраций к японским сказкам (самой книги с этими иллюстрациями обнаружить не удалось). Фантастические существа из моря и на деревьях. Красивые черти.

Художник Н.Кочергин. Сборник "Догадливая невеста".

И сказка тоже "Догадливая невеста". Это людоед-оборотень. Не очень страшный. И правильно — этот оборотень туповатый, удалось его обмануть и утопить.

Художник М.Митурич и уже знакомый сборник "Японские народные сказки".

Сказка "Веер Тэнгу". Это носатый чёрт Тэнгу — смотрится как мелкий пакостник.

А это Гром (явление природы).

Художник Г.Калиновский представлен всеми книгами на японские темы: 1) сборник японских сказок "Земляника под снегом", 2) сборник "Волшебный котёл", 3) "Приключения Таро в стране гор".

Пока что складывалось впечатление, будто советские художники не очень охотно рисовали потусторонние силы. Вряд ли это была цензура — в книге "Земляника под снегом" 1968 года в большом количестве всякие чертяки нарисованы. Правда, у молодого Калиновского вся чертовщина не страшная.

Сказка "Горное чудище Омои". Персонаж, соответственно — горное чудище Омои. Этот персонаж страшный, но глупый.

А вот сказка "Груша, вверх! Груша, вниз!". Здесь тоже персонаж — горный дух. Но он другой, поскольку сказка из другого региона (острова) Японии. Этот горный дух добрый и справедливый. Задорно лупит в барабан. Этого духа Калиновский нарисовал ещё и в цвете (на обложке, которая прячется под суперобложкой издания 1968 г.). Какой радостный жёлтый фон, как на нём красный дух весело смотрится.

В сборнике "Волшебный котёл" Калиновский многие композиции из японских сказок переосмыслил в цвете. Это не раскрашенные чёрно-белые рисунки, а новые иллюстрации.

Сказка "Бочка, петушок и стрела" — черти.

Сказка "Флейтист Санта" — черти.

Сказка "Незадачливый ротозей" — черти-громовики.

Литературная сказка "Приключения Таро в стране гор" тоже предоставила Калиновскому возможность порисовать добродушных с виду чертей.

Художник К.Чёлушкин. Его иллюстрации в сборнике "Японские сказки".

У Чёлушкина собственно потусторонних сил нарисовано совсем немного. Но у него в принципе все композиции потусторонние — он уже создал общее впечатление, специально жути нагонять не надо.

Сборник сказок у Чёлушкина — постсоветский. Сказки там пожёстче. Переводчица та же — легендарная Маркова, но, видимо, раньше такие сказки массово для детей не печатались. Потусторонние силы здесь другие — расслабляться не стоит.

Например, выше мы смотрели у Митурича "носатого чёрта Тэнгу", так тот не очень серьёзно выглядел. А вот Чёлушкин иллюстрирует сказку "Треугольный сон", так там Тенгу — это "фантастические крылатые чудовища, обитающие в горах на деревьях. Тенгу умеет летать и может напускать порчу на людей: помутить разум". Такое чудовище и нарисовано соответствующе:

Есть и непривычная жуть — чисто японская, не имеющая аналогов в наших сказках. "Ноппэрапон" — это гладкий шар без единой отметины. Так и сказка называется.

А вот такие лица в этой сказке у японских ведьм.

Видимо, имеющиеся у меня иллюстрированные сборники японских сказок не очень репрезентативные в отношении нечисти. Большинство чертей и духов в сказках, ориентированных на детскую аудиторию — вроде наших леших. Не из ада они восстали.

Животные в сказках всех народов — частые персонажи. Звери попадались нам в предыдущих обзорах японских сказок, и даже как главные герои ("Обезьянье царство", например). Но сейчас сосредоточимся не на сюжете, а на технических приёмах изображения животных.

Рисовать сказочных животных можно по-разному: 1) в натуралистическом ключе, 2) как животных, но с человечьими эмоциями, 3) как людей в масках животных. Показать, что животные из японских сказок тоже можно по разному: или 1) нарядить животных в японские одежды, или 2) поместить их в японскую среду (люди, пейзаж), или 3) нарисовать животных в японской манере. Посмотрим, какие приёмы используют наши художники.

Художник Н.Кочергин. Наиболее ярко приёмы изображения животных (птиц) отражены в полноцветном сборнике "Гора солнца" (М.: Нигма, 2012).

Вот такие японские воробьи у Кочергина.

Кочергин сказочность своих животных показывает тем, что наряжает их в человечьи одежды, но в остальном придерживается натуралистического отображения. Парадокс.

Художник М.Митурич и уже знакомый сборник "Японские народные сказки".

У Митурича звери натуралистические (это не означает, что в манере реализма). Митурич так всегда рисует зверей, для сказок исключений делать не стал. То есть звери у Митурича подаются в условной манере, но мы их всех узнаём. Манера Митурича близка к манере традиционных японских рисовальщиков, такая манера отлично подходит для схватывания мгновения. Звери экзотические — змеи, тигры, обезьяны. Все гибкие, Митурич любит рисовать таких в движении.

В японских сказках действуют совсем экзотические организмы. Например, медуза в сказке "Печень живой обезьяны". Вот обезьяна беседует с медузой. Абсолютная фантастика. Но поза у обезьяны — обезьянья, частая для этих любознательных зверушек. Единственное допущение: медуза стоит на земле на своих щупальцах (но если представить себе медузу в воде, щупальца так и будут свисать).

Художник Г.Калиновский представлен уже известными сборниками: 1) Сборник японских сказок "Земляника под снегом" — у меня первое издание 1968 г. 2) Сборник "Волшебный котёл" — у меня второе издание 2013 г. И ещё появилась третья книга: литературная сказка Приключения Таро в стране гор. У меня издание 1970 г. (на Фантлабе представлено издание 1978 года)

Уже показывал мышей из сказки "В мышиной норке". Не могу удержаться, чтобы ещё раз не привести рисунок с этими озорными чёрно-белыми мышами, тем более, что их можно сравнить с цветными мышами (из другой японской сказки "Как мышке мужа искали"). Это разные периоды творчества Калиновского. Чёрно-белые мыши из сборника "Земляника под снегом" (1968) — это одна из первых книг Калиновского. Цветные мыши из сборника "Волшебный котёл" (1993) — а эта книга одна из последних.

Есть и другие звери из сборника 1968 г., столь же забавные и озорные. Обезьяны особенно хороши. У нас таких нет (в анфас на бандитских котов похожи).

У Калиновского звери — это люди, на которых надеты костюмы зверей (а сверху — японские кимоно). Даже когда звери вроде бы помещены в естественные условия, они у Калиновского имеют человеческую мимику. Вот например, какой лукавый кабанчик из "Приключения Таро в стране гор" (кабанчик слева):

Художник К.Чёлушкин и его иллюстрации в сборнике "Японские сказки".

У Чёлушкина звери даны в натуралистическом ключе. Помещены в обстановку, которая позволяет идентифицировать японские реалии. Вот сказка "Ворон и морской рак". Косящий взгляд у ворона, кстати, тоже вполне натуралистичный.

Общая стилистика Чёлушкина, конечно, чувствуется. Животные натуралистичные, но живут в авторских фантасмагориях, а иногда и в кошмарах. Вот сказка "Дворец королевы кошек", где кошки показывают свою подлинную сущность.

Ну, и как последователь Босха не может Чёлушкин обойтись без парящих рыб. Рыбы при этом натуралистически поданы.