Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Ким Ньюман. Эра Дракулы. — СПб.: Фантастика Книжный Клуб, 2013
Питер рисует: сидит вампир, А рядом – семья вампира. Они не дадут свою подпись за мир, Все они против мира! Графиня Агнесса де Барто
Вампиром быть трудно. Ни причесаться как следует, ни подкрасить глаз – тем, кто не отражается в зеркалах, следить за собой не так-то просто.
А вот из самих вампиров зеркала получаются недурные. Человечество глядится в них не первый век. Вот на тонких губах играет улыбка – но от неё до звериного оскала какое-то мгновение. Пристальный взгляд, за которым может прятаться и острый интеллект, и ростки сочувствия, и воющая пустота. Красная жажда, терзающая их, так похожа на нашу собственную алчность, наше неизбывное «ещё». Вампир податлив в человеческих руках: можно вылепить из него хоть мечту о вечной любви («Сумерки»), хоть крик одинокой души («Впусти меня»), хоть реликтовый кошмар («Ложная слепота»).
Ким Ньюман в далёком уже 1992-м пошел ва-банк – выкрасил в кроваво-красный целое общество, отошёл в сторонку и посмотрел, что получилось. Получилось остроумно, да и вообще – умно. Так, под бульканье вскрытых артерий, родился цикл «Anno Dracula». Как пишет автор в послесловии к первой книге, наконец-то изданной на русском, это «вампирский роман, в том смысле, что он наживается на других произведениях литературы и вытягивает из них жизнь». Смесь вампирского колорита, альтернативной истории и безудержного постмодернизма оказалась на редкость эффективной – мёртвого поставит на ноги. Пока что хватило на четыре романа (последний вышел в 2013 году) и несколько повестей, дальше – больше. Хитрость рецепта в том, что при всей принципиальной простоте скопировать его трудно: чтобы приготовить вампира по-ньюмански, желательно быть Ньюманом. Попробуем разобраться в причинах.
Итак, сюжет классического «Дракулы» переломился ровно в середине. Ван Хелсинг и его союзники потерпели поражение: гость из Трансильвании играючи смёл их со своего пути и в считаные месяцы добился того, чего желал изначально, – власти над самой могущественной страной в мире. Никаких переворотов, всё официально: теперь Дракула – супруг обращённой им королевы Виктории, всесильный принц-консорт. Его сородичи выходят из подполья и стягиваются со всех концов земли под гостеприимную сень британских туманов. Оттуда новый порядок расползается по всей огромной империи, далее – повсюду. У гемократии большое будущее, ибо кровь есть жизнь.
А как же настоящее? Что изменилось в жизни викторианцев? Всё и ничего. Быт теперь заточен под вампиров – а значит, важные дела вершатся только под покровом темноты. Оборот серебра ограничен, за мужеложество сажают на кол, аресты и казни стали частью повсеночности. Для врагов режима устраиваются спецлагеря (в одном из них томится некий одарённый сыщик, любитель скрипичной игры и кокаина). Руководящие посты понемногу отходят к вампирам; «тёплым» гражданам, помышляющим о карьере, рекомендовано задуматься о «Тёмном Поцелуе».
Однако на улицах Лондона по-прежнему властвуют нужда и порок. От голода, болезней и унижений вампиризм не спасает. Обращение открывает двери лишь для тех, перед кем они распахивались и раньше. Тем же, кто продавал себя за пару монет и пинту эля, приходится отныне хлопотать и об унции-другой крови. «Кто для радости рождён, кто на горе осуждён» – принцип Уильяма Блейка всё так же верен.
Но вот наступает 1888 год, и строго по расписанию на исторические подмостки выходит душегуб из Уайтчепела – тот, кого сперва назовут Серебряным Ножом, но в итоге запомнят под привычным нам именем: Джек-Потрошитель. И разве мог кто подумать, что из-за нескольких убитых простигосподи, пускай даже и вампирской породы, поднимется волна такой силы, что дракулианской стабильности несдобровать?
Как убедительно демонстрирует Ким Ньюман, кое-кому всегда хватает прозорливости, чтобы не только предвидеть ситуацию, но и направить её в нужное русло. И вот уже мятежники кричат на углах: «Смерть мёртвым!», Карпатская Гвардия принца-консорта учиняет ответные зверства, а Джек наносит удар за ударом по общественному равновесию, нимало не заботясь о последствиях.
В круговорот событий затягивает нескольких ключевых персонажей. Женевьева Дьёдонне – вампирша самых честных правил, гуманная и справедливая, не связанная с Дракулой ни моральными установками, ни по крови. Чарльз Борегар – верный слуга короны и тайного клуба «Диоген», обременённый чувством долга и легкомысленной невестой. Ещё двое героев заимствованы у Стокера: оба пережили схватку с графом, но пути их разошлись. Лорд Годалминг своевременно обратился и взбирается на политический Олимп, без сожалений отбросив человеческую природу. Доктор Сьюард, напротив, всё глубже сползает в пучину горя и забвения. И да, его зовут Джек. О том, что сюжетом движет его посеребренный скальпель, мы узнаём в первой же главе.
Но книгу делают не герои, а их блистательная свита – викторианская культура во всём её многообразии и сложности. Под сумрачными сводами «Эры Дракулы» встречаются исторические личности, персонажи романов и пьес, городские легенды и, разумеется, вампиры. От переписи, проведённой Ньюманом, не ускользнула ни единая мёртвая душа: место нашлось для всякого, кто когда-либо пил кровь на книжных страницах, экранах кинотеатров и телевизоров. Не в этой истории, так последующих – развиваясь с годами, вселенная «Anno Dracula» поглощает новоприбывших и подбирает недобитых. Викторианская эпоха оживает в параде пёстрых образов – и принадлежащих, и навязанных ей. Оскар Уайльд, Уильям Моррис, граф Орлок и лорд Ратвен, инспектор Лестрейд и профессор Мориарти, доктора Джекил и Моро, герои Киплинга и даже Кинга – приглашены все, не говоря уже о жертвах Потрошителя и прочих лицах, причастных к его делу. Большинство проходит статистами (автор не присваивает чужих достижений), но из тысячи отсылок и намёков складывается симфония викторианства в его блеске и нищете. Уже одна только готовность – или нежелание – обратиться ярко характеризует каждую фигуру, реальную или вымышленную. Насквозь положительные Борегар и Дьёдонне смотрятся на этом фоне несколько бледно, но их история чётко выстроена и доведена до логического завершения. Стокеровские герои также отрабатывают свои роли честно и с достоинством джентльменов.
Авторские комментарии занимают четырнадцать страниц, примечания переводчика – ещё шестьдесят, и называть их приложением к тексту даже неловко. «Эра Дракулы» не «Улисс», но игнорировать такие залежи эрудиции, право же, грешно. Впрочем, Ньюман не только всеведущий критик, знаток хоррора и сопредельных жанров, но и талантливый писатель. Без искры вдохновения весь этот карнавал остался бы красочной диорамой, собранной из чужих деталей. Всё-таки у автора были и предшественники: он охотно признаётся, что кое-чем обязан Ф. Х. Фармеру и кино шестидесятых с его «перенаселёнными бурлесками». Чем ближе к концовке, тем меньше в тексте иронии, а финальная сцена при дворе наполняет душу страхом с омерзением пополам. «Эра Дракулы» создавалась в годы, когда кресло, оставленное Маргарет Тэтчер, не успело ещё остыть. В 1980-е страна держала курс на «викторианские ценности», так что некоторые аналогии напросились сами собой. Другие Ньюман вывел самостоятельно, прибегая порой к намеренным анахронизмам. «Понятие преступления уже приобрело столь широкое толкование, что под него подпадали множество хороших людей, которые просто не могли прийти в согласие с новым режимом» – пожалуй, это уже не про Железную леди. Иные из затронутых тем теряются в общей суете, однако грандиозная развязка сглаживает эти упущения. Волна дошла до берега и сделала свое дело.
И всё же политическими тревогами книга не исчерпывается: в зеркале Дракулы человек отражается весь, до последней морщинки. Ньюман пишет о плохих людях, из которых получаются хорошие вампиры; о том, как скверно обращение сказывается на творческих способностях; о верности «своим» и правому делу; о лицемерии, глупости и злости. Его метафоры можно трактовать по-разному, но читателю оставлен выбор, как и к кому их применять. В конце концов, это всего лишь зеркало: если не нравится фас, всегда можно повернуться в профиль.
P. S. Русское издание ценно не только комментариями — в книге есть послесловие автора, отрывки киносценария по роману, альтернативные варианты текста и не только. Еще есть чудесное оформление Сергея Крикуна — оценить можно на странице издания. При этом в самой книге авторство иллюстраций никак не обозначено. С корректурой тоже проблемы — в тексте огромное количество опечаток, большинство из которых легко вылавливается проверкой правописания в Ворде. Содержанию в конце не хватает разбивки — нужные страницы приходится определять опытным путем. Впрочем, это всё не смертельно.
Рецензия (без постскриптума) заняла I место на конкурсе "Фанткритик — 2014".
Если бы Чайна Мьевиль родился в другом мире и под другими звездами, прошел бы вступительные испытания и поступил в институт Специальных Технологий г. Торпы, то произвел бы, несомненно, фурор. Союзы, частицы, падежи — все это нужно и важно для универсального языка, но есть специализации не то чтобы редкие — немыслимые. Условно-повелительное наклонение как раз из таких. И все-таки находятся те, кто говорит невозможному: «Будь». И смотрят на созданное ими, и видят, что это хорошо.
Мьевиль и сам из области очевидного-невероятного. В его имени слышится голос Востока, от фамилии веет старой Европой. Зарабатывая на жизнь небылицами, он активно воздействует на реальность — как политик и публицист левого крыла. Его книги терзают читателя парадоксальными идеями и замысловатым стилем, но продаются от этого только лучше. У него татуировка на правом бицепсе (череп с щупальцами — тоже своеобразный манифест), полдюжины сережек в левом ухе, внешность благородного бандита и репутация самого сексуального литератора Великобритании. Жанровых премий ему навручали на небольшой стеллаж, но фантастическое гетто возлагает на него особые надежды — устами Урсулы Ле Гуин: «Когда он получит Букера, вся эта дурацкая иерархия рухнет, и литературе от этого станет только лучше». Что ж, для того и существуют революционеры — те, кто мыслит в условно-повелительном наклонении, транслируя свою волю в ноосферу.
«Посольский город» (2011) не подводит итогов и не притворяется «книгой всего» — это лишь очередная вклейка в пухлом альбоме тем и образов, интересных автору. С другой стороны, Мьевиль впервые обращается к чистой научной фантастике — на радость читателей и критиков, отчаявшихся классифицировать его прозу. Магический реализм, городское фэнтези, new weird, стимпанк — юркий Чайна уклонялся от ярлычков, как Нео в «Матрице» от пуль, но вот наконец остепенился и как будто притих (разумеется, следующий роман, «Рельсоморе», вернул все на круги своя). Выбор встает разве что между твердой и мягкой НФ и во многом зависит от познаний выбирающего. Очевидно, впрочем, что «Посольский город» — это книга о языке и его связи с мышлением.
В жанровой табели о рангах лингвистическая фантастика всегда стояла высоко, но сколько-нибудь отчетливых традиций в ней так и не наметилось: не существует «Лингвоманта» или «Глоссодюны», от которых протянулись бы через десятилетия ниточки к новейшим шедеврам и провалам. «Языки Пао» Джека Вэнса, «Вавилон-17» Сэмюела Дилэни, «Внедрение» Йена Уотсона, «История твоей жизни» Теда Чана — прекрасные, звонкие голоса, которые так и не сплавились в единый стройный хор. Их роднит скорее не преемственность, а общая теоретическая база, в первую очередь гипотеза Сепира — Уорфа: структура языка либо определяет мировосприятие, либо, самое меньшее, серьезно влияет на него. Для научных фантастов эта идея оказалась королевским подарком: из тех, кто всерьез разрабатывал тему контактов с чуждыми расами, обойти ее пожелали (сумели?) немногие. Там, где сталкиваются языки, неизбежны и конфликты мышления. И Чайна Мьевиль, у которого конфликт в крови, разыгрывает свой вариант этой старой драмы.
Роман переносит нас в далекое будущее, на одинокую планету на самом фронтире освоенной вселенной. Послоград, единственный город на Ариеке, слывет глухой провинцией и нечасто контактирует с метрополией, но своей захолустной жизнью вполне доволен.
Человеческое поселение, защищенное воздушным куполом, расположено посреди более внушительного города аборигенов-ариекаев и мирно сосуществует с ним. Цивилизация Хозяев, как их принято тут называть, держится на беспримерно развитых биотехнологиях — здесь плодится и размножается все, от люстр и оружия до фабрик и домов. Но истинная их уникальность заключена в Языке — неотделимом от мыслительных процессов, предельно конкретном, исключающем абстракции, ложь и, конечно же, все прочие языки. Речь Хозяев состоит из параллельных потоков, производимых двумя ртами. Их слова не обозначают — называют, и за каждым должен стоять живой разум, иначе произнесенное воспринимается как бессмысленный шум. Иногда этот шум исходит от двуногих объектов, совершающих разнообразные действия, но ведь и камень порой издает звуки.
Вот почему контактировать с ариекаями способны лишь специально подготовленные пары клонов с максимально синхронизированными сознаниями — те, кого и называют послами, элита и опора Послограда. В менее просвещенном обществе их держали бы за жрецов. Для уникальной проблемы найдено уникальное решение; заштатной колонии есть чем гордиться.
В городе живет Ависа Беннер Чо (в оригинале инициалы складываются в многозначительное ABC) — женщина, которая бороздила когда-то внешнее подпространство, но вернулась на родину, уступив желаниям мужа-лингвиста. Давным-давно Хозяева назначили ее живым сравнением — и теперь она известна как «девочка, которой сделали больно в темноте и которая съела то, что ей дали», часть Языка. Что это означает для нее? Каково это — стать сравнением? Ответов нет и быть не может, но настанут времена, когда искать их придется — когда метрополия пришлет на Ариеку собственного посла, слепленного из двух совершенно непохожих людей, когда Хозяева услышат его первые слова и все изменится навсегда.
Так разгорается конфликт, в котором никто не виноват и который устранить немыслимо. В спорах с биологией обычно побеждает биология. Чей-то тонкий расчет по случайности выливается в жестокий просчет, и жизнь превращается в ад для обеих общин. Мостики понимания между людьми и ариекаями рушатся один за другим.
И тогда автор вторгается на территорию невозможного. Болезнь, которой вчера не существовало, не вылечить вчерашними лекарствами. Если Магомет не идет к горе, то бедняжке пора отращивать ноги.
У Мьевиля с его социально-политическим мышлением персонажи всегда уступали идеям. В «Посольском городе» это особенно заметно. Несмотря на волевой характер и насыщенную любовную жизнь (сообразно вольным нравам своего времени), Ависе по большей части отводится роль наблюдателя и хроникера — то есть окошка, через которое читатель смотрит на происходящее. Ближе к финалу ее личностные качества окончательно теряют значение, героиня растворяется в тексте и становится катализатором развязки.
На деле функция главного героя достается всему социуму, сложившемуся в Послограде. И вот его-то портрет написан во всех деталях. Каждый персонаж, каждый поступок и мысль — штрих к общему полотну. Ни одно действующее лицо не существует само по себе, его смысл проявляется только в отношениях. На лингвистическом арго такое называется синтагматикой.
Как и все классические герои, этот проходит путь от благоденствия к отчаянию, от него к надежде, погружается в отчаяние еще глубже — и восстает из бездны израненным, но помудревшим. По пути Мьевиль отдает должное мотивам и темам, с которыми уже работал: чуждые друг другу культуры, существующие бок о бок («Город и город»), ожидание апокалипсиса и попытки его предотвратить («Кракен»), распределение власти в обществе, борьба с системой и ее последствия («Железный совет»). Получат свои пятнадцать минут и любимые автором подпольщики — на этот раз их усилия приведут к более предсказуемым результатам, чем мы привыкли. Не обошлось без фирменных неологизмов, разгадывать их — отдельное удовольствие, хотя в русском переводе выжили немногие. Начало романа нашпиговано ими до такой степени, что нетерпеливая часть аудитории отсеется сама собой.
И такая политика уместна, ведь стержень сюжета образован приключениями языка, который пытается выйти за собственные пределы — и выходит. Как и в прочих своих книгах, автор не склонен к милосердию: у любых перемен есть цена, а выживание не выиграешь в лотерее. Ставки придется сделать, по какую бы сторону баррикад тебя ни забросило. Порой и самих баррикад не различить, пока не вглядишься как следует. А «ложь во спасение» становится не просто красивой фразой.
Условно-повелительного наклонения не существует, но Чайну Мьевиля с его ресурсами фантазии такие мелочи не останавливают. Как и всякого, кто встретился с невозможным «если бы», но готов сказать ему: «Будь. Так надо».
P. S. Русский перевод в целом неплох, но кое-что все-таки по дороге потерялось. Например, забавная отсылка к... Ну вот представьте: далекое будущее на чужой планете, относительно небольшая группа людей находится в окружении превосходящих сил, с которыми невозможно пойти на контакт — не из-за их жестокости, просто это существа с другим восприятием мира, неспособные к общению с людьми. И...
цитата
Удивительно, в чём мы тогда находили утешение. Люди искусства зарылись в архивы, провели настоящие раскопки в залежах цифровых носителей, погрузились в прошлое на миллионы килочасов, добрались до эры, когда человечество ещё не было диаспорой. И извлекли оттуда потрёпанные старые фильмы, которые показали нам.
— Вот эти, похоже, кавказоиды или римляне, — объяснял мне один из организаторов. — Хотя говорят они на раннем англо. — Мужчины и женщины, в угоду какому-то неуклюжему символизму совершенно бесцветные, укрепились в доме, где оборонялись от невероятно отвратительных существ. Цвет вернулся, и протагонисты оказались в полной припасов крепости, на которую безжалостно наступал ещё более отвратительный враг. Разумеется, их историю мы восприняли как свою.
В оригинале выделенная фраза выглядит так:
цитата
"These ones are Georgian or Roman, I gather," one organiser told me.
Кое-какое знакомство с массовой культурой помогает разглядеть тут остроумную аллюзию на творчество одного всемирно известного кавказоида — в частности, его знаменитые творения номер раз и номер два. Не замечая таких деталек (есть и другие примеры), читатель потеряет не особенно много, но уж если заметит — не пожалеет.
Настоящий детектив отвечает хотя бы на один из трёх вопросов: «Кто? Как? Зачем?» И не важно, где и когда происходит действие: в паропанковской Британии, в современной России, которой правят вампиры, или во Франции девятнадцатого века. Будь ты хоть галактический полицейский, хоть германский ландскнехт — пока не отыщешь ответы на эти «вечные вопросы», преступника тебе не найти.
Десять увлекательных историй от лучших фантастов нескольких поколений. Десять головоломок, действие которых происходит в невообразимых мирах. Только новые рассказы, написанные специально для этого сборника. Вперёд, читатель! Игра начинается!..
Многие из нас мечтали в детстве стать детективами. Ведь тех окружает ореол загадочности и некоего тайного знания. Они безупречно точны, уверенны в себе и с легкостью вычисляют преступника. Любитель скрипки и дедукции Холмс, внимательная миссис Марпл, неуклюжий и близорукий отец Браун. Они непохожи друг на друга, но их объединяет умение вычленить главное из вороха деталей, задать нужные вопросы в нужное время, сложить пазл из разрозненной мозаики. Фантастический же детектив требует, чтобы допущения и вымысел были органично встроены в сюжет, что еще сильнее усложняет задачу автора. Но в любом случае, начинается все с вопроса...
...Кто? Чей коварный ум создал ловушку? Сыщик стоит перед остывшим телом и перед ним простирается бескрайняя равнина неизвестности. Хотя в рассказе "С другой стороны" Владимира Серебрякова убийца известен с самого начала, а у Владимира Покровского в "Возрастных войнах" интрига строится скорее вокруг модели общества, в котором старики воюют с молодыми, в остальных историях героям придется подозревать всех и каждого. Авторы не поленились наделить сразу нескольких персонажей возможными мотивами и подозрительными намеками, например, у Святослава Логинова в "Кто убил Джоану Бекер?" возможными убийцами по очереди оказываются кучер, дворецкий и бедолага садовник. Сюжет становится похож на шахматную партию, где любой ход может стать роковым. Ведь помимо имени виновного, надо знать...
...Как? Каким образом было совершено убийство? Фантастический детектив часто упрекают за то, что автор на ходу выдумывает причины и многое списывает на внезапно возникающую магию, лишая читателей возможности самостоятельно решить задачу. Часто таким образом маскируют грозди роялей, объясняя все проницательностью сыщика. Тем приятнее, что участники антологии постарались аккуратно разместить улики, аккуратно замаскировав их среди декораций. Иногда необходимые разъяснения даются в самом начале, иногда читатель собирает информацию вместе со следователем, но в любом случае решение не берется из воздуха. И хотя в "Запахе" Владислава Женевского или "Стойком оловянном солдатике" Леонида Кудрявцева авторы прибегли к пространным пояснительным лекциям, это обусловлено композицией рассказа. Тем более что фундамент истории был заложен заранее и сводится он к вопросу...
...Зачем? Что сподвигло человека, инопланетянина или некое иное существо на совершение преступления? Быть может, виной всему банальные и вечные месть, зависть и гордость. Ведь зло и добро остаются таковым, хоть в далеком будущем, хоть в Средние Века, пусть и альтернативные как у Сергея Легезы в повести "Семя правды, меч справедливости". И можно ли вообще говорить о преступлении, когда речь идет о совершенно ином разуме, который оперирует неясными для нас понятиями? Вопрос ключевой, ведь именно грамотно подобранный мотив формирует образ противника. Заставляет нас сопереживать вершителю самосуда или же ненавидеть подлого предателя. И следить за тем, как детектив пытается построить психологический портрет преступника, иногда не менее интересно, чем наблюдать за раскрытием загадок. Но ведь не зря в названии указано слово "фантастический"...
...поэтому в каждом рассказе созданы оригинальные декорации, играющие ключевую роль в сюжете. И так ли важно, происходят ли события в Системе, виртуальном мире, где кибернетика и программирование неотличимы от магии, как у Щёголева в киберфэнтези "Код рыцаря". Или же в фэнтезийном мире, как у Золотько в рассказе "Выбор", где следователь и рыцарь ищут преступника во дворце. Главное, что создана увлекательная история, от которой трудно оторваться. Жаль, что рассказ Аренева, действие которого происходит в мире, где властвует особая книжная магия, получился таким маленьким, и антураж в нем лишь очерчен. Впрочем, "Рапорт сыскаря" и так получился вполне поучительным. Средний уровень рассказов довольно высокий, пожалуй, лишь "Контроллер" Чигиринской выбивается из общего ряда из-за слабого идейного наполнения. Остальные же тексты более чем соответствуют заявленным в предисловии тематике и требованиям.
Итог:хорошая подборка красочных детективов с интересными головоломками.
Сборник, где на обложке красуется сообщение "Антология киберпанка", да еще под редакцией Брюса Стерлига, да еще в 1986-м. Стандарт? Но половина рассказов меньше всего напоминает о привычном образе киберпанка.
Содержание:
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
"Континуум Гернсбека" — история про то, как человек начал видеть варианты альтернативной реальности. Того будущего, которое было модно парой десятилетий раньше, и которое могло бы возникнуть, но не возникло. Кроме видений — ничего существенного.
"Глаз змеи" — ветерана, с прошитыми в мозгу программами, с разъемами в голове, с жуткими психологическими проблемами — пытаются лечить. Он не один такой. Роман с пациенткой, но безумие все равно наступает...
"Рокэнроллим" — постаревшая "вдохновительница" музыкантов, которую можно заставить вспыхнуть, наркотически стимулировать, чтобы она давала музыкантам вдохновение. Она почти бомжевала, её подобрала какая-то начинающая группа, а потом эту группу перекупил её старый партнер, от которого она сбежала бомжемвать. Я не удивился бы такому рассказу в сборнике "цветной волны"
"Истории Гудини" — просто фэнтези на псевдоисторическом материале. Гудини топят, замораживают, сбрасывают с самолета. А он волшебным образом живет. И все говорит старой мамочке, что это последний фокус, а потом он купит им лавку музыкальных инструментов.
"400 поганцев" — фэнтези постапокалиптическое, когда в раздолбанном городе объединяются банды, у каждой свои паранормальные способности. Они объединяются чтобы уничтожить великанов (психокинетиков), разрушающих здания до фундаментов и убивающих всех.
"Солцестояние" — герой изобрел новый вид наркотиков, увязав их с цветосветовыми эффектами и строго определенными трансформациями психического состояния. Наркохудожник. Сравнительно безвредно, теперь легально, заработал много денег. Дочь "родил" путем клонирования генетического программирования из своих же клеток. Полгода спит в гибернации, и дочка постепенно догоняет его по возрасту. С дочерью однажды переспал. Потом у дочери парень — он воспринимает его как ничтожества, желает вывести на чистую воду с помощью нового наркотика (по эффектам тот схож с эликсиром правды). Но парень не промах, так что около Стоунхенджа, наркотик принимает герой и его дочь. Из-за побочных эффектов они чуть не умирают. У отца муки совести, он ложиться в гибернацию на сто лет. Рассказ хорошо разнообразят вставки, которые описывают становление современной индустрии развлечений и туризма вокруг Стоунхенджа. Литературный уровень здесь так же высок.
"Камень" — фэнтези. В постапокалиптическом мире среди лесов стоит собор, где живут уцелевшие люди и ожившие статуи. У людей и статуй могут быть общие дети, а Христос скучает в норе и ему стыдно показаться народу. Герой — историк, ожившая химерка — наблюдает за романом дочери епископа и статуи.
"Пока людские голоса не разбудили нас" — мужик приехал с женой на курорт, рядом с исследовательским центром, но брак разваливается, жить скучно. Он видел в море русалку. Решил поплыть разведать, что там за исследовательский центр. Оказалось, генетикой балуются. Поймали мужика. Не убили, но и не выпустили — просто подсадили жабры "Я назначаю вас Зингершухером Ихтиандром" — все довольно мрачно и безрадостно.
"Свободная зона" — рассказ во всем подобен киберпанку, но без компьютеров. Описана некая плавучая платформа-город, где по идее должны жить богатые (убежали туда от кризиса), но околачивается и много разного сброда. В том числе музыкант-герой рассказа. Вокруг полно людей с серьезными хирургическими трансформациями (в т.ч. для стимуляции центров удовольствий в мозгу), куча наркотиков. У музыканта распадается группа, он снова садиться на наркоту, но находит девушку и сваливает с платформы...
"Кремень жив" — в одном из гетто нового мира молодого слепого выбирают вдруг для работы. Ему ставят электронные глаза, учат, у него секретарь и т.п. Владелица одной из крупнейших корпораций требует, чтобы он обследовал мир и просто сказал ей — удалось ли улучшить его за последние десятилетия, или все катится к черту. Герой понимает, что есть проблема справедливости. Но прежде чем он приходит к ответу о её решении — владелицу корпорации убивают. И он становится наследником — как брошенный когда-то ребенок, чудом выживший в том гетто. Теперь все решать ему самому... Этот рассказ, имхо, трудновато экранизировать — так как надо показать становление человека и финт с внезапным возложением на него моральной ответственности.
"Красная звезда, зимняя орбита". Советская орбитальная станция разваливается, бунты, контрабанда, сплошной упадок и застой (много клюквы, очень много клюквы). В итоге после очередного бунта, её командир — Королев — остается на медленно падающих вниз развалинах. Но тут к нему прилетают панки из США, на самодельных ракетах.
"Моцарт в зеркальных очках" (Б. Стерлинг Л. Шайнер) — люди из будущего едут в прошлое, делая еще одну ветвь реальности. Восемнадцатый век. Начинают добывать нефть, переделывать — спешно и крайне небрежно — местное общество. Попаданцы отдыхают Юный Моцарт узнает, что ему светят проблемы. А он хочет автомобиль и студию звукозаписи. Менеджер средней руки, из "базовой реальности", развлекается как может, пожинает удовольствие и в качестве высшего приза обещает местным "грин-карту" (например, Туанетте, то есть Антуанетте...). В итоге бунт — местные масоны решают взять власть себе. Нефтеперерабатывающий завод в Зальцбурге взят в осаду. Но время Зальцбурга вышло — и менеджер с Туанеттой, и коллега этого менеджера с Моцартом (его новые песенки имеют коммерческий успех в базовой реальности, он может стать там попзвездой) — уходят сквозь портал.
Теперь о впечатлениях и мыслях. Каковы исходные, базовые установки киберпанка в понимании этого сборника?
— посткатастрофа. Начиная от невозможности заявленного индустриального будущего — и заканчивая мистическими колебаниями реальности;
— деградация человека, разнообразные состояния обрубленности/уродства/искаженности — которым герой может противостоять, а может и нет;
— конкретная "траснсформация" реальности не столь важна — мистика, компьютеры, альтернативное прошлое.
Если взят тексты, которые хронологически не укладываются в киберпанк "Парень и его пес" Эллисона, "Хозяева драконов" Дж. Вэнса — можно увидеть не просто сходство, но почти полную идентичность.
Киберпанк родился, когда от деградации человека произошел скачок к его трансформации. Произошло техновозвышение маргиналов. Тупик вдруг стал переулком в будущее. Хакер — человек, который видит "сеть", который может что-то сделать с миром, просто нажимая клавиши "необычным образом" — обрел смысл существования.
Возникли "цифровые отверженные". И какое-то время — вторая половина 80-х — вполне существовали в качестве центральных героев.
На неясных перспективах будущего (крах СССР предощущался далеко не всеми, а осознавался еще меньшим числом людей), на боязни собственных кризисов.
Но будущее 90-х для США — оказалось именно таким, как в последнем рассказе: за грин-карту (и доллары) стало возможно купить все — от Моцарта, до "Туанетты". Одновременно фантдопущение — развитие электроники и влияние её на человека, становление новых субъектов — вошло в конфликт с маргинальным характером героев.
Потому серьезные авторы скоро перешли от единичного образа ("укурок с планшетом из будущего"), к созданию целостных миров (начиная от "Алмазного века" и до "Счета по головам"). В этих мирах могут действовать люди всех сословий — попытка написать эпопею как бы читается на заднем плане. Хакер перестал ассоциироваться с ковбоем с дикого запада — это теперь просто работа. Программирование — тем более.
Мир, основанный на компьютерах, стал просто сложнее.
А этот сборник, своего рода "грязные пеленки" жанра.
Местами интересно, местами тяжело.
И ощущение героя из первого рассказа — потом повторяются со всем сборником. Это будущее — уже не наступит.
XXII век. СССР не погиб на пике своего могущества. Великая социалистическая держава триумфально вышла в космос и вот уже два столетия несет увенчанное серпом и молотом знамя в отдаленные уголки марсианских пустошей и астероидного Пояса. Но не дремлют и могущественные враги — Космический Рейх, Европейский Альянс, Сфера Сопроцветания и Соединенные Штаты. По расчетным орбитам движутся Звезды Смерти, крошат гусеницами марсианский грунт бронеходы Гудериана, вгрызаются в изъеденную метеоритами лунную поверхность мехкомплексы артиллерийской поддержки… И все же нет таких крепостей, которых не смогли бы взять десантники в силовой броне с алыми звездами, простые советские парни и девчонки, бойцы Ракетно-Космической Красной Армии.
Все мы родом из СССР вне зависимости от нашего желания. Именно Советский Союз штурмовал Берлин в годы Второй Мировой, отправил в космос первый спутник и первого же космонавта, именно Союз сформировал культуру, заложил основу современной России. И хотя СССР уже давно и окончательно распался, это не мешает писателям фантазировать о его возможном будущем. Антология "Парабеллум" полностью посвящена различным отражениям Союза в зеркальном зале альтернативных веток будущего. По большей части авторы ставили перед собой задачу не кропотливого моделирования воображаемого развития истории, а создания яркого и колоритного батального полотна, посвященного далекой космической эре человечества. Героический пафос, вой сирен, сражения эскадр — вот основная палитра антологии.
Сергей Игнатьев известен как мастер стилизации, однако вычурный антураж не всегда сочетается с удачным сюжетом. Впрочем, в рассказе "Виски-Фокстрот и Чиан-Ши" ему удалось совместить стильную картинку, высокую концентрацию идей и динамичный экшен и, что особенно ценно, малую долю психоделичности. Смесь получилась гремучая, но оттого лишь еще более удачная. В отличие от него, Татьяна Кигим с "В Америке секса нет" избрала путь гротеска и пародии. Балансируя на грани абсурда, она изобразила прекрасный СССР и загнивающее США, доведя до предела все советские штампы. Тупые американские граждане, обожающие жвачку и не умеющие мыслить; умные, сильные и преданные родине десантники; Сферы Мира против Звезд Смерти и прочие многочисленные отсылки. Абсурд получился кипучим и ядреным, но в большом количестве быстро приедается и навевает тоску.
И все же экспериментов в антологии не так много. Часть авторов обратилась к традициям соц-реализма с его вниманием к психологии коммунистов в самых трудных условиях и непременным подчеркиванием стойкости советских бойцов. По этому пути пошел и Юрий Бурносов в "Черные звёзды, золотое небо", где подробно описана неказистая история простого лейтенанта, и Евгений Гаркушев с рассказом "Имя для эсминца", в котором команда отважно принимает бой, несмотря на тяжелые обстоятельства. Однако обоим не хватило интересных ходов и насыщенного сюжета. Причем у Гаркушева я до конца надеялся на камерное решение загадки, а не скоротечную развязку с внешним решением. Зато Михаилу Лапикову в "Ведре с болтами" удалось найти несколько удачных неожиданных ходов, которые скрасили простую завязку. А может, свое влияние оказал масштабный космический бой.
Если вспомнить о пафосе, то здесь вне конкуренции Юрий Погуляй с шикарным боевиком "След Капеллана". Товарищи, знакомые со вселенной "WarHammer 40.000", оценят аутентичную атмосферу, а остальные получат в меру закрученный сюжет, философские дилеммы и хороший экшен. Хороший рассказ "Кумачовая планета" получился у Александра Сальникова, который интригующе сыграл на отступлениях в прошлое и постепенно складывающейся мозаике событий, чтобы расцветить обычную историю о специальном задании особой важности. Если речь пошла о спецоперациях, то стоит отметить и Игоря Вереснева с его "Круизом «Дженнифер Энистон»". Помимо противостояния террористов, экипажа корабля и русских десантников в рассказе также сплетен узор многослойной интриги, который проявляется постепенно, по мере развития событий, срывая маски и выворачивая наружу все интриги.
Я не зря упоминал о Второй Мировой. Во-первых, в нескольких рассказах Рейх дожил до космического будущего и уже тогда схлестнулся в схватке с СССР, как у Игнатьева и Сальникова. А во-вторых, рассказ "2142: Битва за Марс" Константина Ситникова, по сути, является попыткой соединить дух противостояния Второй Мировой и декорации Марсианской войны. Нарочито ретроградный антураж с артиллерией, танками и землянками, с политруком и портретами Сталина. Однако весь антивоенный посыл оказался сведен на нет анекдотичной кульминацией. В рассказе же Майка Гелприна и Натальи Анисковой"Мой человек из СССР" фашизм не называется по имени, но подразумевается в идеологии и атмосфере диктатуры. Психологический слой соавторы разыграли как по нотам, однако вопросы к мотивам действий СССРа ослабляют впечатление.
А на сладкое в антологии припасены две полу-сказки, полу-притчи. Альберт Гумеров в своем "В гостях у сказки" рассказывает историю о судьбе и выборе, о долге и человечности. Небольшие допущения скрадываются доверительным тоном повествования, но вот скачки от одних к воспоминаний к другим стоило бы оформить более четко, чтобы создавать путаницы. Второй же подобный рассказ, "«Домбай» и «Эрцог»"Сергея Волкова, больше похож на байку у костра, притчу старого ветерана, коей он, впрочем, и является. Легкая доля иронии, колоритные декорации и описания. Речь звездного бродяги, стэлмена, пересыпана и жаргонизмами, и выдуманными словами, однако это лишь дополняет историю, делая ее живее. Даже ставить вопросы по достоверности не хочется, потому что рассказ совсем о другом. Не о заклепках или железках, а про людей, про обычных героев.
Узкотематичность подборки рассказов — это и достоинство — для тех, кто любит космос в стиле советского милитари или тоскует по фантастике с советской идеологией — и недостаток — для тех, кто предпочитается широту мотивов и жанров, точное моделирование будущего или придирчив к малой форме. Однако в целом средний уровень рассказов достаточно высок, поэтому поклонникам темы "Военный СССР в космосе" стоит ознакомиться.
Итог:космос, советские десантники, пилоты и дипломаты в узком спектре боевой фантастики.