Закончились новинки иллюстрированной пушкинианы. Возвращаюсь к произведениям, где есть рисунки как Г.Калиновского, так и В.Чижикова (в последний раз это была "Алиса в стране чудес"). Сегодня таким общим произведением оказалась повесть Ю.Коваля "Приключения Васи Куролесова". Точнее, художники проиллюстрировали несколько повестей из цикла, но для понимания разницы хватит и первой повести. Добавились также иллюстрации других художников из числа имеющихся у меня.

Повесть была впервые издана в 1971 году. У меня книги такие: 1) Первый иллюстратор — Л.Дурасов, хороший советский художник без особой оригинальности; у меня издание 1973 года. 2) Г.Калиновский — его первые рисунки в издании 1977 года, современное качественное переиздание от "Речи" 2019 года (там же впервые опубликованная сюита к "Промаху гражданина Лошакова"). 3) В.Чижиков — многочисленные издания с 1995 года; у меня малоформатная книжка 2004 года. 4) Д.Трубин — забавный художник, книжки которого я стараюсь не пропускать; первые иллюстрации к циклу были опубликованы в 2017 году, у меня издание 2018 года.

Ю.Коваль — замечательный писатель, пропущенный мною в детстве. Прочитал я его только лет пятнадцать назад. Не сравнить с тем, как если бы это были детские впечатления, особенно в части разглядывания картинок и выявления особой взаимозависимости с текстом. Поэтому окинем иллюстрации холодным взором. Как говорил для английского читателя Святополк-Мирский, в русской литературе персонажи главнее сюжета, и запоминаем мы именно персонажей.

Коваль — это хорошая русская литература; проверим, достаточно ли будет пройтись по персонажам. К тому же, "Приключения Васи" — это детектив/боевик. Нехорошо в таких вещах сюжет пересказывать.

Коваль был очень близок с Шергиным (сценарий культового мультика "Волшебное кольцо" по сказу Шергина как раз Коваль писал). И мне всё кажется, что деревенские Вася с мамой — это типаж "Ваньки с мамкой", взятый у Шергина. Сам Коваль очень любил русскую глухомань и её жителей. Такая любовь, понятно, всегда смешана с жалостью.

1) Первая пара художников — на контрасте: советский реалист Дурасов, немного скучноватый и предсказуемый, и пост-советский Трубин, карикатурист и мультипликатор по манере, очень весёлый, но ещё более предсказуемый. Предсказуемость Трубина объективно объясняется его оригинальными шаблонами (благодаря которым появляется его безошибочная узнаваемость). Но есть и субъективный момент: иллюстрации Трубина к "Васе Куролесову" — это работа востребованного мастера, которую он сделал автоматически, чтобы отделаться от заказа.

2) Вторая пара художников — уже неоднократно сталкивавшиеся Чижиков и Калиновский. Здесь у нас в роли шаблонного карикатуриста Чижиков. Калиновский в очередной раз непредсказуем и техничен. Для Чижикова опять же — иллюстрации к "Васе Куролесову" заурядный заказ. А у Калиновского эта сюита — одна из вершин его творчества.

Коваль для детей писал нешаблонно. Вроде ничего особенного — колхозный рынок. Но это совсем не "птичий рынок" Маршака-Михалкова-Успенского. Это грубая, враждебная порядочному человеку, среда. Произойдёт наглое мошенничество. Но художники атмосферу не нагнетают.

1) У Дурасова рыночная атмосфера схвачена с натуры. У Трубина по памяти — реквизиты на заднем плане, но даже советский лозунг про партию историзма не добавляет. Трубин не бытописатель.

2) Чижиков задним числом вспоминает советские типажи. По прошествии лет сатира испарилась (хотя он и в советские времена в "Крокодиле" особо никого не бичевал). Калиновский, рисовавший в аутентичной атмосфере, сам рынок не изображает (читатели и так знают), сосредотачивается на главных персонажах: простаке Васе и жулике, продающим поросят.

Собачья тема (вместо поросёнка Васе вручили дворнягу). Коваль был собачником, дворняга Матрос играет важную роль в этой повести и будет даже фигурировать в названии следующей повести цикла. С дворнягами у человека отношения на равных. У породистых-то собак человек в прислугах ходит, хотя именно дворняга — высочайший образец естественной селекции. Опять же, у Коваля очень верно подмечено, что приобретение дворняги — это всё-таки случай (непредвиденное и субъективно непредотвратимое обстоятельство). "И от судеб защиты нет". А так-то все бы кошечек заводили.

1) Равенство Васи с Матросом особенно ярко проявляется в эпизоде воспитания пса. Дурасов этот эпизод отразил (дворняга настоящая). У Трубина — просто весёлый обормот (первое поколение дворняги — метис с комнатной собачёнкой).

2) И здесь та же пара — воспитание чистокровной дворняги у Чижикова и показ бракованной полукровки у Калиновского.

Коваль вводит в повествование шаблонного милиционера — с усами. Шаблонность нарочитая, но только в облике. Тараканов не слащавый — он подозрительный и грубый.

1) Дурасов подтянутого представителя власти рисует на полном серьёзе. Трубин в наши дни может себе позволить отразить яркий непедагогичный поступок старшины: он пинком вышвыривает дворнягу за дверь.

2) Чижиков тоже покажет полёт Матроса, но безотносительно милицейского сапога. А так — вот он колоритный рыжий усач на фоне правонарушителей. У Коваля первое появление Тараканова подано потоньше: он задерживает загримированного Васю, а толпа с восторгом любопытствует. На заднем плане — вывеска "Кафе Кефир". У Коваля кефир — эвфемизм водки (не помню, использован ли этот эвфемизм в "Васе Куролесове", в "Недопёске" и "Чистом Доре" — всё для детей — точно есть).

Смелый шаг Коваля: сцена в камере предварительного заключения, "обезьяннике" (хотя по понятным причинам ни тот, ни другой термин не употребляется). Вася оказался в компании с закоренелым преступником.

1) Дурасов осторожен и бесцветен. Трубин отрывается: на стене воровская лирика.

2) Чижиков тоже не отстаёт, пока цензура спит. Калиновский, как всегда, психологичен (ему расписанные блатняком стены не нужны: теснота и решётка на окне всё говорят за себя).

Появляется шаблонный идеальный сыщик в офицерском чине. Уже все догадались, что это ирония такая.

1) Суперменские качества капитана показаны тем, как он держится под пулями. У Дурасова без иронии. У Трубина — весело.

2) Чижиков, похоже, не согласился с тем, что Болдырев — супермен из ироничного детектива, невзлюбил его. В этой повести Чижиков только один раз нарисовал обезьяноподобного сыщика. Зато Калиновский в полной мере насладился скрытым комизмом персонажа.

Хоть и хорошая литература, но всё же боевик. Вася вступает в рукопашный (головой) бой с бандитами. Сцена кинематографичная, все художники с увлечением её рисуют.

1) Дурасов и Трубин.

2) Чижиков и Калиновский.

Ещё одна батальная сцена: Вася обнаруживает опасного бандита и нейтрализует его советской урной (чугунной, раз советская!).

1) Даже у Дурасова этот эпизод вышел энергичным. Трубин статичен.

2) У Чижикова очевидцы в шоке. У Калиновского — зрители невозмутимы. Советские реалии: задержание милицией человека вызывает любопытство, а драка на вокзале двух маргиналов — обычное дело.

Заключительная сцена: пасечник угощает трёх отважных героев чаем с мёдом. Запах мёда в начале повести играл роль завязки. В развязке — банка мёда.

1) Дурасов и Трубин не отказались от группового портрета.

2) Чижиков и Калиновский предпочли показать одинокого Васю, возвращающего в обыденность с банкой мёда.

Последняя, двенадцатая, глава "Алисы в Стране чудес" в интерпретации первых советских иллюстраторов, следовавших за первыми и последними советскими переводчиками.

Название Двенадцатой главы в разных переводах рассматриваемых изданий:

1) Оленич-Гнененко (1958): "Глава XII. Показания Алисы".

2) Заходер (1970): "Глава двенадцатая, в которой Алиса свидетельствует".

3) Орёл (1988): "Глава двенадцатая. Слово — Алисе!".

Будничное название последней главы не смог оживить даже В.Орёл (у него Алиса не в суде выступает, а на партийном собрании). И у Калиновского — надо же — рисованный шрифт в заглавии главы скучный, прозаический, симметричный. Возвращение к нормальности.

1) Вставая в начале главы для дачи показаний, Алиса опрокинула скамью с присяжными.

2) У Чижикова тоже отражён эпизод опрокидывания скамейки и падения присяжных. Поначалу-то Алиса случайно опрокинула скамью и очень извинялась. Это уж потом она в гневе вызвала вихрь, который всех расшвырял. Но Чижиков как бы объединил эти эпизоды: получается, будто непреклонная Алиса швыряет присяжных в бездну. На сжатом цветном рисунке стремительность падения присяжных была утрачена.

Чижикову, когда он раскрашивал свои старые рисунки, было 77 лет. Конечно, нелепо было бы выдвигать какие-то претензии к художнику, который так скрасил моё детство. Но всё же верность одной манере, когда-то счастливо найденной, неизбежно приводит к застывшим шаблонам, когда угасает радость от новизны. Калиновский, конечно, был художником другого типа — он демонстрировал удивительную переменчивость. Его сюиты к "Алисе" совсем разные.

3) Калиновский реакцию Алисы не показывает, но даёт масштаб: Алиса вновь стремительно растёт, упавшие присяжные копошатся у её ног как букашки. Слева на развороте — Шляпник, сбегающий с предыдущей страницы, а справа — ящерка Билль, кувыркающийся на скамье (он в числе присяжных).

Калиновский уделяет много внимания Белому Кролику — в этой главе официозному.

В чёрно-белой сюите 1974 года на рисунке всё символично: и порушенные колонны храма, и топор палача, и балансирование Кролика на канате. Не взлюбил Калиновский Белого Кролика, но отдаёт ему должное: он ведь многозначительно поправляет самого Короля:

цитата перевод Заходера

— Ваше величество желали, несомненно, сказать НЕважно, — произнес он весьма почтительно, хотя грозно нахмурился и сделал Королю страшную гримасу.

— Да, да, я хотел сказать НЕважно, — торопливо поправился Король. — НЕважно.

Приговор Валету заранее предрешён. Судебный процесс — формальность. Утомившийся Король стремится с формальностью поскорее закончить. И только гадкий Кролик понимает красоту словоблудия. Кролик является главным фальсификатором на этом процессе. Математика — наука, юриспруденция — искусство. Кэрролл — математик, Крроллик — актёр.

цитата перевод Заходера

— Ваше величество! — крикнул Белый Кролик, поспешно вскочив с места. — Обнаружены новые доказательства! Только что найдена вот эта бумага.

— И что в ней есть? — спросила Королева.

— Я ее еще не разворачивал, — сказал Белый Кролик, — но есть... есть предположение, что это письмо от обвиняемого к... к... к кому-то!

— Раз письмо — значит, к кому-то, — сказал Король, — писать никому пока не в обычае!

— А кому оно адресовано? — заинтересовался кто-то из присяжных.

— Никому, — сказал Кролик. — Я хочу сказать, снаружи ничего не написано, — торопливо поправился он, развернул бумажку и добавил: — Ну конечно! Это даже и не письмо — это просто стишки!

— А почерк подсудимого? — спросил другой присяжный.

— В том-то и дело, что нет, — сказал Белый Кролик, — и это особенно подозрительно! Присяжные растерянно захлопали глазами.

— Выходит, он подделал чей-то почерк? — сказал Король. Присяжные успокоились и просветлели.

У Алфеевского Алиса, действительно, чинно даёт показания. Но это первый приступ: "Что вам известно?" — "Ничего". Алиса ещё робеет. Хотя рост у неё восстанавливается.

Выведенная из себя Алиса наконец-то начала препираться с судом, указывать Королю на отсутствие оснований, недоказанность и т.п. Эту сцену — огромная Алиса (спор у Заходера идёт лишь о том, больше она версты или меньше) и крохотные вершители судеб — Калиновский набросал для издания повести в 1987 году и оформил в тексте цветного издания в 1988 году.

В конце повести Алиса прозрела:

цитата перевод Заходера

— Да кто вас боится! — сказала Алиса (она уже достигла своего настоящего роста). — Вы просто несчастные карты — и все!

И при этих словах вся колода карт взвилась в воздух и полетела ей в лицо; Алиса вскрикнула — полуиспуганно, полусердито, — стала от них отбиваться...

1) Алфеевский иллюстрирует буквально: Алиса, испуганная и сердитая, отбивается:

2) У Чижикова Алиса тоже испуганная, но на чёрно-белом рисунке в журнале взвились и окружили Алису не только карты, но и образы тех, с кем она повстречалась в повести. А переделанный цветной рисунок изображает уже просто счастливую Алису в кругу друзей (положительных персонажей повести). Рисунок стал скучнее.

3) Калиновский рисует по-прежнему невозмутимую Алису (на вихрь указывает только выбившаяся прядь волос). Явственно акцентируется тема прощания — не Алисы с персонажами, а читателя со всеми (видное место занимает голова Чеширского кота).

На последнем роскошном развороте в цветном издании 1988 года присутствуют только персонажи заключительной сцены — все неприятные, только положительный Грифон обособился на кресле в левом нижнем углу, да, кажется, и окаменел. Отрицательные персонажи смешные в своей мелкой злобе. А Алиса всё же и не испугалась, и не рассердилась...

Всё, сны закончились. На берегу ждёт сестрица в капоте.

Глава одиннадцатая "Алисы в Стране чудес" в интерпретации первых советских иллюстраторов, следовавших за первыми и последними советскими переводчиками.

Название Одиннадцатой главы в разных переводах рассматриваемых изданий:

1) Оленич-Гнененко (1958): "Глава XI. Кто украл кексы?".

2) Заходер (1970): "Глава одиннадцатая, в которой выясняется, кто стащил пирожки".

3) Орёл (1988): "Глава одиннадцатая. Кто стащил пирожки?".

Одна из самых забавных глав, посвящённая судебному процессу над валетом, которого подозревают в краже мучных изделий — и только в их виде переводчики расходятся (крендели, пирожные, ватрушки, пирожки, пироги, кексы, крокеты, торты, тартинки, калач). Ради благозвучия допустимо в переводе и такое: "Сколько конфет украл валет?" (Яхнин) — это уже перекличка не с английским оригиналом (короткой песенкой), а с развёрнутой переработкой Маршака, где Дама бубён варила бульон, а валет (в рифму) украл несколько котлет.

Белый Кролик — неприятный тип мелкого служаки — вновь при исполнении служебных обязанностей. Он герольд. Алфеевский помещает его на заставку.

Судебный процесс. Как не нарисовать зал суда? А по содержанию — нельзя обойтись без допроса Безумного Шляпника. Алфеевский, как всегда, чётко выявляет ключевые для иллюстрирования сцены.

1) Вот и у Чижикова первые иллюстрации: суд (состав суда — король с королевой, обвиняемый, присяжные на скамье, солдаты в роли приставов) и отдельно Белый кролик — герольд.

2) Свидетель Шляпник тоже есть. Но у весёлого Чижикова он не дрожит перед судом, а убегает, счастливый, позабыв надеть башмаки.

3) И есть ещё один эпизодический момент, который, тем не менее, привлекает внимание художников. Над морской свинкой совершается государственное насилие. В переводе Заходера:

цитата переводе Заходера

Тут какая-то Морская Свинка зааплодировала и была немедленно выдворена судейскими чинами.

(Так как не все знают это слово, я вам расскажу, что оно значит. У них был большой брезентовый мешок. Они сунули туда Свинку вниз головой, на веревке опустили мешок за окно, немного подергали веревку, и Морская Свинка весело выскочила во двор)

Рисунок Чижикова соответствует тексту Заходера: сказано же, свинка весело выскочила. Совпало — Чижиков в любом случае весёлую свинку нарисовал бы.

У Кэрролла: свинка to be suppressed. Основное значение "подавлять" (корень слова на английском — "пресс"). А переносное значение — "пресекать", в парламенте и в судебном процессе "пресекать беспорядки (шум, выкрики)" значит "призывать к порядку". В русском языке устойчивое выражение "подавлять протесты" — это, видимо, калька с английского. Как и у Алисы, у многих русских малышей, поневоле постоянно слышавших эту фразу, возникал вопрос: "Почему подавлять, как это — подавлять?". Кэррол на английском остроумно обыгрывает эту ситуацию, применяя прямое значение слова к событию, которое описывается переносным значением: призвать к порядку — значит прессовать (сесть на мешок с нарушителем). По-русски так не получается: "подавить" — это и значит "прессовать". Дети так себе и представляют "подавление протестов" (давят машинами и т.п.). Нет эффекта неожиданности.

Перед русскими переводчиками дилемма: перевести буквально ("подавлять") или сделать что-то похожее на меры пресечения в судебном процессе. Меня почему-то передача по-русски этого каламбура всегда интересовала. Наглядно этот фрагмент представлен на сайте Сергея Курия:

1) Большинство переводчиков (15 из 26) перевели буквально (как у Кэрролла): свинка была подавлена (подвергнута прессингу) — стражники уселись на мешок. Вариант допустимый, но скучный. Оленич-Гнененко (которого иллюстрировал Алфеевский) избрал этот вариант.

2) Три переводчика выбрали вариант "привели (призвали) к порядку" тем, что подавили ("сели сверху"). Вариант непонятный без знания первоисточника. Дважды этим вариантом воспользовались дореволюционные переводчики. Удивительно, что к ним присоединился В.Орёл (которого в 1988 году иллюстрировал Калиновский) — этот переводчик всегда старался быть оригинальным.

3) Два переводчика пытались найти синоним слову "подавили". Получилось так себе: "прижали" — "сели сверху" и "укротили" — "положили под скамью".

4) Три переводчика опустили этот фрагмент (стыдно!).

5) И всего три переводчика подошли к фрагменту творчески:

а) М.Блехман (2005) известен тем, что он Кэрролла не переводил вообще (у Кэрролла плохое чувство юмора, до уровня переводчика не дотягивает). Получилось так: "Тут одна морская свинка весело хрюкнула. Тогда двое стражников схватили её и намылили ей шею. Мыло было мокрое, а морские свинки, в отличие от обычных, боятся сырости как огня. Вода для них — худшее наказание".

б) Л.Яхнин (1991) смешно перевёл: "Какая-то свинка — кажется, морская — бурно зааплодировала. Король недовольно глянул на нее, и тут же самые большие зверюшки бросились на бедную свинку. Они затолкали ее в мешок и, подмяв под себя, уселись сверху. «Ага, — подумала Алиса, — теперь-то я понимаю, что означают непонятные слова «подавляющее большинство»".

в) Ну и Заходер: "Тут какая-то Морская Свинка зааплодировала и была немедленно выдворена судейскими чинами. (Так как не все знают это слово, я вам расскажу, что оно значит. У них был большой брезентовый мешок. Они сунули туда Свинку вниз головой, на веревке опустили мешок за окно, немного подергали веревку, и Морская Свинка весело выскочила во двор)". Заходер не только избрал для перевода процессуальную меру пресечения — "выдворение", но и обыгрывал это слово через "двор". Поэтому у него мешок со свинкой не прессуют, а выкидывают во двор. Хорошо получилось.

1) Калиновский не всегда придерживается своего плана макета. В этой главе на первом развороте вместо центрального персонажа он обрисовывает зачин: Алиса вбегает в зал с Грифоном (который перетекает на разворот с предыдущей страницы), а на столе — блюдо с пирожками. Или — пирожки и есть центральный персонаж?

2) Зал суда, заполненный участниками процесса и публикой. Такие сборища Калиновский отрисовывает с особенной тщательностью. В 1974 году среди публики кто-то похожий на молодого Наполеона.

В 1988 году сборище в красках. Иной облик персонажей, иная обстановка (помойные бачки засветились). Антураж — как будто эпохи Возрождения. И как положено в таком антураже, Калиновский поместил свой автопортрет (вон он сидит над блюдом с пирожками). А Наполеон пропал.

3) У Калиновского появилась возможность подробно отрисовать сюжет главы.

В зале появляются участники Безумного чаепития: Мартовский заяц с Соней (в этой сюите у неё человеческие черты). А Шляпника вызывают как свидетеля.

Допрос свидетеля вылился в препирательства Шляпника с Королём. Король, подражая адвокатам-крючкотворам, пытается подловить Шляпника на пустом месте. Шляпник, раздавленный машиной правосудия, паникует, но ни в чём не сознаётся.

Чудесное спасение Шляпника. Белый Кролик, не такой разодетый как в чёрно-белой сюите, но гораздо официальнее, вызывает Алису.

Дело близится к развязке.

Глава десятая "Алисы в Стране чудес" в интерпретации первых советских иллюстраторов, следовавших за первыми и последними советскими переводчиками.

Название Десятой главы в разных переводах рассматриваемых изданий:

1) Оленич-Гнененко (1958): "Глава X. Кадриль омаров".

2) Заходер (1970): "Глава десятая, в которой танцуют Раковую Кадриль".

3) Орёл (1988): "Глава десятая. Фоксшпрот".

Уже привычное состязание переводчиков. Орёл играет в слова даже там, где оригинал этого не требует.

Кэрролл не может расстаться с Грифоном и Мок-Тартлем. Алиса проводит с ними всё отведённое на Десятую главу время. Главными разговорами являются пародийные переделки детских стишков, а главным действием — танец собеседников Алисы. Алфеевский на заставке изображает омара, который дал название кадрили, а на иллюстрации в тексте — саму кадриль. Приятно ещё раз взглянуть на хорошо прорисованных фантазийных персонажей.

1) Должны танцевать Грифон с Деликатесом и у Чижикова. Они и танцуют на цветной заставке ко всему блоку глав в очередном номере журнала ("Пионер". 1971. # 3). Удивительно, но в книге этот уже готовый цветной рисунок Чижиков не воспроизвёл. Книжная сюита осталась без кадрили.

2) Танец Грифона и Деликатеса перемежается пародийными песенками и забавным разговором, где друзья на ходу выдумывают всякую чушь для поддержания беседы. Вот они спели какую-то малопонятную русскому читателю длинную пародию про сардинок. Про них же, естественно, завязался разговор. Алиса видела сардинок только в консервированном виде — в масле и безголовых.

цитата

— Что они безголовые — это факт, а причина в том... — И тут Деликатес неожиданно зевнул и закрыл глаза. — Расскажи ей, любезный друг, про причину и тому подобное, — сказал он Грифону.

— Причина в том, — сказал Грифон, — что они уж больно любят танцевать с Морскими Раками. Ну, Раки и увлекают их в море. Ну, они и увлекаются. Ну, раз увлекаются, значит, теряют голову. Ну, а потом не могут ее найти! Вот тебе и всё.

Ну вот Чижиков и рисует танец раков с сардинами.

3) Разговор, понятно, весь пересыпан каламбурами. Например, про взаимоотношения сардинки и морского конька. Чижиков рисует.

4) Ещё стишки с участием варёного рака и математическая пародия, когда "пирог" разделяется на "пи" и "рог".

В книжном варианте Чижиков разносит эти рисунки, укрупняя и дополняя их.

1) У Калиновского тоже есть рисунки к стишкам и каламбурам. К переводу Заходера — про конька и про разделённый пирог.

А к переводу Орла рисунки к другим ассоциациям переводчика. Вместо математика, который с козликом разделил пирог — про пантеру, которая делила еду с совой, да совой и закусила.

2) Но рисунки к стишкам для Калиновского — формальность. Он зачарован танцем собственно персонажей. У Кэрролла два эпизода. Первый: Грифон и Деликатес рассказывают про Раковую Кадриль и активно жестикулируют (вплоть до хождения колесом), подтверждая свои слова. Второй: Грифон и Деликатес танцуют эту самую Раковую Кадриль.

а) В 1974 году на рисунке — бурлеск. Весёлые гибкие Грифон и Деликатес. На палках — в стиле Дали — счастливые рыбы. Это презентация Раковой кадрили.

цитата перевод Заходера

— Ну, а затем, — опять начал Деликатес, — вы бросаете...

— Омара! — завопил Грифон, изо всех сил подпрыгнув, — ...в море!

— Главное, как можно дальше! — пискнул Деликатес.

— Сами кидаетесь за ним вплавь! — крикнул Грифон.

— Делаете в воде сальто-мортале! — еще громче крикнул Деликатес и сам прошелся колесом.

б) В 1988 году на первом развороте в тексте презентация танца уже не столь акробатична. И это тоже правда. Персонажи быстро выдохлись, а значит их "хождение колесом" было не столь уж грациозным.

цитата перевод Заходера

— Возвращаетесь на берег, и на этом первая фигура кончается,- неожиданно упавшим голосом закончил Деликатес.

И оба чудака, которые только что прыгали и вопили как безумные, уселись и затихли, печально глядя на Алису.

цитата перевод Орла

— И опять на берег, и... и это вот и есть первая фигура, — заплетающимся языком проговорил Гребешок и вместе с Грифоном (который всё это время прыгал по берегу как сумасшедший) в изнеможении рухнул на песок и надолго задумался.

в) На цветном развороте (где помещаются рисунки из достаточно самостоятельного варианта сюиты) презентация танца представлена в ещё более унылом виде: Грифон с натугой прыгает как сумасшедший, Гребешок с натугой собирается пойти колесом (античная тога Деликатеса из 1974 года всё более превращается в смирительную рубашку Гребешка к 1988 году). Поза и лицо Алисы подчёркивают унылость происходящего.

г) А теперь и сам танец можно Алисе показать.

цитата перевод Заходера

И два старых друга с важным и торжественным видом пустились в пляс вокруг Алисы, поминутно наступая ей на ноги и размахивая передними конечностями в такт мелодии

Но ведь был же бурлеск? Был — в воображении танцоров. Вот какими они себя представляют: молодыми, стройными, аристократичными.

И рыбы, которых швыряют по условиям танцевальных фигур, всё летят блистающим шлейфом на следующий разворот.

3) Прощание. Явно Калиновскому заходеровский Деликатес был милее, чем орловский Гребешок.

В 1974 году Алиса прощается с дефицитным Деликатесом. Да, это сложная натура, чуть ли не титан эпохи Возрождения.

В 1988 году Алиса прощается с Морским Гребешком. Пусть дальше валяется.

Глава девятая "Алисы в Стране чудес" в интерпретации случайно избранных переводчиков и иллюстраторов.

Название Девятой главы в разных переводах рассматриваемых изданий:

1) Оленич-Гнененко (1958): "Глава IX. История Мок-Тартля фальшивой черепахи".

2) Заходер (1970): "Глава девятая, в которой рассказана история Деликатеса".

3) Орёл (1988): "Глава девятая. История М. М. Гребешка".

Единства в переводе заглавия главы нет. На мой взгляд, Девятая — самая каламбурная глава в "Алисе". Я новые переводы по ней всегда сравниваю.

Схема у Кэрролла такая: "Ты знакома с Mock [имитация, фиктивный] Turtle [черпаха]?" — "Нет, кто это?" — "Это то, из чего варят Mock Turtle Soup". То есть по-английски всё честно — суп так и называется: имитация черепахового супа. А из чего приготовлена имитация, не сказано. В кулинарных книгах должно было быть указано, что это мясо телячьей головы.

Значит, центральный персонаж главы — Телячья головка, из которой варят черепаховый суп. Контраст заурядного сырья с экзотическим блюдом для аристократии. Введение публики в заблуждение (той публики, которая только читает про великосветские обеды). Самообман (поесть черепахового супа, хотя бы из телятины). Твин-Пикс девятнадцатого века: "Черепаха — не то, чем кажется". Трагическая фигура!

Систематизирую все варианты перевода имени персонажа (с сайта Сергея Курия):

1) Первоначальный переводческий посыл — дать русскому читателю разъяснения, которых у Кэрролла нет. Соединение телячьих субпродуктов и черепахи:

— Аноним (1879): "Телячья головка". И подробное описание рисунка первого иллюстратора повести Тенниела: "Из брони черепахи торчала телячья голова; хвосты и задние ноги — теленка, передние лапы — черепахи".

— А.Рождественская (1908-1909): "Поддельная черепаха, то есть телячья головка, приготовленная в виде черепахи".

— Allegro (1909): "Черепаха из телячьей головки. Та самая телячья головка, из которой варят суп и выдают его за черепаховый".

— А.Оленич-Гнененко (1940): "Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха!" — "Это то, с чем делают суп из Телячьей Головки".

— Н.Щербаков (1977): "Черепаха-Телячьи-Ножки". — "Из него делают черепаховый суп".

— Л.Яхнин (1991): "Телепаха" — "Это наполовину теленок, а наполовину черепаха. Из ее телячьих ножек получается отличный черепаховый суп".

— Б.Балтер (1998): "Телепаха" — "Это одна такая телятина, из которой подделывают черепаховый суп".

— А.Флори (1992, 2003): "Якобы-Черепаха" — "Теленок в панцире черепахи. Из него делают якобы черепаховый суп".

2) Строгое следование кэрролловской схеме: обозначаем персонажа как черепаха+дополнение, главное, чтобы суп назывался точь-в-точь так же.

— М.Д. Гранстрем (1908): "Поддельная черепаха". — "Из них готовят поддельный черепаховый суп".

— Н.Демурова (второй вариант, 1978): "Черепаха-квази" — "Это то, из чего делают квази-черепаший суп".

— О.Хаславский (2002): "Недочерепаха" — "Это то, из чего делают недочерепаховый суп".

— Ю.Нестеренко (2000-е): "Якобы Черепаха. — "Это то, из чего варят якобы черепаховый суп".

— Н.Старилов (2000-е): "Мнимая Черепаха" — "Это то из чего варят мнимочерепаховый суп".

— О.Ламонова и А.Шипулин (2009): "Псевдо-Черепаха" — "Это то, из чего делают Псевдо-Черепаший суп".

— С.Махов (2008): "Черепаха Якобы" — "Из него варят Якобы Черепаховую Похлёбку".

— А.Притуляк (2012-2013): "Квазичерепах" — "Это такая живность, из которой готовят квазичерепаховый суп".

3) Нестрогое следование кэрролловской схеме: обозначаем персонажа как черепаха+дополнение, а суп называем близко по смыслу.

— Ю.Изотов (2020): "Недочерепаха" — "Это тот, из кого варят почти черепаший суп".

— С.Семёнов (2016): "Фальшивая Черепаха" — "Это — то, из чего варят якобы черепаховый суп".

4) Халтура. Черепаха фальшивая, а суп нет ("нет" в смысле суп не фальшивый, и "нет" в смысле никакого супа нет). Бессилие переводчика.

— Д’Актиль (1923): Фальшивая Черепаха. — Это то, из чего делают черепаховый суп

— М.П. Чехов (предположительно) (1913): "Черепаха и Грифон" — А что это такое «Грифон»?

5) Обыгрывание слова "черепаха" в слабой связи с супом:

— В.Набоков (1923): "Чепупаха" — "Это то существо, из которого варится поддельный черепаховый суп".

— Е.Клюева (2018): "Черрипах". — "Тот, из кого варят суп… черрипаховый".

— Н.Миронова (2008): "Череп-Ах". И никакого супа. Вообще никакого.

6) Переосмысление. Поиски актуального для советских граждан аналога подделки. Никаких черепах. Но обязательны морские ассоциации.

— Н.Демурова (первый вариант, 1967): "Под-котик". — "Это такой зверь. Из него делают шапки и муфты «под котик»".

— Б.Заходер (1970): "Рыбный Деликатес" — "Из него готовят рыбацкую уху и многое другое".

— В.Орёл (1988): "М.М. Гребешок (Мускул Морского Гребешка)" — "Это наша гордость. Он выдает себя за осетра".

— А.Кононенко (под ред. С.С.Заикиной) (1998-2000): "Минтакраб" — "Да это тот, из кого делают крабовые палочки и варят суп".

7) Отчаяние.

— М.Блехман (2005): "Морской Бычок" — "Что это?" — "Бычки в томате ела?" — "Ела…" — "А этот наоборот, без томата".

Ну вот, хорошо всё-таки, что я избрал узкую специализацию "Учёт переводов названий глав". В Девятой главе у художников задача — изобразить новых персонажей. Классическое изображение Мок-Тартля — это первые рисунки самого Кэррола и Тенниела: черепаха с телячьей головой, хвостом и конечностями. Все многочисленные западные художники придерживаются этого образа. Нашим художникам приходится сложнее: часто в переводах и черепахи-то нет. Когда в первом издании демуровского перевода у неё случился "Под-котик", художник Чуклев ничего не нарисовал по этому поводу. Но рассматриваемые нами Алфеевский, Чижиков и Калиновский справились.

Итак, Оленич-Гнененко так описал странного персонажа: "Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха!" — "Это то, с чем делают суп из Телячьей Головки". Принято издеваться над этим вариантом, но он не так уж и плох. По крайней мере, переводчик честно признал, что на русском языке (в русской кулинарной традиции) переложение невозможно. Алфеевский всё внимание уделил новым персонажам: Мок-Тартлю и Грифону. Телёнок в панцире черепахи — это прямое заимствование авторизованного образа первого иллюстратора. Но по форме прорисовано блестяще. Грифон также прекрасен. Отличным рисовальщиком был Алфеевский, его фантазийные зверюшки, хоть и в академическом стиле, для после-сталинской иллюстрации — просто прорыв.

Заходер писал, что редактор журнала при первой публикации перевода изуродовал его каламбуры (исправил все "опечатки"). Получается, журнальный вариант — ценный документ. Мои журнальные страницы — скан из Интернета, чей это был экземпляр — неизвестно. И вот на страницах я увидел обратную карандашную правку. Пометки и значки — профессионального редактора. Не исключено, что по этому экземпляру журнала какое-то издательство готовило к печати книгу по восстановленному тексту. Получить первоначальный текст можно было только от Заходера (или иметь первоначальную рукопись, переданную в журнал). Исправления не окончательные, отражается какой-то промежуточный вариант. То есть существует три варианта перевода: первоначальный текст, изувеченный текст и доработанный книжный текст.

Вот пример изменений, которые отражены на журнальных страницах ниже:

— Журнальный вариант: "Он был Питон! Ведь мы его питомцы! [...] Дура ты, что ли?".

— Правка (восстановленный авторский текст): "Он был Питон! Ведь мы его питонцы! [...] Поистине, ты умственно отстала!".

— Книжный вариант: "Он был Питон! Ведь мы его питонцы! [...] Боюсь, дитя, ты умственно отстала!".

Посмотрим иллюстрации.

1) Рисованые каламбуры. Забавно, что зачёркнутые буквы на рисунке в журнале я поначалу тоже счёл редакторской правкой (а это Чижиков намекал на первооснову каламбуру — что было до коверканья слова).

2) Сначала — длительная беседа Алисы с Герцогиней. Потом появляется Королева. На рисунке — Королева добродушная, хотя в тексте она "хмурая и зловещая как грузовая туча". Ну не умеет Чижиков зловещих рисовать.

3) Смешной рисунок Грифона, к которому Королева привела Алису. Здесь Грифон изображён в позе "ленивой твари" (слова Королевы).

4) Ну а вот и Рыбный Деликатес (из которого, как мы помним, варят рыбацкую уху и т.д.). Все пишут, что это очень неудачная трактовка Заходера. Вдова Заходера рассказывала Демуровой (см.): выбор пал на "деликатес", это связано с советским "дефицитом" (что можно «достать», почувствовать себя избранником). Но какая связь с "рыбацкой ухой", которую готовят из этого "дефицита" и которая должна быть фальшивой по отношению к "деликатесу"? Наверное, это были слишком сложные ассоциации с советскими реалиями, совершенно выветрившимися из памяти. Возможно, разгадка должна быть в "рыбацкой ухе", которую Заходеру подавали в каком-нибудь Центральном доме литераторов.

Чижиков изобразил Деликатес как мог: осётр, клешня краба, косервная банка из-под чёрной икры... Вот и Заходер в 1978 году (задним умом) записывал: «А сейчас мне кажется, что лучше всего ему называться – Эрзац-икра (- если бы он не у Королевы!)». Это был бы правильный, но уже очевидный ход.

Кстати, в книге с цветными иллюстрациями Чижикова (М.: Лабиринт, 2012) допущена забавная оговорка: вместо "Рыбный Деликатес" — "Бывший Деликатес". Позднее это вполне могло быть чьей-нибудь переводческой находкой. Ведь и сам Деликатес говорит у Заходера: "Был некогда я рыбой настоящей". Тогда выстраивается цепочка: из натурального деликатеса делают консерву — он становится бывшим деликатесом — а уже из консервы делают элитную уху (есть сарказм!). В общем, если долго изучать произведение, постмодернизм неизбежен. Ну и поэтика абсурда позволяет всё оправдать.

1) Рисованые каламбуры.

2) Бóльшую часть главы к Алисе пристаёт Герцогиня — ищет во всём мораль, перевирает поговорки, вовсю каламбурит.

3) Грифон явно симпатичен художнику. Он его поместил и в заставку главы, и на задней крышке переплёта

4) В книге 1974 года перевод Заходера. Все обсуждают, какого Деликатеса нарисовал Калиновский. Но, по-видимому, облик Мок-Тартля в трактовке переводчиков Калиновского уже не очень интересовал — что-то рыбное он блистательно отразил, но искать здесь черты дефицита не стоит. Главное — внутренний мир Деликатеса.

цитата

Они прошли совсем немного, и вот уже в отдалении показалась поникшая фигура Деликатеса. Он в грустном одиночестве сидел на обломке прибрежной скалы, и далеко разносились его душераздирающие стенания и вздохи. Алисе стало его ужасно жалко.

   — У него какое-то большое горе? — спросила она Грифона.- Кто его обидел?

   Грифон отвечал ей почти теми же самыми словами, что и раньше:

   — Какое там горе! Одна комедия! Никто его не обидит, не волнуйся! Пошли!

   И они подошли к Деликатесу, который только посмотрел на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.

   — Слушай, старик,- сказал Грифон,- тут вот молодая леди хочет узнать твою историю. До зарезу.

   — Я все поведаю, не тая,- сказал Деликатес протяжно и уныло.- Садитесь оба, и молчите оба, пока я не окончу свой рассказ.

Вот именно это Калиновский и рисует. Грифон — умный циник. Деликатес в античной тоге. А из моря торчат колонны с масками древнегреческой трагедии и комедии.

5) В 1987 году Калиновский под влиянием перевода Орла, но всё ещё для перевода Заходера делает такой набросок. Грифон изменился: он очеловечился, стал ещё ехиднее. А Деликатес совсем растерял рыбьи черты. Интересно.

1) В красочной книге 1988 года предшествующим событиям уделяется побольше внимания. Герцогиня пристаёт к Алисе, Королева ревнует, Король амнистирует всех приговорённых к отрубанию головы. Королева приводит Алису к Грифону. Грифон презрительно фыркает (он символ Сити, плевать ему на королеву).

2) А центральный персонаж — Мок-Тартль. Теперь (в переводе Орла) он называется М.М. Гребешок (Мускул Морского Гребешка). Но художник окончательно проникся этой трагической фигурой. Не будет больше черт черепахи, телёнка, рыбного деликатеса, морского гребешка. Только унылый дядька. Калиновский решил, что при вакханалии переводчиков, стремящихся удивить друг друга новыми образами Мок-Тартля, он тоже имеет право на собственный образ. Бунт художника. Калиновский-Раскольников имя ему.

3) И вот новый образ трагического персонажа — на сей раз, наверное, это не древнегреческая трагедия, а пьеса Шекспира.

Ну и побольше зарисовок странной парочки — Грифона и Того, кто имеет множество имён.