Продолжая тему произведений Э.Успенского, добрались и до его повести "Дядя Фёдор, пёс и кот". Оказалось неожиданно много иллюстративного материала. Ну и без мультфильма не обойтись.

Было два советских мультсериала про Простоквашино. Я в школе с удовольствием смотрел по мере выхода мультфильм "Трое из Простоквашино" и его продолжения (1978-1984). А лет через тридцать после школы узнал про существование ранней мультэкранизации: "Дядя Фёдор, Пёс и Кот" (1975-1976). Как и большинство сограждан, я испытал шок. Но к потрясению был подготовлен, поскольку уже видел рисунки Калиновского в книге. И мне ранний мультик понравился.

Персонажи из раннего мультфильма отличаются высокой степенью оригинальности, слишком сильно отходят от общепринятого уровня. Во втором, популярном, мультфильме рисованные персонажи невзрачные (сценарий и озвучка блестящие). Сценарист обоих мультфильмов — сам Успенский. Но в ранний мультик он максимально полно переносил текст из книги, а в популярном пошёл на сокращения и упрощения литературного первоисточника. Упрощения — секрет всенародной любви.

Добрые люди в Интернете уже провели сравнение персонажей.

Подмечено, что в популярном мультфильме эксплуатировались уже найденные образы: например, родители как из "Карлсона, который живёт на крыше". Таким образом, художники-мультипликаторы тоже избрали путь упрощения и стандартизации.

Периферийные — это просто малоизвестные. Качество иллюстраций высокое (советские стандарты).

Сюжет повести у Успенского сложился уже в 1972 году — в базе Фантлаба есть диафильм "Дядя Фёдор, пёс и кот", датированный 1972 г. Художники — традиционно для диафильмов — А.Савченко и Б.Степанцев. Классные художники. Милые персонажи, что не соответствует литературному сюжету, который построен на напряжённых отношениях между всеми героями.

Из интересного: почтальон Печкин в полувоенной униформе и в фуражке. Видимо, в сценарии диафильма на его головном уборе внимание не акцентировалось.

А самой первой печатной публикацией был, по-видимому, отрывок "Галчонок Хватайка" в третьем номере журнала "Колобок" за 1972 год. Иллюстратор — А.Брусиловский. И тоже — Печкин на заднем плане в фуражке.

Это были до-мультяшные образы персонажей. А после мультфильма, в шестом номере журнала "Мурзилка" за 2001 год обложку с персонажами сделал В.Дмитрюк. Дяди Фёдора, жалко, нет.

И были ещё после-мультяшные издания "Разные события в деревне Простоквашино" (1988) с иллюстрациями знаменитого А.Семёнова. Сканы — из фантлабовской базы.

С иллюстрациями Беломлинского выходила книга в 1989 году:

Интересно, что художники не чувствовали себя связанными образами второго (популярного) мультфильма (как это произошло с Чебурашкой). Не является ли это косвенным подтверждением изобразительной невзрачности героев мультфильма (что никак не отразилось на его популярности)? Почтальон Печкин у всех поздних художников более-менее одинаковый (усы, ушанка, худоба, высокий рост), и это, видимо, влияние мультфильма. Успенский опять давал весьма приблизительное словесное описание: румяный, пятьдесят лет с хвостиком, в шапке (без уточнения, что это шапка-ушанка).

В базе Фантлаба есть интересные поздне-советские издания: с иллюстрациями Боковни, и регионального художника В.М.Лебедева. Я этих книжек, к сожалению, не видел.

Мы видели, как Калиновский иллюстрировал "Крокодила Гену" (тут) и как Чижиков иллюстрировал "Вниз по волшебной реке" (тут). А к "Дяде Фёдору" иллюстрации Калиновского и Чижикова можно посмотреть параллельно. Иллюстрации Калиновского и Чижикова совсем разные, хотя художники принадлежат к одному поколению — разница в рождении в шесть лет (разрыв в начале творческой деятельности ещё меньше). У них эстетика разная.

Первое отдельное издание повести было в 1974 году и сразу с иллюстрациями Калиновского.

Первое издание повести с иллюстрациями Чижикова по данным Фантлаба — 1992-го года. Это, видимо, и надо признать последними оригинальными иллюстрациями.

Сканы первого издания с Чижиковым (почти все) отсюда: https://polny-shkaf.livejournal.com/79531.... У меня иллюстрации из позднейшего издания 2005 года — они другие.

Макет в позднейшей чижиковской версии сохранился: к каждой главе по одной заставке и по одной страничной иллюстрации. Заставки те же самые, а страничные иллюстрации в позднейшей версии перерисованы все — кардинальных замен мало, изменения в деталях. Вот пример несущественных изменений первого разворота:

Первая версия мне кажется более цельной, её и будем смотреть. Но во второй версии есть и полные замены страничных иллюстраций, которые я постараюсь отразить.

Легендарная встреча мальчика Дяди Фёдора и Кота Матроскина на лестничной площадке.

Калиновский представляет нам родителей Дяди Фёдора. Борода и очки у папы, мини-платье у мамы показывают принадлежность к прогрессивной творческой интеллигенции середины Семидесятых.

У обоих художников есть сцена прибытия в деревню и встречи с собакой Шариком.

Оба художника выбрали для иллюстрирования сцену мытья Шарика. Оба художника совпали в выражении эмоций всех трёх участников сцены (это, конечно, диктуется текстом повести, но у Чижикова частенько бывают дежурные улыбки персонажей — Калиновский, напротив, часто припускает серьёзности).

Поиски клада Калиновский игнорирует, зато Чижиков даёт два варианта страничной иллюстрации к этой истории. Чижиков представляет почтальона Печкина.

Взятие в аренду коровы.

Появление в повести галчонка Хватайки. Калиновский даёт его трогательный портрет в заставке главы.

Легендарная сцена общения Печкина с галчонком. Надо учитывать, что подлинный переход сцены в мем "Кто там?"-"Это я, почтальон Печкин" произошёл после мультфильма. Для Калиновского это был обычный забавный эпизод, над Чижиковым уже довлела аура мультфильма.

Трактор Митя.

Эпизод опьянения от молока — корова хмеля наелась (в мультфильм не должен был попасть). Скрепы этих юморесок у Успенского чисто внешние: здесь вот удачно на Печкине отыгрались

Письмо родителям, написанное тремя персонажами. Калиновский рисует сборный образ автора письма. А Чижиков — вторичный эпизод (кот Матроскин прервал свою часть, поскольку побежал мышей ловить механизированным способом).

Охотник Шарик. Калиновский изображает перипетии охоты подробно.

Чижиков обходится показом общего впечатления третьих лиц.

Вставной эпизод с бобрёнком — охотничьим трофеем.

Одинаковое видение обоими художниками реакции родителей, прочитавших письмо, написанное простоквашинцами в соавторстве.

Шарик меняет имидж.

Пропускаем две главы (в основном из-за того, что у Калиновского к ним иллюстраций нет). Переходим сразу к рождению телёнка. Торжество частной собственности:

Сложный юридический казус: кому принадлежит приплод арендованный коровы (право собственности на корову у государства). Шарик утверждал, что раз корова государственная, то и телёнок государственный. Ограниченный неудачник, ему только сторожевым псом и быть. Кот Матроскин показал себя опытным крючкотворцем (отдадим только то, что брали: "корова 1 шт."). Много детей, восхищённых таким решением задачи, решили стать не оперативниками, а юрисконсультами. Хотя, конечно, позиция Матроскина не соответствовала тогдашнему советскому Гражданскому кодексу. А нынешнему кодексу соответствует — Матроскин опередил своё время. Вот где настоящая драма — расхититель социалистической собственности в 1974 году не дожил до претворения в жизнь своих пророчеств через 20 лет (коты мало живут). Успенский мог бы в Перестройку написать повесть "Матроскин — мученик ГУЛАГа", а Чижиков нарисовать картину "Матроскин сочиняет Кодекс Наполеона".

Были в Перестройку такие естественные для того времени прочтения у художников — им тогда и текст не надо было менять для демонстрации своих взглядов (из книги "Дядя Фёдор, пёс и кот (пьесы)". — М.: Искусство, 1990).

Персонаж повести — профессор Сёмин, изучающий язык животных. Кот Матроскин научился разговаривать, пока у него жил. Калиновский рисует предварительную беседу насчёт визита кота.

Чижиков даёт два варианта: перед встречей кота с профессором и после встречи. Забавные скульптуры в саду у профессора, но даже их Чижиков перерисовал.

Родители получают долгожданные вести о сыне от несгибаемого правдолюба Печкина. У обоих художников опять полное совпадение взглядов на центральный эпизод главы.

Ещё один синхронный эпизод у художников: известная по мультику комбинация с подменой посылки, которую не хотел отдавать вредный Печкин.

В повести Печкина кошмарят чаще, чем в мультике. Истязание жарой.

Чижиков: Дядя Фёдор заболел.

Калиновский: родители приехали.

Калиновский с Чижиковым: мама дружит с котом.

Последний штрих: родителей с ребёнком отвезли в город, и теперь Шарик камуфлируется в обратный путь.

Образы из двух циклов книжных иллюстраций своей непохожестью напоминают образы из двух разных мультфильмов: у Калиновского картинки страшненькие и цепляющие, а у Чижикова — весёленькие и гладкие.

Чижиков узнаваем всегда, потому что принципиально однообразен. А Калиновский был очень разнообразным художником (он, например, три — если не четыре — версии кэрролловской Алисы создал). Но над всеми текстами Успенского он работал в особой манере (специально для них разработал): персонажи в "Дяде Фёдоре" такие же плоские и грубоватые, как в "Крокодиле Гене" (см.) или в "Гарантийных человечках" (см.). А ведь Калиновский бывает очень романтичен и изощрённо-избыточным, но произведения Успенского он увидел в таком свете. Хотя на форзаце Калиновский честно предупреждал: будут каляки-маляки.

Продолжим изучение феномена Чебурашки. Юридические казусы авторства — тут. Сегодня другой вопрос. Как работы разных художников, изображавших Чебурашку, сочетаются с характером литературного персонажа из повести Э.Успенского?

Внешность, конечно, влияет на характер, и даже формирует его, примером чему Квазимодо или Гуинплен — это герои угрюмые, одинокие, ранимые, неуверенные. В литературном первоисточнике уродливый Чебурашка, вообще-то, должен был встать в ряд этих героев. Но не встал.

Во вступлении к повести "Крокодил Гена и его друзья" (1966) Э.Успенский дал такое описание игрушки по имени Чебурашка, которая у него якобы была в детстве:

цитата

Неуклюжий плюшевый зверёк... Чебурашку сделали на игрушечной фабрике, но сделали так плохо, что невозможно было сказать, кто же он такой: заяц, собака, кошка или вообще австралийский кенгуру? Глаза у него были большие и жёлтые, как у филина, голова — круглая, заячья, а хвост коротенький и пушистый, такой, какой бывает обычно у маленьких медвежат.

В самóм тексте при первой встрече с Крокодилом Геной:

цитата

...какой-то неизвестный зверь. Он был коричневым, с большими вытаращенными глазами и коротким пушистым хвостом.

Ну и, конечно, показательно, что Чебурашку пришлось квалифицировать как бракованное изделие, чтобы в этом качестве можно было предоставить ему работу и жильё.

Скажем прямо: Чебурашка некрасив. Вытаращенные жёлтые глазища навевают жуть.

Что получилось у иллюстраторов повести? Они следовали словесному описанию. Если Алфеевский был вообще первым портретистом, то над Калиновским довлел образ мультяшного персонажа. Ушки персонажа в обоих случаях не очень большие (но всё же выдающиеся).

Алфеевский формально воспроизвёл основной признак литературного Чебурашки — огромные круглые глаза (но всё же не жёлтые — как видно на нескольких цветных картинках в чёрно-белой книге). Здесь необходимо учитывать особенность Алфеевского как художника: положительные персонажи у него все блеклые, неразличимые; эмоций у них никаких нет. Алфеевский — настоящий график, художник книги, он славен тем, как виртуозно заполняет площадь листа своими резкими линиями, создавая волшебные композиции. Так-то Алфеевскому Чебурашка совсем не интересен (Крокодил и Шапокляк для него более привлекательны).

Калиновский, напротив, большой психолог. Чебурашка у него — центральный персонаж. Калиновский использовал ссылки не только большие глаза, но и на заячье-щенячьи черты Чебурашки. Получился по-настоящему фантазийный зверёк. Причём, этот Чебурашка — очень некрасивый, но уже понятно, что притягательный. У Калиновского наиболее глубокое прочтение литературного первоисточника — пусть даже этот первоисточник глубиной не отличается.

Сокращённое описание из книги позднее появилась в тексте диафильма "Крокодил Гена и его друзья" (1969)

цитата

...и было непонятно, кто же он — заяц, медведь, собачка или австралийский кенгуру.

Диафильм того же года, что и мультфильм (1969). Успенский всячески выпячивал, что облик Чебурашки в диафильме был создан раньше, чем в мультике, но, понятно, что работа над ними шла параллельно. Художником диафильма был Б.Степанцев — художник, весьма заслуженный в области мультипликации. Можно обратить внимание на увеличившиеся уши. Чебурашка перестал быть некрасивым! Приторный персонаж. Пошло это ему на пользу?

Сейчас этот диафильм интересен только поисками облика Чебурашки. Степанцев нарисовал милого Чебурашку — он вообще с Савиновым исключительно милых зверей рисовал (и карлсонов тоже). Шансов на всесоюзную любовь у такого Чебурашки не было. Возможно, дело в сопроводительном тексте — это была сокращённая версия первой трети повести. Переработка слезливая и беззубая. Успенский даже автором сценария не выступил (сценаристом значится Г.Калашникова).

Напечатанного (обнародованного) текста пьесы по первой повести цикла про Чебурашку я не встречал. Существуют путаные показания Успенского о взаимовлиянии книги, пьесы и мультфильма на зрительный образ Чебурашки.

Ранняя версия:

цитата Голдовский Б. Театр Эдуарда Успенского // Успенский Э. Дядя Фёдор, пёс и кот. — М.: Искусство, 1990. С. 11

Сначала была написана книжка, потом в соавторстве с Р.Качановым — сценарий мультфильма, а потом уже пьеса.

Поздняя версия:

цитата Костенко А. Интервью с Э. Успенским // Экспресс-газета онлайн. 2011. 21 июля (цит. по: Гаврилов Э.П. Авторские права на персонаж // Патенты и лицензии. 2011. № 12. С. 41-48)

"Первый облик этого героя" появился в пьесе, созданной им с Р. Качановым. Этот образ перекочевал в студию к Б. Степанцеву, где создали диафильм о Чебурашке. И только потом, уже в третий раз, этот образ воплотился в аранжировке Л.А. Шварцмана в мультфильме "Крокодил Гена".

Успенский хронологию нарушил, призвал в свидетели Качанова (и даже авторством пьесы поделился) только когда боролся за права на рисованного Чебурашку. Про диафильм вспомнил тоже исключительно в этих целях. Успенский — фантазёр, полагаться на его свидетельства нельзя.

По мнению актёров кукольного театра, где впервые была поставлена пьеса, там действовал Чебурашка, по размерам ушей очень близкий по облику к мультяшному персонажу Шварцмана (см.: https://spbcult.ru/articles/intervyu/perv...).

цитата

Художником-оформителем спектакля была Маргарита Скрипова-Ясинская. Маргарита является создателем многих любимых кукольных персонажей, среди которых, например, легендарные Хоха, Тото и Веснушка из телепередачи «Большой Фестиваль». Чебурашка для нашего спектакля получился удивительно теплым: это было ярко-оранжевое мохнатое существо, он ведь появился из апельсинов!

Итак, нет ясности, с приоритетом пьесы. Нет изображения самой первой куклы Чебурашки. Возможно, кукла появилась ранее мультфильма, но её могли чуть позднее подогнать под "единственно верное" изображение из мультфильма. Эффект мультяшного образа известен: сами создатели могли себя уверить, что Чебурашка изначально был только таким и никаким другим.

Из литературного первоисточника сохранены очень большие глаза (характерно, что в основном зелёные — жёлтые глаза ни один художник не решился изобразить). Характер Чебурашки из театра кукол? Оранжевый (позитив) зеленоглазый (роковая красота) верзила с пухлыми губками (капризный). Нет, это не Квазимодо.

Ещё раз всматриваемся в канонической облик. Ничего общего с описанием из литературного первоисточника (мохнатый и коричневый — это естественные черты зверька). Огромные уши вроде бы должны указывать на дефектность внешнего облика, но ведь у слоников такие же уши по бокам головы — а слоников никто уродливыми не называет, их образ в детской литературе сугубо положительный. Мотив уродливого изгоя окончательно устранён.

При всей ми-ми-мишности мультяшного персонажа, Чебурашка трогательный — он не слащавый, а очень печальный. И эта его черта взята из литературного образа (что, вероятно, важнее воссоздания портрета по словесному описанию). Но в повести характер Чебурашки богаче (в том числе и потому, что там Чебурашка взаимодействует с бóльшим количеством персонажей). По настоящему характер Чебурашки могли бы раскрыть только иллюстраторы книги.

Посмотрим параллельно рисунки Алфеевского и Калиновского, в большинстве глав (не во всех). Особый интерес заключается в том, что это очень разные художники. Основное внимание — на раскрытие характера Чебурашки.

На первых листах книги художники дают групповой портрет некоторых персонажей повести. Причём оба выбирают идеологически правильный эпизод: совместный труд/празднование трудовой победы. Поэтому никакой старухи Шапокляк здесь нет. Ни Алфеевский, ни Калиновский не были конъюнктурщиками. Видимо, они прикрывали Успенского как раз от ретивых активистов (Успенский выбивался из ряда тусклых правоверных советских писателей). Чебурашку уже можно детально рассмотреть, хотя предполагается, что читатели ещё не знакомы с персонажами.

Чебурашка — житель тропических стран, случайно оказался в ящике с апельсинами, предназначенными для СССР.

Извлечение в пункте назначения обожравшегося Чебурашки — рисунок Калиновского. Можно заметить, что персонаж у Калиновского очень динамичный — обладает богатой мимикой, плюс положение ушей будет сигнализировать о его ощущениях.

Знакомство с Крокодилом Геной, работающим крокодилом в зоопарке. У Алфеевского — интеллигентный крокодил. А Калиновский будет мастерски играть заставками и концовками, ведь главки коротенькие. Вот и здесь: пристроенный в телефонную будку Чебурашка соседствует с франтоватым Геной.

Знакомство главных героев. Художники иллюстрируют одну сцену.

Самые очаровательные Чебурашки — в концовках Калиновского.

Здесь только Калиновский. Особенности макета: Чебурашка из концовки перекликается с Чебурашкой с заставки. Очень много Чебурашки.

Крупным планом: концовка четвёртой главы. Чебурашка в трусах и майке напряжённо мыслит. Мой любимый рисунок. Приятно знать, что главный русский сказочный герой — мыслитель.

Чебурашка залез на телефон-автомат. Снова у художников — одинаковая сцена, чтобы легче было сопоставлять особенности их манеры. Персонаж Алфеевского демонстрирует некоторую гибкость и финт ушами. Но до раскованности и эмоциональности персонажа Калиновского ему далеко.

Ещё одна одинаковая сцена — чаепитие Крокодила и Чебурашки.

Концовка главы — фирменный Чебурашка от Калиновского.

В шестой главе главное событие — Крокодил Гена подменяет заболевшую девочку в спектакле, где играет Красную Шапочку, но переделывает концовку, не доводя дело до съедания Красной Шапочки. Бабушку, впрочем съели, и, видимо, не спасли — волк убежал, до лесорубов дело не дошло, а значит, и разрезания живота не было. Урок всем тем, кто пытается менять ход сложно сцепленных событий.

Калиновский тоже увлёкся забавным эпизодом.

Появляется несчастный пёсик. То, что он несчастный, видно только на рисунке Калиновского.

Калиновский не упускает случая порисовать своего Чебурашку при различных обстоятельствах.

Центральную сцену главы — приход в гости несчастного Льва, которому вручат несчастного пёсика — рисуют оба художника.

Успенский вводит в повесть Старуху Шапокляк с Крысой Лариской. Наконец-то у Алфеевского появляется яркий персонаж (ибо отрицательный).

Появляется ещё один отрицательный тип — двоечник. Для Алфеевского он недостаточно отрицательный, а Калиновский очень ярко подаёт самоуверенного неприятного мальчишку.

Начинаются пакости Старухи Шапокляк. Эти сцены лучше получаются у Алфеевского.

Старуха Шапокляк затмила Чебурашку — в концовке Калиновский даёт её портрет.

В следующей главе действия почти нет. Поэтому Алфеевский обходится вообще без рисунка, а Калиновский возвращается к образу мудрого и уравновешенного Чебурашки.

]

Пропускаю несколько глав. Совещание главных героев — одна сцена. У Алфеевского образ Чебурашки давно исчерпан. Чебурашка Калиновского импонирует всё больше и больше.

Ещё одна сцена — производственная (Успенский ехидничает над организацией строительства при социалистическом строе, где всё приходится "выбивать").

А вот и само строительство объекта собственными силами ("самстрой" — официальный термин тех лет). Забавная сценка с Крокодилом Валерой, которого Гена поставил на место (Успенский умел давать в детских книжках уроки тонкого английского юмора).

"Злой Чебурашка" — был и такой. Но нарисовать злого Чебурашку под силу только Калиновскому, Алфеевский и пробовать не стал.

И вновь сцены, посвящённые хулиганству Старухи Шапокляк.

Появляется Бегемот Птенчик.

Теперь сцены, где Птенчик действует с Чебурашкой

Вновь производственные сцены.

Центральная сцена этой главы — ехидничанье Успенского над затовариванием советских магазинов ненужными товарами.

А в качестве бонуса каждый художник в этой главе рисует своих любимцев: Алфеевский — Старуху Шапокляк, а Калиновский — Чебурашку.

Чебурашка осваивает навыки снабженца. Сцена: Чебурашка и простой народ. Веришь только Калиновскому: его Чебурашка мог успешно справиться с коммуникативными задачами.

В концовке Калиновского — счастливый и гордый Чебурашка.

Чебурашка становится центром принятия решений.

Строительство закончено. Слово предоставляется Чебурашке.

Какие-то завершающие встречи.

Чебурашка лично даёт писателю Успенскому указания по литературной части.

Высылка Старухи Шапокляк.

Да, всё-таки сильно был мультипликационный Чебурашка обделён эмоциями, совсем простой типаж по характеру получился. Но, вероятно, это диктовалось упрощённым сценарием — Шварцман создал своего персонажа в рамках заданной линии. Полюбить литературного Чебурашку — отважного и умного изгоя — было бы непросто (разве что с помощью Калиновского).

Нередки случаи, когда образ литературного персонажа очень прочно закрепляется не писателем-автором, а художником. Чаще всего, в этом случае персонаж начинает жить самостоятельной жизнью, оторванной от литературного источника. Так было с Незнайкой, отчасти — с Винни-Пухом, и, конечно, с Чебурашкой, который стал чуть ли не государственным символом.

Автор Чебурашки как персонажа литературного произведения — писатель Э.Успенский (первая публикация — 1966 год). Но немногие читали книгу "Крокодил Гена и его друзья" (я, например, только лет десять назад прочитал — в детстве ни разу на глаза не попадалась). Автор Чебурашки как произведения живописи/графики — художник Л.Шварцман. образ был создан в мультипликационном фильме "Крокодил Гена". — М.: Союзмультфильм, 1969. (Авторы сценария: Э. Успенский, Р. Качанов. Кинорежиссёр: Р. Качанов. Художник-постановщик: Л. Шварцман).

Мы уже видели, как изображение персонажа, сделанное одним художником, влияло на работу других художников — русский мультяшный Винни-Пух, сделанный Э.Назаровым, побуждает других художников искать новые образы (см. начало тут); образ Незнайки, найденный А.Лаптевым, вынудил других художников использовать широкополую шляпу героя как непременный атрибут, хотя сам Незнайка у каждого художника был свой (см. начало тут). Но эффект от образа Чебурашки, нарисованного Шварцманом, оказался ошеломляющим: иных Чебурашек потребитель не воспринимает в принципе.

Чебурашка как всенародно любимый персонаж мог бы стать членом Клуба Весёлых Человечков и появляться каждый месяц в журнале "Весёлые картинки". Но не стал. Возможно, в начале 1970-х гг., когда после мультфильма, популярность Чебурашки была бешеной, приём новых членов в КВЧ был закрыт. Но какие-то появления Чебурашки на страницах периодики случались.

1) Эстетский журнал "Колобок". Октябрьский номер за 1975 год. Художник В.Карасёв. Это малоизвестный, но очень самобытный художник. Чебурашка, крокодил Гена, Шапокляк — сделаны твёрдой рукой в яркой цветовой гамме. Но типажи полностью идентичны типажам Шварцмана.

2) Журнал "Мурзилка". Августовский номер за 1984 год. Художник В.Дмитрюк — тот самый, который создал собственного Незнайку, смело отказавшись от шаблона предшественников (см.). Однако в этом комиксе типаж Чебурашки полностью повторяет образ Шварцмана (картинки кликабельны — маленькую фигурку можно рассмотреть).

3) Журнал "Мурзилка". Январский номер за 1990 год. Художник В.Сергеев — тоже замечательный оригинальный рисовальщик. На картинке — сборище известных персонажей. Незнайка узнаваем, но самобытен. Даже канонический Мурзилка несёт отпечаток творческой личности художника. А Чебурашка — нет: клон персонажа Шварцмана из мультфильма. Винни-Пух и Карлсон с пропеллером, кстати, тоже.

В советское время в творческой сфере работали как начала маркетинга, так и начала конкуренции. В случае с Чебурашкой советский маркетинг подавил советскую конкуренцию. Дети должны были узнавать Чебурашку и точка — поэтому все чебурашки в журналах на одно лицо. Тем более, это правило действует в наши дни. Вот книжка, иллюстрированная Ю.Гуковой — художницей с очень оригинальной манерой: Успенский Э. "Путешествие в Новый год". — М.: АСТ, 2019. Это сборник стихотворений Успенского, включая песенки из мультфильмов. На обложке — узнаваемый бренд.

В самом тексте: начальные жалобы Чебурашки: никто к нему в магазине не подходил. На заднем плане — забавные авторские собаченции, а на переднем — персонаж Шварцмана.

А теперь все приходят на день рождения Чебурашки. Внизу — авторские котособаки, а вверху — персонаж Шварцмана.

Но теперь, по крайней мере, всё честно. В книге такая информация об авторском праве художников: Гукова Ю.В. (2019), Шварцман Л.А., изобразительные образы (1969). Думаю, это не столько защита авторских прав Шварцмана, сколько оправдание для художницы: своего Чебурашку рисовать не имела права, заказчик ввёл жёсткие рамки.

Бывают случаи, когда у персонажа есть только один облик. Мы знаем только одного Карлсона, который живёт на Крыше — его никто кроме художников А.Савченко и Б.Степанцева в мультфильме не рисовал (первые советские издания со шведскими рисунками не в счёт — таких нерусских Карлсонов нам не надо). Но казус Чебурашки особенный. Его рисовали выдающиеся художники — первый раз до выхода мультфильма, второй раз — после выхода. Но вытеснить из сознания мультяшного Чебурашку ни у кого не вышло.

1) Первый портрет Чебурашки принадлежит кисти (точнее, тростниковой палочке) художника В.С. Алфеевского (Успенский Э. Крокодил Гена и его друзья. Худ. Алфеевский В. – М.: Детская литература, 1966). Вон он виден на обложке. Совсем не похож. А хвост! И какой длинный!

2) В 1969 году — в год выхода мультфильма — художником Б.Степанцевым был сделан диафильм. В титульном кадре видна тень Чебурашки. Что-то общее есть с мультяшным героем. Возможно, это как-то связано с тем, что Степанцев работал на Союзмультфильме, и мог быть в курсе нового облика Чебурашки. Но у персонажа из диафильма всё ещё длинный хвост.

3) И, наконец, уже после выхода мультфильма появился незабываемый Чебурашка гениального иллюстратора Г.В. Калиновского (известное мне первое издание: Успенский Э. Дядя Федор, пес и кот. Рисунки Г.Калиновского. – М.: Детская литература, 1974). И потом ведь переиздавалась книга довольно часто — внутренние иллюстрации без изменений, а обложки разные (это часто бывало у Калиновского). Вот позднейшие издания, где можно рассмотреть совершенно уникального Чебурашку.

Чебурашка, нарисованный Калиновским, стал последним оригинальным (уникальным) изображением. Мультяшный герой Л.А. Шварцмана настолько сросся с персонажем, что не позволил в дальнейшем появиться какому-либо еще образу – все последующие рисованные чебурашки (в основном, на этикетках товаров) оригинальными не были, собственно творческого труда художники-эпигоны не прилагали.

Мы отдельно пройдемся по оригинальным сюитам к повести "Крокодил Гена и его друзья" — вспомним заодно сюжет произведения Успенского. Но это в следующий раз. А пока надо этого Успенского заклеймить.

Э.Успенский был Лермонтовым нашего времени. Способный сочинитель и совершенно несносный человек в жизни. Перед юриспруденцией он имеет заслуги не меньшие, чем перед литературой. Тяжбы, которые затевал Успенский по поводу своих произведений, позволили судебной практике отработать важнейшие теоретические положения. В 2001 году Успенский потребовал признать недействительной государственную регистрацию товарного знака "Дядя Фёдор", который зарегистрировали на свои имя какие-то ушлые ребята. Понятно, что имелся в виду персонаж Успенского — мальчик из Простоквашина. Но авторское право охраняет форму, а не содержание — все ассоциации надо отключить и рассматривать только два слова "дядя" и "Фёдор". Успенский дело проиграл: словосочетание "Дядя Фёдор" вообще не охраняется авторским правом. Была применена концепция "независимого параллельного творчества".

цитата

Апелляционная палата Роспатента указала, что "объектом авторского права может быть только оригинальный творческий результат. При этом под оригинальными понимаются те творческие результаты, которые не повторяются при параллельном творчестве лиц, работающих независимо друг от друга". Между тем "как следует из материалов, представленных владельцем знака, персонаж (как часть произведения) по имени "Дядя Федор" присутствует, как минимум, в четырех разных произведениях литературы". В связи с вышеизложенным Апелляционная палата пришла к выводу, что "наименование персонажа "Дядя Федор" представляет собой повторяющийся в творчестве независимых друг от друга авторов результат, что не позволяет отнести его к объектам авторского права".

Совсем некрасивая история случилась во взаимоотношениях Успенского и Шварцмана. Вопрос об авторстве Чебурашки рассматривался прямо или косвенно во многих делах. Успенский зарегистрировал на своё имя товарный знак с изображением мультяшного Чебурашки. Шварцман требовал признать его авторство как художника на изображение Чебурашки (это не позволило бы Успенскому использовать товарный знак без согласия автора). Успенский (не без успеха) обливал грязью Шварцмана, утверждая, что работа художника была сугубо технической — в книге Чебурашка был так исчерпывающе описан словами, что иного изображения просто не могло быть. Это, конечно, не так. В одном судебном деле как раз для доказательства того, что на основании словесного описания рисовались совсем разные чебурашки, исследовалось творчество Алфеевского.

цитата Решение Басманного районного суда (город Москва) от 19 апреля 2011 года по делу № 2-1465/11

Истец отмечает, что внешний вид автором (Успенским) точно не определен. Данный вывод подтверждается, в частности, тем, что первоначально рисунок художника В.Алфеевского с изображением Чебурашки в книгах, изданных издательством «Детская литература» в 1966 году, существенно отличается от привычного художественного образа персонажа Чебурашка из мультипликационного фильма. Ксерокопии первого издания книги Э.Успенского «Крокодил Гена и его друзья» с рисунками, выполненными художником В.Алфеевским, приобщены к материалам дела и обозревались судом в судебном заседании.

Так что факт существования концептуально разных Чебурашек — Алфеевского, Калиновского, Шварцмана (ну и примкнувшего к ним Степанцева) — очень важен. Но проблема интереснейшая и до конца не разрешена: имеет ли автор персонажа из литературного произведения какие-то права на того же рисованного персонажа?

P.S.

Алфеевского, кстати, Успенский тоже грязью поливал. Цитату сейчас не смог найти, но смысл такой: Алфеевский рисовать совсем не умел, но зато был важным функционером и поэтому ему доставались лучшие книги на иллюстрирование. Клевета, понятно. Если продолжать аналогию с Лермонтовым, то видно, насколько изменились нравы: очень долго смог прожить талантливый сочинитель Успенский.

Ну что ж, картинки к диснеевско-михалковской сказке про трёх поросят у меня закончились. Есть несколько иллюстрированных книжек с английской сказкой, которая выступает первоисточником советской обработки. Библиография фольклорной сказки на Фантлабе показывает, что советскому читателю английский первоисточник был доступен в массовых изданиях как минимум с 1957 года (кстати, тогда же вторую жизнь получил и михалковский пересказ с иллюстрациями К.Ротова). Но у меня складывается впечатление, что иллюстрации советских художников к английской версии появились только в начале Девяностых. А это признание того, что английская сказка из академических кругов стала обращаться непосредственно к детям. Было в этом, конечно, больше покаяния (ах, скрывали коммунисты, откуда уворовали поросят). Кажется, сейчас уже понятно, что михалковскую версию английский первоисточник не вытеснил.

Картинки Булатова/Васильева к английской сказке мы уже смотрели в прошлый раз (тут). Сегодня — творчество великих советских иллюстраторов Г.Калиновского и Е.Монина.

В начале Девяностых Калиновский сделал несколько книг для Средне-Уральского книжного издательства. Это было плодотворное сотрудничество — и для художника тоже. "Волшебный котёл" — сборник сказок разных народов. Существует современное переиздание от "Речи" в двух томах — на высоком уровне полиграфии:

Но уральский фолиант сам по себе своеобразный памятник книгоиздания начала Девяностых с авторским макетом художника (например, шрифт в этом макете иногда очень причудливо обтекал картинки). В общем, сканы я взял из первого издания 1993 года :

Сказок в сборнике очень много. Перед Калиновским стояла задача раскрыть сущность текста каждой сказки в одной-двух иллюстрациях. Соответственно, картинок к "Трём поросятам" немного.

1) Заставка к английским "Трём поросятам": портрет волка.

2) Волк пытается дуновением разрушить каменный дом. Не выходит. Волку надо подумать.

Как видим, правая часть двух разворотов абсолютно одинакова: поросёнок супер-статичен, ему в прочном доме не надо ни мозгами, ни чем другим шевелить. Калиновский — гений умной книжной иллюстрации, он часто играет какой-нибудь неизменной составляющей разных иллюстраций в одной сюите.

По существу: так же, как и Булатов/Васильев, Калиновский оставил идею иллюстрировать перипетии сюжета английской сказки. Его иллюстрации подойдут и к михалковскому пересказу.

Сделать сюиту иллюстраций именно к английской сказке было суждено Е.Монину. Судя по попыткам других советских художников, Монин должен был всерьёз ломать сложившиеся стереотипы в отношении "Трёх поросят".

У меня имеется вот такое издание: "Джек — победитель великанов: сказки английские, шотландские, валлийские, ирландские" . — М.: Малыш, 1991.

Непривычное начало: изображены люди со стройматериалами. А дело в том, что в английской сказке поросята лишены свободы выбора, они попрошайничают у людей — что им люди дадут, из того они дом и строят. Случай и предопределённость для английских поросят — воля имеется только у американских свиней (у советских тоже — благодаря Михалкову).

Волк в рыцарских доспехах. Рыцарство здесь, конечно, не в смысле галантности, а как символ реалии, надолго пережившей свой век (а век на дворе — девятнадцатый, как это видно по котелкам и цилиндрам на заставке). Это Монин хорошо заметил — символ рыцаря как волка укоренился в западно-европейской традиции ещё в Средневековье, а для Англии верность пережиткам — тот факт, который сторонние наблюдатели всегда отмечали. Но ведь столкновение хищного рыцаря с персонажами из буржуазного века — это уже марксистская историософия. Нормально для советского художника — но и сегодня трактовка по-прежнему свежа. Вот что значит, что Монин не занимался конъюнктурщиной.

Эпизод, который есть исключительно в английском первоисточнике. Волк выманивает последнего поросёнка из-под защиты каменных стен, надеясь съесть его в чистом поле. Поросёнок его трижды обхитрил, хотя иногда чудом избегал опасности. Вот и здесь: поросёнок купил бочку на ярмарке, а на обратном пути его поджидает волк — пришлось залезть в бочку и скатиться с ней с горы. Чуть волка не пришиб. Не потому ли англичане во время Первой мировой войны изобрели танк, что эта идея была знакома тому поколению с детства?

Победа над пережитками феодализма. Поросята во фраках и цилиндрах — рантье в марксистской карикатуре XIX века. Живут на нетрудовые доходы, веселятся. Ну а что делать: они сменили феодального волка, а значит они и есть прогрессивный класс.

Огромная волторна — то ли трофей (эта волторна присутствовала в сцене, где волк "как дунет, как плюнет" на поросячий домик), то ли сарказм по отношению к советским поросятам, которых, как мы знаем, часто рисовали с сельской дудой.

Пересказ Шерешевской в этой книжке совсем для маленьких детей, жестокий конец сказки (два первых братца с хилыми домишками погибли в пасти волка) переделан — съеденые поросята выскочили из живота ошпаренного волка. Но чувствуется в этом фальшь — как-то это не по-английски, не по-пуритански. Что, можно вот так на халяву построить замок из песка, и всё равно будешь победу праздновать наравне с крепким хозяйственником? Какая-то французская мелодрама про Красную шапочку получается.

Перед нами прошли все герои "Винни-Пуха". Над прощаться.

Для прощания с "Винни-Пухом" я выбрал главу, "в которой Винни-Пух изобретает новую игру и в неё включается Иа-Иа" (это глава 14 сокращённой заходеровской версии перевода или глава 6 второй части полной версии).

В этой главе присутствует столкновение разных планов повествования. К тому же, в этой главе мы встречаемся со всеми цетральными персонажами. Содержание главы таково:

1) В очень долгой неторопливой экспозиции рассказывается, как Пух изобрёл игру: кидать с одной стороны моста палочки в воду и ждать на другой стороне, какая из них выплывет первой.

2) Показывается сцена игры, в которой участвуют Пух, Кролик и крошка Ру.

3) Из-под моста вместо палочки выплывает осёл Иа.

4) Пух придумывает и под командой Кролика осуществляет способ прибития ослика к берегу: кидает в воду большой камень.

5) Ослик Иа выбирается на берег и обвиняет Тигру в в своём падении в реку.

6) Появляется Тигра. Вступает в пререкания.

7) Появляется Кристофер Робин. Демиург никого не наказывает, да и вообще не выносит никакого приговора.

8) Все идут играть.

Интерес представляют те иллюстрации, которых по условиям макета было немного к этой главе. По одной иллюстрации нашлось у А.Кошкина и Э.Назарова. Это излюбленная сцена у иллюстраторов: из-под моста выплывает Иа.

У Кошкина сцена выдержана в духе сюрреализма. И величественная композиция: отстранённый ракурс сверху, равнодушная природа, малость персонажей на мосту... У Назарова — подход мультипликатора: всё спрессовано, вот-вот энергичный Кролик подаст сигнал, Пух отпустит камень, сейчас-то смешно, а будет ещё смешнее...

Кошкин иллюстрирует произведение, как будто стоящее в одном ряду с "Божественной комедией", а Назаров — потешный мультик (причём, возможно, совсем не тот, который снимал Хитрук).

Традиционна в своей меланхолии Шульгина. Она иллюстрирует хотя и забавную, но всё же английскую повесть. Пух, который придумывает новую игру — очень важная часть главы. Но эту часть можно отразить только портретом Пуха с шишками (сначала он шишки бросал с моста). Заставку Шульгина отдаёт Пуху, а концовку — ослику из-под моста.

Вот, кстати, ещё картинка из издания "Радуги" (1983) на английском языке.

Те же сцены, что и Шульгина, выбрали ранее Диодоров и Калиновский: Пух-мыслитель на заставке и ослик из-под моста на страничной иллюстрации. И настрой такой же: лёгкая английская меланхолия.

И закрепление лёгкой английской меланхолии: на обороте вклейки ослик Иа плывёт по реке один, совсем один.

В отдельной сюите Диодорова через 20 лет настрой был другим: показывать сюжет в развитии. Вводная часть главы полностью игнорируется. На заставке Диодоров сразу изображает коронный номер: ослик Иа вверх ногами.

1) Далее даётся связное изложение событий: игра в пустяки, проплывающий ослик, метание камня, ослик выбирается на берег. Хорошо, что много иллюстраций вкраплены в текст: надо читать все те диалоги, которые сопровождают несложные действия.

2) Появляется развязный Тигра. Он не собирается ни в чём раскаиваться.

3) Никто не наказан. Играют все (и Тигра с Иа).

Чижиков тоже даёт не эпизоды для создания настроения, а связный рассказ о событиях.

1) Величавость проплыва Иа под мостом компенсируется весёлой сценой швыряния камня.

2) Жалкий Иа и судилище над Тигрой. Иа жалко, но Тигру кара не нашла. Наверное, этот английский выкрутас для Чижикова был обескураживающим: у него на рисунке и Кристофер Р. вроде бы как вникает в дело (а на самом деле не вникает совсем), и вроде бы Тигра всё осознал (а на самом деле, нет).

Первые иллюстрации Алисы Порет к русскому Винни-Пуху.

Книжка ещё не культовая. Картинки простые в своей интерпретации.

Порет не мешает собственному воображению читателей, не ставит препятствий на пути будущих интерпретаторов.

Пора подводить итоги. Они оказались неожиданными. Вроде бы, "Винни-Пух" — книга с напряжённым сюжетом, затейливыми приключениями и смешными подробностями. Но весёлые иллюстрации (даже первоклассные) начали утомлять: они отвлекают от текста (при том, что к этой главе у меня нет пёстрых картинок Антоненкова).

Хорошо легли на текст задумчивые картинки с малоактивными персонажами. Видать, очень многоплановыми оказались повести Милна. А, может, просто очень английскими.