Продолжим после перерыва обзор пушкинских "Повестей Белкина". На очереди — "Гробовщик". Готическая проза с ожившими мертвецами, вполне типичная для русской литературы той поры. Но у Пушкина — юмористическая готическая проза (да ещё и пародия на "Дон Жуана"). Тогдашние критики посчитали "Гробовщика" затянутым анекдотом. А через 200 лет мы видим, что повесть сохранила свою свежесть, в отличие от многих "серьёзных" ужастиков XIX века.

В иллюстрировании "Гробовщика" есть особенность. Имеются несколько широко известных дилетантских рисунков Пушкина к этой повести — почти сюита. У профессиональных художников можно увидеть переклички с этими рисунками.

Иллюстраций 1920-х — 1930-х к "Гробовщику" оказалось много. Пришлось их разбить на иллюстрации, опубликованные в эти годы в СССР и иллюстрации русских эмигрантов, опубликованные за границей. Сегодня — советские иллюстрации.

Для довоенного времени полные сюиты иллюстраций к отдельным повестям Белкина — редкость. Одна такая полная сюита к "Гробовщику" принадлежала русскому эмигранту Н.Зарецкому. Сюита полная, но я с ней смог ознакомиться менее, чем на половину. В моей коллекции есть такая массовая советская книжка 1936 года, в которой помещены 4 чёрно-белые картинки. С художником Н.Зарецким мы встречаемся впервые, на Фантлабе его персональную страничку я не нашёл. Книжка на Фантлабе есть: https://fantlab.ru/edition111298.

Библиографическое описание из каталога-справочника 1987 года:

Дополнение к библиографии: Тираж 300 тыс. экз. Цена 40 коп.

Полностью отсканированная книга в свободном доступе выложена на сайте РГДБ: https://arch.rgdb.ru/xmlui/handle/1234567....

В альбоме "Пушкин в русской и советской иллюстрации" (1987) имеются 3 цветные картинки Зарецкого к "Гробовщику", датированные 1920 годом. И сведения о первом зарубежном издании: 1923 год, Берлин (на русском языке), 13 двухцветных иллюстраций высокого качества. На сайте одного аукциона мелко-мелко даны фотографии разворотов со всеми иллюстрациями из берлинского издания. Ничего не разобрать, а при увеличении картинки утрачивают резкость. Так что придётся довольствоваться тем, что есть.

Посмотрим имеющиеся иллюстрации Зарецкого и вспомним сюжет "Гробовщика".

Повесть начинается без предисловий с того, что гробовщик Адриян Прохоров переезжает на новое место, используя для этого рабочий транспорт: похоронные дроги. Зарецкий (вслед за Пушкиным) просто нарисовал этот экипаж двойного назначения:

Дальше в имеющемся иллюстративном ряде — провал.

Ну а в повести новый сосед — русский немец-ремесленник (сапожник) Шульц — пригласил Адрияна к себе на серебряную свадьбу.

Гробовщик с дочерями собрался в гости к соседу-немцу на серебряную свадьбу. Зарецкий даёт парадный семейный портрет.

цитата

Не стану описывать ни русского кафтана Адрияна Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи... Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи

Собственно на свадьбе гости много пьют. У нас есть возможноость сравнить цветной первоначальный вариант этой сцены с оттиском из издания 1936 года.

Кульминацией пирушки был тост «За здоровье тех, на которых мы работаем!". Для гробовщика тост двусмысленный. Гости стали над Адрияном потешаться, он разобиделся и ушёл.

Рано утром после попойки за Адрияном прислали с радостной вестью: "Купчиха Трюхина скончалась в эту самую ночь".

Адриян, всё ещё тая обиду на соседей, принимает решение отпраздновать новоселие без них: "Хотелось было мне позвать их на новоселье, задать им пир горой: ин не бывать же тому! А созову я тех, на которых работаю: мертвецов православных». Пожелание сбылось, Адриян возвращается домой, а там...

цитата

Комната полна была мертвецами. Луна сквозь окна освещала их желтые и синие лица, ввалившиеся рты, мутные, полузакрытые глаза и высунувшиеся носы...

Это первый клиент Адрияна, который лезет к нему обниматься.

цитата

«Ты не узнал меня, Прохоров, — сказал скелет. — Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того самого, которому, в 1799 году, ты продал первый свой гроб — и еще сосновый за дубовый?» С сим словом мертвец простер ему костяные объятия...

Сложно иллюстратору обойтись без этой сцены... Зарецкий её, конечно, рисует.

Кончилось всё хорошо. Это оказался сон — тяжелый кошмар после пирушки у немцев. Правда, долгожданная смерть купчихи Трюхиной тоже приснилась. Но это Адриян с лёгкостью перенёс.

Почему-то располагает "Гробовщик" иллюстраторов к тому, чтобы они давали бытовые зарисовки разночинной Москвы, где у Пушкина происходит действие повести. Причём, это зарисовки провинциального города, каким Москва была тогда по сравнению с Петербургом. У Зарецкого в доступных мне иллюстрациях есть концовка: будочник (с алебардой!), фигура архаичная уже для 1830 года. Причём будочник этот — сквозной персонаж повести, Пушкин описывает его с удовольствием. Это "чухонец Юрко" — единственный "из русских чиновников", бывший на пирушке у немцев.

Вот такая фрагментарная сюита эмигранта Зарецкого. Цветные иллюстрации — прелестны. Они без ярких признаков модерна, но вполне укладываются в дореволюционное направление круга "Мира искусств". Для 1920 года эти картинки были уже, конечно, несовременны — только напоминание о безвозвратно ушедшей эпохе. В чёрно-белом воспроизведении в советской книжке эти иллюстрации утратили грациозность (да ещё и качество воспроизведения низкое). С художественных позиций советские критики Зарецкого невысоко ценили. П.Эттингер в обзоре "Иллюстрированные издания Пушкина за годы революции" ("Литературное наследство", т.16-18, 1934) две картинки из немецкого издания поместил (очень плохо воспроизведённых). Но творчество Зарецкого не рассматривалось — в заграничной пушкиниане за лидерство борются между собой художники А.Алексеев и В.Масютин.

Отношение к политически-нейтральным эмигрантам было ещё спокойным (ещё надеялись некоторых вернуть), хотели к 1937 году А.Алексеева издать — не получилось. А вот сюиту эмигранта Зарецкого издали в СССР в предюбилейный пушкинский год. И, видимо, это был единственный довоенный советский "Гробовщик", где были нарисованы мертвецы и скелеты. А вышел-то этот "Гробовщик" в "Детгизе" (в 1936 году — "Детиздат").

Уже знакомый нам художник Л.Хижинский и его ксилографии из знакомой серийной ленинградской книжки 1936 года навстречу пушкинскому юбилею. По одной гравюре к каждой повести.

К "Выстрелу" у Хижинского была кульминационная сцена со второй дуэлью, к "Метели" — метель. Для "Гробовщика" художник сделал городской пейзаж. Остановился на первых тактах вступления: снимают вывеску со старого дома Адрияна, переехала лавка гробовщика.

Ещё одно знакомое нам юбилейное издание белкинского цикла для "взрослых" — издательство "Academia", 1937 год. По две ксилографии (заставка и концовка) к каждой повести художника Н.Пискарева.

Тоже решил иллюстратор обойтись без мистики. Просто дал эпизоды реальной (без пьяного дурмана) жизни гробовщика Адрияна. В начале повести Адриян переезжает, в конце — пьёт чай (как и собирался).

Наверное, серьёзные художники посчитали, что рисовать оживших мертвецов — потакание неразвитым вкусам читателей (для "Детгиза" пришлось мертвецов заимствовать из немецкого издания). У Пушкина должна быть какая-то сверхидея. Но сами художники этой идеи не нашли. Получилась история про размеренную жизнь на московских улочках. Судя по мелькающим датам — первый клиент в 1799 году, проживание на старом месте 18 лет — перед нами должна быть Москва 1817 года, которая возрождается после самосожжения во время наполеоновского нашествия. Но об этом намёков нет ни у Пушкина, ни у художников...

Были, впрочем ещё скелеты в советской довоенной книге. Книга, изданная в 1937 году на украинском языке (тем самым ограниченная в распространении). Художница М.Котляревская (на Фантлабе представлена: https://fantlab.ru/art9992).

Библиографическое описание книги в каталоге-справочнике:

Книги этой у меня нет, на Фантлабе она тоже не представлена. Иллюстрация к "Гробовщику" воспроизведена в альбоме "Пушкин в русской и советской иллюстрации" (1987 г.).

Это линогравюра. Хорошая техника. И композиция пока ещё свежая. Позже, когда скелеты массово проникнут в советские издания "Гробовщика" такая композиция станет общим местом.

Нарисовал мертвецов в "Гробовщике" и выдающийся художник В.Свитальский. Но до войны иллюстрации не были опубликованы. Первая публикация — в 1961 году в этом альбоме.

Картинку повторили в современном неплохом иллюстрированном однотомнике от "Эксмо", но заставку к "Гробовщику" в этом издании сделали постороннюю.

С силуэтами Свитальского мы встречались в связи с иллюстрациями к "Евгению Онегину" — в этой колонке это статья № 1.

Впечатляющий рисунок. Но не пустили его в печать в 1935 году. Так что ожившие мертвецы в довоенном СССР были адресованы только детской аудитории. Взрослые читатели в других центральных советских изданиях увидели скучноватые картинки без мистики. Это в заграничных "Гробовщиках" вовсю плясали скелеты.

Завершают обзор иллюстрированной "Метели" особые художники. Думал назвать их постмодернистами, но у меня и сам Пушкин постмодернист, что расходится с научным определением. Думал также обозначить их "нескучными" художниками, но это обидно для других. Эпохи разные. В общем, единственная общая черта у этих сегодняшних художников только та, что они не реалисты. Так что пусть будут "нонреалисты".

Забирохин — самый яркий неформал из современных признанных графиков — проявил удивительную умеренность. Никаких непропорциональных фигур. Пейзаж. Всё-таки завораживает русских художников зимняя стихия. И никакой гиперболизации не требуется: и так страшно. Такая картинка вполне вписывается в традиции иллюстрирования "Метели".

Концовка тоже удивила: церковная утварь без привычного гротеска. После пережитой метели как-то посмирнее стал художник.

Перевезенцев — тоже известный нонконформист. Вызывающе рисует карандашами детские каляки-маляки. В постмодернисты я его записал после "Выстрела", где Сильвио был в треуголке и античной тоге. В "Метели" ехидства поменьше, но ярлык постмодерниста уже приклеился, и художник попал в это сообщество.

Есть у художника и портрет Маши — падающей Маши. Маша падает в обморок — пришло известие, что Владимир, с которым так нелепо пришлось расстаться, тяжело ранен при Бородино (и умрёт "в Москве накануне вступления французов").

Есть и привычная завершающая сцена: объяснение Бурмина. Всё как у людей: нонконформист это вам не кубист какой-нибудь.

Эти картины в книге не издавались. Я их увидел на сайте художника И.Шаймарданова (там ко всем повестям Белкина): http://shaimardanov.com/tvorchestvo/poves.... Совершенно очаровался. Очень трогательный постмодернизм. Оригинальности очень много.

Вот первые картинки: ещё и не разберёшь, что это стилизация под иллюстрацию для детской книги советских времён. Сначала прекрасная зима, хотя и без метели. Маша убегает по длинной-длинной аллее, а заблудившийся Владимир стучится в занесённый домишко

А вот Бурмин выступает на сцену. На первой картинке он заходит в церковь с половичками. А на второй отъезжает после венчания (война на носу, в полк надо торопиться).

То, что перед нами стилизация, понимаешь окончательно только на последней картинке, когда, наконец-то, фигуры людей поданы крупным планом.

Не сразу удалось загрузить иллюстрации из этой книги, вышедшей в Германии в 1922 году. Показываю с опозданием. Мой любимый Масютин.

С Масютиным мы уже не раз встречались. Его "Повести Белкина" я задним числом представил, там же иллюстрации к "Выстрелу" — самые характерные из всего сборника: https://fantlab.ru/blogarticle62813.

Если к "Выстрелу" целый цикл (три иллюстрации), то к "Метели" всего одна картинка.

Заграничные иллюстрации к Пушкину до определённого момента спокойно, без всяких идеологических шаблонов, обсуждались советскими искусствоведами. Ещё в 1934 году П.Эттингер писал в "пушкинском" томе "Литературного наследства", что Масютин самый плодовитый из зарубежных иллюстраторов Пушкина и что его стиль — это "упрощённый, хотя всегда темпераментный линеаризм" (видимо, от слова "линия").

Только благодаря эмиграции первой волны мы имеем авангардистское прочтение Пушкина. В Советской России в то время авангардизма в книжной графике тоже хватало, но до Пушкина руки так и не дошли.

Всё-таки наши прославленные старые советские художники, которые опубликовали свои новые циклы к произведениям Пушкина за последнее десятилетие, ни с кем не сочетаются. Это чистый безмятежный реализм в мягкой технике (акварель, пастель, мелки и что там ещё). Не надо его ничьим соседством замутнять.

И с книгами, и с художниками уже встречались. У Иткина — два варианта (ранний — чёрно-белый) 2008 года и поздний — цветной 2018 года. У Райпольского — цветной 2019 года.

А сравнивать картинки этих художников можно в едином потоке.

Предназначение заставки-иллюстрации неоднозначное. Я думаю, что она выступает в роли графического эпиграфа ко всей книге или отдельной части. Иткин так заставку и делает: не очень навязчиво, но с намёком на содержание. У Рейпольского заставка просто первая из цикла иллюстраций, описывающая ранний эпизод: летний роман Маши и Владимира.

У Рейпольского портрет Маши перед побегом (письма пишет, как и у многих художников). У Иткина — утром после венчания с незнакомцем Маша выходит к родителям: такой Маши мы ещё не видели.

Традиционная сцена для иллюстраторов: заблудившийся Владимир.

Рейпольский нарисовал возвращение войск из-за границы.

Объяснение Маши и Бурмина — тоже традиционная сцена. У Рейпольского — юные стройные герои. А вот у Иткина — какие-то негламурные.

Рассказ Бурмина про его венчание с незнакомкой — это нарисовал только Иткин. Рейпольский от изображения этого неблаговидного поступка уклонился. У Иткина сцена венчания — в двух вариантах. Композиция одна и та же, но разница велика. На чёрно-белом рисунке стройный Бурмин во фраке с хищным оскалом — так какого-нибудь Дракулу могли бы французские художники в XIX веке награвировать. В позднейшей цветной иллюстрации Бурмин уже просто мелкий бес.

Интересные концовки у обоих художников. Рейпольский нарисовал пожилую женщину — видимо, мать Маши: милый семейный покой в кругу семьи обеспечен Бурминым. Иткин в концовку поместил церковь, к которой съехались возки. Но метели нет — и такая церковь в нежных зимних сумерках была бы уместнее к рождественскому рассказу. Но идея та же — всё хорошо, всё спокойно.

Очень хочется советским художникам в XXI веке, чтобы все были счастливы и умиротворены.

Продолжаю обзоры иллюстрированной пушкинской "Метели". Сегодня — разные художники, которых ничего не объединяет кроме того, что они полностью принадлежат к постсоветскому периоду.

Уже знакомая книга из рубежного 1999 года.

Очень много Маши. Метели совсем нет.

Тоже знакомая современная книга. Двадцать лет отделяет её от предыдущей. А эстетика та же: изломанность, беспокойство.

Вот первые иллюстрации. Бог с ней, с эстетикой. Что-то здесь всё же не то...

При разглядывании "Выстрела" заподозрил художника в перерисовывании кадров из советского кинофильма (граф Б. уж больно на Ю.Яковлева был похож). В кинофильме "Метель" актёров, узнаваемых безошибочно, не было (там просто красавчики с правильными типовыми чертами лица). Пришлось специально глянуть на кинокадры. Ох, укрепляются мои подозрения:

Не знаю, зачем в фильме Бурмин время от времени носил сюртук с эполетами вместо гусарского мундира, но художник в сцене с Машей это сохранил (самому такого не выдумать). И детали мебели совпадают...

Может, в книге и не грубая перерисовка — может, фильм (не в первый раз) выступает источником вдохновения. Но не такая уж у художника техника или концепция, чтобы оправдать подобные заимствования. Пока больше на халтуру смахивает.

Книга тоже этого года (уже третьи "Повести Белкина" в 2019 году). Совсем другой настрой: спокойствие, традиции и романтизм. Вот и составь представление об эпохе по массовой книжной графике...

По случаю первого знакомства даю библиографическое описание по образцу каталога-справочника.

Метель. — М.: Проспект, 2019. — 24 с.; 16,5 см.

РОСТОВА А.: 4 страничных илл. (ч/б силуэты).

Тираж 2 тыс. экз.

Книги на Фантлабе нет, подал заявку.

Эта маленькая книжка в картонной обложке входит в папку-бокс с отдельными повестями из белкинского цикла. Непрофильный проект издательства "Проспект".

Идея заимствована из знаменитого издания 1936 года: папка-бокс с книжечками; тогда отдельные произведения объединены были не циклом, а иллюстрациями (ксилографиями) А.Кравченко. Размер такой же. Но современное издание по полиграфии библиофильским не является.

Первая повесть — "Выстрел" — с давно известными силуэтами Гельмерсена получилась не очень удачно (см. постскриптум: https://fantlab.ru/blogarticle61640). Остальные повести — силуэты современных художниц. Некоторое время колебался насчёт покупки (был неприятный опыт современных силуэтов, прицепленных к божественной "Русалке" Изенберга).

Но опасения не оправдались. Понравились иллюстрации новой художницы — А.Ростовой. Хорошая техника, оригинальная манера.

Возможно, раньше силуэтами признавались только вырезанные ножницами фигурки. Теперь это просто игра контрастов. Уже можно силуэты припудрить: так в первых сценах очень удачно метель передана.

А можно делать классические фигурки (при этом не только чёрным по белому, но и одновременно белым по чёрному: см. девичью обувку на первой картинке).

Приятно видеть качественную работу молодых современных художников/художниц. Ретро в лучшем проявлении.

Иллюстрации пушкинской "Метели" последнего десятилетия советской власти.

Миниатюрное издание, что тогда почти автоматически обозначало "библиофильское". Иллюстрации в таких случаях, как правило, были "продвинутыми". У Берштейна, как мы уже видели, каждая повесть предваряется разворотом. К "Метели" — сброшенная фата.

Следующая иллюстрация — длинная панорама. Но в книжке она разрезана на две страничных иллюстрации и два разворота. В отличие от "Выстрела" в альбомах образца неразрезанной панорамы нет. Поэтому придётся мысленно собирать её.

На первом элементе этого искусственно созданного триптиха видим за деревьями Владимира в санях, стремящегося вперёд. Цель путешествия — церковь в Жадрино — видим на последней части. А между Владимиром и церковью — пустота с брошенной рухлядью. И фата колышется вмести пурги. Собственно метели-то как погодного явления и нет.

Попытался склеить в редакторе: получилось только для самого общего представления:

Весь этот символизм и длинный показ пустот очень кинематографичен в стеле тогдашних фильмов Тарковского и Михалкова. Тогда это, действительно, было для искушённых зрителей.

Ещё одно миниатюрное издание. Но уже без обращения к высоколобой публике. Гравюра на дереве после Фаворского стала понятна массам. К тому же художник Бакулевский следует за сюжетом. Некоторая условность — от избранной техники. Это самая подробная сюита к "Метели".

Традиционной сцены "Бурмин у ног Маши" не предусмотрено. Видимо, не это самый запоминающийся поступок Бурмина в рассказанной истории. Бедная Маша!

Опять кинематографические иллюстрации: киевская художница Якутович. Это тоже интеллектуальное кино, но не заумное, а в стиле фильмов Марка Захарова. Театральные броские декорации и крупные планы.

В театрах любят, изображая военных пушкинских времён, вешать прапорщикам на шею большие белые кресты: с задних рядов видно. Вот и Якутович не удержалась.

Сказано же у Пушкина: у Бурмина георгиевский крест в петлице. Но художница рисует крест с георгиевской лентой на шее к Бурмина (и отдельно ещё крупно на ленте его показывает). Был бы Бурмин в звании полковника награждён такой степенью, его бы вся Россия знала!

Как всё-таки нравы смягчились в нашу просвещённую эпоху: в 1988 году готов был убить за такое, а сейчас — не готов.

После всех изысков картинка Косульникова к "Метели" позволяет расслабиться.