Вещица эта, несомненно, мощнейшая. Гейман такие писать не только может, но и умеет. Он может щёлкнуть вас по носу, может дать подзатыльник, а может и наподдать под зад. Словом, конечно. Может и отхлестать, нас, читателей, по щекам, отхлестать как в этом маленьком рассказике, отхлестать так, что будет не столько больно, сколько стыдно. «Мерзко!», — возмущаются одни; «Мы не такие!», — негодуют другие; «Демагогия!», — кричат третьи. А что, собственно, такого сказал Гейман, что многие на него так взъелись? Подчеркнул особую жестокость людей, потыкал в неё носом, словно нашкодившего котёнка в наделанную лужу? Конечно, это может быть неприятно — лужа-то попахивает, и даже неприятно вдвойне, учитывая, что Нил прав.

Эта обида, возникшая у некоторых читателей, похожа на ту, что возникает, когда вас поймали за каким-нибудь не очень хорошим, предосудительным занятием, вот резко открыли дверь в вашу комнату, а вы там занимаетесь чем-то не очень приличным. И вы начинаете обижаться, а обижаясь – оправдываться, а оправдываясь – злиться и выплёскиваете что-то похожее на «а что это ты врываешься в мою комнату без стука? Это моя комната, это мой мир, со своими правилами!». Вот так и Гейман без стука «открыл дверь» в нашу комнату, в которой мы, люди, живём по своим правилам и делаем — чего скрывать-то, делаем – непотребные вещи, в том числе и с животными, в том числе и с младенчиками. Но обида и злость, временно застлавшие разум, не позволяют задаться правильными вопросами, которые никак не могут лежать в срезе таких, как «куда ушли животные?» и «как, как (?!) могли уйти младенцы, они ж не умеют ходить?». Важно сознавать, что ни о какой буквальности понимания здесь не может идти речи, рассказ-то поглубже будет.

И уж тем более это никакая не агитка, и уж конечно, не веганская. И не о том, что люди теперь едят младенцев, съев ранее животных, и теперь им предстоит решать вопрос, кем питаться дальше. Естественно, нужно понимать, что Гейман гиперболизировал «поедание» младенчиков, намеренно и осознанно вскрыв рану и показав гнойное образование – человеческую сущность. Рассказ о ней – о врождённой, потоковой, непроходящей жестокости человека; о его изворотливой, убийственной для других, патологической жажде выживания несмотря ни на что и порой даже вопреки. Если для того, чтобы не то что выжить, а просто жить, нужно издеваться, ставить опыты, убивать и насиловать, то человек будет это делать. Не какой-то гипотетический персонаж на страницах книги, а вполне реальный осязаемый человек – тот самый, что ест, спит, ходит, работает рядом с нами. Рядом с вами. Вы, мы, я. Стоит только поставить нас в подходящие условия, а ещё лучше на грань, и в том или ином виде страничка этого рассказа материализуется.

И, даже находясь на грани, мы справимся. Мы найдём выход. Мы же всегда его находим, это правда.

Мне всегда казалось, что так дела в литературе не делаются, но оказывается, я заблуждался. Данный рассказ – это даже не плагиат, это нечто более неприличное. Наверное, есть этому достойное определение, но без ругательств я сие охарактеризовать не могу. Можно ли оценивать такой дешёвый парафраз как отдельное, авторское произведение, я сомневаюсь. Но факт того, что Кэролайн Черри не постеснялась без зазрения совести взять (=стырить) древнегреческий миф о Сизифе, просто пересказать его и подать как своё сочинение, налицо.

Просто пересказать, понимаете! Не меняя ни имён, ни сюжета. Не добавив ничего от себя, не обогатив аллюзиями или намёками, не раскрасив другими красками, не вложив ни иного прочтения, ни даже какой-нибудь завалящей философии, ни даже чего-то личного. Вон, к примеру, Альбер Камю, хотя бы под другим, определённым углом посмотрел на труд Сизифа, а что сделала Черри? Ничего, только взяла одну из версий мифа и переписала на «фирменных бланках» со своими подписями. В качестве эксклюзива, у неё лишь камень в конце упал и разбился на куски, как бы освобождая Сизифа от той участи, которой обременили его боги. И на этом – всё: ни яркого языка, ни эмоций. В общем, зря я это читал, да ещё в нескольких переводах, весьма различных, кстати (например, в одном Танатос, Бог смерти – молодой парень, а в другом – наоборот, немолодая и уж совсем наоборот, — женщина). Лучше бы я потратил время на переписывание какого-нибудь мифа, ну допустим, про Персея, или там, про Хлою какую-нибудь; потом подписал бы своим именем да опубликовал… За деньги…

Сказать по чести, пребываю в полнейшем восторге от этой истории! И хотя замечу при этом, что готические рассказы и разного рода художественные байки о домах с привидениями, о призраках и прочем потустороннем не так уж часто встречались на моём читательском пути, но некоторое понятие о них я всё же имел. Кстати, не жаловал я их своим вниманием вполне осознанно и практически избегал почти намеренно, считая эти истории решительно легковесными и не заслуживающими внимания. Не могу, к счастью, повторить то же самое в отношении этого рассказа: занятное, в высшей степени стройное, чёткое повествование с отчётливым старомодным слогом (оно и понятно, каким же ещё быть полутора столетнему рассказу…) увлекло, потянуло за собой и пропитало меня так, что даже сейчас, мне кажется, я пишу примерно в той же манере.

Атмосфера викторианской Англии зависла надо мною (или я в ней) настолько явно, что я немедленно укрепился в мысли, что заслуга в том принадлежит прежде всего незнакомому мне доселе Эдварду Бульвер-Литтону – автору незаурядному и, я бы сказал, блистающему определёнными гранями таланта, раз уж он смог такое провернуть. С одной стороны, по-другому, кроме как по сегодняшним меркам «старомодно», он писать не мог, с другой же – только талантливо написанное способно и по сей день, спустя века, будоражить ум, находить отголоски, или, по меньшей мере, быть интересным потомкам.

Вопреки некоторым мнениям, с коими я ознакомился на этой странице по прочтению, но менее всего желая вступать в дискуссию, отмечу лишь, что лично для меня рассказ не показался разбитым на какие-либо разрывные куски, Тем более, я не разделяю его на неравноценные, или, того хуже, взаимоисключающие части. Конечно, он имеет вполне отчётливо-различимые сцены, но они не разнородны, не чужды и не враждебны друг другу, но органично следуют одна за другой. Скажем, для целостного понимания всего происходившего, первая сцена, коей посчитаем проведённую главным героем ночь в загадочном доме, настолько же неотделима от второй (поиски и нахождение некоторых ответов, касаемых означенного дома и потайной комнаты в нём), насколько и третья, в которой происходит некоторое противостояние с загадочным человеком, состоит в неразрывной связи со всем, описанным прежде. Кстати, насколько я могу судить по некоторым отзывам, не все читатели имели пред собою полную версию перевода с той самой, третьей частью: к примеру, перевод С. Лихачёвой в антологии «Вампир. Английская готика. XIX век», если судить по гуляющему в сети файлу, заканчивается на благополучном вскрытии тайной комнаты и встречу с могущественным мужчиной не содержит, а она очень важна!

Что касается главной идеи рассказа, его теоретической модели осмысления, объяснения невероятного, то тут я тоже не нашёл никаких противоречий. Невозможно отрицать, что теория, подробно, чётко и логично подтверждённая практически, это уже не теория, но непреложные факты – всё сверхъестественное имеет за/под собой материальную основу и сверхъестественным может считаться ровно до тех пор, пока не представится случай дать сему рациональное толкование. Согласен я и с тем, что любое «чудо» можно объяснить с точки зрения какой-либо науки, физики ли, логики ли, какой-то ещё. Раньше ведь и молния, и затмения, и извержение вулкана считались некими сверхъестественными, божественными проявлениями Природы, а теперь каждый школьник знает, что это есть на самом деле. И здесь это даже не теория, это – мировоззрение, это жизненная позиция, это свойство ума, это уклад сознания не только и не столько героя рассказа, сколько, вне сомнений, самого Э. Бульвер-Литтона. Лично меня убедили их доводы и доказательства; правда, я и до этого не особо, знаете ли, развешивал уши и беззаветно верил во всякие фокусы, противные самому Естеству.

Не нашёл я ничего противоестественного, бахвального, пижонского и в самой личности главного героя. Более того, пребываю в убеждении, что только такой человек – ищущий, с серьёзным и бесстрастным подходом, наименее подверженный эмоциям – и мог настолько близко подойти к разгадке. И пусть Сила, Воля и Могущество *мистера Ричардса* оказались всё же поувесистее тех же качеств у героя, но побеждённым, сломленным я бы считать его отнюдь не стал. Закалённый в этой схватке, и прежде вооружённый стойкостью, мужеством и знаниями – что важнее всего(!), он стал только сильнее и умнее.

Таким образом, что я, не говоря за всех, имею на выходе: отличную в литературном плане историю в хорошем переводе Людмилы Бриловой. Бесподобно выписана ночь в страшном доме, и по содержанию и стилистически, совсем неплохи диалоги и монологи, и описания как внутренних страхов, так и внешних «ужасов». А подо всё это уложена убедительная доказательная база, живой, яркий слог, стройное повествование, да так, что эта история вошла в почти идеальный резонанс с моими чаяниями и мироощущением.

«Десятку» не ставлю только потому, что не отказываю другим писателям в дальнейшем поразить меня ещё больше.

Не нашёл ничего примечательного для себя в этом рассказе. От подобного рода рассказов у меня возникает такая ассоциация: как будто он печатался в нескольких номерах журнала, и мне попался какой-то срединный номер, и что было в начале и чем всё закончилось, осталось за кадром. Конечно, этот рассказ вовсе не печатался нескольких номерах, но мне, в общем-то, интересно и хотелось бы знать, а не додумывать, откуда появилась «проклятая тварь», почему проклятая и кем, кто она исходно, как с ней бороться (и надо ли) и куда она сгинет в случае смерти? То есть мне не хватило фактов, сведений, чего-то уточняющего.

Голый рассказ только ради описания сцены убийства и смелой теории – это маловато. Ну да, неплохо написано, оригинально выстроен сюжет, композиция, но, в сущности, это все его достоинства. А, ну ещё он сподвиг меня загуглить про «невидимые человеческому глазу цвета», и оказалось, что такой феномен, а точнее отклонение, у некоторых людей есть. Всё.

Так что, не проникся я.

Бесподобное, поразительное, полнейшее… разочарование! Рассказ, считающийся несомненной классикой, непререкаемым авторитетом в своей нише, и выходивший более чем в 120(!) изданиях только на русском языке, на поверку оказался, уж извините меня, пустышкой. Ну, а как ещё назвать историю, у которой замах был на миллион, а в итоге мы получили притянутую за уши развязку-разгадку, обременённую кучей ляпов, логических и временных нестыковок, с совершенно глупейшими, ненужными подробностями, поданными как доказательства…

А началось всё… с начала, настолько же дикого в степени своего заблуждения и неосведомлённости, насколько же невозможно встретить человека, который стал бы доказывать вам с пеной у рта, что дважды два – не четыре. Я сразу оговорюсь, что не являюсь большим поклонником, например, шахмат, но сентенции Эдгара По, наполнившие вступление, о ничтожности этой игры, вроде таких: «шахматист, например, рассчитывает, но отнюдь не анализирует» (заметьте это «отнюдь»), или «представление о шахматах, как об игре, исключительно полезной для ума, основано на чистейшем недоразумении» и множество других подобных страницы на три, отягощённые какой-то прямо фанатичной безапелляционностью, прозвучали тревожным звонком в моей голове. «У-у-у, — подумал я, — если он (По) продолжит в том же духе, и рассказ и дальше будет исполнен такой же поверхностной дури, то пустая трата времени мне обеспечена». И предчувствие меня не обмануло.

Но каков был зачин, каков «ввод преступления»! Чудовищное в своей жестокости бесчеловечное двойное убийство с леденящими душу подробностями (чего стоят только отвалившаяся голова старухи и плотно загнанный в дымоход труп дочери, брр!) – что может быть увлекательнее в завязке детектива! Поневоле предположишь, что такому преступлению самое то будет иметь потрясную разгадку, да такую, что все читатели должны будут диву даваться по итогу. Впрочем, диву и вправду даёшься, увидев, насколько невнятное в своей неправдоподобности объяснение было явлено читательскому взору. Нет, речь не о том, что *такого* не могло произойти – в конце концов, разве животное не может быть или стать убийцей? — речь о том, что это не могло произойти *так*, как описано. Я не отказываю герою По, Огюсту Дюпену, в некоторых способностях к анализу и логике рассуждений, — всё-таки как ни крути, а «преступление»-то он разгадал, — но то, какими методами это подал автор и какие «улики» подсунул, не принимаю.

Мало того, что я не люблю тот сорт детектива, когда факты, улики, ход расследования отстранены от читателя; когда последовательность размышлений недоступна читателю и сам он не может выстроить свою цепь умозаключений; тот сорт, когда писатель не играет с читателем в игру «а ну-ка, и ты попробуй разгадать», а попросту водит за нос по типу «тут у меня что-то есть, но я тебе не покажу». Вот мы видим, как Дюпен сам там чего-то в комнате шарится, вот что-то нашёл, вот что-то заметил, потрогал, подёргал, но что именно, неизвестно, и объявлено читателю о том будет только в сцене объяснения постфактум. Это нечестно. Все эти внезапно появившиеся громоотводы, срезанные шляпки гвоздей, потайные пружины на окнах – это просто профанация какая-то. Более того, заодно сразу скажу если не о ляпах, то о нелепостях, плодящих кучу вопросов:

- зачем вообще окна в жилой, используемой комнате «забиты» гвоздями?

- какого чёрта вообще нужны «потайные (потайные!) пружины», открывающие окна?

- как люди, находясь на 1-м этаже, услышали «беседу» между злоумышленниками, которые были на пятом этаже, и это при плотно закрытых дверях, толстенных стенах и мощных, я уверен, перекрытиях?

- какую «перебранку» они услышали, если никакой перебранки не было вовсе, если не считать нескольких восклицаний матроса, висящего за окном на ставне – снаружи, за домом!?

- как можно было принять животные звуки, уханье обезьяны за человеческую речь, и более того, различать в ней отдельные слова?

- как можно засунуть, пропихнуть тело девушки в узкий дымоход, ведь для этого нужно встать в камин в полный рост и ещё вытянуть вверх руки? Это каких же размеров должен быть камин?

- какого рожна приличные вроде женщины в ночнушках в три часа ночи «разбирали» бумаги; какая в том была нужда, если по понятиям того времени они в большинстве своём укладывались спать в 9-10 часов вечера максимум?

- для чего или для кого старуха «расчёсывала на ночь» (в три часа!) волосы, и вообще, что всё-таки она делала: разбирала бумаги или таки расчёсывалась?

- почему почти сутки трупы лежали в доме и на улице, как будто дожидаясь, а не соизволит ли какой-нибудь залётный умник с аналитическими способностями вроде Дюпена ни с того, ни с сего взглянуть на них, порыскать в доме, провести собственное расследование (что вы, это ж так просто у них, — нужно просто получить разрешение у знакомого чиновника!)? Вообще-то, мне всегда казалось, что трупы следует доставлять в специальные учреждения, обследовать их, анатомировать, а не раскладывать душными летними днями по дому; так-то, я слышал, трупы имеют свойство разлагаться и портиться, не говоря уж о том, что нужно иметь элементарное уважение к усопшим…

Можно ещё с полдюжины подобных вопросов задать мистеру По, но и этих, я думаю, вполне достаточно для того, чтобы уяснить, что всё это не лезет ни в какие ворота, а ведь есть ещё орангутан(г) в роли убийцы! В общем, мимо.

Однако, нельзя сказать, что в рассказе нет чего-то привлекательного. Ни много ни мало, он ведь считается родоначальников жанра, и ценен тем, что дал толчок развитию, популяризации жанра детективной литературы. В конце концов, Эдгар По подарил миру идеи, которые, впрочем, другие писатели реализовали впоследствии куда как изобретательнее, умнее и тоньше, будем честны. Да, прекрасно понятно, откуда «растут ноги» Шерлока Холмса и доктора Уотсона, но также и видно, как далеко ушёл Артур Конан Дойл и в векторе развития жанра, и даже в литературном плане. Важно и то, что Дойл фактически ушёл от применённого в данном рассказе понятия «индукция» (в отношении логических рассуждений) к определению «дедукция», притом что второе – это именно то, что следует из методов, употребляемых его литературным дуэтом. Хотя, я читал, что некоторые исследователи-критики считают, будто Дойл ошибался, применяя метод Холмса как дедуктивный, и что на самом деле он-де индуктивный. Это не кажется мне верным, потому что на практике Холмс применял сочетание этих способов исследования, и то, что в каком-то эпизоде, в конкретном рассказе видится нам результатом индукции (от частного – к обшему), в более полном смысле построено на дедукции (от общего – к частному), ибо, уже имея собственный опыт, свои наработки, он зачастую миновал свойственные индуктивному методу поиски гипотез и порой неуловимо для нас переходил уже к выводам.

К чему я это? К тому, что методы Дойла-«дедуктора» подчинены правильным, правдоподобным предпосылкам, посылам, чего, увы, нельзя сказать о По-«индукторе». Возвращаясь к Дюпену, наверное, выскажу мнение, что весь его успех зиждется на ошибках самого По, его просчётах. Вот ещё, допустим, один: поведано, что орангутан(г), бегая в три часа ночи по улицам, «увидел свет в окне спальни» и сиганул по громоотводу на пятый этаж прямёхонько в окно. Отбросим на этот раз сомнения, что одинокие женщины распахивают настежь окна посреди ночи, ладно, пусть так – ещё как распахивают; но, по свидетельству Дюпена, окна были плотно закрыты после убийств. Вы верите, что обезьяна настолько проворна, логична и разумна – ах да! я же забыл, что она у него не то что разумна, она ещё и членораздельно говорящая на пяти европейских языках!, — что, покидая в панике дом, аккуратно затворила за собой окна и ставни, даром, что они «запираются автоматически», они ж на потайной пружине, поди ж ты?! Я лично – нет, хоть и нам об этом намекает По. И так далее, и тому подобное…

В общем и целом, я, конечно, разочарован, но и благодарен в какой-то мере Эдгару Аллану По за фактическое рождение жанра, который я люблю с детства, за посаженные зёрна детектива как явления. Пусть взращивали и поливали их уже другие, при всей благодарности, я не могу считать этот рассказ вершиной этого направления.

«Дорогой Нил!

Я получил твою открытку на Рождество. Спасибо, конечно, но получилась она у тебя не слишком-то поздравительная, ты не находишь? Говоришь, мол, Старый Николас недоволен своим… хм… занятием. Зря. В таком случае, ему следует передать свои дела другому, кому не будет в тягость делать счастливым каждого на этом свете ребёнка. Вакантным место уж точно не будет. Кто же откажется от вечной жизни и возможности работать по графику «ночь через год»? И уж тем более ему не стоит завидовать Прометею и другим – он-то, по крайней мере, жив. Ты вправь там мозги Санте, пожалуйста…

В моём ответе тоже сто слов, хо-хо-хо…»

Обычно я оцениваю прочитанное по принципу «понравилось/не понравилось», и лишь изредка, не претендуя на вселенскую объективность, «что такое хорошо и что такое плохо». А вот с этим рассказом что-то у меня не складывается до конца определиться ни в той, ни в другой категории оценки. Но надо, поэтому…

Хороший это рассказ или плохой? Скорее, хороший, но с изъянами. Понравился ли он мне? Скорее, понравился, но с оговорками. Претензии сводятся, в сущности, ко всяким мелочам, не заслуживающим внимания, но основные — к скучности, я бы даже сказал, нудности повествования. При этом я, естественно, прекрасно понимаю, что любая проявленная в этом плане активность, любой «экшн» здесь не только неуместны, но и посчитались бы злом. Вопросы и поиски ответов на них в этом рассказе не могут требовать ни от писателя, ни от читателя, ни от персонажей какой-либо суеты, спешки или торопливости, поэтому, я почти уверен, автор писал размеренно, читал я неторопливо, а персонажи монотонно, но целенаправленно исполняли то, что им положено, несмотря на то, что субстанция, окрещённая «теми, кто называет» Туманом, их подгоняла неустанно лезть (ползти?) по Стене. (Хотел хоть в отзыве обойтись от поднадоевших прописных букв, но не сдержался…).

Ну, а как при такой неторопливости обойтись без размышлений, без философствования? Никак. Поэтому философии здесь предостаточно, что в ежевечерних беседах Сета с Каином, что в простых перебрасываниях фразами внутри тройки. Если в первом случае она в масштабах этого придуманного мира более глобальна: кто мы, куда идём, зачем, что такое [то и это], то во втором она более насущна («Чёрного нет, а муравьи — есть»). Проблема поиска ответов осложняется тем, что ищутся они, наверняка, не в первый раз. Сколькие до Сета и Каина уже задавались вопросами, и, возможно даже, находили какие-то ответы, но унесли с собой в Туман, неизвестно, но они были, я уверен. А ведь в этом мире, если не успел передать хоть толику знаний — пиши пропало, начинай сначала… Да и вообще, трудно идти к цели, не будучи не только уверенным в её достижении, но и в принципе не понимая, как она выглядит, эта цель. Уж если даже самый думающий из всего племени, Сет, не был способен «думать о том, можно ли добраться до конца Стены», поскольку не мог представить себе этот «конец Стены», то что о других говорить, которые то и делали только, что жевали, вязали, забивали острия и расчищали пещеры… И в этом, на мой взгляд, главная философская доктрина племени: могут его представители что-то представить себе – значит, это есть; не могут – того и быть не может. То есть можно представить себе очень широкий уступ, но бесконечно широкий, такой, что дойдёт до другого конца Стены, — уже нет. Намеренная ли здесь перекличка с довольно известной цитатой из Стругацких: «Раз человеческий мозг может всё это вообразить, значит, всё это где-то существует, иначе зачем бы мозгу такая способность?», или нет, я не знаю, но она есть.

Ну, хорошо, цель – конец Стены – может быть понятна, но как её достигнуть? Сдаётся мне, что нет физического способа дойти до конца Стены, «уйти по Стене», словно бы дойти до холодильника, добежать до магазина, доехать до школы. Скорее, только метафизически, мистически даже, только превратившись в некоего Светлого что ли, как противоположность Чёрного, сдавшегося, как это вышло у Лёгкого, ведь автор утверждает, что ему удалось, что он ушёл туда, куда всем «ещё предстоит ползти и ползти».

На протяжении всего рассказа не покидает ощущение не то что даже безысходности, а почти полной бессмысленности и тщетности всей это затеи. Концовка у него открытая, и остаётся за кадром, удастся ли Сету или ещё кому уйти, но я склоняюсь к мысли, что нет. Может, не те вопросы задавали, может, не те ответы нашли, но путь свой они ещё не прошли…

История слегка забавная, но не более. Это рассказ-шутка, рассказ-анекдот, а анекдоты бывают смешные, а бывают и не смешные, хотя, конечно, сие дифференциально для разного рода людей. Обычно, если он несмешной, человек задаётся вопросом типа «ну, и что тут смешного?», и порой пытается разобрать его по косточкам, чтобы понять, «что же». В данном случае я задался именно таким вопросом, а это плохо для меня. Вернее, не для меня даже, а для рассказа, ибо тогда у него весьма мало шансов понравится мне. Даже если я найду ответ на вопрос «что же?», и тем более, если не найду. Цепь размышлений приводить не буду, скажу лишь итог: рассказ, по мне, не смешной. Может быть, слегка остроумный, но, либо попорченный любым из четырех попавшихся мне переводов, либо сам по себе такой. Что неприятно удивительно, самым плохим оказался перевод признанного мастера этого дела Д. Жукова, чьи работы по Саймаку мне запомнились ещё со школьных времён. Вообще, странно видеть этот рассказ в антологии «Сказки американских писателей». Элвин Брукс Уайт, может быть, и достоин называться сказочником – внимательные читатели должны знать его сказочные (экранизированные, кстати) истории «Стюарт Литтл» и «Паутинка Шарлотты» — но сия история ну никак на сказку не тянет.

Рассказ-желание, как я такие называю. Думаю, многим, как и мне, порой хотелось бы, чтобы всё плохое в нашей жизни случалось лишь на листе бумаги, глубоко в запечатанном конверте, где-то в другой, параллельной жизни; в этой же, настоящей, чтобы тебе достались только счастье, радости и любовь; чтобы смерти, неудачи, неверные решения остались «там», а «здесь» всё было бы наполнено успехом, достатком и красотой…

На десятке страниц Гейман рассказал счастливую (в целом) историю молодой семейной пары, рассказал кратко, быстрыми мазками, выделяя лишь ключевые моменты их жизни. Нет ни смысла, ни необходимости пересказывать историю в отзыве: кто читал, тому достаточно слов Геймана, а кто не читал, узнает её в своё время из первых уст – у Нила на это первоочередное право. Важно лишь знать, что основная мысль содержится в концовке, следующей за смертью Гордона. И уж конечно, она не в том, что Белинде теперь надо делать выбор, а если и делать, то не между сыном и умершим мужем. Ей всего лишь нужно решить, понять, как она будет дальше жить без любимого человека. Хотя «всего лишь» — плохие слова для этого, потому что это трудная задача.

Я полагаю, что, сжигая «свадебный подарок» в камине, она просто заканчивает некий этап своей жизни. В этой точке бифуркации сходятся две её жизни – параллельная-негативная и реальная-позитивная, и дальше продолжится только одна. Без любимого мужа, но с любимыми детьми. Нет никаких сомнений, что она останется любящей, заботливой матерью, а не опустится на дно. Она достаточно умна, чтобы сознавать, что Гордон умер и его не вернуть уже, что надо жить для и ради детей и не дать возможности воплотиться в жизнь тому плохому, что есть в зазеркальной вселенной.

Думаю, что «ожидание, пока появиться шрам» — это всего лишь метафора, означающая, что дальнейшая жизнь скорее всего ещё принесёт какую-то боль, что она не будет полна счастья и любви, как было прежде. Сжигая письмо, она знала, что теперь-то уже без надобности заботиться об его сохранности. Дюжину лет этот подарок справлялся со своей задачей – оберегать её жизнь от дурного, но с одним не справился – не уберёг от смерти. Больше нет нужды и дальше жить двумя жизнями.

Но одной – надо.

Это один из тех рассказов, в которых автор не раскрывает своей задумки, не отвечает на главный вопрос. Из тех, в которых намеки воздушны и расплывчаты, словно облако, и если вам не удастся собрать из него достаточно осязаемой субстанции, некоего концентрата для осмысления, то оно растает без остатка, а у вас останется чувство, будто вас обманули.

Но изначально вам должны будут прийтись по вкусу те неясные образы, что создал автор; вы должны будете пройти нудный, неинтересный лекционный курс, воспринять материал, который следует перед главным вопросом рассказа. Вам просто необходимо будет назвать повествование поэтичным и изящным, чтобы иметь хоть малейшее желание отвечать на этот вопрос, который вы услышите в финале: «Ну, и зачем это здание?». И, чтобы не разочароваться, вам следует _самому_ придумать более или менее сносное объяснение тому, а зачем, собственно, это здание. Если объяснение можно будет назвать ещё и логичным, то вы – победитель, особенно если оно вас удовлетворит, а не послужит кормом для следующего вопроса, уже к автору: «И что из этого? Смысл в чём, если он есть?».

Это один из путей прочтения, но я прошел другой. Не увидел поэтичности, не заметил изящности, не заинтересовался и не сильно-то и захотел отвечать вопрос о здании. Невозможно представить, что аки многие-многие годы строят здание, мало задумываясь для чего, следуя какому-то внутреннему зову на уровне инстинктов. Или они знают, но не всякому расскажут, типа меня. Меня не удовлетворяет намёк: «Это для дако». Что? Курорт, госпиталь, тюрьма, резервация? «И что из этого?», спрашиваю, потому что когда ответ – любой из пришедших в голову, мне это напоминает неумный и ненужный психологический тест.

Не понравилось, не проникся.

Веселенький, запутанный хроно-рассказ. У меня всегда возникает много вопросов к историям о перемещениях во времени, ко всем – хоть к серьёзным, хоть к шуточным, но к последним меньше. К этому, допустим, я вопрошаю: если Маккарти-2 встретил в прошлом Маккарти-1 и дрался с ним, почему тогда Маккарти-1 никого не встретил и ни с кем не дрался, а преспокойно передвинул камень? Но это мелочи, ведь парадоксы времени пока что существуют лишь в теории (как сказал Майкл Флинн примерно по этому же поводу – «вините в этом Эйнштейна»), поэтому доказывать что-то читателю или автору бессмысленно.

А сам рассказ живой, с искринкой, такой это, «тенновский». Ладно скроен, крепко сшит, в меру серьёзен, в меру смешон. И уж, конечно, первичен по отношению к более знаменитым вещам — наверняка многие поминают «И грянул гром…». Тенн обыграл будущие штампы и обыграл тонко, с юмором. Наверное, с такой тематикой так и надо поступать: либо шутить и смеяться над ней, как он, либо преподносить всё с толстым налётом серьёзности, как Брэдбери. Третьего не дано, или не нужно.

Неплохой, увлекательный, динамичный роман, однако же, во многом достойный острых критических стрел. Насыщенный событиями и приключениями сюжет, в общем-то, держит не то чтобы в напряжении, но в интересе к происходящему точно, но не скрывает недостатков. Я люблю фантастику про далёкие планеты, но … более серьёзную, что ли. Меня не покидало ощущение, что я немного опоздал с первым прочтением. Почти уверен, что в пору юношества книга выглядит для читателя более привлекательно, но это вовсе не значит, что она устарела сейчас, и, по прошествии почти полувека, конечно, должна и будет находить «своего» читателя.

Я не увидел ни свежести идей, ни глубины поданных мыслей и идей. Всё поверхностно, однобоко, черно-бело и легкоописуемо. Война – это плохо; атомная война – это очень плохо; ксенофобия существует; гуманизм хорош до определённой степени и т. д. О чём из этого я не читал раньше и что нового я узнал? Ответ прост: всё это было раньше в похожих обличиях и определённо ничего нового.

Наверное, кто-то из читателей непременно отметит персонажей, скажет, мол, «они получились яркими, изящными, характерными». А я не соглашусь. Персонажи плоские, безликие, незапоминающиеся – разве что в контексте «ааа, это в которого стреляли…». И, что для меня огорчительно, они не очень умные для такой важной роли, как космонавт дальних полётов. Чего стоит только незнание весьма элементарной французской фразы, как «а la guerre comme a la guerre», что, по-моему, неприемлемо. Да и в целом, ну какие они специалисты, в чём, что их послали для выполнения такой специфической миссии? Одни механики, да штурманы – старшие, вторые, третьи. Где профессиональный биолог, лингвист, ксенолог, антрополог, физик-атомщик? Где ученые, способные разобраться в важных вопросах, непременно возникающих на чужих, неизведанных планетах? Складывается впечатление, что экипаж «Сегежи» набрали из вечерней школы сразу после окончания фильма «Большая перемена», или это подростки из «Москва-Кассиопея». Но ведь в книге – взрослые люди! Они не эмоциональны, не живы как бы, а единственная на двухстах страницах попытка Павлыша выглядеть естественно – любить, переживать, чувствовать – и та потонула в стеснении и нелепости. И это взрослый, состоявшийся мужчина…

Что это за капитан (Загребин), который, в сущности, мало что и делал-то на корабле и планете, кроме как распределял « ты туда, ты – здесь, ты – на вахту»? Что за Кирочка и для чего она на космическом корабле? «Кирочка», знаете, словно «Верочка» из «Служебного романа», уж простите за такое сравнение. Да, наверное, у меня не случайно возникали ассоциации с некоторыми глубоко советскими фильмами, хоть и безмерно любимыми. Я понимаю, что этот экипаж не мог выглядеть иначе, чем набор сотрудников из советского НИИ, но подобное панибратство мне не кажется уместным. Космос – дело серьёзное, а космонавт как по мне – элита, личность выдающаяся должна быть. Я, может, слегка идеализирую этот образ, и я не ханжа, но, снова простите, казацкий чуб, постоянные сигареты под рукой, в зубах и в пепельнице (на космическом корабле!, на котором свежий воздух ценен по определению), повар тётя Мила словно бы из школьной столовой лично у меня сильно диссонировали с прежними представлениями о межгалактических путешествиях. Опять же, я сознаю, что Кир Булычев осознанно создавал уютный, душевный, «свойский» космический корабль по типу морского лайнера, но мне такой коллектив представить сложно.

Даже воскрешенные жители Синей планеты мне показались пообъёмнее, поинтереснее, посложнее. И да, с этими воскрешениями. В какой-то момент эта нескончаемая, как конвейер, эпопея начала утомлять своей непосредственностью. Как же всё просто: умер, засунули в ящик, оживили, пошел на вахту. Ни единого неудавшегося случая, ни сложностей, ни эксцессов, ни интересных коллизий – умер-воскрес, «следующий!». Такая простота создания человеческой жизни вызывала, конечно, недоверие и вопрос: почему новую ткань, кожу, чудо-аппарат вырастить мог, лёгкие там очистить, на мозг воздействовать (в случае с курением капитана не сильно помогло всё же), а сердце «починить» нет? Странно.

Роман неровен по стилистике. Если первая половина ещё была с претензией на психологизм, философичность и желание поднимать вопросы и дискутировать на серьёзные темы (война, вмешательство/невмешательство в историю другой культуры, контакт), то вторая скатилась в обыкновенное «приключалово», и вот тут я немного заскучал, даже несмотря на динамизм – этого не отнять, чего уж лукавить. Но интерес стал также угасать.

Не буду говорить, сколько вопросов возникло по поводу технической части полётов, быта, самого корабля и прочего. Много. Наверное, достоверность в этом плане не ставилась во главу угла, а всё более личности, события и темы. Но слабость романа в этом контексте видна отчётливо.

В целом, книга занятная, читается легко (я читал в первом издании, в «рамочке»), с интересом, без необходимости делать пометки, возвращаться к прочитанному, но её очевидная возрастная нацеленность сегодня, в 2015-м году, не очень потворствовала тому, чтобы полюбить её. Возможно, другие вещи цикла придутся мне больше по душе, если будут более взрослыми и глубокими. Проверю позднее.

Добавление: да, и планетных систем вовсе не 200 миллиардов, давайте не путать количество звезд, или звездных систем. На конец 2014 года их известно чуть более 700, от которых семь процентов — это около 50 миров. А если учесть, что, по словам капитана, «лишь несколько из них пригодны для жизни», то сдаётся мне, ни капитан, ни Кир Булычёв никого не обманул.

А мне этот рассказ показался забавным. Может и не юмористическим, но ироничным наверняка. Хотя, ознакомившись после прочтения с мнением читателей в классификаторе, увидел там только одно «согласие» со мной по поводу «ироничного». Мне понравилась смелая идея автора о превосходстве пришельцев – вылитых земных обезьянах – над человеком. Как-никак, внимание, они покорили тысячи космических миров, могут влиять на погоду Земли, это не считая других, наверняка многочисленных достижений. Они говорят, они эмоциональны, но всё же они – «обезьянки». Азимов подал их в умилительно-уморительной манере. Описывая их манеры и поведение, он как будто срисовывал с канала NatGeoWild. Я живо представлял вслед как они «широко раскрывали маленькие глазки», как «облизывали языком нос», а поза раздумья, когда «главный инспектор поднял длинные руки над головой и, скрестив их за головой, опустил себе на плечи», какова, а! Не иначе, Азимов частенько посещал секцию приматов в зоопарке, присматриваясь к их повадкам и ужимкам.

Однако Азимов не был бы самим собой, если бы за шутливым рассказом не состроил серьёзное лицо. Сейчас можно дискутировать о том, что именно он вкладывал в свои слова: предупреждал ли об угрозе ядерной войны, предостерегал ли, или просто выражал оптимизм, что человек не пойдёт на такой безумный шаг и холодная война не превратится во что-то большее, грозящее уничтожить планету и дать возможность каким-нибудь инопланетянам поживиться нашим миром.

Азимов, конечно, писатель авторитетный, но мне кажется, что он допустил слишком острую эмоциональность уворованного приматами землянина. Уж слишком часто он «восклицал», «пронзительно кричал» и бесновался. Впрочем, в конце концов, его слова попали в цель и именно они спасли планету.

Приятный рассказ, который я буду воспринимать в отрыве от сегодняшних аналогий и особенностей внешней политики некоторых … государств. Пусть хоть старинный рассказ останется чистым от этого.

Не вполне понимаю, что сподвигло меня вдруг взять эту книгу в руки и приступить к чтению. Вне очереди, помимо установленного списка, минуя всю мою сложную систему отбора. Но что-то говорило мне: «возьми и прочти, реально не пожалеешь». Это «что-то» попало в точку, не обмануло и я не пожалел.

Это отличная книга – завораживающая, интригующая, стройная. Спорная иногда, вопрошающая на каждой странице, не затрудняющая себя дачей определённых ответов и правдивых показаний. Она как бы издевается над тобой, как психолог, которая сказала так мало, зная так много: «Ну, может это произошло так, потому что …, а может и по совсем другой причине», «возможно, ответ – вот он, но не спеши мне верить, ведь другой ответ тоже напрашивается, а может быть ты ищешь или нашёл третий?..»

Вопросов много, но отчего-то не хочется спешить искать ответы. Нравится процесс поиска – сам процесс. Это как в некоторых компьютерных играх, можно не просто пойти выполнить и сдать задание, а «в процессе» покружить по округе, убить пару крабов, испытать оружие, прошерстить сундучки и пещеры… Уж потом только открыть конверт с ответом, но даже перед этим поразмыслить о том, каков он может быть. Да, наверное, из этой книги получилась бы неплохая RPG-игра или квест, и я бы в такую поиграл с удовольствием. А может получился бы стильный фильм, с максимумом чёрно-белого и отдельными яркими вспышками, кадрами, вставками… А вопросы… Все слова, после которых ставится знак вопроса «?» можно адресовать этой книге: от «кто?» и «что?» до «почему?», через «как?» и «зачем?». И множество других. Одни вопросы частные, и ответ находится, другие – общие, и тут сложнее.

Что движило руководством «Южного передела», отправляя в эту 12-ю (?) экспедицию лишь четверых женщин? С какой стати он полагали, что они чего-то добьются там, где не смогли этого сделать другие? Что такого особенного было заложено в них, что при отборе они взяли верх над другими? У меня нет ответа, потому что я не вижу в них ничего сверхъестественного, но это скорее плюс для меня. Я не люблю «бой-баб», и супервумен – не мой идеал. Но, закрыв последнюю страницу, я не знаю о них практически ничего. Имя, внешность, фигура, цвет волос, национальность и прочее – нет ничего, за что можно зацепиться и воскликнуть: «о! моя! я за тебя!». Только профессии, основной род занятий там, в нашем мире, но это же не повод сказать: «о, вы топограф? Мне очень нравятся топографы, я буду переживать за вас».

С другой стороны, насколько это важно в Зоне, действительно? В зоне, в которой существует только одно, и только одно имеет значение – сама Зона. Люди посланы изучать её, но позволит ли она им это сделать? Кого допустит взять с себя пробу, мазок, анализы, кого впустит, а кого отвергнет – смертью? Чья душа годна, чтобы отдать её дельфину или нацепить оболочку его на эту душу, определит уже она сама, и кричать «я, я, возьми меня!» тут бессмысленно.

Книга, как и Зона, захватила сразу и не хотела отпускать. Затянула. Я предполагал, прикинув небольшой её объем, что закончу с ней за пару вечеров и переброшусь на что-то следующее из списка на прочтение. Но, прочитав Первую главу, захотел растянуть удовольствие и читал по главе в день, смакуя. И думал.

Думал, кем бы я был в такой Зоне. Был бы также слаб или силен, как некоторые? Думал об этой четверке женщин. Безликие и незнакомые, что искали они в Зоне? Себя? Чего не доставало им у нас, что они вошли в неё с видом учёных, которые во всем разберутся или , по крайней мере, попытаются? Любви, тепла, понимания, успехов? За всех мы не знаем ничего, только биолог нам поведала немного. Её дневник за несколько дней дал кое-что, но я так и не смог подобрать ей образ в своем воображении, не смог определить на кого она может быть похожа из известных мне женщин. Ничего знакомого в ней не разглядел, да она, наверное, и не хотела бы этого. Одиночество, отчуждение, отстранённость – три «О» — три основополагающих составляющих её мира. Её мира, который вошел в резонанс с Зоной, слился с ней, консолидировался и пустил корни. Она и была «не от мира сего», но стала «от мира того». Она нашла место, где нужна, она – «часть целого, а целое часть меня», по её же словам. Она всегда любила отдельные миры, замкнутые экосистемы вроде заросшего бассейна или пруда. Вот их она понимала, это было её. А мужа не понимала. Её тяга к нему не от «любви или нелюбви», мне кажется, а от тоски, от сожаления, что не успела понять его, пропустить через себя; от разочарования собой, как будто что-то утекло сквозь пальцы, хотя было близко, а она не сумела этим воспользоваться. Или не захотела, отложила на потом. Её воспоминания – отрешенные, без скорби, без истерик – просто констатация факта о том, что произошло, мол, «вот так, ребята, всё по правилам всего лишь» («я не испытываю угрызений совести»).

Мне жаль, что эта глава закончена, «Аннигиляция», в смысле. Кстати, что имел ввиду Вандермеер, называя её так? Словарь говорит, что А. – это реакция превращения […] в иное […], отличное от исходного, «уничтожение» с латинского. Понятно, и верно: уничтожение прежнего, превращение в новое, точно так, как произошло.

…Я не жалею биолога и не стану её сочувствовать в том, что она не вернётся. У неё есть цель, она знает куда идти и что делать. Она понравилась мне и это не «любовь или нелюбовь» — просто понимание, которое она всё время хотела и искала. Понимание того, что так её будет лучше…

Я недоверчиво отнёсся к этому рассказу. Нет, не так: я не поверил этому рассказу ни на йоту. Я уверен, что такое невозможно в принципе – разгадать чужой язык «с нуля», оперируя научной специфической таблицей не представляется мне разумным. (Какая это таблица, «раскололся» автор единственного отзыва на этот рассказ). В основном узкоопределенные термины, означающие для непосвящённых только их названия, не могут нести ключ к дешифровке языка. С их помощью можно только понять, как эти элементы пишутся на «марсианском». Так что абсолютно бредово привязывать сотню частных названий _чего-то_ к разгадке всего языка. Знание этой сотни слов не позволит сказать на незнакомом языке ничего. Зная, как пишется на «марсианском» слово «золото/gold/aurum» вы не сможете сказать марсианину на его языке «Привет! Я прилетел с Земли. Я – друг». Мне кажется, лучше было бы найти букварь, азбуку, словарь и ориентироваться на них, а не на «водород», «уран» и «гафний».

И вообще, очень глупо было называть язык в рассказе «марсианским». Всё равно, что марсианину назвать английский или польский «земным» языком. Почему Пайперу не пришла мысль, что и на Марсе вполне логично предположить наличие не одного языка, а, скажем, и «языка Большого Сирта», или «диалекта окрестностей кратера Кеплер»? Впрочем, наверняка он использовал это слово обобщённо, да и нашли они типа всего одну разновидность написания, что тоже странно, учитывая найденную библиотеку из полумиллиона книг.

Ещё одна, не побоюсь этого слова (простите), чушь, это то, что Марта Дейн могла произносить незнакомые марсианские слова («Однако она выписала несколько тысяч марсианских слов и могла их все произнести»). Ей хватило всего лишь видеть, как написаны слова, чтобы их произносить, как будто они были начертаны латиницей. Не слыша речи, не зная правил произношения, тонкостей и прочего. Вот вы возьмётесь озвучить какой-нибудь японский иероглиф, пусть даже вы знаете его значение? Ну нет, конечно же. А вот Марта смогла бы. Уверен, увидев на мотоцикле два японских знака, она с уверенностью произнесла бы на чистом японском «масацыкла кавасаки», хе-хе… А потом написала бы научный труд, что по двум иероглифам разгадала тайну японской письменности. Вспомнился анекдот на похожую тему:

«-- Слушай, ты английский знаешь?

-- Знаю.

-- Скажи что –нибудь?

-- Брависсимо.

-- Это же итальянский.

--О! Так я и итальянский знаю!»

«Физика – универсальный язык», утверждает Пайпер. Не верю. Сможет человек, зная лишь некое количество физических терминов, сказать «я хочу есть», «я иду гулять», «я тебя люблю»? Нет же, поэтому такая идеализация науки в данном случае неуместна. Вообще, много притянутого за уши в этом рассказе. А честно сказать, и вовсе антинаучного, которое Пайпер разбавил экскурсами в прошлое археологии, примерами из земной истории раскопок дешифровки языков, а также толикой околонаучных интриг и человеческих страстей.

Пустой, ненаучный, в какой-то степени даже неумный рассказ. Плохо получилось у Пайпера рассказать об очень интересном и нужном исследовании…

Даже если бы до этого не была прочтена куча подобных рассказов и этот был бы первым в данной нише, и то это не добавило бы ему шарма и не избавило бы от чудовищной предсказуемости. А может, потому эти недостатки и проявились так очевидно, что опыт прочитанного подсказывал мне дальнейшее развитие событий. В любом случае, вы тоже, читая, будете прекрасно сознавать, что случится на следующей странице.

Человек, вдруг обнаруживший, что он и не человек вовсе (здесь нет с моей стороны спойлера – это станет ясно довольно скоро, да и тематическая антология с названием «Безработный робот» как бы толсто-толсто намекает), это уже так заезжено в фантастической литературе. Я был уверен, что и с растительностью Большого парка произойдёт нечто подобное тому, что с ней и произошло в рассказе. Зато я вовсе не уверен, что человечество дойдёт до такой глобальной урбанизации. Во-первых, здравый смысл не позволит, во-вторых, сама Природа в требуемый момент восстанет и восстановит положение вещей в нужной пропорции. Но самое удивительное и нелогичное в этих поисках «настоящего», это абсолютно слепые похождения вниз, вверх, туда, сюда… А нужно было всего лишь отыскать карту, которая уж наверняка имелась…

Занятная темпорально-кибернетическая вещица от неудобного для меня автора. Читалось хорошо, я даже как-то не сильно и вспоминал о своём скепсисе по отношению к хронооперам, в которых материальное на полном серьёзе перемещается в другое время (шуточные истории не в счёт). Да и никак нельзя сказать, что рассказ устарел, потому что Ван Вогт был настолько смел, что фантастика здесь далеко не «ближнего прицела». Могущественный ИИ, способный проникать в сознание человека, управлять, принимать любые формы и обличия, это сильно (без смайлов).

Он также поднимает пару-тройку больших вопросов: благо или зло, когда творение превосходит создателя? машина и человек – друзья, партнеры, враги? возможно ли повлиять на будущее, изменив прошлое?.. Вообще, опять задумался над загадками времени, о его парадоксах (например, про «дедушку»), о петлях и прочем. Пришла даже мысль, что в данном конкретном рассказе мы можем иметь дело не с петлёй, а с «кольцом» времени, когда происходящее в прошлом и будущем будет закольцовано и повторяться бесконечно, либо же кольцо будет разорвано и измененное прошлое изменит и будущее. Это широкое поле для размышлений и теорий.

Рассказ написан и переведен понятно и доходчиво. Суховато, конечно же, как и многое большинство у Ван Вогта, но здесь это оправдано: повествование от имени ИИ всё же не может благоухать эмоциями, пестрить лирикой и блистать «сеншуальностью», хотя попытки вырваться из плена схем и контактов у «рассказчика» были.

Прочтите, возможно, и вам понравится.

В сущности, мало о чём глубоком можно рассуждать в отношении этого рассказа. Обычная «пугалка», которая не пугает – не пугает никого, кроме брата умершей. Хоть убей, не могу понять, чем может напугать здорового человека зеркальный пол (впрочем, я такие не встречал, а вот в одной квартире со множеством зеркал однажды заблудился и долго искал выход). Создать дискомфорт – возможно, неприятные ощущения, панику, но испугать до смерти?.. Наверное, надо быть сильно впечатлительной особой.

Зачем вообще было оборудовать комнату стеклянным полом, если уж заглядывать вглубь, в прошлое этой истории? А если совсем далеко, то куда девали трупы укладчиков этого пола, ведь они вполне могли (должны) были впечатлиться до ужаса при сдаче/приёмке работ… Не знаю, но с идеей как-то пусто в рассказе.

Но всё же пару-тройку плюшек, за которые мне нравится Кинг, я таки получил. Люблю, знаете, его мелкие наблюдения, описания жестов, реакций, мимики, штрихи в портрету, из которых складываются «говорящие» образы, — точные и узнаваемые. Вот, например, экономка с лицом, которое «свисало с черепа», вот «её вялый язык мокро шлёпнул по губам и исчез», — такие картинки запросто сами материализуются в голове! Подобные мелочи добавляют шарма. Тем более, что этому в общем-то унылому рассказу это было жизненно необходимо.

У многих авторов в произведениях 40-х годов часто в небе летали атомные бомбы и ракеты, рушились города и гибло человечество. Такие же боеголовки всласть полетали и в этом рассказе Дэймона Найта, уничтожив всё и вся на планете. Лишь два человека, мужчина и женщина, остались живы.

Ни тому, ни другой жутко не повезло, скажем так, с будущим спутником жизни: коротать последние годы (месяцы, недели, дни – кто знает?) придётся не со своей розовой мечтой. Она – не молода и не красавица с журнальной обложки, он – не священник, и даже не праведный человек. Не знаю, насколько мне было бы важно остаться на мертвой Земле с красивой или некрасивой женщиной, но наверняка это не имело бы серьёзного значения. Главное, надо было бы «нести факел жизни», как сказал Смит. Мысли дамы, опять же его слова подтверждаю, и в самом деле слегка «непрактичны». Как бы ситуация тупиковая и надо бы отбросить все предрассудки, ведь речь идёт о дальнейшей жизни на планете. В финале, кстати, не дано чётко понять, поступиться ли женщина принципами или же фатальный конец настигнет обоих. Концовка открытая, но пугающая тем не менее.

В целом я посчитал рассказ скорее ироничным с оттенком «чёрного юмора». В переводе «Бесславный конец…» это заметно, тогда как «Западня» смотрится несколько жёстковатой, грубоватой что ли, и наверное не случайно эта версия включена в антологию «Зловещие мертвецы», да и на Западе рассказ входил в сборники хоррора.

Неплохая зарисовка, на которую никак не жалко потратить десяток минут, а потом и пофантазировать немного…

Неплохой сам по себе рассказ с одним очень большим недостатком: при наличии загадки в нём нет (скорее всего) отгадки. И даже намёков нет.

Уважаемый читатель, не совершай моей ошибки – не ходи после прочтения пару недель в раздумьях о том, что же это такое «самое драгоценное». Я спрашивал друзей, родителей, сестёр, кратко поведав содержание рассказа, двух знакомых дантистов, читателей с этого ресурса и в целом нарисовалась такая картина маслом – решения нет. Если оно и есть, то о нём знает только сам Кифовер. Однако такое поведение автора дает повод к раздражению: я не люблю истории с выдумкой только ради выдумки. Есть малюсенькая вероятность того, что отгадка на поверхности, и я просто прошёл мимо, но мучительный поиск её не добавляет хорошего впечатления.

Мне понравилось. Незатейливый и легкий рассказ, довольно таки психологический, а в психологичности – точный. Правда, неровный по настроению и во многом абсолютно неверный в предсказаниях будущего.

Мысленно я разбил его на три части: (1.) – тягомотно-ознакомительная, в которой Кристофер рассказывает об устройстве мира, о вырубленных лесах (ради печати газет, — хм… как будто в тот век не смогли придумать альтернативы дереву, как источнику бумаги), об отсутствии интереса к книгам и страсти людей к телешоу, о корпорациях и почившем уже неудавшемся «властелине мира»; затем малоинтересная часть сменяется (2.) диалогами о том, как Мэтью – мятежный шантажист, докатился до жизни такой; ну, и (3.) – финал, из-за которого я и начал свой отзыв словами «мне понравилось». Финал, который я не планировал таким.

Конечно, уверенность, что никакого взрыва не будет, была крепкой, но я-то думал, что Мэтью просто поддастся на уговоры, что «поимеет совесть», разжалобится, или с ним что-то произойдёт, внезапно хватит удар или что-то подобное. Однако, я просчитался и ход с «зомбоящиком» не предположил. Конечно! Как погубить _такое_ человечество, которое с высокоподнятой головой, со всей возможной стойкостью встретило известие о грядущей смерти мира?! (Тут ироничный смайлик, особенно за спокойные, ровные, без паники очереди к космолётам). Расчёт на это оправдался и можно верить в это или нет, но Кристофер это так преподнёс, что я почти поверил.

Тем более, что я по природе тоже немного идеалист, как Мэтью, и пока что ещё верю в благоразумие Человека. Верю, что леса будут стоять на планете, что книги будут читаться и что корабли будут уходить в космос не по причине бегства и спасения от смерти, а ради жизни и чего-то светлого и лучшего.

Это тот случай, когда я не хочу давать качественную, субъективную оценку этому рассказу, потому что это будет предвзятая оценка. Я не могу также назвать его плохим, но и восстану, если кто-то попросит меня признать, что он хороший. Я даже не стану рассматривать его в категории «нравится/не нравится». Моя позиция по отношению к нему сходна с грубоватой шуткой, которую я сейчас немного смягчу. Парень расстаётся с некрасивой девушкой: «Пойми, ты ни в чём не виновата, даже не думай… дело не в тебе, — дело во мне… я просто не люблю таких…как ты». Я просто не люблю _такие_ истории. Спросите, какие – такие? Частные, слишком частные. Когда чья-то приватность превозносится до высот. Вдобавок, эта история слишком… хм…азиатская. Я ни в коем случае не против Азии, мне очень интересна её древняя история, культура, эпоха средневековья, мифология, искусство, но не современная. Много чего ещё мне не нравится в этой истории.

Мне до злости ревностно, что главный персонаж, Онг – он такой, каким описан. Мне он не по нутру; мне не по вкусу его эгоистичный идеализм, его инфантильная тяга пичкать абонентов тем, что интересно только ему и какой-нибудь маленькой горстке сочувствующих. Сознавая, что очень многим не нравятся его истории, он всё же старательно, фанатично втюхивает их читателям и зрителям, практически насильно привлекая внимание к узкой проблеме. Для меня это так же противоестественно, как и раздутая история про рэпера, — крупномасштабная ловушка-обманка, и даже ещё более насильственная по воздействию на мозги, чем посты Онга про бабочек и пруд.

В какой-то момент я даже хотел перестать читать, когда понял, во-первых, про что я читаю, а во-вторых, сознавая, что ничем меня это автор снова не поразит, не привлечёт в ряды своих почитателей. Потому что я не тот, кто ему нужен, и потому что я не верю его персонажу, этому лаосцу. Онг делает вид, что добился своего, победил, даже будучи плохим игроком и поставив на заведомо проигрышную карту, на аутсайдера, а я уверен, что это не так. Вернее, это может приключиться однажды, единожды можно поймать удачу, но каков будет объем проигранного за то время, что он ждёт её? Потеряно будет гораздо больше. А что «завтра»? Очередной этап выжидания подходящего случая, скорее всего, и пустота. Назавтра весь мимолётный интерес к той бабочке или рыбке в пруду начнёт сходить на нет, а есть ли в запасе ещё «бабочка»? И снова рейтинг Онга будет <1000, но уже не будет той певички, чтобы вытащить его тему со дна. И он как прежде не будет интересен большинству, — таким как я. Ровно также, как мне абсолютно дики, далеки и неинтересны его «тэги», вроде: «Вьентьян», «Кхамсинг», и, простите, «независимость хмонгов».

Дойдя до этих строк про тэги, я вторично захотел бросить рассказ, но снова пересилил себя. Я вдруг понял, что Бачигалупи сам по себе тоже сейчас – «Онг» по отношению ко мне, как читателю. Ведь он также «втюхивает» мне историю, интересную только ему и опять же некоторой группе его почитателей. И, как и Онг, лично для меня, он назавтра снова станет неинтересен, как автор. Я очень не люблю, когда меня обманывают, особенно в случаях, если я понял это.

Но это абсолютно не моя история, я далёк от неё, и мне не захочется к ней снова приближаться, и помнить её, уверен. Я хотел дистанцироваться от оценки её, хотел остаться равнодушным. Не совсем получилось, но забыть этот рассказ я постараюсь, уж очень не люблю помнить что-то, что мне не нравится.

Слабый рассказ. Если судить по нему, то, мне кажется, Эдмонд Гамильтон, будучи впоследствии удачливым и умным «многостаночником» в писательском искусстве, в начале карьеры шагнул не с той ноги. Другие направления позже удались ему куда как любопытнее. Даже придумав небанальную историю, этим рассказом не зацепил, не испугал, не удивил. Невидимый древний храм хорош по задумке, не пугающий бог-монстр – плох; понятное и стройное повествование – хорошо, определенная никчемность событий – плохо.

Я не писатель, но у меня возникло две мысли. Первая: история смотрелась бы лучше, если бы не была рассказана так трагично, с надрывом что ли, была подана как бы мимоходом, ради развлечения публики, что-то вроде: «Хотите — верьте, хотите – нет, а случился со мной как-то раз такой удивительный случай. Однажды, в Северной Африке…». Либо второй вариант: возможно, этому рассказу должно было бы находится внутри какой-то многостраничной приключенческой истории, в качестве главы «…дцатой». Отдельно же история смотрится пусто, оторвано, даже со скидкой на дебют.

…Большой Мастер ещё не вырос, но мы-то знаем его незаурядное писательское наследие.

Я разочарован и очень сильно. Даже немного жалею, что закончил цикл про Хогбенов такой ложкой дёгтя, поварёшкой почти что. Возможно, было бы лучше вообще не знакомиться с ним и не портить общее хорошее впечатление от цикла, но кто ж знал-то?.. Да, я понимаю, что хронологически он первый в этой серии рассказов про веселую семейку, и, может быть, ему за это многое нужно простить, но разочарование сильнее гуманности. Я просто отделю его от тех четырёх отличных историй, которые узнал прежде.

У него нет шарма, нет отточенности фраз, нет тонкого юмора, нет смысла – нет ничего, за что он может понравиться. А самое главное, в нём не те Хогбены, которых полюбил русский читатель. Пока что они все грубы и неотёсаны (автором, в том числе): дедуля — непросыхаемый алкаш, папуля недалёкий, Сонк-хьюи и вовсе смахивает, извиняюсь, на имбецила. А если ещё учесть тот факт, что повествование ведётся от его имени, то становится совсем уж тягостно. Изложено всё ровно в тех же интонациях, что и происходило, то есть как он тогда, в момент действия, не понимал ни про фрицев, ни про мобилизацию, ни про учения, — да ни про что!, так и не понял, когда «рассказывал». И это выглядит странно и нелепо. Это неудачный ход, считаю, и лучше было бы построить рассказ от другого лица. Как-то не смешно смотрится история от слегка недалёкого человека, так и ждёшь, что следом он скажет «гы-гы». Девиз истории в этой форме звучит примерно как «Сила есть – ума не надо».

Возможно, Хогбены в этом самом начале своего литературного пути ещё не совсем мутировали, ещё не приобрели уникальных способностей и качеств, может и перевод подкачал, может сказывается отсутствие в соавторстве Кэтрин Мур… Последнее, на мой взгляд, наиболее вероятно, а может причина во всём, что я назвал, но факт остаётся фактом – рассказ не смешной, вялый и очень не умный. Оценка ниже других вещей из цикла, но в целом за серию рассказов оценку не поменяю.

Продолжение приключений звездного мышонка Митки вышло, наверное, не таким забавным и искромётным, как первое. По правде сказать, совсем не забавным. Да и самого второго «путешествия» в рассказе кот наплакал. Гораздо больше предыстории краткого полёта: исследований, постройки ракеты, генераторов, передатчиков и приёмников. А ещё очень много разговоров: Митки с Минни, Митки с профессором, Митки с Блондином… Не сказать, что всё это было лишним и инородным, нет — всё на своём месте, события логичны и последовательны, но – скучны. И, если принять, что диалоги по содержанию были верны, то их исполнение с этим дурацким-нелепым-неправильным немецким акцентом утомляли изрядно, и я старался отдыхать от них в «описательной» части, когда Браун просто вёл повествование от автора на человеческом языке. Справедливости ради, я сам виноват: хотел усилить эффект прочтения, прослушав аудиоверсию от В. Коппа из МДС, а там он, знаете, сильно переборщил с рейнским говором.

Повторюсь, рассказ почти не отвечает заявленному названию, так сказать, «тема путешествия не раскрыта». Полрассказа полет готовился, одну страницу в целом Митки летел, ещё полрассказа он сражался с Блондином. И вот за эту вторую половину рассказ должен был быть назван по-другому, чтобы хотя бы соответствовать истине. Ну, скажем, что-то типа в духе Гарри Гаррисона: «Звездная мышь спасает мир». И спасает, представьте себе, этот самый наш мир от порабощения (мышами). Наивненько, ну да ладно.

Что-то заставило меня также присмотреться к личности Блондина: откуда он нахватался этих агрессивных идей, не в Хартфордской же лаборатории? Конечно, угадывается, куда клонил Браун и с чем проводил аналогии, но так-то на дворе стоял 1950-й год и было ясно, что угроза миновала… Впрочем, автору виднее. Мне кажется, что всю громоздкость идей Браун позабыл уравновесить фирменным юмором и не придал этой конструкции лёгкости и непосредственности, потому и получилась она тяжёлая, а история – скучная.

Совершенно чудная вещица, в смысле – странная. Гремучая смесь из «Войны миров», «Битвы» Шекли и дедушкиной сказки на ночь. Во-первых, вторжение Чужих, которые так и названы Кэмпбеллом – Чужие; в таких же, как в первой половине романа Уэллса, иногда совершенно излишних подробностях описанное безжалостное истребление землян, а также временная неясность, как противостоять вторжению. Во втором моменте защита, отпор и контрнаступление «легли на плечи» машин, механизмов, роботов и ИИ. А в третьих, и вот тут самое интересное.

Мемуары, так сказать, очевидца и непосредственного участника событий переданы довольно необычно и мне даже показалось, что Кэмпбелл слегка иронизирует, подшучивает над читателем. Может, он, конечно, и не следовал такому стилю намеренно, но выглядит так, будто некий дедуля рассказывает внуку историю, в которой кусками додумывает, привирает и важничает. В сущности-то текст серьёзный, поднимающий ворох вопросов и содержащий многие пласты идей. В этом Кэмпбелл оказался хорош, и … безжалостен к Человеку. «Машина — и это так и должно быть и будет, независимо от того, какая она — из металла или энергии, — и в самом деле выше Человека», — говорит автор устами рассказчика. И самое забавное, что он может в итоге оказаться прав, что человек – не венец эволюции, как бы мы этого не хотели.

Как сказано в рассказе, что «все вышеизложенное — это сгусток сведений, извлеченных из архивов», так и есть. Что-то описано подробнейшим образом, что-то поверхностно. Иногда кажется, что какие-то куски текста, включая диалоги, стоят не на своём месте и это ещё полбеды. Вам жутко не повезет, если доведётся читать перевод К. Плешкова «Последняя эволюция» в серии КМФ. Он очень сокращённый, раза в два с половиной в сравнении с версией из антологии «Оружие-мутант»: выброшены многие куски, проливающие свет на происходящее, некоторые абзацы просто пересказаны. Я сомневаюсь в существовании урезанного оригинала, но если вам нравится краткое изложение не очень увлекательной истории, то можете довольствоваться и этим текстом.

Рассказ для меня абсолютно индифферентный. Ни плохо, ни хорошо про него не скажу, но и интереса он не вызывает. По стечению обстоятельств, попадался он мне почему-то часто, и несколько прочтений не отличались почти ничем, раз за разом одно: отсутствие какого-либо отклика в душе на описанные события, дефицит ощущений и эмоций и куча вопросов. Неизменно хотелось спросить в конце: «И что? Смысл во всём этом какой?». Ну, остались роботы одни на Земле, ну, улетело человечество, ну, понятно, что велика разница между машиной и человеком – пропасть просто, и что? Это как-то не было понятно заранее?

Дальше вопрошаю. Порадуемся, вот человек наконец-то «повзрослел», улетел в космос, даром что 50000 лет прошло; роботы ненавидят людей за это (гляди-ка, чувствительные машины!) и их даже можно понять – почти родители сотворили и бросили их, оставив наедине с проблемами, которые оказались нерешаемыми; нет воображения, но есть же разум, знания, умения – стройте ракеты и улетайте на худой конец, в чём проблема? Няньку надо, грубо говоря?

Глупо как-то.

Но есть и маленький плюсик у рассказа. По первости интрига повествования, созданная Диксоном, сохраняется до самого конца, и желание узнать суть, подробности велико. Но концовка, как ни крути, хоть и логичная, но слабая. А ещё рассказ позволяет подумать о том, что, быть может, весь окружающий нас мир всего лишь обман, иллюзия, декорации, бутафория, кем-то созданная?..

У писателей бывают разные дебюты. Кто-то с первого же рассказа взлетает на вершину, а кто-то взбирается на неё не спеша; один сразу поражает фантазией и выдумкой, другой же просто выдаёт хорошую, добротную идею, даже не пытаясь шокировать и поражать читателя словом. Вот Ларри Нивен явно не стал спешить, и начал так буднично и простенько. Впрочем, идеи он выдвинул любопытные.

В принципе, очень интересно порой представить себе иную форму жизни, внеземную и непривычную: не гуманоида о двух руках-ногах, и даже не прямоходящую разумную рептилию и не страусоподобную «вроде-как-лошадь», а лужицу-субстанцию из гелия-2, как у Нивена. Беда только в том, что представить-то можно и интересно, и даже может быть встретить в будущем, но принять это абстрактное явление как компаньона, друга или врага мне не показалось доступным для понимания. Как предмет изучения учёных? – да опять же, но как нечто полезное человеку?.. С трудом.

Необычный союз человека и корабля, наверное, также можно считать оригинальной идеей для дебюта, но сколько их было до Нивена и сколько будет после… В общем, рассказ смотрится как пилотный выпуск, но по нему видно, что в жанр тогда пришёл незаурядный автор твердо-фантастических книг, истинный Гранд-Мастер в будущем.

Рассказ очень понравился. Ровно потому, что я снова попал в любимый мною мир Вэнса, на частичку Умирающей Земли. У Мартина есть привычные уже маги, деоданды, твк, проходимцы и жулики определённой масти, упоминаются эрбы, хууны и прочие — всё как надо; и есть тот самый мир, неумолимо направляющийся к смерти. С этим он, конечно, справился, и антураж ему удалось прописать довольно чётко. И даже персонажи получились достоверные, — цикловые, и эти чудные названия заклинаний, от которых, читая Вэнса, всегда хотелось улыбнуться. (И которые, впрочем, переводчик Ф. Гомонова отразила неудачно, равно как и некоторые имена прежних персонажей цикла). В общем, до встречи всех героев (хм, героев) рассказа в таверне, пока они мерно добирались до «Дома у озера», всё шло «как по-Вэнсу». Ну, а потом начался… Мартвэнс. Или даже – собственно Мартин в чистом виде, потому что персонажи стали… умирать, быстро и скоропостижно. Видно, не может Мартин без того, чтобы не положить своих детищ на алтарь сюжета и оставить в живых спорного субъекта.

В целом же, получилось довольно изящно, изобретательно и в соответствии с «Умирающей Землёй». Да, и ещё: сетевой перевод чуть лучше книжного, он удачнее передал атмосферу придуманного Джеком Вэнсом мира.

Странный рассказ. Лично для меня – неувлекательный, скучный, неэмоциональный. После прочтения ничего не остаётся. Задумка-то интересная, а вот написано блекло.

Некие подземные обитатели вознамерились трансформировать Землю, растопив Антарктиду и в итоге залив всю планету дополнительными метрами воды. Цель проста: увеличить площадь водной глади и защитить породы от воздействия воздуха. Ага, презабавно и интригующе как бы. Подсчитано учёными – не из рассказа, а реальными, из институтов, — что растаявшая Атлантида добавит 61 м к уровню Мирового океана и вода покроет весьма значительные участки суши, так что теория подземных обитателей вполне жизнеспособна и не так уж фантастична. Впрочем, эти подземные ученые, знаете ли, рассуждают и оперируют вполне себе человеческими, знакомыми нам терминами и топонимами: вот вам Исландский перешеек, вот Антарктида, вот Америка… Меряют также нашими единицами – метрами да дюймами. Вдобавок по-человечески «впадают в истерики» и прочее. Мне не показалось это разумным и логичным, а скорее автору не удалось интересно рассказать о совсем другой форме разумной жизни, пускай и такой невероятной.

Самое плохое в рассказе, что он обрывается на полуслове, буквально просто обрезается, и вроде как «конец фильма», но создаётся впечатление, что далее должно быть — «Глава вторая». Но даже если бы она и была, не стал бы я читать о дальнейших приключениях непонятных жидкостей.

Ну, и о приятном: оба переводчика – и И. Невструев, и С. Фёдоров – со своей сложной задачей справились, сделав из почти научного труда на тему геологии и физики твёрдых тел и жидкостей вполне читабельную вещь.

Проходной рассказ для Нила Геймана. Может потому, что в сущности «Умирающая Земля» — не «его» история, сколько бы он ни говорил, что очень хотел сделать похоже на Вэнса. Рассказ не «геймановский», а касаемо причастности к циклу и не «вэнсоновский». Грубо говоря, Гейман почти совсем не попал в тему. Мне показалось, что взяв материал Вэнса за основу, его исходные данные, он слишком много добавил от себя. Как же, Гейман не был бы самим собой, если бы не привнёс в данный ему мир другой, другую временную реальность, дверь/вход в них (уж конечно, миллион-летнее прошлое это другая уже реальность). А Ничто, пожирающее мир Умирающей Земли? Это же так по-геймановски! (см. «Океан в конце дороги»). Но и чистого Геймана в рассказе мало.

Да, эта вещица получилась не совсем такая, какие нам рассказал Джек Вэнс. Возможно, есть тому неплохое объяснение: всё-таки у Вэнса Солнце и Земля умирали постепенно, плавно, Гейман же взял кульминационный момент – Смерть мира, оттого и получилось мрачновато, и как бы уже не до ироничных персонажей и вкусных приключений. Тем не менее, интересно всё же.

Если Нил ставил целью попасть в атмосферу цикла, то увы, он не попал; если же такой цели не ставил, то рассказ как почти самостоятельная вещь неплох. И, быть может, он не случайно поставлен в конце антологии – наверняка в этом есть смысл, но так как я по обыкновению читаю сборник с конца, то мне это пока не открылось. Пойму позже, наверняка, и может быть, некоторые моменты станут более очевидными и объяснимыми. Но пока оценка средняя, даже несмотря на всю мою любовь к творчеству Геймана.

Очень хороший рассказ, но принимал я его сложно, через отрицание, с гневными тирадами и со второго прочтения. Потому что после первого я мысленно разнёс в пух и прах эту историю; я решительно отказывался в неё хоть сколько-нибудь верить, считал её весьма невозможной и почти что ляпсусом. Я клял Фр. Пола в том, что он-де уж слишком наворотил, однако, я смирился с шокирующим известием о физиологической сущности Буркхардта (стараюсь избегать сейчас спойлеров в описании и очень жаль, что их много выше и ниже этого отзыва, — многие потеряют кайф от прочтения, если прежде рассказа прочтут отзывы), — это я ещё перенёс более или менее сносно. «Неплохо, — сказал я себе и автору, — неплохо задумано», наивно полагая, что это «всё» из неожиданного. Не тут-то было! То, чем оказался городок, добавило жару и на первый раз показалось мне, что это чересчур. Две недели спрашивал в воздух: «как, ну как такое возможно? Это какие технологии должны тогда существовать?» Тут я немного скепсис сохранил и до сих пор не укладывается в голове такой город Тайлерстон: вот улица, вот табачный киоск, в нём находится блок сигарет, в блоке – пачка, в пачке – сигарета, в которой есть мельчайшие крошки табака… Как?

Много думал, и после второго прочтения свыкся, а почему бы всему этому и не произойти? Я имею ввиду техническую часть создания и воссоздания хмм… некоторых деталей, отбрасывая тему рекламы вовсе. И не буду говорить пафосных или возмутительных слов о психическом воздействии и даже насилии: в рассказе это лишь эксперимент, причём не над такими как мы. Хотя, последний абзац тревожит, ведь речь идёт уже не о конфетках-сигаретках…

Самое интересное, что рассказ построен не на каких-то фантастических допущениях, а он действительно фантастический, в лучших традициях. Написан хорошо, читается с интересом, есть разумные мысли и ходы. Про него не скажешь по прошествии лет, что он «безнадёжно устарел». Эта история напоминает мне «Дружелюбного человека» Гордона Диксона, только вот стороны поменяны местами, ну, и рассказ Пола гораздо сильнее во всех аспектах.

Рассказик понравился, несмотря на то, что я не сильно люблю микроистории. Это не рассказ-анекдот в духе Фредерика Брауна, здесь – целый ворох мыслей на паре страниц. После прочтения несколько разных по настроению и эмоциям волн накатывает на сознание: от облегчённого вздоха в виде «фууух, слава богам, это всего лишь выдумка писателя» до лёгкого страха в соусе «ммм, чем чёрт не шутит, а вдруг такой поворот реален в будущем». Точно, Ван Вогт сумел чутка напугать меня, *так* описав Пробуждение спавшего бессчетное количество лет механизма, что прямо кожей ощущаешь безнадёжность и беззащитность нашей планеты.

Что ж, теперь, когда я буду смотреть на ночное небо, отыскивая на нём Марс, буду поминать не только Джона Картера, но и дремлющий где-то в недрах красной планеты страшный механизм уничтожения.

И молить небо, чтобы рассказ не стал пророческим…

Хорошую задумку безнадёжно испортила концовка. Начнём с того, что я очень люблю фантастические произведения, в которых завязка навроде этой: земной космический корабль с разносортным экипажем высаживается на незнакомую планету, обнаруживает странности, загадочные артефакты, ищет контакт с местной фауной и даже флорой. При наличие всего этого в комплекте, подумалось, что настроение рассказа будет созвучным с моими любимыми «Здесь могут водиться тигры», или «Упасть замертво», или «Ветер чужого мира» и до поры до времени, – а именно почти до самой концовки – ожидания оправдывались. Но тут Шекли снова отвесил мне оплеуху, в который раз поразив концовкой, однако в этот раз, к сожалению, в негативном ключе. Причем, слово «ключ», скаламбурю, — ключевое.

Я часто могу принять фантазии автора на веру, а иногда и сам могу пофантазировать; могу понять идею о планете-заповеднике-детском саде с периодичностью функционирования, но представить планету в виде старинного будильника с механическим заводом мне никак не удалось. Показалось, что помимо истинного «Шекли 50-90-х» — изобретательного выдумщика и остроумного, ироничного затейника где-то за его спиной уже начал выглядывать «Шекли 70-80-х» — частенько непонятный, абсурдный и неинтересный. Невозможно сейчас восстановить хронологию создания рассказа, но создается впечатление, что, начав его писать, Шекли ещё не вполне представлял себе концовку, и не смог выдумать иное объяснение существования таких странных обитателей и назначение загадочной металлической колонны. Да и эти существа-игрушки: они получились слишком уж сюрреалистичными и невозможными, вплоть до того, что я было подумал, не собрался ли Шекли развернуть свою идею в ту сторону, в которой уже отметился как-то давно Эдмонд Гамильтон – представить инопланетян в том виде, в котором их воображали земные писатели.

В итоге, лично для меня отличный по стилю рассказ превратился в алогичную, нелепую, невероятную поделку и не вошёл в раздел «перечитывать постоянно».

Есть такие произведения, которые приходят к разумению, минуя сердце. Этот рассказ из этого разряда. И всё то в нём хорошо: выписанный, грамотный, умный и даже по-своему интересный, а вот на душу не ложится, и тем более не греет её. Слишком он правильный и разжёванный. Авторы почти не предлагают читателю других впечатлений от рассказа, кроме как: родителей жалко – дети уникальны – психолог умный – некоторые игрушки опасны, ну, ещё пару-тройку других.

Теория насчёт особенной формы восприятия детьми действительности, поведанная со страниц, практически бесспорна, — вот прям до жути, до коликов. Ну, скажите, кто в здравом уме будет спорить с тем, что у детей особое мироощущение? Загвоздка в том, что теория не всегда совместима с практикой. Одно дело строить каркас из логичных в общем-то размышлений в голове детского психолога, другое – помочь родителям и защитить самих детей в реальности. Каким бы умным профессионалом ни был детский психолог из рассказа, какими бы ни были понимающими и любящими родители, — эти взрослые всё равно не смогли бы уберечь, спасти, защитить Скотта и Эмму. Тут можно только печалиться тому, что так всё закончилось; но, и надеяться, что дети всё же попадут в «лучший из возможных миров», в мир умный, чувствующий и детский. В свой мир.

В целом же рассказ слишком академичный, с заранее расставленными акцентами. Он суховат и лишен притягивающих «красивостей», из-за которых порой возникает желание перечитывать знакомые произведения. А одной идеи, которая прозрачна, ясна и понятна, к сожалению, мне было мало.

«Говорящее» о многом название рассказа почти не оставляет места интриге, полёту читательской фантазии и снимает сразу же множество вопросов из категорий «кто?», «зачем?» и «как жить?». Скажем, первый из них – «кто эти девушки» — получает отгадку практически с первых абзацев. Остаётся лишь определить проблематику (впрочем, с ней тоже всё становится ясно довольно скоро), и найти пути решения. Джеймс Ганн в концовке показывает своё видение компромисса, вроде бы благополучного и устраивающего, кажется, все стороны. Не буду раскрывать подробности, ибо, по-моему, только на концовке рассказ и держится, но вариант Ганна мне кажется весьма спорным во многих аспектах, первейший из которых касается вопроса этичности. Не являясь ни ханжой, ни, быть может, самым идеальным мужем и отцом, я финал, описанный в рассказе, для себя отрицаю категорично.

Мужички заняли отличную позицию: «лафа» полная! Но как с этим вроде как смирились женщины, мне непонятно. Возможно, будущее принесёт необходимость и таких отношений, которые запросто, «по Ганну», объясняются и оправдываются, ну, там, поли- и моногамностью, но если статус тех девушек, которые не будут сработаны по науке, будет такой же как в рассказе – этаких тёлок-производителей, то грош цена такому будущему. И это я ещё не говорю о статусе детей.

Да, от рассказа вполне веет иронией, но лишь в небольшой пропорции в соотношении с эгоистичностью и несправедливостью. Неплохая история, но на несогласии и эмоциях оценку снижаю.

Прочитав этот рассказ впервые лет 6-7 назад под названием «Рулетка», я довольно высоко оценил его, на «8» по тогдашней шкале восприятия. За прошедшее время критерии оценки у меня несколько поменялись, и то, чего мне доставало тогда для хорошего впечатления от прочитанного, сегодня может соответствовать не вполне. Сложно сказать, что я нашёл в том первом прочтении «на восьмёрку», а заметки на полях были такими: «Довольно чуднОе произведение... Тем не менее классно, профессионально выписанное. Буквально с первых страниц проникаешься зловещей атмосферой и отеля в частности и всего рассказа в целом. Снова вспомнилось, что безвыходных ситуаций не бывает».

Получается приглянулась та мрачная загадочность, этакая готичность и намёк на саспенс: пустынная дорога, одинокое здание, странные персонажи, давящая атмосфера и тому подобные вещи. Никуда, конечно, эти составляющие рассказа не делись и при втором прочтении, но на первый план вышли совсем другие важные моменты.

Теперь мне бросились в глаза сухой, черствый слог, простота и почти банальность сюжета, невнятность главных персоналий (супружеской пары) и кажущаяся бессмысленность диалогов. И ладно бы всему виной был только Фрэнк Херберт (позвольте, я всё-таки не буду называть его Гербертом) – по-моему, в части сухости изложения ему равных мало, но как быть с тем, что рассказ изрядно испорчен переводами на русский язык? Особенно это касается варианта «Нечто азартное» Савельевых Д. и Я., которые, как мне кажется, вообще не разобрались со смыслом рассказа, а перевели его чуть ли не подстрочником. Щедро разбросанные по переводу фразы, типа «жестяной фанатик» (когда в тексте Херберта, и даже в переводе Суворовой, всего лишь «чокнутый»), или абсолютно нелепый набор слов «он улыбнулся, теперь у него есть эти тонкие черты в пылкой оболочке» — боже, что это, спросите вы!? А всего лишь имелось ввиду, что от улыбки у мужчины как бы смягчились черты лица, оно вроде как осветилось внутренним светом — ну, улыбнулся он, тепло посмотрел на жену. Или предостережение, обращённое к жене – “Careful” («Осторожнее», «аккуратнее») у них вдруг превратилось в совершенно дурацкое: «Забота?» — и именно и почему-то с вопросительным знаком! Прочих несуразностей также в избытке, так что не читайте по возможности «Нечто азартное», не тратьте время и затем силы для осмысления, — будет весьма трудно.

Вариант «Рулетка» А. Суворовой хотя бы написан нормальным русским языком, при этом в мелочах тоже немного привирает. А в целом рассказ неплохой, но скоротечность развязки и простота, с которой супруги выбрались из страшной казалось бы переделки, портит общее впечатление.

То, что Лестер дель Рэй в 1938 году втиснул в десяток страниц, через 6-13 лет Клиффорд Саймак разместил на трёхстах в романе «Город». Неизвестно, читал ли Саймак этот рассказ, но схожесть идей просто поражает. Дель Рэй так же ведёт повествование от лица разумного Пса (Вервольфа, кстати); так же сверхъспособности Псов даны им в своё время Человеком; так же мы наблюдаем закат, даже гибель человечества; также последним прибежищем, убежищем служит Город; и так же, как и в «Городе» основном посылом служит мысль: «Человек подчинил себе Землю, он научился «властвовать всеми и всем, кроме самих себя»; почти так же, человек погубил сам себя, и много других «так же». В общем, последнего человека можно было бы называть не Паулем Кеньоном, а, скажем, Джоном Вебстером. Впрочем, он именно Кеньон, ибо был раньше Вебстера.

Одно из отличий (существенное, правда), что Псы не сбежали, не покинули Землю, а поддерживают на ней жизнь, пытаются спасти её от полного запустения. Ну, и обезьяны, как продолжатели рода, ведь Саймак почему-то на них не возлагал надежды. Рассказ более оптимистичен, чем «Город», Псы и Обезьяны живут надеждой на Возрождение Человека. Он более скоротечен, нет в нём, конечно, той тягучей размеренности, что наблюдается в «Городе». Это скорее краткий курс Истории, кусочек, нежели подробная энциклопедия.

Вышло неплохо, плотно, насыщенно и … так по-человечески. Однако, жаль, что рассказ заронил серьёзные зёрна сомнений по поводу происхождения «Города». Ну, и сбивает с толку русское заглавие: начинаешь размышлять, кто «преданный как собака», а этого делать не нужно, исходя из текста рассказа.

Этот рассказ мог бы вполне подойти в качестве иллюстрации, расшифровки для пары-тройки пословиц/поговорок, придуманных людьми. Например, для «за всё в этой жизни нужно платить» или про то место, где обычно располагается бесплатный сыр. С самого начала ясно, что эта история не может закончиться хэппи-эндом, уж слишком всё красиво и сказочно выглядело. Но, несмотря на абсолютную угадываемость дальнейших событии и концовки, история получилась приятной и даже в какой-то мере захватывающей. Есть в ней нерв, напряжение и даже для лёгкой улыбки нашлось место. Плюс, как и тёзка – Шекли, — Силверберг очень удачно использует (а порой и просто выдумывает) разные словечки, о смысле которых догадываешься лишь интуитивно, вплетает их в повествование и ты безусловно принимаешь их как само собой разумеющееся. Думаешь, ну да, конечно, то, что нашёл и купил Робертсон не может быть ничем иным, как «вариостатом». И уж конечно ясно, что применение «квадратуры Вайна» вполне оправдано ситуацией и нарушением «дехрониксного интервала», да и «тригеминальное внушение» — это так просто, тем более можно обойтись без трепанации… Получилось весело, если бы не концовка. Может быть, слегка напрягает последний абзац, буднично рассказывающий об утре Робертсона, но я был к нему готов. Остаётся только надеяться, что то, что произошло однажды, уже неизменно, и он долетит до Америки…

Иногда после прочтения возникает такое мнение-претензия к Автору, которое сводится к словам, типа «ну и намудрил, наворотил писатель…». Здесь же – обратное чувство, кажется, что Фр. Браун «не домудрил» и жаль, что «не наворотил». Является ли причиной тому мизерный объём рассказика — не ясно, однако же я и в таких форматах получал удовлетворение и как раз от Брауна, а тут оно мне не повстречалось.

Да и идея о «силе внушения» не нова, взять хоть известное лечение таблетками, не содержащими ни грана фармакологических препаратов, а лишь убеждение пациента, что они там-таки есть и они и помогают. Но есть ведь люди, легко поддающиеся внушению, а есть и не такие. Наверное, Лэверти был очень внушаемым и впечатлительным человеком, раз его постигла такая участь, а кого-то другого посетило бы всего лишь удивление, или раздражение, злость, непонимание, взрыв гнева etc. Также остались непонятыми мотивы сенатора: какой прок ему в том, что произошло потом, коли он сам отправился к праотцам? Такая месть не сладка, но пресна и бесполезна, да и рассчитывать на тот эффект можно ли было? Разве что возникает подозрение… что двойник вовсе не двойник, а…

Но всё равно, получилось неубедительно, да и фантастического в нём нет ничего.

Рассказ безнадёжно устарел, даром что ему ни много ни мало 70 лет. Его идея «ужаснуть и шокировать» на данный момент никак себя не показывает. Общий принцип «шоковой терапии» как метода лечения некоторых заболеваний психики (конечно, не в том виде, каким его видел и знал Каттнер в 1943 году) давно уже мало кого не только не шокирует, но и многими психиатрами признан как действенный. Да, и до сих пор нередки случаи побочных эффектов от применения электросудорожной терапии (ЭСТ; так правильнее), но, наверняка, положительных сдвигов больше.

Каттнер, несомненно, хотел показать опасность применения малоизученного метода лечения, который сейчас не состоит в родственных связях с простым электрическим разрядом в мозг, но свёл всё приблизительно к мигающей неоновой надписи “Danger !”. А я не поверил. Ну и потом, персонаж из будущего в принципе не вызывает сочувствия по поводу применения к нему ЭСТ: с его-то мыслительно-телекинетическими способностями мог вполне противостоять эффекту терапевтических разрядов, это раз. Во-вторых, естественно, в его далёком будущем практика применения ЭСТ должна быть не только гуманной, но и вовсе безболезненной. Думается мне, что психиатрия как отрасль медицины не станет топтаться на месте, используя методы середины двадцатого века. В-третьих – и это главное – а чего ужасаться и переживать и за персонажа 1953-го года Мэннинга Грегга? Если верить рассказу, дыра будет открываться и закрываться ещё 2 недели, уж сбежать при случае всяко-разно сможет. В общем, не тронуло.

Единственное, что привлекло в рассказе, так это перевод и в частности манера речи пришельца из будущего. Забавно смотрелись все эти его «а стачно меня зажало», «простите преладно», «ургентно важное» и «премильно хэлло». Они «преладно» разбавляли перенасыщенную серьёзностью и страхом историю и «премильно» и «нечудо» улыбали.

Может, я слишком строго отнёсся к рассказу, но «так бывает повсегда», когда нет веры происходящему.

Рассказ простенький, предсказуемый, но остроумный, и он мне понравился. В данном случае оценка сложилась из впечатления от идеи и от её подачи. Написано стройно и складно, а мысль Александра Паркса стать мясом-наживкой ради серьёзного шага человечества в будущее хоть и наивна, но хороша. Алчность и жадность при верной подаче тоже иногда могут быть двигателями прогресса.

Но в целом замысел и рассказ Тенна нужно воспринимать, поигрывая словами Верзилы из «Операции Ы»: «сейчас к людям надо помягше, а на вопросы смотреть ширше». Посмотрим на год написания — 1946, война только что закончилась, но напряжение в мире еще не спадает – и представим, какие мысли могли роиться в голове писателя: перед его глазами ещё стоят многочисленные человеческие жертвы, война, убийства и беды – вот на что потратило себя человечество и на что, возможно, потратит остатки себя в будущем! Или таки возьмётся за ум и пойдёт дальше и … выше, в космос? Убьет себя или станет умнее, взрослее и богаче?

Тенну хотелось, наверняка, чтобы мир вложил свои силы на созидание будущего, а не на его разрушение, поэтому и подал Праксу такую идею-мистификацию. Может быть, время излечит горе и раны тех, кто потерял своих близких, отправившихся на Луну в консервных банках и фанерных ракетах, но ради важнейшего результата и потенциала для дальнейшего развития человечества, оно – время – ещё и оправдает Паркса.

Войне – нет, космосу – да.

Сказка – ложь, да в ней намёк. К сожалению, в этой сказке намёка я не нашёл. Будь злым и брезгливым, как маленькая королевна, не выполняй обещания, швыряй земноводных о стену – и получишь прекрасного, богатого и ласкового принца в качестве бонуса. В чём смысл такого благоволения к королевне? Логичнее выглядело бы, если б король-отец был в сказке злым, а она в противоположность ему – умной и доброй, т.е. достойной того принца. А так, плохо вышло. Злоба, бескультурье и грубость вознаграждены.

Понравилась лишь задумка с железными обручами на сердце Гейнриха, которая слегка сгладила плохое впечатление от сказки.

Этот рассказ совсем не похож на всё то, что я прежде читал у Лафферти. Другие его истории – озорные и немного сумасшедшие – вызывали улыбку, смех и восхищение своей лёгкой абсурдностью и невозможностью быть. Тут совсем иное дело. И хотя задумка такая же невероятная и смелая (во всяком разе, я чего-то подобного ещё не встречал, хотя слышал, что у Д. Брина есть что-то подобное), но окрашена она красками совсем с другой палитры. Одновременно, история очень глубокая – наверное, даже глубже, чем я смог её понять. Мыслей в рассказе много, но вся их совокупность не кажется неуместным нагромождением – всё точно подогнано и отточено, словно пирамиды из тех древних времён безлицых.

Обычно я уже в ходе чтения пытаюсь угадать окончание и тут тот самый случай, когда сие удаётся на «раз-два». Но самое удивительное в том, что от этого история не становится нелепой или банальной. Суть её в наполнении – от первого невероятного утра до итогового момента. Лафферти нашпиговал её такой тревожной и загадочной мистикой и теориями, что при полновесном раскрытии материала хватило бы на книгу, в несколько раз большую по объему, чем данность. Присутствующая недосказанность, — влекущая, а не раздражающая, — только подогревает интерес к повествованию. Ну, а кого не посещало желание, чтобы время (на время) остановилось? Многих, думаю. И не суть важно, происходило ли подобное в романтические минуты встреч с любимым человеком или для того, чтобы разгрести завалы на работе. Однако, «со временем шутки плохи», как сказал ещё один замечательный фантаст, оно порой жестоко и взимает компенсацию и свою плату.

Очень качественный рассказ, который непременно должен присутствовать в рекомендациях.

Вообще, я люблю малую форму Э. Ф. Рассела, но в этой повести я не нашёл для себя чего-то привлекательного, запоминающегося.Есть фирменный юмор и приключенческий, динамичный сюжет, на беда в том, что за ними нет почти ничего: ни глубины идей, ни эмоций. (Влияние машин?). Повествование ровное, последовательное, очень логичное, но… пресное и пустое. Хотя компановка сюжетной линии мне понравилась, есть в ней некая «синематографичность» что ли, такой вот приём «затемнения кадра», используемый при монтаже фильма, когда для пущего эффекта в острый и тревожный момент сцена действия сменяется застывшими и постепенно темнеющими кадрами, а потом снова начинается с того же места. И за эти несколько секунд мелькают мысли, что же будет дальше? (см. например, StarTrek, там это очень показательно). Вот и Рассел такими «затемнениями» повышал градус. Но, по большому счёту, получилось несколько суховато и ожидаемо. Весь сюжет вполне укладывается в цепочку: «прилетели на враждебную планету – повоевали – разбомбили чужую цивилизацию – улетели довольные». Ни больших открытий, ни налаженного контакта. Для чего прилетали-то? Бессмысленный полёт, бессмысленная война.

Так что, повесть так себе… лишь для общего понимания о творчестве Рассела.

Один из моих отзывов на рассказ Нила Геймана начинается такими словами: «Это тот самый Гейман, которого я люблю». Этот отзыв должен бы начинаться так: Этот тот самый Гейман, которого я ненавижу. Почему он думает, что имеет право бить меня словом, почему заставляет меня снова переживать боль и унижение, о которых я хотел навсегда забыть и никогда не вспоминать?? Я считал, что я забыл, что я искупил вину, но почему он взял и снова воткнул мне в рану раскалённый прут и разворошил её??..

… Однажды я тоже, как Рейган, выпустил мышь… Оправдываясь перед собой, я думаю, что знаю отчего это произошло и какие тогда сложились обстоятельства. Но я не собираюсь оправдываться ни перед кем другим, кроме себя. Ни перед одним из тех, кто не знает этой боли, кого не постигла такая же беда и хоть сколько-нибудь такая же мука. Да, я всё ещё ощетиниваюсь, залезаю под панцирь и злюсь из-под него на тех, кто… не виноват. Может, от этого у меня не поворачивается язык осуждать Рейгана и не поднимается рука оглушить его обвинениями в псевдогуманности и безответственности. Даже несмотря на то, что мы с ним не похожи, и мотивы и реакции и понимание степени вины очень различно. Возможно, его можно ненавидеть за одну только фразу: «Я не хочу это слушать. Я не обязан это слушать!». Возможно, его можно ненавидеть за то, что он так ничего и не понял и наврядли когда-нибудь поймёт. Ненавидьте, но не осуждайте, — у вас нет такого права. Так или иначе, он уже наказан, он наказал себя сам, — у него не будет _этого_ ребёнка. Но его грех не смыт.

Но я повторюсь, я не буду говорить громких лов о псевдогуманности и отсутствии ответственности, пусть их скажут другие; те, кто в точности понимает, что творится на душе в таком состоянии и такие дни. Ведь по сути-то мы не знаем, почему они решились на этот шаг? Гейман об этом конкретно ничего не говорит. Есть небольшая вероятность того, что вся эта апатичная депрессивность обусловлена предстоящим ему (им). А может, я просто хочу всё-таки его оправдать (или себя заодно?) и притягиваю все «объяснения» за уши, а на самом деле он, Рейган, бесчувственное, бессердечное, безответственное существо, не достойное оправданий и веры. Я не знаю…

В минуты воспоминаний о своём грехе, когда кто-то или что-то резанёт по сердцу, я тешу себя мыслью, что уж я-то (мы, в целом) искупил(-и) свою вину – мы родили ребёнка, прекрасного мальчишку. Но та боль всё равно ещё жива и не хочет уходить. Затихает иногда, засыпает на время, но не уходит и иногда достаёт что-то острое и тычет, и колет, и бьёт…

Гейман часто приносил мне много удовольствия от своих историй. Он показывал сказочное и лёгкое, но также и нелицеприятное и страшное. Он заставлял думать, размышлять, переживать и чувствовать. И он уже знает мои больные места, болевые точки, и нет-нет да наносит удары под дых. Но я знаю, что он прав, что так делает. Должно что-то в этом мире измениться, должны такие как Рейган – слабые, малодушные, эгоистичные, никакие – задуматься над серьёзными вещами.

…Очень жёсткий и болезненный для меня лично рассказ, отзыв на который сложился почему-то сразу, но опубликован он вот только теперь, спустя 7 или восемь месяцев после первого прочтения. Я всегда его отчётливо помню, этот рассказ. Это будет моим напоминанием-пощёчиной. Зачем я всё это написал? Быть может для того, чтобы победить боль. Надолго ли? Впрочем, вы вовсе не обязаны это слушать…

Джон Кристофер – сильный фантаст, я раз и навсегда запомнил его пронзительные «Рождественские розы», рассказ, перечитывая который неизменно получаю огромное удовольствие. Но этот рассказ ему не удался. То есть ну вот совсем не удался ни замыслом, ни исполнением. Первый мне показался донельзя примитивным, что в лучшем случае можно подумать о дебюте и о том, что у писателя явно ещё впереди хорошие вещи (что в целом оказалось верным). Ну да, обыграна фантазия о знаменитом шотландском озёрном чудище, может быть также обыгран и расхожий анекдот, в котором турист спрашивает бармена: «А когда появляется чудовище?» -- «Обычно после пятого стакана, сэр»; а может и не обыгран, а пошел отсюда, от Кристофера, но это всё из в какой-то мере привлекательного. Улыбнуться не удается, как и огорчиться, посочувствовать.

Более того, я в этот рассказ не поверил. Я не геолог, но для меня сомнительно, чтобы озеро Лох-Несс имело тайный тоннель к мировому океану (где, согласно рассказу, и обитают представленные «чудовища»), ибо: 1) данное озеро ледникового происхождения; 2) при средней глубине в 130 метров и невеликих, в общем-то, размерах озеро наверняка вдоль и поперёк прослушано, проверено и осмотрено и не способно, наверное, скрыть что-то наподобие тоннеля.

Я не ихтиолог, но может ли животное, обитающее в солёных водах океана безболезненно находиться в пресноводном озере Лох-Несс? Почему кранаки мыслят как люди и используют человеческие названия: акулы, каракатицы, пигмеи, киты? Ну, а концовка: вы верите, что при появлении наяву этой национальной достопримечательности какой-нибудь шотландец схватит ружье и начнет в него стрелять? Я – нет. В общем, не убедило, и перечитывать когда-нибудь «Чудовище» снова вряд ли буду.

Добротный, беспощадный рассказ, наглядно показывающий, насколько далеко может зайти хорошая идея, доведённая до абсурда. Рассказ, несмотря на свой малый объем, навевает множество разных мыслей: от шекспировских «…но кто же сторожем будет стражей самих?..» до расхожих сюжетов а-ля «Франкенштейн/чудовище», в которых создателя может погубить творение его рук и ума.

Лем в сатирической форме показывает, что неразумное использование возможностей электронного мозга, когда налицо подмена понятий, когда причина идёт в перекос со следствием, когда источник вопроса изначально ложный, ведет к тому, что тогда и результат становится во сто крат более ложным. Сатира Лема в этой истории тем не менее остроумна и местами даже забавна, чего стоят только вопросы и трактовка ответов. Известно, что любой ответ можно трактовать как угодно, сообразно целям, и привести его к любому, даже самому невероятному знаменателю. К любому, если истина не важна или того хуже – если она избегаема. Здесь, в «ЭДИПе», повторюсь, это сведено к совершеннейшему абсурду.

Несмотря на то, что в рассказе явственно чувствуется наложенный отпечаток «холодного» противостояния «красных» и «проклятых капиталистов», читается он с интересом. Такую машину, этот ЭДИП, может в принципе использовать любая система. К примеру, подобную структуру тестов используют силовые структуры при тестировании кандидатов и сотрудников.

Ну, и позволю себе маленькую иронию: в рассказе ответ «да» на вопрос «читаете ли вы толстые романы?» трактуется как показатель подрывных наклонностей (имея ввиду книги русских классиков), но мы то с вами знаем, что толстые романы читаем мы с вами, любители Мартина, Стивенсона, Хобб, Бэккера… ;-)

Слабый рассказ во многих отношениях, и его ещё более портит изрядное количество ляпов, ну и, немалое лукавство. Я бы даже сказал, что имеет место подмена понятий. Казалось бы, всё очевидно: Слопс, этот смешной (поневоле) парень добыл кристаллы, потому что случай с лопотунами был схож с теми многими другими, которые бывали в его жалкой жизни, Он всегда был объектом насмешек, шуток, розыгрышей и даже откровенных издевательств, потому-де он и добился успеха там, где не смогли другие.

Нельзя не признать, что да, он молодец, он хороший и смелый парень, но, положа руку на сердце, не забудем, что ничего сверхъестественного он не совершил при этом – он не превзошел себя, не стал мудрее, сильнее и лучше: он просто был самим собой, как и на корабле «Зов звезд» в окружении этого подленького экипажа. Он и среди лопотунов был просто объектом шуток и предметом для развлечений. Разница лишь в том, что довольные лопотуны вознаградили его за доставленное удовольствие. Им по-своему было смешно, забавно и весело, также как экипажу были смешны шутки и подставы в его отношении. И кстати об этих «забавах: никогда не поверю, что то, что вытворяла команда, возможно на межпланетном космическом корабле. Ведь все они не на турбазу поехали в пригородной электричке и не на загородный шашлык-машлык, чтобы так себя вести. Я так понимаю, что экспедиция по определению должна быть серьёзным делом и набор экипажа в неё должен вестись со всей строгостью – в нём должны находиться лучшие, а, глядя на этот экипаж, разве кто-нибудь признает в них лучших, достойных, гуманных индивидов?

Ну и сам Слопс: как он-то попал в эту команду, не обладая элементарными знаниями о невесомости, тяге и прочих вещах?! Разве он не проходил тренировки, обучение и практику на макете, в центрифуге, на корабле, что так запросто подвергся розыгрышам и, например, преспокойно выбросил свои вещи в первый попавшийся люк, словно это мусоропровод на лестничной площадке?! В чём его «особая способность» — в способности терпеть обиды и насмешки? И это космолетчик? Хм… И подобных ляпов достаточно в рассказе. Конечно, рассказ истинно из 50-х годов 20 века: запотевшие иллюминаторы, ракета, садящаяся на «хвостовые плоскости» (как в «Тайне третьей планеты»), шлемы в виде стеклянных шаров (это на Венере-то!), ну и иллюстрации в сборнике «Экспедиция на Землю» тоже из этого же набора прелестей фантастики того времени. В целом, рассказ читается легко, если не быть слишком пристрастным.

Фантастическая проза Аврама Дэвидсона мне нравится всё больше и больше и теперь становится вполне ясно, почему и за что его так расхваливал в своё время Рэй Брэбери. Этот небольшой рассказ восхитил меня изящными переливами тональности и настроения. Вот ещё, совсем недавно, в начале истории, я улыбался, представляя себе этих Блэкни забавными существами и как они «смешноговорят» и «дурословят»; вот, парой страниц позже я уже нахмурился и гляжу на них с подозрением, думая, «что-то с ними не то… вообще всё как-то не так»; и вот она, концовка – драматичная, трагичная, убийственная, которую я вообще себе не представлял себе.

Рассказ созвучен со «Смертными муками пришельца» Гаррисона, но «Дом, который построили Блэкни» более непредсказуем и в нём больше итогового нерва и шока. Гнетет то ощущение, когда понимаешь всю безысходность истории, потому что ясно, что этих Блэкни ничего не изменит, они всегда будут такими жестокими и непримиримыми, ведь это сидит в их дурной крови. И что самое страшное, что они не сознают, какие они на самом деле – вовсе-то и не забавные.

Очень красочный рассказ, несмотря на то, что Дэвидсон использовал только «тюбики» с тёмными красками, но иногда ведь и чёрная беззвездная ночь прекрасна…

Я впервые читал и оценивал роман «Город» как собрание рассказов-преданий. В принципе, получил новые и интересные впечатления. Это было похоже на то, как будто ешь торт, порезанный на 9 кусочков: один за одним, и все они вроде бы с одним вкусом всего торта, но на одном – маковка крема, на другом – вишенка, на третьем – шоколадная буква от надписи. Эти мелочи придают новые оттенки общего вкуса торта. Так вот, «съев» этот «торт» в девять приёмов, я оценил вкус каждого кусочка, а теперь хочу сказать в общем и целом.

«Город» — это роман в рассказах. По большому счету, их можно читать и по-отдельности, в каждом из них есть своя тематика, свой посыл, подчинённые, впрочем, основной идее романа. Красной нитью проходит одна тема – судьба человечества, и уже потом все другие вопросы, сопутствующие ей. Саймак здесь даёт много пищи для ума. Во-первых, он говорит нам: «Мы все не вечны». Банальная на первый взгляд мысль, если рассматривать её в узком понимании. Говоря о всем человечестве, есть много поводов с успехом прогнозировать, что его история в сущности конечна. Что-то или кто-то когда-нибудь его прикончит и в дальнем приближении почти неважно, будет ли это «что-то» внешним фактором или «кто-то» — самим человеком. В «Городе» он, человек, сделал всё возможное, чтобы его не стало. Ошибка за ошибкой, шаг за шагом, не меняя направления, он пришёл к тому, что в конце повествования от человека и человечества не осталось ничего, даже воспоминаний (о нём). Главный вопрос «Почему?» — потому что он перестал быть самим собой. Утратил свою сущность, естество, свои мотивы и стимулы для жизни.

То, что я сейчас скажу, наверное, многим покажется циничным и злым, и всё же: первейшей ошибкой (в этом романе) стал отказ, уход от … войны. Издревле человек сражался за своё место под солнцем: с природой, с обстоятельствами, с другим человеком… Это двигало его вперёд, заставляло эволюционировать, развиваться – становиться сильнее, хитрее, умнее. Отказавшись от борьбы за существование и посчитав себя в полной безопасности, он размяк, одряхлел, а потом и вовсе забыл, кто он и для чего должен жить. Люди утратили общение, связи между собой, изолировали себя от мира, заперевшись в поместьях-крепостях. Отказался и потерял свою свободу и дал её другим: псам (я намеренно пишу это слово с маленькой буквы), мутантам, роботам. Они-то, конечно, её взяли, — отчего не взять! – и человек остался ни с чем, наедине с самим собой, и … сдался. А потом – ушёл, ведь так было проще всего. Зачем «бороться и искать» и быть настоящим, если можно уйти в Сон, на Юпитер, в другой мир? В итоге ничего от него не осталось, лишь какие-то скакунцы на Юпитере скачут сквозь аммиак и радуются жизни да воспоминания старого робота Дженкинса. Воспоминания правдивые, а не те домыслы, непонимание и заведомая ложь, которыми «Псы» предваряют каждое предание. Впрочем, если не читать их буквально, а вывернуть наизнанку, то получится как раз таки правдивый рассказ о том, что было (= будет, если человек вовремя не опомнится) и в этом их ценность несомненна.

«Город» написан отлично, точно, я бы сказал – классически. Разные оттенки грусти от лёгкого до трагичного одинаково интересны, атмосферны и красивы. Саймак говорил, что это роман-предсказание, но он не хотел бы, чтобы оно сбылось. И я не хочу. Я хочу, чтобы Человека знали, любили и помнили.

Весьма непритязательный рассказ, на мой взгляд. Все его основные посылы, тезисы и мысли лежат на поверхности, они очень просты и предельно понятны. Человек бывает одинок, человеку нужен друг (человек ли, собака ли – не важно), мужчине нужна женщина, — всё старо как этот мир. Во все времена люди были одиноки, хоть в древней Галлии, хоть в 20-м веке – тем более в 20-м веке! Одиночество – не беда и не проблема, если в причинах не числится какая-нибудь серьёзная трагедия, и лично для меня порой одиночество желанно, искомо и находимо.

Возможно, я ещё не доходил до той точки, когда оно начинает тяготить, как персонажей этого рассказа, но я их, безусловно, могу понять. Их тип одиночества не кажется мне хм… скажем так, достойным внимания – у одного оно от опостылевшей работы, у другого – от разочарования от неё же. О чём-то личностном речи не идёт, поэтому для меня чего-то волнующего в рассказе не нашлось.

Да и использованный в рассказе приём «собери в кучу несколько человек из разных эпох, укажи на их характерные особенности и противоречия и дай им шанс почувствовать себя счастливыми» не нов и не оригинален. Я не впечатлился. Разве что всплыли в памяти частые мои размышления на тему «в какой эпохе я хотел бы побывать». В списке бывает и Древний Рим, и средневековая Европа, но когда начинаешь думать о том, что вместе с интересным местом и событиями достанутся болезни, гнилые зубы, антисанитария и короткая жизнь, то всё-таки «остаюсь» в этом времени. Эти четверо из рассказа выбрали Париж 15-го века, им здесь стало слишком хорошо, чтобы они думали как я…

…А собака-то тоже была, наверное, одинока, раз попала в эту компанию…

Предание дополнительно-заключительное, «Эпилог», из которого мы не узнаём ничего нового.

Этим рассказом роман «Город» был дополнен почти через 30 лет после восьми предыдущих, специально для антологии памяти Джона Кэмпбелла, но без него вполне можно обойтись. Читать следует разве что в порядке общего ознакомления, потому что ничего того, чего мы не знали из первых восьми преданий или о чём не догадывались, здесь не находится. О том, что муравьи не справятся с внезапно свалившимся на них величием, было и так понятно – слишком непосильная ноша. Мало обладать коллективным разумом, упорядоченной цивилизацией и устроенным укладом – важно иметь таланты, цели, мечты, стремления, которых у них не было и не могло быть. Исход (во всех смыслах слова) – закономерен.

А так, весь рассказ состоит из воспоминаний и рассуждений старого Дженкинса о том, что вот он, конец всему, и не будет больше истории Земли, не будет человека, не будет ничего, о чём можно будет помнить, рассказывать, думать.

Печальный, но правдивый итог грустной Саги о человеке, который так и не достиг истинного величия, о человечестве и месте, которое оно занимало во Вселенной.

Мне понравился этот рассказ Рассела. Я люблю и хороший детектив, и хорошую фантастику уже даже по отдельности, а тут оба жанра представлены в симбиозе, что вдвойне для меня приятно.

Здесь Рассел использует один из приёмов детективной литературы, когда преступник заранее известен и весь сюжет строится на его разоблачении и поимке, то есть к работе частных сыщиков и государственных правоохранительных органов. Работе, надо сказать, будничной, и это Рассел очень достоверно изобразил, без использования внезапных гениальных озарений и прочего. Конечно, он слегка идеализировал и методы, и результаты. Все персонажи у него получились правильными, абсолютно добропорядочными гражданами, бдительными и ответственными, замечающими всё хоть сколько-нибудь подозрительное и странное. Сыщики умны и прозорливы, газетчики сметливы, телевизионщики оперативны, да и государственные и военные службы не дремлют в борьбе с преступным злом. Причём, все они всего лишь выполняют будничную работу. А в итоге всё сложилось в правильную мозаику и преступник был изобличен. Что ж, поверим на слово, что система безопасности начинается с каждого человека, а бдительность и разумность только приветствуется.

Предание восьмое, «Простой способ», в котором совсем не трудно постичь тысячелетнюю мудрость робота.

Человек не стал венцом эволюции, Пёс тоже не смог удержаться на завоёванных позициях, и вот уже на верхушку лезут муравьи. Сразу скажу, что считаю это невозможным: они теоретически могут, конечно, создать некую колоссальную цивилизацию, но править миром никак не смогут. Править – именно в этом смысле, а не просто занимать всю «жилплощадь» Земли. Данных для этого нет. Впрочем, даже если и станут (через 12 тысяч лет), то это уже никого не будет волновать. Память живых существ, в частности Псов, коротка, и они уже давно забыли и про человека, и о том, кем он для них был, и кем они стали благодаря нему. Кто они без человека, без роботов? Как они смогут противостоять многочисленной орде муравьёв? Никто и никак. Есть, конечно, статья из «кодекса чести» братства зверей – «не убий», — но подписывались ли под ней муравьи?

Самый простой способ борьбы с ними – травить, убивать, истреблять. Но нельзя. И во что тогда превращается саамы «простой способ» — в очередной исход с Земли в другие миры, в миры гоблинов. Так решает Дженкинс, уж лучше потерять всё, чем снова убивать и так решает сама история, ибо другой альтернативы нет.

Очень симпатичное предание, тревожное, острое и немного грустное. Никто ведь не предполагал, что опасность потерять Землю будет лежать в этой плоскости. Наверное, даже мудрый Дженкинс не мог этого прогнозировать. Он, по сути, уже исполняет роль Бога: путешествует в пространстве силой мысли, обладает такими знаниями, которых хватит на все параллельные миры Земли. Это предание – безнадёжное для человека и всеобещающее для Жизни на планете – окончилось тяжким выбором робота, но это ещё не конец…

Рассказ вызывает массу улыбок даже у тех читателей, которые не впервые его читают, у таких, как я. Забавный сюжет, чудная семейка мутантов Хогбенов, веселёнькое и озорное изложение – вот слагаемые успеха этой истории. Читается легко и интересно, с хорошим настроением и абсолютно без усилий для домысливания за автором. Впрочем, в последнем аргументе есть и доля минуса – Каттнер донельзя всё разжевал, даже соль шуток, мотивы каких-то поступков, и даже интересно задуманную концовку в ней же самой и расшифровал, вот она, мол, что сделала эта инъекция правды. Разобраться, так со мной поступили как с ребёнком, не дав возможности ощутить вкус победы от мысли: «Вот я-то врубился, я-то понял суть почему продажный мэр раскололся, хе-хе…». А так, почти обманут. Если бы не это, рассказ был бы ещё более сочным и остроумным. Однако, он всё равно хороший, и не зря стал классикой юмористической фантастики. Читать и смеяться – обязательно

Предание седьмое, «Эзоп», в котором пустота Земли контрастирует с богатством новых миров, и которое я люблю больше других преданий.

«И не осталось никого…», как сказал однажды Эрик Фрэнк Рассел. Человек почти исчез, мутанты ушли в другой мир, и даже дикие роботы куда-то пропали. Только Псы остались да старина Дженкинс, а, ну ещё обширное братство животного мира, в котором отныне царит дружба и понимание (чего всю свою историю добивался и не добился человек). Мир, в котором звери живут почти по библейским заповедям («не убий ближнего своего»), в котором они разговаривают по-английски и приобщились к …вегетарианству. Только глубоко внутри всё ещё жив инстинкт убийства и теплится желание «испробовать мясца или рыбёшки». А люди, ну что люди… Всё также ведут бесполезный образ жизни, бездельничают да живут на полном пансионе у Дженкинса. И вот уже он, старый робот, главная и самая важная персона на Земле, пожалуй.

Все события предания завязаны на нём, ибо вся история прошлых семи тысячи лет сошлась в итоге на нём. Только он ещё и думает, только он ещё ищёт пути для Человека. Только он обеспокоен тем, что человек снова «придумал» оружие. Я не вполне разделяю его тревог по этому поводу, хотя понимаю, что история циклична и, начав с лука и стрел, однажды человек снова придёт к атомному оружию и новому господству над миром.

Но также и животные не смогут долго быть не самими собой, не-животными. Мне вообще не верится, что такое братство, которое описано в предании – без убийств, без хищничества, без смертей, — может быть. Экология – неумолимая и беспощадная в этом плане хозяйка природы, и если требуется поддерживать баланс, то рано или поздно вернутся времена, когда волк снова съест зайца, пёс загонит енота, а лисица слопает курицу.

Но, кроме Дженкинса, никому такие мысли и в голову прийти не могут, и только он думает о будущем. И, что поразительно, размышляет о смерти, о конечности своего существования. И становится страшно от того, что его когда-то не станет, и не останется никого, кто бы думал, помнил, знал о Человеке и о Земле. И он уводит человека в новый мир…

Повесть совершенно не впечатлила. Впервые за последнее время я абсолютно разочарован настолько, что не раз хотел бросить чтение, что мне не свойственно – дочитываю всё. Но, ей-богу, мне было жутко скучно и неинтересно, и эти 50 страниц просто мучили меня.

Вот, вроде бы интересная и перспективная задумка человека – заселить планеты в виде, наиболее подходящем для местных условий. Грандиозно, масштабно, и так по-человечески. Но исполнение… В принципе, уже по завязке мне стало ясно, что ожидается псевдонаучная постановка с приключениями микроскопических людей. Сразу же возник вопрос: каких людей и людей ли вообще? Организмов, внешне напоминающих человека. Встреться вам на улице подобная особь с перепончатыми конечностями, с когтями на больших пальцах, с маленькими ушами, с лёгкими как у пауков, с жабрами и прочими подробностями, уже и не говоря про особенности внутри тела, вы бы назвали э т о человеком?! Не думаю. Так что, поняв это, я стал с большим усилием наблюдать за перипетиями сюжета.

Повторюсь, мне было невероятно скучно следить за нелепой борьбой «человека» с коловратками и другими микроорганизмами. Не борьбой – войной!, и стало обидно за человека, что даже здесь он нашёл себе врагов, пошёл на насилие, завоевание, уничтожение, подчинение. Выгнали несчастных многоклеточных из их жилищ, чтобы самим занять местечко получше, с особым цинизмом поубивали массу представителей микромира, на крови (не буквально) заимев «первый в истории Город Человека». Конечно, не из жалости к этим коловраткам я так говорю – не может быть этого и никакого другого чувства к таким организмам, но покоробили методы, описанные Блишем.

Было неинтересно смотреть, как в утрированном виде, в двухфутовой луже, эти псевдо-люди проходят какие-то этапы эволюции познания, строят подобие цивилизации в миллионы раз более сжатые сроки, чем того требует элементарная логика, наука и здравый смысл, в конце концов. Ненаучность так и сквозит по тексту. Как они разговаривали в воде? Как за одно поколение научили каких-то там инфузорий человеческому языку? Как они расшифровали тексты на табличках, не имея никакой концепции, никакого исходного «розеттского камня» хотя бы? Как они видели далёкие звезды своими микроскопическими глазками? А эта постройка под-надводного корабля, ну смешно же – ведь с первого же раза получилось, а люди в своё время шли к герметичному судну тысячи лет. Мне трудно поверить в серьёзность этих потуг по преодолению нескольких метров, учитывая представленные «масштабы» (тонкий смешок). При этом было нелегко постоянно, на протяжении всей повести, сопоставлять эти «масштабы», размеры, протяженности и одновременно осознавать всю ничтожность, ненужность происходящего. Может быть, заглядывая за горизонт, предполагается, что эти организмы заселят в итоге всю чужую планеты (конечно, не важно, что для этого придётся истребить коренную фауну), а дальше что? Типа эта планета будет принадлежать человечеству? Типа это торжество человеческого разума и образа мысли, победа силы воли и веры? Я говорю – нет, уж слишком это мелко и бесполезно. Какой от этого будет прок, если любые возможные посетители этой планеты ростом хотя бы в полметра раздавят их своими сапогами и даже не заметят?

Увы, эта повесть уходит в мой список вещей, не подлежащих перечитыванию и воспоминанию.

Предание шестое, «Развлечения», название которого настраивает на беззаботное настроение, но как же оно обманчиво – настолько, что сердце щемит от грусти.

…И всё-таки он улетел. И не обещал вернуться. Человек ушёл на Юпитер, соблазнившись рассказами Фаулера, новой жизнью, возможностями и чувствами. На Земле осталась небольшая, жалкая кучка людей числом тысяч пять от силы, да и эти оставшиеся – люди ли, относятся ли ещё к виду Homo Ordinarius — человек обыкновенный, настоящий? Наверное, даже те, кто не верил Тайлеру Вебстеру из пятого предания, который видел в исходе людей на Юпитере конец человечеству, теперь-то поняли, насколько он был прав. Что это как не конец? Вселенская скука, овладевшая человеком на Земле, находит своё продолжение в никому не нужных «развлечениях», хобби, бессмысленных занятиях. А когда и они уже не спасают, тогда крайний шаг – Сон, до лучших времен. В сущности человек опустился, деградировал, поник, превратился в тень. Нет безрассудных мечтаний, нет страсти к познанию – нет самой жизни во всех её проявлениях. Ещё этот джуэйнизм, будь он неладен. Опять же верно, что Вебстер тогда увидел в нём опасность для человечества. Я был с ним согласен в тот момент, а теперь мы оба пожимаем плечами: «ведь мы же предупреждали…».

А человечество раздавлено самим собой, утомлено неверными, лживыми шагами. И вот уже Псы вышли на первый план, мутанты воспряли, да старые роботы мастерят себе подобных. И наивны те, кто ещё полагает, что человек заново рождён там, на Юпитере, в теле и душе скакунцов. Человек болен и умирает, и нужно срочно искать момент, направление, чтобы снова стать тем, кем он был. Только кто пойдёт на поиски, если искать некому – осталось лишь пять тысяч ленивых особей без опыта, без страсти, без желания, без ума.

Может быть, следующий Вебстер (Джон) нашёл пусть и не выход, но путь к нему, повернув рубильник. А может, он окончательно погубил человечество и сбежал из трусости и чувства вины в Сон. В любом случае, последствия этого поступка человек обнаружит позднее…

Предание пятое, «Рай», в котором душевные терзания, крики разума и преступные желания скручены вместе тугим узлом.

…Иногда узел настолько затянут, что развязать его не представляется возможным. В этом случае его решительно и беспощадно рубят топором. Да, на это трудно решиться; да, в этом случае остаются две половинки – «до» и «после»; да, вернуться будет невероятно тяжко… В этом предании узел ещё не разрублен, но топор уже занесён, а опустится ли он, будет зависеть от благоразумия человека. Промежуточное и открытое окончание рассказа оставляет вопросы, ведь пока не определено, ждёт ли человечество новый виток противостояния и борьбы (прежде всего, с самим собой) или будет найден компромисс, одинаково выгодный для всех сторон конфликта.

При желании можно понять всех их: и Вебстера, по-своему пекущемуся о будущем человечества; и Фаулера с его желанием вернуться в юпитерианский Рай и дать его людям; и мутантов, заботящихся только о себе. Нет, не так: не «можно», а «нужно» понять, говорит Саймак. Вот оно, учение Джуэйна – учение о взаимопонимании, учение о желании и способности чувствовать другого индивида. И это – учение самого Клиффорда Саймака , которое он пытался донести до нас не единожды в своих книгах. Может быть, это не-слегка утопичная идея и человек никогда не «прозреет» и не примет этого учения и ничему такому не научится, но вдруг всё-таки это произойдёт, кто знает?..

Пока же в сухом остатке имеем неоднозначный рассказ, тягучий и местами непонятный/непонятый. Какова истинная роль калейдоскопа, что в нём увидел такого страшного Вебстер? Истинно ли он прозрел или это иллюзия, или даже лживость? Последний вопрос важен, потому что, знаете, как-то коробит меня такое вот «просветленное» сознание: родившееся желание убить Фаулера, чтобы предотвратить дальнейший исход людей на Юпитер, в «Рай», и те мысли насчёт мутантов – «надо было перебить их всех, искоренить как опасную болезнь». Если в этом состоит учение о понимании, то боже упаси от такого понимания. Наверное, тогда стоит надеяться, чтобы озарение Вебстера оказалось всего лишь временным помрачнением сознания и считать его плодом душевных мучений и тяжких поисков выхода из тупика, в котором ещё находится человечество…

Мрачный, черноватый рассказ. Наверное, неудивительно, что так понравился Харлану Эллисону. Хорошо, что в жюри того конкурса, в котором рассказ победил, не сидел кто-то, впечатление которого от этой истории схожи с моими, а не с эллисоновскими, иначе литературный мир так и не узнал бы Симмонса-писателя.

Не скажу, что история не понравилась вовсе, но я не нашёл в ней чего-то экстраординарного, не нашёл той шедевральности, от которой хулиган и циник заплакал. Идея отличная, атмосферная подача её впечатляет, я не поспорю с этим; что-то жуткое и тёмное дотрагивается до сознания, царапает когтями по вискам и в пояснице, но что за ней? Воскрешенные мёртвые не есть те, кого живыми любили – это ясно: они не моргают, не едят и не спят. Они не живут. Более того, они несут смерть живым, они забирают жизни тех, кто их ещё любит.

Несомненно, тема очень волнительная. Ну и что с того, что они не живые, но ведь это чья-то любимая мама, любимый папа, любимый ребёнок… Можно за Дэна Симмонса задать немой вопрос: «А вы бы обратились к воскресенцам за услугой? Вы бы воскресили родного человека в таком виде?». Пока что я отвечаю почти твёрдо «Нет», но кто знает, кто знает… И вопрос, и ответ не лежат в области морали, не оцениваются по шкале «циничное/гуманное», а в будущем в рассказе Симмонса вопрос и вовсе не ставится – мёртвых просто воскрешают и их всё больше и больше, и зомби, тени любимых людей населяют мир. Повторюсь, не живут, — населяют. И это жутко на самом деле.

Та стезя, которую избрал рассказчик (не Симмонс в данном случае, а тот парень), наверное, была ожидаемой, коли он ещё не покончил с собой, как брат, как отец, как все те дети и взрослые, не выдержавшие. Просто – не выдержавшие. Ведь кто-то же должен быть воскресенцем… Ведь кому-то же надо поворачивать Стикс вспять...

Хотелось бы ещё внести поправку: рассказ написан не от лица маленького мальчика, а уже повзрослевшим мужчиной, описанное им – это воспоминания о том, что началось в его восьмилетнем возрасте.

И всё-таки, спасибо Харлану Эллисону, что теперь у нас есть Дэн Симмонс.

До этого рассказа у меня уже сложилось некоторое мнение об Авраме Дэвидсоне, как о писателе. В сущности, доселе он ничем из прочитанного не поразил, не удивил: среднесбитые, добротные вещицы, но не более того. А вот «Арахисы» очень понравились, чему немало способствовал восхитительный перевод О. Воейковой, отразивший всё рассказанное удивительно точно.

Читается рассказ легко, залпом. Да, это не фантастика, никакая не фантастика — ни гуманитарная, «ни твёрдая». Скорее, это психологически-мистический триллер с использованием местного фольклорного ужаса, подобно тем вещицам, что писал позднее Стивен Кинг, допустим. Схожие мотивы о неком злобном народце, которым пугают и который пугает детей (вспомним «томминоккеров» хотя бы), да и взрослых, чего уж греха таить, было жутковато. Вышло по-хорошему страшновато, потому что сама страшилка не размазана по тексту водянистыми знаками, а преподнесена компактно, концентрировано, да и сама семейная драма житья-бытья с деспотом-дедом добавляет, конечно, остроты. Просто физически ощущаешь всю мерзость подлой душонки деда, провонявшую грязным телом и ненавистью. И остальные образы точны и осязаемы.

В общем и целом, отличная вещь без всяких оговорок!

Предание четвёртое, «Дезертирство», которое на самом деле не такое уж и однозначное и осуждающее.

Наверное, самый психологичный, спорный и поэтичный рассказ цикла. Юпитер описан в таких красках, ароматах и чувствах, что поневоле сам мысленно становишься скакунцом, в радости и восторге несущимся сквозь лиловый аммиак планеты. Понимаешь, как трудно вернуться, отказаться от здоровья ума и тела в пользу долга. Знаешь, каково Фаулеру было под куполом и на просторах Юпитера. Отрадно сознавать, что в итоге он не отправил пятерых на смерть, как считают многие, но дал им возможность жить новой жизнью. Конечно, формально выходит, что именно эти пятеро и есть дезертиры, но повернётся ли язык осудить их?

Что касается Фаулера, то в его случае не всё так однозначно. Да, можно полагать и его дезертиром, если читать «Город» последовательно и сделать непременную остановку в конце этого предания, но и то только в том случае, если вы будете использовать классический перевод Л. Жданова, ну или слушать аудиокнигу в исполнении Игоря Мурашко. В этом случае выходит, что с последними словами Фаулер и пёс становятся дезертирами, но если заглянуть дальше, то… не совсем. И уж тем более невозможно считать Фаулера предателем человечества, если читать это предание в отрыве от всего романа «Город», как самостоятельную вещь в переводе И. Гуровой, скажем в антологии «Через солнечную сторону», где то ли переводчик, а то ли сам Саймак версионно заканчивает рассказ по-иному, добавляя убийственные для критиков поступка Фаулера его же слова: «Но мы вернёмся, когда узнаем то, что должны узнать». Мол, счастье быть скакунцом не выше долга, согласно которому должно принести знания людям.

На самом деле, очень приятное предание, хоть и слегка предсказуемое. Мог ли Фаулер поступить иначе? Нет. По определению он должен был выйти в юпитерианскую среду следующим. Должен ли он вернуться? Да. Ведь он же человек…

Предание третье, «Перепись», в котором угадывается важность происходящего для будущего, но суть её улавливается не вполне.

Рассказ являет нам картину изменившейся Земли. Псы разговаривают, роботы нужны лишь для того, чтобы подавать виски хозяину-человеку, муравьи возят тележки, мутанты усмехаются, а сам род людской пребывает в некой апатии, в тупике, с вращающимся в голове вопросом: «как жить дальше? куда идти?». Дело осложняется гнетущим чувством вины за потерянное знание Джуэйна. Человечество ищет знание, Всемирный комитет рассылает по земле переписчиков, настоящая задача которых – выявление людей-мутантов, ибо предполагается, что их особые знания и способности могли бы задать вектор к поиску ответов на те вопросы.

Странное дело, что одновременно с описываемым общим упадком, «закатом» человечества, Саймак тут же говорит о творческом ренессансе, о возрождении идей, о совершенно новых направлениях в искусстве. Пусть и вскользь говорит, но возможно ли такое, учитывая, что по его же словам, лучшие умы и силы покидают Землю, осваивают другие планеты? Верится с трудом, притом что никак не ясно, на какой почве этот ренессанс развился, чем вскормлены эти мутанты, что у них такая продолжительность жизни, телепатические способности и возможности видеть в чертеже, в книге, в идее проблему, суть её с одного взгляда.

Вообще, это предание очень тягостное, в его воздухе явственно витают так несвойственные Саймаку обреченность, неверие, безнадёжность. Но тут же мы чувствуем встречные потоки, в которых ощущается намёк на то, что вот сейчас, в это самое время (300 лет спустя начала конца городов) происходит что-то очень важное для всего человечества, для его будущего. Упустить этот момент – значит надолго застрять в сером настоящем, остаться в тупике, в которые люди сами себя загнали, отказавшись от городов, заточив себя в одиноких поместьях, отрешившись от внешнего мира. О чём я и говорил, что пафос Первого предания ещё пожнёт свои плоды. Но думается, что у людей достанет здравого смысла и талантов, чтобы найти свой новый путь.

Довольно известный рассказ, идею и содержание которого полвека назад в пух и прах разбил Александр Казанцев. Вернее, своим критическим мнением попытался это сделать. Во мне достаточно романтизма, эмоциональности и даже эмпатичности, но здесь рациональный цинизм и требовательность к исполнению правил во мне, конечно, побеждает. Том Годвин убедительно показал пусть и неумолимую жесткость, но и доказал несокрушимость физических законов, перед которыми эмоции и сострадание всё же бессильны.

Несомненно, девушку жалко, всем жалко, и все причастные сделали всё возможное, чтобы найти выход и спасти её, но нужно рассуждать здраво: вот на чашах весов её жизнь, жизнь глупенькой девочки, которой недостало ума как следует подумать и не делать такого преступного деяния, а на другой – жизнь ни в чём неповинного пилота КЭПа Бартона и жизни ещё семи людей, ожидающих помощи на планете. И на её вопрошающие взгляды и стоны «Почему я должна умереть?» мне хочется незамедлительно спросить в ответ: «А почему они должны умереть из-за тебя?».

Да, со всей строгостью можно спросить с пилота, а почему он не проверил свой корабль перед вылетом, но все жё суть рассказа не в том, а в важности держать ответ за свои поступки, каким бы жестоким он ни был.

Годвин поднял очень щекотливую тему, но показать её во всей красе не смог. Мне показалось, что терзания девушки уж слишком затянуты, все эти рассказы про мёртвого котёнка и прочие меня-то изрядно утомляли, а каково пришлось Бартону? Бесконечных «за что?», «почему» и «меня никому не жалко» чересчур много, чтобы почувствовать особый градус непростой ситуации. А в остальном рассказ умный, логичный, правильный по моему разумению, а претензии А. Казанцева к этической стороне истории я для себя не принял.

Иногда складывается впечатление, что английские фантасты более безжалостны к человечеству и планете Земля, чем все прочие, хоть русские, хоть американские, хоть французские. Наверное, чаще всех они устраивают апокалипсисы, катастрофы, уничтожают всё сущее и даже порой отдают победу иным расам, взять хоть Уиндэма, хоть Олдисса, не говоря уж о Коуни или Кристофере. Вот и Браннер выдал хитроумный план по уничтожению «назойливых» землян. Мне он представляется слишком уж хитрым, запутанным и долгосрочным. Думается мне, что при таких возможностях, инопланетяне для исполнения своего замысла могли бы запросто подослать тот конечный «везун», вполне обойдясь без промежуточных «мышеловок», и вся недолга. Может быть и нашлось бы некоторое число здравых или сомневающихся, но я уверен, основная масса клюнула бы, и ба-бах…

Сравнение же этой ловушки-«везуна» с мышеловкой, а землян – с мышами, показалось натянутым. Всё-таки, когда травят мышей, их не прикармливают, а просто стараются безжалостно уничтожить. (По крайней мере мой дед действовал именно безжалостно, хе-хе…). Ну и в целом, каких-то особых художественных достоинств у рассказа нет, к сожалению.

Предание второе, «Берлога», которое сначала умиротворяет спокойным течением жизни, а после оглушает концовкой.

Безжалостный рассказ. Человечество ищет себя, ищет покоя и мира, бросается из крайности в крайность, совершает ошибки и учится на них. 150 лет назад люди начали покидать Города, устав от других таких же людей, устав от тесноты, суеты и насилия. Уединились в своих поместьях, затворили ставни, закрыли ворота, посадили пса на цепь и сели с рюмкой бренди возле своих каминов. Мир, покой, уют и умиротворение – на первый взгляд так выглядит жизнь среднего землянина, а на самом деле? Люди отвыкли от пространства, поместья-берлоги поглотили их, и вот уже одиночество подкралось незаметно и схватило их мёртвой хваткой. Люди — «шумные, суетливые… чужаки, сплошь чужаки» — стали посторонними друг другу. Что ж, скажу так, что та свобода, которой человечество добивалось в первом Предании, обернулась другой стороной.

Всё это идёт фоном, подкладываются к тем событиям, которые завершаются трагическим исходом. Малодушие и нерешительность Вебстера позволили роботу решить дело самостоятельно, и если бы не страхи и сомнения Вебстера, если бы он более оперативно сказал «да» полёту на Марс, если бы он спас тогда Джуэйна, неизвестно как повернулась бы судьба человечества. А так, нет повода для благодушной надежды…

Это очень сильное Предание. Саймак мастерски усыпил бдительность читателя, неторопливо, лениво, без суеты описывая будни поместья Вебстеров. Всё там идёт мерно, своим чередом, тем более сурова концовка. Робот-дворецкий Дженкинс, принимая решение за человека, руководствуется только логикой, а в результате берлога Вебстера становится ещё теснее и ясно, что весна для него наступит не скоро. Может, и никогда…

Прочитав роман «Город» с дюжину раз, я никогда не рассматривал его как набор историй, цикл «преданий»; всякий раз он представлялся мне единой, цельной композицией. Что ж, теперь попробую переосмыслить его по-отдельности.

***

Предание первое, «Город», которому я не поверил.

Если кратко, суть такова: города пришли в упадок, люди потянулись в провинцию, всюду снуют семейные вертолёты, пища выращивается в гидропониках. Новый уклад жизни поглощает старый, но не все люди могут безболезненно перестроиться – иные держатся за прошлое из сентиментальности, ибо ещё крепка хватка прежних традиций и привычек, другие же – из меркантильных соображений, те, кому город раньше давал достаток, положение и власть. Саймак преподносит эти изменения как естественный ход истории, хоть и вынужденный – под угрозой войны, но я такому варианту будущего не поверил. Достаточно выглянуть за окно или включить телевизор, чтобы в этом убедиться. Города растут и ширятся, в то время как глубинка тихо доживает свои дни. Всемирная урбанизация побеждает; возможно, в России, в Америке или в Бразилии этот процесс выглядит по-разному, но суть остаётся одной.

Да, при этом Первое предание вышло очень «американским». Посмотрите на самое различие в воззрениях на антагонистскую пару «город-деревня»: в городе Саймака Улле Джонсон имеет собственную ферму, выращивает на ней овощи, которые уже никому, собственно, не нужны, ведь есть другие, выращенные в искусственной среде за городом. У нас же существование фермы прочно связано с деревней, именно там выращиваются здоровые продукты и именно на земле, а не в гидропониках, то есть без почвы. А где ещё много земли равно почвы, как не за городом?! В городах Саймака люди живут по нашим понятиям как раз по-деревенски, и это сильно запутывает.

Люди ушли из города, и, говоря словами персонажей, «стала невозможна манипуляция ими, исчезла так называемая психология толпы, так как нет никакой толпы». Но то место куда они ушли, не станет ли оно со временем сосредоточием той самой толпы, ведь рано или поздно из этих мест в итоге народится новый Город, ещё более могущественный, и тогда снова возникнет угроза ядерной войны, от которой по Саймаку, людей спас исход из городов. Разве не возникнет тогда новая удобная, большая мишень?

Что ещё «американского» в этой главе, так это концовка. Уж где-где, а в Америке наиболее пристально власти блюдут неприкосновенность частной собственности – это то, на чём зиждется американский порядок. На этом молодой Адамс и сыграл и наличие законных бумажек о правах на землю и недвижимость остановили уничтожение его собственности. Обнадёжили его планы: заповедники там, экскурсии, памятники, желание сохранить хотя бы часть города для потомков. А вот методы Вебстера покоробили. Шантаж, угрозы, оскорбления («политиканы», «хлыщ с луженой глоткой и нахальной рожей», «от вас плесенью несёт», «заткнитесь» и т. п.) – вот что пошло в ход.

В целом же, рассказ жёсткий, бескомпромиссный, и если бы не общая душевность повествования, свойственная Саймаку, он оставлял бы более тягостное впечатление. А так, в общем-то, позитивно, жизнеутверждающе вышло.

Весьма качественная вещица, но… Но, отмечаю себе с некоторым сожалением, не для сердца она, но для ума. Мне показалось, что и сам Симмонс вложил в повесть именно ум – всё рационально, точно расписано, подробно, но не излишне, сцены, слова, эмоции – скупы, но отточены и выверены. Но до души не достало.

Трудное дело – восхождение на вершину. Очень трудное – восхождение на восьмитысячник. Неимоверно трудно – достижение пика горы Чогори (К-2) – второй вершины мира после Эвереста. Симмонс эти трудности показал успешно. Но трудности ожидались изначально в принципе, поэтому четверка альпинистов – 3 человека и «богомол» — не стали для меня выдающимися героями; не стали теми, кем можно восхищаться искренне и бесконечно. Конечно, известно с первых строк, что они дойдут, поднимутся (может, не все, но кто-то из них), но подвиг ли это? Сколько покорителей Чогори взошли на топ до них за почти сто лет покорения (примерное время действия событий — 2050-60 гг.), сколько было таких же смельчаков: без кислородных масок, без стационарных лагерей, без посторонней страховки и помощи? Думаю, немало. Поэтому, я посчитал, что должно будет произойти нечто такое, что выделило бы нашу четвёрку из общего числа альпинистов. Не думаю, что это случилось, и в этом одно из моих неоправданных ожиданий от повести. Может быть предполагалось, что результат – «Земля услышала Песню» — это именно то самое «нечто такое»: красивое, достойное, памятное, вечное. Может быть… Но так как, признаться честно, до меня не совсем дошла задумка Симмонса о Песне, то и этот результат для меня-читателя не конечен. Вот если бы понять, что хотел сказать этим автор, то наверняка повесть расцвела бы новыми красками. Да еще если бы понять до конца глубокомыслие (если оно есть) диалога: «”Почему вы идете на вершину?” – “Потому что она есть”»…

Конечно, как вдумчивый читатель я попытался искать ответы, думать, предполагать, домысливать, развивать идеи и недосказанности Симмонса, и что-то получилось, но даже я не думаю, что это верные мысли, потому что они идут параллельно логике и здравому смыслу. Несомненно, повесть атмосферна, чувствуется, что Симмонс – Мастер слова. Видно, что литературу по освоению восьмитысячников он проштудировал. И география объекта и прилегающих областей верна, и фамилии прежних восходителей точны, и разные мелочи упоминаются в виде гор мусора (достоверный факт). И всё равно чего-то не хватает, психологичности что ли, нерва, более живых характеров. Также мне кажется, что тема «богомола» не до конца раскрыта.

При всей критичности, я не скажу, что повесть не понравилась. Понравилась, но ощущение недодачи остаётся. Возможно от того, что я ждал и не получил того, чего ждал, чего-то сногсшибательного, потрясной идеи, движения. Пока что «На К-2…» для меня всего лишь добротная вещь, но не покорённая вершина. Попытаюсь перечитать позже с надеждой на открытие новых мотивов и идей.

Ничем не примечательный детективный рассказ известного фантаста. Даже не детектив, а так, психологический триллер с элементами внутрисемейной драмы. Неурядицы в доме главного персонажа сначала идут фоном к деятельности неизвестного снайпера, обстреливающего машины, а в концовке эти две сюжетных линии сходятся в одной точке и, в принципе, дают ответы на все вопросы, поставленные в рассказе. Написано неплохо, складно, градус поднимается с каждой страницей, но в сущности что-то привлекательное в этой истории на этом и заканчивается.

Читать необязательно, только быть может ярым поклонникам Аврама Дэвидсона.

Забавный рассказ, местами даже смешной. Одно дело видеть мышонка в мультфильме Уолта Диснея, и совсем другое – представить его в этом же костюмчике с большими пуговицами, разгуливающего по улицам и вопрошающего прохожих «как пройти в Хартфилд?». Один вопрос – видеть и слышать, как разговаривают с телеэкрана Микки Маус и Плуто, и другое – Митки с его ужасным немецким акцентом :) и осознание того, что так-то это первый земной космонавт и пуще того – это первый контактёр с инопланетной цивилизацией.

Конечно, от рассказа за версту веет запахом 30-40-х годов двадцатого столетия, но не затхлостью времени, а доброй наивностью в отношении космических полётов. Обычный для тех времен талантливый учёный-одиночка с личной лабораторией, секретными экспериментами и странностями, но это не злой гений – у Брауна такое и вообразить невозможно! Смешно, что пусть и маленькую, но всё же как ни крути космическую (!) ракету можно соорудить практически «на коленке», что полёт в космос возможен и без скафандра и не обращая внимания на перегрузки и прочее, но всё это написано с такой теплотой и верой в результат, в силу разума, в его величество случай, что, конечно, на лице прежде всего расцветает улыбка, а не желание найти огрехи и несуразности.

Пусть рассказ выглядит как самый настоящий комикс – так и вижу разбитые на части листы бумаги с облаками сказанных слов и сценами в черно-белом исполнении, пусть рассказ в целом не несёт никакой литературной ценности, пусть он абсолютно ненаучен, но он приятен и лёгок. Он укладывается именно в те отделы мозга, которые отвечают за хорошее настроение и позитив.

Динамичная, напряженная повесть Джека Вэнса. Вахтовая бригада рабочих добывает на чужой планете редкие и потому ценные металлы, перерабатывая кораллы и моллюсков. В принципе, жанр повести можно охарактеризовать как «философски-производственно-детективная фантастика». Диапазон поднимаемых Вэнсом вопросов достаточно широк: от моральной составляющей хозяйничанья на чужой планете до установки вербального контакта с её обитателями. Событий в повести очень много, кадры меняются с достойной частотой, но я бы остановился на одном моменте: это как раз установка контакта с одними из обитателей планеты.

Я могу с некоторой натяжкой поверить в то, что, истребив многие виды животных на Земле, человек когда-нибудь всё же прислушается к голосу разума и станет более трепетно относится и к неземной природе, действуя в рамках установленных им же законов, правил, кодекса — «не убий разумное», но мне трудно поверить в то, что за две недели возможно обучить тюленеподобных животных способности понятно визуально изъясняться (брррр, наверное, не скоро ещё забудется слово из перевода, подобранное для этого случая – «сообщаться»). Слишком сложный это процесс, на который должны по идее уходить годы. В остальном же, хорошая повесть о трудностях установки контакта и моральной стороне этого.

«Дар речи» казался бы ещё лучше, даже чем кажется, если бы не перевод. Первый, от 1961 года, опубликованный в антологии «На суше и на море» за авторством З. Бобырь очень плох, если не сказать «ужасен». Кривые предложения, неверно построенные, нелепые интонации и предлоги, общее косноязычие невыгодно сказывается на восприятии повести. «Воркотня», «неумолчный», «был здесь Райт?», «день почти кончался», «похоже, что мы влопались» (ну «вляпались» же!), «добросовестно ошибиться», «вы попались теперь, даже если не попадались раньше» — и такое на каждой странице. Можно, конечно, предположить, что и сам Вэнс писать что-то в подобной манере в принципе мог, но … Наверное, всё же это не его огрехи. Отбросив же эти претензии, от повести вполне можно получить определенное удовольствие.

Роберт Янг – большой романтик и сказочник в самом лучшем виде. О самых невероятных вещах он писал спокойно, уверенно, убеждённо, и – с любовью. Писал так, что невольно растворяешься в его сюжетах и веришь каждому слову, как бы это не выглядело невозможно. Даже если история такая, как рассказанная в повести «У начала времен».

Манера повествования схожа с той, с которой старенький, любимый дедушка укладывает спать внучат, рассказывая им на сон сказку. Так же внимаешь его словам, заворожено открыв рот, и так же сознаешь, что рассказ – всего лишь выдумка, одновременно говоря себе: «но ведь дедушка-Роберт Янг не может обманывать…». «У начала времен» — сказка, а как сказал ещё один романтик Клиффорд Саймак в «Городе»: «Кто же ищет истину в обыкновенной сказке? Сказка должна быть увлекательной, и всё тут». И, надо сказать, вышло действительно увлекательно.

Машина времени, обитаемый, цивилизованный, наполненный жизнью Марс, временные парадоксы, динозавры Мела – вот он Янг-фантаст; серёжки-говорёшки, высокое чувство любви, бескорыстная дружба и помощь, сны о весенних лютиковых лугах, чистое, тёплое солнце, росистое утро – это уже Янг-романтик. Может быть сейчас, в наше циничное кибер-время эта история смотрится слегка инородно, но она должна быть, должна лежать на другой чаше восприятия действительности!

Пусть некоторые моменты выглядят наивно, некоторые сцены – наигранно, количество счастливых совпадений зашкаливает, а роялей в кустах хватило бы на целый оркестр, но романтичность повести поглощает эти частности. Наверное, найдутся защитники якобы-морали, которые увидят в повести коробящее их чувство любви 11-летней девочки к взрослому мужчине. Объявятся и те, кто усмотрит во всех временных выкрутасах Янга несоответствие логической мысли, лженаучность. Наверняка кто-то посетует на излишнюю многословность в описаниях происходящего, повторы (пальметтовые рощи, снова пальметтовые рощи и опять они же…) и архаичность слога. Это есть, если глядеть на повесть циничным взглядом настоящего, но при всём при этом добрых и светлых чувств от этой повести в разы больше и с прошествием времени они явно не уменьшатся.

Наконец-то я нашёл этот рассказ! Дело в том, что советский мультфильм 1985 года мне запомнился давно и надолго, но в десятилетнем возрасте я титрами ещё не интересовался и потому авторство сюжета ускользнуло от меня (также надолго). Но сама история врезалась в память и позднее, едва начав бриться, каждый раз при выполнении этого нелюбимого занятия, я завидовал герою мультика, которому достался чудесный крем-депилятор Глоглема. «Вот была бы красота иметь такой крем», — думал я всякий раз, поскрёбывая бритвой щёки и страстно желая скорейшего внедрения в нашу жизнь подобных штуковин из фантастических рассказов.

И вот, наконец, совершенно случайно я-таки добрался до печатной формы рассказа и оказался в ещё большем восторге. Рассказ яркий, остроумный, запоминающийся. Драма соседствует с доброй иронией, острой сатирой и романтикой освоения далёких планет. Образы персонажей лаконичны, но точны и сочны, особенно нерадивый робот-коммивояжер. Его неумелая деятельность – «немного грубоватая, но толковая» — выделяется прежде всего непосредственностью, отсутствием корыстного, злого умысла, и, конечно, резко контрастирует с, как я их называю, «представителями-канадской-компании-здравствуйте-у нас сегодня презентация-купите чайник», которые шастают по офисам в мятых брюках, несвежих рубашках и грязных ботинках, втюхивая разную ерунду. Робот, угрожающий пистолетом, вызывает здоровую улыбку, эти же парни – в лучшем случае жалость, притом что они не поставлены в то труднейшее положение, в каком оказались и робот, и колонист Уингерт. Подкупает, что у обоих нашлось достаточно здравого смысла, чтобы понять, что, только держась вместе – земная смекалка и денсобольские технические возможности воедино, – они смогут выжить и даже подзаработать.

Остаётся небольшое смущение от того, контракт был разорван уж очень легко и просто, но за другими плюсами рассказа это обстоятельство уходит на задний план. Ну, а заново пересмотрев мультфильм, я даже на десять минут вернулся в детство. Своеобразный взгляд на концовку советских мультипликаторов сейчас, несомненно, поставил этому некий барьер, но я всё же склонен отнести их версию к одному из ликов творчества, но не к эху той эпохи.

… А розовое небо Квеллака из мультфильма так и останется в памяти…

Неплохой рассказ. Мне интересны истории, происходящее в которых видится глазами представителей внеземной цивилизации, всё-таки инопланетный менталитет по определению должен бы отличаться от привычного нам. И то, насколько автор справляется с показом чего-то принципиально иного, то, как он расширяет горизонты своей фантазии – а затем и читательской, может свидетельствовать об успешности истории. Считаю, что Силверберг в данном случае справился, представив читателю оригинальный вариант инопланетного гостя Третьей планеты от Солнца, притом разумного. Хотя, единственным недостатком истории я посчитал именно этот факт разумности представленной формы жизни, так как мне всё же довольно трудно поверить в такую вероятность. Впрочем, чем вселенная не шутит, и, может быть, за несколько миллионов лет даже эта форма обретает разум. В сущности, интрига, созданная Силвербергом по поводу обличия межпланетных исследователей, выдержала себя до самой концовки и, несмотря на рассыпанные намёки, я об их истинном состоянии не догадывался, поэтому по окончанию довольно улыбнулся. Удивлён, понравилось.

Маленький рассказик — две странички предсмертного письма, чистосердечного признания. Мошенничество в особо крупных размерах разоблачено, аферисты получили по заслугам, ну а что такое пара смертельных случаев за ради осуществления вечной мечты человечества — полёта в космос? Показано, как в циничной манере можно делать деньги на мечте. Навряд ли в настоящее время можно провернуть подобное дельце (хотя?..), но в 1939 году люди, летавшие в космическом корабле только на страницах Amazing Stories да Astounding Science Fiction, могли себе позволить обманываться и верить в полёт. А в целом, дебютный рассказ С. Корнблата ни о чём, мораль уж слишком на виду, но для 39-го года приемлемо.

Всё-таки, это ещё ранний Стивен Кинг со всеми его недочётами: местами ещё «сырой», в чём-то не окрепший, не отточенный, слог которого совсем ещё не такой «детализированный», а идея не такая цельная, но неясная и размазанная по тексту. Такие мои первые впечатления от прочтения этого рассказа, которые более того – усилились после прослушивания его в исполнении Влада Копа. Размышляя далее над этой историей, я нахожу некоторые моменты лишними, иные – провисшими, часть же просто неубедительно прописанными.

Разбирать каждый из них не стану, но для себя отметил, скажу лишь о некоторых в общем. Самое непонятное в том, от чьего лица Кинг вёл своё рассказ о произошедших событиях? Нет, структурно ясно, что от третьего лица, но даже в этой манере должно быть определённо понятно, чьими глазами мы видим историю. Здесь же, многочисленные «куда-то», «что-то», «какое-то» без подробностей («они собирались куда-то пойти пообедать», «она что-то зубрила», «посмотреть какое-то кино», …) создавали эффект «неприсутствия», как будто история, рассказанная Кингом – это отстранённый пересказ чьей-то истории, подробности которой выветрились со временем, оказались неважными, несущественным. Словно бы это не воспоминания Элизабет, или даже Эллис, или даже (!) не воспоминания Эдварда Хамнера-младшего, а университетская байка.

Обычно Кинг, придумывая и описывая детали снов своих персонажей, вполне соотносит их с сюжетом, с дальнейшим или предыдущим текстом. Здесь же сон Элизабет с Тони-убийцей и Эдом-спасителем выглядит инородно, давая мало намёков на связь с событиями. Он не изобретательный, образно говоря, сон этот не как волокно в верёвке, составляющий с другими такими же одно целое, а как шнурок, привязанный простым узлом к этой верёвке.

Опять же, разноцветные носки Эдварда – зачем?, можно ли было обойтись без этой мелочи, которая по идее должна была внести указания на какие-то особенности характера Эдда, а на самом деле – нет? Эд был человеком, подчинённым идее, цели, 15 лет вынашивая и лелея мечту о Бет, 15 лет методично исполняя её и двигаясь во времени и пространстве к объекту своей любви. Я не стану говорить о негативной, разрушительной стороне его любви к ней, о её собственническом начале, о банальном желании обладать женщиной (чувство-то, как ни крути, настоящее), но разность носков никак не цепляется за его характер.

…А эта пугающая (по задумке) фраза – «Элизабет ожидало самое ужасное лето её жизни». Что в нём оказалось в итоге ужасного?! Смерть Тони? Полноте, сама Элизабет призналась, что в сущности о нём не сильно-то и сожалеет, к своему стыду. В чём ужас того лета, если основные события – кстати, не такие уж и ужасные, трагические и критичные – развернулись гораздо позже «того» лета? Ну, и то, что мне особо не понравилось в рассказе, как Кинг вывернул негативную сущность Эдда Хамнера-младшего. В момент, когда можно было остановиться лишь на его мистической способности, даре, проклятии быть «маленьким талисманом», или быть по словам его матери, «сыном наместника Дьявола на земле», или «знать, просто знать, предугадывать чужие желания» (но ведь это же не преступление – угадывать желания!), в этот момент всплывает всякая вуду-мишура со всеми этими куклами, древними обрядами, отрезанными в детстве локонами и моделькой «Фиата». И тут вот сразу на меня пахнула чем-то искусственным, ненатуральным, надуманным.

Запахло горелой «пластмассой» идеи и рассказ из неплохой идеи превратился в банальную рассказывалку у костра. Полное отсутствие кинговского неспешного саспенса, просто история с маленьким намёком на психологичность. Но её достичь не удалось, на мой взгляд, персонажи не цепанули, слог беден, развязка неизобретательна. Маленький несчастный мальчик из детства так им и остался и через 15 лет, даром что богатым. В остальном же, средне и скучно.

Будучи знаком с этим рассказом Уильяма Гибсона уже довольно приличное количество лет и одновременно являясь ревностным поклонником одноимённого фильма Роберта Лонго, я в итоге стараюсь относиться к самому рассказу весьма сдержанно. Возможно, как раз тому причиной является экранизация, более развёрнутая, более подробная, более визуальная по отношению к первоисточнику. Рассказ же словно зарисовка, состоящая из описания суток жизни почти ничем непримечательного парня по имени Джонни. «Почти», заключающееся лишь в том, что он – хранитель и переносчик чужой информации. Однако, даже Гибсон ни разу не сказал о том, что его эта способность чем-то уникальна и единственна в своём роде, а подавно в сравнении с другими творениями инженерной мысли из рассказа. А, учитывая образы, сложность и само устройство гибсоновского мира – кибертехнологии, уровень пластической хирургии и практики трансплантаций, Джонни и вовсе оказывается далеко не венцом техно- и био-мысли инженеров будущего.

Обычно автор, называя своё произведение именем героя, как бы даёт понять, что его герой изначально централен и что именно вокруг него будет образована вся коллизия. И если в случае с фильмом это соответствует такой теории – в ней герой Киану Ривза действительно центральная фигура повествования, вокруг него «вращается» мир, сюжет, люди и образы, — то в отношении рассказа такого я сказать не могу. И в этом лично для меня главная проблема рассказа. По сути Джонни не делает ничего такого, что бы превращало его в уникального персонажа, незаменимого для сюжета. «Один-из», поэтому для меня печатная версия приключений Джонни носит названия, что-то типа: «Один день из жизни Джонни», или «Как незнакомые люди за деньги, наркотики и сигареты несколько раз спасали мозг и шкуру Джонни». Вспомним: Молли вытащила его от Ральфи, Молли победила отправленного за нашим парнем киллера, дельфин вынул код-пароль, «пират» извлёк краденую программу из имплантанта в мозгу… Чем отличился сам Джонни? Лишь незначительным.

И всё же, несмотря на всё моё критическое отношение к сюжетной составляющей именно рассказа и персонально к Джонни в нём, я нежно люблю эту историю. За мир, в котором люди обязаны были соединиться воедино с технологиями, чтобы выживать; за уникальных персонажей, за бунтарство, за новизну идей. С улыбкой вспоминаю некоторые рецензии из нашей прессы, в которых наличествуют эпитеты, типа «человек-флешка» и «кучка dvd-дисков». Ну да, если подходить к распознаванию образа Джонни только как к носителю информации, если мыслить уже, чем вложил в идею Гибсон, то можно, пожалуй, ограничиться такими категориями. Тогда, конечно, можно и вполне искренне удивляться и думать, что сюжет надуман – вспоминаю, «ведь для передачи информации есть же ну хотя бы электронная почта», — можно, но ровно до тех пор, пока не заменить гибсоновские «сотни мегабайт» и киношные «80-160 Гб» парой-тройкой-десятком терабайт (а может и больше) которые носит Джонни в своей голове. Посмотрел бы я на ту e-mail, которая справится с передачей такого количества данных, да ещё будучи так же надёжно защищённой от доступа.

А рассказ нисколько не устарел за 30 лет, более того, биоинженеры современности и близко не подобрались к тому, что было задумано, спроектировано и описано Гибсоном в прошлом веке. Эта история – веха фантастической литературы, и я всегда буду относиться к «Джонни-Мнемонику» с почтением. Не забывая, однако, вложить в свой читательский колчан парочку критических стрел.

Крайне неудачная повесть классика фантастики. Есть литература, над которой время невластно – и даже у самого Хайнлайна есть произведения и опередившие время, и стоящие выше него, — но в данном случае оно, время, оказалось безжалостно и неразборчиво к «Кошмару», пройдясь по нему молью и «съев» то немногое ценное, что в нём изначально было.

Идея –то неплоха: телекинетики, ясновидящие и телепаты благодаря своим уникальным способностям спасают страну от атомного кошмара, но реализация её просто никакая. Претенциозно, но неубедительно и вяло. Да и фантастического в повести крайне мало, не относить же к такому наличествующих экстрасенсов иже с ними. Разве что Хайнлайн перевёл «холодную» войну между США и Советами в состояние «горячей». Но выглядит это нелепо и дело даже по большому счёту не в том, что СССР выставлен агрессором – повесть не стала бы изящнее, правдоподобнее и ярче от смены потенциального противника Штатов хоть на Китай, хоть на инопланетян, а в том, как об этом написано и какими словами и методами при этом воспользовался Хайнлайн. Даже учитывая его антикоммунистические взгляды трудно воспринимать поставленную в произведении Союзом ноту-ультиматум адекватно. Это же верх маразма! Её что, писал дворник или сантехник из посольства? Разве так составляются официальные документы о начале военных действий? Навряд ли, в том виде, что её подал Хайнлайн, нота походит на записку от одной песочницы для другой из детской игры в «войнушку».

Персонажи тоже словно бы взяты из детского альбома для рисования: обозначены контуры – две руки, две ноги, голова с точками вместо глаз. Ни характерности, ни индивидуальности, ни психологичности. И для чего их в повести так много совершенно непонятно. Ради интереса я взял и подсчитал всех тех, кто хоть на минутку появлялся «в кадре» и вышло аж 29 действующих лиц, и это не считая ещё 25-30 уникумов, рассаженных по комнатам! Учёные и военных всех мастей и званий: физики, химики, психологи, капитаны, полковники и генералы до того перенасытили текст, что сопоставлять вместе их фамилии и статусы не было бы никакой возможности, кабы я не делал бы соответствующие пометки.

Конечно, Хайнлайн мало когда отличался изысканным слогом, но в «Кошмаре» и подавно не отличился. Порой возникала мысль, что «ну, не мог Хайнлайн написать так и такое», но даже беглая сверка оригинального текста и двух вариантов перевода убедили, что таки мог. Переводы, кстати, разительно отличаются друг от друга. «Операция «Кошмар» от В.П. Ковалевского и Н.П. Штуцера ближе к оригиналу, однако и наверное поэтому их версия суха и архаична; в ней также сохранен враг-агрессор в лице Советского Союза с его «Омском-Томском» и «Минск, Пинск – какая, собственно, разница?». «Проект «Кошмар» за авторством В. Полуэктова более читабельный и как нельзя кстати подходит крайним и умеренным шовинистам, которых могло бы покоробить то, что СССР представлен в явно невыгодном свете: здесь Союз заменён на просто «потенциального врага», а все подробности советской агрессии вычищены из текста. Этот перевод, который к слову вполне мог оказаться переводом с немецкого текста повести, лучше усваивается, но повесть Хайнлайна никак не спасают.

В целом: наивно, неубедительно, плохо. «Кошмар», одним словом.

Земляне на этот раз оказались практически на месте американских индейцев, когда Кортес со своими конкистадорами сначала умасливал их всякими безделушками, меняя их на золото, а потом вырезал их почти поголовно, устраивая кровавые бойни. «Добрые» пришельцы же давали землянам то, что им хотелось, что-то ценное по их мнению, а тем временем собирали информацию и готовились к охоте... Снова стало жутко.

Цепь случайных на первый взгляд, но, как оказалось, вовсе и не случайных совпадений привела меня наконец-то к знакомству с творчеством Уильяма Гибсона. А случилась первая встреча где-то на Трассе в «Захолустье». Сразу отмечу, что я остался доволен первыми впечатлениями от этого человека в очках с круглыми линзами, хотя и не пребываю в полном восторге от самого рассказа. Почти уверен, что восхищения будут позднее. Гибсон не поразил чем-то сверхъестественным, ибо я ждал нечто такого, очень плотного, ёмкого, тягучего, и это самое и получил. Конечно, невозможно не признать, что рассказ написан мастерски, проработан до каждой буквы и точки, оригинален даже в своей нише, не говоря уже о жанре в целом. Вместе с ожиданиями меня посещали и смутные страхи: сразит ли меня Гибсон чуждыми мне знаниями, заумностями, виртуальными примочками – чем-то таким, что будет не понято, а потому пропущено, стёрто, забыто. Напрасно, и хоть и без воздушной лёгкости, но текст я осилил приемлемо. Не претендуя на истинность, поведаю свои ощущения.

Надо сказать, что рассказ был прочитан два раза подряд с интервалом в несколько дней, причем намеренно: в первый раз я ловил общую атмосферу, суть, сюжет, характерность, эмоциональность — впечатление в целом; во втором же прочтении я уже выискивал детали, частности, те мелочи, которые и образовывали полную «сферу наглядного». Два предыдущих слова перед точкой неслучайно взяты в кавычки – это понятие из отрасли науки, называемой гештальтпсихологией, духом которой, собственно, пронизано всё произведение. Удивительным образом это совпало с моим гештальт-восприятием «Захолустья», когда я попытался прочувствовать историю Гибсона от целого к частному. Гештальты безраздельно властвуют на её (истории) и его (Гибсона) территории: от прямых упоминаний до слегка скрытых от глаз многих принципов этой формы восприятия. Скажем, тенденции к пространственным направлениям в случае с тем, что из себя представляет Трасса явны, а такие понятия гештальта, как «важность», «целостности», «доминирование» также можно при желании разглядеть.

Фигура важнее основы, но тут каждый читатель может сам для себя определить степень важности целого и частностей, относящихся к рассказу. Кому-то покажется, что нет в этой ситуации ничего важнее отношений Человечества и Трассы — их существовании, взаимодействии, притяжении и отталкивании, а судьбы отдельных личностей при этом – частности, даже сумма которых не есть целое, ибо целое всегда больше набора частей. Кто-то наоборот увидит, что суррогаты, обработчики, техники, «пушечное мясо» — каждый из них по отдельности — важнее всего происходящего. А кто-то скажет, что всё и ничто неважно, ибо бессмысленно.

Забавно и то, что, приняв эти принципы, я в итоге разложил рассказ на составляющие, одновременно осмысливая его в целостности. Манера изложения, характеры, сюжет, отношения, явности и недосказанности воспринимались в общем, оставаясь при этом «кирпичиками в здании». Это помогла лучше понять специфику проблемы, всю трагедию и боль каждого участника процесса — от Тоби до Лени Гофмансталь, прямиком к общей трагедии и боли.

Рассказ на самом деле вполне понятный. Гибсон не грузит заумными техническими подробностями, тяжёлой моралью, не то что излишней, а вообще никакой пафосностью или вселенской скорбью. Я принял это, потому что поверил ему. Да, наверняка, так всё и будет происходить. Тяжкие, смертельные психические травмы при изучении непознанного Космоса будут преследовать Человечество, но оно не отступится никогда, ибо всегда найдётся агнец, который ради получения неведомой ракушки войдёт в Аномалию. И всё будет предельно жёстко, с минимумом романтики и сантиментов. Сантиментам в принципе не место в этом страшном ритуале жертвоприношения человека Трассе/Подземке/Реке. Сантименты растворены и погашены в кататониях, депрессиях, психозах, в смертях, наконец. «Мухи в аэропорту, путешествующие автостопом» — удивительно точная и мощная метафора Гибсона на жизнь людей рядом с Аномалией, и добавить тут нечего.

Что особо понравилось в рассказе, так это манера письма. Как-то Орсон Скотт Кард сказал, что по возможности стремится «рассказывать» историю, а не «писать» её. Я тоже люблю это, но тут как раз случай, что история «написана», и сделано это на очень высоком уровне. Каждое слово отточено, ничего лишнего, предельная лаконичность, от которой идут порывы мрачного космического ветра с запахом бессмысленной обреченности, упрямой жестокости и смерти. Выразительность порой очень коротких предложений, буквально в несколько слов, добавляла эффекта, подобно ударам хлыста. Но нашлась пара моментов, которые я понял, но не принял. Во-первых, наркотики. Всех мыслимых сортов и видов, они везде: для спасения, облегчения страданий, убийства душевных мук, для связи с «пушечным мясом», для ухода от страшной, смертельной реальности. Их назначение и применение, их место в рассказе понятно и оправданно, но … не моё. Во-вторых, излишний символизм, который, кажется, будет присущ позже киберпанку. Этот культ Святой Ольги, её портреты везде, словно иконы, каждая клетка памяти Тоби и ему подобных просто забита этой русской. Но мне непонятно само преклонение перед ней, собственно, что она сделала такого для человечества – попытка разбить приборы не в счёт – кроме как была случайно первой на Трассе? Впрочем, для меня это неважные, не доминирующие частности гештальт-структуры «Захолустье», гораздо важнее полная картина, которая, конечно, больше суммы всех самых важных частностей…

Отличный на мой вкус рассказ, но впечатление от него может сильно изменить, и даже подпортить один маленький, но весомый нюанс. Позволю себе дать маленький, но, думаю, ценный совет потенциальному читателю – перефразируя слова профессора Преображенского, скажу ему так: до рассказа не читайте отзывов на него. Мало того, что в большинстве из них раскрывается концовка, ради которой он, собственно, и задуман/написан и на которой зиждется, так ещё и раскрывается она не совсем верно, по-моему.

А история-то красивая и остроумная одновременно. Может бросаться в глаза заметное дробление её на две половинки, одна из которых – красивая, а вторая изобретательная, остроумная. Вполне возможно, что Кларк сделал так намеренно, желая заманить читателя, обмануть, разыграть, но и – увлечь! Такое он уже проделывал в «Стене Мрака», правда, с противоположным эффектом, которым в том случае немало погубил прежнюю идею. Здесь же концовка добавляет шарма и без того хорошей истории.

Кларк интересно и забавно изображает попытки венерианских учёных разгадать, трактовать некоторые земные артефакты. В принципе, стандартный для археолога комплект «находка – тупик – подходящее с виду объяснение» с лёгкостью находится в любом похожем случае в истории Земли – сколько ещё неразгаданных тайн владеют умами учёных, а ведь теорий и гипотез и вовсе в разы больше. И часто одно неверное суждение, предположение уводят ещё дальше от разгадки и это же, думаю, произойдёт и с венерианскими учёными, ведь правильно истолковав назначение скрученной ленты из металлической коробки, они, в конце концов, непременно ошибутся в трактовке её содержания. Я почти уверен, что (вот тут читатель, ещё не знакомый с рассказом, может закончить читать этот отзыв) изучали они даже не художественный фильм, а мультипликационный, а конкретно – про Микки Мауса. Намёки на это даются в рассказе неоднократно. Но от этого конечный эффект только усиливается.

Слабый рассказ — без изюминки, без сюжета, без смысла. О чём он? В двух словах суть можно выразить так: о спасении из плена некоего уникального говорящего существа. Всё, на этом что-то хоть сколько-нибудь интересное заканчивается, ведь единственный момент, на котором можно заострить внимание читателя сводится к загадке и разгадке о видовой принадлежности этого существа. Впрочем, и этот момент не такой уж и тайный, если внимательно читать рассказ и заранее не искать подводных камней в нём. Поэтому даже эта загадка не спасает рассказ, не добавляет ему достоинств.

История выглядит не самостоятельной, а будто бы выдернутой из произведения большего размера, словно это лишь его внутренняя часть, «глава номер такой-то». (Прямо так и вижу на странице: «Глава одиннадцатая. Спасение Сейчеверелла из плена Джорджа»). Предполагалось быть может, что читатель захочет прикинуть, что предшествовало описанным событиям и что произойдет дальше, однако, учитывая, что и сама история не представляет интереса, думать о содержании десятка глав до и после оной не хочется.

Самое интересное, что вопрос в отношении рассказа «о чём?» не идёт ни в какое сравнение по степени бестолковости с другим: «для чего?» он, собственно, написан. Долго крутилась неопределённая мысль о том, на что похож этот рассказик, и в итоге оформилась в следующее: он словно плохой мультфильм (по сюжету всплыли аналогии с «Неуловимым Фунтиком») с говорящими персонажами, который ничему не учит, не забавляет, не цепляет. Отметить можно лишь необычный слог, но в целом, если вам не встретится эта история на читательском пути, вы ничего не потеряете.

Непритязательный рассказ о дуэли человеческого и компьютерного мозга. В качестве оружия выступает логическая задачка, парадокс. Подключив все свои ресурсы количеством в двадцать блоков, компьютер пытается решить задание человека — хотя, что там, собственно, решать мне совсем было непонятно, — и «виснет». Так из легковесного спора двух старинных знакомых ситуация трансформируется в драматическую плоскость. Но давайте будем до конца честны: этого просто не могло произойти! Даже если сделать скидку на время написания рассказа и скрепя сердцем согласиться с Диксоном, что теоретически компьютер мог «задуматься» над озвученной задачей, я всё равно не могу поверить, что люди, создавшие безупречный со слов метеоролога Бурка аппарат, не снабдили его память сведениями о неоднократных попытках софистов и демагогов прошлого разрешить этот и ему подобные парадоксы мысли. Как вариант, думаю, что компьютерный мозг должен был немедленно выдать ответ, что, мол, «решения данной задачи с точки зрения логики и других философских наук нет», что подтвердить или опровергнуть утверждение не представляется возможным. Как-то так, приблизительно. Иначе говоря, ответ должен был быть в духе «Штирлиц, выйдите из кабинета, не мешайте работать». Либо же в ход должен быть пущен философский опят прошлого в виде пространных рассуждений, но Диксон повернул сюжет так, как ему виделось на тот момент, когда компьютеры для всех были ещё нереальными громадинами с неясными возможностями.

Учитывая все огрехи в этом несколько наивном рассказе, включая «размытых» персонажей, неказистый перевод (в случае с «Незваным гостем» чего только стоят такие неестественные обращения как «дурашка», «дегенерат» и другие, и это в диалоге двух взрослых мужчин), можно заключить, что рассказ ничем не выделяется из числа себе подобных, и может быть прочитан только при наличии свободного времени и желания его потратить без особой пользы.

Рассказ неоднозначный, но не в плане оценки морали, понимания, подхода в категориях «хорошо/плохо» — с этим как раз всё предельно ясно. Его неоднозначность лежит в другой плоскости: его трудно оценить в плане качества, я колебался между цифрами «5» и «9». Дело в том, что в рассказе сошлись одновременно многие достоинства и недостатки, которые я часто отмечаю для себя и в отзывах. На одной чаше весов оказались невероятная визуальность происходящего – так классно описаны ощущения Чарльза Андервуда, весь его страх и непонимание, детская площадка со всеми её запахами, её злобой и кипящей ненавистью к себе подобным, все эти брэдбериевские спецэффекты видишь как наяву; превосходно выписана психологичность истории, столкновение интересов, отличен замысел, но… На другой чаше – в минусах — предсказуемость сюжетной линии, не совсем уместное исходя из ситуации отображение характеров и эмоций персонажей, и, что самое для меня неприятное – маленькая, лукавая неправдоподобность созданного мира. Да, я бы сказал, что Брэдбери, изображая такую детскую площадку, слукавил перед читателем, смошенничал, показав лишь теневую её сторону. Зачем он изобразил её так однобоко, почему только с одной стороны – злой, жестокой и неприглядной? Ведь мир детства многогранен, да, в нём много жестокости, лжи, изворотливости, грубости, плохого самоутверждения, но в нём есть место и добру, любви, дружбе, интересным играм! Но персонажи говорят и участвуют только лишь в негативной части «школы жизни», под названием Детство, забывая с лёгкой руки Мастера о красивой и яркой. Если бы дети проходили только через такую детскую площадку, как в рассказе, мир сплошь бы состоял из грабителей, насильников и убийц, но ведь это не так. У меня на глазах и руках растут двое мальчишек и племянница. Конечно, они порой ссорятся, ругаются, обзываются, дерутся, но они и в обнимку смотрят мультики, читают книжки, играют в игры и строят песочные замки.

Также ошибочно, на мой взгляд, полагать, что прежде всего Брэдбери писал о детской жестокости. Как и в рассказе «Всё лето в один день» или «Поиграем в «отраву» жестокость мира детей лишь инструмент для подачи идеи, лишь её форма, в которую она отлита, но никак не сама идея. Через призму этого он показывает жестокость всего окружающего детей мира, их вынужденную позицию учиться сначала играть, а потом и жить по правилам злого взрослого мира. Но конечно, схитрив и показав только одну сторону детства, Брэдбери не был корыстен в помыслах. Мне кажется, его урок заключается в том, что он намекает нам, взрослым: помимо такой площадки мы должны создавать для детей и другие, такие, на которых царит покой, любовь и красота.

Рассказ-анекдот, лёгкая вариация избитого вопроса, примеров которого множество: это и шекспировские строфы «…но кто же сторожем будет стражей самих?..», и кинговские «так кто похоронил могильщика?», и европейские сказочные мотивы «кто шьёт сапоги сапожнику?». На этот раз Азимов задаёт практический вопрос: кто собирает робота-сборщика, и в ироничной форме отвечает на него. Остроумно и правдиво, ведь система – она и действует системно, и нет ей причин в этом случае с космонавтами изменить правилам и нарушить заведённый порядок, прислав механизмы в каком-то другом виде, нежели чем в разобранном.

Да, Азимов доказал скептикам, что написать рассказик «на коленке» для него сущий пустяк, благо что в голове крутится несчётное количество идей. Правда, сам же признался, что схитрил, выдав за результат старую задумку. Рассказ получился смешной, но концовка угадывается сразу после строк об ожидаемом роботе.

Мне ещё вспомнилась сцена из «Пиратов Карибского моря», в которой мистер Гиббс спрашивает с сомнением в голосе Джека Воробья: «Но где же ты возьмёшь сто душ за три дня?», на что получает хитрый ответ: «К счастью, Дэйви Джоунс ни слова не сказал о качестве этих душ…». Так и здесь, рассказ-то за 20 минут написать можно, но будет ли он при этом гарантированно на высоком уровне? Впрочем, Азимов этого своим оппонентам не обещал, хотя выдал вполне добротную вещицу…

Весьма нетипичный для Майка Резника рассказ. Не изменяя фантастическому вектору, здесь он выступает автором психологической драмы. «Психо» (душа) – ключевое слово для этого рассказа. Неуравновешенное психическое состояние обоих персонажей оставляет богатое поле для работы практикующего психиатра. Тихий психоз землянина, почти год назад похоронившего свою жену — бесконечно и единственно любимого человека – стабилен в своём диагнозе: апатия, безволии, безразличие к жизни, молчаливое отчаяние владеют его душой и телом. Прогрессирующая паранойя «марсианина» Джона Картера, его мысли о необходимости вернуться на Барсум к своей любимой, также на первый взгляд подлежат настоятельной врачебной оценке, если, конечно, не верить его рассказу. Но как в него поверить?..

И всё же, поверив ему лишь на секунду, начинаешь потом приходить к мысли, что его стремление обрести любимую из навязчивой идеи превращается в осознание желание исполнить замысел. А одновременно с этим угадывается уже и путь к спасению неспокойной души безымянного вдовца.

Мужчины спорят о надежде и вере, один убеждает другого, что «надежда есть дорога к вере, а вера ведёт к действию». Однако, мне кажется Майк Резник, вкладывая эти слова в уста Картера опустил существенный момент, который должен следовать в начале этой сентенции. Я бы начал её так: « знание ведёт к надежде…», и далее по тексту. Без знания того, что есть выход, что есть решение проблемы, невозможно надеяться, верить и действовать. Можно сколько угодно пребывать в вере и надежде, что вы попадёте в желаемое место назначения, но так и не попасть в него, если вы «сели не тот автобус». Картеру было проще – он уже знал, что его цель достижима, хоть и трудна, потому что он уже проделывал этот маршрут в подходящем «автобусе»; а вот землянину несравненно тяжелее, и для него эта самая проблема веры, надежды и жажды действия выглядит гораздо актуальнее. Впрочем, Картер помог ему, намекнув о номере того «автобуса», на который ему нужно купить билет. Ну, и скрытая мысль, что в сущности нет смерти, что душа вечна, заканчивают процесс исканий и терзаний.

Что же в итоге? Резник выдал на суд читателя хорошую в задумке, но не совсем проработанную в плане исполнения историю. Всё-таки, его психологическая атака оказалась не очень сильна. Майку не хватило, на мой вкус, мелочей в духе Брэдбери или того же Геймана, не достало остроты или визуальности; показалось, что такая трагедия, как потеря самого близкого человека отражена недостаточно психологично, эмоционально. Персонажи не показаны «на грани», не чувствуется, что они достигли предельной точки кризиса. Переживания вдовца скудны и ограничены лишь оставленными на своих местах вещах Лайзы и одной-единственной нескончаемой манерой разговора — горькой иронией. И её слишком много, она в каждой фразе, и это слегка напрягало. Не забывая, однако, что Резник дружен с юмором во всех его ипостасях – от циничного и мрачного до бесшабашного и лёгкого – я посчитал, что он ошибся в однообразии проявления чувств героев. Образно говоря, он взял лишь пару резаков или кистей из большого набора, а надо было использовать весь набор.

В целом же, мне было интересно увидеть Резника в таком амплуа, чтобы понять всю широту и многогранность его писательского таланта. И спасибо лаборанту Сказочнику за перевод.

Пролог.

Длинный путь всегда начинали сто участников. Обычно ровно сто молодых парней с рюкзаками за спиной отправлялись по шоссе вперёд. Но в том году, с виду таком же, как и все до и после него, это был необычный Путь. Участников было на одного больше. Я был сто первым. Моё участие можно было назвать случайным, хоть я и немного слышал о Длинном пути, но представления о нём ограничивались лишь смутными сведениями, что нам придётся идти – просто идти. Ровно в 9:00 Майор дал старт и все парни двинулись в путь. Так всё началось, и так я это запомнил…

* * *

If you wanna walk, don't talk, do it –

Если ты хочешь идти, не болтай, сделай это.

(Pet Shop Boys)

...Сто парней вокруг меня. На их лицах неясное выражение смеси недоумения, тревоги, ожидания чего-то нехорошего, надежды и страха перед будущим. У меня нет, надеюсь, нет этого выражения – я ещё мало знаю, мало и недостаточно для того, чтобы чего-то страшиться или на что-то надеяться. А у них есть, у большинства. Кто-то старается скрыть страх, а кто-то надежду, маскируя то либо другое бравадой, стёбом, грубостью или молчанием.

Пока что я просто иду, смотрю на них всех вместе и понемногу на каждого в отдельности. Стараюсь угадать их характеры, прочесть их мысли и тайные желания, — то, что представляет каждый взаправду, а не то, что они всем показывают из себя. По ходу начинаю понимать некоторые вещи, что нужно просто идти со скоростью не ниже определённой отметки. Замедление карается предупреждением, потом вторым и третьим, но что потом? Зачем на вездеходе солдаты с карабинами? Для охраны? Оказалось, что нет. Первому парню «выписали пропуск», как говорят эти парни, попросту – застрелили, потому что тот получил три предупреждения за срыв скорости движения.

Понимание того, что так будет со всеми, кроме одного — того, кто останется последним, приходит ещё до того, как Кэрли замертво падает на асфальт. Мне, как и всем другим идущим, решительно не хочется быть в списке получивших «пропуск» под номерами от 2 до предпоследнего. Всем хочется остаться единственным и последним. Никто не думает об этом вслух, но это так.

Я снова смотрю на парней. Некоторые идут в одиночестве, жуя сэндвич с яйцом (чёрт возьми, я никогда не ел сэндвич с яйцом!), некоторые разбились по парам или группам. Одни молчат, другие много говорят. Я слышу некоторые разговоры, интересные и не очень, правдивые и лживые рассказы о детских шалостях, о девчонках, о сексе, обо всё на свете и ни о чём. Что-то ещё так инфантильно, а что-то звучит почти по-взрослому цинично.

* * *

«Мир будет всё также кружиться в пустоте,

равнодушный и ничего не знающий».

(Стивен Кинг)

Внезапно приходит мысль о том, что я всегда, смотря соревнования по лёгкой атлетике на стайерских дистанциях, задаю вопрос: о чём думают марафонцы или ходоки на 50 км, чем занимают мозг эти несколько часов? Они выглядят в процессе как роботы или зомби и порой кажется, что ни о чём они не думают, кроме одного: поднять одну ногу и опустить, а потом то же сделать с другой. Но у спортсменов нет опасности быть убитым, а у этих парней есть. Тогда почему всё-таки они идут, спросил я себя? Что движет ими? Ради чего они идут? Ради кого? Наверное, у каждого из них есть веская причина, самая веская из всех веских причин идти под прицелом карабина. Может быть их заставили, шантажировали жизнями близких, угрожали чем-то страшным? Но я понимаю, что в большей степени это их осознанное решение – участвовать в Прогулке. Я слышу, как кто-то говорит, что идёт, чтобы пережить всех остальных, кто-то хочет дойти до Джен, как Гэррати, кто-то хочет получить Приз. Я уже знаю, что победитель сможет получить всё, что пожелает, Майор и страна исполнят любое его желание. Но если все знают, что Приз – один и для одного, почему они идут, снова приходит тот вопрос…

* * *

«Нам сказали то, что мы одни на этой земле –

Мы поверили бы им, но мы услышали выстрел…»

(Александр Васильев)

Бах! Очередной пропуск. Я точно знаю, какой он по счёту. Мне немного стыдно, но я скрупулёзно считаю трупы, веду обратный отсчёт тех, кто ещё в Пути – 98, 97, и обвожу цифру кружком, 86 и снова кружок. Кто-то умирает почти незаметно для меня и для всех, просто слышишь: «…это был Адамс, он натёр мозоли…» или «… это тот толстяк в красной куртке, как его там звали, не знаешь?». На чьей-то смерти взгляд задерживается, и я вижу все подробности. Взгляд, но не ноги. Они должны двигаться. Левая, правая – поднял, опустил. Левая, правая – поднял, опустил…

Я прикидываю шансы парней, мысленно делаю ставку. Странное дело, для меня почему-то имеет значение, кто будет составлять конечную троицу и кто будут те, кто останется вдвоём на каком-то отрезке Пути. Несколько парней стараются держаться ближе друг к другу, двое – Гэррати и Макврис – несколько раз помогают друг другу, вытаскивая из небытия или нахлынувшего безумия от последнего предупреждения и выстрела. Гэррати должен оказаться среди тех троих, но он должен потерять всех перед этим. Макврис в хорошей форме, он постоянно об этом говорит, пока ещё говорит, он силён духом, он остряк. Старается казаться или быть сильным, улыбается во весь рот, громко смеётся, подтрунивает над кем-то, шутит: «Не желаешь ли пройтись, парень?». Ему грубо советуют пойти куда подальше, но он ведь и так идёт, разве нет?..

Каждый старается пережить остальных. Кто-то молча, кто-то громко и постоянно кричит об этом: «Я спляшу на ваших могилах!». Я сознаю, что именно он не дойдёт и не спляшет уже никогда больше.

* * *

«Солдат, не спрашивай»

(Гордон Диксон)

Я смотрю на солдат, сидящих на вездеходе. Кто они? Почему они делают эту проклятую (работу)? Гэррати спрашивает меня: «Солдаты… Что они думают? Что они чувствуют после того, как застрелят кого-нибудь? Может быть, убийство даёт им ощущение силы?». Я не знаю, что ему ответить. Возможно, у них тоже не было выбора: либо они едут на вездеходе и стреляют, либо стреляют в них? Мне кажется, что на каждом Длинном пути случается, что кто-то из идущих предпринимает попытку нападения на них, вырывает оружие из рук, и быть может ему даже это удаётся, как в этот раз. Или эти солдаты чем-то обязаны Майору? Или это его… сыновья? Ученики? Последователи?

Сам Майор туманен, парни ненавидят его, угрожают расправой, но бояться его и малодушничают, приветствуя и улыбаясь. Думаю, однажды, давно, он победил в Длинном пути и теперь предстаёт в этой роли, зная изнутри весь страх и боль.

* * *

«Следуй своей дорогой,

и пусть люди говорят что угодно»

(Данте Алигьери)

Мы идём уже очень долго, и мы вышли за пределы боли и страха. Весёлое подростковое остроумие ранних разговоров сменяется мрачными историями Стеббинса о прошлых Прогулках, каждая новая смерть выбивает частичку жизни из каждого парня, откусывает кусок плоти, добавляет мозолей, которые уже не болят. Постоянно звучит: «Когда всё это кончится…». Каждый думает о том, что для него «это» кончится хорошо. Но ведь для остальных «это» кончится плохо. Смертельно плохо. Некоторые стараются дружить, что-то вроде этого, по крайней мере пока что стараются быть рядом, быть сплочённее. Не все и не совсем искренне, но стараются, как будто думая, что таким образом продлят свой путь, черпая энергию, силу и эмоции от других. Наверное, каждый думает будто возьмёт то, что поможет ему пройти дальше, чем его друзья.

Некоторые диалоги выглядят поистине таратиновскими. Я слышу длинную историю Маквриса, в которой он рассказывает, как у него появился тот бело-розовый шрам на лице. («Чёрт, там тоже пахло коровьим дерьмом. Но нам хотелось верить, что это другое дерьмо»; «Она разрезала мне лицо и спрашивала, почему я её обидел. Понимаешь? Разрезала лицо и спрашивала, почему я её обидел??»). Или история про дядю парня по имени Бейкер, который был могильщиком. Все спрашивают и переспрашивают Бейкера, кто похоронил дядю, если он сам был могильщиком? («Так кто похоронил его?» — «Его кремировали» — «Даа, фиговая реклама для его бизнеса»).

С каждой милей они становятся старше, разговоры всё взрослее и я знаю: они все, все, кто ещё идёт, стали взрослыми. Кто-то состарился, поседел и умер на трассе. Я думаю об этом, как будто я уже старик, но Олсон, у него уже были седые волосы, когда его убили. Бах! Снова кого-то застрелили, ещё живого или уже мёртвого.

* * *

«Memento mori»

(Латинское выражение)

Парни всё чаще думают и говорят о смерти вслух, о своей собственной или о чужих – не важно, но я вижу, они сознают, что шансы достичь её невероятно высоки. Они думают, как это – умереть? Просто упасть мёртвым или получить пулю – как это? Что это? Внезапная темнота или мысли гаснут постепенно? Их реально это интересует, если слово «интерес» можно применить в этом циничном размышлении. И они уже понимают, несмотря на свой возраст, для чего на обочинах сидят все эти люди, смеются и машут им руками, приветствуют и кричат вслед какие-то слова. Они понимают, что людей всегда привлекает чужая смерть, смерть этих парней, ведь там не они, там – другие умирают.

Они прячутся от смерти, рассказывая друг другу истории из своих подростковых жизней. Они травят байки о жизни, но я вижу, что за забавными и солёными анекдотами – страх перед смертью. Своими историями про то, как они снимали штаны, как целовались и как тайком смотрели взрослые журналы, они как бы хотят поставить барьер между собственной жизнью и смертью. Наивно и так по-детски. Да, в их рассказах жизнь, но в крике того парня (Бах! Бах!) – смерть. Я не разговариваю с ними, я иду и молчу. Слушаю их, прокручиваю внутри их слова и иногда даже отвечаю про себя. Не угадывая ответ, понимаю, что я старше, что мы разных поколений, но штука в том, что они всё старше, всё взрослее…

* * *

«Если бы смерть была благом, боги не были бы бессмертны».

(Сафо)

Они умирают, каждый из них умирает. Медленно. Они уже не заводят друзей и договариваются больше не помогать друг другу. Кто-то жалеет, что ранее обзавёлся другом. Оказалось, что от этого только тяжелее. Кажется, что дойдёт как раз одиночка.

Я продолжаю считать трупы, но я тоже устал. Я сбился на 67-м. Я думаю, что тот парень, которого (Бах!) сейчас застрелили, 67-й, но парни говорят, что уже 68-й. Но я не хочу возвращаться и искать в памяти того, чью смерть я пропустил, пусть 68. Я просто хочу, чтобы всё скорее закончилось. (Теперь и я так говорю: чтобы скорее всё кончилось).

…Число трупов подходит к сотне. Я, стыдясь самого себя, отмечаю, что угадываю ту троицу, которая останется на какое-то время в живых. Бах! и их уже двое. Двое до следующего Бах!, после которого всё закончится. Вот он остаётся один, этот победитель Длинного пути. Я хлопаю его плечу, желая услышать его желание. Не дождавшись ответа, ухожу вперёд. Я знаю, он видит меня, но лишь тёмным силуэтом, чёрной тенью. Я ухожу, а он внезапно поднимается и начинает бежать. Он бежит за мной...

* * *

«Трудно помнить, тяжело забыть»

(Неизвестный автор)

Этот длинный путь надолго останется в памяти. Может быть навсегда, может – нет. Я не скажу, что он перевернул моё сознание – хоть я и не знал заранее, что меня ждёт на американском шоссе, но по мере того, как мы продвигались по нему, Путь то и дело вызывал почти реальную психологическую боль. Эмоциональные встряски следовали одна за другой, каждый выстрел громко кричал «Бах! Бах!», а каждая смерть отзывалась эхом «Минус один…».

Иногда я шёл рядом с парнями, иногда смотрел на них с обочины. Порой я слышал их разговоры, а иной раз мне казалось, что кто-то из них разговаривает именно со мной, обращается ко мне со своей историей, вот, мол, послушай и подумай о чём-то более важном, чем некоторые мелкие проблемы.

Эпилог.

Сейчас, когда я снова вспомнил эту историю и зафиксировал её на бумаге, я замечаю, что она не вполне стройна и логична. Одни подробности скрывались другими, некоторые провисали и не находили продолжения. Скажем, несколько раз упомянутые отдельные пункты какого-то неведомого свода правил поведения на Прогулке не отобразились общей картиной. Также я не до конца понял про Эскадрон и вообще про то, как и почему всё-таки молодые парни попадали на «проект». Возможно, я должен буду сделать предположения сам, при этом любое из них может оказаться верным.

Но «Прогулка» мне понравилась. Есть в ней психологическая достоверность, динамика трансформации личности в критической ситуации. Не факт, что я ещё раз когда-нибудь «пойду» снова, но от этой осталась масса впечатлений, которые я попытался экспериментально отразить в экспериментальной для меня форме. Я попытался передать эффект присутствия читателя внутри книги, потому что уверен, многие при чтении как бы «шли» рядом с теми парнями. Для пущего эффекта я расширил эксперимент, одновременно читая текст и слушая аудиокнигу, благо перевод совпадал, да и тембр, скорость чтения мои и В. Вадимова (я так понимаю, это и есть автор перевода «Длинного пути») сошлись в резонансе.

Социально-приключенческая повесть Роберта Хайнлайна понравилась своей… наивностью и безмятежной непринуждённостью. Оказалось, что подобно Жене Лукашину из рязановской «Иронии судьбы…» можно после спиртовых возлияний улететь не то что в Ленинград, но и на далёкую Венеру, подписав шестилетний (читай: пожизненный) контракт с Компанией, условия которого здорово смахивают на какой-нибудь договор кабалы из времен существования крепостного права.

Можно долго рассуждать о научных достоинствах повести (как и у Брэдбери в своё время, Венера у Хайнлайна – вполне пригодная для жизни человека планета, разве что на ней «слегка», я бы сказал, влажно и сыро), можно бесконечно спорить о том, обличал ли Хайнлайн капиталистическую схему организации труда, сильно утрированную до феодально-крепостнической системы или он всего лишь фантазировал на тему колониальной обособленности в межпланетном масштабе, но факт остаётся фактом: повесть получилась остросоциальной, но вместе с тем весьма динамичной и богатой на события и интересные задумки.

Показалось, что формат повести оказался мал для этой истории, и она очень органично и уместно смотрелась бы в увеличенном в два-три раза объеме. В этом случае, возможно, некоторые идеи получили бы более полное раскрытие и, как следствие, более логичное их присутствие. Скажем, наличие на планете этих (как оказалось многочисленных) тайных лагерей-колоний «беглых рабов» интересно, но описание скудно, малоинформативно. Не нашлось в повести и места для более точного и полного раскрытия характеров персонажей, впрочем, по-моему, это особенность стиля Хайнлайна. Злоключения Уингейта также прошли без каких-либо необходимых подробностей в виде мытарств, унижений, скитаний: всё прошло и кончилось почти гладко и как бы своим последовательным чередом. Даже сложилось ощущение, что его товарищ, богатей Сэм Х. Джонс, специально подстроил всё это, чтобы Уингейт переосмыслил свои взгляды на некоторые моменты жизни, взглянул на них более широко. В какой-то мере, малой, он это сделал, но не думаю, что он кардинально изменится, ибо опять же бумажной площади не хватило, чтобы нарисовать законченную картину и планомерно изобразить на ней «становление/взросление героя». Да и сам Хайнлайн, мне показалось, не особо-то и верил в то, что рабство на Венере конечно в своей сущности.

В целом же, вышла плотная, интересная история, полезная для общего развития.

Шутливый, смешной рассказ одного из самых остроумных писателей-фантастов Майка Резника. Юмористическое в нём заключено в том, что вполне реальные, серьёзные для жителей и гостей неведомой планеты вещи, такие как охота на единорогов с ружьем либо с камерой, поданы как само собой разумеющиеся факты, и это очень смешит обычного земного читателя. Безымянный лектор, рассказывая, как без ущерба для здоровья убить или сфотографировать единорога, ни капли не старается шутить: он с полной достоверностью даёт советы, развенчивает существующие мифы и заблуждения в отношении диковинных животных. Выглядит забавно, даром что в этой магической стране/планете компанию им составляет ещё десятка два для нас мифических и не очень созданий. Единороги разных мастей здесь также реальны, как и тролли, гарпии, горгоны, драконы (правда, в виде насекомого) и минотавры. Добавим сюда и местную, наверняка, фауну, которую представляют рафшины и румакины, снерпы и хумбалы. Маги и колдуны, талисманы и амулеты также находят своё место в этом дивном месте.

Конечно, вся эта выдумка Резника основана на обыгрывании фэнтэзи-штампов, но подана так смешно, изобретательно и легко, что непременно поднимет настроение любому читателю.

«Цивилизация статуса» — моё наилюбимейшее произведение из ряда фантастических книг. Но странное дело, до сих пор то обилие чувств и впечатлений, которые оно вызывает у меня при очередном прочтении, никак не могли уложиться в систематизированном порядке в отзыв. Навряд ли он и сейчас получится достаточно внятным и стройным, но всё же я должен посредством этих строк хоть частично сбросить то невероятное смешение чувств, восторженных ахов и вздохов, которые неизменно переполняют меня, когда я вспоминаю и снова переживаю все приключения Уилла Баррента. Полный набор невероятных событий, сменяющих друг друга с калейдоскопической скоростью, не даёт оторваться от этой чудесной книги ни на минуту. Бывают у меня случаи, когда со временем отношение к прочитанному и оценка ему меняются, но этот роман из того ряда, для представителей которого оценка «10» останется навсегда единственно верной. Да, сейчас взгляд всё чаще останавливается на каких-то огрехах, недосказанностях, провисаниях сюжетных линий, — это всё в «Цивилизации…» присутствует, если говорить откровенно, — но «старая любовь не ржавеет».

Роберт Шекли представил 50 лет назад взору читателя большое количество всеразличных идей и мотивов, где-то может быть спорных, где-то невозможных, где-то пророческих, и неизменно при всём этом – интересных и искромётных. Говоря словами Руди Рюкера из предисловия к одной из книг Пола Ди Филиппо, роман «состряпан из деликатесов воображения, модных интеллектуальных заморочек». Одни идеи – те, что уже были ранее озвучены писателями-фантастами — Шекли эксплуатировал и чаще всего без какого-либо развития и самобытности, например, мутантов, способных к пси-контакту и извлечению из чужого мозга нужной информации. Равно как и сама идея планеты-тюрьмы, включение в сюжет этих скреннеров не ново, и другие писатели-«воображатели» вероятно подавали их более правдоподобно или информативно, но и в «Цивилизации статуса» всё это на своём законном месте. А взять дихотомию Добра и Зла, эту извечную философскую и даже теологическую задачку: сколько про это писали, думали и спорили, но и здесь Шекли «одел» её в свою «одежду», прибавив по своему обыкновению к серьёзности обсуждения изрядную долю иронии. Характеристики Добра и Зла в устах каждой из противовесных сторон звучат практически одними и теми же словами и выглядит это на бумаге весьма забавно («…где-то я уже это слышал, — подумал Баррент).

Некоторые другие сюжетные ходы Шекли позаимствовал у самого себя, из более ранних произведений: например, Охота на Дичь уже использовалась в «Седьмой жертве», а бои на Арене, Игры напоминаю те, что мы видели уже в «Премии за риск» и прочих историях. Но и в этотм романе они смотрятся вполне органично.

Да, недостатки романа хорошо известны. По большому счёту, история подана поверхностно, «по верхам», Шекли не особо углублялся в некоторые сюжетные линии, иные и вовсе забрасывал. Так, по-моему, вполне ожидаемой представлялась мне love-story между Баррентом и Моэрой, но Мастер ограничил их отношения неделей на Озере Облаков. Идея с классами и статусами отличная, но в итоге дальше объяснения в начале книги Квестором некоторых моментов и правил поведения не пошла. Баррент лихо пронёсся по классам почти к самой вершине положения в омегианском обществе, перескакивая через ступени, но каких-то интересных подробностей Шекли нам не выдал. Также лично мне слишком уж утрированной показалась подача факта, что на Омеге «антирелигиозность» и «нерасположенность к наркотикам» это страшные преступления, которые сурово наказываются. Понятно, что на планете-тюрьме главенствует очень простой и жестокий закон: «будь преступникам, веди себя аморально, убивай – и будешь жить, и жить хорошо», но акцент поставлен слишком гротескно.

Философия романа также проста в применении – многовековая стабильность, однообразие, отсутствие конкуренции и высоких стремлений ведёт в тупик навстречу застою. Неразвивающаяся цивилизация, которая варится, по сути, в собственном соку, медленно, но верно умирает и спасти её может лишь внешнее «хирургическое» вмешательство. Так же, как в животном мире необходим баланс между хищниками и травоядными жертвами, особые пропорции, так и омегианский уклад жизни (и смерти) неизбежно должен соседствовать с земным укладом. Антиутопия-Омега и Утопия-Земля неразделимы.

Ещё мне подумалось, что ярковыраженная классовость и статусность на Омеге далеко не выдумка Шекли. Он лишь донельзя утрировал эту особенность человеческой натуры. Всё это есть в нашей жизни, как в прошлом, так и в настоящем, и уж наверняка в будущем. Так, мне почему-то вспомнились российские молодые 90-е годы: разве малиновые пиджаки, бритые затылки, «ролексы», кожаные куртки это не признаки некой классовости? Примеров можно привести массу, хоть из новейшей истории, хоть из викторианской Англии, хоть с Дикого Запада, а Шекли только показал слегка искажённое отражение в зеркале.

«Цивилизация статуса» — прекрасный образец приключенческо-философской книги. Динамичное, бурное течение сюжета увлекает в самую гущу событий, а вопросы идеологических столкновений дают пищу для размышлений на разные темы: так ли совершенен этот мир, как может мы улучшить его, как достичь равновесия между Добром и Злом и многих других. Рекомендации к прочтению этого потрясного романа, думаю, излишни – в любом возрасте и настроении, и даже в любом … статусе эта увлекательная история не оставит равнодушным никого.

Приключенческий пародийный рассказ не самого выдающегося качества. Два, в общем-то, серьёзных автора – Пол Андерсон и Гордон Диксон не восхитили волшебством выдумки. Добрая пародия на вестерны, основанная на обыгрывании штампов, присущих этому в целом лёгкому, развлекательному жанру, получилась в целом смешной, и даже изобретательной, но слишком уж прямолинейной.

Главный герой, пилот Александр Джонс, волею случая вовлечённый в междоусобную войну двух противоборствующих народов слабо исследованной планеты, в стиле другого киножанра – «комедии положений» — одновременно с желанием добраться до своего корабля старается по ходу пьесы стать ещё и героем, каких с большим успехом играли Джон Уэйн или Клинт Иствуд. Череда нелепых ситуаций, из которых младший лейтенант выходит с хорошей миной при плохой игре, а также фактор удачи позволяют ему сыграть в этом «фильме» несколько ролей: тут и «недалёкий шериф», и «городской шулер», и даже «герой-одиночка», в единственном числе сразившемуся с ордой враждебных аборигенов. Коренные жители, кстати, коих в рассказе аж две расы, представлены, однако, без особой фантазии: чаще всего в фантастике это либо «плюшевые медвежата», либо ящеры какой-нибудь масти. Здесь оба эти вида и присутствуют.

История получилась забавная, но для читательской памяти, думаю, недолговечная. И в принципе, мы, читатели, и новоявленные ковбои планеты должны быть благодарны капитану первой экспедиции людей, тому, который любил вестерны и оставил свою коллекцию фильмов и книг. Это уж всяко лучше, чем если бы его хобби были простигосподи, вампирские саги или истории Тинто Брасса… :-)

Рассказ не впечатлил. Все свойственные себе изыски, тонкие коллизии, неожиданные повороты и яркие образы, Гейман, похоже, оставил для других своих произведений. Видно, что написано это на заре творчества и пусть впоследствии, по словам самого писателя, «самые явные трещины были заштукатурены», но изюминка так и не появилась.

У Геймана предостаточно персонажей, изначально обделённых судьбой, людей одиноких, опустившихся и вовсе никчёмных, но Саймон Пауэрс из этой истории, пожалуй, превзошёл их всех в своей… неприглядности. Были те, кому сопереживал, кого обвинял, кого любил и ненавидел, но этот молодой человек не вызвал никакого отклика, вообще никаких эмоций, кроме равнодушной ухмылки с промелькнувшим словом «ничтожество». Я объяснил себе это так: он болен, а я не доктор и не подушка, чтобы в меня поплакаться. Да, он одинок, но это целиком его вина, его болезнь, а не безысходная беда. На мой взгляд, рассказ не «про одиночество», как бы там Гейман не направлял читателя в предисловии, но про болезнь; и уж конечно не «про личность», ибо Пауэрс – пустота, а всего лишь про больного одинокого мужчину. Которому, впрочем, был дан шанс.

Надо сказать, что вся подробно-описательная часть его моносексуальной жизни, симптомы болезни и скабрезные мыслишки не шокировали, не возмущали, не отвращали. Я воспринимал эти строки обыденно и отстранённо: это как бы его личное дело и меня оно не касается, и даже доктор Бенхэм вызывал больший интерес к своей персоне. Паурс был болен головой и телом, но Гейман не был бы тем самым чудным гуманным Гейманом, если бы даже такому никчемному человеку не дал шанса выбраться из болота пустой жизни. И вот вроде как через болезнь персонаж скидывает с себя прежнюю «кожу», проходит некий обряд очищения и заново рождается: уже сильным, красивым, успешным. Так было в «Других людях», в «Мистериях убийства», и даже в некотором роде в «Троллеве мосте». Достоин ли он этого, Гейман не даёт возможности спорить, как бы являя это как непреложный факт. Что ж, порадуюсь за нового, чистого гражданина, хотя и без особого желания…

Рассказ на самом деле очень смешной. Даже сейчас, уже после неоднократных прочтений и зная обо всех коллизиях и злоключениях напарников, и то нахожу для себя повод улыбнуться, поэтому завидую всем тем, кто впервые столкнётся с этой уморительной историей. Конечно, если начать скрупулёзно копаться в ней, можно найти несуразицы и огрехи, но за улыбкой их не особо-то и замечаешь. Например, немного странно, что Грегор отправился в нелёгкое путешествие с незнакомыми животными, досконально не ознакомившись с их повадками и особенностями, но без этого допущения и рассказа-то не было вовсе, так ведь? Да и эта совместная безалаберность свойственна знаменитой парочке. Ещё чуднее, когда такой матёрый автор как Шекли пишет о том, что «Грегор плеснул водой себе в лицо» или что тот жёг костёр на полу летящего сквозь космос корабля, и это всё в состоянии невесомости! Но даже таким нелепицам искренне улыбаешься, как будто сознавая, что Шекли обхитрил тебя и таки добился своего: дал читателю заряд добрых, хороших эмоций и повод размять те мышцы лица, которые отвечают за создание улыбки.

Всепобеждающий оптимизм, с которым незадачливые бизнесмены Грегор и Арнольд в итоге благополучно преодолевают возникшие неурядицы, подкупает и уже не так важно, «как» они достигают успеха, а сам факт того, что, как говаривал Филеас Фогг, «безвыходных ситуаций не бывает»!

Очень качественный во всех отношениях рассказ. Трагичная, но жизнеутверждающая история, созвучная своей мелодией, например, с «Линией жизни» Р. Хайнлайна, да и сам Пол Уильям Андерсон уже писал о подобном некоторого рода самопожертвовании ради других в рассказе «Зовите меня Джо». И хотя эти произведения сильно различают мотивировки персонажей, но исполнения во многом схожи.

Рассказ наполнен возвышенной поэтикой, но без излишнего пафоса. Но вместе с этим бесконечная во времени и пространстве драма – угасающая во власти далёкой звезды жизнь Люцифера – передана с присущим Андерсону достоверным научным подходом. Умирающий газовый шар тащит в пучину смерти всё живое и… всё «живое», что попадает в поле его гравитационных сил, и описание этого процесса весьма достоверно.

И всё равно на первом месте в рассказе – духовная близость двух совершенно разных существ. Наверное, в общем понимании это чувство трудно назвать «любовью», но то, что этот чувственный телепатический симбиоз необычен и красив, несомненно. Весь рассказ – это реквием, молитва о возникшем чувстве, и, начиная уже с пролога о храме, в котором молятся за души погибших в Космосе, каждую минуту ожидаешь какой-то трагедии. И после завершающих строк снова мыслями возвращаешься к первым страницам и явственно видишь и даже слышишь сквозь вакуум космоса бесконечно повторяющиеся слова одной истово молящейся монахини: «Kyrie eleison… Kyrie eleison…».

Господи, помилуй душу того, кто отдал её ради жизни других. Ведь у него же есть душа. Ведь он же – человек…

Весьма простенький в плане подачи идеи рассказ, в котором Гаррисон, не дожидаясь реакции публики, сам изначально расставил все акценты и, как в комиксе, раскрасил историю в чёрно-былой гамме. Додумывать, анализировать мне, как читателю, не пришлось вовсе. Вот несчастный художник, вот сочувствующая секретарша мисс Финк, вот «злодей» — хладнокровный, расчётливый шеф мистер Мартин. А, ну и камень преткновения – бездушная машина, лишившая (пусть и косвенно) Пэкса всего, что он имел: любимой и единственной работы, а потом и…

Как относиться к прочитанному, когда всё предельно ясно? Кивнуть в согласии, мол, ну да, всё так и было, есть и будет в этом мире, что поделать?.. Не более того. Сочувствовать, клясть несправедливость, возмущаться деловым цинизмом Мартина-босса как-то не хочется, — неуместно, бессмысленно. Современные технологии приходят на смену старым, труд человека заменяется машинным – так было с незапамятных времён и так будет и впредь. Конечно, чисто по-человечески отдельно взятого мистера Пэкса жаль и его последний поступок даже вызывает искреннее уважение: он оставил после себя след, память в виде рисунков, но при этом нужно ли разрывать в клочья Мартина? Не уверен. «Бизнес есть бизнес», и деловой подход предполагает минимум сочувствия и жалости. Цинично, но это реалии действительности, к сожалению.

Гаррисон в этом рассказе предвосхитил (хоть и не впервые) появление в будущем графических программ-редакторов, подобие которых активно используется в наше компьютеризированное время. Однако сейчас они, конечно, не вызывают такой фобии, которую пытался изобразить Гаррисон. Это помощники и партнёры в работе и досуге, хотя, безусловно, проблемы взаимопонимания их со старшим поколением не надуманы.

В целом получился предсказуемый и недвусмысленный рассказ, оставляющий всё же больше положительных впечатлений, чем отрицательных.

Неплохой рассказ, совсем непохожий на те, что я уже читал у Лейнстера. В нём автор не стал использовать свою излюбленную тактику убеждения читателя путём неоднократных повторов ранее сказанного. Он просто был здесь действительно рассказчиком, а не сухим докладчиком. От этого история приобрела цвет, свежесть и лёгкость, а присутствующий юмор только добавил приятия. Написано неплохо, с огоньком, с самого начала заинтересовывая фразой типа «Я спас мир…». Представленные примеры того, что человек может испросить у компьютера в описанной в рассказе ситуации, были забавны и даже логичны, хоть и по-детски наивны. Порадовала жена героя, когда узнала, что «логик» может поведать о любом человеке: «Ты должен прекратить это! Но сначала я спрошу про ту стерву из дома напротив…».

Конечно, нельзя пройти мимо пророчества Лейнстера насчёт таких возможностей компьютера и Сети, которые тогда виделись фантастикой, а сейчас обыденны и повсеместны. Но, в общем-то, на этом положительные моменты рассказа, скорее всего, заканчиваются. Мне показалось, что Лейнстер снова не смог достоверно передать некоторые диалоги, реакции и эмоции персонажей. Ну, скажите, вы можете поверить в поведение этой дамочки по имени Лорин, одолевавшую без всяких обиняков героя: «Утёночек! Женись на мне!»? Я принимаю версию, чт чудачек всяких полно, но не до такой степени, чтобы с такими интонациями донимать мужчину по телефону. Да и сам герой рассказа, «спасший» человечество от интернета-1946 порой вел себя странно.

Рассказ неплох, даже несколько прочтений не испортят приятного впечатления от него, и минусы компенсируются плюсами с лихвой и почти всё в нём «чинно, благородно – по-старому…».

Хороший рассказ с интересной идеей. Не однажды в фантастике сталкиваются интересы человека как доминирующего вида и машин – созданий человеческих, однако образ робота-Бога лично я встретил впервые. Раньше попадались произведения, в которых роботы были любимы и почитаемы (рассказы Айзека Азимова), где андроиды имели романтическую натуру (чудесный «Любитель закатов» Майка Резника), где механические создания возносились к небесам («Битва» Роберта Шекли), но чтобы андроид – Бог, нет. Рассказ аллюзорный по отношению к известным библейским сказаниям и вообще религии, созданной человеком, но как мне показалось, немного непродуманный, неотточенный, ибо некоторые моменты Браннер подал не совсем оправданно и не смог до конца убедить меня в вероятности такой частички будущего.

Во-первых, Бог как таковой во всех религиях мира прежде всего Создатель, хоть чего-нибудь, если не всего Сущего. А что создал А-46? Ни-че-го, он лишь паразитировал на наследии человеческого прошлого, не более того, и в этой связи – во-вторых: на каком основании он вообще стал считаться Богом? Большой вопрос в том, на чем зиждется его новая религия, на чем она зародилась и почему развилась в такой быстрый срок, всего-то 20 лет. Не сам же он объявил себя Господом, а люди слепо приняли это и без тени сомнения стали поклоняться Колесу (так-то «колесу», конечно, с прописной буквы), нет. Наверное, его возвеличили люди, но как это произошло, почему они отказались от старой христианской доктрины? Это могло произойти лишь в небольшом, изолированном от цивилизации мире, с минимумом контактов, но Браннер о том не поведал.

Я понимаю, что человеку свойственно придумывать что-то, во что нужно непременно верить, нужна Вера. Допускаю также, что верить он может во что угодно, но чтобы в Робота, хм, наверное, нет… Даже не представляю, что мог такого сделать андроид А-46, чтобы в его честь «при жизни» воздвигали статуи и храмы, и уж совсем странно, что «бог» «живет» в самом храме. Совершил ли он чудеса, ходил ли по морю аки по суху, исцелял, накормил всех манной, об этом история умалчивает.

Оригинальный, но спорный моментами рассказ, не без недостатков, но для Браннера весьма типичный крепостью мысли и исполнения.

Этим рассказом я не проникся. Многое для меня осталось неопределённым, кое-что неясным до конца, есть и определённые нестыковки. Вроде Рэй Брэдбери объясняет и поясняет всё предельно ясно, но одновременно выдаёт какие-то ужасающие несуразности, по моему мнению. Он говорит: война закончилась, и добавляет слова супругов Уэбб о том, что, мол, всего 6 дней назад солнце светило ярко и весело над их безоблачной, счастливой, обеспеченной жизнью и вот всё изменилось в одночасье. Чета Уэббов теперь вроде как «последние белые американцы», они изгои, они практически вне закона; их жизнь закончилась и впереди совсем не туманным образом проявляется смертельный исход. Конечно, соглашаюсь я, за неделю многое может произойти, даже круто повернуться, но причины(!), сомневаюсь я – ладно, война, но Брэдбери заголовками газет говорит мне, что белое население планеты Америки уничтожено. Кем? «Аборигенами» континента? Мексиканцы, индейцы, афроамериканцы сбросили «оковы», душившие их веками, взбунтовались и уничтожили всех белых? Вы верите в такой ход событий? Я – нет. Как, почему, какими силами и средствами они это смогли провернуть и уничтожить всех белых американцев – остается за кадром. Да что там американцев – население России, Сибири также уничтожено! Опять же непонятно кем, может и тоже мексиканцами, или может у нас захватили власть другие коренные жители земель, но ладно в Сибири, а в остальной части России – кто? Я нашел это нелепым, притом, что автор не дал никаких намеков на размышления, приближенные к достоверности.

Абсолютно не понравилась чета Уэббов. Их поступки и речи немотивированны и даже слегка глупы. За внешней правильностью суждений, мне показалось, скрыта аморфность и инфантильность. Они изображают из себя этаких гордых героев, сильных духом и телом, но, однако же, безропотно при этом отдают мексиканцам тысячи долларов, машину с ключами от неё, все вещи, чемоданы и драгоценности. Уэбб, имея пистолет под мышкой (о чем неоднократно напоминает Брэдбери), как младенец – конфетку, отдает врагам всё свое имущество, даже не попытавшись его отстоять, защитить, увещевая с многозначительной твердостью жену, что так надо, дорогая, мол, нужно освободиться наконец от этой мишуры и оболочки. Глупо и совсем не смело.

Также они понимают, что дни их сочтены, но с какой-то упёртостью продвигаются в столицу, в самый центр хунты, в самое логово победивших их. Зачем, что они хотят там найти – защиту?! Полноте, какая может быть защита от тех, кто упивается победой, кто ещё не напился крови, кто ещё не до конца отомстил за многовековое рабство и унижения. Нет логики.

Рассказ устарел в какой-то своей направленности, но и одновременно является пророческим, наверное. Брэдбери рисует нам оборотную сторону глобализации, ассимиляции и бесконтрольной эмиграции, натурализации. Может с моей точки зрения местами не совсем логично, но как возможный итог – вполне реально. Что мы видим сейчас: Германия наводнена турками, Франция — арабами и африканцами из бывших колоний, Англия – выходцами с Карибского бассейна, Россия … тоже. Но когда-нибудь этот нарыв лопнет, как в этом рассказе и выльется в печальные события с трагическими последствиями.

Рассказ оставляет некомфортное чувство осадка: по моему мнению, события не представляют интереса, персонажи не достойны ни симпатии, ни внимания, ни сочувствия. Мне не понравилось, да и сама тема истории мне не близка.

Один из первых рассказов Нила Геймана, но он как нельзя точно отражает его как будущего известного писателя.

Стиль его, – своеобразный и оригинальный, – уже чётко выступает в этой истории: жёсткость, взрослость, подчёркнутая сексуальность, граничащая с похотью, чувственность вперемежку с лицемерием и даже аморальностью…

События его, — безразличная, пустая жизнь, ошибки прошлого, перерождение или… переумирание (?) личности, любовь и смерть, идущие рядом, — заставляют кричать и думать, бесноваться и забиваться в угол, отчаиваться и надеяться…

Герой его, — запутавшийся и уставший от жизни, опустившийся ниже морали, конечно, одинокий, и непременно несчастный человек, — в какой-то миг истории будет изменён, подменен, вывернут наизнанку, выпотрошен эмоциями, чёрным и злым содержимым. Гадости и мерзости, преступления и подлости вылезут наружу подобно тому, как кучи снега, тая под весенними лучами солнца, обнажают своё грязное зимнее естество. Чаще Гейман после таких перевоплощений не даёт своему герою шанс на лучшее, но иногда-таки тот его получает. Как в этом «рассказе в рассказе».

В принципе, предельно ясно всё, что произошло. Для понимания этой истории нужно лишь внимательно читать первые и последние пять страниц: на них и рассыпаны, причём щедро, ответы. Преступник и убийца (возможно уже не в первый раз), но герой Геймана получил шанс, прямо из рук ангела Возмездия, — вернее, из губ ангела. Поцелуем снято проклятье, отпущены грехи, дарована новая жизнь. Заслужил ли он это, вопрос весь лишь в этом. В понимании Рагуэля – заслужил, был понят и прощен. И очищен.

История самого Рагуэля (строго говоря, не ангела, но архангела – его персона, равно как и все другие не выдумана Гейманом, но окрашена новыми, любопытными красками) пленит и доставляет истинное удовольствие словом. Небесный Град, ангелы, его населяющие, подан словно кипящий работой улей, как мануфактура, на которой по всем правилам её есть строгое распределение труда и обязанностей. Он подобно проектному институту, в котором ангелы-инженеры носятся с чертежами и файл-папками по частным проектам как единицами одного большого Проекта – создание Вселенной и всего Сущего. Вышло и забавно, и интересно, и трагично, и чувственно. И как-то по-человечески. И даже спорно, кому дан шанс по сути – Рагуэлю или мужчине?

Я бы не сказал, что рассказ этот лучший у Геймана. Он очень хорош, ровен на всем прочтении и если бы он попался мне раньше, чем, скажем, «Горькие зёрна», «Троллев мост» или (в меньшей мере) «Другие люди», то внутренняя оценка, думаю, была бы выше. Я лишь субъективно и хронологически не открыл для себя чего-то кардинально нового для себя, свежего, сознавая при этом, что Нил Гейман тогда, в начале своего писательского пути сочинил очень классную историю, на высоком уровне, с должной атмосферой и интересной системой аллюзий, загадок и метафизики.

Рассказу 60 лет, и у нас в стране любителям фантастики он известен уже сорок лет, а я прочёл его только сейчас. Рассказ уютный, очень понравился. Хоть и по обычаю Гаррисон немного скуп на психологичность, однако всё равно это очень надёжно сделанная история. Несмотря на дебют, но дебют сильный, ведь чаще всего мы, читая первые вещи автора, снисходительно улыбаемся, приговаривая: ну да, явно, что это проба пера, нажим на него ещё слаб и неуверен, слог хромает и прочее. О «Проникшем в скалы» этого не скажешь – рассказ удался. Его притягательность – в простоте. Нет вычурности сюжетной линии, нет заумных фраз, нравственных терзаний, нудных описаний что, как и почему, но есть динамичный, приключенческий мотив и логичность.

Танталовая лихорадка будущего проходит уже без лопаты и кирки, как во времена Джека Лондона, ведь есть всепроникатель. Честно говоря, не особо мне верится в возможность появления такого аппарата и его работоспособность, однако сильно сомневаться и разбирать его на запчасти, чтобы убедится в правоте Гаррисона, я не стану, пусть будет помощником таким старателям как Пит. Он оказался крепким мужчиной и большим счастливчиком: мало всего лишь найти богатую жилу – нужно ещё её отстоять, ведь в толщах гранита бродят те ещё любители лёгкой наживы. Приходится бороться, в том числе и за свою жизнь.

Рассказ держит в напряжении на протяжении всего текста. Казалось, что вот я дам сейчас слабину, не замечу возрастающую для Пита опасность, и всё, пиши пропало, ему тогда уже не выбраться. Поэтому я пристально следил за его приключениями в толще земли и спокоен за его участь стал лишь на последнем абзаце. Хорошо всё-таки, что у него получилось…

Забавный маленький рассказик, сценка из будущего. Путешествия в другие галактики – это ещё чушь беспросветная, машина времени – чепуха, телекинез – вздор, однако некоторые другие предсказания фантастов прошлого уже сбылись и не кажутся смешными идеями чудаков. Что порадовало, так это факт того, что мальчишки будущего всё равно будут читать фантастику (ФантЛабу 22-го века – привет!), ведь в нашей жизни всегда найдётся место мечте и тем для журналов о необычном. Правда, немного огорчило, что читать мальчишке приходится украдкой, да и название журнала – «Утопические истории» — как бы намекает на то, что мало кто верит в полёты к другим галактикам и машину времени. Пусть Джеральд читает и верит…

Ещё один весёлый рассказ Майка Резника. Наглядно показано, как Система способна подавить и вынудить почти любого человека, даже считавшего себя бунтарём, независимым от неё, действовать по её правилам. Под видом честной сделки отвоёвана без боя ещё одна планета для Альянса, несмотря на заверения в её абсолютной никчёмности. Снова Резник искусно вкладывает в речи персонажей смешные остроты, иронию и добрый цинизм. Вышло очень органично и сочно. Не могу судить о том, как этот рассказ соотносится с другими из этого межавторского цикла, — читал его отдельно, лишь как экземпляр творчества Резника – но он вполне может восприниматься как самостоятельная единица. Для его приятия не нужны никакие дополнительные знания о вселенной «Боевого флота».

Приятная, лёгкая история, ещё раз открывающая большой писательский талант Резника-юмориста.

Довольно долго этот рассказ оставался в моих «Рекомендациях» непрочитанным, но вот, наконец, дошла очередь и до него. Надо сказать, что, зная уже Джеффри Форда не понаслышке, хотя бы по его великолепному «Сотворению человека», я ждал чего-то впечатляющего от этого рассказа. Мои ожидания … не оправдались в полной мере. История хорошая, несомненно, умная, но предсказуемая. Её эмоциональный фон отражает настроения самого Уильяма, от лица которого ведется повествование. Меланхоличность вкупе с какой-то безысходностью, слегка разбавленные редкими вспышками позитивного настроя, понятны, учитывая окончание рассказа и то состояние, в котором находился Уильям, сочиняя эту «фугу». Не такой как все, почти изгой, проблема для родителей, этот юноша был одинок. Необычные способности были больше похожи на проклятие, чем на дар, хотя и были знакомы любому уважающему себя психотерапевту под названием синестезия и не говорили о какой-то неполноценности. Уильям беден на общение, и лишь многообразие чувственных образов, яркость восприятий, сочность красок, звуков и запахов помогали как-то держаться в этой жизни. Живописец музыки (или композитор рисунка?), он находил себя в создании мелодий – мелками и карандашами. Форд красиво обратил, грубо говоря, тему для диссертации доктора медицины в романтическую, грустную историю одиночества. Всё бы хорошо, но вот тот факт, что эффекты синестезии – не выдуманные, а вполне реальные научные факты омрачали восприятие истории. Да, и эта предсказуемость…

Как только Уильяму первый раз привиделась Анна, мне сразу стало ясно, что он снова и снова станет искать встречи с ней (Гейман, «В поисках девушки» флёром…) и что она состоится. И не одна. Концовка, не спорю, удивила, она удалась, получилась такой магически-трагичной с оттенком опустошенности, безысходности. Уильям тает: то ли от действия таблетки, то ли как раз потому, что уже незачем и невозможно жить. В его мире стало пусто, вся эта нереальность поглощает его, растворяет в себе – и этот ход необычен. Меня всё же не покидает ощущение, что его жестоко обманули, обвели вокруг пальца, просто присвоив его творение, ведь он казался таким… настоящим. Однако, я сознаю, что романтическая концовка в духе «и жили они долго и счастливо» была бы уж совсем не к месту, лживой.

Наверное, всё-таки рассказ не зацепил. О нём можно размышлять, рассуждать, даже перечитывать порой, но прочувствовать я его снова не смогу. Нельзя обвинить Форда во вторичности, но я уловил для себя какие-то рефрены, как будто я уже знавал эти эмоции, как будто я уже переживал такую историю. От этого восприятие было не таким ярким, свежим, острым. Можно сравнить этот рассказ с некоторыми мотивами Геймана, Карда (мне всё время вспоминалась его «Соната без сопровождения») или даже Чана, но, боюсь, это сравнение будет не совсем комплиментарным.

Да, Форд показал себя хорошим знатоком музыки, но он не поразил, не заставил сердце биться чаще, не усилил ранние впечатления. Хорошая добротная современная фантастика, по обыкновению острием направленная на саму человеческую личность, заслуживает премии, но было, было…

Великолепный образец действительно юмористической фантастики! Это мой самый любимый, самый смешной рассказ: ни до, ни пока после него (а я перечитываю его по два раза за месяц) ничего уморительнее я не читал. Есть в фантастике, да и не только, смешные истории, которые спасает остроумная концовка, есть и те, которые она не спасает; есть такие, когда вы смеетесь над рассыпанными по тексту остротами и шутками; есть смешные создаваемой атмосферой. Но этот рассказ смешной весь, он изумителен!

Бармен Берни Слаттерман (несомненно, еврей) попадает к Богу на серьёзный разговор, ибо по разумению Всевышнего, душа раба его в опасности – грешит тот, знаете ли, по субботам работает и прочее. Но спасти её ещё возможно, однако прохвост, проныра и отличный делец Берни тааак (!) окручивает Господа, что тот теряет контроль и над собой и над ситуацией, а читателя смех не покидает «всю дорогу». Смеяться можно в каждом абзаце, в каждой строчке, диалог получился на редкость остроумным. И вроде тема щекотливая и отношения с Богом, в общем-то, не предмет для шуток, но Майк Резник здесь в своем великолепном стиле, с добрым цинизмом позволяет Берни заключить с Ним отличную, взаимовыгодную сделку. Абсурдность ситуации, когда грозный, грохочущий словами Бог сдаёт позиции до полной растерянности и сомнений под натиском этого торгаша Слаттермана, отлична по исполнению. Но Резник это может, и лично для меня он стоит вровень с лучшими и признанными фантастами-юмористами.

Прочтите этот рассказ и я вас уверяю, что получите громадный заряд добрых, здоровых эмоций и хорошего настроения!

Юмористический рассказ-анекдот на одно прочтение. Да, он местами смешной, но при ближайшем рассмотрении видишь его огрехи и неправдоподобности. Этого не должно быть с хорошим анекдотом, — такой не должен давать намёк на анализ, и не рассыпаться при оном, а этот рассыпается. Вполне может статься, что я не прав, но интуитивно предполагаю, что весьма сомнительно «вступление в связь» земных бактерий с протоорганикой Луны до такой степени; сомнительно распространение в таких масштабах и за такие короткие сроки. Может и не стоит так ревностно относиться и скрупулёзно разбирать и анализировать небольшую смешную историю, но по прочтении возникает такое желание.

За первое впечатление – «8», а в общем – «7».

Рассказ очень зримо отличается от других, прочитанных мной в сборнике «Последнее желание». Вполне справедливо и логично поэтому, что он не входит в состав этого сборника. Он другой, о другом и с другими героями, да и всем остальным в литературном плане он также отличается от прочих. Причем я бы не сказал, что в выгодную сторону. Нет, он почти также хорош, хоть и явственно видно, что это только проба пера, но за первыми чернильными пятнами уже видна крепнущая рука мастера слова.

Сюжет, однако, не отличается чёткостью прорисовки, глубиной образов и изящностью слога. Основная канва повествования проста и понятна, что в первом, что в последующих приближениях, а наполненные до предела действием страницы рассказа не несут особой смысловой нагрузки, философского подтекста, как последующие рассказы. Все события проходят под знаком однозначности, явно различая мир на плохое и хорошее: плохая бабушка-убийца возле камня, плохие Вороны, плохие карлики, плохой друид-ренегат, не говоря уже о Кащее. Хорошие Микула, Висенна, Корин (в какой-то степени). Без полутонов, скучно.

Весь рассказ Сапковский пугает меня Кащеем, все говорят, что «там — смерть», и я уже думаю, что «там» действительно что-то такое, от чего кровь стынет в жилах, ан нет – на поверку оказалось, что «там» всего лишь громадный паук-переросток, пусть и порождение чёрной, зловещей магии. Нет в нём ничего такого, с чем бы он устоял против хорошо вооружённого отряда с копьями и тяжёлыми арбалетами с магическими болтами. Убит был, в общем-то, просто, фактически одним заклинанием Висенны. Скучно.

Несмотря на всю «положительность» некоторых персонажей, какой-то симпатии к ним не испытываешь. Они не заставляют привязаться к ним, сопереживать, всё идёт своим чередом. Рассказ будничный, без изюминки и рассматриваться должен только как часть целого и большого, но не как самостоятельная единица.

И уж конечно, название «Дорога, откуда не возвращаются» очень неграмотное с точки зрения правил русского языка и не должно было появляться вообще. Либо уже после «дорога», должно следовать «...туда,», чтобы оборот был согласован, либо как другом названии «дорога, с которой…». Не возвращаются. Не погибают, но остаются там, где предначертано остаться Судьбой.

Очень хороший сборник рассказов (или небольших повестей), рассказывающих о некоторых моментах из жизни Ведьмака Геральта, о его нелегкой и незавидной доле, миссии, предназначении в этом мире. Мире, полном зла, ненависти, коварства, тёмного колдовства. Впрочем, этим вселенная Сапковского наполнена лишь наполовину, и есть ещё вторая, состоящая из добрых дел, справедливости, волшебства, любви и искренней дружбы.

Любую из шести историй сборника, в принципе, можно читать в произвольном порядке, ведь как таковой строгой сюжетной линии и последовательности в книге нет. Нет такого, чтобы сказать, вот, мол, с этого и начался ведьмак Геральт (не в смысле хронологии написания), вот его первое выполненное задание, вот он, первый убитый монстр. Каждая история рассказывает о каком-нибудь «деле», задаче, выполнение которых требует от него большого знания вопроса, решимости, смекалки и нередко – мучительного выбора, учитывая возможные последствия.

Истории разные, все в какой-то мере проходят под лозунгом «Не всё так однозначно в этом мире». А ещё всё время на языке крутилась поговорка: не разбив яиц, не приготовишь яичницу. Нет абсолютного зла или абсолютного добра — есть лишь недюжее столкновение интересов самых разных людей, чудищ, сословий и рас. В этом противостоянии редко определишь правого и виноватого, за каждым тянется (разный всего лишь по длине) недобрый шлейф с душком из степени вины и меры отчуждения.

Злой мир, в котором всё покупается и продаётся, где есть место подлости и лжи, и в котором проданные и купленные честь, совесть и достоинство – это всего лишь «вопрос цены». Где каждый считает свои «крупицы истины». Люди, эльфы, гномы, краснолюды, короли, солдаты, селяне, купцы – все творят плохое, хоть и порой прикрываясь тем, что таки во имя хорошего, и каждый по-своему отстаивает своё право на «меньшее зло».

И во всех случаях центральная фигура сборника – Геральт из Ривии – выступает в разных ипостасях: и громоотводом-парламентёром («Вопрос цены»), и «козлом отпущения» («Меньшее зло»), и спасителем («Последнее желание»), и целителем проклятья («Ведьмак», «Крупицы истины»), и обличителем-правдорубцем («Край света»). Ведьмак одновременно цельный и разбитый на кусочки; он справедлив, решителен, смел, силён, умён, остёр на язык, хоть и немногословен; его чувству долга должно позавидовать, но… он одинок. Люди презирают, бояться, чураются ведьмаков, однако же когда «прижмёт», когда ещё больший страх перед чем-либо загоняет их в угол, обращаются к ним за помощью. Впрочем, о многих людях и сам ведьмак невысокого мнения.

Таков мир, в котором живёт, сражается, исцеляет, любит и ненавидит седовласый ривианин. Выписанное Судьбой Предназначение, цель которого в сборнике ещё не ясна, ведёт его по жизни, направляет, заставляет делать тяжкий выбор, целует и выдаёт пощечины.

Всё это преподнесено Анджеем Сапковским очень красочно, органично, логично и цельно. Разные истории дополняют друг друга, связывая сборник в целое «Гласами рассудка»; их объединяет великолепие и сила слова, точность и яркость образов, мудрость и неоднозначность мысли. Добавьте сюда увлекательные сюжеты, фотографическую визуальность описанных событий, сцен, боёв, магических эффектов, невероятную жизненность, правдивость происходящего и получите такую книгу, которая влюбляет, очаровывает, восхищает. Книгу, которой веришь.

Очень типичный для Мюррея Лейнстера рассказ, с абсолютно теми же плюсами и огрехами, как и в других его произведениях. Уже угадывается некий стиль.

По своему обыкновению, автор замахнулся на многое, но реализация и итог подкачали. Лейнстер снова определил для своих героев насущную проблему, набор трудностей, нарисовал жуткую картину будущего планеты без видимых перспектив, и «назначил» ответственных за выполнение задачи по спасению колонии. Здесь, грядущий глобальный природный катаклизм, связанный с цикличным изменением солнечной константы, предрекает скорую гибель всего живого на планетах системы от невероятного и длительного холода. И вроде будущее всего сущего в этом конкретном безнадежно, безвыходно, летально, но нет! – находится умный и решительный человек (Мэси, инспектор Службы Освоения Планет), который намерен найти способы пойти наперекор Природе. Он старается, думает, действует, экспериментирует, не особо надеясь на успех, но попробовать-то надо, разве нет? К тому же, он ещё и влюбился в местную девушку и сама мысль о её трагической участи невыносима для него…

В общем, в кадре присутствуют трое: уже упомянутый Мэси, местная девушка из колонии по имени Рики, и её брат Кен Хэндон. Не считая второстепенных персонажей, вся история отражена в диалогах и мыслях этой троицы. Что можно о них сказать? Да, собственно, ничего, ибо снова и снова Лейнстер подал своих героев плоско и недостоверно. Это раздражало.

Я, конечно, понимаю, что угроза смерти может и должна нервировать, что можно плакать, кричать, махать руками и прочее. Но боже, как же они паниковали, истерили и «умирали» раньше времени, это что то! Чувства, эмоции, слова – всё как в дешёвой пьесе. И повторы… о, черти небесные, эти лейнстеровские повторы! Автор не раз и не два, и даже не пять, а под десяток, сказал о том, как Хэндон боготворит Мэси, как мысленно преклоняется перед ним, считая того чуть ли не венцом творения. Об этом постоянно напоминает нам и себе Мэси, об этом говорит Кен и словами и взглядами, и его сестра Рики никак не давала забыть этот важный факт. Какие-то другие моменты также обсасывались неоднократно. Это сильно утомляло, и я боюсь даже предположить, сколько раз Лейнстер повторяет сказанное в большой форме, в романах, так что пока не решаюсь знакомиться с ними.

Да, и снова Лейнстер не удивил в концовке в плане того, как он её преподнёс. На мой взгляд, нелепый и нереальный способ спасения планеты предложил инспектор, но Лейнстер посчитал, что маленькие бомбочки решат проблему гибнущей под холодом планеты. Но заслуга Лейнстера в том, что он пишет об этом так убеждённо и убедительно (наверное, в первую очередь для себя самого), что особо-то и не воспринимаешь это как несоответствие.

Резюмируя, скажу: раз уж Мюррей Лейнстер не стеснялся повторяться, то и я не стану чураться рефрена – прочтите этот рассказ, ничего не потеряете, но увидите, как было там, у истоков фантастики, познакомитесь с автором, который «подарил нам звёзды»…

Нормальный такой, динамичный социальный боевик. Условный цикл Хайнлайна «История будущего» продолжается. Солнечные экраны из так непонравившегося мне предыдущего рассказа Истории «Да будет свет!» всё же вошли в обиход и служат человечеству исправно, в том числе давая энергию для движущихся дорог. Хайнлайн в пух и прах разбивает перспективу развития автомобильного транспорта, по крайней мере, на примере Америки (из рассказа известно, что в Австралии, например, таких дорог нет; интересно, а в России?). Прав ли он оказался, мы можем увидеть, глянув в окно: автомобилей всё больше с каждым днём, а вот движущихся полотен дорог что-то не видно.

Вообще-то, я долго вспоминал, где я уже встречал подобную идею, и таки вспомнил: в детстве я сам пытался писать рассказ о таких дорогах, но, конечно, без таких как у Хайнлайна остросоциальных составляющих, как саботаж, преступные действия и убийства.

По большому счёту, Хайнлайн не даёт читателю проявить волю мысли: всё предельно понятно и просто. Есть плохие техники-функционалисты, замыслившие теракт, и есть очень деятельный, подвижный и немного суперменистый главный инженер Гейнс. О его характере мы можем судить только по его поступкам, выводы приходится делать читателю самому, ибо Хайнлайн ни словом не обмолвился об этом. Даже внешность, телосложение и другие мелочи опустил. Так вот, перед нами твёрдый, решительный человек неопределённого возраста, для которого долг, работа и поставленная цель превыше всего. Похвально. В этой связи не возникает никакой коллизии, нет ни малейшего сомнения в удачном для него итоговом положении вещей. Поэтому приходится просто читать буквы в этом рассказе, не надеясь на что-то из ряда вон выходящее. Предсказуемость скучна, поэтому вряд ли стану целенаправленно перечитывать эту историю. Изюминки, шарма нет, есть только голая констатация факта: система работает и будет работать, несмотря ни на что. Твердо, средне, но читабельно.

Не самый удачный рассказ любимого мною автора. Возможно от того, что написан в несвойственном для Резника стиле, хотя он может писать обо всём и очень по-разному.

Я считаю, что коли подвязался писать в межавторском цикле (в данном случае – цикл «Рассказы о роботах» Айзека Азимова), то дай что-нибудь новое, ранее неизвестные факты, но из этого рассказа мы не узнаём абсолютно ничего нового о Сьюзен Келвин и её взаимоотношениях с роботами, и я понимаю почему. Азимов уже всё сказал об этой удивительной женщине. Майк Резник всего лишь снова показал её одиночество через призму её отношений с людьми, но разве мы не знали этого раньше?

Да, опять сказано о том, что, уставая от людского общества, она находит утешение, покой и отдых в окружении своих роботов. Но лично мне такая позиция доктора Келвин не близка. Можно считать, что люди нередко лживы и лицемерны, но я полагаю, что комплименты из «уст» роботов ещё более искусственны и фальшивы. У них нет и не может быть понятий о красоте и эстетике. Удивительно, что такая умная женщина безоговорочно верит им, когда они хвалят её губы, ноги, руки, волосы. Втайне, конечно, ей хочется нравиться мужчинам, да и в ответ у неё нашлась бы в глубине сердца и симпатия, и что-то подобное влечению, но она старательно сдерживает себя, не выпуская наружу женщину и оставаясь наедине со своими мыслями и… роботами. Любовь – это так глупо, считает она, ведь это всего лишь химические процессы, происходящие в организме. Правильная мысль для учёного, но верная ли для женщины?..

Однако рассказ не получился. Нет психологии, все чувства и мысли на поверхности, и, повторюсь, — ничего нового в азимовский мир «Келвин & роботы» Майк Резник, к сожалению, не принёс.

Последний рассказ сборника вышел бОльшим по объёму, чем любой другой, и это неудивительно, ведь по количеству действия он также переплюнул остальные пять. Нашлось место и юмору, и экшену, и любовной лирике, и даже любовной «физике».

Геральту не надо чего-то доказывать, отвоёвывать, хотя «в драку» всё же влез по своей доброй воле, ну и … следуя за чувством. Да-да, наш ведьмак влюбился, да в кого – во вторую половину сапожной пары – в ведьму и колдунью (Йеннифер). Была у меня мысль, что всё это всего лишь результат колдовства, но нет, реально «втюрился». Почти совсем как человек… А вот меня Йеннифер не околдовала, не понравилась ни характером, ни поведением. Что до Геральта, то он в этой истории вёл себя и глупо, и самоотверженно. Несмотря на опасности, ринулся в портал спасать колдунью. Да и последнее желание: ведь он мог заказать всё что угодно, а пожелал… её. Так глупо, но так по-человечески.

В целом же, рассказ несколько отличается от предыдущих пяти в сборнике. В нём больше сцен с действием, но мало мысли, почти отсутствует нравственная подоплёка. И в нём гораздо больше магии, волшебных эффектов, колдовства, начиная с лампы с пленённым джинном и кончая порталами, нарисованными на полу магическими многогранниками, заклятьями, проклятьями и чарами. Не совсем мне это близко и интересно, веет от этого чем-то сказочным, несбыточным и далёким от реальности, хотя, безусловно, что в рассказе всё это волшебство очень органично вплетено, просто мой личный взгляд направлен немного в другую сторону.

Ещё мне показалось, что рассказ местами затянут, можно было обойтись без некоторых абзацев, повторений и излишних движений. И хоть рассказ называется «Последнее желание», как бы акцентируя внимание публики на этом и на будущих взаимоотношениях Йеннифер и Геральта, но всё равно память цепляется за первое желание. Бедный джинн… )))

Обычный для 1931-го года рассказ, но, к сожалению, ничего примечательного и привлекательного в нём я для себя не нашёл. Учёный, одержимый (не безумный, нет) своей идеей – ох, да сколько их было и года так до 55-го ещё будет!.. Но размах! Я уже как-то отмечал, что фантасты того времени отнюдь не стеснялись оперировать цифрами с несколькими нулями. Вот и тут, «прыжки» в эволюции по 50 миллионов лет каждый, это круто так, масштабно.

А вообще, кого-нибудь в здравом уме может интересовать, как человек будет эволюционировать и выглядеть через пятьдесят, сто, триста миллионов лет? Какой смысл даже учёному заглядывать так далеко в будущее? Трансформация сознания, образа мыслей и дальнейших планов учёного также выглядит натужно и карикатурно, хотя последнее может так видеться и по причине 80-летнего возраста рассказа.

Мне даже стало как-то интересно прикинуть, а как бы я воспринял эту историю лет, если бы прочёл её в журнале «Wonder Stories», будучи тинэйджером в апреле 1931 года? Может быть, я был бы в восторге, а так – нет, я вполне сдержан в оценке. Идейная, техническая части рассказа слабые, мне кажется, а вот описательная удалась. Постоянное нагнетание напряжения, всёвозрастающий с каждым новым скачком в эволюции ужас в глазах двух друзей учёного переданы неплохо.

В итоге же, средне. Один только вопрос остался у меня: а если бы после получившегося финального результата снова пару-тройку раз включить чудо-установку, получился бы человек?..

Эпиграф: фильм я не смотрел…

Отвык я немного от Кинга, давненько не читал, поэтому первые несколько страниц дались тяжело. Потом я вспомнил, что Кинг – очень требовательный автор в том плане, что читать его нужно внимательно, скрупулёзно, вникать в каждое слово. А ещё для него желательна тишина. Посему вернулся я в начало, настроился на такое чтение и дело пошло как надо.

Вновь я окунулся в мрачную, тягостную атмосферу ожидания чего-то страшного («что-то страшное грядёт…», всегда вспоминаю я строки Брэдбери, читая подобные книги). Она давит, она гнетёт, но при этом так приятно это ощущать. Мало-помалу, но очень последовательно, напряжение стало настигать меня. Не сказать, что я прям таки испугался, что стало реально страшно и волосы встали дыбом, но стало неуютно. Наверное, Майк Энслин испытывал схожие с моими чувства, когда менеджер отеля Олин рассказывал ему о всех тех трагических случаях, что произошли в номере 1408. Я думал, да ладно, почти все эти случаи можно как-то объяснить логически: тот был психически нездоров, у той – стресс, у тех и раньше сердце наверняка болело, и так далее. Но очень скоро мы с Майком поняли, что ошибались, и сила номера поглотила нас. Стало ясно, что шутки кончились и начался поистине кинговский саспенс – тот, по которому я с ума сходил лет десять назад. Все эти изменения комнат и в комнатах номера весьма визуально создавали нужную атмосферу неведомого зла. Одно мне показалось неверным: прелюдия в виде спора и рассказов Олина оказалась слегка затянутой, в то время как кульминационная часть выписана наскоро. Лично мне не хватило действия, да и действия начались «слишком сразу» и как-то быстро свернулись. Хотелось побольше «фокусов» номера 1408, побольше психических атак на мозг Энслина. А так выглядит, что он слишком рано «сдулся»; было бы неплохо, если бы он подольше сопротивлялся номеру, был потвёрже, посмелее, поустойчивее. В противном случае, писатель смотрится хлюпиком с неустойчивой психикой.

В целом, рассказ неплохой, напряг присутствует, но для Стивена Кинга, думаю, не лучший.

Фантастический детектив неплохого, но весьма среднего качества. Это касается и сюжета, и исполнения, и характеров (и перевода). Скучать, справедливости ради надо отметить, не приходилось.

По большому счёту, задумка симпатичная: кто-то убивает Гражданина Галактики ножом в спину и андроида, которого, ещё дышащего, но испускающего последний вдох, обнаруживает молодой повеса Дерри Хорн. Цепь событий выводит его на некую организацию, которая занимается торговлей андроидами, якобы доставляя оных с фабрик самых дальних планет освоенного людьми космоса. Их производят и на Земле, в том числе фабрика деда Хорна, но завозить издалека выгоднее. Более того, Земля производит на обмен для дальних колоний ещё и рабочих роботов. К слову, через 4 тысячи лет на Земле хорошоооо! Нет бедных, все всем довольны, проводятся ежегодные грандиозные карнавалы на неделю, во время которых никто не работает. Кроме андроидов — эти пашут как пчёлки и мимоходом хранят какую-то тайну. И вот Хорн бросает веселье и идёт по следу убитого Гражданина Галактики, с планеты на планету, и обнаруживает, что торговля андроидами на самом деле, это — … И вот тут Браннер тааак (!) развернул сюжет, что я охнул. Скажу только, что это и наивно и глупо, но и смело и изобретательно одновременно. Даже стало немного обидно, что после кульминационного момента концовку Браннер стал сворачивать как-то слишком уж стремительно, лишив Хорна ещё множества приключений, которые были бы совсем не лишними.

Надо сказать, что первые две трети романа, когда было ещё неизвестно, откуда берутся андроиды, мне что-то неуловимо напоминало роман Саймака, в котором Саттон боролся за общие с человеком права для андроидов и прочих роботов. Я даже сделал пометочку – «Снова и снова». «Ага, думаю, английский ответ Саймаку спустя десять лет…». Ан нет, Браннер развернул сюжет в другую сторону и до философичности романа Саймака не дотянул добрых парсеков сто. Впрочем, думаю, он и не старался писать роман, о котором читатель стал бы размышлять долго и мучительно. Приключения, детективный сюжет, космические корабли и далёкие планеты – всё есть, а философии сюжета – нету-ти.

Роман на одно-два прочтения, не подростковый, но и не для чересчур серьёзных субъектов. Я прочёл с удовольствием, что там лукавить, отдохнул мозгом, сопереживал герою, ждал с интересом развязки. Резюме: читать можно.

Хм… Я в недоумении. Сначала подумал, что после слов: «Вот оно, уравнение Штерн-Магнуссона…» у меня вырвана следующую страница или в типографии какие-то значки не пропечатали, да нет, оказалось всё так и должно было закончиться. Рассказ-загадка? Читатель должен был сам догадаться? Но загадка предполагает намёк на отгадку, точку отталкивания, а её нет. Или писатель не придумал? Вообще, конечно, рассказ выглядит неумным розыгрышем, после которого, знаете же, возникает минута такого неловкого молчания, а потом кто-то, дабы разрядить обстановку, говорит: «да ладно, ребята, не дуйтесь, это всего лишь шутка была!». Только осадок-то остаётся.

Размышления на двух страницах мне, конечно понятны, к чему они в целом я догнал, но концовка… Если кто-то понял больше моего, я б послушал.

В отличие от других рассказов сборника, когда вся коллизия строилась на противостоянии, на противоречиях и столкновениях сторон, здесь всё предельно ясно и однозначно. Есть человечество, покорившее мир, потому что это в том числе и естественный процесс, от которого не уйти. И есть вымирающая, озлобленная раса эльфов, потерявшая свои земли, свои Долины Цветов, оттеснённая в безжизненные и голодные горы. Им не осталось ничего, потеряна былая гордость и величие, и их удел теперь – заключить сделку с дьяволом, красть зерно и выуживать знания. Нелицеприятное настоящее и ещё более безнадёжное будущее. Вот как ни странно, мне их ничуть не жаль. Высоколобые и спесивые, они оказались много хуже дьявола, чёрта – козерога. Его образ поразил и порадовал. От начальных «ук-ук» при знакомстве, ближе к концу истории он преобразился в философа, и вообще, человека (ой!), существо думающее. Снова Сапковский вложил в не такого уж и важного (для всего в целом) персонажа житейскую мудрость, мораль, чувство справедливости, остроумие, сделав его одной из центральных фигур в рассказе.

Лютик тоже хорош, его всё больше в повествовании; временами он немного… нет, не раздражал, но слегка докучал. Болтливость, помноженная на самохвальство и скабрезность давала шикарный букет и повод, чтобы иной раз и чертыхнуться. Но его роль весома и он прежде всего оттеняет самого Геральта – спокойного, рассудительного и бесстрашного.

В целом, рассказ получился очень разноплановым. Здесь и юмор (даже Геральт острил), и мораль, и внутренняя мысль. Есть наивные, глуповатые жители деревни и есть эльфы, доведенные до отчаяния, но ещё такие гордые. Есть осознание того, что для первых всё останется по-прежнему, и даже лучше, ведь им больше не будет докучать и озорничать диавол и есть понимание обреченности для вторых. Это как предсказание, как обещание: вот они ушли сейчас, но они вернутся на последний бой, по их понятиям за свою землю, за свою Долину Цветов. И снова прольётся кровь. А пока что, не считая нескольких ссадин, обошлось. Первый (единственный?) рассказ, в котором Геральту не пришлось убивать…

Шикарно выписанная история, обволакивающая таким шармом, что сейчас, пожалуй, перечитаю её ещё на раз…

« -- Здравствуйте, с вами снова программа «Контрольная закупка» и я, её ведущий, Джон Браннер. Сегодня мы тестируем семь двухламповых автоматических исполнителей желаний…».

Юмористический рассказ, и, надо сказать, что он действительно смешной. Есть в наличии совершенно изумительная концовочка, в которой раскрывается секрет одного из исполнителей желаний, который вёл себя ну очень подозрительно. Да и на всём протяжении рассказа частенько встречаются остроты и шутки, которые производят вполне приятное впечатление. По сути это фельетон (кои я не особо люблю), но так как он написан признанным мастером слова, то и ощущение от него самое благостное.

Что ж, открываю для себя нового писателя, Джон Браннер, ведущий программы «Контрольная закупка».

P.S.: а ведь есть у него ещё и «Отчёт №1», правда, пока не переведённый, а жаль, наверняка тоже весьма остроумное явление…

Хотя «Игра Эндера» О.С.Карда была написана на 20 лет позже и была прочитана и перечитана мной много раньше, чем «Тренировочный полёт» и всё равно – ощущения от неё до сих пор свежие и непритуплённые временем. Этот рассказ мне не понравился. Мало того, что в нём ляп на ляпе, так ещё и он предсказуемый от начала до конца. В самом начале его мне хватило и пятидесяти слов, чтобы понять, что полёт не настоящий, а после слов (и даже до них) полковника о том, что всё плохо, мол, и следующий тренировочный полёт буде максимально приближен к реальности, я понял, что они задумали и как будет продвигаться сюжет. Это плохо, когда нет совсем интриги, а читать просто ради поглощения буквенных знаков ничуть не интересно.

Наверняка многие и до меня заметили кучу несуразностей: от зверьков (ну не может быть подобной жизни на Марсе!) до пыли на корабле, прибавив то, что Элл на космическом корабле «готовил завтрак» и то, что они месяц не замечали особенности неба над головой. Я что-то сильно сомневаюсь, что технари смогли бы воспроизвести это в земном павильоне.

Психологизм, характеры обоих космонавтов, да и весь рабочий порядок приведены аляповато, недостоверно. Не могла так быть, а то получается, психологи учли, что внутренняя расхлябанность присутствует подсознательно, если космонавты знают, что находятся в павильоне, но не учли почему-то, что душевная травма от того, как с ними поступило командование, будет важнее и сильнее. Да об этом и не думали, даже о награде ни слова не сказали.

Не понравилось.

Наверное, пан Сапковский мудрый человек. Да нет, я уверен, что это так. Иначе, зачем бы ему наделять персонажей, даже второстепенных, умом, житейской мудростью, добрым острословием? Автор как бы отдаёт частичку своей мудрости таким, как, скажем, королева Калантэ: весьма колкий язык, ирония на грани сарказма, твёрдая решимость исполнения задуманного во что бы то ни стало – на грани угроз; а эта женская мягкость, даже некое застенчивость в концовке, когда она ответила на предложение о замужестве? – это королева, но это прежде всего женщина. Её жених, Эйст Турсеах, разве не умён и по-хорошему расчётлив, равно — дальновиден? Кудкудак весьма неплох, Мышевуру-друиду и вовсе положено быть мудрым по статусу.

Весь рассказ исполнен остроумием и мудростью, помноженные на честь Геральта. В ходе чтения сборника, я уже понял, что для него нет авторитетов. Что король Фольтест, что Фальвик, что войт, что королева Калантэ – со всеми он разговаривает на равных, безусловно, не забывая о почтении и уважении, но таки на равных. Ему невозможно приказать — его можно только попросить, в крайнем случае нанять, но не за любую работу он возьмётся, а лишь за ту, что не пойдёт в разрез с его кодексом чести. Это, несомненно, внушает уважение.

Что до сюжета, то он в рассказе оказался для меня не слишком интригующим, тем паче, что буквально накануне смотрел эту серию из польского сериала. (серия, впрочем, не понравилась… Паветта уж больно некрасиво там кричала). Но великолепный слог снова на своей высокой планке, описательная часть, диалоги – всё в норме, а это мне по вкусу.

Совершенно безжалостный рассказ. Мало того, что пан Сапковский без стеснения прошелся по всем его персонажам ещё с тем вопросом из предыдущей истории («Крупицы истины»): «кто на самом деле чудище?», так ещё и новый добавил: «какое зло выберешь ты – поменьше аль побольше?». Это очень тяжкий выбор. Но каким мерилом измерить степень творимого или потенциального Зла? Какое признать Меньшим или Большим?

Все так страстно говорили про Меньшее Зло, весь рассказ прямо пропитан этими словами. О нём говорил и Стрегобор, и Ренфри, и даже войт, рассказывая о тридамской резне. Что же это такое? То количество зла, после которого кто-то говорит: «ну, хоть так обошлось… могло быть и хуже»? Вот и получается, что все хороши в рассказе: Стрегобор и его собратья-колдуны, ставившие опыты над девушками вследствие какой-то параноидальной теории Чёрного Солнца; Аридея, нанимавшая убийц для своей падчерицы; Ренфри-Сорокопутка, творившая бесчинства и на совести которой не один десяток, а то и сотня жизней; войт Кальдемейн, изгнавший старого друга… Только больше всего-то Геральту в итоге и досталось. Оказался крайним, потому что никто и ничего не знал, не понимал, «все только видели как он убивал, а убивал он отвратительно…».

«Благодарная» толпа закидала ведьмака камнями, ни на атом не понимая того, что пять минут назад он спас весь городок от ужасного кровопролития, и не догадываясь даже, что на месте шести бандитов могли лежать в лужах крови они сами.

Что ж, все сделали свой выбор, самый сложный сделал Геральт. И я его поддержу в двух моментах: не убей он Ренфри и её бандитов, они и дальше убивали бы и грабили, да в том же самом Бравикене, по меньшей мере. Может быть, некоторые и назовут это Меньшим Злом. Хотя… вот он, второй момент моей поддержки: нет меньшего и большего зла, есть Зло, просто зло, и нельзя его измерить.

Что меня привлекает, так это то, что у Сапковского нет чисто положительных или предельно отрицательных героев, в каждом персонаже найдётся и то, и другое, вопрос только в пропорциях. Вот поди ж ты, даже у такой злодейки-разбойницы и то нашлось в глубине что-то, заставившее ведьмака, человека без эмоций (но человека с принципами), не отдать даже её тело для последующих опытов, даже зная, что кинжальчик у неё был припасен для него лично.

Предназначение влепило ещё одну пощечину Геральту из Ривии, послав испытание жестоким выбором – кого оставить жить, а кому сделать больно. Буду думать, что ведьмак не ошибся…

Конечно, эта глава философская, очень психологическая, понравилась. Одного я ни понять, не принять не могу: причем тут Белоснежка и семь гномов? Да, изгнана мачехой, да, жила с семью гномами-бандитами и перерезала их, но это мало приближает эти факты к аллюзии, отсылке. Философия рассказа совсем в другом, и она гораздо убийственней, чем кажется.

Этот рассказ, любимец многих советских антологий, на поверку оказался не таким уж и отличным. Весьма средний во всех отношениях, в иных — и вовсе слабый. Тема «первого контакта» может быть придумана и описана очень интересно и логично, и так бывало весьма часто, но не в этой истории. Я не буду приводить тут сравнения с Ефремовым, это не совсем этично, учитывая, что это уже сделали полвека назад составители первой антологии «Зарубежная фантастика» Е. Брандис и В. Дмитревский, я скажу лишь о том, что почувствовал сам.

После «Исследовательского отряда» этого же автора мне уже как-то не особо резало слух неоднократное повторение и рефрены ранее сказанного. Наверное, это такой своеобразный стиль Лейнстера. Возникает ощущение, что либо мысль терялась и обреталась вновь, либо за недостаточностью аргументации своей авторской позиции Лейнстер как бы «вдалбливает» её читателю. Возможно, он писал так намеренно, дабы увеличить «вес» произведения, не знаю, но посмотрите: впихнутая в повествование информация о Крабовидной туманности выглядит лишней, инородной, даром, что её можно взять в любой популярной энциклопедии. Впрочем, надо отдать должное, её история, характеристики и особенности даны вполне точно на 1945 год.

Я не люблю слово «картонные» применимо к персонажам, ибо не совсем понимаю его смысл, но тут нутром чую, что можно сказать именно так. Томми Дорт, исследователь, хоть и почти аморфный тип несмотря на свои геройства, но и то не идёт ни в какое сравнение с капитаном корабля, недаром же в рассказе для него даже имени не нашлось. Его паникёрство, граничащее с паранойей, недостойно звания командира экипажа. Да, такое поведение, прикрытое автором как забота о человечестве, выглядят очень фальшиво. Тактика, эмоции, манеры, мысли капитана были выбраны Лейнстером неверно, как мне кажется. Взять одну из последних сцен, переговоры об обмене: начал он «агрессивно», продолжил «сердито», закончил и вовсе угрозами. И это капитан! И это парламентёр!

Вообще, вся концовка неубедительна, выход из недвусмысленного положения, придуманный Томми — полный абсурд. Читая, я, конечно, рисовал себе возможный финал, и у меня нашлось как минимум три вполне здравых варианта разрешения проблемы, включая иронический, но среди них не оказалось такого, как в рассказе, а предложенный не убедил.

Тем не менее, кое-какие хорошие моменты в рассказе есть. Лейнстер нашёл красивые слова и метафоры, когда описывал туманность, окружающий космос, а я обожаю читать такое и очень часто рассматриваю фото космических объектов, это красиво. Опять же по части технической откровенных ляпов и претензий нет, многое вполне логично и научно написано.

Ну, и напоследок, по почти сложившейся традиции, охарактеризую переводы этого рассказа. Их два – назовём их (1) и (2) – за авторством В. Брускина и Д. Жукова. Могу сказать, что во многих изданиях они перепутаны, и сказать однозначно «где, какой» сложно. (1) приписывается и Брускину и Жукову, равно как и (2). Скорее всего, (1) – лучший из двух, литературно написанный, принадлежит Жукову, учитывая его послужной список; (2) – весьма плох, косноязычен, просто некрасив (не удивлюсь, если это перевод с польского). Так вот, мой совет: не читайте рассказ в томе серии «Шедевры фантастики» и в антологии «Безработный робот». Рассказ средний, но для ознакомления с прошлым фантастики, с её истоками годен.

Этот рассказ из сборника почти сказочный. Почти, но не совсем. Я не думаю, что Сапковский отсылал меня, как читателя, к «Аленькому цветочку» и подобным ему интерпретациям. Всё же, сюжеты ощутимо различны, хотя сходство таки присутствует: факт излечения от проклятия на лицо, даже – на лице Нивеллена. Но. Мне кажется, что Автор задается вопросом: а кто на самом деле чудище? Уж конечно не человек-медведь (опять аллюзия?). Купцы, продававшие своих дочерей на год? сами дочери? брукса(?), которая, как мне думается, явилась к Нивеллену совсем не из благих намерений, хотя в процессе полюбила какой-то своей, извращенной любовью. Всё же, Нивеллен излечил себя сам, своими чувствами. Опять же, чувства чувствами, а ведь жердь-то ей в грудь воткнул, а Геральт закончил дело. Любовь? Хм…

Конечно, я не могу пройти мимо беседы Геральта и Нивеллена, получилось очень весело, остроумно, драматично и от того живо.

В общем, многое в этом рассказе не так уж однозначно, как кажется. За внешней простотой сюжета скрыта куча вопросов. Но история хорошая, цепляет. Написано динамично, эмоционально, правильно. Я немного посмеялся, немного позлился, испугался, обрадовался, восхитился – масса эмоций от этой дивной маленькой истории.

После одноименной игры, просмотра фильма и сериала я таки начал читать цикл «Ведьмак» (случайно прочитанный ранее рассказ «Нечто большее» почти не в счёт). Так что примерное представление «что почём» имел. Ниже я буду говорить лишь о первом рассказе первого сборника, почти безотносительно к игре и в совершенном отрыве от дальнейших произведений и событий.

Рассказ понравился неимоверно, очаровал, и, думаю, затянул в сети своего мира всерьёз. Великолепный слог, динамизм, психологичность – всё выполнено мастерски, на высшем уровне. Естественно, что ни мир, ни Ведьмак, ни другие персоны не раскрываются на первых же страницах цикла. Сапковский даёт знать лишь то, чего достаточно знать для понимания этой главы жизни Геральта. Конечно, ведьмак немногословен – он всё же воин, как-никак. Стали бы мы и дальше интересоваться его судьбой, если бы на поверку он оказался базарной бабой? Меньше слов – больше дел, это про него. Так, коротко и ясно он даёт понять королю Фольтесту, что понимает на что идёт; не врёт, не юлит, не выманивает монеты: сделаю всё, что смогу, что бы не убивать, но если дело обернётся скверно – достану меч. Оказалось, что такая честность в почёте даже у иных королей. Надо сказать, что Фольтест мне вполне понравился. Да, натворил «делов» по молодости, но всё время искал способы не столько избавить себя от греха, сколько спасти свою дочь. Его слова «думаю, она страдает» говорят о многом, мне кажется. И его вопросы о том, какая она будет, если Геральт справится совсем не праздные и говорят об осознании своей вины в страданиях Адды.

Поединок же Геральта с упырицей, или Стрыгой как в игре, — кому как нравится, — выписан идеально! Даже если бы у меня в голове не возникали образы из игрового клипа, всё равно они неминуемо бы сложились в видеоряд только от прочтения. Я не слишком люблю описание битв, драк, фехтования и есть за мной такой грешок, бывало дело нет-нет да лишь пробегу его глазами, но тут было не оторваться, просто заворожило!

В общем, с удовольствием пойду и дальше по миру Ведьмака.

Дописанному верить: после написания своего отзыва, по обыкновению прочитал и нижеизложенные. Больше половины не соответствуют этой странице, будучи в лучшем случае написанными на сборник «Последнее желание», в худшем – на весь цикл. Тех читателей, которые сначала читают отзывы, а потом книгу этот факт вполне может ввести в заблуждение, дезориентировать. Посему мой совет: читайте прежде книгу, а уж потом отзывы.

Я не понял: это – рассказ-шутка, стёб? Может, дань моде? Ради чего? Нет, я, конечно, понимаю: 1940-й год, расцвет «крутосваренного» детектива, но слегка фантастический для того времени рассказ в чём провинился? Зачем персонажи изображены так карикатурно? Или даже среди ученых той поры было вполне естественно выглядеть, говорить и прочее как персоны Хэммета, Чандлера или Спиллейна? Дуглас вообразил себя этаким Майком Хаммером – во всяком случае выражался он словно детектив, или вышибала из бара. И это учёный-физик!? А доктор всевозможных наук Мартин, или как там – Мэри Лу? Всё, начиная с имени как будто с метрики дешёвой певички из портовой забегаловки. Хороши учёные…

Впрочем, они так, про между прочим, встав утром с постели, наскоро позавтракав, слегка подумав, изобрели новый и дешевый вид энергии, опираясь на особенности строения брюшка светлячков. Ну да, ну да… Только почему другие учёные до этого не додумались? Наши герои-то это сделали влёт, притом, что Хайнлайн устами Дугласа говорит: «процесс тепловой обработки смеси настолько прост, что любой химик-производственник сможет его повторить». Я уже не говорю про эти разборки с большими корпорациями – абсолютно неинтересно. Я понимаю, конечно, что любовь творит чудеса, но нелепо как-то всё выглядит.

Рассказ совсем не понравился. Оценку завысил, но только лишь потому, что Хайнлайн – великий провидец, ибо сказал о возможности и даже необходимости использования солнечной энергии задолго до появления первой солнечной электростанции. В остальном: конъюнктурщина, никакого почтения к рассказу, перечитывать не буду.

Может быть не так часто, но я всё же ставлю оценку «10». Это наивысшая степень моего отклика на написанное Автором, потому что я при этом как бы объединяюсь с ним, считая, что он сотворил это в первую очередь для меня. Я хочу сказать, что самым высоким баллом оцениваю то, что впервые поразило меня, родило новые, свежие, ранее нетронутые чувства; то, что вызвало сильные эмоции, мысли; то, что заставило (плохое слово – по своей воле ведь!) плакать и смеяться до слёз, переживать, хотеть вернуться и снова и снова окунуться в тот мир. Так было в своё время с «Тарзаном», «Доуэлем», «Элджерноном», «Фаренгейтом», «Эндером», рассказами Шекли, Саймака, Геймана…

Теперь я с чистым сердцем и всколыхнутой душой ставлю «10» Сэмюэлю Дилэни за очарование его рассказа «Время, точно низка самоцветов». Надо сказать, что встреча с этой историей всё откладывалась и откладывалась, хотя влекла неимоверно. Само название – поэтичное, загадочное, очаровывающее – притягивало как магнит, как бриллианты — девушек. Впрочем, долгое время я считал, что слово «низка» всегда пишется неправильно, и вместо «з» должна быть буква «т», и всегда при заполнении каких-то данных исправлял его на «нитки» :) Позже я понял, конечно, что ошибки нет, но вероятный сюжет повествования всё равно оставался загадкой. Теперь-то я знаю всё!

Бесподобный, шикарный, искусный рассказ. Как он написан (и переведён, конечно), какие слова подобраны! Да что там подобраны – подогнаны, огранены «точно самоцветы на низке». Загадочные, интригующие, но такие потом осмысленные и очень понятные слова, формы, мысли, мотивы, и даже недосказанности вложены в оправу воедино просто ювелирно.

Для меня почти не осталось загадок в этой истории, я словно растворился в ней, слился с Х.К.Э. Лихо закрученный сюжет, необычно построенная композиция от первого лица, а частично от третьего, интрига, странные события, нужное Слово, и на десерт – отличная концовочка, и мы догадываемся, кто тот «winner», который «takes it all».

Вопросы… Что в портфеле? Ну, конечно, камни, самоцветы – идеальные, лучшие агаты, сапфиры, опалы... Почему «ему не принадлежат»? Потому что он – вор, он их украл. Почему Слово знали многие, все, даже полиция, и это не было проблемой? Предельно ясно Дилэни сказал, что его – Слово – в необходимой ситуации нужно говорить по-особенному, оно всё равно предназначено для избранных. Что до Певцов, то моя мысль в том, что они имеют такое влияние потому, что этот талант – Петь – во время описанных событий очень и очень редок, и владеют им очень немногие и потому-то их Песни завораживают каждого (даже Х.К.Э. хотел остановиться, чтобы услышать Ястреба).

Говорить можно ещё много, но я лишь настоятельно порекомендую эту вещь… нет, не всем… тем, кто любит великолепный слог, очарование слов, изысканность мысли.

Я очарован.

Это тот самый Гейман, которого я люблю. Это тот самый стиль, которым автор играет на струнах души. Просто и понятно о самом сокровенном – о любви, о мечте, о фантазии и идеале. Очень визуальный рассказ, все сцены которого словно кадры из семейного архива пролетают перед читателем: проходят годы, взрослеет рассказчик, меняются прически, подружки, работа и стиль жизни; трансформируется мода, антураж и музыка. И лишь Мечта остается неизменной и чувство к ней, к его Шарлотте. В нём нет животного влечения к женской плоти, нет, это что-то более высокое и одновременно такое… близкое и понятное.

20 лет желания встретить наяву ту, которая так всколыхнула чувства в те далёкие девятнадцать лет. Шесть журнальных встреч, на которые его Шарлотта «приходила» всегда такая разная, но всё такая же прекрасная, манящая, божественная, оставляли глубокие следы на сердце героя. И вот она, седьмая, наяву, и я нисколько не сомневался, что она случится, и я нисколько не сомневался, как она пройдет и чем закончится. «Она была моей мечтой, а если коснуться мечты, она лопнет как мыльный пузырь», — и что к этому добавить? Быть может, лишь свою маленькую историю?..

… Однажды мне тоже было около двадцати. Я учился, прожигал жизнь, жил практически беззаботно под родительским крылышком; подружки, кажется, на тот момент не было вовсе. Яркие, подвижные евротехнодэнс и брейк-н-бит звучали в колонках и голове, отражая высокоскоростной ритм тогдашней жизни. А тогда я рисовал. Вернее, срисовывал известных людей, в карандаше, на тетрадных листочках в клеточки, которые потом выгорали на солнце. Портретировал любого, кто попадался под руку в газете, журнале: кинозвезд, спортсменов, политиков даже, а потом развешивал над рабочим столом. Что-то из получившегося мне нравилось больше, что-то меньше, но почти все рисунки были для меня всего лишь результатом хобби, маленькой забавы. Почти, но не все. Тогда, на тот момент мне нравилась (чисто внешне, «на лицо») актриса Вайнона Райдер. В газете, в разделе анонсов фильмов недели была её небольшая фотография – буквально 5 на 7 сантиметров, просто улыбающаяся девушка лет двадцати двух на вид, — и я срисовал её. Мне нравилось то фото-оригинал, там на нём Вайнона была очень красивая. Но не такой красивой, какой она получилась на моём рисунке! Ей богу, я ничего не добавлял, не приукрашивал, но она вышла такой… солнечной, такой божественной и она так смотрела!.. Она смотрела только на меня, я был уверен, и я влюбился. В Вайнону на моём рисунке. Я подолгу смотрел на неё, влюбляясь всё больше, а она просто улыбалась, только мне, только для меня. Я больше не рисовал…

В какой-то момент жизни я снял все рисунки со стены, сложил их в какую-то папку и очень долго даже не вспоминал о них. До того момента, как прочитал «В поисках девушки». Гейман сказал мне, что что-то подобное уже случалось раньше с его героем (с ним самим?), и тот тоже был влюблён в картинку, в изображение идеальной девушки по имени Шарлотта. Своей «десяткой» я выражаю огромную благодарность Нилу Гейману за эту историю. Её светлая романтичность и простота захватила меня и помогла на время вернуться в прошлое и вспомнить то хорошее, что было. Спасибо.

… И я отыскал те рисунки, в целости и почти сохранности. И среди них – Вайнона.

Она стала ещё красивее и всё так же улыбается мне…

Типичный для Саймака рассказ, но, несмотря на мою сильную привязанность к творчеству Мастера, почти всегда его прочтение проходит у меня без особых эмоций. Не нахожу я в нём для себя чего-то недосказанного – Саймак ну просто в кашу разжевал для читателя всю суть рассказа (что, однако, ускользнуло от большого числа прочитавших его). Не чувствую я от этой истории того очаровательного флера после последних слов, как это бывает обычно.

Ну неужели же никто не вспомнил детскую игру в «войнушку», ведь всё как бы из неё у пятнашников: бах! ты убит!, выбываешь из игры, плетешься до скамейки и ждешь, когда этот раунд закончится и начнется другой. И снова все в полном порядке и здравии на позициях и начинается новая «партия». Только тут Саймак добавил в «войнушку» элемент обучения, подтягивание отстающих, слабых игроков на более высокий уровень игры. Это оправдано, ибо какой интерес играть со слабым соперником в интеллектуальную игру (коей пятнашники считают войну), если гораздо выгоднее поднять уровень противника? Может в настоящей войне это и выглядит глупо, но, если воспринимать её как эти инопланетяне, то всё становится логичным, превращаясь в элементарный принцип игры. По аналогии с присутствующими в игре шахматами – гроссмейстер ничему не научится у перворазрядника, но если последнему помочь… Да, на данный момент в перворазрядниках ходят земляне, но Саймак не был бы самим собой, если бы не дал нам очередной шанс, пусть и благодаря великодушию пятнашников.

И всё это настолько очевидно в рассказе подано, что шарм исчезает практически бесследно. Возможно визуально, без акцентирования внимания на некоторых моментах, например, на тех же шахматах несколько раз, история смотрелась бы выигрышнее, да и чуточка недосказанности не помешала бы.

Интересный рассказ, с огоньком, с градусом. Есть весьма недвусмысленная проблема, граничащая с потенциальной трагедией, и есть два человеческих мозга для определения способа её решения. И пусть ни на секунду не сомневаешься в том, что человек снова окажется выше обстоятельств, но все равно рассказ читается на одном дыхании. Конечно, по своему обыкновению Азимов щедро снабдил его теми зёрнами науки, которые и превращают фантазии автора собственно в то, что мы называем «научной фантастикой». При этом его идеи и предположения по поводу условий на Меркурии не смотрятся чем-то инородным, нелепым или бездоказательным. Но уж так пишет Азимов, что в его невероятные истории веришь, а этот фактор для фантастической истории один из основополагающих, — верить.

Камень преткновения истории – столкновение Второго и Третьего Законов Роботехники. Внезапно обрушившееся на героев противоречие между ними, конечно, само по себе уже даёт ответ на вопрос «ну, и как будем выкручиваться?», а именно: ищи ответ в Первом Законе, раз в данном случае те два не работают. Но, несмотря на эту предсказуемость и очевидность, рассказ не теряет своего шарма. А привлекательность его ещё и в том, что прекрасно, но как просто (!) описано, как два человека осваивают чужую планету, борются с трудностями, и побеждают. И самое главное, что такие понятия, как «дружба» и «самопожертвование» (которое, к счастью, не понадобилось) для них не пустой звук.

Рассказ-загадка, начиная с самого названия – почему с восклицательным знаком?

Настроение этого этюда весьма туманно и неоднозначно от того, что его концовку можно трактовать в самом широком диапазоне – от фатально-апокалиптической до вполне позитивной. Вообще, история странная и при попытке анализа вначале непременно приходят слова: «Возможно, Желязны имел ввиду, что…» и «Вероятно, Автор хотел сказать о …», среди которых «возможно» и «вероятно» являются ключевыми.

Что можно принять при осмыслении рассказа как однозначность? Ну, игра с сюжетом «Апокалипсиса» и его четырьмя всадниками очевидна. То же громовое сопровождение, те же практически слова-предупреждения (сравните: «Иди и смотри» в Откровении Иоанна Богослова и «Смотрите на небо этой ночью!» у Желязны). Немного нарушена хронология появления всадников: всадник на белом коне согласно Библии явился миру первым из четырех, да и меч был у всадника на рыжем коне, но сути это не меняет, так как всё равно последним прибыл конь бледный, «которому имя «смерть». «Кого или что он принес?» — звучит вопрос. Исходя из текста Желязны, можно предположить, что на неведомую планету пришли завоеватели с Земли, что для её жителей станет Апокалипсисом, и, таким образом, «точите серпы», возможно означает, чтобы им придется защищаться любыми подручными средствами, ибо они не ведают даже что такое боевой конь и меч. В любом случае, наверняка ничего хорошего с этим миром не произойдет, и под знаком Апокалипсиса он будет завоеван (?), уничтожен (?), воскрешен (?)…

Лично мне нравятся подобные «Всаднику!» вещи, они добавляют возможность не закиснуть мозгам, но думать, предполагать, анализировать.

И, «возможно, Желязны имел ввиду, что…» Апокалипсис не есть Конец, но лишь Расплата и Переход?..

По чести сказать, повесть не впечатлила, даже несмотря на своё «хьюгоносное» наследие и на заметный интерес к ней в нашей стране, судя по количеству публикаций. В первую и главную очередь мне не понравилась стилистика изложения событий, описательная часть. В данном случае грех пенять на переводчика, потому как не он (она) наполняет книгу содержанием. В этой повести Лейнстер несоразмерно много грешит с повторами в описании происходящего и подачей основных мыслей посредством диалогов. Для чего это было сделано, я не понял, может, для пущего эффекта.

Судите сами. Вот он описывает действия команды, каждого её члена в отдельности, но непременно в строжайшей последовательности: сначала говорится о том, что делает сам Хайдженс, потом Ситка Пит, следом о Сурду Чарли, Фаро Нелл и заканчивается описание событий телодвижениями Наджета, медвежонка. Другой последовательности не замечено, и вот эта «списочность» ну никак не добавляла красоты и без того скудному слогу. Далее, несколько раз практически одними и теми же словами автор описывает сцену битвы медведя со сфиксами, в которых они молотили черепа последних. Окружающую обстановку на планете Лейнстер и вовсе выражал одной фразой: «вокруг доносились звуки органа, икание, стук молота и скрипы дверей» (такие шумовые эффекты создавала немногочисленная местная фауна). И ладно бы мои претензии касались только подобных мелочей, но и сама основная мысль и ей сопутствующие пережевывались в диалогах и описаниях с незавидной постоянностью.

Несколько раз я впитывал в себя сентенции, что машины и роботы «могут различать, но не могут решать»; что сам Хайдженс – человек до мозга костей неразумный, эмоциональный, своенравный и нелогичный; что он не любит роботов из «самоуважения», а не по каким-то религиозным теориям, и тому подобные мысли.

Что до темы роботов, то да, Лейнстер в этой повести противопоставил «своих» роботов, человека и планету «азимовским» (которые, скажем, были поумнее, почеловечнее, они даже видели сны и мечтали). Конечно, и до этого момента писатели-фантасты глядели на роботов с опаской, с предубеждением, но Лейнстер пошел чуть дальше – он наделил колониста Хайдженса явной неприязнью к ним. Она слегка гримируется нежеланием человека подчиняться, терять свободу, приобретая зависимость от машины, но всё же неверие автора в непогрешимость и стопроцентную необходимость и заменяемость роботов видны невооруженным глазом.

Гораздо легче ему верится в медведей – друзей-соратников и орла-разведчика. Так и хочется воскликнуть словами Киплинга, глядя на такую идиллическую картину: «мы с тобой одной крови, — ты и я!». Только вот одной крови для сфиксов – коренных жителей планеты – не нашлось, и что решил человек?, да запросто истребить их, выжечь стерилизатором в зародыше. Да, явно Лейнстер не думал о том, что исчезновение доминирующего вида может пагубно сказаться на экологии планеты. Но на первом месте было торжество Человека – над планетой, над роботами, над животными. Ввиду самоуважения. Это покоробило.

Осталось немного непонятным, из чего исходил М. Лейнстер, называя медведей такими именами, как в повести. Ну, допустим, Ситка, Фаро и Кодиак (Кадьяк) это топонимы северо-запада Северной Америки, но почему тогда Сурду и Наджет туда не вписываются? (Пошел смотреть атлас).

В целом, получилась довольно пафосная история о человеке как Венце Эволюции, его непогрешимости и вседозволенности, о которых не забывается даже тогда, когда описывались сцены теплой дружбы между человеком и медведем… Грустно.

Мне кажется, Роберт Шекли в жанре юмористической фантастики в 70-х годах прошлого столетия всё же уступает себе самому пятидесятнику-шестидесятнику, и вроде ещё «почти тот», но уже «слегка не тот». Вот и в этом рассказе вроде всё нужное присутствует, предпосылки для улыбки есть: и сложная ситуация, из которой человеку нужно выбраться, и фирменный юмор, и торжество человеческой натуры, его разума, его логики, ан нет, — чего-то незримо не хватает.

Несмотря на изрядную комичность положения Холлорена и его проблемы вернуться в лагерь, которые, положа руку на сердце, отчетливо попахивают преступным разгильдяйством (ну как так, скажите на милость, не озвучить остающемуся в лагере члену команды пароль для доступа в него?!), всё же, как ни странно, хотелось мне побольше трагизма. Вообще, рассказу не помешал бы дополнительный нерв, градус, и оттого окончательный и весьма остроумный способ Холлорена обмануть робота и проникнуть в лагерь выглядел бы на их фоне гораздо выигрышнее. А так, описанные всего лишь несколько жалких попыток, на мой вкус, в какой-то мере обесценили хорошую концовку.

В целом, конечно, очевидна вторичность этого рассказа по отношению к накопившемуся к моменту написания рассказа наследию Великого Смешного Шекли. К примеру, один из главных посылов «Человека по Платону» — безвыходных положений не бывает – не раз и не два до этого эксплуатировался автором, вспомнить хотя бы цикл рассказов о Грегори и Арнольде. Человеческая смекалка и на этот раз подтвердила поговорку о том, что «жить захочешь – ещё и не так раскорячишься» :-).

И все же рассказ неплох, но от Шекли ждёшь всегда гораздо большего.

Довольно средний рассказ, — во всём. Основная мысль автора плавает на поверхности: насилие порождает насилие. Больше в принципе и говорить не о чем. Чего ещё могли ожидать от существа, запертого в подвале, папа и мама, почти ежедневно избивая того палками? Нежности и доброты? Полноте. Детеныш без теплоты, без воспитания, без элементарных знаний о том, что такое дождь («земля пьет воду»), солнце («желтое наверху»), автобус, дети и не детеныш вовсе, но звереныш, и очень скоро он покажет свои когти и зубы. Только вот смысл рассказа в более или менее приближенной перспективе какой? Ну, допустим, убьет существо своих «родителей», отомстит за избиения и унижения, а дальше что? Дальше накажет его власть и общество, и?.. Мне приглянулось, что Матесон в трех страницах без всяких там завязок-развязок уместил лишь кульминацию, апогей событий, но беда в том, что после этого не видно больше ничего, о чем можно было бы поразмыслить...

Рассказ-размышление, один из самых, как я это называю, «задумчивых» у Саймака. Не скажу, что подобная стилистика от Мастера мне по душе, вот и этот рассказ оставил не самый значительный отклик в сердце. Да и в голове тоже.

Устами и серыми клетками мозга ученого-футуролога Энсона Лэтропа, который посвятил свою жизнь поискам великого художника Рибена Клэя Саймак философствует на темы Веры и Логики. Где кончается Вера и начинается Логика, и наоборот. Могут ли два этих явления человеческого бытия соседствовать рядом, дополнять друг друга или это взаимоисключающие категории? А за спиной этих вопросов ещё множество других и это скопление настолько утяжеляет рассказ, что теряется сама суть его.

Что искал Клэй? Ужели же прекрасную планету-Рай, чтобы потом изобразить её в масле, скитаться в течение «потерянных» лет и в конце концов пожелать окончить свои дни на далекой унылой планетке, будучи распятым на кресте аборигенами-гномами? Что здесь от Веры и где в этом Логика, о которых рассуждает Саймак? В чем полезность «озарения» Лэтропа, если никому больше в этой Вселенной оно и даром не нужно? (Впрочем, он сам себе признался в том, что делал всё по сути в своих личных интересах). Для чего скитаться по Космосу в поисках «благородной простоты, нежности и счастья», если порой, при даже небольшом на то желании, всё это можно отыскать гораздо ближе, рядом?

Слишком много мыслей и вопросов для небольшого рассказа, чтобы считать его целостным и... логичным.

Очень даже неплохой рассказ. Мне ничуть не стыдно признаться, что с первого прочтения я мало что понял: чудное название, далее с виду — бессмысленный набор предложений, калейдоскоп американских местечек, да и герой-путешественник как будто бы не в себе, — всё это не слишком располагало к отчетливому мнению. Но в чём проявляется талант Геймана, что ему удается за внешней суетой и никчемностью поместить что-то более существенное и глубокое, и вот уже мысль «рассказ ни о чём» сменяется на «тут всё гораздо лучше, чем я подумал вначале». Да, этот рассказ нужно не просто прочесть — этого слишком мало, его надо пропустить через себя, прочувствовать, прожить. Так, как будто это ты сам едешь в пикапе и автобусе, перебираешь вещицы из коробки; как будто это ты ищешь и догоняешь. Догоняешь Скарлетт, ищешь её, себя, себя в ней и её в себе... Мне так и подумалось, что герой рассказа помимо погони за Скарлетт прежде всего искал в этой погоне самого себя, хотел понять кто он, где, куда едет, что его ждет...

Да, история малопонятная, и в этой связи послесловие переводчика (Н. Горелова) как нельзя кстати помогает её осмыслению. И в принципе не особо важна привязка к Тори Эймос и её концертному туру. Данное послесловие дает возможность понять те мелочи-особенности американского жизнеустройства, которыми пронизан весь рассказ, по большому счету вполне относящийся к «сугубо американским», — точно так же, как и альбом и тур подруги Геймана, который она сама именно этими словами и охарактеризовала.

Но хотя послесловие хорошо и полезно, сам перевод Н. Горелова отнюдь не безгрешен. Второй доступный перевод — Т. Покидаевой — хоть и слегка пестрит ошибками, неточностями и небольшой небрежностью к деталям, но всё же будет мной рекомендован к прочтению. Он несравненно лучше передает атмосферу истории, так, как её мыслил Гейман (я сравнил оба перевода и оригинал). Предложения здесь и у Автора отточены, в них нет лишнего, они как выстрелы — лаконичные и хлесткие. Понимаете, пишущему этот дневник не было надобности излагать слова высокохудожественным слогом, ему нужно было прежде всего изложить краткие моменты того, что с ним происходило. Написать так, словно каждая фраза — последняя, и её ещё нужно успеть запомнить и записать. Перевод же Горелова снабжен неуместными в данном случае сложными оборотами и нередко несколько коротких предложений-хлыстов объединены в одно большое, а в результате пропадает атмосфера того одиночества, которым страдает герой истории. А ему очень одиноко.

Резюмируя, советую:

1. Читайте в переводе Т. Покидаевой; 2. Следом — послесловие от Н. Горелова; 3. Перечитайте рассказ ещё на раз, представив, что это вы едете по большой стране в поисках чего-то ценного лично для вас...

В своих «Примечаниях» Пол Мелкоу кратко прошёлся по своей дюжине произведений сборника, выделив каждому буквально по абзацу. Но каждый абзац, мне показалось, разниться по настроению и отношению самого автора к своим творениям. О некоторых написано с любовью, в иных же мне почувствовалась отписка и некое оправдание, ну мол, вот, получилось то, что получилось. Вообще же, я не сильно люблю этот жанр – «примечания автора» (единственное исключение – некоторые предисловия Брэдбери о самом себе и его месте в жанре). Порой эти объяснения для читателей, во-первых, весьма влияют на восприятие прочитанного, а во-вторых, часто мотивы написания, место и время, несмотря на уверения автора, не несут за собой сколько-нибудь полезной информации относительно самого произведения. По-моему, данные примечания Мелкоу не слишком удались, интереса к персоне почти не прибавили, но было ли это его целью?..

Самое большое по объёму произведение сборника – повесть «Стены Вселенной» я оставил на десерт, желая по более крупной форме составить всё же о Поле Мелкоу как писателе мнение, максимально близкое к точному для себя. И надо сказать, Мелкоу-рассказчик оставил мне немалую надежду, и даже довольно отчётливое желание почитать у него что-нибудь ещё впоследствии. Для меня нет сомнений, что эта повесть в сборнике лучше на голову-другую всех прочих рассказов (может быть, вместе взятых).

Что же, спрашивается, получилось у Мелкоу в «Стенах…» такого, чего не вышло в других историях? Лично для себя я отметил цельность и строгость сюжета, и даже этакую взрослость и в персонажах, и в манере письма, и в тематике. Несмотря на то, что снова герои автора – тинэйджеры, но есть в них уже – что в Джонни Деревенщине, что в Джоне Первичном, — основательность, стержень. Обоим Джонни пришлось рано повзрослеть, им пришлось это сделать, ибо они относительно рано столкнулись с большим обманом, лишениями и прочими бедами: Первичному раньше и побольше, наверное, но хоть Вторичному Джонни пока что чуть меньше, но разве ему от того слаще? Потерять семью и обрести новую для каждого из Джонни в отдельности не есть тождественные вещи. Давно замечено: на чужом горе своё счастье не построишь, так и вышло на данный момент для одного из Джонни, хоть и желает он сейчас сделать всё, чтобы «подняться» и таки построить свою жизнь в новой вселенной. Возможно, толк и выйдет, но, думаю, что всю его жизнь судьба того, другого Джонни будет сидеть занозой в его душе. Может ли служить оправданием, что когда-то с ним поступили примерно так же? – без сомнений в однозначности я для себя ответить не могу.

Что ещё выгодно отличает «Стены Вселенной», так это общая тональность и атмосфера повествования на всём прочтении истории: ровно, без срывов, без провисаний Мелкоу пришел не к хэппи-энду, но к весьма открытой концовке, когда хочется поразмыслить над тем, как же всё-таки сложатся судьбы обоих Джонни. Плюс — отличный ход с рукой третьего Джонни (вот он – психологизм!), а после – сцены с «родителями» Джонни из другой вселенной, где (как я думаю, уже) нет их Джонни.

В общем, повесть получилась очень добротной. Можно, наверное, при желании найти и какое-то количество недостатков в ней, но я не стал. Единственное, что вызвало небольшое недоумение, так это присвоенная нумерация вселенным. Я, конечно, далёк от мысли, что на каждой из них висит вывеска или стоят столбики с номерами: 7433, 7534… , но, так как этот факт всё же не уложился в моём понимании, то я оставил его на совести фантазии Мелкоу, как необходимый атрибут и некое допущение.

Мне думается, что пройти мимо этой повести думающему читателю не стоит; много времени она не отнимет, а удовольствие получить очень даже возможно.

Простенько, причём это касается и сюжета, и стиля повествования. Строго говоря, стиля как такого в целом здесь нет, так, — описание происходящего. Без эмоций, без красивостей, без изюминки, сухо и пресно, как вчерашний хлеб. Что до сюжета, то это обычная подростковая история о двух друзьях-мальчишках, спасших угнетаемое инопланетное животное, которое нещадно эксплуатировал алчный толстячок-ювелир. Детская доброта и внимание против взрослой несправедливости и алчности – что же победит? Ответ очевиден: детишки оказались сноровистей и улитка получила свободу. Вроде всё здорово, но если задуматься здраво: ну, ушла она в свободное плавание, ну, снова будет есть вкусную местную флору, но как долго это будет продолжаться? По-моему, ровно до тех пор, пока её не изловит такой же делец, как Фрудж. Не лучше ли было её определить под присмотр, да хотя бы в зоопарк, ведь это вполне мог быть последний экземпляр? Расточительно и неприемлемо. Вот и думай теперь, найдутся ли ещё добрые мальчишки, которые спасут её снова?..

Слегка фантастический рассказ с элементами детектива, обильно сдобренный гомосексуальной тематикой. Последнее напрягло. Не то, чтобы я нетерпим или презрителен к этому явлению, — нет, скорее безразличен; но когда это возносится в ранг сюжетообразующего каркаса, когда это и причина, и следствие, мне становится немного… неприятно. В этом случае я задаю немой вопрос автору: насколько «это» оправдано здесь, в данной истории? можно ли было обойтись без «этого», заменить другими условиями без ущерба для сюжета? И, прокручивая эту историю в голове заново, я отвечаю за Пола Мелкоу, отца четырёх детей: здесь вполне можно было обойтись без геев-профессоров, заменив их отношения гетеросексуальными. Но, во-первых, Мелкоу на тот момент только начинал писать, и почему бы тогда немного не шокировать читателя (хотя, что тут шокирующего?..), а во-вторых, он вроде как хотел нам показать настоящую среду университетского городка, где такие отношения весьма обыденное явление (представил на секунду наш Академгородок и что-то дурно стало :-) ), и в третьих, Мелкоу всё же пытался убедить, что не мог написать иначе. Что ж, пусть так, однако тогда это за границей моего приятия.

В таком случае, что остаётся, если смириться или вовсе отбросить для себя эту составляющую истории? Фантастический детектив или детективная фантастика? «Яйца», впитывающие запахи как информацию о прошлом? Хм… это такой же не сильно надёжный способ хранения информации, как и любой другой. Не убедительно и не информативно. Претензия на детектив? Его здесь нет: есть убийство, есть вопрос «кто убил?», но решение загадки очевидно, раз уж тематика рассказа автором озвучена. Опять не то.

Что же имеем: неплохо сколоченную историю, которую легко читаешь и легко забываешь…

Читаю сборник «Десять сигм» по порядку, что мне несвойственно, и, подходя к этому рассказу, я уже стал немного скептически относится к автору, отнеся его к неудобным для себя. Однако «Целина» спасла положение. Очень приятный, умный рассказ. Хотя вначале я опять недовольно хмыкнул: «ну вот, опять у Мелкоу герои – подростки…», и половина истории впитывалась в меня именно с таким настроением, но во второй части пришло понимание и принятие всего происходящего.

Отличное точное название рассказа, исходя из ситуации и мотивов инопланетян, когда эти «фермеры» цинично грабили нашу планету, забирая у неё, у нас самое ценное, самый плодородный слой «целины», и оставляя нас довольствоваться, образно говоря, глинозёмом. Беззастенчивый цинизм возмутил, может быть, не так остро, как Присциллу, но тоже крепко. Плюс их брезгливость по отношению к «ущербному» Нику полностью погасила изначальный интерес к первому пришельцу из «жука». Ну и Присцилла, конечно, молодец, что так здорово и правильно отнеслась к их деяниям. Её оценка ситуации, её, я бы даже сказал, дальновидность, наверное притормозит (не остановит, нет…) разграбление «целины». Хотя, пришельцы всё равно же будут «подглядывать» и снова и снова таскать наши идеи и ценности себе на благо и усладу…

Так сложилось, что я не очень люблю, когда главными героями выступают подростки, но здесь, как ни странно, мелкие подробности из тинейджерской жизни персонажей ничуть не раздражали. Мелочи, но они очень сильно добавляли к характеру Присциллы, и становилось вполне ясно, что человек из неё выйдет толковый, стержневой, основательный. Вообще, мне показалось, что рассказ неуловимо напоминает некоторые вещи К. Саймака: у Мастера частенько главные герои — старики, дети, простые работяги — жители маленького американского городка где-то в глубинке; здесь у Мелкоу они — обитатели стоянки для трейлеров. Их персонажи как бы говорят приезжему снобу или инопланетянину: «мы, мож быть, университетов и не кончали, но голова на плечах, мистер как-вас-там, у нас вполне себе имеется…». Такова и Присцилла, не пожелавшая , чтобы пришельцы и дальше снимали сливки с планеты.

Мне рассказ понравился, есть в нём какой-то шарм, и …душевный он что ли…

Сюжет этого непритязательного рассказа давно уже превратился в реальность. Может быть, даже в Америке 64-го года автомобильные пробки были ещё диковинкой, и эта история вполне тогда подходила для фантастической антологии. И даже в 1991 году, когда «Противогаз» был опубликован в журнале «Если», тема была весьма фантастична, только через четверть столетия к 'психологии пробки' добавилось осознание экологической угрозы планете. Загазованность, озоновые дыры — тогда было модно трубить об этом и строить из себя этакого провидца. А сейчас... Ненужный рассказ неизвестного автора, который без всякого ущерба можно миновать, не тратя время на него.

Сюр-мифо-психоделическая зарисовка истинно в стиле Желязны. Так путанно и так ясно; так красиво и так жестоко; так оптимистично и так безнадёжно. Читаешь этот рассказ, больше похожий на Стих и Песнь, и словно бы смотришь такой чудной видеоклип, в котором пестрые кадры меняются друг за другом кажется совсем без связи между собой, но которые в итоге составляют единое полотно. А 25-м кадром сидит в голове крик Прометея из советского мультфильма: «Я хотел помочь людям, неужели вы этого не понимаете?! Я хотел помочь людям!! И я помог им!!!»

Отличная вещь!

Увы, но совсем не зацепило. Ну вот совсем, ну ни капельки. Возможно потому, что я в принципе не люблю тему войны, да ещё гражданской, да ещё и круто замешанную на политике. В этом деле кто прав, кто виноват разобрать бывает сложно, и ей-богу, кто за кого и кто против кого я, даже на два раза перечитав рассказ, так до конца и не понял. Обилие упомянутых лиц, большая часть из которых и вовсе в кадре не появилась, смущало и путало. Куча топонимов юго-запада Америки, Калифорнии и окрестностей без карты или подробного знания вопроса была абсолютно бесполезна и пониманию положения вещей отнюдь не способствовала. Орудийные залпы, барабанная дробь, маневры, разведки, фланги, переброски сил и прочее военное, — всё это мимо меня. И даже психологизм, и я бы даже сказал трагизм происходящего — именно то, что я люблю, — он тут есть, но он не мой, чуждый.

Плюс не проникся я персонажами. Рассчитывал ли Андерсон, что мне может понравится Джимбо Маккензи, предавший, иначе и нельзя назвать его демарш, своих генералов? Или может Спейер? Или аморфный Том Даниэлис? Или я должен был их просто понять? Я их понял. Я должен был понять инопланетян? Нет, вот их мотивы и философию я как раз и не понял и не принял. Нет, конечно, ясно, что они через войну и боль хотели принести на эту планету мир и радость. Искренне ли, это другой вопрос.

Но американцы не пожелали быть прирученными, по их мнению — уж лучше феодализм или даже смерть. Спорно, но тогда вопрос: а для чего это всё тогда происходило? Идея, на мой взгляд, не раскрыта. Поверхностно, но...

У рассказа есть достоинства в виде слога, хотя подстроиться под него сначала было непросто. Андерсон очень живо дополнял или даже заменял слова типа «сказал», «спросил» действием: жест, взгляд, смятый коробок, сломанная спичка. Получилось очень ярко. Ну, а в целом, повторюсь — не моё.

Рассказ прошел мимо меня примерно настолько же, насколько меня и Пола Мелкоу разделяют около десяти тысяч километров. Абсурдная история, в которой нет и капли логики. Множество несуразностей с претензией на нетривиальную идею изрядно портили настроение. Это тот редкий случай, когда при наличии авторских примечаний я лезу к ним уже в процессе чтения книги и до его окончания. Редко я это делаю, не желая раньше времени получить разжёванную кашицу, но тут сделал исключение. Мне непременно нужно было понять, что хотел сказать Пол Мелкоу. Ответ и вовсе озадачил: он-де хотел показать представителя кошачьих в нетрадиционном восприятии. Но мне было бы интереснее и приятнее снова перечитать «Цену» Геймана, где он великолепно изобразил кота-защитника семьи. Заметьте, семьи в пику Мелкоу — функциональной, а не той сворой не желающих и не способных понять друг друга людей. Дисфункциональная семья, что тут говорить.

По Мелкоу, кот здесь — невольный источник зла. Ерунда! Не может кот быть злом, — зло творят лишь сами люди! И каждый по-своему из этой ячейки общества в отдельности, и вся эта семейка в целом, но в большей степени наверняка параноидальная Триша (простите, но не могу удержаться от такой характеристики — уж очень непонятными были её странные поступки) очень раздражали. Добавим сюда хозяина розовоглазового кота — Джерри, и получим весьма нелицеприятную картину.

Ни слова, ни действия персонажей не поддаются с моего разумения никаким мало-мальски логичным объяснениям. Зачем, скажите на милость, Триша экспроприировала кота из своей семьи, если без него они уже не получат той эйфории? Дело в аллергии? Полноте! Ей-то что за дело, коли она уже уезжает? Зачем потом подсовывать его подружке? Насолить? А где причины? Зачем этот кот прежнему хозяину, если он и без него получает кайф от наркотика в мочке уха? Зачем этот кот матери-алкоголичке, если она может уходить в транс и без его «излучения» эйфории? Куча ляпов, оправдания которым искать не хочется.

Абсолютно пустая, непродуманная история с неприятными персонажами. Читать не обязательно.

С этим рассказом из цикла «Дети сингулярности» я провел небольшой эксперимент: отзыв на него я пишу после... второго прочтения, которое состоялось ровно через неделю после первого. Всё дело в том, что он мне сначала весьма понравился. Многие эпитеты я примерил к нему: эмоциональный, живой, напористый, динамичный. Даже на «9» оценил, резонно посчитав, что эта история на голову сильнее остальных двух из этого цикла.

Но, знаете, первые ощущения стали потихоньку проходить, тускнеть, и мне стало интересно, что с ними будет через неделю-другую. А через неделю осталось в голове лишь слово «динамичный». Экшн, драйв — и только. Прочел заново. Да, читать интересно; да, те первые мысли возникают с последним абзацем заново; да, Стром, от лица которого на этот раз ведется рассказ, силен и телом, и духом и показан весьма привлекательно. Это всё есть, но есть также ощущение пустоты описанного. Вопрос Автору: а для чего всё это? Для чего этот тест на выживание? Я так понял, что Мелкоу мыслил придумать идеальный комплект людей, которые справятся с любыми испытаниями там, на далеких мирах космоса. Но уже этот тест не пройден, не пройден никем! Тогда к чему эти праведные мечты о полетах в космос, если: один из дюжины погиб, четверо показаны слабаками несмотря на всю придуманную им автором уникальность, а пятерым просто повезло, что их не унесла лавина. (И надо сказать, что я не верю в это чудесное спасение). Ясно, что это ещё дети, подростки, и ясно, что они далеко не готовы быть спасителями человечества.

В сухом остатке имеем: неплохую историю, по мне пока что лучшую из трех по многим взвесям, не идеальную, но таки читабельную. Фантастического в общепринятом понимании вы ничего, кроме сути кластера, не найдете. Есть своеобразный драйв, но есть и куча ляпов (например, однажды Стром говорит нам: «упал и разбил нос», а позже удивляется — «я и не заметил как разбил нос»; а многократно упоминающееся слово «гипотермия» и вовсе надоело. Мелочи, а неприятно).

В общем, читайте и возможно вам понравится больше, чем мне. А может, и меньше моего...

Рассказ страшный на самом деле. Никакое преступление против человека, а тем более убийство младенца не может оправдываться ничем. Ни традициями многих веков, ни религиозными догмами (ими тем паче!), ни заботой о сохранении мудрости народа. И уже то, что молодые кикуйю взялись за копья, чтобы якобы защищать свой дом, а шаман готов учить их «убивать, калечить и совершать зверства», и вовсе ужасно. Не он ли, Кориба, говорил, что кикуйю не начинает войн, а только защищается?? Вообще, слово «шаман» по отношению к нему нужно взять в кавычки: никакой он не мундумугу, не шаман, но преступник и манипулятор вверенными ему дикарями будущего. Он лжёт, изворачивается и лицемерит, прикрываясь благородными мотивами, потому что понимает, что если люди из Обслуживания Утопии вмешаются, то тут и кончится его власть, и не получит он больше козла в своё стадо, и не придут к нему в нужную минуту.

Кстати, при внимательном рассмотрении становится ясно, как Майк Резник относится к кикуйю в сравнении с масаи. О масаи он всегда пишет с теплотой и участием к их судьбе, настроение же этого рассказа о кикуйю окрашено в багряно-кровавые цвета тревоги и страха. Масаи в его историях благородны и верны традициям предков исключительно из верности к традициям, кикуйю же движут совсем другие посылы: злоба, месть и упрямство. Хранить и чтить традиции – дело верное, трудное и нужное, но только в том случае, если оно не идёт рука об руку с глупостью, варварством и дикостями старины глубокой. А убийство – оно и есть убийство, как бы его не разукрасили. И грустно и страшно, что на этой Кириньяге псевдошаман сделает всё, чтобы кикуйю произнесли «слова ужасной клятвы и совершили ужасные поступки»…

В этом рассказе повествование ведётся от лица Меды, одной шестой части кластера-секстета и надо сказать, что она оказалась лучшим рассказчиком, нежели Мойра, которая поведала историю «Лето с семёркой». Благодаря Меде я окончательно и верно понял, что собой представляет этот секстет, обмен феромонами, «химия мысли» и всё то прочее, что показалось мне китайской грамотой в том, первом прочитанном рассказе из цикла «Дети сингулярности».

Меда рассказывает свою историю. Первая влюблённость, первое влечение, первый сексуальный опыт. Правда, чтобы испытать это ей пришлось на время разорвать связи с остальными пятью участниками кластера, перенести неприятные моменты обмана, но всё то хорошо, что хорошо кончается. Подобный опыт необходим и полезен в жизни, и главная задача состоит в том, чтобы как можно менее болезненно пережить это. Меда справилась, это хорошо.

Хорошо также то, что Пол Мелкоу преподал эту историю в неплохом исполнении. Есть яркие события, есть эмоции и поступки, вполне доступные пониманию и осмыслению; стало гораздо более ясно, что собой представляет система нового мира, придуманная автором. Понемногу раскрывается, что есть Исход, Сообщество, Кольцо, Генетические войны. В общем, читать уже гораздо приятнее, поэтому готовлюсь к чтению следующей истории цикла, полагая, что она будет исходить от другой «одной шестой кластера»…

P.S.: не совершайте моей ошибки: читайте этот рассказ первым в цикле.

Я как-то уже отмечал, что стиль Майка Резника в некоторых вещах весьма схож со стилем Р. Лафферти: та же нестандартность фантазии, та же доля хорошего абсурда происходящего, та же сказочная фантастичность или фантастическая сказочность…

Мистер Байберманн потерял душу. Если взглянуть на сей момент привычным взглядом, то на ум приходят мысли, что, мол, человек сделал что-то плохое, стал внутренне другим, может быть, злым, надменным… Ну, что-то в этом роде. То есть вроде полагается думать о потере души как о чём-то эфемерном, о некоем метафорическом допущении автора. Ан нет! Резник предлагает нам поговорить о душе как о вполне материальном, вещном явлении; душа – вроде как такой же осязаемый предмет, как, скажем кошелёк или чемодан, который можно потерять и заявить о пропаже в полицию, и при этом полицейские на полном серьёзе станут вашу душу искать. Можно даже заказать новую в Гонконге, и её сделают за пару-тройку дней. Да, потеряв душу, чувствуешь себя немного некомфортно, но и без неё вполне можно жить, писать книги и даже богатеть, — всё равно читатели и критики не заметят того, что вложено, а вернее – не вложено, в книгу.

А собственно, часто ли мы задаемся вопросом о том, вложил ли писатель душу в им написанное или нет? Наверное, иногда без этой мысли не обойтись, но порой совсем не хочется об этом думать…

Продолжая знакомиться со сборником «Десять сигм», в который раз прихожу к мысли, что Пол Мелкоу, определяя в своей истории какую-либо проблему или даже трагедию, — чью-то личную или общую, и, желая показывать мир эмоциональный и чувственный, не дорабатывает до конца того, чего хотел сказать, а потому история выглядит неубедительной и не вызывает отклика в душе, оставляет равнодушным к случившемуся. Так и в этом рассказе, вроде и проблема поднята и очерчена большая: «мы в ответе за тех, кого приручили», и трагедия создателя и создания в наличии имеется, а не цепляет, потому как сырое всё, пластилиновое.

Притом, честно признаюсь, я так определённо для себя и не смог представить, как визуально выглядят эти кластеры, септеты и прочие секстеты. Кое-какие намёки и догадки имеются, но точной позиции у меня на этот аспект повествования не сложилось.

Да и вообще, тема «взрослых детей», играющих по воле взрослых во взрослые опять же «игры» (например, здесь это те же эксперименты над ДНК и «химией чувств» над утками, подобные тем, что уже совершены над Аполло и Кэндис) мне не близка. Почти всегда больно за тех детей и подростков, которых фантасты лишают детства. Почти, но не в этом случае, рассказанном Мелкоу.

Проходная, неглубокая история.

Совершенно бесподобная повесть одного из моих самых почитаемых фантастов, и тут как раз тот случай, когда премии даны не по совокупности заслуг, а строго по факту. Повесть очень похожа по структуре, по настроению, по эмоциональному фону на нежно любимый мной «Слон Килиманджаро», но при этом ничуть не возникает желания обвинить Майка Резника во вторичности, в повторе, и уж тем паче в отсутствии фантазии. Знаете, эти два произведения, разделенные и по времени их создания, и по времени моего знакомства с ними шестью годами, похожи на две части очень приятного сна: однажды ночью ты увидел первую половину и был покорен ею настолько, что жаждал увидеть продолжение следующей ночью; и увидел, и получил абсолютное наслаждение.

В «Олдувае...» всё та же невероятная гордость за человечество, огромной величины вера, и любовь, и надежда в него, даже несмотря на всю его разрушительную порой сущность. Эта повесть о рождении, становлении, смерти и возрождении земной расы — расы исследователей, завоевателей, победителей. Это Сага о величии и упадке Человека, «Семь взглядов» на его Историю, семь рассказов-притч о его силе и слабости, о его смелости и преступлениях, о его гордости и упрямстве, о глупости и целеустремленности. О всём том, чем наполнен человек и о всём том, без чего он не достиг бы звезд и не покорил Галактику.

Семь отличных друг от друга историй-взглядов в прошлое очень элегантно главенствуют и одновременно дополняют друг друга так, что получается весьма цельная картина прошлых бед и побед отдельных представителей человечества. И нельзя сказать, что какая-то из историй менее интересна, чем другие.

Весьма интересна манера повествования Резника от лица одного из инопланетян, которые копаются в истории Земли, разыскивая хоть что-нибудь, что скажет им о Человеке. И невероятно, как Резнику удалось вложить в головы пришельцев такие понятные нам, читателям, мысли и раздумья о человечестве, в которых страх смешан с восхищением, а недоумение по поводу некоторых деяний человека с покорностью перед его силой.

Резник причудливо соединяет свои фантазии с реальными фактами из истории Африки, и делает это настолько умело и правдиво, что не возникает ни малейших сомнений, что так могло быть, было и будет. И опять же, как и в «Слоне Килиманджаро» он с особой теплотой и гордостью, но и с болью говорит об Африке и отдельно об одном её народе — о масаи, гордых и упрямых, сильных и слабых верой людях.

Настоятельно рекомендую прочесть эту восхитительную вещицу, проникнуться её атмосферой, чтобы потом взглянуть на звезды и сказать им: когда-нибудь вы будете моими...

Да простят меня уважаемые лаборанты за мою определенную категоричность в данном отзыве, но моё мнение об этом рассказе сугубо негативное. Мне показалась эта история невыносимо глупой. Глупой настолько же, насколько глупо и недалёко ведет себя уставшая, как говориться, «от жизни такой» героиня истории. Да, многие хотят вырваться любым способом подальше от текущих проблем, от надоевшей работы, от скуки и непонимания (да мало ли ещё от чего!), и да, многие хотят в космос, но черт возьми!, не может же мечта о космосе быть опошлена такой банальной прозой жизни!

«Синдром беглеца» и прочие подобные диагнозы не могут служить оправданием слабости натуры и низменности посылов к желаниям. И, конечно, никакой симпатии к Дженнифер у меня не было с самого начала. Прибавить к этому её желание «съездить по физиономии» собственной дочери-подростку; плюсом к этому — её мелочность по поводу балетных трико, изодранных собакой; и на десерт — мысли сплести ожерелья (два ожерелья! — для себя и дочери Габби; господи! Ну Габби то причем здесь, к твоим безумствам, Дженнифер!) из волос пришельца, — вот всё это создает очень нелицеприятную картину психологического состояния этой женщины.

В который раз Пол Мелкоу пытается показать что-то чувственное с претензией на романтичность, а не получается. И выходит какая-то поверхностная поделка ни о чём, фальшивая и неправдоподобная.

Простенький, наивно-добрый рассказ о... да ни о чем. Каких-то привлекательных изысков я лично для себя здесь не отметил; более того, мне тема супергероев и суперзлодеев порядком надоела. Отовсюду — из кино и мультфильмов, с прилавков книжных магазинов и с обложек журналов — на нас взирают всяческие спайдермены, женщины-кошки и прочие доктор-думы, и вот ещё и читать про них в сборнике фантастики показалось мне невыносимо лишним.

Злобные осьминоги и накаченные герои к моменту прочтения уже изрядно съели мой мозг, поэтому эта история пошла мимо меня.

Нет в ней ни тонкого психологизма, ни даже наивного толстого, а есть лишь изрядно набившая оскомину мелодраматическая пустая суета. Ах, ребята, давайте же дружно умиленно всплеснем руками! — суперзлодейка ступила на путь истинный и надо ведь так случиться, — даже беременна! Что ж, ничто человеческое не чуждо всяким суперам, и тут надо, наверное, пустить слезу радости за такую концовку, но... не стану, не стану. Эмоции же Курта мне показались надуманными и оттого пустыми.

Ещё раз отмечаю, что этот рассказ, эта тема и эти герои слишком далеки от меня и моя личная тому оценка — соответствующая.

Остроумно, но не более того, академично и без изюминки. И я бы не сказал, что по этому рассказу можно говорить о том, что Рассел не любит собак. Скорее, наоборот, мне показалось, что ему вполне хотелось бы, чтобы собаки были настолько умными, чтобы в их головах крутились подобные максимы и сентенции, которые «прочел» альтаирец. Вот поди ж ты!, древние греки веками создавали, шлифовали философские течению и школы, следовали определенным концепциям, писали толстые тома и трактаты, а тут в голове каждой собаки — кладезь мудрости вперемешку с хитростью и силой мысли.

Мне кажется, Рассел подошел к своей идее однобоко. Не все же собаки заискивают, виляют хвостом и приносят тапочки в зубах. Некоторые, знаете ли, пусто лают, а иные даже покусывают не слабо. Как быть с этими? Какие мысли гоняют они в своей голове? К какой философской школе они принадлежат? Циники? Не смогли скрыто человека превратить в раба своего, не смогли «вползти в жилище», так что осталось — покусать? Наивно как-то, но концовка неплохая.

Не сказать, что шедевральный, но вполне себе добротный рассказ. Две «питательных» темы для писателей-фантастов — перемещения во времени и параллельные миры — здесь соединены вместе. По мнению Мелкоу выходит, что изменив что-то в прошлом, вы создаете новый, очень изменчивый, параллельный мир. В принципе, и эта теория имеет право на жизнь, почему нет? Немного вторично, взять хотя бы восхитительный брэдбериевский «...и грянул гром». Только основа с точностью до наоборот: у Брэдбери делалось всё, чтобы свести к минимуму перемены в прошлом, приравнивая эти возможные перемены к преступлению; здесь же, напоротив, суть именно в том, чтобы менять некий ход истории.

Но люди не боги, даже если им очень хочется казаться таковыми, и мир развивается по своим законам, и эволюция движется по своему сценарию. Человек в этом мире лишь наблюдатель.

Что не понравилось в рассказе, так это язык, на котором общались персонажи. Понимаю, что научная университетская среда наложила свой отпечаток, но как-то это далеко от меня, и посему не вызвало интереса. Многие фразы показались мне отпечатками с плохого трафарета из серого, рыхлого картона — такие же размытые, нечеткие, с неровными краями и подтеками.

В целом рассказ неплохой, читать можно, но без глубины и без притяжения к персонажам.

Очень даже неплохой рассказ. Неожиданный. Оказывается, не только может существовать миллионы вероятных реальностей, но и возможно существовать в них миллионы раз одновременно. Одновременно жить, и одновременно умирать в неких из них, по частям. Как луковица: снимаешь с неё одёжки, снимаешь слой за слоем, но она всё равно остаётся луковицей, пусть и меньших размеров. Так и тут, безымянный герой теряет себя слой да слоем, а под всем тем, что потеряно, остаётся он тот самый, который и был нужен в критический момент.

В связи с этим вот о чём я подумал. Ведь совсем не обязательно существование множества параллельных вселенных, чтобы найти свою сущность где-то глубоко в себе, чтобы, допустим, спасти кого-то в одной из них, в этой! Мы и так многовариантны даже в пределах одной вероятности, и какая-то часть тебя говорит тебе в той, похожей из рассказа ситуации: иди своей дорогой, зачем тебе эти проблемы с совершенно незнакомым человеком? А другая говорит: ну, ты хоть бы номер запомни... А третья спорит, и хочет бороться и помочь. Даже если есть риск быть уничтоженными всем этим мнениям, всем частям сознания, включая тех, что были как бы против...

Очень позитивный, жизнеутверждающий рассказ, несмотря на внутренности. Немного пафосный, чуток напыщенный в концовке, но за простотой изложения этого почти не замечаешь. Рекомендую.

Безусловно, жуткий рассказ. Как представишь, что где-то бродит такой вот Питер Пинтер, которому как-то, когда-то ты наступил на ногу или ему однажды не понравился твой взгляд, и он уже тебя «заказал», так мурашки по коже. Но если подумать, то становится ясно, что в таких масштабах этого просто не может быть. И вот в этом и вышел со стороны Геймана перебор, когда хочется крикнуть: «не верю!»

Вообще, уж на что я любитель творчества Геймана, но этот рассказ мне не глянулся. Вторично и предсказуемо уже после первой встречи с человеком из фирмы. Только Шекли на подобную тематику отметился как минимум дважды в «Службе ликвидации» и «Спецразделе выставки», а ведь был ещё Матесон с великолепным рассказом «Кнопка, кнопка...», да и много ещё других, и в итоге эта история не выглядит уже свежо и индивидуально. Да, психология «любителя скидок» Питера Пинтера передана отменно, по-геймановски: пара фраз, пара взглядов и жестов, и вот он — образ мерзкого человечишки, у которого нет ничего святого, и который за лишние 25 баксов включает в список неугодных ещё 8 человек и даже собаку. Но психология психологией, а правдоподобности и свежести идей я тут для себя не нашел.

Возможно, такое впечатление сложилось у меня из-за того, что Гейман отступил от своей излюбленной темы — поставить человека в иные обстоятельства, заставить его или предложить ему жить не своей жизнью. Здесь Пинтер в своей среде, опт и скидки — любимые его слова, от которых блестят глаза и перекидываются костяшки на счётах: сколько же я на этом сэкономлю? Это мерзко для меня, хотя может быть Гейман именно этого и добивался...

Майк Резник очень свежо посмотрел на старинные сказания о Дон Жуане. Герой-любовник в этом рассказе сохранил за собой авантюрную свою сущность, талант обольщения и прочее, только вектор задал в совершенно неожиданном направлении. Дон Жуан будущего обольщает… банковские защитные системы, дабы элементарно «нажить деньжат». А что? Если даже машину можно заставить страдать, если ей можно «сделать больно», нарушив стабильность её логических цепочек, значит – можно сделать её и приятное, довести до экстаза и влиять на неё согласно своих планов.

Не в первый раз Майк Резник наделяет машину этакой чувственностью, способностью к пониманию приятного и не очень, как это было, к примеру, в рассказе «любитель закатов». Только в истории про робота Арло была романтика, было сочувствие (по крайней мере, с моей стороны) к роботу, а тут другое. Человек, пусть и не самых высоких моральных устоев, обманывает компьютерные системы «женского пола», обогащается, но отклика в душе страдания машин у читателя не вызывают. Думаешь, ну и поделом, сами этого хотели. Может быть, и Дон Жуан особой приязни не вызывает, — как ни крути – мошенник, — но и желать ему поимки и наказания как то не хочется.

Весьма остроумная вещица.

Знаете, почти любой рассказ Майка Резника вызывает у меня желание начать отзыв словами «Бесподобно!» или «Восхитительно!». Ей богу, многое из того, как мыслит мистер Резник идёт в полном резонансе с моим мироощущением, а то, что его стиль юмора очень близок моему вкусу на этот предмет, вообще очень сильно располагает к дальнейшему и дальнейшему прочтении его историй. А свой стиль у него есть, поверьте мне. Это такая смесь раннего Шекли и Лафферти, как то так. Юмор Резника лёгкий, воздушный и лично мне не нужно долго «переваривать» его смешинки и шутки: они без труда находят путь к моим рецепторам и щекочут их ну очень приятно. Трудность в том, что пересказывать его юмор невозможно – Резника нужно читать, чтобы самому ощутить его, пощупать.

Но надо сказать, что за всей внешней смешливостью и ироничностью в его рассказах часто подложкой идёт серьёзная тема. В этом рассказе в её роли выступает проблема (для кого-то это и вовсе не проблема, спросите у Ранкгфа Фхоуула :-) ) бессмертия. Давняя мечта человечества – кто из нас не хотел бы жить вечно? Но Резник смотрит на это очень нетрадиционно. Оказывается, жить вечно – это скучно, в какой-то момент становится чертовски скучно… жить. Настолько и невыносимо скучно, что хочется умереть, а не можешь. Наверное, первые пару тысяч лет действительно приятно быть бессмертным, но многие года, сотни тысяч лет, миллионы – надоедает. По крайней мере, на примере этого инопланетянина с Бетельгейзе, присматривающего за нашей планетой, выходит это именно в таком ключе. А предостережение от него в концовке весьма улыбнуло, про парнишку из Омахи…

И всё же я не буду скромничать, и таки скажу те слова из предисловия: «Восхитительный рассказ!».

Признаться, я очень люблю творчество Майка Резника. После прочтения «Слона Килиманджаро», «Вальпургии III» и дюжины потрясающе остроумных рассказов, я прочно принял его в число наиболее интересных мне авторов. Смесь лучших качеств таких юмористов фантастики, как Тенн, Рассел, Лафферти, Шекли, и философские мысли-подложки в его произведениях подкупили. Этот рассказ, его один из самых первых из «осмысленных», наглядно иллюстрируют мои слова.

Повествование ведётся от лица начальника службы безопасности Компании, примерившего на себя шкуру детектива. Ему поручено найти робота Арло, пустившегося в бега. Разбитной и вальяжный стиль рассказчика очень похож на тот, которым писались американские детективы 30-50-х годов: своеобразные юмор, здоровый цинизм, знание своего дела, — всё есть. И тем более разительно на этом фоне выглядит трагедия, — иначе и не скажешь, именно трагедия, — робота, «любителя закатов». Детективу не дано было понять всей красоты заката («хм… закат как закат…»), тепла песка («это всего лишь частицы кремнезема»), шороха волн, зато этим прониклась и насладилась машина, робот Арло. Он немного похож на азимовских «подопечных», и всё же в нём есть что-то своё от Резника. Он напоминает того Санни, «которому снились сны», но необычная профессия, нестандартное поведение и способности, а также лёгкая грусть от финала его истории придают ему особую индивидуальность.

В общем, отличный рассказ, который должен понравиться тем, кто ещё не окончательно зачерствел, тем романтикам, что ещё есть. Тем любителям закатов…

Так начинался по большому счёту Саймак-фантаст. Конечно, здесь ему далеко до себя самого 50-70-х, но сразу заметно, что за Саймаком-приключенцем выглядывает Саймак-философ, пусть пока что ещё «зелёный».

А рассказ неожиданно для меня весьма понравился. Несмотря на то, что он с начала и (почти) до конца построен на жанровых штампах фантастики того времени, определённый шарм в нём всё же есть. Для меня ценно то, что эти штампы не пародийны, а вкраплены строго «по понятиям», и от того сюжет воспринимается вполне достоверно. Забавно, что Саймак не избежал участи многих ранних фантастов и также как они ничуть не стеснялся оперировать масштабами происходящего. Ну да, если отправлять героев в будущее, то уж непременно в самую его даль, — чего мелочиться! – сразу на пять миллионов лет, к умирающему солнцу. И даже факт непреднамеренности этого события ввиду неверной работы приборов не снимает добрую усмешку с губ, такую ;-) .

Мне очень понравилась мысль Саймака о том, что перемещаться во времени можно, но только в будущем направлении. Это моё стойкое убеждение, и хоть оно бездоказательно, но я считаю, что путешествия в прошлое невозможны. Правда, в поздних произведениях Мастер дал такую возможность (например, в романе «Снова и снова»), мне приятно, что здесь он со мной солидарен.

По душе пришлось отсутствие хэппи-энда, в данном случае оправданное полностью. Также позабавил способ достижения победы над сверхмозгом: смех-спаситель и насмешка-убийца выглядят неожиданно и как-то даже жизнеутверждающе, хоть и попахивают немного карикатурностью. В целом, рассказ неплохой, без изысков, но и без халтурки.

Этот рассказ из «Дам…» не произвел на меня того достаточно сильного впечатления, как некоторые другие. Не сразу осознав причины сего факта, пришлось мне перечитать его на второй раз. Ясность почти наступила, мне показалось, что сюжет не достаточно глубок, а текст, даже несмотря на свою внешнюю привлекательность и понятливость, немного тяжеловат: изобилие сложных предложений всех разновидностей порой мешали адекватному восприятию описываемого. Однако следует отметить, что если всё же из прочитанных слов перед глазами вставали визуальные картинки, тогда они являли собой отчётливо-понятные сцены, порой даже загадочно-красивые.

Сюжет в принципе довольно прост и не слишком изобретателен. Три почти одинаковых происшествия с Венишей Мур имеют похожий алгоритм последовательности событий: пошла прогуляться – нашла дом миссис Мабб – побывала в наваждении – очнулась в синяках, ахи-вздохи – мало что помнит. Скучновато, и, в отличие от некоторых других персонажей сборника, участники повествования «Миссис Мабб» не слишком-то располагали к себе. (В частности я не терплю такое чувство как жадность, постоянное счетоводство и «укоры с улыбочкой»).

В общем, при следующем прочтении «Дам…» я, скорее всего, эту историю пропущу, не зацепила.

Чрезвычайно неудачный рассказ, начисто лишенный того остроумия и той легкости, которыми как раз славились многие «путешествия» из этого цикла. Нагромождение идей и предположений относительно будущего вышло какой-то неотёсанной громадиной, от которой тут и там неприличными наростами выступают нелепости и явные промахи. Но самым главным недостатком является то, что от рассказа за версту разит «заказухой» от одного «иллюстрированного» журнала, а я этого ну никак не принимаю и не люблю в принципе.

Притом, на мой взгляд, пан Лем написал картину будущего, в которую он и сам не верит. Всего за шесть лет (думаю, что всё же земных лет и подвоха тут нет) на Земле произошло такое, чего не происходит за полвека, за век, и такое, от чего волосы встают дыбом (так и было с волосами Тихого). Какая-то безумная совершенно сексуальная революция (ну да, заказ-то от Playboy) едва ли не поработила почти каждого на Земле, да ещё и Всемирная сеть, подобных которой много в этом рассказе, просто таки подмяла под себя человечество, превратив их чуть ли не в безмозглых идиотов.

Фантоматизированные личности, холостяцкие «компрессы», таблетки для сновидений, «чем теплее климат, тем холоднее», сетевые негодяи, оплодотворяющие хоть кого посредством телефона и интернета, и ещё с десяток ерундовых невероятных идей, которые смотрятся неинтересными, неуклюжими недоделками, — все они изрядно раздражали.

Притом, я не верю, что человечество настолько отупеет от секса и интернета не то, что за шесть жалких лет, но и за десятилетия, чтобы захотеть жить в таком будущем. Это бредово, неудачно, нелепо, неправдоподобно.

Вообще, научную фантастику я люблю почти поровну с гуманитарной, но поджанр «фантастический научпоп» как-то особо никогда не воспринимал. Этот рассказ — как раз чистой воды научно-популярная фантастическая литература. Конечно, благодаря азимовскому таланту превращать скучные формулы, постулаты и законы физики и астрономии в увлекательное чтиво, рассказ вышел вполне читаемым, хотя без странностей не обошлось. Взять хотя бы тот факт, что модельер, только-только прилетев на Пятую, ни бельмеса не понимал в физике тяготения, а через неделю-другую он уже изъяснялся как заправский ученый, как минимум защитивший докторскую. Ну да, я понимаю, что эмпирическим путем всё познаётся гораздо быстрее, но не до такой же степени. Впрочем, тема вопроса довольно простая.

В целом же, рассказ скучный, без изюминки и на одно прочтение, лучше всего – в пору юношества.

Любите ли вы дождь так, как люблю его я? Как приятно порой промокнуть под тёплым летним ливнем; как замечательно бывает сидеть у окна в грозу и шторм и глядеть, как буйствует стихия за стеклом (я вырос в 20 метрах от берега Байкала, и осенью такая погода обычное явление); как тепло и уютно промокнув, закутаться в мохнатый плед с чашкой горячего чая с малиной… Но сопоставимо ли это с тем, что пришлось пережить персонажам этого рассказа? Смог бы я относиться к дождю с теми же чувствами, окажись я в их шкурах на этой планете? О-хо-хо, не знаю.

Одно дело кратковременные испытания ливнем, когда ты знаешь, что рано или поздно он всё равно кончится, и будет тепло и сухо, и совсем другое эти совершенно невыносимые условия, нечеловеческие, сумасшедшие. Поэтому реакция, эмоции и поступки космонавтов вполне реальны и объяснимы. И, конечно, китайская пытка в сравнении выглядит игрушечной забавой. Нескончаемый ливень раздавливает психику и некоторые сдаются, причем нельзя сказать, что они, те трое, были трусливыми слабаками или безвольными нытиками, нет. Но они оказались менее верящими, менее упрямыми, менее сильными именно духом. “The winner takes it all» и «Кто ищет, тот всегда найдёт», — вот, пожалуй, два основных посыла рассказа.

Брэдбери прекрасно проиллюстрировал напряжение, царящее на всем протяжении истории. Мастер создавать невероятные миры (вспомним хотя бы «Лёд и пламя»), он не ставит и в этом повествовании на первый план достоверность с точки зрения науки, но рассказывает о человеке, во всех его слабостях и силе, обнажая нервы, эмоции, душу. В этом рассказе есть и безволие, и трусость, и неверие, и сумасшествие, но есть и сила, и вера, и целеустремлённость. И есть награда тому, кто дошёл.

Очень хороший рассказ, который можно перечитывать сколь угодно часто, при этом неизменно получая удовольствие. Даже от нескончаемого ливня…

Рассказ написан на той «брэдберивской» высоте, достичь которую мало кому дано. Тонко, лаконично, правдиво показана едва ли не трагедия маленькой девочки, которая всего лишь хотела увидеть солнце. Другие дети тоже хотели его увидеть – где-то в глубине душе тоже хотели, — но она ещё и очень верила в это. Это было что-то вроде мечты. Это было как... голод, как жажда, это было ожидание чуда. Марго действительно очень нуждалась в солнце, чтобы оно на два коротких часа высветило её из этой серой массы других детей. Но детская шалость, приравненная мной к жестокому, циничному преступлению, повесила замок и повернула ключ, оставив то ожидание чуда в темнице.

Как будто Уильям и остальные дети чувствовали, как убого и жалко будут смотреться на фоне Марго в краткие моменты купания в солнечных лучах; они как будто знали, что не смогут в этот миг тягаться с её упоённой, самозабвенной радостью; поняли, что лишь помешав её встречи с солнцем, будут довольны… Но стали ли от этого хоть чуточку довольнее и счастливее?..

Я далёк от мысли, что Брэдбери писал в первую очередь о детской жестокости или фантастический рассказ о нелегкой жизни колонистов на Венере. (Какие дожди на Венере?! Да и при каких условиях солнце может выглянуть на два часа после семи лет заточения за слоем туч, гроз и ливней?). Нет. По-моему, он имел ввиду то, что нужно верить, нужно ждать того чуда, но нужно и оставаться сильным при любом раскладе. Останется ли Марго такой же сильной, чистой и светлой после такой травмы? Хотелось бы верить, что да. Если не улетит на Землю, еще с большей жаждой будет ждать 7 лет солнца. Лишь бы не жила все эти семь лет в страхе, что кто-то жестокий и циничный снова убьет её ожидание чуда…

На мой взгляд, бессмысленный рассказ из категории «прочел и забыл». Что хотел сказать им Матесон, мне лично осталось неведомо. Ну, нечего есть в мире будущего, потому что природу погубили, землю и моря отравили, и что? Об этом писали и до него, и после множество раз. Не ново, но хоть как-то оригинально, пусть даже так неправдоподобно. Матесон повернул последствия бактериологической войны в странную плоскость: по его теории есть натуральную пищу – преступление. Возможно ли такое в принципе? Не знаю, но мне в это не верится.

Вообще, многое в этой истории вышло «как-то не так», начиная с оригинального названия, и кончая названием русским в частности, да и всем переводом рассказа в целом. Footlegger – так Матесон обыгрывает термин «бутлегер» (bootlegger — торговец запрещенными товарами; контрабандист спиртного, если в узком понимании слова), имея ввиду здесь – торговца натуральной пищей, которая в этом времени вне закона. Но весь прикол в том, что никаких «фудлегеров» в рассказе нет. Ну не считать же таковым профессора из 1954 года?! Русское название вообще ни о чем, так, выдернутая из текста реплика. Перевод и вовсе хилый, не интересный – когда на десяти страницах текста 4 или 5 раз встречается в принципе редко употребляемое слово «сладострастно» это о чем-то ведь говорит…

Так что, прочитал – забыл.

«Стрелок и человек в черном»… Как сказал Кинг, «финал начала». Вот они и встретились, но первый же вопрос, который возникает в голове: зачем все так сложно было? И потом: зачем столько испытаний для Стрелка ради этой мимолетной встречи длиной в одну ночь (неделю? Год?), ради расклада из семи карт, ради туманного разговора о туманном же будущем? Ответы, на самом деле, очевидны: затем, что это только незначительная часть испытаний, смертей и жертв, и если бы Роланд не вынес их, то какая ему, черт возьми, может быть Башня?!

Проверка на прочность, тест на выживаемость для души, для разума, для тела, задачки для совести – и я не могу сказать, что Стрелок некоторые из них вынес, вытерпел с легкостью, с достоинством, с чистотой. Делал ли он всё правильно, по совести? Честно, я не знаю. Мог ли он делать это иначе, мог ли поступать по-другому? Однозначно, нет. Однако предопределенность событий ничуть не говорит о том, что Роланд следовал ей слепо, повинно, покорно, фатально. У него были развилки, у него было право выбора, как поступить в то или иной сцене, и он делал этот выбор: иногда мучительно, иногда лишь по усилию воли, но чаще – резко, быстро, без тормозов.

В этой главе много размышлений, много философии, психоделики даже. Немного мутно, туманно, на мой взгляд, но интригующе – что то там будет дальше?..

Для меня эта глава ценна ещё и тем, что из неё я впервые узнал о картах Таро, и это явление очень сильно меня заинтересовало. Настолько, что я всерьез начал изучать философию и внутреннюю сущность этой удивительной колоды не карт, но ипостасей бытия. Настолько, что сам изготовил полную колоду, срисовав изображения со знаменитой колоды Райдера Уайта, ведь известно, что самолично сделанная колода Таро правдива и верна хозяину в разы больше покупных.

И те семь карт и в той именно последовательности, что были извлечены для Стрелка, и должны были быть извлечены, и никакие другие. Хотя тут следует отметить, что карт «Моряк», «Невольник» и «Жизнь», в стандартной колоде нет, но ведь Человек в черном сразу сказал, что в его колоде есть кое-что от него лично.

…А тем временем, часть пути, незначительная впрочем часть пути, пройдена. Легче и спокойнее Стрелку не станет, но разве ж это остановит «последнего крестоносца в этом мире»? Мире, который сдвинулся с места…

«Недоумки-мутанты»… Эта часть «Стрелка» по моим ощущениям довольно странная. Да, динамизма событий в ней почти также много, как и в начальной главе; преследование дрезины мутантами почти такое же захватывающее, как и сцена в Талле; стреляных гильз из двух братьев-револьверов почти столько же; все почти так же, но… не так интересно и эмоционально, на мой вкус. Динамизм здесь несколько другого толка: тягучий и липкий, и он не похож на полет пули, как в первой главе, тут он словно полет стрелы из найденного на станции лука.

Такое ощущение, что Стрелок изрядно вымотался, выдохся и физически, и сами духом. Все его действия как будто бы подчинены сейчас инстинктам, подсознанию, он действует как робот, автоматически. Джейк и вовсе подавлен страхами и ощущениями надвигающейся беды. И не зря… Эта глава гораздо более плотно, чем в предыдущих главах, наполнена внутренней борьбой героев с самими собой, Стрелка же и вовсе преследует по пятам груз «дальнейшей деградации духа», когда совесть промолчит… Глава весьма философична, и я бы даже сказал психологически тяжелая, как для героев, так и для читателя. И в ней очень тонкими штрихами показано, как три мира – Стрелка, Джейка и этот – одновременно близки и далеки друг от друга. В этом есть технологии мира Джейка, с которыми никогда не встречался Роланд, и есть что-то от стрелковской вселенной, что неведомо Джейку. Сдвинутый мир…

Как ни странно и цинично прозвучит, но итог для Джейка, этой «покерной фишки», не потряс до глубины души, ибо всё к тому и шло, и внутренне я был к такому исходу готов, даже в первом прочтении.

В целом же, в одном из каждых четырех прочтений «Стрелка» (а перечитываю я его очень часто), я пропускаю эту главу. Она немного не ровная, и в моё настроение попадает редко.

…Близится финал начала…

«Оракул и горы»… Лично для меня это лучшая часть «Стрелка». Самая середина романа, она как будто аккумулировала растущее напряжение, но пока еще не спустила его с поводка. В ней как бы обозначились нити дальнейшего повествования. Я считаю эту главу самой эмоциональной уж во «Стрелке» то точно, и самой, возможно, поэтичной во всей Саге. Да, поэтика её весьма своеобразная, но в том и вся прелесть для меня. В воздухе витает, как почувствовал Роланд, атмосфера «тревожной чувственности», которая обволакивает и стрелка, и Джейка, и меня при прочтении, и больше всего, после него; вся эта «мягкость мрака» всегда пробирает меня до самого нутра снова и снова, а надо сказать, что именно эту главу я читал десятка два раз, а может и больше, но каждый раз согласен с Роландом, что настроение этой части жуть как «нездоровое».

«Оракул…» пропитан эмоциями так сочно, что хоть выжимай, и их хватит на добрый десяток других книг, но эмоции эти не явные, они пока что сидят внутри и ждут выхода. Страхи Джейка («Вы бросаете меня!?..»), тревога и смятение, граничащие также со страхом перед тяжким грядущим выбором Роланда («Нет…Наверное, нет…») кладут меня наповал как читателя примерно также, как пули из отцовских револьверов стрелка – кролика в траве. Он тушил из него рагу, и Кинг этой главой делает со мной что-то подобное. Тушит, сдобно приправляя бесподобными описаниями окружающего мира в предгорье: ивняк, первые сладкие запахи настоящей травы пьянят меня также, как и чистое пламя костра от реальных дровишек, а не от бес-травы.

Вообще, здесь, у подножия хребта всё по-другому, уже нет опасности умереть от испепеляющего солнца, пыли и жажды, пустыня уже не властвует над путниками, уже не впитает в себя капли их крови, не испарит пот с их лиц – она осталась позади, они прошли её, но это не значит, что станет легче и спокойнее, ведь человек в черном уже очень близко. Даже Джейк чует его запах…

Бесподобна и сцена на Алтаре Проповедницы, и прелюдия её и возвращение Стрелка к ночлегу («Ты болен!..»). Все в ней, от первого до последнего слова ярко, живописно, эмоционально и правдиво, особенно касаемо эффекта и действия мескалиновой таблетки. Пророчество пока ещё туманно, но все же немного приоткрывается завеса тайны и понемногу вырисовывается то, что должно будет произойти и чего Роланду, последнему стрелку в этом мире, никак не избежать.

Эта глава – как поворотная точка, точка бифуркации, когда нужно сделать выбор, и либо реакция будет необратима, либо всё сойдет на нет.

«Но мир сдвинулся, как говорится… как говорилось.

Но теперь он набрал скорость. И что-то случилось со временем…»

Мы немного узнаем со слов Стрелка, что всё это началось 12 лет назад, что-то случилось такое, что повлияло на весь ход событий («…революция…»), и кто-то предопределил Противостояние Роланда и Человека в черном. И они встретились, пока мимоходом, на пару слов, и Роланд сделал свой выбор.

Не мог не сделать…

«Постоялый двор»… Неторопливая (пока некуда спешить…), словно муха на окне, почти монотонная часть романа. Стрелок встречается с Джейком, мальчиком из другого мира в голубых джинсах с заплаткой на колене. Поначалу они бояться друг друга, не доверяют, но вскоре и они, и мы понимаем, что Джейк нужен Стрелку, а Роланд нужен мальчугану. Для чего конкретно – пока не ясно, но все понимают, что их встреча – это часть игры человека в чёрном, часть игры этого мира, в котором убитый в своём мире мальчик жив.

Джейк боится, он всего всегда боится, Стрелок устал, и лишь самодовольная Пустыня вокруг, которая впитывает их соки в себя, и которую нужно пройти вон до тех гор, коих уже достиг человек в чёрном. А пока в пальцах Роланда крутится, появляется и исчезает патрон, мы немного узнаём о Джейке, а потом и о самом Стрелке, когда еще мир был прежним.

Погоня продолжается, встреча с человеком в чёрном неотвратима…

«Стрелок»… Вступительная часть начального романа, на мой вкус, лучшей Тёмной Саги. Огромная история о мире, который сдвинулся с места, о мире, в котором Стрелок, последний из своего племени, идёт вслед и за предначертанной ему Целью. Сага о «мире, пишущем последнюю страницу своей книги». И надо сказать, что мир этот вряд ли имеет себе равных по своей мрачности, безысходности и мёртвости. Здесь всё перевернулось, перемешалось, да так и застыло: голая, прожженная безжалостным солнцем земля, уродливо-лиловое, словно кровоподтёк, небо, и люди – люди ли ещё… уже? – сплошь состоящие из мерзости, гниющих остатков души и плоти существа, мёртвые ещё до смерти, или на вид живые после неё, как Норт.

Крупицы их памяти ещё хранят не знания даже, но сведения из Святого Писания, слова об Иисусе, скудные воспоминания о прежней жизни, но всё это так беспросветно и пустынно, что и вера им уже не нужна, даже в загробную жизнь, райскую ли, адскую ли, — не важно. Кто-то верит в демонов, ведь «это ж совсем другое дело», а кто-то, как Браун, считает, что вот этот мир и есть загробная жизнь…

Мог ли Стрелок быть с ними другим в этом мире, который сдвинулся? До сантиментов ли ему, когда в Талле, в расставленной человеком в чёрном ловушке, на него надвигаются с ножами и палками 58 жителей деревни? До жалости ли ему, даже когда его револьверы говорят на Высоком Слоге и кладут пачками детей, стариков и … Алису, женщину, с которой ложился в постель, и которую не раз ещё вспомнит дальше? Мог ли он уйти раньше на день-два, а не устраивать эту бойню? Не мог, ибо это было частью игры.

И кровь пролилась, не в первый раз и не в последний. Ибо есть Цель, и к ней нужно идти. Через пустыню, через смерть, через мир, который сдвинулся с места…

Простенькая, хоть и довольно-таки жутковатая история. Рука Карающая, воздающая по заслугам предателю и хвастуну, — это всё так верно и справедливо, что вряд ли у кого-то повернётся язык осудить чернокнижника (куда уж ещё-то…) или Кейна за его вынужденное бездействие, и так же вряд ли кто-то пожалеет того, кому Десница отомстила. Хотя, в сущности, с обстоятельствами этого дела читателю можно было разобраться поподробнее, но ему даётся лишь конечный итог предательства и отмщения, без подробностей о личности колдуна и его прежнего знакомого. Кейн же и вовсе здесь лишь сторонний наблюдатель, по чистой случайности посвященный в разгадку этой вполне мистической истории.

Не сильно убедительно, но, опять же, весьма ровно и внятно написано.

Незатейливая по большому счёту история о высокой морали, цене и плате за содеянное. За всё в этой жизни нужно платить, в том числе и за совершенные злодеяния, — особенно за них. Соломон Кейн, пуританин, безжалостно наказывает преступника, руководствуясь теми принципами борца за справедливость, из которых он собственно и соткан. Немного напыщенно и пафосно воспринимаются его действия при первом прочтении-знакомстве с этим, несомненно, харизматичным персонажем, но чем дальше его узнаешь, тем больше ему веришь, что ли. Да и вся история написана так просто, но так классно, что первые сомнения улетучиваются без следа. Выверенное до словечка, точное, емкое повествование пришлось по душе; сюжет построен плотно, динамично, дух той эпохи, когда рыцарство ещё было в чести, а не просто словом, передан истинно.

Что показалось неуместным, так это выделенные заглавными буквами некоторые слова и мысли персонажей, я как-то и сам могу сделать акцент на чём-то важном, но в целом мне понравилось.

Филипп Фармер в этом рассказе показал себя отличным писателем-пилотом: полёт мысли, которым он управляет в этой истории, воистину великолепен, он смел и высок. Даже будучи не самым большим почитателем жанра альтернативной истории, я сражён наповал, в особенности финальными аккордами. Земля параллельной Вселенной по Фармеру интригует своей невероятностью, кажущейся невозможностью самого своего существования, но, несмотря ни на что, в эту Землю непременно веришь! И написан рассказ отлично: непринуждённый разговор монаха с двумя моряками передан так искусно, что за ним почти не слышен грохот Океана и почти незаметно, как каравеллы близятся к своему неотвратимому грядущему.

Сцена на корабле вообще написана классно, особенно образ брата Проводка, который хоть и немного карикатурен, но мелкими штрихами и деталями рисует собой замечательную и органичную картинку. Да и вообще, вся идея рассказа великолепна, от частичек под названием «херувимы», что несут слова через мили Океана, до собственно альтернативной экспедиции Колумба. Высший класс!

Первый же выбранный наугад рассказ Филиппа Х. Фармера на поверку оказался отличной вещицей. Изобретательная, острая футуристическая драма понравилась многими составляющими, начиная с оригинального, интригующего названия (порезанный порционно мир, время, пространство перенаселённой планеты приманил как магнит), и, финишируя более чем интересной концовкой, которая хоть и угадывается, но лишь в общих чертах (нюанс с «влиятельным психиатром» был лично для меня неожиданным).

Рассказ хорош ещё и тем, что даёт богатую пищу для размышлений. Захотелось представить этот мир, порезанный на кусочки. На первый взгляд ничего пугающего и отталкивающего во всём этом нет: ну живет человек «посменно» — «день-через-шесть» — не страшно, и даже вполне можно приспособиться, расслабиться и получать удовольствие; можно более рационально планировать отведённый тебе день недели, и тому подобное. Но в целом, в общепланетарном масштабе, мир этот живёт в семь раз медленнее обычного, живёт своим одним днём, без особого прицела на будущее, и вот это и страшно. Обнадёживает, что ещё осталось место для любви и приятия, хотя, в принципе, и для цинизма оно тоже нашлось.

Интересный рассказ, подходящий для знакомства с автором. Я бы, может быть, добавил ему серединки со всяческими сложностями и мытарствами в каких-нибудь удушающих подробностях, чтобы достижение мечты Тома казалось более трагичным и сложным процессом, чтобы соответствующий нервный градус был повыше, но автор посчитал, что с Тома достаточно и так, значит – быть посему.

Загадочный рассказ. Приятный, немного жутковатый, но, как (почти) всегда у Геймана, психологически достоверный. И написан он отлично, все слова к месту, все чувства и переживания точные и правдивые. А всё это оттого, что я снова поверил Гейману. Поверил в то, что так могло быть на самом деле; поверил в то, что Нил тоже был мальчишкой, настоящим мальчуганом в детстве; поверил в то, что это самое детство у него действительно было; и детство было по-настоящему мальчишеским, а не прилизанным, пресным и стерильным: с порванными шортами, с футболом, с шалостями на запретную тему, с самоутверждениями, с детскими страхами и смелостями. Ведь посмотрите: маленький эпизод из жизни обыкновенного парнишки, но как это описано! Точнёхонько в цель! Ну, и, конечно, добавляет интереса рассказу мистическая подоплёка и ударный, не тривиальный финал, которого я лично никак не ждал увидеть…

Этот далеко не первый прочитанный мною у Геймана рассказ почти не оставил как прежде послевкусия – ни приятного, ни неприятного. Разочарован ли я? Нет, ни в коем случае, некоторого рода шарм в нём всё же присутствует. В восторге ли я? Да не особо. О чём он? Хм… можно сказать: «да ни о чём…», а можно выразиться явно противоположно, мол, «О-о! шикарно!..». Ясно одно – этот рассказ мало мерить категориями «понравилось/не понравилось» или, ещё того хуже, «понял/не понял»; его нужно прочувствовать и если это не удастся, то могу предположить, что мнение о нём будет выражаться фразой, что он какой-то … неопределённый, не внятный что ли. Но вряд ли это мнение будет верным.

Мне представилось, что эту историю можно сравнить с морем в серую бурю, когда всё тайное со дна поднимается наверх, перемешивается, бурлит, и ухватить в мутной пучине что-то не так просто – вот оно вроде в руках, но одно неловкое движение, и это что-то, поднятое со дна, снова исчезает водной мгле. В этом рассказе ухватить основную мысль также проблемно, чему явно способствует внешняя простота и предельная вроде бы ясность изложения. И это при всём при том, что вопрос-предложение, вынесенный в заглавие рассказа, ответ получает уже на первых страницах. Как? – да просто – «С ними надо разговаривать», и далее по тексту потом добавляется: «… и ещё – слушать». Энн всё так и делал, разговаривать пытался (неловко, неумеючи), и слушал. А вот то, что он услышал от трёх разных девушек, это уже отдельная тема для разговора.

Их рассказы о себе, о кусочках своего прошлого, о предназначении и роли только с виду, мягко говоря, странные и непонятные, «ни о чём», но в самом деле при внимательном прочтении складно дополняют друг друга, являясь частями одной истории. И вот тут я бы снова посоветовал будущему читателю «прочувствовать» эти строки. Да, они довольно туманные на первый взгляд, но именно от них рассказ хоть немного искрится, хотя в целом же он не самый сильный у Геймана. Так мне почувствовалось, но, возможно, ощущение может поменяться со временем и при последующем перечтении этой истории.

Что касается собственно конкурса, качества или различий переводов, то могу с уверенностью сказать: ничем принципиально существенным ни представленный перевод, ни (более или менее) официальный-книжный не отличаются, и там, и там есть недочёты, но всё же перевод, представленный в рамках «проекта» более живой, более подвижный что ли.

Восхитительная вещица! Воистину, на мой вкус подобные истории шедевральны! Так перевернуть с ног на голову старые, заезженные, многим знакомые мотивы мог только Гейман. При этом он ничуть не издевался над известными персонажами английских сказок, не паразитировал на сюжетных линиях, но создал совершенно оригинальную, изысканную поделку, искромсав на кусочки дюжину расхожих историй и соединив их в новом, приятственном виде по-своему.

Полученный результат в виде крутозамешанного детектива со всеми его необходимыми атрибутами и в соответствии с канонами жанра превосходен. Рассказ умный, и даже остроумный, в нём прекрасно соседствуют чёрные, сальные шуточки и тонкий юмор, кирпичики сюжета составлены безукоризненно, изобретательно и смело. Блеск!

Мне с этим рассказом повезло трижды. Сначала в том, что со «Сказками матушки гусыни» я был знаком ещё со школы – читали на уроках английского в оригинале, так что «вдохи новой жизни» в известных персонажей от Геймана я принял со знанием материала и с пониманием к происходящему. Но даже если бы я не знал первоисточника вдохновения Нила, мне повезло во второй раз с тем изданием, что попалось мне: это сетевой перевод с предисловием переводчика, в котором приведены цитаты из тех английских стишков для детей, дабы неосведомлённому читателю рассказ достался в удобоваримом виде. Ну, а в третий раз мне свезло в тот момент, когда и прочёл «дело сорока семи сорок»: на ту секунду я несколько подустал от Геймана, и мне срочно нужно было от него что-нибудь свежее, бодрящее, яркое, и… ву-а-ля! – эта восхитительная вещица! В общем, всё сошлось в лучшем виде, и я получил от рассказа истинное удовольствие.

Может быть, я слишком многого ждал от этого романа, но впечатления от прочтения довольно сдержанные. Интересно, но не увлекательно; масштабно, но не грандиозно; широко, но поверхностно. Вот первые мысли. При более глубоком анализе и обдумывании на первый план выходят подробности в виде достоинств и недостатков, которые, впрочем, настолько не однозначные, что трактовать и обратить их можно, что в одну сторону, что в другую. Думается мне, это главная особенность «Спина» Роберта Ч. Уилсона.

Взять хотя бы в качестве примера тот слог, стиль изложения, которым написан роман. Сухой, академичный, но выверенный до каждой буквочки, в нём нет ни лишнего, ни недосказанностей. Он почти абсолютно бесстрастный, эмоциональный такую малость, какая вообще способна присутствовать, чтобы тянуть сказанное. Но как к этому относится – это плюс или минус? Что до меня, так это минус, но иной читатель отметит этот факт сухости повествования невероятно уместным и единственно верным. Но я-то думаю, что такие события, подобные «Спину» — грандиозные, всеобъемлющие – нужно показывать более страстно, более живописно, более ярко, более визуально.

А так, что мы имеем? – в какой-то степени даже отстраненный, как бы далёкий текст, хоть он и выходит из под пера непосредственного участника событий, с максимальными подробностями в описании действий, движений, жестов, мыслей, но с минимальным набором остроумных слов, ярких сравнений, живых метафор. Их на весь текст едва ли наберётся с полдюжины, но ни одна из них не врезалась в память. Даже смерти персонажей, даже смерть самого Джейсона, подаётся в записях Тайлера Дюпре как-то обыденно, мимоходом, не эмоционально. Уместно ли это и правдоподобно ли, учитывая всю специфику тематики? – может быть, но я всё же всегда за большее количество нерва, эмоций, градуса, эти штуки никак не испортили бы роман.

Но не всё в книге описано подробно, детально и правдоподобно. Главная проблема для меня в том, что та главная, заглавная даже я бы сказал вещь – само это явление с чьей-то лёгкой руки названное «Спином» — подана, в общем-то, вяло и малоинформативно. И это даже при том, что отличная задумка и новизна идеи, несомненно, присутствует. Но то ли сам Уилсон до конца не продумал теорию спина, то ли обошёлся без подробностей сознательно, однако же мне явно не хватило веры для принятия, и главное – для приятия, описанных событий как данность и в должной, безраздельной мере.

Нет, ну скажите на милость, как я могу во что-то поверить, понять это «что-то», прочувствовать, если даже при описании «Спина» Джейсоном, главным знатоком этого явления, в его уста вложены не ясные мысли и слова, типа, «…мы думаем, что это выглядит так, или как-то в этом роде…». Такое на веру не принимается, и проникнуться оригинальностью идеи я до конца не смог.

Если же вообще говорить о тех идеях и новинках, которые должны непременно быть в наличии в хорошем НФ-романе, то их тут раз-два и обчёлся: сам Спин да репликаторы, вот, пожалуй, и всё. Арку я в расчёт не принимаю, мне показался этот ход выхода из проблемы неудачным. После всего пережитого, после всех смертей и трагедий человечества она выглядит на их фоне каким-то сказочным, нереальным явлением, не вяжущимся с общей тональностью романа.

Было и ещё несколько моментов, которые я лично подверг немалому сомнению в достоверности, например, всю эту «марсианскую» часть книги. Уж больно всё гладко прошло, как задумывалось человеком, без сбоев и неудач. Вообще, мне показалось, что весь роман Уилсона пропитан весьма сильно верой в человечество, в его благоразумность, целеустремлённость, практичность, как-то по-хайнлайновски оптимистично. Посмотрите, как быстро оно мобилизировалось, объединилось на поиск выхода из положения. Насколько это оправдано? Не знаю, я не такой оптимист, но ладно, соглашусь хотя бы для того, чтобы история не выглядела вовсе уж беспросветной.

Что касается персонажей, то к ним я могу адресовать те же претензии, что и к стилю повествовании: вялые, бесстрастные, почти не живые. Исключением являет собой лишь Джейсон, и, как это ни странно, его мать Кэрол. Остальные же слишком подчинены разуму, но не сердцу. Прагматичные донельзя в своих стремлениях, жизненных позициях и стилях жизни. Даже Диана, показанная в начале романа в свои 13 лет вполне взрослой и благоразумной, даже циничной малость, и ударившаяся в религию секты, — кто это, как не яркий представитель приверженности расчёту, практичности? Ведь её религия, вера её и других сектантов «Нового пришествия» не была чистой, честной, искренней верой ради веры, а лишь ретушью страха перед катастрофой. Легче и проще всего, удобнее и практичнее было «бояться вместе», и так и было.

Образы И-Ди, матери Тайлера, Ины, Молли и некоторых других персонажей мне также показались поверхностными: эмпатировать, и уж тем более симпатизировать им мне не хотелось; впрочем, как и испытывать отрицательные эмоции к ним. Но, строго говоря, Уилсон и не пытался возбудить к ним моё стремление узнать их лучше, сопереживать им; всё описано так, как это и есть на самом деле — все события случившиеся с персонажами есть свершившийся факт, и ничего уже не изменить. Разве что Джейсон возбуждал немалый интерес к себе, было интересно ждать от него каких-либо действий и мыслей, и надеяться на исполнение его начинаний. В нём угадывался тот притягательный твёрдый стержень в достижении цели, его тяга к знаниям ради знаний подкупала, его искренняя дружба с Тайлером приятствовала чтению. Что же до самого повествователя, Тайлера Дюпре, то он, к сожалению, не цеплял. Всё-таки по большому счёту он почти всю свою жизнь был придатком Джейсона и его дел, плыл в фарватере его устремлений, плыл спокойно, размеренно, не торил себе путь сквозь тернии жизни. Определённая независимость, конечно, наличествовала, но в целом он показался мне несколько аморфным, хоть и не без «себе на уме». Но это скорее вопреки, а не для.

Может показаться, что столь критичный отзыв показывает, что мне не понравился «Спин». Это отнюдь не так. Понравился, он не до восторгов. Заинтересовал, но не увлёк, это да. Роман умён, но не глубок. Он строго выписан, его элементы и главы подогнаны, выверены безукоризненно и с предельной точностью, изложение событий ровное и цельное, на очень хорошем уровне, всё строго, правильно и крепко, но… Каких-то сверхъидей я для себя не отметил, на цитаты не разобрал, в Уилсона как писателя-фантаста пока что не влюбился, как это было с Джоном Райтом, например.

К прочтению, безусловно, этот роман я порекомендую, но от гарантий, что «Спин» Роберта Ч. Уилсона вам понравится, потрясёт, удивит, воздержусь.

До этой повестушки ничего более параноидального я не читал. Совершенно шизоидная вещица, дочитал которую я из принципиального интереса к тому, ради чего весь этот бред был создан. Я далёк от мысли, что такое впечатление у меня сложилось от того, что я чего-то там не понял. Поверьте мне, здесь и понимать нечего. Изучение сновидений – задача архи-интересная, но так, как она подано здесь – это верх бесвкусия и абсурдности. Дебильные, иначе и не скажешь, слова, мысли, поступки персонажей, до краёв наполненные шизоидной болезнью, марихуаной и крайностями контр-культуры; бессмысленные диалоги, понять которые, будучи здоровым человеком невозможно; странные мягко говоря теории и идеи, согласно которым сон — это благо (несомненно), ибо только во сне не вершатся плохие деяния, и как частность – войны… Каково, а?

Добавьте сюда ещё содержание снов, замешанных на каких-то переломанных костях, скрипучих суставах, размягчённой плоти и прочих весьма неприятных вещей. Плюсуйте сюда же манеру персонажей разговаривать – это не разговор, не диалог даже – это нечто сублимированное до такой степени безумия, что диву даёшься, как это вообще может прийти в голову; это что-то такое словоблудное, пустобрёшное и почти бессмысленное, что уразуметь неподготовленному мозгу суть не представляется возможным. Ну, скажите на милость, как можно спокойно и понимаючи относиться к такому диалогу:

« …Если дьявол – огонь,

то как же жарко на седьмом небе? (*это типа стихи)

-- Мне трудно вникать в политику и теологию на больной желудок. По-моему, от забаглиона (* это то пойло, что персонажи пили в забегаловке) у меня возрос птомоин.

-- Птомоин… Замечательное слово. Оно наводит меня на мысль создать шуточную песню про туристов, которые едут куда-нибудь в Испанию. Вот, послушай: «Птомоин в Испании падает дождём на…»

А как вам такая мысль:

«Научность – не для меня… Вот говорят, что наполненный горячим воздухом шар поднимается вверх согласно закону Бойля, какой-то гравитации и тому подобное. Я считаю, что наш шар поднимается из-за подпитки солнечной спермой… Моя собственная голова, из неё Солнце так сильно сосёт энергию, что приходится почти всё время напрягать шейные и плечевые мускулы, чтобы удержать её там, где положено…». И так далее и тому подобное.

И вот из такого подобного состоит всё произведение, я ничуть не утрирую и не драматизирую. В итоге складывается картина, с которой живопись Иеронима Босха выглядит рождественскими, сказочными иллюстрациями.

В общем и целом, это первый случай, когда я говорю потенциальному читателю без обиняков: не читайте эту вещь, проходите мимо, дабы не засорять свою голову этой поделкой-подделкой с претензией на научность и свежесть идеи и исполнения.

Оценка «2», а не «единица» в моём случае только от того, что какая-то мысль всё же присутствует, но исполнение её непотребное.

К своему немалому удивлению, с каждой прочитанной у Сюзанны Кларк историей, я всё больше проникаюсь симпатией к ним. Вот и эта мне очень понравилась. Остроумная сказка, пронизанная нитями тонкого английского юмора и наполненная просто великолепными, ёмкими, точными, живыми описаниями персонажей и окрестностей английской глубинки, запомнится, впрочем, не просто как сказка, но как серьёзная и строгая литература.

Конечно, немного непривычно снова (первый раз это было в рассказе о тёмном эльфе-вдовце) увидеть эльфа совсем не таким, каким нам его изобразил Профессор Толкин. Хитрым и довольно таки циничным товарищем предстал перед нами Том Ветер-в-поле. Эльф, не слишком трепетно относящийся к своим детям, внукам, не признающий племянников и прочих родственников, встречается не так уж и часто. А самое забавное в том, что как я понял, больше-то его интересует сам процесс «производства» детей, нежели их воспитание. Надоела жена – запереть её в дальних уголках замка; понравились аппетитные формы миссис Уинстенли – хехе, не проблема, даром, что мужа можно сплавить смотреть как строится волшебный мост. В общем, хорошо быть эльфом, — гораздо легче и приятнее, чем, скажем, преисполненным долга и приличий, еврейским доктором. Впрочем, образ его не сильно удался, по-моему. Хотя, возможно, что такое впечатление возникает на фоне яркого и сочного Тома, а может быть, это истинный образ человека подобного склада времен английской королевы, такой неприметный и пресный.

В остальном же, всё на высоте: и сюжет, и персонажи, и слог – особенно слог, поэтому продолжу знакомиться с этим сборником и дальше.

Впечатления от этого рассказа можно выразить словами из его последних строк: «…они заплатили за то, чтобы их напугали до ужаса, и, прокатившись на «Пуле», точно знают, что деньги потрачены не зря». И пусть в моём случае потрачены не деньги, и даже не время – эти полчаса на чтение совсем не жалко, ведь написан рассказ действительно хорошо, но куда девать мои обманутые ожидания? Хотя, с другой стороны, Кинг обманул не одного меня, но и своего героя Алана Паркера, а потому всё же не так досадно.

Появление этого мертвяка на «мустанге», предположил я, вот оно то, что пощекочет мне нервишки. И поначалу так и было: напугал меня этот шитый-перешитый Джордж Стауб, как и Алана, изрядно, да ещё и предложил (нет, — заставил) сыграть в свою игру с этим зловещим выбором совести «чью жизнь отдать» ему. Игра эта по ходу действия вдруг оказалась блефом, что немало подпортило впечатление. А выбор Алана, кстати говоря, понятен и даже осуждению в общем-то не подлежит. Просто ко всем тем его метаниям, сомнениям, мукам совести и оправданиям своего решения отдать материнскую жизнь вместо своей, я бы прибавил ещё одно обстоятельство: ему легче было бы жить с осознанием своего низкого предательства, чем с тем, что, если бы он выбрал себя на заклание, об этом добродетельном поступке всё равно бы никто и никогда не узнал. Человеческая алчность к тщеславию неистребима.

Хм… Сказал я в начале, что Кинг-де обманул меня, подсунув во второй половине не развитие страшилки с мертвяком, а назидательно-морализаторскую притчу о том, как важно быть внимательным и чутким к своим родным всегда, пока они живы, пока им это действительно нужно, а не только в момент их ухода, — сказал, а сейчас подумал: нет же, Кинг меня не обманывал, я сам себя обманул, ожидая обычного ужастика, а получив этакую бестелесную пощёчину – вспомни о родителях. Но недаром Кинг заканчивает историю вполне позитивно, как бы говоря нам: вот, смотрите, иногда это кончается хорошо, но может случиться и так, что кто-то скажет «увы, сделанного не вернёшь, после драки кулаками не машут». А выбрать нам даётся очень часто по жизни: посвятить своё время тем, кто этого ждёт, или на самого себя, и не всегда получается быть в ладах со своей совестью…

Не нашёл для себя в этом рассказе интересной изюминки. Немножко улыбнулся, и всего лишь. Не совсем уловил логическую связь между разрушенной молитвенной мельницей и всеми остальными событиями, предшествовавшими Армагеддону. Если это просто литературный трюк, аллегория, то с таким же успехом можно было написать, к примеру, так: «А в это время в Урюпинске произошло событие, ставшее последним звеном в цепи. Трамвай №1 не вышел на маршрут…». Как-то так. Может, я чего-то не знаю, поэтому не понял – поэтому удовольствия особого не получил. И всё же этот рассказ оказался для меня ценным в том плане, что с его помощью я узнал о таком понятии, как молитвенная мельница буддистов и как сие выглядит (лишь отдалённо напоминают они собой мельницы, а более всего барабан с иероглифами). Но какова их ценность и роль в рассказе для защиты мира от пришествия Сатаны, осталось мне неведомо…

Жёсткий, даже я бы сказал, злой рассказ. Настроение его созвучно с теперешним складом характера и образом мыслей Старухи Келвин, который со времен ее наивно-оптимистических взглядов молодости трансформировался в принципиально противоположном направлении. Прежнюю наивность и веру в непогрешимость роботехники сменил электронный излучатель в кармане, а оптимизм первоначальных идей по очеловечиванию позитронного мозга сменился пусть и не явно выраженным, но всё же страхом. Страхом перед тем, что эти на первый взгляд безобидные сны роботов (равно как и само их появление) превратятся в нечто пугающее для человека, в потерю власти над теми, над кем хотелось властвовать.

На этом фоне Линда Рэш выглядит словно воспоминание о той Сьюзан Келвин, что была в других историях. Горящие глаза, свежие, смелые идеи, задор – вот что выгодно отличает Линду. И тут я не могу удержаться от того, чтобы не покритиковать один из переводов. Ну зачем, скажите на милость, надо было переводить фамилию «Рэш», да ещё, извините за каламбур, так топорно. «Тороп» не может сказать ничего даже читателю данного рассказа, что уж там говорить о тех, кто его не читал — они просто пройдут мимо этой косноязычной фамилии и не придадут ей никакого значения. Гораздо симпатичнее в этом плане выглядит другой перевод, в котором значение фамилии даётся примечанием, мол, Рэш – в переводе с английского «опрометчивый, торопливый, необдуманный…». А Тороп… Хм… А почему не Опромет, или не Необдум? :-)

В целом же, рассказ хороший, с искоркой, остринкой, психологический, в моём вкусе. И ещё: в фильме «Я, робот» этот рассказ пересказан великолепно пятиминутной сценой, так, что при прочтении возникали образы именно из фильма…

Презабавный рассказ! Насквозь пропитав его добрым юмором, лёгкой иронией к своим персонажам, Желязны преподнёс нам отличную историю в духе, схожем по атмосфере с «Вариантом Единорога» и «Здесь водятся драконы». Дракон-неудачник и рыцарь-неудачник сами по себе, в отдельности ничего собой не представляют, но, как известно, минус на минус даёт плюс, и вместе — «мы банда». Одна голова хорошо, а две (а если у дракона их три, то четыре) – лучше, и можно вполне сколотить недурственный бизнес, впрочем, больше похожий на «театр мошенников».

А что, все составляющие успешности дела налицо: свежая идея, мастерство игры, доверчивая публика для будущих «спектаклей» и, главное – искренняя дружба главных героев. Они стали единым целым и пусть они – мошенники с большой дороги, но разве в их варианте это преступление? Нет, и ещё раз нет! «Покуда есть на свете дураки, обманывать их стало быть с руки», — это и будет рекламным слоганом их совместного проекта — бизнеса рыцаря Джорджа и дракона Дарта.

Неплохая поделка на первый взгляд. Обдумав же историю, прогнав её снова через мозг, находишь в ней некоторые несуразности и непонятности, которые можно простить, если принять как данность, что рассказ о сверхъестественном; и которые нельзя не заметить, если классифицировать его как описание пусть и фантастических, но вполне себе реальных событий будущего Земли. Я к однозначному мнению не пришёл, слишком мало для этого сколько-нибудь ясных намёков. Понятно, что ключ ко всему – Считалка, но кто (что?) он? Реально осязаемый человек («…настоящий усталый старик…») или всего лишь голограмма, продукт технологий («…я так запрограммирован…»)? Я не совсем понял это, как и то, каким образом он проделывал эти трюки с перемещением детей (ни о каких кражах речи нет и в помине), предположив лишь, что те цветные квадратики это нечто вроде области портала. Но как он определял, поверил ребёнок или нет?..

Вообще же, рассказ на любителя, да и то «под настроение». Нравится вам такая тема, свежи для вас представленные мысли («ребёнок как уникальность сущего» — для меня лично нет), — читай и получай удовольствие; а нет, так дочитывай скорее и переходи к чему-нибудь другому…

Как говорят некоторые знатоки, это – рассказ-стихотворение. Я впервые попробовал такой продукт, причём последовательно в двух вариантах – официальном книжном переводе и неофициальном сетевом, а также пристально сверил их с оригиналом. Бог ты мой, скажу я вам, это нечто! Я вполне понимаю, что привычных представлений о стихотворении как таковом a la Лермонтов с его необходимыми составляющими типа рифма, ритм, размер etc даже в оригинальном тексте нет – всего лишь поэтичное изложение (знающие люди наверняка применят к этому явлению какое-нибудь энциклопедическое определение; «стих в прозе»?) неких правил поведения в сказочной стране. Но то, что находится внутри переводных текстов, это иначе как беспределом и не назовёшь. Сетевой, к примеру, это чуть ли не подстрочный автоматический перевод, больше похожий на выкопировку прохождения какой-нибудь игры-бродилки: поди туда, поговори с тем, выбрав нужные фразы из списка, возьми это, отнеси туда и прочее, но он хотя бы близок к тексту оригинала. Этого никак нельзя сказать о переводе из книжного варианта: куча нестыковок и придумок режет глаз и правильному пониманию «наставлений» отнюдь не способствует.

В общем, какой раз уже закралась ко мне мысль подтянуть свой английский до приличного уровня, дабы не зависеть от прихотей переводчиков.

По существу же «Наставлений»/«Инструкций» скажу так: ничего особенного. Гейман лишь собрал воедино множество штампов и основные ходы, используемые в сказочных историях, и только лишь последние несколько строк заставляют подумать об этом творении Нила более вдумчиво. Что-то в них есть…

Это, конечно, анекдот, а разбирать по косточкам анекдот, подвергать его какому-либо анализу – занятие циничное и кощунственное, польза от которого не только сомнительна, но даже и преступна. Здесь, на мой взгляд, важна первая реакция, ведь она самая искренняя. Понял «соль» — посмеялся, улыбнулся – хорошо, не понял – пожал плечами и пошёл дальше. По поводу этого микрорассказа: я понял, я улыбнулся, но не более того. Забавно и всего лишь, тем более, что у Брауна есть вещи и более остроумные. Вообще-то, меня больше всего покоробили слова о том, что «глаза, только что излучавшие радость, наполнились страхом». Страхом. Мне непонятно это чувство в отношении Бога; в Него можно верить или не верить, можно преклонять колени и склонять голову в знак всемерного почтения, но бояться... это, по-моему, чересчур. Как-то фальшиво, что ли, неестественно…

Очень добротная, щемящая душу и нервы, история. Построена она на том, что человеческий страх перед чем-то неведомым и загадочным – величина постоянная касаемо его наличия (он, страх, по-моему, присутствует всегда), но одновременно и переменная в плане того, что он зачастую трансформируется во всеразличные проявления или маскируется и прячется за другими чувствами. Вернее, это сам человек трансформирует и маскирует страх во что угодно: в интерес, в раздражение, в гнев, в трусость, в нарочитое игнорирование и прочее. Вот и мисс Кин прошла многие стадии и вариации своего страха перед теми телефонными звонками: от раздражения и вялых попыток разобраться в них, до обволакивающего, липкого, парализующего чувства, когда уже нельзя не снять трубку, и нельзя не выслушать зловещую тишину на том конце провода.

Она боялась и не хотела этого делать, но раз за разом снова снимала трубку и страх, пролетая по телефонным проводам, всё больше и больше поселялся внутри неё. И нельзя уже просто выдернуть шнур из розетки, и невозможно уже не снять трубку, и нет уже ни сил, ни желания крикнуть в неё: «А знаешь что, кто бы ты ни был? Иди-ка ты к чёрту со своими звонками!». Страх поселился в ней, и страх говорил с ней с того конца провода: сначала молча, потом неуклюже, невнятно, а в конце – отчётливо и мерно, и эти несколько слов были плотными и тугими, словно отсчитываемые удары сердца. Последние удары тук-тук в тяжёлой, удушливой тишине, имя которой – Смерть…

Действительно жутковатая вещица получилась, вспоминать которую буду при каждом трезвоне телефона…

Психологически очень тонкий и верный рассказ. Вся история передана таким словом, что, несмотря на всю свою парадоксальность, абсурдность и нелепость, веришь в описанные события безраздельно. Эмоции показаны точно, выверено, уместно: их перемены от раздражения через непонимание и неприятие ситуации, мимоходом с тупой злостью и агрессией, до широкоглазого ужаса весьма осязательны. Трясущиеся руки, выступивший пот на лбу, холодок в животе, покалывание в позвонках, игнорирующее молчание полицейских, их глаза, одежда, беззвездное небо – всё это крупицами создаёт неповторимую гнетущую атмосферу надвигающейся беды. Тревожное напряжение нарастает в прогрессии, тугая тетива нерва натягивается до предела ближе к финалу, чтобы с резким звуком «хыыыщщщ» выпрямится, освободится, спустить, наконец, стрелу-смерть – смерть нелепую до безумия, горькую до отвращения, из-за такого незначительного проступка. И хотя особой приязни Матесон к своему герою почему-то не испытывает, называя его толстяком, тушей и прочими нелицеприятными словами, однако же даёт читателю использовать своё право на жалость и сострадание к нему. Впрочем, эти чувства в данном случае бессмысленны и тщетны, ибо всё уже для бедолаги решено…

То, что Нил Гейман большой хитрец по части создания интриги и нагнетания интереса читателя к его (даже) будущим книгам это для меня не секрет. Вот, поди ж ты, написал в своё время очень приятную историю «Когда говорит Октябрь», где мимоходом ввёл в повествование мальчика с кладбища, потом уже целый рассказ («Надгробие для ведьмы») сделал частью очередного сборника, и получили мы на выходе что? – правильно – осознанные и ощутимые потребность и желание дождаться того, для чего упомянутые рассказы были лишь затравкой, приманкой и наживкой для читателя, которые он (и я, конечно) с превеликим удовольствием проглотил.

Согласен со всеми, кто счёл название русского издания «История с кладбищем» весьма неудачным. Ни о чём не говорящее, чуждое содержанию книги, анти-аллюзорно всему тому, о чём хотел сказать оригиналом Гейман. Ляп очевидный, но за всеми прелестями книги игнорируемый почти полностью.

«Книга кладбища» — книга хорошая, очень хорошая, но, «съев» её в один присест, я оказался немного разочарован. А всё потому, что после такого вкусного и лёгкого, но, к сожалению, не очень сытного блюда, я остался чуток голодным. Мало! 8 интересных, добрых и разных историй, а сколько можно было бы сочинить ещё! Я, конечно, надеюсь, что когда-нибудь Гейман напишет ещё что-нибудь о Никте Оуэнсе (не хочу даже слышать, что не напишет!) и таки утолит мой голод, но пока что слопал что было.

Книга поучительна и умна настолько, насколько по-настоящему хорошая книга, написанная взрослым в первую очередь для детей, может быть поучительна и умна. Она такая. Её можно читать себе и детям, но только лишь читать – мало: её надо слушать и, главное — слышать. Её. Себя. Ребёнка. Нужно понять, что огромный мир вокруг бывает жесток и опасен, но нужно понять ещё и то, что задача каждого взрослого сделать так, чтобы жестокости и опасностей было меньше. Нужно понять, что Гейман лишь цитирует всё то, что уже не раз говорили другие мудрые люди раньше, но нужно и понять, что он говорит это в очередной раз, а что меняется?..

«Не те родители, что родили, а те, кто вырастили» и «Не бойтесь мёртвых – живые страшнее» — вот, пожалуй, два основных посыла, на которых основана эта история. Всё остальное в ней – увлекательные приключения, загадки древности, нравственные учения, потусторонняя жизнь, – лишь антураж, довесок и доказательства тех истин. У каждого человека есть мир вокруг него, но ведь у каждого это маленького мира вокруг есть другой – большой Мир. Так же как Никт в итоге ушёл в большой Мир, так и каждый из нас несколько раз за жизнь делает это, прощаясь с милыми сердцу местами. В этом и состоит прелесть жизни – жить разнообразно, живо, ярко, желать, искать и находить большего и лучшего.

Мы узнали Никта в грудном возрасте и видели, как он с каждой главой-историей взрослел, но всё же оставался ребёнком; как он менялся, но оставался прежним: добрым, чутким, отзывчивым мальчишкой. Именно таким, каким его воспитали обитатели (зачёркнуто) жители кладбища, каким его научил быть мудрый и сильный Каа-Сайлес. Он, кстати, получился, пожалуй, самым интересным и интригующим персонажем, не считая Никта Дориана-Оуэнса; он оказался… более живым, более осязаемым что ли, несмотря на всю свою потустороннюю, вампирскую сущность. А ещё мне очень нравились те моменты, когда на страницах книги вместе с Никтом появлялась ведьмочка Лиза, хоть и юная, но вполне себе своенравная и интересная женщина.

Сам же Никт, кстати, в последней главе стал сильно напоминать мне … Тень из «Американских богов»: по его взгляду и мыслям чувствуется и видится, что в большой Мир он войдёт стойким, строгим, высоконравственным человеком, мужчиной, верным своему слову и долгу. С этим надёжным чувством с лёгкой примесью сожаления от расставания (не надолго, надеюсь всё же) я закрывал последние страницы этой книги – книги чуткой, доброй, тёплой, позитивной и… живой.

Один их тех рассказов, которые я перечитываю не просто часто, а постоянно: и потому, что люблю эту историю сердцем, и потому, что после каждого следующего прочтения она расцветает для меня новыми красками поверх прежних. Взрослея, я всё более ощутимо понимаю мысли, мотивы и поступки каждого из членов команды, высадившейся на эту капризную планету-женщину, планету живую, чувственную, эмоциональную, своенравную…

Начиная с первого же прочтения мне стал очень близок по духу капитан Форестер, а Чаттертон был примерно также антипатичен, как и молодой Дрисколл – приятен, чему немало способствовал великолепный советский мультфильм… Но штука в том, что мои чувства к капитану остались прежними, ведь он представлен умным, твёрдым и справедливым человеком, но вот что мне нравится всё меньше, что моё отношение к Чаттертону трансформируется в другую плоскость. И хотя я (пока что) не разделяю его радикальных и однозначных взглядов, но уже близко подошёл к тому мнению, что враждебность чужой планеты – вещь вполне реальная и ожидаемая, а осторожность в общении с ней – фактор нужный и, я бы даже сказал, обязательный. Конечно, до паранойи вкупе с манией преследовании доводить не следует, но определённый риск сознавать стоит.

Раньше молодому Дрисколлу, оставшемуся на планете, я завидовал. Вот как было бы прекрасно, думал я, остаться на этой чудесной райской планете, и взмывать ввысь словно птица, и купаться в изумрудной траве, и плескаться в прозрачных озёрах!.. Теперь же, не знаю, не знаю… Скорее всего, я бы не остался, о чём, может быть, жалел бы, улетая прочь далеко-далеко. А может и не жалел бы, но тем не менее даже сейчас ощущение очень странное, как будто с возрастом уходит что-то важное, нужное, лёгкое, уходит романтичность, сменяясь чёрствостью и подозрительностью. Это не радует, немного огорчает и чуток пугает.

Какое же новое прочтение этого великолепного рассказа ждёт меня в будущем?..

Неожиданно весьма приятный рассказ от незнакомого автора. Лёгкий шлейф романтичной грустинки пронизывает его на всём протяжении и это ощутимо плюсует впечатление от прочтения. Но эта история о контакте двух цивилизаций – контакте неудачном по большому счёту, и дело даже не в том, что представленная нашему вниманию встреча не получилась ввиду взаимоНЕпонимания, а в том, что Форбс, «застолбив» планету, вернётся, и это и станет большой такой проблемой для Пэрни и его соотечественников – получилась бы более цельной и правдоподобной, если бы не одно авторское допущение. Он наделил представителя местной фауны, этого «мохнатого кенгурёнка» сверхпотрясающей, невероятной способностью ни много ни мало останавливать время.

Категория «время» вообще и как одно из измерений в частности, для меня лично иногда оказывается трудным в понимании и порой со скрипом укладывается в мои представления об этом явлении. В данном случае я решительно отказываюсь вообразить в действии и затем понять весь описанный механизм «остановки времени» одним лишь усилием мысли. При этом подаётся это так, что достигнутый эффект остановки – это не иллюзия и не фокус, а время реально замирает. И замирает всё живое и не живое, но позвольте, какое отношение это имеет ко времени? Я так понимаю, что время хоть ещё и малоизученное и многообещающее явление, но всё же оно мне представляется более широким и всеобъемлющим, чем что-то такое, подвластное одному лишь желанию отдельного индивида остановить или заставить его двигаться. Странно всё это и по моим ощущениям сомнительно. А в остальном, рассказ немного напоминает творчество Брэдбери в смеси с Саймаком, но, конечно же, до их уровня не дотягивает, хотя приятное послевкусие оставляет.

Этот далеко не первый прочитанный мною у Геймана рассказ почти не оставил как прежде послевкусия – ни приятного, ни неприятного. Разочарован ли я? Нет, ни в коем случае, некоторого рода шарм в нём всё же присутствует. В восторге ли я? Да не особо. О чём он? Хм… можно сказать: «да ни о чём…», а можно выразиться явно противоположно, мол, «О-о! шикарно!..». Ясно одно – этот рассказ мало мерить категориями «понравилось/не понравилось» или, ещё того хуже, «понял/не понял»; его нужно прочувствовать и если это не удастся, то могу предположить, что мнение о нём будет выражаться фразой, что он какой-то … неопределённый, не внятный что ли. Но вряд ли это мнение будет верным.

Мне представилось, что эту историю можно сравнить с морем в серую бурю, когда всё тайное со дна поднимается наверх, перемешивается, бурлит, и ухватить в мутной пучине что-то не так просто – вот оно вроде в руках, но одно неловкое движение, и это что-то, поднятое со дна, снова исчезает водной мгле. В этом рассказе ухватить основную мысль также проблемно, чему явно способствует внешняя простота и предельная вроде ясность изложения. И это при всём притом, что вопрос-предложение, вынесенный в заглавие рассказа, ответ получает уже на первых страницах. Как? – да просто – «С ними надо разговаривать», и далее по тексту потом добавляется: «… и ещё – слушать». Энн всё так и делал, разговаривать пытался (неловко, неумеючи), и слушал. А вот то, что он услышал от трёх разных девушек, это уже отдельная тема для разговора.

Их рассказы о себе, о кусочках своего прошлого, о предназначении и роли только с виду, мягко говоря, странные и непонятные, «ни о чём», но в самом деле при внимательном прочтении складно дополняют друг друга, являясь частями одной истории. И вот тут я бы снова посоветовал будущему читателю «прочувствовать» эти строки. Да, они довольно туманные на первый взгляд, но именно от них рассказ хоть немного искрится, хотя в целом же он не самый сильный у Геймана. Так мне почувствовалось, но, возможно, ощущение может поменяться со временем и при последующем перечтении этой истории.

Для того, чтобы охарактеризовать впечатление от этого рассказа в двух словах, вполне подходят слова Джека Воробья: «Забавно до дрожи». Несколько утрированно, может быть, но достаточно верно. Рассказ интригует и создаёт нестерпимое желание продолжить знакомство с «Вирикониумом» хотя бы для того, чтобы узнать и понять, что, чёрт возьми, это за мир, и что там вообще происходит, — это «забавно». Мир здесь очень странный, доселе мной не встреченный, — безжалостный, бесплодный, мрачный, извращённо-чувственный, такой же голый, как и Ламия, женщина без кожи, — и это «до дрожи». Обнажённость мира из этого рассказа смердит, дурно выглядит, он завораживает и влечёт каким-то животным интересом к себе. Оказаться в этом мире присутственно не хочется – слишком жутко, но узнать его поближе (со стороны, конечно, «из-за стекла») желается предельно сильно.

Не читав пока всего «Вирикониума» трудно определённо сказать, как данный рассказ выстроен в цикле хронологически: с каким успехом он может оказаться его первой частью, с таким же и быть его промежуточным эпизодом и даже заключительной частью, учитывая его финал. Как бы то ни было, «Метаморфозы Ламии» хоть и необычны и непривычны для первичного восприятия своим слогом и, что важнее, своим содержанием, однако же, являют собой очень интересную на мой вкус вещицу. Продолжу цикл, несомненно.

Отцы и дети… Вечная, кажется, тема. В разные эпохи характер отношений между ними может разниться и трансформироваться, но неизменным остаётся тот факт, что хорошие отцы радеют за судьбу своих отпрысков постоянно, денно и ночно, в радости и в горе, всю свою жизнь, и даже, как в этом рассказе, после своей физической смерти. История получилась неплохая, но всё же, на мой взгляд, недостаточно сильная в психологической составляющей.

Вообще же, мне подумалось, что будь я сценаристом или режиссёром кино, я бы непременно попробовал экранизировать этот рассказ. При должном подходе к визуальности ряда, антуражу, костюмам, свету мог бы получиться отличный киновариант сюжета. Показать взаимоотношения между отцом и сыном через роли и образы, сыгранные родителем, так и представляется мне ярко и привлекательно, а если ещё и добавить побольше драматизма, чего так не хватает «237 статуям…», вообще получилась бы конфетка. Рассказ же, мне показалось, немного поверхностный и скоротечный, а достоинство его сосредоточено в идее, каркасе истории. Не доработано, а жаль.

Если говорить начистоту, рассказ странный. Один из тех, который может получить от одного читателя полный разнос и обвинения в бредовости, пустоте и всяком отсутствии внятной мысли, а от другого – восхищение и восторги за глубину вложенных идей и философичности. В этом одновременно его достоинства и недостатки: можно домысливать за недосказанностью автора (по желанию), а можно прочесть на досуге, фыркнуть и забыть. Но, знаете, не всегда интересно «домысливать», иногда в таких случаях хочется всё же отчётливо понять, для чего, собственно, всё это написано и что истинно несёт в себе данная история.

Мне, в общем-то, захотелось домыслить, прочувствовать рассказ, но я немного сомневаюсь, что мне это удалось. Мысли от прочитанного зыбкие, робкие даже, и несколько неуверенные, чтобы дать всему этому одухотворённую оценку. При этом я всё же нисколько не боюсь ошибиться в понимании написанного, ибо сомневаюсь, что есть на это хоть сколько-нибудь ясная однозначность.

Что я понял, вернее, что мне подумалось (после второго прочтения, кстати)? Что так же, как, не познав Зла, не постигнешь и суть Добра, так и здесь – не выпустив и не увидев Тьму, не заметишь Солнца, что оттеняется ею. Только узнав обе ипостаси Бытия сможешь понять разницу и взаимосвязанность их. Тогда и мир сдвинется с точки, и время вновь потечёт вперёд, сорвавшись стрелками с застывших прежде «десяти минут десятого», и вот уже 10 утра, и 11... и будет день, и будет вечер. И будет завтра… Придёт ли со всем этим настоящая, взаправдашняя смерть, не знаю. Станет ли выпущенная на волю Тьма Началом Конца, или таки новым Началом, — нет ответа. Может и есть, но тогда у каждого свой, но это того стоит, наверное так…

Замечательно смешная зарисовка в одну страницу, именно тот случай, когда краткость — сестра таланта. Потому и длинно отзываться о ней — кощунство. «Мы матом не ругаемся — мы на нём разговариваем», — такой девиз избрали себе венерианцы (которые, заметьте — с лопатами). Благо, что и землянам крепкое словцо не в диковинку, а посему процесс налаживания крепких, дружественных отношений, что называется, «пошёл».

Граждане, будьте взаимовежливы, * * * ... (вырезано цензурой). :-)

В этом рассказе Нил Гейман опять использует свой излюбленный приём, в ходе повествования переворачивая всё с ног на голову, тасуя жизни и судьбы разных людей. Так было и в «Этюде в изумрудных тонах», и в рассказе «Троллев мост». Так и здесь Гейман свободно меняет текущие жизни людей, заставляя (предлагая?) им быть не самим собой, побыть в шкуре другого человека. Но в отличие от того же «…моста» в этой истории он не делает это с шокирующей лично меня мерзостью процесса обмена, а делает это легко и непринуждённо, как бы желая сказать: «А я что? Я ничего… Они сами этого хотят…».

Его главный, безымянный герой выбрасывает сотовый телефон в автомобильное окно, и уже в следующую секунду его посещает интересная мысль-вопрос: а что будет потом, когда некто, нашедший этот мобильник, вдруг обнаружит, что ему подарили чью-то жизнь? Однако он нисколько не задумывается о том, что уже ему «подарили чью-то жизнь» в тот момент, когда, имея в кармане чужой бумажник с чужими кредитками-жизнями, он подбирает тот конверт антрополога с докладом, квитанцией из отеля и презервативами. Не задумывается, нет. Не задумался, наверное, потому, что сам прежде отказался от своей собственной жизни, а возможность пожить чужой посчитал этакой забавной штукой, да и пофиг было, грубо говоря.

Его глубочайшая депрессия, когда «хочется, чтобы мир перестал двигаться» мимо него, когда кофе не имеет вкуса, когда переспать всё равно с кем, в принципе, понятна – у каждого такое случается. Тут главное два момента соблюсти: чтобы без крайностей, и главное, иметь желание выйти из неё. У главного персонажа такого желания не было, и более того, он желал и стремился быть мёртвым, пусть не буквально, но всё же быть этаким зомби, да. И поди ж ты, в конверте – какое совпадение! – доклад учёного на эту тему, а в барах и на улицах Нового Орлеана зомби и вовсе вполне осязаемы, зовут и манят за собой, интригуют и влекут. И он согласен, что ему будет хорошо с ними, покойно. Иногда даже такие желания исполняются, ведь каждая встреча – не случайна…

Я далёк от мысли, что полностью и до конца правильно понял этот рассказ, хоть и прочитал его подряд два раза, но думаю, что в данном случае не зазорно чего-то не понять или понять по-своему, так, как это ближе к самому себе.

Приятный рассказ. Неожиданно для себя самого поймал себя же на мысли о том, что мне понравилось, невзирая на мой почти полный не-интерес к подобной тематике. Дело в том, что персонажи этой истории написаны так, что о них хочется думать, их хочется чувствовать, к ним пробуждаются какие-то чувства, далеко не идентичные относительно каждого. Их в рассказе всего три: муж, жена и призрак. Джанин в её прямо скажем сумасшествии жалко как раз той степенью этого чувства, когда оно граничит с неприятием подобной мании, с пониманием обреченности и невозможностью помочь. Участие же мужа, конечно, не могло ей помочь, ибо было мнимым, лишь словесным, его больше заботила его книга. Но его тоже жалко равно «досадно», что так с ним вышло. Призрак и вовсе возмущает: какие ж это дуэли?? — это самые настоящие бесчестные убийства, спланированные и гадкие. Самое противное, что управы на него не найдется, и от того гнетущая атмосфера безысходности порядком меня захватила. В общем, хорошее повествование неизвестного автора.

В этом рассказе всё просто. Просто в понимании и просто в движении, так сказать. События происходят и описываются как вполне элементарные вещи, не требующие как будто объяснений и доказательств, несмотря на свою неординарность. Жил-был волк в зоопарковой клетке, никого не трогал, думал о подружке, вдруг — бац!, ни с того, ни с сего превратился в человека. Непонятное состояние смущало, мешало, доставляло неудобства, и это понятно, как и его желание обрести прежнюю, волчью сущность. Нет ничего невозможного, достаточно лишь захотеть, и через некоторое время второй бац! — и он снова волк, притом в своей же родной клетке. Не беда и не проблема, что успел посеять своё семя, по сути совершив преступление, изнасиловав женщину, главное, по мнению автора, его щенячий взгляд на коляску, полный участия и типа любви к потомку, и надежда на его такие же феноменальные способности к смене обличия. Легко и просто, и не надо полной луны для этого и прочего. Пустое, но написано неплохо.

Не самый удачный рассказ авторов. Не сильно оригинальный даже в идее, каркасе — телепатия уже на тот момент (1945-й год) «офантазировалась» довольно обширно писателями-фантастами и учёными, — он ещё и не очень смелый в реализации, робкий что ли, словно весьма благодатную почву этой тематики Каттнер & Мур только копнули лопатой, тогда как другие врезались в неё экскаваторами, бурами, скважинами (прадва, справедливости ради скажем, что произошло это значительно позже).

В этом рассказе авторы сделали акцент на социальном характере проблемы телепатии, разделив общество на телепатов и не-телепатов. Психологическая составляющая при этом, прямо скажем, не удалась, хотя само расслоение общества после взрыва показано неплохо. Причём расслоение это многоуровневое: социум разделился не только на мутантов и нормальных людей, но и Болди, оказывается, есть разные — нашлось место и асоциальным типам. Что есть телепатия — благо или зло? полезно ли сие качество или наносит вред? дар это или проклятье? — однозначных ответов нет, весь вопрос в носителе этой способности, данной богом ли дьяволом ли...

В целом же, рассказ скучный, не интересный даже, да и название его в лучшем случае не верное и слабо отражающее сущность представленной в нём проблематики. Сын Букхалтера здесь всё же лишь часть проблемы, но никак не главная её составляющая, и подавно — не сама проблема.

В принципе, я всегда избирательно подхожу к такому выбору, как «что бы почитать?», но иногда случается так, что читаю всё подряд, допустим, какую-нибудь антологию – полностью все рассказы в ней. Таким вот образом мне пришлось случайно прочесть и этот рассказ в сборнике «Фата-Моргана 9». Именно – пришлось. Да простят меня возможно имеющиеся в мире поклонники этой писательницы и этого рассказа (в чём, я сильно сомневаюсь), но такого бреда я, наверное, никогда не читал. Наличествующие амбиции и претензии на психологизм, достоверность и оригинальность сюжета настолько же велики, насколько на поверку они оказываются абсолютно нелогичными, лживыми, да и просто – глупыми.

Откуда в Англии мог бы взяться этот клад из 30-ти серебряных монет со зловещим прошлым непонятно, ибо, говоря мягко – притянуто за уши, а сказать по чести – лживо и не исторично. Но я всё же по своему обыкновению попытался-таки найти (зачёркнуто) придумать более-менее правдоподобные объяснения этому явлению: либо их занесли возвратившиеся из крестовых походов англичане, либо же это просто символ, использованный как характеристика продажности и алчности человеческой. Но все мои потуги найти рациональное разбиваются об острые края истины: Иуде заплатили шекелями – еврейскими монетами, на которых запрещалось изображать всяких идолов-людей, но автор подсовывает читателю визуал о том, что на монетах из клада были изображены римские цезари. В общем, элементарная безграмотность налицо, да и других достоинств у рассказа нет и в помине.

«Я мыслю – значит, я существую» (Декарт)

«Я лишь думаю, что я существую, но это ложь» (Неизвестный автор)

Путешествовать в Космос можно, и писателями-фантастами придумано множество разных способов исполнения этой мечты человечества, один из которых – бестелесный, нон-физический, осуществимый лишь как полёт разума, перемещение сознания на многие парсеки далеко во Вселенную. Я абсолютно точно знаю это, ведь я мыслями всю прошедшую неделю был в космосе: за пределами Солнечной системы, где-то близ коричневого карлика под названием Большой Бен, на борту «Тезея» и в лабиринтах «Роршаха». Сейчас я возвращаюсь на «Харибде», вместе с Сири Китоном, историю которого так талантливо и ярко рассказал мне Питер Уоттс, окрестив её «Ложная слепота». Я узнал её, и теперь как упырь, как вампир Юкка Сарасти, которому это подвластно, не просто вспоминаю эту историю, но снова переживаю её, пусть даже это другая реальность…

* * *

/…почувствуй себя Сири Китоном…/

Сири Китон, я обращаюсь к тебе. Ты летишь сейчас в этой капсуле, в челноке «Харибда» к нам, на Землю. Домой. Я не знаю, свидимся ли мы ещё когда-нибудь, — навряд ли, — но я хочу сказать, что несмотря ни на что, ты победил и ты возвращаешься. И ты жив, пока ещё жив. Тебе было трудно, ты был всего лишь наблюдателем (всего лишь? Нет, Сири, ты был более, чем просто невзрачным соглядатаем. Ты был главным героем, саvsv важным связующим звеном в цепи), проводником Контакта, оценщиком, а тебя обманули, кинули в самую гущу событий, в самое месиво конфликта, бойни. Не объяснив, не высказав даже намёков. Окунули в грязь, унизили, почти растоптали. Зачем? Я, честно говоря, этого до конца не понял, но, поди ж ты пойми мысли этого вампира и деяния Капитана. Возможно для того, чтобы ты всё понял. Ты понял.

И вот ты летишь домой – летишь человеком, без своих инструментов, без механических и псионных прибамбасов. А твои – коллеги? собратья по несчастью? соратники? враги? – остались там, у Большого Бена, растерзанные, раскромсанные «Тезеем» и «Роршахом» на молекулы, ошмётками своими напоминая космосу о самом странном Контакте двух цивилизаций. Таких разных, что компромисс был не возможен, был отрицаем задолго да контакта. Вы, команда «Тезея», попытались сделать это, но сделали это грубо, топорно, угрожающе жестко, кроваво. Ответная реакция в данном случае была вполне логична; или это ваше вероломство было ответно? Не важно…

Жаль, что так вышло. Жаль тебя, и жаль Аманду Бейтс, и немного Исаака Шпинделя. Мэнди была сильной, она была хорошим бойцом, хорошим солдатом; она сначала выполняла приказы, и лишь потом обсуждала их – про себя, внутри, в своём сознании. Она наверняка хотела вернуться, как и все вы, но знала, что не вернётся; она прикрывала тебя, когда ты улетал. Как прикрывал тебя потом враждебный Большой Бен, когда она уже была бессильна помочь тебе. Её чувство долга было сильнее науки и желания выжить. Исаак не любил тебя, может быть, даже ненавидел и ты должен был это знать. Но он хотя бы не обманывал тебя. Или просто не успел?

Абсолютно не интересно, не эмпатично, что в итоге вышло со Сьюзен Джеймс и её Бандой – инфантильность Мишель и грубая напористость Саши (кто же четвёртый в банде??) не влекли, не симпатировали. Раздражали. Каннингем – пешка с сигаретой в зубах – также не оказался мне близким товарищем. А Сарасти… Он был сильнее всех вас вместе взятых, но слабее каждого в отдельности, потому что его глушили неприязнь и ненависть к вам. Но его образ, каким мне его нарисовали, оказался слишком туманным и недосказанным, что в данном случае не равно «загадочный и интригующий», а всего вернее – отталкивающим. Дело даже не в том, что он упырь, вампир, а в том, что он играл не по правилам. И что так поступил с тобой, Сири. Но игра была слишком крупной, и ставки слишком велики, чтобы этому хищнику думать ещё и о благополучии добычи.

Тебя, Сири, водили за нос, тебе резали ладони, тебе не давали истинного знания, всего знания, он ты всё равно понял. Пришлось понять. Постиг разницу между умом и разумом; врубился в разность сознания, самосознания и подсознания; познал слепоту и ложь, и ложную слепоту, и правду и прозрение. Или снова моё и твоё видение внешнего слепо и ложно? Правдиво ли то, что я вижу, и то, что я вижу – правда ли? Но я лишь несовершенный и слепой человек, дано ли мне найти ответы на эти вопросы?

Ищи ответы, Сири Китон, ищи, у тебя есть на это время, много времени.

Лети, Сири Китон, лети. Ты долетишь, обязательно долетишь, и ты поймёшь, что всё не напрасно. Наверное, не напрасно…

* * *

«Ложная слепота, или Истинное наслаждение»

Питер Уоттс, спасибо тебе за «Слепоту». Ты написал отличную книгу: мощную, стройную, интересную, умную. Ты шокировал меня, ты насмехался, ты издевался надо мной, чёрт возьми!- пусть, — но ты насладил меня нектаром живительной интеллектуальной фантастики (фантастики ли?). Ты ухмылялся и хохотал надо мной, но я терпел. И ждал, и учился, и познавал, и думал. А ты всё издевался, боже, как ты издевался! И тебе было всё равно.

Ты обрушил на меня лавину трудного, несваримого, тяжеловесного начала книги и в первую сотню страниц я был погребён под научными терминами, идеями, мыслями, гипотезами, знаниями и суждениями. Ошеломлённый, раздавленный, расплющенный я начал потихоньку выгребать, и когда мне уже начинало казаться, что просвет близок, ты сгонял новую лавину, ведь тебе было плевать, выберусь ли я.

Абсолютно плевать на то, понял ли я хоть толику того, что ты вывалил на меня. Видит бог, я искренне старался понять и разобраться, но ты, ухмыльнувшись – я видел это! – цедил сквозь зубы: «Неужели врубился? Ха, а ну-ка, попробуй этот орешек. Как он тебе, твёрдый? Ничего, грызи, грызи, у меня их ещё много…». И я грыз твои гипотезы, теории и максимы. Что-то не получалось, откладывал на потом, в желании всё равно когда-нибудь постичь суть по максимуму. Но справедливости ради надо сказать, что твои опыты надо мной практически закончились после первой трети книги (или это я адаптировался к ним?) и ты больше уделил динамике и психологизму повествования, что я и ценю как раз. Получилось оценить.

Чёрт подери, каких только областей человеческих знаний ты не коснулся: психология с бо-о-ольшим уклоном в сторону психиатрии, генная инженерия, лингвистика, биология, ксенология, и, конечно, астрофизика и химия органики. Возможно, твой подход к систематике представленных идей и опыта несколько поверхностный, но, по крайней мере, он даёт большой стимул желать познания всего этого «очевидного-невероятного».

«Ложная слепота» Питера Уоттса – вещь потрясающая, шикарная, мощнецкая. Противоречивая и неоднозначная, да. Она сильная в своей целостности и слабая частями. Она беспросветная и обнадеживающая одновременно. Она правдива и лжива, вероятна и спорна, глубока и поверхностна, многогранна и однобока в одно и то же мгновение. История самая фантастическая из возможных и самая возможная из фантастических. Но всё это несочетаемое, казалось бы, но фантастически искусно собранное воедино, дало на выходе книгу, которая оказалась мне сильно по душе. Напор мысли, смелость идей, абсолютное отсутствие шаблонности и штамповок подарили мне неделю истинного наслаждения!

Ещё один «перевертыш» в концовке от Нила Геймана, который, впрочем, не произвел на меня большого впечатления. Может, мне просто не понравился этот Арлекин — его влюбленность на поверку оказалась всего лишь банальным, похотливым желанием обладать девушкой, «затащить её до вечера в постель». Фу, низменно это всё, и посему — нет к Арлекину ни интереса, ни сочувствия, ни сопереживания, как не было и пожелания ему удачи в его предприятии. И в итоге — сердце съедено, миссия провалена, и в пассиве зеро и немытая на кафешной кухне посуда... А всё потому, что роль сыграна фальшиво, а расплата за фальш жестокая и бессердечная. В прямом смысле. «Покайся, Арлекин»...

«Никакой» рассказ. Не страшный, не интригующий и вообще, какой-то расплывчатый. Сложилось ощущение, что он до конца не продуман: по-хорошему загадочный в начале (для затравки — странное черное животное, ниоткуда появляющееся и в никуда исчезающее, между делом загрызающее насмерть всякую мелкую домашнюю живность), ближе к середине он превратился в фарс, связанный с попытками отлова и отстрела черного ретривера, а к концу и вовсе скатился в какую-то банальщину, причем выделенную автором заглавными буквами — «это были отпечатки лап огромной СОБАКИ». Всего-то лишь — огромной собаки. Как будто Финней расписался в своем неведении в том, кем же всё-таки преподнести читателю это загадочное черное животное, и решил, махнув рукой: «ааааа, фиг с ним, пусть будет огромная собака...». В общем, неинтересно, ибо нелепо.

Неплохой рассказ, но присущей Брэдбери глубины и многозначительности здесь нет. Да и, по большому счету, выдать из этой простенькой задумки что-то истинно многослойное, насыщенное действием и эмоциями, трудно. Но хоть бы рассказ логичен и правдив, а итог его закономерен, ибо является единственно возможным. Нельзя, играя в игру, участвуя в постановке, нарушать их правила и регламент. Нельзя, будучи всего лишь частью наживки, диктовать условия рыбалки (так, метафорично можно назвать то, чем занимался владелец ресторана — ловил на живца/живцов клиентов, желающих воочию лицезреть красивую пару за обедом). Нельзя червяку-наживке влюбиться в блесну — слишком велика пропасть, ведь червяки меняются, а блесна остается. Бесплодно и пусто думать и мечтать о том, чего не может быть по определению. Нет, ну конечно, можно было в концовке изобразить хэппи-энд и воссоединить парочку, и таковое окончание рассказа было бы воистину «брэдбериевским», но хорошо, что этого не было сделано, и всё окончилось так, как описано. В противном случае, рассказ был бы пустым, без-идейным и мнимо-обнадеживающим... А так, всё на своем месте.

Добротная история с нетривиальным взглядом на природу вампиризма, правда, с небольшими огрехами. Вампиры же в итоге оказались если не спасителями человечества, то победителями в межпланетной войне уж точно. Боюсь даже представить, что случится далее на Арктуре по прилёту этого корабля... Люди-то научились с ними бороться, а арктурианцев жалко немного. Впрочем, поделом, ведь как сказал когда-то Александр Невский: «кто с мечом к нам придёт, тот от укуса вампира и погибнет...» :-)

Хм, и после этого рассказа кто-то ещё станет сомневаться в феминистских взглядах госпожи Типтри-младшего и доказывать обратное? Пустое занятие. Может быть, эти взгляды не самые крайне-радикальные, но то, что никакого почтения и уважения к мужчинам именно в этом рассказе не наблюдается, это точно. Они показаны здесь в самом неприглядном виде, нытиками и слабаками, и три гомосексуальных акта на дюжине страниц текста только подтверждают и усугубляют и без того безрадостную и нелицеприятную картину увиденного. Как итог – минус три балла – по баллу за каждую сцену и те негативные эмоции, опознанные и зафиксированные моей нервной системой.

На что направлены аллюзии с именами персонажей, для меня лично осталось большой загадкой. Тимор, Оттава, Сантьяго и другие топонимы на уровне моих не самых скромных географических познаний всё-таки никак меж собой не связались во что-то единое по замыслу, и потому, посчитав эти «ажуры» лишёнными смысла, я ещё на балл снизил оценку своего восприятия этой истории.

Но надо признать, что сюжетная линия сама по себе вполне оригинальна и нетрадиционна, и потому – таки интересна. Мне такая картина будущего, пожалуй, нарисовалась впервые, соответственно, — плюс 1 балл за идею. Итого, в сухом остатке имеем «7», и эта цифра вполне достоверно в моей системе координат отражает отношение к подобной тематике, то есть «сдержанно-брезгливое»…

Занятная история, исполненная «по мотивам» вполне достоверных реалий из микромира земных насекомых некоторых видов, но в декорациях инопланетного уклада жизни. Даже самка, от лица которой ведётся повествование, в тех частичках её описания вполне создаёт себе образ паучихи – длинные, тонкие руки-щупальца; жирное, округлое тело; способность к укусам и яйцекладу и ещё пара-тройка деталей. Но самое интересное, что человеку было с ней очень даже приятно, и даже в интимном плане тоже. Ну, до поры, до времени. До открытия брачного сезона, в ходе которого он и узнает все «прелести» своего положения «горячо-любимого» бога и мужа, и узнает каково это, когда любят «всего тебя», целиком :-)

В большой степени нелогичный, неинтересный и непонятный рассказ. Это ж надо, выдающийся учёный, светило советской научной мысли на себе ставит эксперимент, вставляя «шпионскую» иглу в голову, в мозг, — эксперимент неудачный, заметьте! – причём совсем неясно какие при этом преследуются цели опыта, и отправляется туда, куда вовсе не планировалось попасть. Какая-то очень уж непростительная ошибка для гения науки, учитывая ее размеры – 11 с половиной тысяч лет разницы, представьте себе. Я как-то очень далёк от мысли, что в планы Рогова входило сгонять в будущее, чтобы посмотреть на танец пусть и прекрасной женщины в 13582 году.

А эти любовные многоугольники – к чему они? Показать, что ничто человеческое не чуждо советским учёным? А эти странные нерусские, не советские даже фамилии? Ерунда какая-то, общий фон которой явственен, и который хоть немного скрашивает незашоренный взгляд автора на Советы того периода, и даже некоторое знание материала. Но название, сварганенное из строчки в конце текста, а точнее его смысл (если таковой имеется), остались, наверное, навсегда за гранью моего понимания.

В целом же, если вы по каким-то причинам пропустите этот рассказ, то абсолютно ничего не потеряете.

Я люблю кошек (а особенно котов и больше – рыжих), и почти несомненно, что Гейман тоже их любит, поэтому мне очень приятно было читать этот рассказ, а Гейману – почти несомненно опять же, писать его. В общем, всё сошлось, и рассказ мне понравился. И не показался нелогичным, наоборот же – весьма стройным и складным. Появление Чёрного кота объяснимо, особенно если не пропустить несколько слов рассказчика в конце истории. Оно было превентивно, оно было предопределено и спланировано некими силами как противовес последующему появлению дьявола и связанных с ними неприятностей. Кот-хранитель был послан (или сам пришёл, ведь коты и кошки гуляют сами по себе) для защиты и он успел, и он сражался, и он и дальше будет сражаться за жизнь и судьбы тех, кто вверен ему под опеку. К тем, кто к своему стыду и страху будут высчитывать, сколько он ещё протянет…

Отличная, добрая, немного пугающая история от великолепного рассказчика.

Жестоки не дети – жестоки их игры, в которых они зачастую неосознанно подражают взрослым, оставаясь при этом всё же маленькими детишками. Отсюда произрастает своими корнями страсть детей к игре в «войнушку», например – самой жестокой взрослой «игре», но самой, пожалуй, увлекательной детской забавой. И отсюда же берёт начало представленная в рассказе «игра», в которой, как оказалось, трудно, но необходимо было играть по правилам, и до конца. Но играм детей требуется постоянная динамика и неувядающий интерес к ней, в противном случае они не хотят её продолжать и начинают «жульничать». Может быть, Бобби не жульничал (в этот раз), но блефовал уж точно. Блеф, этот игроцкий приём, в конце концов, принёс ему победу (победу ли?.. но он говорит, что победил), но бабушка… Впрочем, этот итог был лишь частью игры. Недетской игры в смерть.

-- Значит, ты не американец?

-- Никто не американец.

(Из диалога Тени и мистера Среды)

Роман «Американские боги» не предназначен только для американцев. Он даже написан не-американцем. Так думал я всё время, пока читал его. Так думал я некоторое время после того, как перевернул последнюю страницу. Я и сейчас так думаю, ведь этот роман нельзя привязать и отдать исключительно одной Америке, его можно адресовать практически любой стране и территории — хоть Германии, хоть Англии, хоть России, хоть Монголии, хоть Ботсване, — везде забывают старых богов и всё больше поклоняются новым.

Люди кладут жертвы новым богам (а порой и вовсе божкам – неоперившимся, но лоснящимся от богатства, наглым и властным). Для людей теперь телевизор – алтарь, которому они ежедневно приносят жертвы – время, и деньги, а иногда – друг друга, и любовь, и верность, и внимание и размен на счастье. Эти же жертвы (на примере Америки это показывает Гейман) приносят они «Грейхаундам», двигаясь его автобусными маршрутами; и одеколону «Олд-Спайс», разбрызгивая его по лицу и телу; и «Джеку Дэниэлсу» с «Пабстом» в придачу, потягивая их в баре «У Джо»; и «МакДональдсам» с «Бургер-Кингами», отравляя свои организмы нездоровой пищей; и заправкам «Амоко», питая их горючими смесями баки своих «фольксвагенов» доверху; и «Walking after Midnight», заказывая её в мьюзик-боксе какой-нибудь дешёвой забегаловки. Люди отдают себя этим новым богам, принося в жертву снова и снова…

Действие романа происходит в Америке, но, повторюсь, это могло было быть и в любой другой точке мира. Просто Америка здесь – как квинтэссенция всеобщей, мировой безбожности, амнезии веры и упадка культуры. Удобная страна для развития сюжета – обширная – от Судного дня-Запада до Восходящего солнца-Востока и от Равноденствия-Юга до Арктического сияния-Севера. Великое множество рас, народов и народностей, вер, религий и мифологий, культур, субкультур и анархии. Полезная страна для Геймана – только на её примере он мог достойно выразить свои мысли.

Но разве только в Америке забыли старых богов? Но разве только здесь для них «чёрный день давно наступил, и с каждым днём он всё чернее и чернее»? Но разве только здесь «мёртвые что-то скрывают от нас»? Разве только здесь одинаковость страны во всех её уголках – огромная иллюзия? Нет, и это повсеместно, и Америка в романе как место действия – это гипертрофированная сущность всего происходящего в наше время.

«Старые боги в этой новой безбожной стране»

(Из монолога мистера Среды)

А тем временем брошенные, позабытые, покинутые, напуганные и обобранные боги прошлого перебиваются на тех крохах поклонения или веры, которые они ещё смогли отыскать. И осталось им только тихо-смирно доживать свой век, что они и делают: доживают его и перебиваются кое-как на краю новой культуры, где они никому не нужны и где к ним никто не присматривается чересчур внимательным взглядом. Влияния у них осталось мало, они вкалывают на заправках, в такси и в стрип-барах, крадут и обманывают. А их время уходит, но им не хочется уходить и нужно пойти в штыки на новых богов, нужно дать им последний и решающий бой. Бой, который просчитан до эпизода тем, кто, быть может, ещё сохранил своё могущество и желание остаться на плаву достаточным для того, чтобы действовать, и воевать, и победить.

Образ этого бога висельников – Одина / Вотана / мистера Среды, туманен, хотя раз за разом Гейман добавляет в повествовании к его описанию штрих-другой. Костюм, борода, манера есть, манера говорить, — всё это складывалось в портрет, который распадался на ничто в те моменты, когда Всеотец не присутствовал на страницах книги. Он был способен внезапно переходить из экстравертности к периодам напряжённого молчания, его устраивала простота, смешанная с душевностью обстановки («-- Кормят здесь хорошо? – Не особенно, но зато атмосфера незабываемая»). Он всё видел, и всё знал. Про всех и про каждого, и даже про то, что кто-то, где-то, когда-то закопал живого котёнка в коробке из-под обуви в саду. Он знал всё, и он хотел и дальше жить-быть в этом мире, и знал способ (один-единственный способ) как это сделать. И он знал того, кто сделает это. Он знал его всю жизнь.

«Среда хотел, чтоб так было. Я пил его мёд»

(Из ответа Тени)

Тень. Вся загадка романа Геймана для меня не в судьбах старых и новых богов, не в хитросплетениях сюжета, — хотя и в них тоже, но более всего в личности Тени. Заглавный герой, наёмный работник мистера Среды, оказался как будто без имени, без возраста, без характера. Но личность его – главенствующая в судьбе мира, — притягательна и интересна, она живая, хоть и не яркая; она думающая, хоть и не отличается высокой интеллектуальностью. С самых первых страниц мне захотелось, чтоб Тень стал моим другом, чтобы он протянул мне руку и сказал: «Привет, я Тень. Будем знакомы?». Мне он понравился сразу: вольный и волевой, раненый и ранимый, целеустремлённый и цельный, сильный и хрупкий – вот таким мне представлялся его образ. Я полюбил его, я без его согласия записал его в свои друзья. Нет, я скорее всего не хочу быть им, походить на него, но я хочу, чтобы он был моим другом. Хочу, чтобы такой герой был моим другом.

Очень полюбилась мне эта книга, стала почти «настольной»: нет-нет, да возьму и прочитаю пару глав из неё; тут да там найду интересную мысль, цитату, эмоцию. Для меня эта книга стала высшим наслаждением за последнее время. Это моё. Это в моем резонансе, в моем мироощущении.

Читайте, и найдите для себя что-то в этом романе, от чего не сможете закрыть глаза!..

НЕ-ужасный «ужастик» в довольно странном исполнении. В полтора десятка страниц Энтони Бучер захотел втиснуть много чего: страшную историю с невероятными монстрами, сдобренную местными легендами о них (о неких «Сгибающих», которые «кусаются»), триллер с убийством (зачем и почему Таллант убил своего давнего знакомого, так и осталось большой загадкой), и даже альтернативную историю (вскользь упомянутое «созданное после войны Корпоративное Американское Государство» – жёлтый смеющийся смайлик), и прочее. Втиснуть-то втиснул, действуя, наверное, по принципу «состряпаем-пиццу-из-всего-что-есть-в-холодильнике», но удобоваримого блюда не получилось. Не ново и не интересно. Да, и перевод не просто плохой, а очень плохой: в русском языке правила построения предложений хоть и не такие жёсткие, как, допустим, в английском, но они есть; в переводе же они нарушаются довольно часто. Этот факт омрачает и без того незатейливый рассказец…

Потрясающе сильная вещь Роджера Желязны, наглядно показывающая его несомненный писательский Талант с большой буквы, высокую степень интеллекта и глубокое знание предмета. Великое множество аллюзий, отсылок, метафор, сравнений с литературным наследием прошлого: здесь и Экзюпери, и Джойс, и Шекспир, и, конечно, сама Книга Экклезиаста, как составная часть Ветхого Завета, на которой и основана эта повесть. Повесть сплошь, когда явно, а когда незримо пронизана цитатами, и мыслями и максимами из этой самой пессимистической, самой беспросветной главы Библии. Фактически, это вольный пересказ основных тезисов Экклезиаста, несомненно, удачный, умный, немного спорный, но от того и притягательный. Мне в своё время повезло узнать оригинал, когда в старших классах нам факультативом, в рамках «Мировой художественной культуры» давали избранное из Ветхого Завета, и при всей многочисленности разных историй, мне тогда Проповедник глянулся и запомнился более всего. С ним можно было спорить, над ним можно было размышлять, в нём – кладезь мыслей, которые мы цитируем ежедневно, как ни странно.

Основная мысль и повести Желязны, и Проповедника не раз и не два озвучивается:

«…суета сует, всё суета, всё – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем…»,

И далее раскрывается суть этой цитаты: в повести – намёками, в оригинале – явно, без обиняков:

«…что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?...»

Труды Гэллинджера по переводу марсианских Писаний – труды тяжкие, и

«…предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем…»,

но, как оказалось, практически бесполезные, бесплодные, ибо допуск к ним, по большому счёту, был лишь приманкой; а если и не приманкой, то тем, что давно пророчествовали древние в Пути Малана, марсианской Библии. Но сказано в земном Проповеднике:

«…Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…».

Гэллинджер перевёл древние свитки Марса и принял древние знания, и исполнил пророчества, сам того не ведая, и великая скорбь поселилась в нём вместе с приобретенными знаниями, и познал он всю тщетность и бесплодность своих дел – всё суета и томление души,

«…потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь…» и «…потому что все дни его — скорби, и его труды – беспокойство…».

Гэллинджер сражался, и победил, но победа эта оказалась не его: кого угодно – марсиан, Локара, Малана, капитана Эмори, его отца, желавшего видеть сына священником, миссионером (что, в общем-то, и случилось, ведь Гэллинджер-младший, читая Проповедника марсианам, нёс, по сути, миссионерское бремя, как бы он не противился этому), — кого угодно эта победа, но никак не поэта с Земли. Горечь, скорбь и отчаяние его вполне понятны: он надеялся на любовь Браксы, но «эту часть долга она не смогла исполнить», но исполнила всю остальную часть пророчества, и остался «святой насмешник, Тот-кто-пришёл-насмехаться-в-Храме» как и прежде один, наедине с Экклезиастом, с его истиной, со своей истиной, имя которой — Суета — бесплодная, эфемерная, пустая…

Отличный текст от Роджера Желязны, — текст трудный даже в прочтении, не говоря уж о понимании. Смею надеяться, что хотя бы сотую долю процента я в своей манере понял верно…

Странный рассказик-зарисовочка. Ни о чём. На первый взгляд. Никаких мыслей. Сразу после прочтения. Они пришли позже. А сначала в голове было так же беспросветно, как и у миллиона тех людей-«леммингов» из рассказа, ушедших в океан, в небытие. Можно предположить, что Матесон даёт намёк на то, что когда-нибудь, когда источники пропитания для человечества иссякнут, они подобно тем зверькам двинутся в путь… Довольно-таки спорно, если не сказать глупо. Но «глупо» быть не может по определению, ведь автором значится Ричард Матесон, а его уничтожающие взгляды на некоторые вещи и мизантропия встречались мне в его историях и раньше. Просто остановлюсь на эпитете «безнадёжно»…

Довольно неплохой рассказ неизвестного мне доселе автора. Есть загадка, есть разгадка, которая порождает новые загадки, а такое чтиво мне по душе. Атмосфера гнетущей загадочности происходящих вокруг палатки событий передана неплохо, при этом слов для этого затрачено непомерно мало, но, как оказалось, в отличной степени абсолютно достаточно. Лай сторожевых собак, означающий приближение неведомого врага, с каждой страницей, с каждым абзацем становится всё громче, явственнее и ближе к двум караульным, и отлично иллюстрирует картину происходящего. Концовка немного странная, но в принципе, автор даёт возможность пофантазировать над некоторыми недосказанными моментами: кто этот враг? что произошло до того, как стали охранять ящик? где происходят события, когда? Ну, и главный вопрос, пожалуй, связан с тем содержимым ящика – с тем «древним оружием», означенным пятью странными знаками на куске бумаги. Забавно…

Интересный рассказ, конечный итог которого мне совсем не представлялся таким, каким он представлен «в натуре». Ничего и не предвещало такой концовки вплоть до самой последней страницы, но она такая, и она удивила, и она понравилась, и она подкупила при выставлении оценки. Я было предположил, что внезапно наступившее странное состояние «всезнания» у Фреда это следствие каких-нибудь безумных научных экспериментов доктора Зло или нерадивого рассеянного профессора; что, может быть, Фред попал под действие какого-нибудь Луча знаний, который случайно вырвался на свободу из плена изобретенного устройства. Ан нет!

И, как и во многих других историях Матесона, человек – это лишь пешка в чьей-то Большой игре, и жизнь – жестокая, циничная тётка, которой нет дела до кого-либо в отдельности, лишь бы она сама продолжалась. В нужный момент и не важно чьими руками она наполнит тебя до краёв счастьем, знаниями, властью – чем угодно, но в другой момент заберёт всё это с лихвой, без остатка, ещё и должен останешься. Выжмет тебя как губку…

Добротный, и, что самое ценное и притягательное, действительно фантастический рассказ без «вредных примесей» в виде мистики, лав-стори, или, прости, господи, присутствия таких модных ныне вампиров. Этот отличный пример ксенофантастики являет собой сложные, трудные прежде всего в психологическом плане (но и в той же высокой степени трудные в физиологической плоскости) научные эксперименты, совместно осуществляемые человечеством и инопланетной расой – ганенианами.

Только вот есть какая тонкость во всём этом действе: для того, чтобы сохранить всю «чистоту эксперимента», для того, чтобы исследования были предельно точны, научны, последовательны и результативны двум сторонам мало просто находится в согласии, взаимопонимании и компромиссности, — надо ещё и на самом деле быть единой командой, одним организмом, надо действовать слаженно и взаимо-полезно. Надо думать одинаково, думать как партнёр. Но это условие не всегда имеет положительное значение: иногда это – компромисс, признак ума и умения сотрудничать, а иногда, как в этом рассказе, — это проявление слабости, безволия и лицемерия.

Майкл, этот привратник на станции, как он сам себя называл, оказался тем слабым оленем в стаде, что достаётся преследующим стадо хищникам. Он оказался слабым. А ещё – бесчестным, беспринципным и бесхребетным существом. Мне он вообще не понравился, причём сразу, с самого начала. Этакая извращённая чужим влиянием, надменная, и даже маниакальная личность, слова и мысли которой, как мне показалось, издают зловонный запах своей низостью и ничтожностью. Стиль общения Майкла был мне неприятен, под видом «своего-в-доску-парня» он старался выведать тайны и мысли странников, попадающих на станцию. А за внешним интересом к ним скрывалось лишь любование самим собой, да его мнимая значимость на станции, хотя кто действительно был хозяином положения, известно каждому читателю.

Плохи и жестоки ли «динозавры»-ганениане, в мировоззрении которых нет места сантиментам и эмоциональным срывам и излишествам чувств – «нет!» всему тому, что может быть угрозой балансу и гармонии мира? Может быть, но гораздо более плох и жесток тот, кто теряет самого себя, кто начинает в критической ситуации думать не своими мозгами, а чужими, кто поддался и «думает как динозавр»…

Как жестокий, властный и циничный «динозавр»…

Знакомство с Олди не вышло безоблачным. Мне не сильно понравилась эта история. Возможно, она глубока, но как по мне, тогда уж чересчур; возможно, она поэтична, но как по мне, так размер плавает и рифма слишком явственна; возможно, она поучительна, но в ней не нашлось лично для меня недосказанных интересностей, притчевых мыслей (не точно понятые моменты, кои имели место быть, чур, не в счёт, — о них мне ещё предстоит подумать).

Что мне не понравилось конкретно, так это, первое – стилистика повествования, витиеватое, кружевное исполнение которой показалось мне слишком витиеватым и кружевным, немного не в меру; насыщенные сложными оборотами изложение событий и описание происходящего, порой довольно ощутимо путали сознание, капелька раздражения немного свербила в голове, и читать было чуток сложновато (учтём, правда, тот факт непривычности к новому для меня автору, возможно, это проходящее…).

Второй негативный момент, наверное, также вызван некоторой неосведомлённостью о самом Петере Сьлядеке. Я встретил его впервые, и он мне не глянулся. Люди говорят, что первое впечатление обманчиво, это я знаю, но другие люди также ещё говорят, что встречают по одёжке… Петер предстал предо мной уставшим, голодным, разражённым человеком, а это, согласитесь, даёт мало поводов для приятия и симпатии. Скорее всего, мы встретились с ним в его не лучший период, и на самом деле он отличный парень, почитаем – увидим.

Что до самого сюжета, то ничего кардинально нового он мне не рассказал. Лишь древнее мудрое изречение о том, что «люди бояться того, чего они не понимают» разжилось ещё парочкой глаголов: рядом с чем-то неведомым, внутренне-сильным люди заискивают, лицемерят и лгут в угоду своему страху, алчности, корысти и зависти. Я не хотел бы быть ни Сторцем, ни жителем той деревни – каждый сам кузнец своего счастья, и лично я не согласился бы «покупать» у Сторцев дарами и подачками удачу, счастье и милость…

И хоть описано всё действительно классно, умело, но отклика во мне почти не нашлось…

Довольно занятное чтиво. Как любили говаривать в советское время — «эпистолярный жанр жив». Повествование, действительно, вышло очень живое и приятное «на ощупь». Не избитый сюжет, хорошее исполнение, внятный слог, — вот слагаемые позитивного восприятия этого рассказа. Главный герой, мистер Симонелли, не раздражал и не вызывал отторжения, а наоборот, являл собой образ умного, дальновидного человека, хоть и немного наивного, деревенского, но такова, наверное, и была Англия 19 века и её жители. Это ж надо, обскакал самого Джона Каблука, этого тёмного эльфа (фэйри?), личность которого, кстати, не показалась мне раскрытой полно и ярко, но поверхностно и однобоко. А так, очень интересная история, изобретательная, хотя мне, не знакомому с первоисточником, которым воспользовалась С. Кларк, сравнивать её два варианта, к сожалению, нет никакой возможности...

Необычный, чудной такой рассказ, несмотря на небольшой объём, разный по стилю и восприятию на каждой странице. Начавшаяся как загадочная детская история, подобные которой рассказывают летней ночью у костра, ближе к середине она превратилась в нечто психоделическое, тёмное, загадочное, запретное, — в то, о чём мало кому дано не только знать, но и говорить. Побывав затем и в роли сказки (велосипед, не только понимающий человеческую речь, но и свободно на ней изъясняющийся, даром что заколдованный вроде как «злым волшебником», да блифедж-«волшебный эликсир», живая вода – это ли не сказка?), и в романтическо-клюквенной роли с хэппи-эндом, этот рассказ всё же не скрыл того смысла, что в нём был заложен автором.

Memento mori – помни о смерти, но и не забывай о том, что она (в данном случае – Он, Морри; Морри, хм, как символично…) лишь над угасанием жизни властна, и о том, что ты, человек, властен над гораздо большим и важным – над жизнью, которую ты даришь свету, производя на свет ребёнка, или воскрешая кого-то в реанимационной, и забирая тело и душу у самой Смерти.

Забавно показано, что ничто человеческое не чуждо Морри-Смерти: тут и страсть к футболу, и к шахматам (это, пожалуй, страсть самого Желязны, как я понимаю), и к чаепитию, да и вообще, она оказалась не той старухой с косой, а вполне себе особой, способной к пониманию, сочувствию, прощению и компромиссу.

Мне рассказ не понравился. Вышел он какой-то рваный, с плохим текстом (я далёк от мысли, что «виноват» перевод Ф. Мендельсона), с плохо различимой идеей, но с чётко расставленными акцентами: вот плохой и жестокий банкир, вот хороший и наивный учёный. Мне такое не по вкусу. Вообще, сложилось впечатление, что это рассказ-набросок для чего-то большего, вроде конспекта с основными тезисами. Характеры, личности героев не раскрываются, сюжет описывается бегом, на каждое действие – буквально несколько строчек, на каждую сцену – несколько абзацев. Грандиозный эксперимент учёного Киддера описывается так скоро, так поверхностно, так мимоходом, что лично мне абсолютно не верится не то что в его благоприятный исход, но даже и вообще в закономерную конечность какого-то итога, результата. Читал и твердил себе: этого не может произойти (…так быстро). Но только из этого научного эксперимента можно было вычленить автору что-то интересное для читателя, однако же Старджон сделал акцент на противостоянии банкира и учёного, итог которого ясен с первого намёка на это.

Вполне возможно, что на восприятие влияет дата написания рассказа: не перманентно, мол, ага, 1941-й год, ну тогда яможно и не ждать от этого рассказа каких-то оригинальных, свежих идей; наоборот, только после прочтения говоришь себе: «наверное, дата написания сего – 30-40-е годы, очень похоже…». В целом же, не глубокое произведение, с карикатурными, шаблонными не героями даже, но персонажами. Перечитывать не потянет.

Отзыв на «Причины для счастья», который желающие могут прочесть чуть ниже этих строк, писать было трудно и легко одновременно. Трудно, потому что мои впечатления от прочитанного почти диаметрально противоположны тому десятку отзывов, что уже были озвучены, и услышать в ответ «да ты просто ничего не понял» вполне реально; но и легко, потому что мне не придётся опасаться повториться.

Первое прочитанное у Грега Игана произведение мне не понравилось совершенно. Всеобщих восторгов по поводу него я не разделяю вовсе: оно меня не зацепило, не ранило, не заинтересовало, задуматься не заставило. Наоборот, мне как-то не хочется его запомнить, но и забыть его трудно, вот в чём забавная штука.

Повесть мрачная, какая-то беспросветная для моего мироощущения, как будто напичканная депрессантами, а таких (а, в общем-то, никаких) «лекарств» я не принимаю. Тяжёлое, я бы даже сказал, нудное повествование от лица одинокого всю свою жизнь, а полжизни и вовсе несчастного человека, давалось нелегко. Я никак не мог себя заставить сопереживать герою и волноваться за его судьбу, ну никак не мог! Умом я понимал, как страшна его болезнь, как тяжело выздоровление, как мучительно восстановление, как убийственны осложнения и как глубока фактическая кома позитивных чувств, — понимал и понимаю, но до сердца, увы, не дошло.

Вообще, вся эта история напомнила мне… яблоко – с виду красивое, спелое и, наверняка, вкусное, но с червоточиной внутри, о которой узнаёшь лишь тогда, когда добрался до середины, съев большую часть плода. Но, верно ведь в шутку замечено, что не так неприятно обнаружить в яблоке червяка, как обнаружить в нём пол-червяка. От прочтения возникло ощущение, что полчервяка остались на бумаге, а его другая половина — у меня во рту… Мне было довольно-таки противненько знакомиться с внутренним миром Марка, на мой взгляд, изъеденным и извращённым болезнью и операцией; с его мыслями о многом: о том, гей ли он, или бисексуал, или вовсе асексуален. Мне было неприятно от его рассказов, как и чем он сходил в туалет, какова скорость наступающей у него эрекции и способах мастурбации. Мне даже неприятно вспоминать и писать всё это. Но пишу, не извиняясь, потому что Марк это рассказал, не стесняясь, а Грег Иган написал, не смущаясь.

Мне была неинтересно описание методик лечения, объясняемые с такими подробностями и таким количеством сугубо медицинских терминов, что разбираться и узнавать что-то новое из этой области науки не хотелось, ввиду опять же не-интереса к этому. Притом, несведущему человеку никак не понять, где проходит грань между вымыслом и научной составляющей и реальным положением дел в медицине лечения таких болезней.

Во время прочтения у меня также возникли некоторые ассоциации и какие-то совсем уж «не параллельные параллели» с «Цветами для Элджернона» Киза и некоторыми вещами Кинга в далёком приближении: с первым – по «дневниковому» стилю изложения и представленными психологическими и физиологическими проблемами болезни, выздоровления и адаптации к окружающему миру «обновлённой» личности, а со вторым – по явно наличествующей «чернушке». Но, если у Киза герой – это человек, которому сопереживаешь, веришь, в которого, да что там говорить, влюбляешься, то у Игана – нет. Если в «Цветах…» — боль какая-то взаправдашняя, чувства реальны, то здесь – всё пластмассовое, что ли. Если у Кинга чернуха оправдана и является неотъемлемой частью сюжета, то здесь без неё вполне можно было обойтись, ведь смешение в одном человеке четырёх тысяч мозгов, желаний, вкусов и предпочтений можно было показать на куда более изысканных примерах.

В общем, не «мой» оказался рассказ, но от дальнейшего знакомства с Грегом Иганом я не отказываюсь.

Не единственный рассказ Шекли с «двойным дном». За внешней ироничной остроумностью сюжета оказалась припрятана весьма серьёзная философия о человеческом житие-бытие. История, бывшая по большей части повествования каким-то анекдотом, байкой о «вербовке» примитивного Ускорителя с планеты Ускорителей, она в концовке превратилась в большой вопросительный знак.

Кто мы в этом мире? Зачем пришли в него? Какова цель (или – Цель?) нашего пребывания во Вселенной? Есть ли у нас высшее Предназначение? Да и вообще, есть ли, собственно, хоть какой-то прок от нас для Вселенной? Предназначение нашлось, и отдельный человеческий индивид свой выбор сделал и принял предложенное Галактическим Сообществом Предназначение; сделает ли следующий шаг и, что главное, в том же направлении всё остальное человечество – вопрос. Я думаю, что оно согласится «вспомнить» свои способности к ускорению только в том случае, если это будет выгодно, ведь земная раса такая практичная и расчётливая…

Да, и хорошо, что такое очень симпатичное и нужное предназначение уготовила для нас Галактика, и мы не Гальюны с планеты Гальюнов :-)

Весьма неоднозначная вещь, и вещь настолько же не-фантастическая сейчас, насколько она была фантастической четверть века назад. Сейчас, по прошествии времени, на первый план сюжетной линии выходит всё же психологическая составляющая, нежели весь этот кибер-софт-антураж, что в ней присутствует основой. Дело ведь вовсе не в компьютерах как таковых, – что они без человеческой мысли и рук? – не в их технологической оснащённости в сравнении 1984 года и сегодняшнего дня. В конце концов, в 2034 году наши дети будут посмеиваться над нашими с вами Р4. Джон Варли, на мой взгляд, акцентировал внимание немного на другом.

О том, что власть, обретённая не важно какими способами, — посредством ли компьютерных и интернет-технологий, или денег, или ещё как-то, и огромные возможности, которые она даёт, это штука обоюдоострая, жестокая и взрывоопасная. Весь вопрос в том, в каких руках она сосредоточена, и как ею пользуется её обладатель. А-а, ну и появляется ещё одно примечание: реально ли кто-то обладает огромной властью и возможностями, или это только его ощущения, а на самом деле эти категории виртуальны и малоощутимы.

Власть и возможности Клюга, хоть он и обладал непомерно высоким уровнем таланта к своему делу, оказались на поверку строго и существенно ограниченными категориями: первая – загадочной, незримой «конторой», на которую он нарвался, а вторые – хоть и тотальным, но вполне себе заурядным подглядыванием за другими людьми, да финансовыми афёрами, пусть даже огромных масштабов.

Власть – продукт конечный, у которого есть границы, резко обозначенные теми, у кого этого продукта будет побольше, чем у Клюга, например. На что он рассчитывал, мне лично осталось непонятым, и это лишь один из длинной череды вопросов, которые я задал прочитанному у Варли. На многие вопросы, правда, ответы находятся на удивление легко и просто, и в этом несомненная заслуга Автора, ибо написанное им очень точно и логично, и придраться, по большому счёту, не к чему.

Вся процедура вопрос/ответ у меня занимала совсем незначительные секунды. Например, множество вопросов о человеческой сущности Виктора Апфела и Лизы Фу, зачем они выписаны именно такими, какими представлены в повести: зачем он ветеран войны? зачем он эпилептик? зачем он «ламер» в компьютерах? зачем он одинокий холостяк? зачем она, грубо говоря, простите, «жёлтая»? зачем этот её прикол с футболками и с надписями на них (О! этот ход, кстати, как по мне, так великолепен! – мастерский и очень тонкий по смыслу)? И ещё куча разных «зачем» и «почему». Но ответы, в принципе, на поверхности, стоит лишь немного соотнести сюжет, время и замысел Джона Варли.

В чём же неоднозначность этого произведения, если я утверждаю, что оно оцень точное, предельно прозрачное и логичное? Да, чёрт возьми, в концовке. В ней сосредоточилась вся соль для меня!

Жалко ли мне Виктора? Да, наверное, всё-таки жалко. Но жалость эта, знаете, с какой-то примесью возмущения, что можно так сдать, став законченным параноиком, и презрения к тому, что фобии его оказались сильнее желания взять над ними верх. Теперь Виктор будет видеть угрозу своему существованию не только в водопроводных трубах, но и в порывах ветра, и в солнечных лучах, и в каплях дождя, — а что, а вдруг, тот неведомый враг в них?

Вообще же, мне кажется, что концовка как бы аккумулировала всю ту гнетущую, щемящую атмосферу всей повести в целом: сцена самоубийства Лизы (или это всё-таки было убийство, хоть и косвенное, но преднамеренное и расчётливое?), медленное угасание Виктора, маячащий где-то рядом силуэт неизвестного врага, — всё это отлично иллюстрирует последние страницы повествования.

Очень глубокая вещь, вполне подошедшая бы как сюжет для «Секретных материалов»…

Используя несколько слов Джонни Деппа из эпиграфа к этому рассказу скажу, что, прочитав очередную историю Чарльза Де Линта, я опять нахожусь «в состоянии замешательства» в плане того, как для себя оценить это произведение. На ум приходят опять же не мои слова, но замечательного русского артиста Георгия Вицина: «…и всё так чинно, благородно…», и рассказ хороший и по содержанию, и по исполнению, но… вот как-то если и трогает струны моей души, то совсем немного и весьма частично.

Добрая и трогательная на самом деле история, она даже не о гемминах (впервые повстречал это название сказочных существ – для меня всё-таки сказочных, — как и самих существ, впрочем; не удивлюсь, если Де Линт их просто-напросто выдумал), и не о Джилли, конечно, а о вере в сказку и о том, что рано или поздно что-то такое случается.

Главный герой этого рассказа, пожалуй, мистер Ходжерс, который, как и Джилли очень сильно верил в то, что «магия реальна», но Джилли-то с ней сталкивалась постоянно, ощущала и видела её систематически, а Фрэнк никогда и не видел её воочию, а лишь «притворялся» что видел. Но если действительно веришь в сказочные чудеса, они обязательно произойдут. Наверное, Фрэнку всё-таки посчастливилось оказаться в сказочной, магической стране. Да будет так…

Забавненькая история, читая которую можно всласть повеселиться. Рассказ о непроходимой глупости и незавидной узколобости некоторых псевдо-учёных (да и вообще, о некоторой части человечества), которые, не зная истины и махнув рукой даже на сам факт незнания её, мол, «ай! пусть будет так, сгодится, тем более кто ж проверит-то…», потчуют этим людей. И ладно бы полученный горький опыт научил таких вот «гибберлингов» осторожной бережливости и пиетета к знаниям, к науке, к истине, что несут учёные в народ, так ведь поди ж ты – нет! Опять на те же грабли, что наверняка, и можно смело готовиться к визиту морских змей…

Рассказ написан очень остроумно, юморно, причём юмор здесь ненавязчивый, простой, но не плоский. От таких историй получаешь истинное отдохновение для души и уставшего за день мозга. И действительно, её даже можно вполне рассказывать как «сказку на ночь» детям, думаю, им тоже может (должно) понравится.

Отличное повествование от Теда Чана! Гремучее смешение жанров, поджанров и течений мировой литературы этими «повестями в повести» являют нам оригинальное, изобретательное, взаправдашнее чтиво, в которое веришь. В одном месте сошлись и склеились в одно целое и научная фантастика своих лучших проявлений и традиций, и немного фэнтези, и восточные сказки, и мудрые притчи. И, кстати, эти три притчи-повести о канатчике, о ткаче и о жене с любовником, рассказанные мудрым учёным Башаратом завораживали и заслужили отдельного внимания.

Все три истории разные и одинаковые одновременно; различные по содержанию, они едины представленным в них смыслом, который хотели донести Башарат – купцу, а Тед Чан – нам, читателям: будущее предопределено и неизменно, и прошлое – одно, что бы мы не предпринимали для его изменения, и лишь «искупление и покаяние – единственное, что способно его перечеркнуть» и записать в твоей памяти заново, поверх прежнего прошлого. Все три притчи одинаково интересны и мудры, я даже не могу выделить ту, которая понравился мне больше других. Они сложны и просты в понимании одномоментно; за их внешней «интересностью» скрыта (правда, не глубоко) мудрость, но не всем дано её узреть. Ведь верно сказано древними: пока сам не изведаешь, — истинно не поймёшь, и я вот думаю, что купец, кивая головой в восхищении от историй Башарата, не вынес из них ту мудрость, что была в них. Не к тому вёл его изобретатель Врат Лет, но… отправился купец в прошлое, дабы исправить его и вернуть того, кого потерял. И, тем не менее, эта четвёртая, и главная притча повести показалась мне наиболее интересной и привлекательной, ибо заняла моё внимание своей трагичностью и даже фатальностью исхода, который не заметил (не захотел, не смог…) купец, а жаль…

А ещё у меня возникли забавные ассоциации по поводу этой повести с одним блюдом. Смешение жанров показалось мне похожим на винегрет, но я люблю его только в том случае, если он обильно сдобрен зелёным горошком. Здесь горошком выступил отличный слог и стиль, которым подчевал меня Тед Чан. Вкусно!

Замечательно остроумная история о тех, кто ещё помнит прошлое. Человек, конь и тролль – вот те, у кого нет уже практически ничего, кроме «хорошей памяти», а ведь это то, что так нужно миру. По их мнению. Но остальной мир думает иначе: этим миром правят деньги, меркантильность и торгашество, а не традиции и устоявшиеся столетиями обычаи. Говоря словами из «Стрелка» Стивена Кинга: «мир сдвинулся», и не осталось в нём места старикам-героям, коням-клячам и троллям-неудачникам, даже несмотря на то, что только они ещё помнят и знают, и хотят жить ради того, каким всё «должно было быть», и ради того, что «было». Грустно от этого, ибо они остались, зависли в прошлом, а мир пошёл дальше…

Эта трогательная история, наполовину смешная и наполовину грустная, очень сильно напомнила отличный рассказ О`Генри «Родственные души», тот, в котором вор-домушник на почве общего недуга – ревматизма — познакомился и подружился с хозяином дома, который он хотел ограбить. Рассказ Пратчетта, в общем-то, о том же: где-то обязательно есть кто-то, с кем ты найдёшь общий язык, кто поймёт тебя, и кого поймёшь ты…

Рассказ неплохой, но… Но я наверное, роботофоб, и для меня никогда общение с роботом не заменило бы общения с человеком. При этом я понимаю, что нам всем хотел сказать Айзек Азимов, начиная в далёком 1940-м году это грандиозное дело – писать рассказы о роботах. Он хотел избавить таких, как я, и тех многих других, от фобии к роботам, при условии, что фобия эта не болезнь и не страх перед ними, а некоторая антипатия что ли. Я не против роботизации человеческой жизни, я не против роботов, — я против их сплошного очеловечивания и их подмены человеку. Азимов же их зачастую идеализировал, и делал это намеренно, на мой взгляд, желая показать нам, людям нашу собственную изнанку в сравнении с идеальной сущностью робота.

Роботы Азимова чувствуют, любят, дружат, испытывают эмоции, они как люди, и даже лучше, ведь они не могут солгать, ударить, предать, убить. Так устроена их Программа. Программа, написанная человеком же. Вполне можно предположить, что Азимов хотел показать нам в хромированных корпусах роботов наше с вами отражение; возможно, что он хотел показать нам нас же со стороны. И, может быть, даже эти Три Закона Роботехники нужно применить и к себе лично?

Но это в общем, а что касается этого рассказа, то я нашёл его сыроватым, и я не смог поддаться всеобщему ликованию по поводу него. Я далёк от мысли со своей стороны поддерживать идею идеализации и очеловечивания роботов как таковых, и приписывать им такие чувства, как любовь, сострадание, привязанность и прочее также не стану. Забота, внимание, уход за ребёнком, неусыпное бдение, — всё это лишь то, что записано в их программах, это их обязанности, это то, для чего, собственно, они и были созданы. Ни о каких человеческих чувствах Робби к Глории речи быть не может. Вот Глория — да, она была к нему очень привязана (по-человечески), и, может, даже любила робота. Но это всего лишь 8-летняя девочка, и мне стало немного некомфортно от того, что любовь маленького человека направлена здесь не к родителям и ребятишкам из соседнего двора, а к машине. Полная подмена ценностей и понятий…

Неплохой рассказ без особой изюминки, но и без очевидных ляпов, коими зачастую грешат хронооперы. Вообще же, этот жанр про «путешествия во времени» — благодатная почва для творчества, а самое главное, что он никогда не устареет – если ещё и обходится без научных подробностей, гипотез и идей, касаемых существа вопроса о способах этих самых перемещений во времени, так вообще, получится довольно достоверно. Намёк на некую машину с тумблерами и лампочками достаточен.

Уиндэм выдал хороший текст, но лично меня он не зацепил. Романтическая история без особой романтики всё же, разбавленная рассеянным профессором, сценами погони, отпора людям из будущего, ворованными и присвоенными своему имени изобретения из будущего (вот тут-то точно хроноклазм, такая петля, что ого-го! – изобрести нечто, чтобы потом, а вернее до этого момента узнать об этих изобретениях из будущего, чтобы до этого момента, а вернее потом, изобрести это самое «нечто», — чёрт ногу сломит), — всё это не сильно привлекло меня. Но то, что Уиндэм не сделал Тавию прародительницей самой себя, это хорошо, от этого рассказ только выиграл.

Наверное, это лучшая хроноопера за всю историю существования фантастической литературы. Такого трагизма событий и накала страстей я в хронооперах не встречал; в других жанрах, да, бывало, но не в этом. Я полагаю правильным считать, что «хроноопера» это всё-таки по существу увеселительно-развлекательный жанр с небольшой претензией на научность идеи, но рассказ Брэдбери просто разрывает все его границы и условности. Взять хотя бы тот факт, что доселе я не встречал в историях о путешествиях во времени убийств, — в этом же рассказе их только зримо-ощутимых целых три: сначала тираннозавр, потом бабочка, и, наконец, сам виновник «торжества», Экельс. Может быть, кому-то такая концовка покажется излишне жестокой, но всё же она может быть многими оправдана: за всё надо платить, если вина очевидна. С другой стороны, можно поспорить здесь и насчёт очевидности вины Экельса – ну испугался человек, оказался не готов к такому испытанию убийством исполинской рептилии (о чём сразу честно и сказал), а вершить самосуд – имел ли на это право Тревис? Сомневаюсь… Но его объяснение недопустимости вмешательства в прошлое, его «трактат о важности одной мышки» это просто песня!..

Очень эмоциональный, «атмосферный», как говорят, рассказ. Строгий, тонкий, точный, словно стрела, летящая в «яблочко» и попадающая в неё. Он ровно из тех историй, что ложатся в голову, а не в сердце, чтобы поразмыслить над ней и понять в большей степени, чем почувствовать и выразить эмоции…

Один из самых первых из прочитанного рассказ Роберта Шекли и один из самых любимых. Очень часто многие другие фантасты моделировали человеческие игры и забавы будущего, но только у Шекли я встречал такую потрясающую правдоподобность описываемого, и во многом это оттого, что он даже в таком небольшом по объёму рассказе даёт полное, детальное описание игры-Охоты, со всеми основными правилами и условиями. Всё продумано и отточено, ничего лишнего. В этой истории Шекли даже даёт своё обоснование причин появления такого вида людских утех, с которыми можно спорить, наверное, — я лично с ними не согласен, потому как считаю, что идея избавиться от глобальных войн путём мелких, междусобойных и, приданная этой идее форма Игры, несколько надумана; как по мне, так без этого обоснования рассказ смотрелся бы выгоднее. Но, что касается исполнения, то тут Шекли великолепен. Всё нарастающее напряжение и динамизм, вся полнота эмоций, мыслей и терзаний Фрелейна, и жёсткая, смелая концовка, — все эти атрибуты отличного «саспенса», — вот слагаемые успеха этого рассказа.

Шекли никого не оправдывает и не осуждает в этой истории: каждый получил порцию удовольствия. Фрелейн полюбил на миг, на короткое, последнее мгновение своей жизни, но мир будущего жесток, и на одной любви далеко не уедешь, и тем более в Клуб Десяти не вкатишься в золочёной карете. В этом мире будущего человек человеку – волк; не съешь ты – съедят тебя; сантиментам нет места – есть цель и тонкий, жёсткий расчёт.

После каждого прочтения этой истории я снова и снова задаю себе вопрос: что первичнее в нашем мире – жестокость человека или жестокость этого самого мира? Человек делает свой мир жестоким или мир делает жестоким человека? Вопросы, вопросы…

Рассказ понравился, даже несмотря на то, что у меня нет никаких воспоминаний и историй из своей жизни касаемо бомбоубежищ и прочих бункеров, а также я никогда не испытывал страха перед возможной опасностью войны – как-то всё это я не застал, или прошло оно мимо меня, всё-таки рос я уже в другое время, когда о «холодной войне» говорили в прошедшем времени. Но это вовсе не означает, что я не смогу понять Майка Фостера: его чувства, его желания, его страхи. Филипп Дик, этот великолепный и неповторимый Мастер, описал и показал всё очень чётко и правдиво. Мне стало очень жаль этого мальчугана, ведь страх перед войной и гнетущая боязнь смерти поглотила его без остатка, съела, не пережёвывая. Но самое неприятное в том, что эти страхи и боязнь оказываются для него гораздо сильнее желания жить.

Мечта об убежище, об этом новеньком бункере – разве это хорошо, разве это детская мечта, разве такой она должна быть – детская мечта?! Кто виноват, что всё так выходит для Майка? Я бы в первую очередь назвал его отца: мягкотелого, тряпичного мужчину, оказавшегося не способным идти до конца в своих убеждениях. Скажете, он отступил под напором семьи и ради Майка? Может быть, но затем он отступил снова, вернув бункер в магазин, и став опять не в состоянии обеспечить семье безопасность. Конечно, система беспощадна, раз за разом убеждая покупать новые и новые предметы самозащиты и повышать обороноспособность страны, но с другой стороны, падающая бомба не остановится и не спросит у Майка, хорошо ли он себя вёл, и не свернёт в сторону при положительном ответе. Мальчик должен жить, он не виноват в том, что мир жесток.

Фостер, ты ещё жив!

Рассказ-розыгрыш, «первоапрельская шутка» Генри Каттнера над читателями. Воистину невероятная сила Эдвина Кобальта на поверку могла оказаться и более страшным оружием, если бы он всё-таки принялся сомневаться в существовании Земли, а то и всей Вселенной. К счастью, я такой силой не обладаю, и даже если начну через какое-то время сомневаться, что читал этот рассказ, то книжка с ним никуда не исчезнет, и я сниму её с полки и снова прочитаю эту остроумную историю, и заново повеселюсь над вами и самим собой вместе с мистером Каттнером… :-)

Немного шокирующий рассказ Нила Геймана с очень оригинальным взглядом на предмет одиночества, да ещё и с «ремиксованной» сказкой «Двенадцать месяцев» в качестве основного фона. Вот только вывернута она наизнанку, которая внутри оказывается такой тёмной, такой мрачной, такой неприглядной, что можно подумать, что жизнь той девочки-падчерицы из андерсеновского сказания (не говоря уж о маршаковском) по сравнению с житьём-бытьём Последыша ну просто сказочная.

И жизнь у него горше, и месяцы у Геймана не такие уж и добрые, симпатичные, умудрённые сединами дяденьки да добры молодцы. Здесь они – уставшие от увиденной реальности, язвительные, даже немного злые персонажи. На какую-то дружбу между ними нет и намёка – сплошь подколки, нападки да взаимные упрёки и косые взгляды. «Братства» как такового тоже не наблюдается. Да вот только откуда бы им взяться, дружбе и братству, покуда у каждого месяца в запасе не одна и не две таких же подобных историй, как у Октября…

Жизнь Последыша (Runt в оригинале, одно из значений которого: «самый маленький и жалкий поросёнок в помёте») и вправду сложно назвать радужной и безоблачной, да и в детстве все чувства обострены гораздо, а ласки, любви и внимания хочется в разы больше. И он делает осознанно выбор: сначала один, уйдя из дому с шоколадом да тридцатью семью долларами в рюкзаке, а потом, наверняка и другой, когда войдёт в тот дом, «где никто не живёт». Да, это страшно, но там, в семье, ещё страшнее и больнее, ведь мечтать так, как он о том, что его любят и ждут страшнее и больнее, чем знать, что это не так.

Но странное дело, я всё же надеюсь, что в следующий раз, когда «будет говорить Ноябрь», история мальчика продолжится и будет полна позитива и светлых чувств…

Ну вот, моё знакомство с ведьмаком Геральтом наконец-то состоялось. Правда, нужно сказать, что произошло это событие через … одно место. По своему обыкновению, я приступил к прочтению этого рассказа «с нуля», т.е. абсолютно ничего не узнав о «Нечто большем»: ни отзывы не читал, ни аннотацию не смотрел. Так вот знал бы я, что это лишь часть большого романа, притом, последняя его часть, то наверняка бы отложил прочтение. Но вышло так как вышло, и знакомство вышло задом-наперёд, словно мы с Геральтом сначала выпили на брудершафт, а потом только обменялись именами и рукопожатиями ))).

Поначалу такой ход событий, когда я уже понял, что опростоволосился, немного раздражил, но это чувство досады прошло достаточно быстро, и ровно тогда, когда я осознал, что эта часть большой истории очень интересна и привлекательна как сама по себе в отдельности, так и как составляющая «Меча Предназначения». Намёк на прошедшие в предыдущих главах события, как я понимаю, весьма насыщенные действием, привлёк моё внимание достаточно крепко, — так, что отправился я за чтение этой знаменитой Саги о Геральте тотчас же. Полсотни страниц этого рассказа мне хватило для понимания того, что отличный слог, динамичность, интригующий сюжет – всё это присуще не только этому рассказу, но и всему циклу, наверняка. Так что теперь я хочу прочесть «нечто большее», чем окончательную главу одного из романов.

Не скажу по поводу типичности этого рассказа применимо к эпитету «американский», да и про «жажду наживы» с негативным оттенком говорить тоже не стану (кто ж из нас не попытался бы получить выгоду от этого контакта??), а вот то, что рассказ этот совсем не типичный для Клиффорда Саймака, это совершенно точно. Не свойственно ему писать о человеческих слабостях, недальновидности и прочем таком. Он своих персонажей любил всегда, и даже не самых положительных героев награждал ну хотя бы капелькой жалости и искреннего сожаления, мол, «ну что ж вы так?..». Вот и здесь он наказал незадачливых героев лишь выплатами компенсаций да большими долгами. Но я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь из нас с прибылью вышел бы из этого сомнительного предприятия. Неблагодарное это дело — торговать с тем, о сущности которого даже представления не имеешь.

Да, вот я и обнаружил большущий ляп у такого Мастера, как К. Саймак: в одном эпизоде, когда Джо пошел к Льюису выпить пива, сказано, что тот живёт через дорогу, а когда Ллойд звонил с работы в смятении и звал Джо «пропустить по стаканчику», то спрашивал: «нет ли в ВАШЕМ районе какого-нибудь заведения?». Нестыковочка вышла.

А вот этот рассказ Де Линта мне понравился, и даже очень. Наверное, для меня, чем меньше фей и прочего детского и сказочного, тем лучше. В этом же рассказе, несмотря на явственно присутствующую мистическую составляющую, присутствует жизнь, настоящая, реальная, хотя и с магическим эффектом (куда ж без него). Есть загадка и соответствующая ей вполне укладывающаяся в рамки веры в сверхъестественное разгадка; есть страсть, чувство, любовь; и есть очень интригующий, загадочный, я бы даже сказал манящий образ Бумажного Джека. Мне вообще зачастую интересны подобные личности, которые внутри себя скрывают другого себя, настоящего, и которые и вовсе не являются на самом деле теми, кем их видят окружающие: бродягами, попрошайками, выпивохами. В их острых, как рыбьи косточки, глазах – знания, пронесённые сквозь время; в спутанной бороде – мудрость поколений; старомодной, неуклюжей одежде – известное только им будущее, которое они приоткрывают под видом несерьёзной китайской забавы. Таков как раз Бумажный Джек, и он мне сильно приглянулся.

Джорди тоже не оставил на это раз равнодушным (как это случилось в «Прыжке во времени»), потому что в этой истории он показан уже «не мальчиком, но мужем»: целеустремлённым и крепким человеком. Притом, влюблённым, а это что-то да значит, уж поверьте мне…

Неплохой, остроумный, изобретательный рассказ. Известно, что аферисты и мошенники «больших дел» бывают разными: есть подобные Мавроди и Грабовому, которые ничего, кроме отвращения не вызывают; а есть такие, как Томас Краун из фильма Джона МакТирнана и Горностай из этого рассказа. Такие нравятся, такими можно восхищаться: остротой ума, здоровым блеском в глазах, тонким знанием людской психологии, умением добиваться исполнения поставленной задачи. И уж конечно, никакого сочувствия к тем «обманутым вкладчикам» из рассказа нет и в помине, и просто не может быть. Облапошили — и поделом, с них не убудет.

Мне рассказ понравился, особо приглянулся новый «научный» термин «период полураспада магии» :-).

История, конечно, немного жутковатая, но не настолько, чтобы взбередить душу и лишить сна. Наверное, у каждого в детстве были игрушки, которыми пугали его и соседских ребятишек, но даже в этом случае Джек-из-ящичка не первопричина бед, напастей и смертей той семьи. Он лишь предсказывал грядущее, и на мой взгляд ни коим образом не навлекал их в своем злом умысле. По большому счету, что-то конкретное и внятное Гейману в этом рассказе сказать не удалось. Жаль.

Небольшая история о большой трагедии маленького человека. Причем трагедия эта даже не в том, что тролль «съел его жизнь», а в том, КАК этот человек её прожил. Никчемно, бесстрастно, жалко, одиноко, одним словом, — безжизненно. Предал девушку, пытаясь подсунуть её троллю «на съедение» вместо себя; жил с женой не любя (но зачем? почему? ради чего?). Но тролль не принял того жертвоприношения, а жена ушла, оставив 15 страниц наверняка горькой правды о нём. Никакого хэппи-энда, но его и не могло было быть, хотя поначалу мне подумалось, что история будет детской, светлой, романтической... И ещё вопрос, будет ли тролль счастлив и доволен той съеденной жизнью?

Вообще же, впечатление от рассказа несколько подпортила сама сцена «обмена жизнями»: вышла она какой-то грязно-сексуальной, животной с виду, я даже реально поморщился от тех строк. Но в принципе рассказ весьма хорош, нерв обнажен, а это я люблю.

Странные названия порождают странные ощущения и эмоции. Чего ждать от таких названий, что внутри них скрыто или же, наоборот, что плавает на виду, не сразу угадаешь. И даже иной раз не совсем понятно, как отнестись к прочитанному произведению с подобным названием. То ли как к шедевральной вещи, то ли как к сущей безделице. Я выбрал нечто среднее, ибо по большому счёту рассказ не задел внутри меня практически ничего, на струнах не заиграл… И впервые, наверное, я изменил себе в выборе оценки, и, назвав цифру «8», лишь отметил несомненно высокое качество этой истории Нила Геймана, но никак не свои истинные чувства и эмоции от прочтения.

Рассказ остроумный, несомненно. Но лично для меня он не оказался смешным. Остроумная пародия, остроумный перевёртыш – да, согласен, но чувств во мне как-то не разбудил, увы…

Написан хорошо, даже очень – чего только стоит начало рассказа, когда я подумал даже: «ТАК пишет Гейман?? Да ну не-е, не может быть, это наверное переводчик подкачал…». А оказалось, что так задумано, что стиль изложения для того и построен таким образом, чтобы, словно бы оторванными от чего-то объемного фразами показать нам всю пародийность повествования. «Бежала… бежала… и вот прибежала… постучалась… позвала… открыли…». Удалось в полной мере, так же как и концовка. Повторюсь, – остроумная, но…

Последнее время, когда я заново открываю для себя Рэя Брэдбери, читая и старые и новые его творения, я всё больше убеждаюсь в том, как был слеп, словно новорожденный котёнок и не видел той глубины, той чувственности, той эмоциональности, что ему свойственна. 15-20 лет назад я жаждал космоса, звёзд, инопланетян и прочих явных атрибутов фантастики. И сейчас мне это не чуждо, но всё же в сегодняшнем моём приоритете — обилие чувств, эмоций, страсти и вообще всего того, что находится внутри человека, его голове, в душе и сердце. Этот маленький рассказ утолил мою страсть к подобным историям в полной мере. Не люблю фраз-штампов, но в этом случае не могу удержаться, чтобы не сказать: 10 баллов за «Будем самими собой» — это неимоверно мало!

Очень трогательная история. История, я бы даже сказал, о любви, надежде и вере. Эти чувства Сьюзен к своему уже взрослому, успешному воспитаннику показаны Брэдбери так красиво, но так грустно. Как она ждала его, как она верила, что он всё-таки приедет («…ведь он же не может не приехать… приедет, обязательно приедет!..»)… Восхитительно. Но не всем дано верить в лучшее, и в этой связи не могу не кинуть камень в её дочь – отвратительные в своей жестокости реплики Линды просто поражали! Как же так можно-то?! А вот молодого писателя пока что не хочется осуждать, ведь мы не знаем, что на самом деле помешало ему заехать на пяток минут к своей няне…

Притом, он обязательно позвонит…

И на обратном пути обязательно заедет… Хоть на минуточку да заедет…

Я верю, ведь он же настоящий джентльмен…

Я не большой любитель, и уж тем более не знаток направления, которое величают «городским фэнтази», и поэтому, наверное, я стал уставать от историй Де Линта на этом, пятом рассказе. Феи стали не то чтобы напрягать, нет, пока что нет, но всё же они понемногу становятся всё менее интересными для меня.

Я всё понимаю и принимаю, когда чья-то вера во что-то такое подобное не сильно докучает тебе, и тому, кто особо верой в это самое «что-то такое подобное» не обременён. Но когда, как в случае этого рассказа, обе веры противостоят друг другу, сражаются всерьёз, бьются, и всё кончается разрушением, трагедией, тогда становится не больно-то позитивно и спокойно на душе. И я не оговорился — обе веры, ибо вера Лесли в существование фей и вера её матери о том, что их нет и это выдумки, — это две веры, равные по своей значимости и вполне так себе идентичные в своем праве на существование. И вера Анны не имеет ничего общего с не-верием, которое часто лишь признак недостаточности сведений, опыта, да и ума, что уж тут лукавить. Здесь случай другой, ибо её мнение зиждилось на другом.

Мне показалось, что в данном рассказе «вера в фей» насаждается: пытливо, продуманно, но жестко. Верь в фей, а если нет, то преподносится это в той форме, что вроде как человек и не особенно здоров умом, раз не верит. Не согласен – а ну-ка получи расстройство ума. (Не прямым воздействием, конечно, я ж и говорю, «пытливо, продуманно»). «Вера хороша, когда она тихая», — кажется, так говорили древние мудрецы, а здесь она слишком безапелляционная.

Во всех предыдущих прочитанных историях из сборника «Городские легенды» обязательно кто-то умирал. В этом рассказе, слава богам, хоть этого не случилось, но разве теперешняя жизнь Анны-«растения» менее жестокая, чем смерть? Мне вот Анну жалко, и фактический отказ Лесли от неё попахивает дурно…

Рассказ отличный, но… Как будто чего-то не хватает. А может, у меня сложилось такое ощущение оттого, что результат достигнут так, хм, легкомысленно, что ли. Бар, пиво (рекой), игра в шахматы (пусть и ставкой – судьба человечества), — как говорится «48 удовольствий» — всё это как-то несерьёзно. А ведь проблема была сложная! Хотя, может, так и разрешаются большие проблемы :-).

Но сюжет прекрасный, выписан великолепно, картинка от прочитанных строк возникает перед глазами явственно и правдиво. Американская, самая стандартная пивнушка, мифические животные как живые, истёртая шахматная доска и фигуры на ней, пиво в банках, кружках и канистрах – всё это так легко нарисовать себе в своём воображении. Но больше всего понравилось то, что такая по сути не самая смотрибельная и развесёлая игра как шахматы, показана живо, легко, с искоркой. С «лёгким головокружением» от выпитого пива. Да уж, пиво… Его пили герои рассказа, играя в шахматы. Его, наверняка потягивал Роджер Желязны, сочиняя «Вариант Единорога». Ну, и что вы думаете? По огромному совпадению, его пил и я во время прочтения ))).

Вообще, этот рассказ из того порядка историй, которые можно перечитывать часто, невзирая на уже известные заранее сюжет и концовку. Просто потому что это хорошая история, оригинальная и остроумная.

P.S.: Герои рассказа по сути играли «Испанскую партию», которой свойственны сложность и разнообразие схем… Правда, уже на шестом ходу они несколько отошли от классических вариантов этого открытого дебюта. Наверное, играли «Вариант Единорога»... :-)

«Славненько», — как сказала бы бабаня Громс-Хмурри. Рассказ очень остроумный, а местами и вовсе уморительный. В легкой, иносказательной манере показано, что мало только хотеть быть первым, лучшим, единственным в своем роде, — нужно ещё и пребывать в однозначной уверенности, что так оно и есть, что ты действительно первый. А без этой уверенности страх перед неудачей побежит впереди тебя, и финиширует первым, а ты после него. И еще мне подумалось, что чаще всего действительность, нас окружающая, это лишь то, что мы желаем видеть, а не то, что есть на самом деле и что должно быть. А уж на вопрос «Кто ты в этом мире?», море или лишь рыбка в нем, пусть каждый ответит самостоятельно.

Совершенно бесподобный роман, ставший для меня полным откровением. Тонкий, умный, глубоко психологический, он надолго запал мне в душу. Шикарная фантазия Джона Райта сверкает в «Золотом веке» ярко, блистательно – она ослепляет на мгновение, но вот ты немного поморгал, очухался и снова спрашиваешь себя: «фуух-ты, что это было?», а потом отвечаешь себе: «Что бы это ни было, это было чудесно!».

Да-да, это было чудесное явление полёта мысли, фантазии, науки Райта, а в полёте этом он показал множество человеческих страстей, чувств, эмоций, настроений, идей, мечтаний – всей человеческой сущности, но за полным отсутствием мелких, низменных, незначительных, мимолётных проявлений. Всё и все в этой истории напрочь лишены этого; их цели, идеи, деяния, мечты писаны должны быть с заглавных букв. Цели, Идеи, Деяния, Мечты – вот так нужно отражать всё то, что описано в «Золотом веке».

Весьма далёкое будущее, когда человек, нет, не так – Человек, — словно Бог всемогущ, его воле и знаниям подчинены не только планеты, но само Солнце: оно уже не суть есть основы всей жизни на Земле и в системе, о, нет! — теперь уже «жизнь» Солнца подчинена Человеку, и только от него зависит, как долго оно будет дарить свет. Человек приручил саму матушку Природу, планеты и даже мелкую космическую пыль. Реальность такова, что по всему выходило, что для человечества настал Золотой Век. Невероятно, но написано прекрасно.

Только вот вся жизнь, всё существование человечества заключено в (относительно) замкнутом пространстве, ограниченного пределами Солнечной системы, но человек не был бы человеком, если бы не стремился к большему.

Таков главный герой эпопеи – Фаэтон. Аристократ высокородного происхождения, он до поры до времени «сидел, не высовывался», оставаясь лишь тенью своего отца (или не отца, но создателя) Гелия, Покорителя Солнца. Его великая Цель, его светлая Мечта в конце концов пошла вразрез с «официальным курсом» Золотой Ойкумены, что и стало основной стратегической линией повествования. Его заставили отказаться от Мечты и Цели, компромиссами, торгом и шантажом, ему стёрли 150 лет воспоминаний, полторы сотни лет жизни, его убедили ложью (недосказанной правдой), что он желал вернуть насилие и преступление в мир Золотой Ойкумены, но что-то зудело внутри него, что-то подсказывало ему, что создан он не для жизни в неволе, в клетке – пусть и Золотой. Жизнь Фаэтона превратилась в лабиринт, полный ложных и истинных воспоминаний. Когда-то он знал ответы на все вопросы, теперь же он забыл их существенную часть. И начался поиск этих утерянных воспоминаний, и отсюда ведёт свой рассказ Джон Райт.

С первых строк я окунулся в совершенно незнакомый мне доселе мир – невероятное смешение реальности и виртуального мира, сознаний, ощущений, эмоций вначале запутало, смутило и немного испугало, даже подумалось мне, смогу ли я продраться сквозь эти лабиринты. Куча философских терминов, научных понятий (самыми безобидными из которых были что-то вроде сингулярности, да трансцендентальности), неизвестных знаний поначалу не добавляла позитива процессу чтения. Выяснилось, что после 40-50 первых страниц ничего страшного и непонятного уже читателя не ожидает, тем более что Райт постепенно в изумительной манере объясняет всю устроенность своей вселенной. Поэтому, Совет номер 1: ни в коем случае не бросайте эту книгу в начале! – потом пожалеете.

События в романе развиваются очень планомерно, я бы даже сказал изысканно планомерно. Каждая глава на своём месте, каждый абзац отточен, каждое слово цепляет другое. Встреча со стариком как прелюдия, загадочный нептунец, Аткинс, и всё дальнейшее повествование чёткими, хоть и неторопливыми шагами ведёт нас к кульминации этой части эпопеи – к моменту, когда Фаэтон откроет «шкатулку» с воспоминаниями, когда он сорвёт замки с этого Ящика Пандоры, в котором заключена если не погибель Золотого века, но огромные беды для него.

И если до этого момента я читал, грубо говоря «фантастический кибер-детектив», то, начиная отсюда – психологическую драму в фантастическом антураже.

Проблема Поиска самого себя, понимание понятия «Свобода», следование своей Мечте – вот, пожалуй, самые значимые идеи романа. Как долго Человек будет наслаждаться этим раем, как долго он сможет жить в этом «мире лишенных свободы, анархии человеческих страстей и человеческого безумия»? Да и рай ли это? И Фаэтон спрашивает себя об этом и отвечает: «…когда-то я называл это раем! Это место прекрасно, но это – ад!». Рай или ад – фальшивый и позолоченный, или реальный и золотой? Решайте сами. Свободен ли человек в таком мире, в котором всё спланировано компьютерными мозгами софотеков, всё рассчитано, просчитано и упорядочено. Шаг влево, шаг вправо – не расстрел, но считается глупостью. Да и глупости не совершаются, в общем-то, ведь компьютерные супермозги Поместий и Школ ведут человечество по безопасным и предсказуемым дорогам. Предусмотрительность софотеков встала на стражу, охраняя покой и всё течение жизни огромной цивилизации; охраняя от одного-единственного индивида, и в данном конкретном случае – от Фаэтона.

Фаэтон же решил отказаться от этой мнимой свободы, и понял своё предназначение по-своему. У него появилась Цель – освободить человечество, освободить его для великих свершений, для невиданных, славных деяний. Для полётов в космос, для поисков новых миров. И тогда родилась Мечта – космический Корабль, «Феникс Побеждающий», его прекрасное, могучее детище. Он бросил все силы и средства на свою Мечту; он потерял отца; он потерял жену – и всё это только лишь ради осуществления своей Мечты – Космоса… Мечту отняли, корабль убили, память стёрли, его самого отправили в пожизненное изгнание… Что то там впереди?.. Борьба.

Вообще, Джон Райт показал себя весьма умным, начитанным, информированным писателем. Множество философских и компьютерных изысков очень органично дополняют весь пейзаж увлекательного повествования. Нет, не дополняют даже, но являются неотъемлемой его частью. Чем для меня ценны книги? – я ценю ум, его красоту, его наполненность, его множественность знаний. И если хоть из одной книги из пяти я найду что-то, чего я не знал до этого, если положу в свой мозг новые знания, то эта книга станет для меня втройне ценнее. Благодаря «Золотому веку» я пополнил свой багаж огромным числом новых знаний (да хотя бы о таком понятии как «четыре стадии скорби»), и это весьма по мне.

И, напоследок, немного дёгтя. У меня практически нет никаких претензий к самому роману «Золотой век» Джона Райта, но у меня есть довольно внушительные рекламации к единственному русскому изданию от «Эксмо»:

1. Обложка никоим образом не отражает никакой сути романа. Нарисованная дамочка в скафандре с надписью «Serrano» — что это?? Для чего? Откуда? Во всем романе есть лишь одна женщина – Дафна, жена Фаэтона, но и она никакого отношения к изображению не имеет.

2. Вопиющая ошибка, иначе и не назову – в колонтитулах автор указан как «Джон К. Райт». Ну что, было лень узнать, что второе имя писателя Чарльз, и поставить «Ч.» вместо «К.»? Неуважительно, нелепо.

3. Много вопросов вызывает издательская аннотация, в которой роман назван «первой космооперой XXI века». Я так и не понял, с чего это взято, даже сам Райт посмеялся на этот счёт. Именно в этом романе ни единожды даже пчела не пролетела, не говоря уж о космолёте, открытии новых планет, и прочих атрибутов действительно космической оперы. Да, наверняка в последующих частях «Феникс Побеждающий» взлетит и направиться к неизведанным мирам, но пока что это никакая не космоопера, а по стилистике и вовсе вещица вполне киберпанковая. Также в аннотации указан необыкновенный динамизм и поэтическое воплощение. Динамизма событий по большому счёту нет – есть динамизм представленных чувств, эмоций, ощущений. Поэтического тоже не так и много, разве что глава о тех событиях, когда Фаэтон прибыл на Венеру к гробу своей Дафны, да разговоры с Гелием и его, Гелия, воспоминания.

В остальном же, почти согласен. Но главное в том, что книга преотличная, и я с удовольствием полакомился бы продолжениями на русском языке! Очень надеюсь на это.

P.S.: А ещё мне очень захотелось снять по этому роману кино, но я не режиссёр, к сожалению. Ах, какие картинки можно было показать зрителю!..

Очень необычная история, ровно из тех случаев, которые мне в фантастике жутко и всенепременно нравятся. Поразителен неординарный, впервые мне встретившийся взгляд автора на природу таланта и его творца. Таланта, взращённого в неволе, и Творца, живущего в клетке своего таланта.

С одной стороны, всё прекрасно: есть полная свобода развития этого таланта, полное отсутствие внешних факторов и помех и абсолютная независимость от прошлого музыкального наследия, а с другой – жёсткие, жестокие рамки его жизни. На одной чаше весов – «чистота эксперимента», а на другой – подавляющая, уничтожающая, деятельность системы — Системы.

Она разделила Искусство на что-то высшее, понятное и подвластное лишь избранным, Слушателям, и на то, что потребляет остальное общество: водители, бармены, рабочие на дороге…

Она режет по живому иносказательно, лишая Творца родителей, друзей, Инструмента, но и буквально – режет лазерным скальпелем, – режет пальцы, уши, голосовые связки… Мгновенно обеззараживает, окружая лесной природой, удобствами, хорошей работой (на которой ты будешь «счастлив»); Она разом останавливает кровь, выступившую на отрезанных пальцах, но Она ничего не может поделать с порезанной, изувеченной душой, даже в таком гнетущем состоянии желающую творить, когда раны хотя бы чуть-чуть заживут…

Она оставляет культи Музыканту, Она затыкает горло Певцу, Она отделяет от Творца кусок за куском его плоти и души всего лишь с одной-единственной целью, — чтоб все были счастливы в её мире. Мире циничной, мнимой доброты и заботы об обывателях; мире ужасающе жестоком этими проявлениями «чуткости и внимания»…

Но самое трагическое, ужасное и жестокое во всём этом, что учёт неправедных дел, этих нарушений закона, вынесение приговора и отправление наказания, всё это творят (какое, однако, безумие употребить это слово!) те бывшие Творцы Прекрасного. Музыканты, певцы, композиторы становятся теперь, трижды преступив закон, полисменами, Блюстителями Закона. Они уже трижды унижены системой, трижды изуродованы, трижды искромсаны, трижды убиты. Всё, что осталось у них, это немые личные воспоминания. Хорошо, если кто-то ещё помнит их музыку, их песни, но память человеческая слишком коротка, чтобы быть вечной.

Чтобы быть вечной, как Музыка…

Поразительная история поразительного автора. Она режет, душит, убивает и воскрешает вновь…

Занятная и довольно таки смешная история. Забавные персонажи и их диалоги: потешные каждый в своём нелепом неведении углежог («пошто преследуешь меня?!») и Король-ворон («что тебе надо?!»), уморительные английские святые, в особенности святой Освальд, — всё это, несоменно, составляют основу той атмосферы весёлого абсурда, что творится в старой, доброй Англии.

Остроумно, живо, фантазийно, но, насколько я понял, вторично? Всего лишь пересказ известной притчи? сказать по чести, я не знаю правды. Если Сюзанна Кларк сочинила эту историю, основываясь лишь на небольших кусочках известных преданий, тогда ей за это большое спасибо — вышло замечательно, остроумно и привлекательно. Если же это и вправду всего лишь пересказ, то ... хм, плюсовать приходится только за юмор и лёгкость повествования.

Как бы то ни было, мне понравилось, хотя я и не считаю себя большим любителем подобных тем.

Откровенно говоря, это всего лишь самая обычная, почти ничем не примечательная история, пусть и от такого Мастера. Чего-то сверх-увлекательного, и уж тем более фантастического, в рассказе нет – ординарный романс о неожиданно рождённом чувстве (дружбе или любви – сами решайте). Воздушный и милый, как практически всё, что я читал у Брэдбери, но на этот раз история вышла не самая замечательная.

Лёгкое чтиво для отдыха ума и сердца.

Тонко. Глубоко. Умно. Грустно…

На трёх страницах поместилась на первый взгляд хвалебная ода Собирателя самому себе, своим книгам, библиотекам и лужайкам. Но после более пристального изучения становится ясно, что вся эта мишура внешней показушности скрывает большую трагедию и вопрос, — для адвоката из Скенектеди, наверняка, главный вопрос его жизни: почему его сын сделал это???... Я то так понял, что он, Собиратель, для того и ездил по миру, собирая уникальную библиотеку из редких томов, чтобы найти ответ на свой вопрос «почему?». Но ни в одной самой умной, самой расчудесной книге не сыщется ответ на эту грешную сущность человека. Почему человек убивает? Да если бы это знал хоть один мудрец, наверняка, весь мир был бы другим. И кто-то в этом мире был бы рад тому, что не нужно снова и снова задавать этот вопрос – почему?..

Добротный рассказ, но изюминки в нём нет. Можно много говорить о том, что Шекли писал рассказ о Свободе выбора, об альтернативе себя самого, собственного тела, своей формы. А можно и не говорить. Можно в связи с вышеозначенным пунктом и принятым его как данное, также далее принять за аллегорию возможность менять Форму жителей Глома и, переиначив, говорить о выборе жизненного пути человеком. Можно, но ведь для того, чтобы иметь Свободу выбора, нужно сначала иметь Возможность-иметь-свободу-выбора. У всех она есть? Навряд ли. А вот у гломцев была, и у каждого, причём, хоть тебе низшая раса, хоть высшая...

А концовка предугадываемая. Ну скажите на милость, в кого на планете Земля мог переформироваться гломский Пилот, если не в ... (кто не читал — узнает сам!).

Ничего экстраординарного в этом рассказе нет. Всё описано настолько подробно, что ничего «додумывать» читателю не остаётся — как в старом анекдоте про жену и мужа: Кафка сказал, Кафка сделал, Кафка поспорил, Кафка оценил. Какой-то сногсшибательной внутренней идеи я также не приметил. Да, немного мрачно, немного мерзко, немного страшновато, но и всего лишь. Вся эта мерзость изобретённой машины, которая должна вроде шокировать — не шокирует. Страх, который она должна возбуждать в читателе — не возбуждает. Мрачная атмосфера улетучивается настолько же быстро, насколько быстро растворяется дым от сгоревшей спички, — и даже пахнет так же: кому-то вкусно (я знаю людей, которым нравится запах сгоревшей спички), кому-то не очень. Что этому способствует? Я думаю, что сама манера повествования, такая обыденная, подробная до атома, но более всего — персонажи. Эти безымянные четверо — офицер, путешественник, солдат и осуждённый — словно рисунки на картоне от коробки или на обёрточной бумаге: серые, безжизненные и аморфные. Некоторым исключением присутствует здесь лишь офицер, да и то потому, что вся его «жизненность» и хоть какое-то присутствие эмоций обусловлены лишь фанатизмом по отношению к системе, беззаветной преданностью старому коменданту и машине. В остальном же, серо, а грубо говоря — никак.

Вот как в спорте существуют «неудобные» соперники, так и у меня в фантастике есть «неудобные» авторы. И как в спорте есть непримиримые команды, так и у меня есть такие же авторы. Из этой группы фантастов для меня, пожалуй, наиболее выделяются Томас Диш и Альфред Бестер. Идеи и сюжеты Бестера для моего мировоззрения почти всегда спорны, а порой я их и вовсе не принимаю. Часто он говорит о некоторых вещах жёстко, но справедливости ради надо сказать, правдиво, но иногда хочется позитива, а не правды.

Прочитав в который раз этот рассказ, я за последнюю неделю во второй раз вспомнил слова о том, что «старая любовь не ржавеет». В этой истории Бестер с этим мнением отнюдь не спорит, и даже наоборот, почти подтверждает его. Но дело в том, то говорит он об этом совсем не в романтично-радужных тонах, а показывает эту любовь, пронесённую через 11 лет жизни Страппа, такой извращённой и неприглядной, что никак не хочется желать ему снова обрести то светлое чувство, которое он замарал. Замарал, изуродовал своей ненавистью, деньгами, кровью и злобой.

И Бестер говорит ещё и о том, что когда любовью называется лишь приятие внешности, тела, только наружной оболочки, то это вариант тупиковый, проигрышный и бесперспективный. С этим я согласен, а с дальнейшим развитием этого суждения – нет. Бестер надеется на то, что если любовь основана на чувствах ко внутреннему миру другого человека, то это гарантия её «вечной жизни». На мой взгляд, отнюдь нет: человек постоянно меняется, и внешность и внутренние качества, и часто это приносит разочарования. И всё, по-моему, зависит лишь от того, готов ли ты давать чувство, или только брать… Но предатель – не время, а сам человек. Не иногда, не часто, а всегда!

Вообще же, рассказ добротный, но почти не цепляет.

Очень симпатичный рассказ о доброте, чуткости и внимании к тем, кому нужна помощь. Самое удивительное, что написан он не каким-нибудь романтиком от фантастики, а истинным «технарём»-приверженцем «твёрдой» НФ. И тут, конечно, Ларри Нивен, по своему обыкновению, не обошёл стороной научную составляющую в рассказе, с изрядной подробностью описав принцип полёта разгонного космического корабля; получилось очень даже понятно, и что главное, принципиально достоверно. Дальнейшие события также отлично раскрывают суть истории, очень планомерно, разумно и цельно привязываясь к последующей концовке. А вот она-то замечательная! Аллегории с гусеницей, которые сильно и не выпячиваются, но мимо которых не пройдёшь, мягкие и ненавязчивые.

В общем, весьма приличный рассказ, рекомендую.

Если вы будете читать этот рассказ НЕ в сборнике «Трудная задача», который собрал в себя «рассказы на математическую тему», а отдельно от него, и не будете иметь представления о настоящей (как оказалось) тематике повествования, то, скорее всего, у вас возникнет ощущение, которое посетило моё сердце: Артур Кларк, этот уважаемый и несомненный Мастер, жестоко обманул меня.

Эта история, начинавшаяся как красивая, живописная, атмосферная Легенда об Учёном и о Мастере, о Поиске Истины и Знания, о несокрушимой дружбе, в конце концов, она и являлась таковой на всём своём протяжении, а окончилась тем, что превратилась в банальную псевдонаучную постановку на математическую тему, порядком уже изъеденную учёными и, что самое грустное, писателями.

Прекрасными, умелыми, цветастыми штрихами и мазками вёл нас Артур Кларк к такому финалу, который я никак не ожидал увидеть, но который на протяжении всего чтения лихорадочно искал в строках, а между абзацами вспоминал быстренько-быстренько, не оставил ли Автор мне какой-нибудь намёк на то, что же такое на самом деле являет собой Стена Мрака, для чего она, и что Шерван и его друг Брейлдон найдут за ней? Разные живописные пейзажи и неведомые древние знания рисовались мне, когда я пытался предположить, что, исходя из стиля и содержания повествования, можно увидеть Там, за Стеной… А в итоге…

Тривиальная Лента Мёбиуса, эта топологическая задачка, которая даже на момент написания рассказа была уже не актуальна, вплетена в жизнь описанной планеты как нечто неотъемлемое. Вплетена искусно, с этим не поспоришь, но всё же, на мой взгляд, математика и красивая Легенда вместе здесь, именно в этом рассказе неорганичны и несочетаемы.

А самое грустное в этой истории, что Кларк не оставил никакой надежды, никакого позитива. Что может быть хуже разрушенной Мечты? Только исполнившаяся Мечта. Что может быть страшнее потери Цели? Только отсутствие её. Шерван потерял их обе, исследовав Стену, и что осталось у него? Ничего, лишь бесполезное знание о том, что другой стороны стены нет…

Довольно странный рассказ. Вполне понятна идея автора насчёт человеческой Веры в высшее сущее, о потере её, или, вернее сказать, об отказе от неё ввиду того, что люди стали сами по сути сродни богам, во всяком случае с весьма похожими возможностями и умениями. Одна только способность управлять атмосферными явлениями и стихиями чего стоит!

Что для таких людей боги?! В лучшем случае равные среди равных; в худшем, как в этом рассказе, — игрушки, марионетки, актёры в игре, предметы забав и увеселений. Но, как это часто бывает, и эти «игрушки» рано или поздно наскучивают. Силверберг показывает своё видение итога отказа от веры и религии, но я его мнение не разделяю, так как не верю в такой итог. Мне кажется ooooочень странным, что именно эта «игра» с богами привела к тому неутешительному финалу, что прогнозируется автором.

По-моему мнению, наша Вера спасает нас только лишь изнутри, и только лишь от внутренних врагов (и от себя самого в том числе), но никак не от внешних факторов — будь то ураган или нападение инопланетных захватчиков, — которые в зависимости от нашей веры, её силы и её качества не состоят…

Обыкновенная, непритязательная история из разряда «прочитал и забыл». Нет, в голове-то останется, но на какую-то глубину сюжета и яркость характеров намёков нет. Не совсем обыкновенны лишь эта пара персонажей. 15-летняя девчушка, которая с виду вполне обычная, но лишь до последних абзацев, когда всплывает маленькая подробность (интрига, однако ))) и «парень из города», который поначалу неизвестно чего боится, нервничает и вообще ведёт себя не сильно адекватно. Я так понял, что то, чего (вернее, — кого) он так боялся, то и встретил. Если это не так, то… ну не знаю тогда, что и предположить…

Ч.К. Ярбро явно пошла по стопам великих американских Мастеров, к примеру, Клиффорда Саймака и Стивена Кинга, подобно им избрав местом действия свои родные (как я понимаю) края Калифорнии: Санта-Роза, Сонома, Напа и прочие городки и шоссе вплетены в повествование довольно крепко. Ход для молодой тогда писательницы хитрый, но оправданный и вполне различимый, если посмотреть на карту расположения атомных и прочих электростанций в этом штате.

В общем и целом, история неплохая, прочтите на досуге.

Довольно забавный рассказ с тривиальной концовкой. И если другие истории порой (а иногда и не раз) перечитываешь по разным причинам, одна из которых – концовка – умная, неожиданная, притягивающая, то это не тот случай. Здесь развязка угадывалась со второй страницы: она весомо проста, предельно прозрачна и банальна до коликов, поэтому общее впечатление от прочитанного решительно бледное.

Научные идеи, высказанные в рассказе, интересны лишь при отдалённом просмотре. Сравнение же сути времени как предмета исследований с «замерзающим морем» или с «пластинками веера» смотрятся и вовсе наивно и скучновато. Благо, что Уиндэм не стал задерживаться на их описании всерьёз и надолго, а побольше дал нам из области романтического.

Но и тут, на мой вкус, не всё гладко. «Прежняя любовь не ржавеет», как говорится. Это-то несомненно, только вот подано не сильно изысканно, не слишком лирически, без особого романтизма. В чувства Джин и Питера (во всех их временных «рамках веера») веришь, но останавливаться и, глядя на них, идущих вместе под локоточки, умилённо всплёскивать руками не станешь.

В целом же, резюмируя своё мнение об этом рассказе, скажу, что, по-моему, говорить о какой-то глубине, и даже мягком психологизме этой постановки не стоит. Рассказ симпатичный, это да, но… на одно прочтение, к сожалению.

Этот рассказ невероятный, загадочный и настолько же вопрошающий, насколько же и не утруждающий себя ответами на созданные вопросы. Как будто Лем сказал себе, да и нам, читателям: «Слушайте, и внимайте, но учтите: с меня только история, а то, что вы о ней подумаете, и какие выводы сделаете, это ваше личное дело. Я разбросал вам жемчужины в траве повествования – ищите, собирайте (если найдёте…), думайте…». Ну что ж, ответил я (конечно, по-своему поняв призывы пана Лема, и во многом фантазируя), будь по-вашему – что увидел, то увидел.

А увидел я расколотое на две почти равных половины повествование.

Первая, которая хоть и не заставила меня бросить чтение, но немного раздражала. Витиеватые, длинные (длиннющие!) строки, наполненные запятыми, дефисами, всеразличными оборотами, метафорами, и просто сравнениями, синонимами, подробностями читались трудно, я бы даже сказал, мучительно.

Как сквозь дебри джунглей я продирался через этот умный, проницательный, тонкий и такой загадочный язык (перевод великолепный!), но продирался! Перечитывая строки, переваривая внутри и прогоняя через себя самого.

Для меня, не привыкшего к подобной стилистике, было поначалу трудновато, но жутко интересно. Я ощутил ту потрясающую способность Писателя облекать свои мысли в слова так, что картинки в сознании читателя мелькали с частотой немыслимой. Знаете, бывает, описываемое в истории событие, локальное или общее, очень просто (ну, написано простенько, даже обывательски что ли), бывает не сложно, когда что-то укладывается в полстраницы, и всё подробно и предельно ясно. А бывает как в этом рассказе: в одном предложении события, движения, мысли (особенно мысли!) сменяют друг друга с такой невероятной быстротой, пестротой и значимостью, что я еле поспевал, ей-богу! К середине поспел, но тут такое началось!

Декорации средневекового замка, королевского дворца, с придворными, фаворитками, и прочим сменились Второй половиной и таким динамичным действием поиска, погони, но описанным так дословно, подробно и детально, что казалось, что это не Маска (так я её назвал, ибо обилие прошлых «жизней» и Её имён смущало и путало; в конце концов, это вполне объяснимо – ведь это обилие пугало и смущало своей неизвестностью и её, Маску) в погоне, не этот невероятный механический палач из чего-то Неведомого, а я бегу за суженым (жертвой? целью?) среди полей, лугов, лесов, сквозь траву, сквозь муравейники, сквозь живые тела животных, сквозь деревни, сквозь испуганные взгляды детей и стариков, сквозь неизвестный мир.

Невероятная перемена схемы повествования обожгла, привлекла и привела к нестерпимой жажде увидеть, осознать, прочувствовать концовку истории.

Она разочаровала меня, по чести сказать. Сразу же померкла красота прежних слов, ажур описанного погас, потух. Вопросы, которые оставил Станислав Лем, лично для меня остались под таким покровом тайны и непознанного, что я даже расстроился. Кто Она? Откуда явилась? Зачем? Кто Он, цель? Кто его преследователи? Зачем похитили? Какова истинная роль короля? Вообще, чем обоснована такая концовка? И множество других. Вывод у меня одни: итог для Арродеса был определён заранее, и не было предпосылок для Маски спасти его, учитывая также её непонятные даже для неё самой намерения как поступить с настигнутым: убить, любить, спасти?.. Я не знаю.

И признаюсь: поклонником, а уж тем более знатоком творчества знаменитого польского писателя и учёного, и в частности, фантаста Станислава Лема, я не являюсь. В юношеские годы прочёл лишь зелёную книгу в мягкой обложке из серии «Мир приключений», где были представлены «Солярис», «Непобедимый» и несколько разрозненных рассказов из дневников Йиона Тихого. Поэтому эта история «Маска» стала для меня некоторого рода откровением. А вопросов действительно много, но на то она и Литература в своём лучшем проявлении!

Очень сильный рассказ. Великолепный слог, поэтический, с налётом тревожной мрачности, строгий, очень похожий на тот, каким писали Легенды и саги, манил, завораживал, и даже пугал время от времени. Не скажу, что читалось легко и непринуждённо, — всё-таки некая тяжеловесность и небольшие по началу трудности в прочтении для меня лично имели место быть, — но оно и понятно, я просто не был готов к подобной манере изложения. Постепенно втянулся, и получил большое удовольствие. Прекрасно.

Прибавить сюда тот факт, что я вообще люблю такие темы, как «постапокалиптика» и «умирающая Земля», так выходит, что я должен был быть в восторге от этой истории. Я скажу так: мне очень понравилось, очень, но был ряд моментов в повествовании, которые на данный момент прочтения отказались быть понятыми мной (очень надеюсь, что пока), и оттого впечатление было несколько смазано. Но, думаю, что при последующих прочтениях (а то, что я буду «Неспящего…» перечитывать, сомнений у меня нет) эти непонятые сюжетные ходы откроются-таки мне, и картинка станет более цельной.

Едва начав читать, я сразу же попал в совершенно незнакомый мне мир, мир жуткий, страшный, тёмный, безнадежный. Атмосфера, конечно, передана великолепно. Исполинские Левиафаны, неусыпные Стерегущие и тёмные фигуры Молчаливых вселяли если не страх и ужас, то некий не-уют в виде покалывания в области позвоночника совершенно точно. Давненько, наверное, ещё с моего увлечения Стивеном Кингом, мне не приходилось испытывать подобные ощущения. Это несомненный и большой плюс этой истории. Потрясающие воображение временные рамки: не тысячелетия даже, уже которые нелегко себе представить, но сотни тысяч лет, миллионы, даже миллиарды (!) и вовсе разрывали мозг. Пройдя такой путь, человек уже даже не просто существо высшего порядка, но нечто большее, что мы и видим в повести.

Три образа, на которых держится повествование – Телемах, Перитой и Элленор — очень притягательны своими взаимоотношениями, загадками и невероятными способностями помнить и знать прошлое, заглядывать и видеть будущее, и читать мысли. Кто из них сильнее, могущественнее, божественнее? Хм, сложно сказать, но мне приглянулся, конечно, Телемах: человек с потрясающим чувством долга, слова и дела. Верность данной клятве, да и способность помнить прошлые жизни не такой уж и лёгкий груз, судя по всему, но он нёс эту ношу с достоинством.

Что до тех непонятых мной моментов, так это, главным образом, имена и названия. Заимствованные из вполне известных нам мифологий и религий, они вроде должны были нести некий отпечаток, и думается мне, иметь какие-то параллели что ли, и быть, наверное, намёком на какие-то ответы на загадки повествования. Однако, допустим, ни Телемах, ни Перитой в этой истории ничего общего с древнегреческими «тёзками» не имеют. Для чего это и почему так сделано, вопрос, скорее даже не к Джону Райту, а к первоисточнику, к Ходжсону, но сие пока нам, как я понял, недоступно.

С большим интересом продолжу при случае знакомство с этим невероятным, самобытным миром «Ночной земли», очень уж это завораживающее зрелище, интригующее, пугающее…

PS: Ну, и концовка! Ах, какая концовка! Блеск! Просто конфетка!

Потрясающий сборник раннего Саймака. Все истории (за исключением двух, которые лично мне просто не приглянулись из-за большой спорности поданных в них идей — не истинная «Истина» и несколько абсурдный «Театр теней») великолепны. Они различны по сюжетным линиям, но неизменно схожи своей неповторимостью — подражать Саймаку, наверное, невозможно. С каким добрым чувством, с какой теплотой пишет он о тех, кого обижают, угнетают, на кого охотятся. Как он любит вознаграждать тех, кто это заслужил («Подарок»); как он с непременностью одаривает Ищущих предметом их вожделений («Мираж»; «Детский сад», «Поколение, достигшее цели» — в меньшей степени — не все там желали того, чего потом получили); и, конечно, наказывать за кадром тех, кто идёт против морали, кто жесток, алчен и просто глуп.

Человек и Вселенная — соперничество или партнёрство? Мир или война? Сила или разум? Какая позиция не победит, а скажем так, восторжествует? Ответ не очевиден, но Мастер, а следом и я, поверив ему, пребываем в крепком оптимизме (ну Саймак-то оптимист знатный, это для меня несомненно), что в итоге всё будет правильно.

Этот сборник, который я считаю едва ли не лучшим из всего наследия той, ранешней фантастики 50-60-х, с которой начал поход за впечатлениями от Книг, перечитываю постоянно, и буду перечитывать, ибо это любовь, любовь первая, а значит навсегдашняя.

Многоликий рассказ, после прочтения которого можно говорить о многих вещах, которые волей-неволей были затронуты: и о морали человеческих отношений к себе подобным и даже и вовсе не к себе подобным; и о природе одиночества, которого одна из суть-ипостасей – очищение; и о мечте, и о славе, и о вознаграждении за свои поступки и мысли, и о каре за проступки и грязные делишки…

В этом весь Саймак, дающий нам, читателям, пищу для размышлений, и лишний повод спросить с себя «за жизнь». Частенько задумываясь о том, что есть суть наша жизнь – реальность или всего лишь умело созданная кем-то (самими нами?) иллюзия, я всё чаще вписываю в свою доктрину устройства жизни именно слова «иллюзия», «постановка», «мираж». Порой кажется, что мир нереален; порой думаешь, что то, чего ты жаждешь, тебе давалось, но ты прошёл мимо, не заметил, принял за мираж, как это было с двумя «охотниками за сокровищами» из рассказа…

Мне всегда нравится, с какой теплотой относится к своим выдуманным существам Клиффорд Саймак, в разных его «меховушек» влюбляешься сразу и навсегда. Здесь их аж семь, все разных полов, но с одной целью на протяжении многих, долгих столетий и тысячелетий. Ах, как они смешно разговаривали! :-) «Друг – значит не обидит? Друг – значит не убъёт?»…

Их было Шестеро «древних». Они искали Седьмого. Они нашли его.

Думаю, они нашли и Восьмого. Того, кто за Миражом увидел и нашёл Истину. И Цель. И Жизнь.

Симпатичный такой рассказ. Не впервые мы встречаемся с таким вот главным героем, как Марти Богети: человеком не далёкого ума, не слабоумным, впрочем, но, как сказано, «потешным», из того рода людей, которых другие называют чудаками. Недостаток учёных степеней и знаний (он не то, что в колледж не ходил, но даже школу не окончил) с лихвой восполняется его способностями к пониманию внутреннего мира животных, которые продаются в зоомагазине. На подсознательном уровне он точно знает, когда какая-нибудь кошка грустит, когда собака хочет обрести хозяина, и о чём говорит попугай Дейзи, так что большого труда понять инопланетянина ему не составило.

Это, впрочем, не удивительно для меня нисколько. В данном случае, учёные в частности, и вся наука в целом показана лишёнными сантиментов. Они просто делают свою работу, рутинную по большому счёту программу исследований. В принципе, так и должно быть. Просто этот частный случай с инопланетянином, с неспособностью учёных понять (но ведь они год пытались это сделать!) его цели, желания, его миссию не показателен. Ну да, хорошо, что нашёлся такой вот человек, как Марти Богети, который «разговорил» пришельца, но ведь конечная цель эксперимента, задачи исследований не выполнены, программа свёрнута…

Майкл Кэндел развернул своё повествование на избитой истине о том, что для того, чтобы понять другое существо, нужно попытаться быть таким как он, быть с ним наравне. И ещё на одной: что порой не так важны знания в черепной коробке, а больше — простое умение понять, восприимчивость к тому, что лежит внутри другого, его эмоциональная составляющая. Так что, в принципе, никакой сверхидеи, чего-то кардинально нового здесь нет, но рассказ всё равно получился приятным. Добрая, в какой-то манере даже лирическая, похожая на некоторые творения Саймака и в небольших малостях созвучная с «Цветами для Элджернона», эта история, пожалуй, запомнится надолго.

Рассказ потрясный, конечно. Читая его в отрыве от всего другого наследия мадам Ле Гуин, решил поначалу, что это либо начало, либо часть какого-либо цикла, серии, которые впоследствии по тем причинам, что история мне сильно понравилась, я бы продолжил искать и читать. Оказалось, что вроде бы это самостоятельное произведение, и стало немного жаль, что дальнейшего развития событий я не узнаю.

Очень эмоциональный, чувственный рассказ, вкрывающий многие «гнойники» социума, науки, лженауки, религии, да и ещё много чего прочего. Может быть, это перефраз средневекового отношения к науке, к математике, к астрономии, ко всему новаторскому, может быть. Но я люблю такие вещи: в меру жёсткие/жестокие (я не люблю размазывание соплей и слёз — жизнь жестока, прекрас в ней мало — ровно столько, сколько вы хотите их видеть), в меру нервные, загадочные безусловно, но страсть как интересные! Описанным миром, который как я понял является перед нами после какой-то катастрофы 14 сотен лет назад, я был поглощён. Своей Темнотой он напомнил мне рассказ Брэдбери «Лёд и пламя», только наоборот почти — такой же невероятный мир, только солнце здесь по праздникам...

В общем и целом, я от рассказа в почтенном восторге, это именно то, что мне нужно, и обобщая: эмоции, нерв, загадка — это то, что я от этой истории получил.

(с) «...Кто нас заметит? Кто улыбнётся? Кто нам подарит рассвет?...»

Рассказ очень хороший, остроумный, да и просто умно и логично выписанный. Как обмануть детектор (не лжи) Правды? Есть два способа: говорить истинную правду и говорить ложь, маскируя её так, чтобы она выглядела правдой. Вернее сказать, говорить ложь, имея ввиду истину в каком-то отдельно выбранном контексте. (Я, кстати, порой так и делаю, только тссс! жене не говорите :-) ). Магрудер проявил себя как истинный учёный, как по настоящему умный человек, как достойный представитель человеческой расы. Наврал в три короба, да и пусть его теперь! — главное спас по меньшей мере две планеты, одна их которых — Земля, а дальнейшее — уже дело земного президента и правительства.

Великолепно написано, смешно, оригинально, с фантазией.

Первый из серии замечательных рассказов из цикла о Ричарде Грегоре и Фрэнке Арнольде. Вещь потрясающее смешная из серии «так уже больше не пишут...» :-). Изобретательные, остроумные, жизненные герои с честью, достоинством и, что не маловажно, с неплохой прибылью выходят победителями в своём первом деле. Да как вышли то! Уммм-с, на заглядение: с фантазией, с юмором! На чуднОй планете, где творятся необъяснимые и поначалу страшные, трагические случаи, два компаньона сражаются со своими детскими воспоминаниями, страхами и фантазиями, и с выдуманными ими же лет тридцать назад чудовищами. И даже суть тех фантазий, имена чудищ, и способы их усмирения уже подзабылась и немного стёрлись, но в конце концов нашлись таки способы их утихомирить! И это ещё хорошо, что это не фантазии Джимми Флинна, их третьего товарища, который придумывал чудищ-то огог-го каких! Ну и , конечно, концовка с одеялами просто жемчужина юмора и как выход из сложной ситуации ну просто великолепна!

Очень смешной, остроумный рассказ. Время от времени для поднятия настроения перечитываю его, и хотя концовка, да и содержание, знакомы уже чуть ли не дословно, всё равно раз за разом смеюсь над всей этой историей. Сказать по честности, читая впервые, о сущности того, что скрывается за таинственным словом «капес» (в моём источнике именно так) не догадывался до самого конца. Но и сейчас, перечитывая его, всегда нахожу в этом рассказе тот самый позитив и повод улыбнуться, чего порой не хватает в реальной жизни.

«Абсурдно».

Этот рассказ я прочитал впервые примерно с месяц назад. На тот момент совершенно его не понял. Нет, не в том смысле, что не понял его суть, идею, направленность, — это то предельно прозрачно, — а исключительно в том, что мне решительно не понятна как таковая та цель, которой автор руководствуется, адресую читателю своё творение на суд. Сейчас перечитал снова, но стало ещё более противно от описанного общества будущего. Бедность отдельного индивидуума в таком роскошном, наполненном сытостью и бриллиантами обществе, воспринимается даже не как порок, но как преступление! Абсурдно, на мой взгляд. Такое общество не может не то что выжить, не говоря уж о процветании, — такое общество, я убеждён, даже зародиться не может. Не должно.

«Мерзко».

А в той системе, что описана в рассказе, я был бы наипервейшим противником её самой, этой системы. Мне претит мысль, что я смог бы «наслаждаться» благами общества, которое оно даёт с такой лёгкостью, а если ты не взял их, оно тебя с такой же лёгкостью осуждает и наказывает, как ребёнка, который отказался по каким то причинам, ну, допустим, съесть яблоко. «Как же так? Оно такое вкусное, сладкое, полезное, а ты, негодник, не желаешь вкусить его, противопоставляешь себя всем тем, кто взрастил его для тебя! Негоже сие, отправляйся-ка в угол!». я буду врагом такой системы.

«Жестоко».

Рассказ ещё сильно отравляют его персонажи: все сплошь какие-то параноидальные больные, не понятные, скачущие с мысли на мысль. Вот один неплохо отзывается о подсудимом, в следующем же абзаце истерично похохатывает и называет его же сумасшедшим. Хм, к чему это? Судья и прокурор так и вовсе фигуры раздражающие. Что до подсудимого Лолларда, так мне немного обидно, что и в той колонии, куда его сослали на 25 лет, он не найдёт всего того, к чему стремился всю жизнь. А стремился он, ребята, к свободе. Нет, не так – к Свободе. Он делал всё то, против чего боролась система, и она его наказала. Наказала жестоко, и дело даже не в том, что в колонии нет книг, но дело в том, что здесь эта система ещё сильнее, авторитарнее и жёстче, чем на «воле», где у Лолларда всё же была возможность быть свободным. Здесь он потерял Свободу окончательно. Занавес.

Достаточно неплохой, крепкий фантастический детектив. Почти целиком состоящий из штампов, но весь фокус в том, что оные сложены во вполне удобоваримую историю. Два старателя на астероиде ака золотоискатели на Аляске 19-го века, богатая жила, один убил другого, страховая компания не желает без расследования расставаться со своими денежками и всё прочее — всё это было уже, и вместе и по отдельности. Да и ничего нового, кардинально свежего придумать на данную тему сложно, но в данном случае картинка получилась. Понравилось.

Ужасающий рассказ. Нарисованные Силвербергом «перспективы» телевидения как индустрии развлечений неподготовленный мозг читателя поражают, особенно тех, кто прочёл его сразу после выхода в свет. Сейчас немного полегче, но всё равно, представить такие «шоу» достаточно трудно. Это каким же извращённым должен быть мозг режиссёра, оператора, прочих работников ТВ, чтобы показывать такое! Но самое главное, что за зритель будет это смотреть? В уме не укладывается.

Проводя параллели с подобным рассказом Р. Шекли «Премия за риск», где также читатель становится «зрителем» телевизионного шоу, я нахожу, что данная история гораздо и в большей мере ужаснее, жёстче, циничнее и … нереальнее. Если у Шекли ту игру, что он показывает, хоть как то можно понять, то тут это черезчур. Если у Шекли герой сам идёт на риск, по своей воле, то здесь за него решает руководство канала, алчное до аудитории (читай – прибылей), и впридачу ещё алчные до денег родственники. Ужас.

Прочитав рассказ Шекли, я подумал было: «Да ну, нет! Этого пока что не может быть, потому что не может быть в принципе…». После данного рассказа я что-то сиииильно засомневался в том, что подобного зрелища никогда не будет на наших «голубых экранах»…

А мораль сей истории такова: за всю причинённую кому-то боль расплатой будет своя собственная, и это справедливо.

Прекрасная антология, вобравшая в себя полтора десятка историй отборного качества (в большинстве своём). Да и авторы, сплошь Имена с большой буквы, кроме разве что малоизвестного Рэя Рассела (кстати, с потрясающе смешным рассказом!), да Типтри с Ганном, хотя и они выступают здесь с неплохими вещицами. И всё же, ставка на Мастеров сыграла полностью, и она же была определяющей при выборе оценки этому сборнику: коли уж почти все рассказы исключительно высоко мной оценены, так и в целом книга эти оценки только в несоменнной степени подтверждает. Очень жалко, что подобных антологий сейчас не выпускают, но мне приятно, что я ещё то время застал, и влюбился в фантастику благодаря таким вот сборникам.

Один из самых смешных рассказов Роберта Шекли, и один из моих самых любимых. Живо и красочно, а главное, смешно, показан человек во всех его проявлениях — любопытный, прижимистый, завистливый, но на то оно и «искушение» от самого Дьвола (через посредника, правда). Симпатично описаны разброд и шатания главного героя, когда он узнал, что его лучший друг Манович — его враг. Как же, дескать, так? мы ж вместе обедали, гуляли, а оказывается он вон оно что!... Да, ещё же он был груб и вообще порой вёл себя оскорбительно. Однозначно, враг!..

Забавны также первые два желания Эдельштейна: мизерная сумма по сравнению с той, каковую можно было запросить (что, собственно, я на его месте и сделал бы, и было бы мне глубоко наплевать, что у врага в два раза больше, ведь богатый не тот, у кого много, а тот, кому хватает, и запросил бы ровно столько, сколько бы хватило), цыплячью печёнку (что может быть абсурднее?!). А вот женщина, это понятно :-). Только вот подоплёка у Шекли из мира «чувственного сексуализма», скажем так, но что поделать — сексуальная революция в 1970 году ещё шагала вовсю. Можно, конечно, переиначить на русский манер, мол, в случае женитьбы на этой женщине, Эдельштейн получит впридачу тёщу, но зато Манович то получит их аж две! :-)

Впервые прочитал этот рассказ лет двадцать назад, в журнале «Юный техник». Запомнился он сразу и, наверное, уже навсегда. Забавный, парадоксальный сюжет о забавном же парадоксе Зенона, в котором победитель научного спора не выявился ввиду недостаточной «чистоты» эксперимента. Теоретически, и с чисто математической стороны суждения, должен быть прав профессор Харди, ведь минимальная малость до конца трубы всё же должна остаться, а значит — он, конец трубы, не будет достигнут. Конечно, и такое неорганизованное существо, как лягушка, и такое разумное, как профессор Гроут вроде доказывают на практике, что нет ничего невозможного, но эксперимент ещё не закончен...

Рассказ отличный. Кто-то недоумённо взметнёт брови, мол, как же так? Почему тогда оценка 7? Отвечу: всё было хорошо, но… мне не было страшно, это во-первых. Чувство при прочтении вообще было странным, а наиболее точным словом будет «непонятным». Да, я недоумевал над некоторыми моментами и находил их лишенными смысла, и от того страх, которым Баркер планировал напугать читателя, в том числе и меня, показался лично мне каким-то искусственным, грубо говоря, притянутым за уши. Некоторые сюжетные ходы я даже принял за ляпы.

Взять хотя бы поведение Черил во время вынужденной «голодовки». Баркер ведёт меня (буду говорить только за себя и за свои ощущения) к тому, чтобы я подумал, что все её движения, мысли и желания были продиктованы Страхом – всепоглощающим, всеманящим, всезапретным, но желанным и необходимым. Я решил, что Баркер элементарно захотел меня обмануть, и мимоходом подменил понятия. По моему мнению, Черил двигал лишь Голод (ну, может, ещё одиночество и непонятность происходящего) – злобный, гнетущий, беспощадный. Да, возможно, Страх и Голод – близнецы-братья, может быть, они всегда бродят рядом, но это не суть одна вещь. Я никак не могу поверить, что то чувство, которое Черил испытывала к мясу, может быть страхом, — отвращением, да, но не страхом.

Вторым моментом, который показался мне странным, был факт фотографирования страдающей Черил. Больше половины из тех трёх с половиной десятков фото запечатлел её во сне. Причём во сне глубоком, не чутком, что странно в тот момент, когда пустой желудок «песни завывает».

Та часть рассказа, в которой Стивен попал в ночлежку, мне лично показалась лишней. Стив, кстати, тоже слишком уж быстро «дошёл до ручки», что несколько удивительно.

Спрашивается, так почему рассказ-то я считаю отличным? Потому что, во-первых, он написан строго, цельно (исключая сцену с ночлежкой всё же), по всем законам сего жанра, с тем элементом хичкоковского «саспенса». Отлично прописано, как Страх копится в персонажах с каждой страницей всё больше и больше; он как снежный ком нарастает вместе с возрастающей напряженностью сюжета, хотя начинался оный, как невинный вроде разговор двух людей в баре за кружкой пива о философии такого элементарного чувства, как «страх».

Что ещё понравилось, так это концовка, и это вторая причина, почему я сказал «отлично!». У меня появилась в связи с ней такая же мысль, которая частенько резюмирует китайские сказки: «Дракон умер. Ты, убивший его – новый Дракон». Стивен, отомстил за свои страхи, отомстил жестоко, страшно, но не он ли теперь новое чудовище, быть может, более страшное, жестокое и кровавое? Он, Стиви, на этот раз с так понравившимся тесаком, не поставит ли он следующие эксперименты над человеком «во страхе»? И вот тут я отбрасываю мои первые мысли о том, что рассказ назван так броско, но неправдиво – «Страх» — вот он страх, и он только начинается, и это правда…

Вполне ординарная антология. Как всегда, что-то больше понравилось, что-то меньше. Выделяются признанные Мастера (Шекли, Тенн, Корнблат), неизвестные же авторы остались в тени (С. Арр с откровенно неудачным /на мой взгляд, конечно/ рассказом; Эндор, Геман, Шор — неплохо, но не более). Вообще же, аннотация к антологии явно устарела: никакой в целом «Америки будущего» в этих рассказах нет и в помине. Есть модели некоторых моментов будущего, но не исключительно Америки, а в целом мира, всего человечества. В подавляющем большинстве рассказов вообще на Америку как таковую даже намёка нет. Понятно, что это аннотация 40-летней давности.

И всё же я доволен, что прочитал этот сборник. Открыл для себя несколько новых имён, порадовался «старым, добрым». В целом, приемлемо.

Рассказ откровенно слабый. Расчитанный вроде разбудить наши чувства, он их, к сожалению, не будит. Парня жалко? Хм, наверное, как без этого? Но... Это тот случай, когда, узнав такую новость, сочуственно кивнёшь, и побежишь дальше. Испытать более сильную жалость не даёт тот факт, что я не знаю об этом парне ничего положительного, доброго, позитивного, бодрого. А что я знаю — живёт в ночлежке на чердаке, с двумя девицами неопределённого рода деятельности, слегка «двинутый» (или не слегка), имеет какой-то свой мир. Но понимаете, мир это его — это бред обкуренного панка, одурманенного даже не синтетикой, а своими же мыслями, своим миром же и одурманенного. У меня нет понимания к такому персонажу. Поди ж ты! Велики отпускать на свободу! Это ж надо до такого додуматься! Велики — живые существа! Неее, ребята, парня жалко, но непонятен он, как непонятен обычный рядовой сумасшедший.

Я даже не хочу проводить никаких параллелей, хотя бы даже с Чарли из «Цветов для Элджернона». Чарли — парень, которому ты сочувствуешь, которому ты сопереживаешь, которого — да что там говорить — я полюбил!, а Цинк... Цинк аморфен, нелеп в своём «мире живых великов».

Кого действительно жалко, так это Джилли, не уберегла пацана, не успела помочь, хоть и чувствовала, что случится неладное.

А ценное в этом рассказе всё же есть. Это то сравнение, противопоставление даже одного мира другому. Мир «сытый», довольный жизнью, успешный и второй, — нищий, кинутый, одинокий. Они не поймут никогда друг друга, и не встретятся надолго, ведь «прийти в гости можно, а остаться жить — нет». Такие дела, ребята. А в каком мире живём мы?..

Совсем недурно, но есть лучше. Теория появления призрака интересна, но концовка предсказуема, причём, не читателем, а самим Де Линтом на это непрозрачно указывается. Обидно и жалко двух человек, которые тянулись друг к другу, и может даже, любили, но было желание помочь другому человеку, ой, не человеку, а призраку... Было ли оно лишним в данной ситуации? Не знаю. С одной стороны, если есть два влюблённых человека, то зачем им интересоваться судьбой третьего, чужого, лишнего? А с другой, интерес и желание разобраться, поучаствовать в спасении души призрака, оно ведь не так уж и невероятно, и скажем так, а кто бы не пошёл за призраком, а кто бы с ним не заговорил, ну просто, чтоб понять его сущность, кто это, что это?..

Вообще, мне показалось, что рассказу не хватает эмоций, хотя многие их для себя тут обнаружили. А дождь... Что дождь?, я тоже люблю его порой, но здесь он лишь антураж, причём необходимый, ведь представить, что призрак появляется в ясную, тёплую, солнечную погоду всё же сложнее. Но было бы интересно...

Если сказать, что мне понравилось, значит не сказать ничего. Восклицать «Великолепно!», «Блестяще» пока тоже не буду, ведь это моя первая встреча с Сапковским (спасибо «Рекомендациям»), рано делать выводы. Но рассказ, как бы это сказать поточнее, — прикольный. Да, эпитет «прикольный», по моей внутренней иерархии будет самое то. «Краткая история Алисы Лидделл в Стране Чудес глазами Чеширского кота по имени Честер» получилась на загляденье: и юмор (тонкий, английский и местами черноватый, но оба варианта в самом симпатичном исполнении), и переиначивание некоторых моментов, и новый взгляд на некоторых персонажей казалось бы известной истории. Кстати, благодаря этому рассказу я чуть лучше стал понимать оригинал истории, хотя и, признаюсь, всё равно не до конца.

Рассказ как бы делится на две половинки: первая — смешная, ироничная, даже саркастическая, когда все «прикалываются» над Алисой, которая странным образом попала в страну Чудес («…не Волшебства, а Чудес!...»), ехидничают, посмеиваются, ёрничают (ну наркоманка ж, а то и вовсе «идиотка»), меняется второй – жёсткой, даже трагической, наполненной стремительным действием, и борьбой за обладание Алисой, за её рассудок и жизнь.

Честер здесь многогранный: мудрый, ироничный, сильный, и… почти всемогущий. Я вообще люблю кошачьих, а тут его (Честера) образом, да и другими смачными моментами, они и вовсе показаны как реальные хозяева мира. Прикольно.

В принципе, я скорее не люблю, чем принимаю «переделки» классики, но данный случай у меня теперь в исключениях, и мне даже ещё хотелось бы увидеть историю Алисы другими глазами, ну, допустим, глазами Королевы Сердец. А, как вам такой вариант?

Хороший такой, лёгкий рассказец. Гейман создал маленькую историю, которая, может быть, и не возбуждает сильно уж эмоциональный мир, и когда-то забудется, но он дал читателю возможность улыбнуться во время и после прочтения. Кто-то захочет искать какой-то глубокий смысл, кто-то просто посмеётся.

Само по себе вроде всё простенько, обыденно. Миссис Уитакер настоящая английская, классическая дама на пенсии (мисс Марпл сразу вспоминается), вполне чопорная, но добрая и очень гостеприимная: и чаем напоит, и миндальными печенюшками покормит, да и в дорогу кой-чего соберёт. Она прожила достаточно, чтобы не удивляться появлению рыцаря в доспехах, да ещё и при коне. Подумаешь, эка невидаль. А эти ваши святые Граали, да им красная цена пару шиллингов в бакалейной лавке ))) . Артефакт? Ну пускай, зато как он смотрится на каминной полке! Забавная старушка.

А вот сэр Галахад не особо впечатлил. Я понимаю, конечно, воспитание там, рыцарский этикет, но всё равно образ его какой-то неосязаемый, мутноватый (призма веков?), робкий, несмелый он для рыцаря то. Да и Мэри зачем с собой взял? Не завидую ему.

Этот рассказ Геймана также напоминает мне творчество Лафферти, такой же наивный, добрый и симпатичный.

После большоооого перерыва я снова обратился к Стивену Кингу. Помнится, запоем читал его в том собрании сочинений от АСТ с разноцветными корешками и прочёл почти всё изданное года так до 2002. Потом Кинг выпал из сфер моего внимания, но теперь я решил вернуться к нему и восполнить пробелы. Этот рассказ я прочёл впервые, как-то он мне не встретился раньше.

Сказать, что я испытал сильные эмоции нельзя, но и равнодушным я не остался. Дело в том, что рассказ слишком правильный: Долан — убийца, а убийца — что? — верно, «должен сидеть в тюрьме», ну, или на крайний случай, как здесь, лежать мёртвым под слоем гравия, песка и глины в «металлическом макинтоше», в своём любимом «кадиллаке». Это первое. Второе, есть учитель, но не затюканный шпендрик в очках, а вполне себе мужчина, сильный во многих отношениях, а главное верный в своей жажде мести, целеустремлённый и стойкий ко всем испытаниям. Да, он в принципе, хладнокровный убийца трёх человек, но какой адекватный человек возьмётся его осудить? Если идти к цели долгие семь лет, наверное, ты имеешь вполне законное моральное право получить заветное: осуществить кровавую вендетту. Третье, план, ну такой тщательный и продуманный, что и тут мистер Робинсон получает себе кучу бонусов. Четвёртое, «жизнь после мести», наверняка спокойная, без всяких там преследований полиции и прочее, благо, что даже сама природа позаботится об том, чтобы окончательно замести все следы сделанного учителем. Пятое, и самое главное, всего этого хотела Элизабет, она тоже жаждала мести, и вела мужа вперёд, к цели, в минутки его слабости.

Про Долана и его «горилл» и говорить нечего – они получили всё то исходное, чем промышляли по жизни, и именно в том стиле, какой для этого требовался.

Рассказ добротный, плотный такой, подробный-подробный до мелочей. Я так и видел перед глазами сорванную спину героя (именно — героя!), его лопнувшие мозоли, все до единой!, каждый лоскут обгоревшей кожи на его лысине. Я почти что сам глотал вместе с ним транквилизаторы, и чувствовал, как они с трудом пролезают в иссохшее горло... В общем, всё так явственно, правдиво, точно, чем и славится Стивен Кинг.

Вторая вещь, которой, на мой взгляд, славится Кинг, это диалоги персонажей и их мысли. Здесь их минимум, но от этого рассказ не становится ни скучным, ни вялым. Повествование вообще похоже на отлаженный, хорошо смазанный механизм – без толчков и рывков, без пробуксовок и сбоев крутится себе к развязке, увлекая читателя за собой.

Может, и не самое лучшее, что создал Кинг, но читать этот рассказ нужно.

Блестящий рассказ, отличная стилизация под Рафаэля Лафферти (как, собственно, и сказано в предисловии самим Гейманом). Дело-то в том, что я очень люблю рассказы Лафферти, его весёлые нелепости, «абсурдики», забавные и интересные персонажи, поэтому с лёгкой ревностью поначалу отнёсся к «посягательству» на его творчество. Опасения оказались излишними: «Жар-птица» также легка и воздушна, интересна и загадочна, слегка наивна и нелепа, и в сумме — восхитительна.

Очень позабавило перечисление всего того, что гурманы из рассказа отведали за свою жизнь, от мамонта до жуков, а также рассуждения про пивную банку («...конечно, она уже была пять тыщ лет назад — а иначе в чём бы египтяне держали пиво??...»). Что до тех, кто таки отведал мясо солнечной птицы, то так уж им было на роду написано (даром, что не впервой), предчувствие их не обмануло.

В общем, приятный, не банальный сюжет, разные характеры персонажей, и концовка, особенно концовка, — всё в меру, и в отличном качестве.

Очень даже неплохое произведение. Сюжет довольно непритязательный, немного детективный, но в достаточной мере напряжённый и загадочный, при этом Дж. Уайт поднял довольно серьёзную экологическую проблему загрязнения космоса, которое впоследствии может обернуться большими казусами в виде потерянных кораблей и загубленных человеческих жизней. Пусть на большую научность рассказ не претендовал, да и характеры прописаны несколько невнятно (лишь капитан Грегори и следовал своему образу на протяжении всего повествования, остальные же были словно восковые, немного неадекватные к ситуации), но всё же читать было интересно, да и концовка притягивала.

Были и смешные моменты, в том смысле, что такие до неприличия наивные, что я не знал что делать: смеяться или снять балл за эти глупости. Взять хотя бы опутанные «искусственными садами» корпуса кораблей (внимание, опутанные снаружи!), якобы для борьбы с клаустрофобией членов экипажа и пассажиров, которым порой становилось невыносимо сидеть в замкнутых помещениях корабля, и они выходили в открытый космос, чтобы побыть наедине со звёздами и зелёными садами :-). Да и техническая оснастка кораблей была как из каменного века.

Но упор-то, я так понимаю, Джеймс Уайт сделал не на тактико-технические показатели и следование веяниям науки, а на психологизм истории, эмоциональную составляющую. Вина человека, её искупление, раскаяние, ответственность за других, долг службе и своей совести, — насколько эти принципы и понятия различны у разных людей, у кого ближе к горлу самопожертвование во имя спасения других, а у кого ложь и трусость.

Два главных героя рассказа свой выбор сделали, — выбор мужественный, верный, но на то они и герои!

P.S.: Мне показалось, что из этого сюжета можно было бы соорудить малобюджетный фильмец, и он был бы вполне смотрибельным. Я так и вижу перед глазами сведённые вместе, нахмуренные брови размышляющего над чем-то капитана Грегори и тут же — затемнение кадра, как в старом добром «СтарТреке». Вышло бы прикольно.

История «Русалки» на новый лад. Конечно, она разбавлена современной музыкой и танцами, пивнушками и самим пивом, дэнс-холлами и модными салонами, толикой секса и хиппи (или панками?). Разбавлена, но так и осталась той сказкой из детства, знакомой кому по книжке Андерсена, кому по мультфильму Уолта Диснея, а кому и вовсе по… не важно. Осталась Сказкой — сказкой доброй и немного жестокой, грустной и во многом романтичной.

Что нового в эту историю вдохнул Чарльз Де Линт? На мой взгляд, — ничего, вернее – ничего оригинального, свежего и какого-то неординарного. Сделал местами хуже: несколько раз по ходу повествования читал нотации Мэтту, причём одними и теми же словами (мол, «…пока ты, Мэтт, не осознаешь, что надо искренне любить кого-то…», «…ты, Мэтт, слишком замкнут в себе, повернись к миру…», и прочее), и ещё пару раз повторил слова о том, что «нельзя возлагать ответственность на человека за то, что кто-то влюбляется в него» и в таком же духе ещё пару сентенций. Но всё это слишком уж явно лежало на поверхности, и я, как читатель, воспринимал мысль автора не самостоятельно, а его посылами, а такая манера мне не сильно по душе.

В целом же, история, которая по определению должна была быть воздушной, романтичной, эмоциональной, на мой скромный взгляд, таковой не получилась. Обычный римейк, подобных которому сейчас много, но не соперник оригиналу.

Рассказ понравится тем, кто сходу поймёт всю его суть, кто увидит за всеми хитросплетениями, лигвистическими терминами и отрывками из «воспоминаний о будущем» весь тот стройный каркас, которым силён этим рассказ. Этот читатель, несомненно, получит гораздо больше настоящих, вкусных эмоций, чем тот, кто к пониманию истории придёт посредством скрупулёзного анализа и перечитывания. Я, к великому сожалению, отношусь ко второму варианту. Потому положительных эмоций не испытал, а даже небольшое разочарование. Нет, не к самому рассказу, и к автору, а скорее к самому себе.

Более всего меня угнетали специальные лингвистические термины, все эти синтагмы, семаграммы, супрасегменты, они утомляли и навевали скуку. Чувствуя, что вряд ли я буду их когда-либо использовать в своей речи, я впоследствии не стал мучить себя запоминанием их и сосредоточился на сути сюжета. Но, чёрт возьми, и тут я промахнулся! Не увлекло, вот что ты будешь делать! Изучение языка пришельцев-гектаподов показано уж слишком высоколобо, завёрнуто и скучно. Так, спросил я себя, а что там у нас с «воспоминаниями» Луизы о своей дочери? Стал читать и перечитывать их с особой тщательностью, но и тут не уловил для себя ничего ценного. Путанно, не эмоционально (вернее, слишком отвлечённо-грустно), серовато...

Так вот непросто сложилось моё знакомство с этим рассказом. Будем пробовать ещё, и обязательно немного погодя перечитаю «Историю твоей жизни» ещё раз (или не раз), хочу всё же отведать ту изюминку, которую пропустил сегодня.

Рассказ-абсурд, фарс, буффонада... Довольно тонкий по смыслу, по содержанию, с большой претензией на научность (вполне обоснованной, между прочим; я вообще, будучи не знаком с М. Дж. Брейером подумал было, что это учёный-физик, теоретик либо практик, предлагающий идеи по теории относительности в форме занимательного рассказа, — ан нет, писателем всё же оказался), но написан он довольно корявенько. Нелепый способ перемещения в параллельный мир задерживает внимание, но не надолго, ибо не в нём суть рассказа, а в том, что будет происходит в параллельной Вселенной. Два слова, вынесенные в название рассказа, явились причиной большого конфликта, а всё из-за того, что люди привыкли видеть за словами не то, что есть на самом деле, а лишь то, что хотят видеть. Все эти теории (которые по отдельности ясны как божий день, и даже прямо о том говорят) Брейер соединил воедино, и я был удивлён, что он не вплёл в этот клубок ещё пару-тройку каких-либо гипотез и веяний того времени.

В общем же, рассказ довольно опрятный, читабельный, только язык суховат, конец предсказуем, а сама основная идея, что человек — лишь то, что он думает, слишком явственно плавает на поверхности.

P.S.: повествование построено на использовании содержания и смысла искусственной фразы «Глокая куздра штеко будланула бокра и кудлачит бокрёнка», которую придумал филолог Л.В. Щерба как пример для обучения студентов основам грамматики.

Что сказать… Тот случай, когда «Рекомендации» попали у меня в молоко. Я не скажу, что рассказ совсем не понравился, будет точнее, если просто скажу – не понравился. Не нашёл я в нём почти ничего захватывающего моё внимание, исключая не банальную концовку. Я не люблю, когда автор водит меня за нос на протяжении почти всей истории, да и сам ходит вокруг да около довольно приличное число абзацев и строк всего лишь из-за двух моментов своей истории: концовки и «танца» сестёр, девочек-флейт. И если окончание рассказа (причём, возможное (!) окончание – не факт, что всё закончится так, как намекнул нам автор) я уже упомянул с положительной стороны, то этот танец, «игру» сестрёнок я подобно отметить не могу. Если кого-то она заворожила, унесла в мир фантазий, эротики и прочего, но не меня уж точно. Я не стану апплодировать грязным извращениям, которые выдаются публике на усладу, и которая сидит, смотрит и выплёскивает свою нерастраченную, но подготовленную для таких случаях сексуальную энергию. Хоть режьте, но я не могу найти в этом наслаждение от прочитанного, и тем более не нашёл бы, если б смотрел на это наяву. Это, извините, напоминает фильм Алексея Балабанова «Про уродов и людей», где также пороки и телесные недостатки одних приносили вполне ощутимый доход другим.

Сцена с мясом и вовсе лишь перевернула мой желудок наизнанку, но собравшиеся с таким наслаждением его поглощали, что уподобляться этому извращённому обществу я не буду, и во многом от этого восхищаться танцем не буду. Понятно совершенно ясно, для чего автор включил этот ход – чтобы дать Лидии толчок, начальный позыв действовать, освободиться. Ход мерзкий.

Непонятные (мне) проявления человечности госпожой и начальником охраны так и остались неожиданными, необъяснимыми и непонятными, и от того, лично для меня — лишними.

В целом же, рассказ и задумывался, как нечто шокирующее, осуждающее какую-то часть общества и некоторые области его деятельности, но с обнадёживающей концовкой. Концовка удалась, сам рассказ не очень.

Эта история писателя о писателе, конечно, очень привлекательная, но чего-то ей не достаёт. А может, наоборот, от того, что все внутренности рассказа в принципе на поверхности, все чувства, все мысли и переживания Ричарда Кантлинга описаны довольно подробно, без обиняков, может от того кажется, что для читателя переживаний и эмоций осталось чуть меньше, чем хотелось бы, по крайней мере, мне.

Нет, написано-то откровенно хорошо. Откровенно – сочно (писатель и его «дети»), откровенно – живо (сама идея, внутренний посыл), откровенно – остро (у каждого человека все его проблемы достаточно остры), и откровенно – откровенно (тавтология, конечно, но некоторые сцены немного, хм… нет, не шокировали, но – смущали).

Да, Мартин настолько искусно обманул меня своими намёками, обозначенными предчувствиями Кантлинга по поводу своей кончины, его ожиданий возможного конца, настолько харАктерно написал эту историю, что я пребываю почти в восторге. Почти, ибо как выше сказано, мне не достаёт некоторого количества нерва.

Рассказ по своей структуре напоминал мне реку, взявшей начало с первой бандероли, и по мере добавления бандеролей, как притоков реки-основного сюжета, обрастала новыми и всё более откровенными эпизодами из жизни писателя. Его герои, его «дети» несли своими речами подробности его поступков, а всё больше проступков, впрочем, не вполне однозначных в понимании.

Что я вынес из этого рассказа, что я понял? Достаточно непрозрачные намёки Мартина о том, что все персонажи писателя сродни его детям, родным, выстраданным, на которых он положил годы жизни, вынашивая их как беременная женщина, как плод, которым позже разрешается, и которые все для него любимые, но есть самые-самые-самые любимые, в которых он вложил значительную часть себя самого – это всё понятно, наверняка, каждому читателю. Но заходя дальше этих намёков, Мартин, мне кажется, предлагает каждому читателю задуматься, а как далеко может простираться эта любовь к своим персонажам? А в каком тогда (далёком) месте теряется любовь и внимание к твоим реально близким людям? Как быстро ты теряешь жену, и как скоро действительную твою кровинушку, твою дочь? Какие оправдания уместны в таком случае? Почему Ричард на протяжении почти всего рассказа несмотря ни на что оставался в относительном спокойствии, даже когда в его сторону швыряла тарелки с недоеденным завтраком жена Хелен, или когда его собственная дочь швыряла ему обвинения, оскорбления и его же книги? Хотя нет, книгу он потом бережно погладил и прижал к груди… Можно ли его обвинять за это? Можно. Но я не решусь. Нет, я Кантлингу нисколько не симпатизирую, и ни капельки не выгораживаю, дескать, мол, он – творческая личность, он – жертва обстоятельств, он – в своей последней книге выразил трагедию дочери, наживая себе при этом ассигнации, тиражи и славу (хотя всё это справедливо). Но где грань между пережитым (и даже не тобой истинно) и рассказанным? Она определена официально? Нет. Рана Мишель не зажила ещё, хотя она очень этого хотела, а отец взял эту рану двумя руками за края и потянул в стороны, обнажая, и вот в чём дело – в том, что рана не зажила. Но в другой ситуации, и рассказа-то этого и не было бы вовсе.

Мартин вообще оставил много вопросов, незвучно так, мимоходом. Кто может однозначно ответить, кто любимое дитя Ричарда: Хью, первенец? Сисси, его влечение (хотя и названное «его истинной любовью», но я в это не верю; скорее всё же фантазия, passion, но не самая главная)? А может Барри Лейтон, газетчик, его «усталое второе «я»? Или всё же Мишель? Мне хочется думать, что всё же Мишель, ведь он, несомненно, любил её, любил свою дочь. Пусть неумело, нелепо, невесомо для окружающих, но таки искренне!

Но, о Господи, я отрекаюсь от своих слов, — я всё-таки симпатизирую Кантлингу! Или нет, правильнее будет сказать, что я просто хотел его понять, ведь, в сущности, он всего лишь показывал «где ему больно»… Но, возвращаясь к первому абзацу, мне от прочтения не особо больно, ибо вся боль за прожитое осталась наедине с Ричардом Кантлингом…

P.S.: Много написал, а ещё больше не включил в отзыв, но таков рассказ!

Рассказ великолепный! Мне он напомнил некоторые творения Клиффорда Саймака, такой же глубокий, в самую точку местами ироничный, и написанный с той же верой и такой искренней и непоколебимой любовью мальчишки в своего отца.

Мальчик-создатель своего творения, — ведь он по сути-то вовсе и не желал и не ждал изначально, что бревно с берёзовыми ветками на замену ног и папоротником заместо волос вдруг «оживёт». Он ведь просто «иллюстрировал» свою любимую историю из Библии о сотворении Первого человека, просто-напросто подражал Создателю, пародировал даже, ведь все его старания были лишь мальчишескими потугами, некой игрой... Но вышло как вышло, и Кавано, этот лесной человек (хм, человек... не человек, конечно, но создание человеческое) зашагал по жизни. Занятно, что мальчишка чувствовал полную ответственность за своё творение, и душа его болела искренне за него, как он, где он, что он… Удивительное свойство, но вполне объяснимое, стоит лишь пару раз встретить образ его отца – крепкого, немногословного, уверенного в себе и в своих делах мужчины с большой буквы и с «десятым размером» сапога. Кстати, эта метафора, аллегория, даёт исчерпывающее понятие о личности этого персонажа, краткое, но такое ёмкое, оно заменяет сотни водянистых слов описания характера и личности вообще. Это очень привлекательный ход Дж. Форда, мне жутко понравилось.

В общем и целом, уровень рассказа даёт понять, что о современной литературе нельзя так уж безапелляционно говорить, что, мол, «так, как раньше уже и не пишут, вот прежде были времена, были писатели, а щас…». И хотя это первое моё знакомство с Джеффри Фордом, но аванс я ему даю, и аванс нехилый. Безусловно, я буду читать его и дальше, и очень надеюсь на отличные впечатления.

Чудо, а не история, супер-перевёртыш! Супериллюзия для меня, когда я на протяжении всего рассказа хвалил себя и гладил по голове, приговаривая, «ай да я, ай да молодец! я то сразу догадался, что это же старина Шерлок Холмс и доктор Джон Ватсон, с детства знакомые персонажи! а как всё знакомо — Бейкер-стрит, притоны, мальчишки на поручениях, пытливый ум лучшего консультанта по всем вопросам, он всё так же на высоте! а Ватсон? старый добрый товарищ Ватсон, этот немного наивный, неуклюжий, прямолинейный простак, всё ещё в седле! ах, как прелестно, что ты, Нил Гейман, вернул мне этих героев снова...» И тут — Бац! — последние страницы, а на них — ой, батюшки-светочь! всё с ног на голову, кощунственно и цинично. Ну, мистер Гейман, ну, мистификатор!

Перевёрнутый мир, в котором у Холмса и Ватсона другие роли, иные цели, и далеко не прежние и привычные глазу занятия. Впрочем, на другой чаше также перевёрнутые судьбы других героев Конан Дойля (узнать их не составляет труда). И в этом, конечно. поразительный эффект рассказа ну просто лишает дара речи, и хотя чуствуешь себя обманутым, но тут как раз тот случай, когда обман сладок и обманываться хочется ещё и ещё.

Прекрасная стилизация, отличный остроумный рассказ, получил истинное удовольствие от прочтения.

Я, наверное, не сильно адекватно понимаю, что такое «городское фэнтэзи», ну, да это понятно — данный жанр я не балую (не баловал, может?, а теперь, кто занет, кто знает...) своим вниманием. Да, многие отметили этот рассказ как причастный именно к вышеозвученному жанру, но я отношу его всё же к реализму. И именно к реализму. Жестокому. Сильному. Слабому. Больному. Насильственному. Угнетающему. Обнажённому...

И, знаете, феи не спасают. Не персонажей, ибо большое количество заблудших душ, прежде несчастных детей, они спасли и дали им надежду. Но они не спасают всех, и от того, что о них грезят, толкуют и мечтают, и верят, и ждут их, эта история не становится автоматически этакой сказкой про «золушек». Для Энни не стала. Феи дадут чудеса её ребёнку, но ей уже нет. Ибо над ней вдоволь поработали ведьмы — ведьма-мать, ведьма-наркотик, ведьма-жизнь...

Кто-то слезает, а кто-то нет. Кто-то обрубает прошлое тесаком Надежды, а кто-то насквозь пропитан страхом, насилием и болью, и нет у него сил вырваться из их цепких скрюченных пальцев. Но даже, если кому-то повезло и он вырвался, всё равно прошлое ходит громоздкой, тяжёлой тенью по пятам, и напоминает о себе отголосками боли, ссадинами на сердце, царапинами в душе...

Рассказ, как я говорю в таких случаях, «смачный», и поверьте мне, это наивысшая похвала по моей шкале. Смачный, — такой, от которого оголяются чувства, и нерв жжёт внутри, и сердце стучится «ну как же так!?», и противно, и тошно, и правдиво, и жестоко, и ... нУжно.

Эмоционально. Проникновенно. Больно.

Этот цикл из четырёх рассказов, прямо скажем, не самый лучший не только у Айзека Азимова, но и вообще. Средний, но с порой встречающимися интересными находками, теориями и фактами. Справедливо, что во всех историях «замах на рубль, а удар на копейку», то есть разгадка кажется банальной, и в то же время почти даже неинтересной ввиду того, что я либо сам догадался в чём дело (в двух рассказах — «Ключ» и «Ночь, которая умирает»), либо ввиду какой-то своей заумности и черезчурной притяннутости за уши.

Что касается профессора Уэнделла Эрта, то он, безусловно, товарищ не глупый, умный даже, начитанный, большой и качественный учёный. Но эти его странности типа боязни путешествовать, постоянный бардак в комнате и всё другое прочее немало раздражали. Дело осложнялось ещё и тем, что в абсолютно каждом рассказе Азимов описывал его и его жилище почти полностью одними и теми же словами. И эти всплески руками и округлённые глаза от просьбы кого-нибудь «проехаться» мне казались излишними. Вполне понятно, что хотел этим сказать Автор: нетривиальная личность, современный умищщще(!) имеет-де право иметь странности и быть несколько неадекватным и вычурным. Спорно, но должен отметить, что это правдиво: по долгу службы иногда бываю в квартирах профессоров и творческих личностей, и везде почти всё так, как описано, и люди эти вполне не ординарные в своих привычках и поведении. Быть посему!

Истории несколько вымученные, как мне показалось, без огонька что ли. Перечитывать если и буду, то не в близком будущем.

Рассказ не только отличный, но и в самых лучших проявлениях «классический». Очень оригинальная хроноопера, в которой среди множества и множества временных магистралей нашлось лишь три, в которых у Бена Бакстера был хоть какой-то шанс остаться в живых. (Кто дочитал до конца уже знает, что и их, этих трёх шансов, у него не было). Как говорится, чему быть — того не миновать. Хотя.... хм, русские также говорят: трём смертям не бывать, одной не миновать. Оказывается — бывать! :-). И если суждено умереть 12 апреля 1959 года, то так тому и быть.

Забавно, что главный герой рассказа и вовсе не заглавный Бен Бакстер, а несколько другой человек. (Предлагаю альтернативное название для рассказа: «Три жизни Неда Бринна»). Нед довольно разный и в то же время в большинстве проявлений такой одинаковый: лифт, столкновение с толстяком, ресторан, завтрак, разговор с пришельцами из будущего, прогулка по набережной, мечты о морском круизе — всё словно сцены из фильма «День сурка». Фигура же Бакстера описана довольно похожей во всех трёх проявлениях — он пухлый, лысый, немного отталкивающий, но оно и понятно — воротила, делец... Карикатурно, в общем.

Ну, а действия тех, кто был призван сделать всё возможное, чтоб Бакстер остался в живых после 12 апреля 1959 года, абсолютно неподготовленные, топорные, а попросту глупые, но, раз это всё равно ничего не меняло (про две таблетки пойзона ведь никто не мог предположить), то и я заостряться на этом не буду.

По большому счёту, достаточно невзрачный рассказ. Дело даже не в том, что я с трудом представляю себе такую форму жизни, как силиконий — каменный кусок, притом разумный, питающийся гамма-излучением. И даже не в том, что Вернадски убил троих людей, и это прекрасно сошло ему с рук (даром, что убиенные — всего лишь злодеи-контрабандисты). И не в том, что как многие заметили, Уэнделл Эрт чересчур «умничал» (пусть его!, ему позволительно, он и вправду умный, как я понимаю). А дело в том, что начиная банальной загадкой и заканчивая банальной отгадкой, ничего захватывающего и впечатляющего в этой истории нет. Ну, скажите на милость, чем может меня привлекать полный урановой руды астероид? Это привелегия правительства, это его собственность. Или тот же силиконий? Разумный камень... хм, интересно, но неправдоподобно...

Загадочный рассказ. Для меня, как любителя (именно как любителя, а нисколько не по профессиональному призванию, ибо оное совсем в другой плоскости) покопаться в человеческой душе, в его сущности занятие архиинтересное. Что двигало этим четырежды убийцей Джеком Дюффало? Где была та невидимая грань между временным помешательством, паранойей, манией, навязчивой идеей и преступлением? Почему он преступил её, как так случилось, что он её не увидел? Почему он так и не понял, что совершил нечто ужасное? Самое простое объяснение, что он давно (всегда?) был «не в себе», что он не две недели назад, и не сейчас «слетел с катушек», выражаясь языком Стивена-нашего-Кинга, — но это слишком просто. Не думаю, что ответ на поверхности.

Его страсть к тишине («эх, если бы дождь заставить замолчать, заставить его стучать по крышам бесшумно» — вот это мечта!), его боязнь звуков шагов, голосов, скрипа оконных петель, капающей воды, — эта страсть и та боязнь – они поглотили его, съели поедом. Конечно, он был сумасшедшим, это несомненно, но что привело к этому? Неужто постоянные придирки тётушки и дядюшки, их нежелание дать согласие на женитьбу? Полноте! Это лишь оправдания самого Джека-убийцы, тем более, что и Алисы-то никакой не было. Но он нашёл в своей болезни утешение, он нашёл мёртвую тишину, безмолвие высохших мумий своих родных-чужих людей…

Возвращаясь к началу, повторюсь, что рассказ загадочный ещё и в том плане, что оставил мне две загадки, на которые я, может быть, когда-нибудь и найду ответ, а может и нет. Первая состоит в том, что разные переводы этого рассказа практически идентичны, исключая такие немаловажные факты, как имена персонажей: если в одном из них наш убийца зовётся «мистером Грапеном», в другом «Гриппеном», а в третьем и вовсе Джеком Дюфалло; тётя Роза и тётя Розалия близко, но не совсем, согласитесь?; кузен так ещё пуще – Джон и Лейер… Выдвину версию, что попросту переводились ранняя и более поздняя версии самого Брэдбери.

Ну а вторая шарада почти неразрешима. Мне не понятно, к какой возрастной группе отнести нам этого Джека: к юноше, или всё-таки к вполне зрелому мужчине. В некоторых моментах он подаётся как неопытный, прыщавый юнец, ещё не способный к детородной функции и прочему, а в других, как «мистер такой-то». Где же истина?..

Очень интересный рассказ. Многослойный, а в слоях его чего только нет! Тут и криминальная составляющая с покушением на убийство; и загадка в виде шифрограммы, этакого ребуса; и детективная линия исследования-тире-расследования этой шарады; и наличествующий инопланетный артефакт (а попросту, Аппарат)… А вся эта круговерть событий происходит на фоне острой социально-политической проблемы перенаселения земного шара — ультра и умеренные почти лоб в лоб сошлись в битве за обладание таинственным и почти даже всемогущим многофункциональным устройством. (Кстати, мне не сильно понравилось, что Азимов наделил Аппарат таким большим количеством возможностей). Добавим сюда ещё познавательные экскурсы в историю изучения лунных кратеров и прочие астрономические моменты, и что получаем в итоге – вполне удобоваримый компотец из знаний, теорий, загадок и гипотез. Мне понравилось, пожалуй, «Ключ» наиболее интересный рассказ в цикле о профессоре Эрте.

Ещё одна странная, абсурдная история. Не по вкусу мне такое. Сама внутренняя идея о том, что ты убиваешь, совершаешь насилие (без насилия) над роботом, восковой марионеткой, вместо того, чтобы сделать это с реальным человеком, довольно интересна. (Известно, что в Японии на больших заводах давным-давно практикуется что-то подобное, когда в цехе ставится похожая на начальника резиновая фигура, и каждый желающий рабочий может излить всю ненависть к нему на ней, молотя её кулаками на чём свет стоит). В рассказе всё гораздо жёстче. Но последняя пара страниц, на которых торжествует какая-то безумная пародия на справедливость, это уже слишком! Абсолютно непонятно, почему закон приравнял «убийство» марионетки к реальному убийству? Абсурдно, нелепо. Не верю!

Поразительно, какой получился у Брэдбери наипротивнейший рассказ. Бывало на моей памяти что-то прочитанное, когда персонажи нисколько не манят (как, например, в «Большом времени» Лейбера), но тут Анна превзошла всех и вся. Такого отвращения, как к её персоне я, пожалуй, никогда прежде не испытывал. Если кого-то эта Анна и восхитила, то уж точно не меня. Несла, несла этот параноидальный бред, несла, несла, и ушла – ушла в свою мечту, в свою сказку, в свою волшебную «трубу»… Что в этом может понравиться нам, читателям, мне лично неведомо. Зато мне отлично ведомо, как после таких вот подобных речей, фантазий и откровенного бреда, после якобы услышанных голосов с увещеваниями пойти куда-то некоторые люди так и уходят: в окошко, с девятого этажа. Только сказка на этом кончается, и человек, вышедший в окно, не попадает в свой выдуманный мир «города под городом», и японской кувшинкой он не становится… И поверьте мне, родным и близким того, кто ушёл в свою фантазию, нисколько не приятно даже думать о том, что он окажется с своей сказочной стране. Джулии надо было уколоть иголкой эту Анну так, чтоб та и мыслить забыла о своей «трубе». Хотя, строго говоря, нисколько не верю, что та не ушла бы, не сегодня так завтра. Мечта манит, особенно тех, кто не в себе…

Рассказ, конечно, страшноватый. Всё, от начала до конца, от смерти мальчика Майкла до смерти мистера Ховарда, происходит как-то обыденно, степенно, «по ходу жизни», так сказать. Злые дети, их злые игры настораживают... Обозлённый от увиденной и незабытой картины убийства ребенка другими «ребёнками» мистер Ховард, и вовсе — пугает. Доверить такому горе-учителю своего ребёнка — страшно. Можно цинично говорить о том, что он получил по заслугам, а можно пойти и сдать таких детишек, как в рассказе, в психушку, изолировать их от общества. Двояко... Ведь, как я понял, мистер Ховард это не первая их жертва — две плиты уже были до него...

Хм. Откуда такие восторги по поводу этого рассказа? Да, они бы предполагались, если бы весь сюжет с первой и до последней строки не был таким предсказуемым. Первые строки от лица мальчика 12-ти лет, в которые я вообще не поверил, ибо мальчик 12-лет так может так писать, и мысль о том, что это воспоминания более зрелого юноши подтвердились позднее. Слог увидевшего красоту осени, прибоя, опустевшего пляжа, закрытых киосков с сосисками — это не слог мальчишки, у которого осталось в памяти только исчезнувшая в толще воды Талли. Мысли искуственны в этот период, да и в 22, по прошествии десяти лет, и я также не верю, что рассказ ведётся от лица этого 22-летнего Харольда. Нет, скорее он вспоминал это гораздо позднее, скорее всего на заре лет, когда Маргарет уже опопстылела и он вспоминал прежнюю... первую любовь. История должна была быть красивой, но вся эта закрученность по поводу недостроенного замка открыла все карты навстречу окончанию рассказа. Не интересно, не зацепило.

Приятный рассказ, более похожий собой на фельетон Михаила Жванецкого. В мягкой, ироничной форме показано, что сто лет для человечества — не срок. Те же проблемы, та же жизнь. И через сто лет всё так же будут ходить на работу (например, в «Федерейтед Индастриз»); всё так же Землю будут содрогать войны, конфликты и революции; всё так же будут выбирать президентов и губернаторов (причём, выборы всё так же «купленные» :-) ); всё так же вы будете есть не то, что вы любите, но то, что даст вам жена («Даа, тут действительно никаких перемен»); и всё так же и о том же самом, что сейчас, будут писать газеты, говорить телевидение, а ходить вы будет в таких же пиджаке и брюках... В общем: «Как дела, человек из будущего?» — «Да всё по-старому...».

Мистер Венселман, конечно, фигура уморительная! Ответы его, ну просто песня :-). Для поднятия настроения рассказ подходит как нельзя лучше. Приятно!

Когда ничего, кроме знаний, не осталось, что-то где-то внутри толкает тебя на этот шаг. (Шаг отчаяния?). Особенно, если этим ты спасёшь кого-то, поможешь тому, кого любишь. Знания... Этот то, что остаётся с тобой в любом случае, в любом твоём состоянии, в болезни и здравии. Они принадлежат только тебе, и ты волен распоряжаться ими по своему разумению: дать кому-то научив его, выражаясь компьютерным языком «copy --> paste», а то и вовсе — продать, как в данном рассказе, сделать операцию трансформации знаний, только на этот раз «cut --> paste», и навсегда, и безвозвратно.

В будущем, я полагаю, такие операции не будут столь невероятны, как, может быть, кажется сейчас. И я не считаю, что продать свои знания тому, кому они в этот момент действительно нужнее, цинично и аморально. Оосбенно, если учитывать тот возможный факт, что впоследствии они употребятся во благе, как, к примеру, в случае с «покупкой» хирургических знаний (ну старик-врач уже не тот. руки менее послушны, пальцы менее гибки, а глаз не так остёр, как прежде, согласитесь?). Наверное, этот всё же лучше, чем дать им (знаниям) уйти в небытие, например, со смертью их носителя. Так что, не всё так однозначно. Но рассказ хорош несомненно.

Презабавный рассказ! Ах, парадоксы времени, парадоксы времени… Как же вы парадоксальны, спорны, невозможны, непонятны, не исследованы, но жутко интересны! И ведь вряд ли когда будут исследованы, поняты и приняты. Несмотря на эти трудности, фантазия раннего доброго старого Шекли просто фонтанирует – Элдридж без устали мечется меж временных секторов туда-сюда как бы «запросто и просто», и этим Автор создаёт для нас иллюзию той самой возможности путешествий во времени (причём, в любом направлении) настолько правдоподобную, что веришь, и даже хочется воскликнуть: «Чёрт подери! Я тоже так хочу!».

Тут и эти самые парадоксы уходят на такой задний план, что и не разглядеть. Но на то они и парадоксы, чтобы их время от времени опровергать, ну, или доказывать их состоятельность.

Что до женщины в частности, и до любовной линии в целом, так они здесь вполне логичны и оправданы. Ну скажите мне, а ради кого и чего ещё совершать подобные безумства, кроме как ради любимой и этого прекрасного чувства?.. В общем, картинка у Шекли получилась яркая, незабываемая, свежая, остроумная и вполне состыкованная логически.

Неплохой рассказ, этакая комедия положений. Человеческое упрямство, которое иногда в худшем своём проявлении равняется с твердолобостью иногда принимает такой оборот, как в этой истории. Машина Джо Максуина была просто машиной, просто набором рычагов, шкивов, шестерёнок и прочих частей, но это был просто конструктор, который он собрал от скуки, от желания потешить своё уязвлённое на работе самолюбие. И, о Господи, чего только не придумали люди, каких только ярлыков не приклеили этой машине! Ладно прямоточные военные, ладно политиканы, ладно газетчики, но любимая девушка!.. А всё от того, что люди хотят видят то, что они хотят видеть, и называть что-то теми именами и наделяя что-то такими характеристиками, которые им удобны и нужны. Чтоб было легко, чтоб было спокойно, чтоб было страшно, весело, грустно... Только сложность в том, что многие захотели увидеть Своим то, что им не принадлежало, и всё, нет больше детища Джо. Нет детища — нет проблемы, подумало общество, и пошуршало по своим делам...

Довольно циничный, но, знаете, такой смачный рассказ!

Кажется сразу, что именно таким должен быть инспектор-обследователь по пособиям от правительства — грубым, жёстким, лицемерным, ненавидящим свою работу и своих клиентов. (Кстати говоря, приходилось слышать мнерие, что работу, чтоб её выполнять качественно и профессионально, нужно либо любить, либо ненавидеть. Ну, любить оно понятно. А вот если ненавидеть, — мнение такое объясняется желанием такого работника поскорее покончить с каким-либо делом по работе, и сделать его при этом наилучшим образом, чтоб даже никто не придрался, как бы говоря этой ненавистной работе: «а вот так я с тобой! получи!»). В его мозгу, и уж тем более в сердце, не должно быть ни тени сомнения, ни капли жалости и понимания.

Но что самое интересное и странное, его образ не отталкивает (правда, и не особо располагает), а скорее интересует. А вот те подобострастные ему личности в баре «У Джо», вот кто действительно и создают весь цинизм для этой истории.

Мерзкая суть системы, но, чёрт возьми, как классно написано!