Раз уж пришлось отвлечься на "Таюткино зеркальце", закончим эту тему. Здесь нет, конечно, такого количества иллюстраций, как к раскрученным сказам. Остались единичные картинки разных художников, которые можно посмотреть за один раз. Будут сборники, которые я уже детально описывал в связи с "Серебряным копытцем".

Два сборника (прижизненные для Бажова). Оба под названием "Малахитовая шкатулка". Сталинская эпоха (1949 г. и 1950 г.).

Иллюстрации очень хороших художников (О.Коровина и А.Якобсон) из этих сборников сначала вызвали у меня недоумение. Что это?

На первой иллюстрации — О.Коровина из свердловского сборника — люди в светлых одеждах, разных национальностей (башкирская шапка) любуются на идиллию: на фоне голубого неба сильный человек подбрасывает ребёнка. Узнаваемый плакат 1949 года. "Спасибо сысертскому барину за наше счастливое..."

Нет, у Бажова в тексте подбрасывание Таютки имеется. Но в каком контексте это описывается!

цитата из П.Бажова

Видят — по горькой нужде мужик с собой ребенка в рудник таскает, жалеют его и Таютку позабавить стараются. Известно, ребенок! Всякому охота, чтоб ему повеселее было. Берегут ее в шахте, потешают, кто как умеет. То на порожней тачке подвезут, то камешков узорчатых подкинут. Кто опять ухватит на руки, подымет выше головы да и наговаривает:

— Ну-ко, снизу погляжу, сколь Натал Гаврилыч руды себе в нос набил. Не пора ли каёлкой выворачивать?

Как видим, ничего общего у праздничной иллюстрации О.Коровина с текстом Бажова нет. Художник нарисовал светлое будущее — за пределами бажовского сказа и жизни героев этого сказа.

На второй иллюстрации — А.Якобсон из ленинградского сборника — вообще сюрреализм! Трудовой народ выстроился стальными рядами. Во главе — Ганя-орёл. За плечом — какая-то молодуха с лопатой (Ганя на картинке завидный жених, липнут к нему девушки). Эта сцена даже отдалённых параллелей с текстом Бажова не имеет.

Мне кажется, с этими иллюстрациями случилось вот что. Сказы Бажова ещё не были в тот период канонической классикой. Они были непривычными. В "Таюткином зеркальце" художников, видимо, охватила растерянность. История о горькой беспросветной жизни, заканчивающаяся анекдотом о том, как барыня стала дураков рожать... Однако художники почувствовали, что мораль этого сказа — возвеличивание забитого человека. Но про это в сказе нет ни одного слова, только ощущение (особенно сильное после страшной, но победной войны: "кто эту войну на себе вытянул?"). Вот художники и передали это ощущение в привычной форме, доступной читателям, —   в форме агитационного плаката.

Не проходит гипотеза, что после ужасов войны художники не хотели рисовать мрачные сцены из этого сказа. Потому что в ленинградском сборнике есть у Якобсон к этому сказу карандашные рисунки с нормальными сценами.

Получается, можно было (для одной-то страничной иллюстрации) отыскать хотя бы нейтральные эпизоды. Но появились сюрреалистические плакаты. И это намеренный выбор.

Сталинские художники подтверждают мои подозрения насчёт "Таюткиного зеркальца". Очень странный сказ — изломанный по форме, и ключи к разгадке содержания утеряны.

Свердловские "Малахитовые шкатулки" 1959-1983 гг. Уральские художники. Бажова уже нет в живых.

Уральская "суровая школа". Но, по крайней мере, уральские художники после-сталинского времени определились с концепцией относительно "Таюткиного зеркальца". Сюрреализма они там уже не видели.

У Воловича (первая иллюстрация) в издании 1962 года (и в улучшенном издании 1969 года) к "Таюткиному зеркальцу" — только заставка. Он на этих заставках представляет героев и показывает свою залихватскую технику: новая графика Шестидесятых.

А вот Перебатов (вторая иллюстрация) в первой "оттепельной" бажовской книге обратился к психологизму. Всего одна иллюстрация-заставка, но очень сильная: безысходность (глаза Гани) и нежность (как он Таютку спрятал в своих ручищах). Блистательно художник раскрылся.

Мосин (третья иллюстрация) тоже пошёл по пути психологизма. Но уже надежду привнёс. Вроде бы у Мосина всё та же вселенская печаль в глазах отца, но рядом — счастливая Таютка (её лицо освещено). Скан Мосина взял из Интернета: его иллюстрациям, конечно, нужно хорошее качество воспроизведения (а где-то ведь и подлинники лежат...).

Детгизовский сборник 1959 года (тоже ранне-"оттепельный"). Художница — М.Успенская, которая активно поддерживает новаторов книжной графики.

В московском издании для детей тенденция иная. Нет ужаса безнадёжности, не надо и психологизма. Для иллюстрирования вычленена светлая часть истории: в детстве всегда есть место радости.

Это цветная страничная иллюстрация на вклейке (есть ещё несколько мелких чёрно-белых зарисовок).

Но не только художница вычленяла для себя графическую составляющую сказа. Редактор (это профессия такая) над текстом Бажова поработал. Вторая часть сказа сильно сокращена: вырезана длинная история про то, как немцы сысертского барина облапошили и подсунули ему жену. Устранены физиологические последствия "плевка" рудой (про то, что барыня стала дураков рожать, а у её заграничного спутника нос отрезало). Это вмешательство нельзя простить, но понять можно: с точки зрения всякого нормального редактора история заграничной барыни в этом сказе инородная.

В позднейших детских изданиях подлинный текст был восстановлен. Не знаю, имеет ли купированный вариант какую-то ценность. На всякий случай даю выявленные варианты окончаний во вложенных файлах (pdf). Первый файл — "Бажовское окончание" для чистоты эксперимента приводится из издания для детей (М.: "Дет. лит-ра", 1979). Второй файл "Купюры. Детгиз 1959" — из книжки, проиллюстрированной Успенской. Там же можно посмотреть примеры мелких чёрно-белых зарисовок художницы.

Художники-реалисты.

4.1)Сначала Панова посмотрим. У Панова как у иллюстратора подход сбалансированный, техника пресноватая.

Панов — достаточно традиционный реалист. По концепции: он выбрал бажовские эпизоды, передал их очень точно, без отсебятины. На первой картинке — Ганя с Таюткой в забое, без надрыва и без умиления. На второй — веселье. Всё правильно: другие рудокопы, когда прознали, "что обошлось у Гани по-хорошему", перед выходом наружу пошли поглазеть на природное зеркало. В точности как на картинке, на молодых смех напал (зеркало-то искажает, природная комната смеха получилась). "Шум подняли, друг над дружкой подшучивают". Всё можно в этом сказе найти!

4.2) Теперь Лаповок.

Книжки из двух бажовских сказов с иллюстрациями Лаповка у меня нет. Книжка издана в 1982 году в Ярославле (на Фантлабе её тоже нет). Указал мне на эту книжку ув. SeverNord . Он же предоставил фото картинок.

В принципе, та же линия, что и у Панова: без отсебятины. Тяжёлых или психологичных сцен для иллюстраций не выбирается. Интересно, что Лаповок вводит в число персонажей Хозяйку медной горы (она на заставке в зеркало смотрится). Она в этом сказе у Бажова только предполагается, но её участие в событиях не доказано. Лаповок первым среди художников решил Хозяйку медной горы прямо вывести на сцену, уничтожив зыбкость бажовских недоговорённостей. Издательство позволило художнику чуть побольше иллюстраций сделать, и он смог вывести обе сюжетных линии сказа: и про Таютку, и про заграничную барыню.

Следующий блок — произвольное объединение художников, которые сделали иллюстрации в стиле народной (старинной) живописи. Времена — больше Семидесятые.

5.1) А.Ковалёв и А.Белюкин.

С палехским художником А.Ковалёвым всё понятно: он творит в рамках канона (очень тёплая у него вся серия открыток, и к нашему сказу тоже). Ну а Белюкин обощённо-абстрагированную фигуру даёт (без пояснений и не признаешь в этой картинке "Таюткиного зеркальца") — видимо отказался от идеи в одной иллюстрации все перипетии сказа передать.

5.2) Отдельно посмотрим Диодорова. У него тоже народный (лубочный) стиль, но при этом собственная концепция.

Когда количество иллюстраций ограничено, художникам приходится первым делом выбирать между двумя пластами нашего сказа: между историей про Таютку с отцом и историей с заграничной барыней. Все художники делают выбор в пользу таюткинской линии (или, как Лаповок, дают обе линии). Диодоров сделал иной выбор. Он решил, что настоящая история в сказе — это история про заграничную барыньку. Эту историю он дал в духе народных сатирических сказок, где барам достаётся по полной программе. Ну и в скоморошном стиле всё это подал. Мне показалось, в этом намеренном игнорировании главной части сказа чувствуется раздражение художника от несогласованности двух автономных частей.

Бажов мог ведь легко "Таюткино зеркальце" на две истории разбить — это у него частенько бывало ("Надзиратель-то, тот который Ганю в забой погнал..." и т.п.). Но, может быть, механическое соединение у Бажова двух разных историй — это такой сильный литературный приём, не оценённый по достоинству (цепляет ведь, пусть и раздражает).

Современные екатеринбургские издания с уральскими художниками.

По одной цветной страничной иллюстрации к "Таюткиному зеркальцу" в каждом издании.

Художник Ст.Ковалёв подхватил тему присутствия Хозяйки медной горы, причём поместил её в зеркало с той стороны. Особых глубинных прочтений бажовского сказа от этого не случилось.

Художница Козлова выбрала для иллюстрирования сцену веселья (тенденция отказа от психологизма логически завершилась: все намёки на печаль в игноре). На картинке — обалдеть какие радостно-дебильные Таютка с дедом Полукарпычем.

цитата из П.Бажова

Сперва-то они и сами испугались, потом поняли, и старик стал над Таюткой подсмеиваться:
— Наш Натал Гаврилыч себя не признал! Гляди-ко, — я нисколь не боюсь того вон старика, даром что он такой большой. Что хочешь заставлю его сделать. Потяну за нос — он себя потянет, дерну за бороду — он тоже. Гляди: я высунул язык, и он свой ротище раззявил и язык выкатил! Как бревно!

Так что ничего художница не выдумала, но эстетика всё же слишком далека от бажовского текста.

Ну и надо понимать, что у Бажова — это один из многих чередующихся элементов: смех и слёзы. Признаем: когда вся идея сказа должна быть по условиям издания выражена в одной-единственной картинке, полного представления о "Таюткином зеркальце" эта картинка не в состоянии дать. Но все художники делали свой выбор, и этот выбор отражал настроения эпохи. Жалко, что наша эпоха представлена детсадовским уровнем.

Собирание книжек с картинками иногда заставляет задуматься о жизни: побочный эффект коллекционирования.

Когда я недавно разбирался со свердловским юбилейным сборником бажовских сказов 1978 года (и с тонкими книжками, из которых сборник составлен), моё внимание привлекла картинка к сказу "Таюткино зеркальце". На картинке изображён удручённый мужчина и маленькая девочка.

Ассоциации с "Серебряным копытцем", которому мы уделили столько времени, возникли сами собой. И эти ассоциации оказались неслучайными.

Говорят, что во всей мировой литературе всего от 20 до 40 сюжетных схем. Если намеренно схематически передать сюжет "Таюткиного зеркальца", то он будет таким: "Живёт семья из двух человек: одинокий мужчина и маленькая девочка. Мужчина берёт с собой девочку в очень опасное место. Там девочка становится свидетельницей чуда. В дальнейшем с ней всё будет хорошо." Такая схема "Таюткиного зеркальца" соответствует схеме "Серебряного копытца".

При этом "Серебряное копытце" — это новогодняя сказка, а "Таюткино зеркальце" — очень тяжёлый рассказ, я бы сказал, страшный рассказ про безысходность. Великий мастер был Бажов, раз смог написать на один сюжет два противоположных по атмосфере произведения. Вот такое литературоведение.

Конечно, "Таюткино зеркальце" — крайнее проявление бажовского "сурового стиля", но ведь именно истории, подобные этой, определяют характер всех "уральских сказов". Да и Хозяйка медной горы — сквозной персонаж — в "Таюткином зеркальце" присутствует (за сценой).

"Таюткино зеркальце" композиционно лишено стройности "Серебряного копытца". Бажов непривычно подробен и избыточен в рамках совсем небольшого рассказа. Хотя все его отступления сами по себе очень любопытны, придётся передать содержание в кратком пересказе. В уме будем держать параллель с "Серебряным копытцем".

1) Как получилось, что мужчина (Ганя) остался один с девочкой (Таюткой)? У Гани жена зимой полоскала рубахи в проруби и соскользнула под лёд. К весне истаяла. Старший сынишка не зажился на свете. Осталась четырёхлетня Таютка. Вот так.

2) Что случилось в забое? Эпоха крепостного права. В шахте по добыче руды грозит обвал. Ганя — отец Таютки — безответный. Его-то в это гиблое место и решил поставить надзиратель (официальное наименование низшей властной должности в горно-заводской иерархии).

3) Как получилось, что Таютку пришлось взять с собой? И раньше её отец в забой брал (присмотр от соседей никудышный был). А тут Ганя представил, что будет, если Таютка совсем сиротой останется. Уж лучше вместе погибнуть.

4) Что с чудом? Главное чудо, что Ганя с дочерью живыми остались. По убеждению всех, это Хозяйка медной горы дитё помиловала. Ну а геологическое чудо — Таютка обнаружила природное огромное зеркало. Взрослые его расчистили, а Таютка нашла точно такое же, но миниатюрное: "Хозяйка медной горы на забаву, а может и на счастье дала".

5) Вот это всё присказка была. А теперь развязка. Надзиратель, чтобы выслужиться, сообщил о диковинке "заграничной барыне" (немке — жене "сысертского барина"). Та спустилась в забой посмотреть и заявила: "Хочу, чтоб это зеркало у меня стояло, потому как я хозяйка этой горы". Настоящая хозяйка — Хозяйка медной горы — таких слов не стерпела. Зеркало плюнуло рудой. Все неприятные персонажи были наказаны. Надзиратель сделался инвалидом (без ног). Барыня после этого одних дебилов рожала. Какой-то, судя по всему, полюбовник барыни без носа остался:

цитата

"ноздри на волю глядеть стали"

Эта жуткая расправа над угнетателями и является единственной моральной компенсацией угнетённым. В классовом противостоянии чуда не произошло, все вороженьки сами собой не сгинули. Хозяйка медной горы дала волю гневу, охраняя свой статус, а не в защиту страдальцев. Да, это вам не великодушный козлик Серебряное Копытце...

Год публикации сказа — 1941 (в марте).

Полных циклов иллюстраций к "Таюткиному зеркальцу" я обнаружил только два: уральского художника В.Васильева и знаменитого В.Милашевского. Про Милашевского уже приходилось говорить, что для него иллюстрирование бажовских сказов было случайным событием, о котором он позже не вспоминал. А иллюстрации В.Васильева очень сильные — меня проняли. При этом полное соответствие года выхода иллюстраций эпохе: у Милашевского — типично сталинские иллюстрации (в которых и Милашевского-то почти не видно), а у В.Васильева — типичные "шестидесятнические", когда иллюстрировали классику, а рисовали про современную жизнь.

С Милашевским (1953, переиздание 2017) мы уже встречались в связи с "Серебряным копытцем" (https://fantlab.ru/blogarticle62234).

А "Таюткино зеркальце" отдельной книжкой вышло в 1962 году в Свердловском книжном издательстве (правопредшественник Средне-Уральского книжного издательства). На Фантлабе издание представлено (https://fantlab.ru/edition260725). Художник В.Васильев на Фантлабе представлен: https://fantlab.ru/art22860.

Посмотрим параллельно два этих полных цикла. Первым в паре пусть будет В.Васильев, вторым — В.Милашевский.

Первая картинка (В.Васильева) потрясла меня тем, что она, в общем-то вневременная — точнее, постоянно актуальная. Мужчина со знакомым лицом (на улице такие видишь, если не в зеркале), вечный фасон мешковатой одежды, досчатые стены... Такая обстановка могла встретиться на Урале и в предвоенном 1941 (время написания сказа), и в 1962 (время создания иллюстраций), да и сейчас в сохранившихся бараках можно увидеть то же самое. Всё это передано Васильевым без душещипательных подробностей и без признаков кричащей нищеты. Вот эта обыденность и поражает. У Милашевского — больше отсылок к крестьянскому быту XIX века, но зацепиться на его картинке не за что. Ганя даже не уныл, а плаксив. Таютка чересчур взрослая и хмурая.

Раз уж зацепил меня Васильев, то и в этой его картинке нахожу мастерски переданные совпавшие ощущения промозглой зимы и безнадёжности (со всяким, наверное, было). Ну, и уральский горизонт ("выхода нет") передан точно. У Милашевского — просто унылая парочка по улице идёт.

Здесь только иллюстрации Васильева (их у него к сказу побольше, чем у Милашевского).

Сцены у Васильева вышли чересчур обыденные, хотя они и важны для психологии рассказа. Бажов был уже очень пожилым для той эпохи человеком, когда издал свои сказы. Мудрый, понятно. То, что происходило в забое он описал очень кратко, но мощно. Вот на первой иллюстрации мужики понимают, что Ганя идёт на верную смерть и ребёнка с собой тащит. Они ропщут. Молодой парень вызывается пойти вместо Гани. Реакция мужиков: надо жребий в таких случаях тянуть! позвать надзирателя! сами вытянем! И тут вворачивается потешный старичок и заявляет, что как раз "Ганя умнее нашего придумал. Хозяйка горы наверняка его с дитёй-то помилует. Податная на это, будте покойны".

цитата из П.Бажова

Этим разговором Полукарпыч и погасил у людей стыд. Всяк подумал: "На что лучше, коли без меня обойдется", и стали поскорее расходиться по своим местам

На второй картинке — Таютка обнаруживает природное зеркало. А в гиблом месте взрослых-то двое! Это Ганя и старик Полукарпыч (это его "маленько с шуткой" прозвали за низенький рост).

Центральный эпизод. Когда художники рисуют по условиям издания только одну иллюстрацию к этому сказу, они сцену с зеркалом часто обыгрывают. А наши сегодняшние художники? Таютка смотрится в зеркало. Васильев очень сдержанно рисует момент отражения Таютки. Милашевский этот эпизод делает полностраничной цветной иллюстрацией. Вроде бы Милашевский и ближе к Бажову: зеркало не только увеличивает, но и искажает, а старик шут-шутом. Всё так, но ведь Полукарпыч не только добровольно пошёл в опасное место (типа, провожу), но и работал там вместе с Ганей, т.е. совершал действия, которые должны были спровоцировать обвал. Это героический старик!

Ну и, наконец, сцена с "заграничной" барыней. У Васильева возмездие уже свершилось: руда брызнула из зеркала, Хозяйка медной горы психанула. У Милашевского — барыня ещё глумится.

У Васильева — заставка про рабский труд пролетариата. У Милашевского — концовка, где Таютка глядит из маленького зеркальца (точная копия большого — подарок Хозяйки медной горы). А у Васильева Таютка с маленьким зеркальцем на обложку вынесена.

Сейчас нечасто "Таюткино зеркальце" издают, а иллюстраторы его и раньше не баловали. Наверное, по форме не самый стильный сказ у Бажова. Содержание скомканное (про что вообще история — про Таютку или про барыню?). А только кажется мне, что это очень важный рассказ про русский национальный характер: как выстоять, стиснув зубы. Скоро читателям 1941 года это знание понадобится.

Сегодня закрываем тему "Серебряного копытца". Последняя в моей коллекции полная сюита иллюстраций к "Серебряному копытцу" — уральского художника советских времён Г.Мосина.

Художник Мосин на Фантлабе: https://fantlab.ru/art18667. Точнее, только упоминание о художнике. Давайте хоть годы жизни Мосина обозначу для понимания его эпохи: 1930-1982.

Иллюстрации Мосина к "Серебряному копытцу" были изданы Средне-Уральским книжным издательством отдельной книжкой в мягкой обложке в 1972 году. Картинка на обложке — как будто к пьесе Карло Гоцци. У Серебряного копытца внимательный человеческий взгляд. Очень интригующе.

Затем сюита Мосина была повторена в сборнике сказов Бажова с иллюстрациями разных художников, который был издан также Средне-Уральским книжным издательством в 1978 году (к столетию Бажова).

Ну, и наконец, одна модифицированная картинка была помещена в сборнике сказов, где все иллюстрации делались только Мосиным (упоминал об этом издании: https://fantlab.ru/blogarticle62088). Это сборник 1983 года, издан также в Свердловске.

Юбилейного свердловского сборника бажовских сказов 1978 года на Фантлабе нет (подал заявку). Отдельного издания "Серебряного копытца" 1972 года на Фантлабе тоже пока нет (подал заявку).

Разглядывая отдельное издание "Серебряного копытца", обратил внимание, что на титульном листе стоит что-то, похожее на логотип серии: "Уральские сказы".

Припомнил, что уже встречал такой логотип. Действительно, есть разные отдельные свердловские издания сказов с одним логотипом — фактически серия.

Но о существовании серии как-то не говорят. Может быть, потому, что собственно серийного оформления у книжек не было? Даже логотип на обложку не выносился. Видимо, сложилась серия стихийно.

Ещё одна книжка с логотипом серии у меня в конволюте. А больше, насколько мне известно, в этой серии "Уральские сказы" книжек не выходило. Все вышедшие с логотипом книжки изданы в 1972-1977 гг. Логотип, судя по манере, разработан Мосиным (его "Серебряное копытце" было первым в серии).

А в юбилейный сборник 1978 года вошли сказы, которые ранее выпускались в Свердловске тонкими книжками. Большинство таких сказов — как раз из серии "Уральские сказы", но включены и выходившие ранее вне серии (например, "Таюткино зеркальце" выходило в 1962 году). С "Золотым волосом" с иллюстрациями Воловича интересно вышло: в сборник этот сказ включён, а отдельным изданием вышел через год после сборника и уже без логотипа серии. Так что состав юбилейного сборника Бажова 1978 года не совсем обычен для практики издания тех лет: фактически это конволют.

Мосин считается самым самобытным уральским художником. Не без оснований. По крайней мере, его графика очень притягательна. Что-то глубинно шаманское (готическое, если по-европейски) есть в мосинских картинках (но сейчас, мне кажется, такими приёмами пользуются в массовом иллюстрировании ужастиков — приходится напоминать о приоритете Мосина).

Обычно в советское время из разных изданий одной книжки лучшим по качеству воспроизведения картинок было издание более раннего года выхода. В нашем случае для "Серебряного копытца" это не так: воспроизведение в сборнике 1978 года лучше, чем в отдельной книжке 1972 года.

Иллюстрации из юбилейного сборника в хорошем качестве выложены на сайте Музея детской книги (https://kid-book-museum.livejournal.com/9...). Воспользуюсь этими качественными сканами.

Иллюстрации Мосина — это, конечно, форма. Надо разглядывать все эти тяжеловесные плавные изгибы, восторгаться композицией и т.д. Но можно и с содержательной точки зрения посмотреть.

1) Вот фронтиспис: Дарёнка с Мурёнкой. Девочка печальна и серьёзна. Наверное, это она в чужой семье, где жизнь её была совсем безрадостной.

2) А вот Дарёнка с Кокованей. Детство к ней вернулось, видно, что девчушка "на шестом году". Вот, пожалуй, только у Мосина и получилось показать, что Дарёнка должна была быть разной (другие художники один тип рисуют во всех ситуациях: или не по годам взрослая, или пупсик).

3)Изображение ухода в лес — это самая сильная по композиции картинка. Кошка сюда, видимо, по композиции не вписалась. Но вообще-то что-то Мурёнки давно не было.

4)Дарёнка глядит на козлика.

Центральная иллюстрация — не зря именно её Мосин взял за основу картинки к следующему сборнику, где было только по одной иллюстрации к каждому сказу.

И вот к этой картинке не удержусь, опять в сравнении выложу самую последнюю мосинскую иллюстрацию из посмертного для него сборника 1983 года.

Картинка для издания 1983 года едва заметно изменена: Мосин совершенствовал её, исходя из своих эстетических принципов (по содержанию — пришлось художнику Мурёнку добавить)). Удалось найти профессиональное фото подлинника картинки (бумага, акварель) из издания 1983 года — поэтому она такая яркая. Это Екатеринбургский музей изобразительных искусств поделился сканом отличного качества (https://twitter.com/museumfineart/status/...). Кстати, Музей датирует эту позднейшую картинку 1979 годом.

5)Мурёнка и Серебряное копытце.

В отдельном издании 1972 года завершает сюиту изумительная картинка, которая не вошла в сборник 1978 года. Так что этот юбилейный сборник неполный.

Какие тени на снегу! Мосина считают представителем "сурового стиля" (из-за его шестидесятнического полотна "1918 год"). Но настоящий Мосин, как видно по этой картинке, — это поздний модерн (линия модерна первой волны русской эммиграции 1920-х гг.). Становится понятно, что и интригующая обложка — тоже в стиле позднего модерна, задающая этот тон с самого начала.

Сегодня — снова современные графические версии "Серебряного копытца" из сборников. Две художницы разных поколений. О.Ионайтис — известный иллюстратор старшего поколения. Книга с её рисунками издана "РОСМЭНОМ" в нескольких вариантах — у меня более-менее приличное издание 2010 года. С.Емельянова — начинающая художница (вроде бы, первая иллюстрированная книга). Книга с её рисунками издана в "Качелях" в этом (2019) году.

О.Ионайтис на Фантлабе представлена: https://fantlab.ru/art407. Сборник Бажова с её иллюстрациями на Фантлабе есть: https://fantlab.ru/edition125706.

С.Емельянова на Фантлабе не представлена, сборника Бажова с её иллюстрациями на Фантлабе пока нет (подал заявку).

О.Ионайтис мощно стартовала в 1994 году сборником литературных сказок Пройслера (https://fantlab.ru/edition37542). Издательство "Малыш", традиции ещё советские, высокий уровень поддерживался. Очень милые там у Ионайтис были игрушечные персонажи, казалось, что это новое современное направление. Но со временем персонажи всё больше в пупсиков превращались.

Вообще, стиль рисунков, которые будем сегодня смотреть, скорее, мультяшный. Причём у маститой художницы советской выучки — более мультяшный, чем у молодой художницы. Надо учитывать, что обложка у издательства "Качели" не даёт представления о внутренних иллюстрациях (козлик на обложке настраивает на диснеевских глуповатых персонажей, но внутри диснеевщины нет).

Ионайтис рисует игривую парочку — Мурёнку с козликом. Емельянова изображает уральский пейзаж, который является для неё родным (как сообщает издательство). И тот, и другой рисунок функции вводной иллюстрации выполняет (задаёт настрой). У Ионайтис — больше сказочный (фантастический) настрой, у Емельяновой — больше сказовый (этнографически-бытовой).

А дальше идёт очень подробное иллюстрирование у обеих художниц. Может этим объясняется, что выбор сцен — достаточно предсказуемый, по шаблону (который ещё в советское время стал затёртым). Но для сравнительного метода действия по шаблону — облегчение задачи.

Даю подряд почти все иллюстрации из обеих книг.

Странная попытка Ионайтис выдать этнографический этюд: молодки в праздничных региональных нарядах. Сомневаюсь, что это наряды русского населения горно-заводской области. Да даже если и так — нарочитость приёма разочаровывает. У Емельяновой пейзаж и этнография более органичны.

Портрет Дарёнки (её образ) меняется со временем. У сталинских художников она была очень серьёзна и не по годам печальна. Художницы нашего времени рисуют её маленькой потешной девчушкой. Но иногда она слишком мультяшной выходит — тут перебор у Ионайтис с шаблоном пупсика. У Емельяновой более прочувствованный образ Дарёнки получился.

У Ионайтис — типичный пейзаж, который можно встретить по всей деревянно-избовой России. У Емельяновой — пейзаж индивидуально-уральский. Я не думаю, что для сказов Бажова нужна этнографическая точность. Но в данном случае — это свидетельство кропотливой работы художницы (Емельяновой) над картинками к конкретному произведению.

Кокованя рассказывает Дарёнке о козлике Серебряное Копытце. Безликая обстановка у Ионайтис и выверенная этнография у Емельяновой. Продолжаем убеждаться, что сюита у Ионайтис — шаблонная, а у Емельяновой — привязанная конкретно к Бажову, продуманная именно для "Серебряного копытца".

У Бажова большой промежуток между вечерними рассказами о козлике и отправкой наших героев в лес. Емельянова этот промежуток заполнила. И не прогадала — показала себя настоящей художницей. Как ветерок листья золотой осени в избу завевает! Очень важно показывать такие возможности живописи в детской иллюстрации: дети очень внимательно рассматривают картинки (и немало тех, кто захочет понять: как же это сделано?).

Стандартные композиции у обеих художниц. Но у Емельяновой — совмещение сцен, как Мурёнку по заводу собачонки гнали, и как она в лесу на дерево запрыгнула, выражая нежелание возвращаться домой. А из леса (в правом нижнем углу) уже козлик выглядывает: поджидает гостей в своих владениях.

Чего-то решила Ионайтис и своё мастерство показать: вид сверху. Кошка вблизи. Кошка хороша.

У Ионайтис — привычная сцена: Дарёнка открывает дверь балагана и высматривает козлика. У Емельяновой — совмещение сна и яви, когда Дарёнка ещё сомневалась, может приснился ей козлик. Козлик присутствует в облачке дрёмы.

Типовая сцена у обеих художниц. У Ионайтис посказочнее получилось.

Ионайтис по-достоинству оценила вклад Мурёнки в благосостояние близких ей людей: кошка с хитринкой поглядывает на полшапки самоцветов. А вот про Емельянову надо сказать, что у нее Мурёнка на вторых ролях осталась. Можно понять такое решение: с котиками у нас в детских книжках перебор.

В книжке, изданной "Качелями", есть игра-квест. Меня всё ещё потрясают в нормальных книгах какие-то интерактивные элементы. С точки зрения иллюстрирования, у Емельяновой получился очень красивый разворот с пейзажем.

Подведу итоги.

Как мне кажется, у издательств типа "РОСМЭНа", которые укрепились на рынке массовой литературы — штатные художники. Но со временем эти художники, заваленные заказами, сами начинают шаблонно мыслить, рисуют по однажды согласованному трафарету.

У "Качелей" пока иной подход: они ищут "незанятых" (ну, видимо, и не таких дорогих) художников. Правда, иногда покупают иностранных иллюстраторов (не очень оправданно, как кажется), а среди наших встречаются халтурщики (https://fantlab.ru/blogarticle60449), но вот с Емельяновой тактика издательства себя оправдала. Открыли нового своеобразного иллюстратора. Художница с талантом и ответственностью, техника незатасканная (темпера).

И в бажовиану достойный вклад получился.

Очередные современные сборники бажовских сказов, а которых есть иллюстрации к "Серебряному копытцу".

Новинка этого года. Некоторое время присматривался и решил купить. П.Бажов "Уральские сказы" / Худ. Б.Ольшанский. — М.: Облака, 2019. Большой формат, цветные иллюстрации.

Книги на Фантлабе пока нет (подал заявку). Художник Б.Ольшанский присутствует: https://fantlab.ru/art4571.

Художник меня заинтриговал — в книжной графике он почти не отметился, но технический уровень высокий. Значит, станковист, перешедший на книжную иллюстрацию? Такие метаморфозы очень интересны (не у всех получается, вспомним хотя бы академика Герасимова).

Станковая живопись у Ольшанского — на сюжеты современных мифов о древних славяно-норманах. После К.Васильева (https://fantlab.ru/art1184) на этой поляне живописцу делать нечего: всё получается очень бледненько, без гимна валькирий. Сравним: сначала Ольшанский, потом — К.Васильев.

Обращение к станковой живописи Ольшанского оптимизма не внушало. Но к Бажову образцы иллюстраций в интернет-магазине были явно лучше. Когда рассмотрел уже купленную книгу, обратил внимание на форзац. Совсем другой стиль, будто другой художник рисовал. Это тоже не совсем оригинально — очень близко к манере В.Лосина (https://fantlab.ru/art2867). Но всё же это книжная иллюстрация. Сравним: сначала Ольшанский, потом — В.Лосин.

Мне это непредвиденное сравнение очень много о генезисе Лосина сказало. А Ольшанский показал, в каком направлении он свою пафосную манеру больших полотен менял на камерную книжную иллюстрацию. И, на мой взгляд, книжная иллюстрация у художника более органично выходит.

Так что посмотрим картинки иллюстратора Ольшанского, который совсем не похож на станковиста Ольшанского.

Что здесь необычного: Кокованя перестал быть суперменом! Низенький, коренастенький крестьянский дедушка с красным носом.

А вот второго сборника у меня нет. Все сканы — из Интернета. Это сборник сказов, изданный "Махаоном" в 2014 году с современными иллюстрациями художницы М.Коротаевой.

Книга на Фантлабе есть: https://fantlab.ru/edition125101. Художница тоже представлена: https://fantlab.ru/art11138.

Почему-то не купил эту книгу в своё время (видимо, был период резкого неприятия современной массовой иллюстрации). Сейчас просмотрел — интересные самобытные картинки. Хорошая художница М.Коротаева. А книги уже и нет в продаже...

Картинок немного — тоже на сюиту не тянут. Ассоциации с предыдущими картинками у меня возникли потому, что Кокованя здесь тоже не супермен, а простой деревенский дед.

Какое всё-таки многообразие, сколько новых имён в толпе иллюстраторов. И ведь по-настоящему стараются не повториться. Но даже оригинальные художники придерживаются старых форм — прорыва сложно ожидать. Но, видать, пока только такой заказ существует...