Очередная "Пиковая дама". Восьмидесятые. Художник Коноплёв. Миниатюрное издание для библиофилов — небольшой по тем временам тираж, высокая по тем временам цена. Вот экземпляр из моей коллекции.

Библиографическое описание даю собственное (в каталог-справочник иллюстрированной пушкинианы это издание не успело попасть).

Пиковая дама. — М.: Книга, 1986. — 238 с.; 10 см. (84х108/128) .

КОНОПЛЁВ А.Г. — иллюстрированная суперобложка, 44 цв.илл. (в т.ч. страничных и на разворот).

Тираж 7.000 экз. Цена 6 руб.

Этого Коноплёва-художника на Фантлабе нет (есть почти полный тезка, но отчество на другой инициал начинается: https://fantlab.ru/art9576 — может где-то опечатка?). Книги на Фантлабе тоже не обнаружил.

В доперестроечные восьмидесятые пришла пора поиска новых форм, наступила переоценка концепции книжной графики. Смена эпох в искусстве — обычное явление (политических потрясений ещё никто не предвидел). Всегда есть знаковые вещи, которые так и просятся под эксперимент. В книжной графике под эксперименты просилась "Пиковая дама". Критики требовали вернуть символизм и зелёное сукно. Но как это могло выглядеть? Издательство "Книга" художникам площадку для экспериментов предоставляло, особенно в малотиражных миниатюрах. Так что картинки в нашем издании — попытка вырваться за пределы традиционной манеры иллюстрирования "Пиковой дамы".

Оригинальность этого цикла — в том, что на иллюстрациях нет ни одной человеческой фигуры, только вещи и пейзажи. Правда, набор вещей беден (в основном подсвечники). Как можно без персонажей обойтись? А вот как.

Играют в карты у конногвардейца Нарумова? Рисуем стол с картами, стулья, а на стульях — накинутые мундиры.

Германн в игре делает первую ставку? Вот зелёное сукно, банковский билет и надпись мелом ("Сколько?" — спросил Чекалинский, — "Извините, я плохо вижу".).

Есть и приверженность традиции. Вот особняк графини (из контекста) — многие его рисовали.

Ну, давайте посмотрим, как художник разрешил выбранные нами узловые точки. Напоминаю: ни одного персонажа в иллюстрациях нет. Только вещи и пейзажи.

Нотр-Дам видно? Значит, Париж, он же Версаль.

Бродит по городу? Вот вид из окна (Нева не замёрзшая — лето, как в опере?), а вот статуэтка Наполеона для непонятливых (по Пушкину, Германн в профиль напоминал Наполеона).

Германна, понятно, не надеялись увидеть, но нет и картинки с пистолетом. Часы, показывающие час ночи, — есть. Поваленные погашенные свечи (типа смерть графини) — есть. А пистолета нет.

На картинке нет привидения — видимо, тоже к одушевлённым предметам приравнено (что небесспорно). Но есть изображение комнаты, в которой мёртвая графиня беседовала с Германном. Блестящий выход из положения...

Что в итоге? Как-то пресновато.

Концепция иллюстраций была незаурядной, но реализация получилась слишком искусственной и умозрительной.

Хотя была ли вообще новизна (оригинальность) в концепции? Вроде бы, проповедь минимализма — но это возрождённые идеи Ю.Тынянова о том, что иллюстрация не нужна произведению, ибо отвлекает от текста. Отсутствие людей на иллюстрациях? Но это напоминает литературные передачи тогдашнего советского телевидения: за кадром читается текст, а камера показывает музейные экспонаты соответствующей эпохи.

Для творческих отношений в авторском праве новизна идеи не столь важна, как новизна формы. Но мастерство исполнения этих картинок...

В общем, знаковой эта книга не стала. Бывают ведь и неудачные эксперименты.

Алексей Кравченко — блистательный довоенный мастер ксилографии. Мы с ним уже встречались (тут). И эту книжку я показывал. Это не отдельное издание "Пиковой дамы", но издание с отдельной сюитой иллюстраций к "Пиковой даме".

К этому циклу иллюстраций — особое отношение. Здесь времена перепутались. Сделаны гравюры были в 1939-1940 гг. (вроде как для английского издания), но в те годы книга не была издана. А впервые напечатаны были в 1981 году в том томике, что есть у меня. Так что эти иллюстрации, наверное, культурное событие начала восьмидесятых, а не конца тридцатых. Но очень уважаемый искусствовед Ю.Молок пишет что к юбилею 1937 года "в книжной иконографии "Пиковой дамы" произошла полная смена декораций и даже в гравюре на дереве, изъяснявшейся обычно на языке символов и аллегорий. Неудивительно, что романтическая гравюрная реплика Алексея Кравченко к пушкинской повести выглядела в конце 30-х годов запоздалой (Молок Ю. Пушкин в 1937 году: https://profilib.net/chtenie/130372/yuriy...). Означает ли это, что какой-то круг лиц был знаком с этим циклом в конце тридцатых (на выставке, например)?

Помимо полного цикла иллюстраций 1940 года имеется первый вариант (видимо, неполный) 1937 года. В 1981 году для книги были использованы гравюры из окончательного варианта 1940 года, но пара картинок помещена из варианта 1937 года. То есть книжка сделана не по авторскому макету (его, видать, и не было). Ну тогда и у меня руки развязаны — появляется возможность посмотреть (иногда в сравнении) оба варианта. А это совсем разные иллюстрации.

Так что несколько пластов: смотрим гравюры тридцатых годов, которые впервые все увидели в восьмидесятых. Кравченко великолепен. Меня не покидает ощущение, что эти иллюстрации по времени более пришлись к закату, а не к апогею советских времён. То есть, продолжая мысль Ю.Молока, к концу 30-х годов иллюстрации запоздали, а к началу 80-х годов вовремя успели. Получилось, что Кравченко спорил не с Тырсой и не с Непринцевым, а... С кем он мог спорить в 1981 году, через сорок лет после смерти? С Бенуа, наверное (не хочется думать, что с Ильёй Глазуновым).

Помимо картинок из томика с сочинениями Пушкина, буду пользоваться материалами из вот этого большущего альбома. Кеменов В.С. Алексей Кравченко. Живопись. Станковая гравюра. Книжная иллюстрация. — Л.: Аврора, 1986.

Этот цикл иллюстраций сделан по канонам, поэтому можем следовать нашему установленному плану (хотя и очень приблизительно).

Это иллюстрация из первого варианта цикла 1937 года, но она вошла в книгу. Видимо, в 1940 году аналога не было — второй вариант Кравченко не стал делать (может, действительно, посчитал, что первый сойдёт).

Не то, чтобы бродит или караулит — скорее подкараулил, и не во Второй главе, а уже в самом начале Третьей. Кравченко изобразил первую встречу Германна с Лизой на улице перед тем, как Лиза села в карету к графине, а Германн передал ей письмо. Но эту сцену Кравченко изобразил дважды: в 1937 году и в 1940 году. Редакторы книжки поместили оба варианта: первый (ранний) вариант помещён перед первой главой (играет ту же роль, что и фронтиспис), а второй (поздний) — непосредственно в тексте второй главы. Но мы посмотрим обе картинки рядышком друг с другом.

Я редакторов отлично понимаю. Нельзя было сделать выбор между двумя гравюрами: красота необыкновенная, уровень техники потрясающий (хотя по моим фото этого не видно). Невероятно: как можно было вырезать такую метель какой-то там стамеской?

Не то, чтобы раздевание, и не то, чтобы в третьей главе... Редакторы поместили картинку во вторую главу — то есть посчитали это одеванием. Но суть одна — парик почти налез, чепец готов для надевания. А можно и так представить: чепец уже снят, парик начали снимать...

Профиль у графини странный — кого-то смутно напоминает.

А вот это нечто. В книге помещён вариант 1940 года (и это правильно). А есть первый вариант. Посмотрим обе картинки рядышком.

Ну что? Ранний вариант вполне благопристоен, и скорее в духе переоценки повести к юбилею. Но во втором-то варианте! Такой провинциальной театральности в 1940 году точно никто не мог ожидать. А профиль графини? Тут уже сомнений нет — сходство очевидное. Искусствовед в тексте Альбома растерянно пишет: "Лицу графини Кравченко напрасно придал сходство с Пушкиным". Да, интересно, кого хотел Кравченко эпатировать? Неужели действительно для англичан рисовал?

Этой сцены в иллюстрациях нет — Кравченко, как мы видели, увлёкся мимолётной встречей героев на улице гораздо раньше.

Этой сцены тоже нет у Кравченко. Очень жаль!

Здесь тоже посмотрим рядышком два варианта: ранний (как я считаю, хотя в Альбоме он датирован 1940 годом) и поздний (попавший в нигу). В общем-то уже понятно, что ранний вариант поспокойнее, а поздний отрисован со всей страстью.

В последней картинке окончательного варианта важно то, что сцена символическая (карты в воздухе нависают над Германном). Вот именно это было нетипично для конца тридцатых. Ю.Молок именно про это писал: "Тема рока, судьбы, фортуны, тема карт и карточной игры — "тройка, семерка, туз", — по существу, надолго исчезнет с зеленого сукна русской графики". Ну а у Кравченко все эти темы бунтарски и проявились — хотя получается, что это было необычно и для начала восьмидесятых.

Ну что тут скажешь? Мелодрамы, нарисованные Кравченко, немного смешны. Но ведь это настоящая страсть, пусть не пушкинская, но шекспировская — почему бы и нет? Это ведь последнее такое искреннее и романтическое прочтение "Пиковой дамы".

Сегодня — ещё одно довоенное издание "Пиковой дамы". Это книжка 1936 года из "юбилейной ленинградской серии" с иллюстрациями знаменитого художника Николая Тырсы.

Добавления к библиографии. Тираж: 20.300 экз. Цена: 3 руб. (1 руб. 75 коп. + 1 руб. 25 коп. за переплёт).

Издание нельзя назвать редким — на Алибе оно представлено в нескольких экземплярах, начиная от 600 рублей. Я эту книжку купил в 2013 году у продавца из города Tallinn. Цена в инвалюте — 15 евро (но тогда это и было 600 рублей) без доставки. Ещё на конвертации что-то потерял. Надеялся хоть на европейские марки на бандероли. Но бандероль была отправлена из России...

Художник — Н.Тырса — на Фантлабе представлен: https://fantlab.ru/art6674. Книжки в числе представленных не нашёл.

Наиболее известна из этого цикла иллюстраций картинка, где в последней сцене за игорным столом сидит сам Пушкин. Эта картинка сразу была оценена критиками в тридцатые годы, завораживает искусствоведов и сейчас. На фото — страница из издания "А.С. Пушкин в изобразительном искусстве", 1937 (справа); страница из альбома "А. С. Пушкин в русской и советской иллюстрации", 1987 (слева вверху) и разворот из нашей книжки (слева внизу).

Даже на этом фото можно заметить, что воспроизведение иллюстрации в книге 1936 года было самым лучшим. Видимо, рисунки с литографского камня напрямую печатались.

В прошлый раз я показывал "Пиковую даму" 1935 года (здесь). В той книге были отражены новые тенденции иллюстрирования: "Пиковая дама" лишилась мистического налёта, исчезла тема судьбы, на первый план вышла линия Германн-Лиза, трактуемая как линия Онегин-Татьяна и т.п. Но та книга была иллюстрирована студентами Академии художеств, и всерьёз её критика не изучала. Для современников именно "Пиковая дама" с иллюстрациями Тырсы, хотя и не самая первая, стала символом нового прочтения повести. Именно Тырса был объявлен иллюстратором, который сделал "шаг вперёд по сравнению с "Пиковой дамой" Бенуа (Молок Ю. Пушкин в 1937 году — https://profilib.net/chtenie/130372/yuriy...).

Так что "Пиковая дама" Тырсы в идейном плане получилась знаковой: новая традиция, порывающая с Бенуа (который весь демонизм выдумал, а у Пушкина его нет). По форме: прекрасная техника, уверенная рука мастера, всё подчёркнуто просто — без студенческого бунтарства. Картинок немного (как и во всех книгах "ленинградской юбилейной серии"). Посмотрим их все, по порядку.

Видимо, не случайно сюита Тырсы начинается с изображения Лизы: бытовая сцена, любовная линия. Вторая иллюстрация цикла — Германн касается руки Лизы, передавая ей записку. Когда у других иллюстраторов Германн бродит по городу или стоит у дома графини — это отражение темы судьбы. Тырсу эта тема не интересует. У него — встреча персонажей в рамках любовной линии. Встреча в комнате Лизы после смерти графини тоже отражения у художника не находит.

Никаких пистолетов, никакого демонизма. Композиционно парные картинки хороши.

Ну, и наконец, последняя — растиражированная — иллюстрация. Здесь традиционный ужас обдёрнувшегося Германна. Но присутствует призрак графини (в чепце, спиной к зрителю). А главное, на переднем плане — Пушкин с бокалом шампанского.

Что здесь необычного? Опыт помещения портретов Пушкина в иллюстрации к его произведениям уже был — и лубочные "Лукоморья" (традиция и сейчас держится), и сюиты Фаворского (1929) и Кузьмина (1934). Но там Пушкин сам заявлял о своём присутствии в произведении (вёл речь от первого лица, пускался в воспоминания, встревал в сюжет с отступлениями), а в "Пиковой даме" рассказ ведётся отстранённо от третьего лица. Но ещё не забытый формальный метод в литературоведении вскрывал присутствие автора в любом произведении. Вот Тырса и перенёс эти идеи в книжную графику — Пушкин присутствует в самой гуще выдуманных им событий вполне реально, на первом плане.

Эта иллюстрация до сих пор притягательна — сюжет можно по разному трактовать. Пушкин на картинке настроен скептически. Но какого Пушкина нарисовал Тырса? Пушкина-игрока, который скептически относится к секрету верного выигрыша (он знает, чем это всё кончается)? Или Пушкина-автора, который скептически относится к той мелодраме, что у него сама собой написалась?

Продолжим обзор отдельных изданий "Пиковой дамы". Вернёмся в довоенное время. После Бенуа (в дореволюционной России в 1911 году) и Шухаева (в эмиграции в 1923 году) отдельные иллюстрированные издания "Пиковой дамы" стали появляться в СССР ближе к пушкинскому юбилею. Сегодня — издание 1935 года. Книжечка уменьшенного формата. Картинок немного. Два художника: неизвестный широкой публике Яр-Кравченко (одна иллюстрация) и очень известный Юрий Непринцев (все остальные иллюстрации).

А известен Непринцев своей станковой живописью — картиной "Отдых после боя (Василий Тёркин)". Эту картину все видели (репродукцию раньше помещали в школьных учебниках по литературе). Но это будет потом (вместе со Сталинской премией), а пока Непринцев — простой график.

Оба художника на Фантлабе представлены, причём Непринцев очень скудно (https://fantlab.ru/art9026), а Яр-Кравченко — пополнее (https://fantlab.ru/art4690). А вот их "Пиковая дама" на Фантлабе не представлена.

Это — книга из моей коллекции. Предусмотрена суперобложка (у меня в ненадлежащем виде, даю чужую фотографию). Даю также библиографическое описание (где расписана принадлежность иллюстраций каждому художнику) из каталога-справочника.

Дополнения к библиографии. Тираж 15.300 экз. Цена 1 руб. 75 коп. (1 руб. + 75 коп. переплёт).

Иллюстрации по технике исполнения очень хорошего уровня, техника обычная для того времени — понятная и простая. Вроде бы не должно быть проблем и с пониманием: вот это Германн, это Лиза... Но содержание цикла показалось мне странным — это содержание то ли небрежно, то ли загадочно.

Смутила первая же картинка в тексте Первой главы. В этой главе только сцены с игроками (мужское общество) и рассказ о молодости графини (XVIII век). На картинке — светская сцена: дамы и кавалеры. Но они одеты по моде XIX века. То есть к содержанию главы картинка никакого отношения не имеет! Что же это тогда? Решил сначала, что советских художников первой волны подвело образование, но быстро разобрался.

В каталоге-справочнике эта иллюстрация — единственная, принадлежащая Яр-Кравченко — названа "На балу". В Первой главе никакого бала нет. Но бал есть в Четвёртой главе: там Лиза танцует "бесконечную мазурку" с Томским (он кавалерийский офицер, пока ещё не ротмистр) и предаётся "мазурочной болтовне" (стулья сюда вписываются — во время мазурки пары чередовали собственно танец и сидение на стульях). На картинке на первом плане — две пары, но Лизы и Томского там нет (Томский был бы в военной форме, а Лиза ещё не танцует — она, видимо, на заднем плане только-только вводит старую графиню). То есть эта зарисовка далеко на периферии сюжета, но всё равно из Четвёртой главы! Скорее всего, поместил эту иллюстрацию в Первую главу редактор.

Становится ясно: в этом издании расположение картинок может быть весьма произвольным.

Издание появилось в переломное время — переломное для восприятия "Пиковой дамы". Ю.Молох пишет, что в 1930-е годы "В книжной иконографии "Пиковой дамы" произошла полная смена декораций..."Пиковую даму" читали не как романтическую прозу, а как еще одну повесть Ивана Петровича Белкина... Новым читателям Пушкина демонизм Германна казался чуждым..." (из книги "Пушкин в 1937 году"). И вот наша "Пиковая дама", сделанная двумя студентами Академии художеств, оказалась очень созвучна этим настроениям. Вот с этой точки зрения — нового отношения к повести — и надо оценить первый (из числа опубликованных) советский цикл иллюстраций к "Пиковой даме".

Придерживаться выработанных нами ключевых "точек" в этом издании смысла нет: слишком мало иллюстраций, и с "точками" они практически не совпадают. Посмотрим подряд четыре оставшиеся иллюстрации, которые сделал Непринцев.

Этой иллюстрацией открывается книга. Спойлер, конечно, но так многие делают... Что нарисовано? Германн ошеломлённый отшатывается от игорного стола, а все зрители издевательски хохочут. Этакое противопоставление: Германн и светская чернь. Студент-художник как-то на автомате это изобразил в соответствии с обрывочными сведениями из советского вульгарно-социологического пушкиноведения — у Пушкина нет ни противопоставления Германна завсегдатаям игорного дома, ни глумления завсегдатаев над Германном. Напротив, в повести совсем другая концепция: "Германн стоял неподвижно. Когда отошел он от стола, поднялся шумный говор.— Славно спонтировал! — говорили игроки.— Чекалинский снова стасовал карты: игра пошла своим чередом". Получается, Непринцев не очень внимательный читатель. Само по себе это вполне простительно: ведь почти все выдающиеся художники рисуют театральные жесты проигравшего Германна, а он у Пушкина, оказывается, стоял неподвижно, а потом просто отошёл.

Но важно отметить: Непринцев вольно обращается с материалом.

Лиза наблюдает из окна за Германном, верит, что она любима и сама уже влюблена. Эта картинка тоже вписывается в новую тенденцию прочтения "Пиковой дамы". Ю.Молок пишет: "Иллюстраторы еще дальше уйдут в петербургский пейзаж, портрет, в партию Лизы и Германна, разыгрывая ее как некое подобие партии Татьяны и Онегина".

Очень необычная композиция. По расположению иллюстрации в тексте — это первая встреча Германна с графиней. Графиня у Пушкина в ужасной форме сидит в креслах "вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево". Не сказано, что она вставала, беседуя с Германном; в критический момент "черты ее изобразили сильное движение души, но она скоро впала в прежнюю бесчувственность". Все художники её и рисуют в кресле (и мёртвую тоже в кресле). Но на этой иллюстрации графиня стоит, и отнюдь не в состоянии старческого маразма. Что же нарисовал художник здесь, в Третьей главе?

Структурный анализ (расположение в тексте) однозначно указывает на то, что это первая встреча Германна с живой графиней. В каталоге-справочнике картинка прямо названа "В спальне графини". Но то, как художник изобразил графиню — как она горда, надменна — свидетельствует в пользу того, что это встреча Германна с призраком из Пятой главы (в самой Пятой главе, где все рисуют призрака, у Непринцева другая тема).

Я выше отметил, что и редактор в книге был странный, и сам художник текст вольно трактовал. Значит, есть две версии. Первая: Непринцев нарисовал встречу Германна с живой графиней, но поскольку показал себя не очень внимательным читателем, то изобразил графиню не в соответствии с пушкинским замыслом. Вторая: Непринцев проявил большую оригинальность, изобразив призрак графини без атрибутов привидения (что не противоречит пушкинскому замыслу), но поскольку у него был редактор, который произвольно распределял иллюстрации, картинка была помещена не туда, и величайшее прозрение молодого художника осталось незамеченным. Какая версия больше нравится?

Прямых доказательств у меня нет. Всё внимательно рассмотрел: не нашёл зацепок, которые однозначно подтвердили бы вариант с призраком. Вот фрагмент настольных часов есть на картинке. На часах — три часа или самое начало четвёртого. Но эта деталь ничего не даёт — в три часа ночи произошли обе встречи Германна с графиней (первая встреча: пробило двенадцать, "первый и второй час утра", подъехала карета, Лиза прошла, графиню раздели, пока все разошлись — как раз беседа состоялась около трёх; вторая встреча: Германн проснулся без четверти три, в это время кто-то заглянул в окно, призрак долго шаркал ногами — к трём часам и разговорился).

Традиционно шагающего по улицам Германна (правда, шагающего не так энергично) художники изображают во Второй главе. Но у нас-то картинка в Пятой главе: по тексту Германн всего-навсего спешит на отпевание графини в собор. Такая иллюстрация очень хорошо укладывалось в новое прочтение "Пиковой дамы" как бытовой повести: простая картинка с гуляющим Германном в главе, где есть и сцены над гробом графини, и явление призрака! Да уж... Если Непринцев сознательно дал к фантастической главе такую картинку, то он — один из самых глубоких интерпретаторов "Пиковой дамы". Всё напряжение Пятой главы передано в напряженной фигуре Германна. Художник мастерски применяет "стратегию непрямых действий", что подвластно только гению.

А может быть и так: Непринцев, как и все, изобразил гуляющего Германна в рамках Второй главы, но редактор сунул эту иллюстрацию в Пятую главу, ориентируясь исключительно на пустые места.

Все же не оставляет чувство, что картинки в этом издании могли перепутаться. Предлагаю реконструкцию.

Вот существующий порядок иллюстраций в книге. Достоинство в том, что иллюстрации равномерно распределены по книге.

А можно было бы пофантазировать и вот такой порядок иллюстраций предположить.

Благодаря капитальному альбому "А.С. Пушкин в изобразительном искусстве" (Л., 1937) нашёл маленькую книжечку с неучтёнными в каталогах иллюстрациями к "Пиковой даме".

В современных каталогах иллюстрированной пушкинианы этот цикл иллюстраций не учтен потому, что картинки не к тексту Пушкина, а к либретто оперы. Художники — супруги Кардовские. Я уже писал о случайном обнаружении их иллюстраций к либретто оперы "Евгений Онегин" (здесь). На сей раз, обнаружив в альбоме картинки Делла-Вос-Кардовской к "Пиковой даме", я уже знал, где искать.

И действительно, быстро нашлась на Алибе маленькая серийная книжечка либретто "Пиковой дамы" в пару к "Онегину".

Сначала библиографическое описание, поскольку в каталоге-справочнике эта книжка отсутствует. В этой книжке в углу каждой иллюстрации чётко читаются монограммы художников, поэтому распределить иллюстрации труда не составило.

Ремезов Ив. Пиковая дама. Опера в 3-х действиях. Музыка П.И. Чайковского.Текст М.И. Чайковского. — М.: Издание Управления Театрами НКП РСФСР, 1934. — 72 с.; 14,5 см.

КАРДОВСКИЙ Д.Н., ДЕЛЛА-ВОС-КАРДОВСКАЯ О.Л. — 10 илл.: 3 виньетки — заставки, концовка (Д.Н.Кардовского), 7 ил. на отд. листах (1-е действие: 2 илл. О.Л.Делла-Вос-Кардовской; 2-е действие: 2 илл. Д.Н.Кардовского, 1 илл. О.Л.Делла-Вос-Кардовской; 3-е действие: 2 илл. Д.Н.Кардовского).

Тираж 10.000 экз. Цена 1 руб. 50 коп.

Если либретто к опере "Евгений Онегин" более-менее следует сюжету пушкинского романа, то либретто и, что немаловажно, устоявшаяся сценография к опере "Пиковая дама" от сюжета повести существенно отличаются. Герои действуют в костюмах XVIII века. На дворе весна. Герман (утратив в окончании второе "н") — гусар, влюбленный в Лизу по-настоящему. Он стреляется, а не сходит с ума; она топится, а не выходит замуж и т.п.

Поэтому картинки к либретто "Пиковой дамы" совсем не аутентичны содержанию повести. Но всё-таки в 1937 году Геллербах-составитель альбома включил эти иллюстрации именно как картинки к Пушкину, а не к Чайковскому.

К ключевым сценам повести (учитывая, что обстановка совсем другая) можно отобрать три картинки.

Отдельно стоят сцены встреч оперного Германа с Лизой — они к повести никакого отношения не имеют. Но одну оперную сцену с участием Германа и Лизы нарисовала Кардовская, а другую — Кардовский (та самая отсебятина либреттиста: "Уж полночь близится, а Германа всё нет..."). Поэтому картинки интересно сравнить с точки зрения разной техники супругов.

У Кардовского зимняя сцена Германа и Лизы будто сошла со страниц дореволюционного художественного журнала. Незнакомок Блока тогда так рисовали. Ну, может, Кардовский и сделал эту иллюстрацию когда-то для "Мира искусств" — и вот через 30 лет пригодилось?

Почему, кстати, у Кардовского эта встреча зимой происходит? И костюм Германа тоже ближе к общей (негусарской) военной форме XIX века (хотя короткие сапожки всё же гусарские)? Может, Кардовский больше про Пушкина думал, чем про Чайковского?