Обзор иллюстраций А.Костина к 5-й и 6-й главам "Онегина" (второе дополненное издание сюиты 2022 года).

Продолжаются мои попытки сопроводить внесюжетные иллюстрации привязкой их к конкретным строкам романа.

Пятая глава начинается восторженным гимном русской зиме ("Зима!.. Крестьянин торжествуя"). На картинке восторга немного. Художник продолжение знает — радоваться нечему.

Привязка к первой строфе главы условная. Выход Татьяны во двор без верхней одежды есть в строфе IX, но дело происходит ночью и связано с комичным гаданием ("Смотрит он и отвечает: Агафон"). Костин сюжет не иллюстрирует, поэтому на вводной иллюстрации ко всей главе даёт общее впечатление — хрупкая Татьяна среди русского снежного безмолвия.

Странные дела с гаданием Татьяны: она днём гадала на расплавленном воске, поздно вечером выходила с зеркалом во двор, велела в бане ночью на два прибора стол накрыть — но в баню не пошла, испугалась. Если бы пошла, натерпелась бы там ужаса с тайной прелестью, исчерпала бы весь запас эмоций — и тогда ей, наверное, страшный сон ночью не приснился бы.

С позиций современного психоанализа сон Татьяны слишком выдуманный. Наверное, и Пушкин понимал всю невозможность таких подробностей. Вообще, кажется, что страшный сон с нелепыми тварями введён как простая аналогия к сборищу гостей, приехавших утром — такие же хари. И поэта, понятно, убивает такая среда.

Фронтиспис к Шестой главе (исходя из макета второго издания сюиты). Вечеринка закончилась, кипение страстей в треугольнике Ольга-Онегин-Ленский никто не заметил. Кроме Ленского. Бытовая сценка: и стреляться надо, и спать пора...

Строфы, посвящённые Зарецкому — менеджеру по организации дуэли; его портрет внизу. А вверху — инструкция по пистолетной дуэли на 10 шагах. Правильно отмечают тот факт, что здесь Костин как будто комментарии Лотмана иллюстрирует, а не роман Пушкина. Стандартный приём по оживлению восприятия затёртой классики.

Мало кто любит Ольгу. Из художников Костин не любит её больше всех.

Ленский пишет стихи. Для Костина это повод продемонстрировать принципы новой композиции. Каменная ваза — главный персонаж этой трогательной сцены.

Вот так вот мог бы выглядеть Ленский в гробу (в реальности не понятно, допускались ли в таких случаях свечи и молитвенник, так-то убитых на дуэли хоронили как самоубийц без отпевания и за оградой кладбища — о последнем факте Пушкин упомянет в следующей главе, показывая, что утаить причину смерти Ленского не удалось).

Слева внизу — узнаваемый острый профиль гения, который на фронтисписе к роману слетал к Пушкину. Вот решил и Ленского навестить, хотя и припозднился. Это к строфам о возможной альтернативе:

цитата

Быть может, он для блага мира,

Иль хоть для славы был рожден;

Его умолкнувшая лира

Гремучий, непрерывный звон

В веках поднять могла. Поэта,

Быть может, на ступенях света

Ждала высокая ступень.

Обзор иллюстраций А.Костина к 3-й и 4-й главам "Онегина" (второе дополненное издание сюиты 2022 года).

Привязка иллюстраций к конкретным строкам.

Вот он — шедевр, результат изучения законов перспективы: взгляд из комнаты (с потолка) на улицу. Там — коляска, в которой Ленский и Онегин сейчас поскачут к Лариным. А слева от окна — высокое трюмо, в котором отразилась обстановка комнаты. Картинка до сих пор поражает своей холодностью и отрешённостью.

Это — круг чтения Татьяны. Наверху — упитанный лорд Байрон, снизу — герои его поэм. Писал, видимо, увлекательные приключенческие книжки.

По тексту на этой картинке должна быть лунная ночь, в которую Татьяна пишет письмо Онегину. Какие-то сумерки имеются.

Но вообще-то, картинка идеально подходит к тому, как Татьяна "любила на балконе предупреждать зари восход" (глава 2, XXVIII). В прижизненном издании сюиты этой иллюстрации нет. Видимо, составители второго издания вставили лист не туда. По крайней мере в двух случаях при распределении 10 листов, которые были Костиным отобраны для книги, но не включены в первое издание, составители тыкали картинки в другие главы, чтобы соблюсти примерно равное количество иллюстраций к каждой главе. Составители понадеялись на слова Костина из его дневника, что сюжет он ни в коем случае иллюстрировать не будет. А он не сюжет — он слова иллюстрирует, и очень точно: это из Второй главы мансарда с выходом на балкон. А в нашей Третьей главе Татьяна бродит днём по саду, а ночью беседует с няней и пишет письмо Онегину с распущенными власами.

Сатирический рисунок к саркастическим стихам.

Это перед самым письмом Татьяны.

цитата

Не дай мне бог сойтись на бале

Иль при разъезде на крыльце

С семинаристом в желтой шале

Иль с академиком в чепце!

Пушкин скрывает смущение. Костин ещё более скрывает (на тему письма у него рисунка вообще нет).

Напряжённость Третьей главы (томление Татьяны, ожидание ответа, бегство от Евгения и встреча с ним) художник снижает бытовыми сценками: внук няни бежит отдать письмо Онегину, дворовые девки поют песни при сборе садовой ягоды (на рисунке — малина)..

"Песню девушек" очень любили советские иллюстраторы: был повод хоть как-то показать простой народ. Казалось бы, Костину эта тема была не нужна, но нет...

Четвёртая глава начинается знаменитым "Чем меньше женщину мы любим...". На самом деле, это у Пушкина не похвала обольстителям, а отповедь им. Пушкин переживает за Татьяну. Костин в своём рисунке полностью воспроизводит истинный смысл начальной строфы (VII по условному счёту) Четвёртой главы. Ну и голый зад пришла пора показать в целомудренном романе.

Вверху рисунка — молодой развратник Осьмнадцатого века:

цитата

Разврат, бывало, хладнокровный

Наукой славился любовной,

Сам о себе везде трубя,

И наслаждаясь не любя.

Внизу — старый развратник, в недоумении взирающий на новые времена:

цитата

Но эта важная забава

Достойна старых обезьян

Хваленых дедовских времян:

Ловласов обветшала слава

Со славой красных каблуков

И величавых париков.

В иллюстративном ряде пропускается отповедь Онегина, страдания Татьяны. К середине главы художник вспоминает о необходимости что-тот нарисовать и иллюстрирует пушкинское отступление об альбомах уездных барышень. Год в альбоме ставит 1829, но это не год написания главы (окончание Четвёртой главы — 1826).

Ещё одно отступление о литературных критиках.

Ну вот, наконец, художник опять обращается к Онегину. Лица традиционно не рисует. Наступила зима, Онегин совсем "вдался в задумчивую лень" — не спился, нет — по утрам ледяную ванну принимает. Но днём занятия у него туповатые (игромания, как всегда): "Он на бильярде в два шара // Играет с самого утра". Вот такого измученного безделием распоясавшегося Евгения и рисует Костин. А ещё крепостную деву, которая надевает пояс (тоже снимала зачем-то).

Вечером жизнь Онегина расцветает — приезжает Ленский. В конце Четвёртой главы он много говорит об Ольге — своей любви, приглашает Онегина на именины Татьяны, тот соглашается и т.п. Рисунок к окончанию главы с трудом поддаётся идентификации. Некто без лица (а это признак Онегина) сидит в кресле с книгой. Уже обычные приёмы графики Костина: огромный бюст, тщательно выписанный интерьер. Эта картинка была в первом издании сюиты — значит, сам художник её сюда поместил. Более-менее она согласовывается с умудрённостью Онегина на фоне чистых восторгов Ленского.

Последние дни домашнего уюта. Послезавтра — дуэль, а там и восстание декабристов...

Начинаю поглавный обзор иллюстраций Костина к "Евгению Онегину".

Было интересное увлечение среди советской интеллигенции: разбирать "Онегина" на атомы. Артист Казаков на ТВ в начале 1980-х говорил, что у него любимая строка "Морозной пылью серебрится его бобровый воротник". Композитор Щедрин кантату (?) написал (тоже по ТВ передавали) на одну строку "Мои богини, что вы, где вы?". Всё из первой главы. Чистый "союз волшебных звуков". Я, будучи школьником, определил себе в качестве единственной строку "На северном печальном снеге".

Вот и у Костина каждый лист сюиты внутри корпуса теста точно соответствует только какому-нибудь атому. С тем же излишеством как у композитора Щедрина. Из-за этого сюжет рассыпается, повествовательных иллюстраций нет, как художник и задумывал.

Если пост-модернизм — это игра, то в отношении сюиты Костина пусть игровой элемент будет состоять в привязке каждого рисунка к одной-единственной строке. Иногда это удаётся очень легко.

Многообещающее начало: впервые на иллюстрации предстал перед читателями знаменитый дядюшка и с какими подробностями — вплоть до ночного горшка! Ожидание наиподробнейшей, тщательно отрисованной графической энциклопедии, конечно, не оправдается. Пост-модернизм — это путь обмана. Рисунок вполне реалистичный, но это Костин хочет усыпить бдительность читателя.

Несколько лёгких строф, посвящённых приёмам обольщений, в чём Онегин был "истинный гений". Поскольку в науке страсти нежной Онегин действовал по плану (как полководец на войне), Костин этот план представил наглядно. Образы барышень выглядят карикатурно, но пока это может быть оправдано сатирическим настроем Пушкина в Первой главе.

Формально Онегину несли записочки с приглашениями, когда он ещё был в "постели". А графически начинается постепенно слом традиций — манера всё ещё реалистичная, но нагромождение деталей, необычный ракурс или пробуждают интерес зрителя, или отвращают его от такой манеры.

Костин сбрасывает маску, наносит подлый удар по расслабленному читателю. Лиричнейшее отступление Пушкина о женских ножках превращается в жестокий фарс. Пощады сентиментализму не будет.

Образы утреннего Петербурга, пробуждённого барабаном, даются Пушкиным через перечисление типажей: извозчик, разносчик, охтенка с кувшином... Костин подчёркивает эту типажность и представляет персонажей в форме популярных во все времена жанровых фарфоровых статуэток.

Костин читает (рисует) лекцию по пост-модернизму: главное здесь — это незаковыченные цитаты. Рисунок самого Пушкина к фрагменту, описывающему приятельство автора с Онегиным представлен в виде фрески (?) на лестничной площадке (?) старинного особняка.

Это воспроизведение пушкинского наброска — указание для художника на композицию рисунка. По этому наброску А.Нотбек сделал одну из двух самых первых иллюстраций к "Онегину" ("Невский альманах", 1829). Хотя у Костина всё равно не точная цитата (Костин чуть улучшил позу фигуры справа — фигуры Онегина, отвернув заодно его лицо от зрителя).

Интереснее, что идею пушкинского наброска Костин развил для собственной иллюстрации, которую он поместил на лицевую сторону суперобложки. Трансформация получилась такая: дилетантский рисунок Пушкина — посредственный рисунок Нотбека — рисунок Костина (на суперобложке).

Скованность и неуклюжесть фигуры на суперобложке — это насмешка над ремесленными массовыми гравюрами пушкинских времён. Руки, скрещенные на груди Онегина — это отсылка к Нотбеку. Ну о огромные непропорциональные поля "боливара" — это точное воспроизведение фасона шляпы с рисунка Пушкина.

А второе направление в иллюстрациях Костина — это высокохудожественные образцы русского академического рисунка. Здесь на ум сразу приходят гравюры Ф.Толстого к "Душеньке" Богдановича (начали создаваться в 1820-х гг.).

Прорисовка всех колонн, травиночек и даже вот эти огромные античные бюсты на первом плане будут постоянно светиться на иллюстрациях Костина.

Онегин в деревне — и скрывается от соседей, едущих в гости. Они в парадные двери, а Онегин на заднее крыльцо. Правда, там ему подают донского жеребца, но Костин прав — Онегин постыдно прячется.

Ленский. Его лицо художник скрывать не будет. Если ориентироваться только на сюиту, главным персонажем романа является Ленский. В пост-модернистской трактовке может оно так и есть.

Часто воспроизводимый рисунок как образец новой графики поздне-советской эпохи. Ракурс, на котором действующие лица где-то далеко-далеко и наезда камеры не будет.

Появляется Татьяна, которой нравились романы. Никакой комплиментарности: сутулость, близорукость, косолапость.

Костин тонко подметил, что рассуждения Пушкина о его грядущей славе берут начало в рассказе о патриархальном быте старших Лариных. Так что сначала портреты старых помещиков, которые, конечно, были, а уж Пушкинский портрет — это фантазии. Не заслужил пока.

После безудержного абстракционизма чехословацкой художницы Гергелёвой, иллюстрировавшей "Онегина" в 1973 году (см.), уместно вспомнить пост-модернистскую сюиту к "Онегину" советского художника А.Костина. Мы его иллюстрации смотрели пять лет назад: https://fantlab.ru/blogarticle53494. Но появился новый повод: переиздание сюиты на новом полиграфическом уровне.

Принципы создания иллюстраций Костина: 1) Сюжет ни в коем случае не иллюстрировать; 2) Отсутствие единой стилистики графического сопровождения. Это естественный подход для художника-экспериментатора, который берётся за классику из школьной программы.

Вглядываясь в современные тенденции иллюстрирования классики, кажется мне, что для русского читателя "Онегина" не может быть удовлетворительной комиксная манера (как, например, в западных изданиях "Пиковой дамы" — см.). Перспективными могли бы быть применительно к "Онегину" опыты иллюстрирования Шаймардановым "Повестей Белкина" (см.), когда в стиле примитивизма идёт перепев русской академической живописи. Но сейчас Шаймарданов иллюстрирует Пушкина (чуть ли и не "Онегина") в карикатурном стиле.

В общем, напряжённый пост-модернизм Костина по-прежнему конгениален прочтению "Онегина" квалифицированным читателем. Хотя, должен признать: выхватывая при перелистывании томика что-то вроде "...Как я завидовал волнам, // Бегущим бурной чередою // С любовью лечь к ее ногам...", хочется отменить всех иллюстраторов (не только умных).

Костин создавал свою сюиту при вполне себе советской власти в 1986-1988 гг. Эту сюиту обязательно похвалили бы советские искусствоведы, воспроизвели бы в специальных журналах пару картинок — совсем необязательно, что сюиту напечатали бы. Но повезло: опубликовали в 1991 году в частном издательстве. Художник отобрал 50 листов, в книгу вошли 40. И вот теперь — переиздание на грант, с государственной поддержкой (М.: ABCdesing, 2022). Вот новое издание (слева, без суперобложки)

Качество воспроизведения, естественно, многократно превосходит неуклюжую кооперативную книгу 1991 года:

Но можно заметить, что в новом издании правый край рисунка немного обрезан. Иногда это "немного обрезан" существенно изменяет рисунок. Костин специально нагромождал детали, показывая, что "рамкам тесно" — и вот на этом, например, листе обрезание сорвало концепцию рисунка (кажется, что просто рамка проходит, отсекая лицо — а в оригинале показано, что лица-то вообще нет).

В новую книгу вошли все 50 первоначально отобранных самим художником иллюстраций (пишут, что отобранных из множества вариантов) — это включая изображения на суперобложке. Я посчитал с форзацем и нахзацем, так получилось аж 52 листа.

1) Вот они, картинки на суперобложке (лицевая и задняя стороны). Самое начало и самый конец книги:

Подписи и портреты второстепенных персонажей, а Онегин отвернулся. В этом вся суть сюиты — лица Онегина мы не увидим, следовать за романом будем по самым дальним перифериям.

2) Форзац и нахзац — естественные элементы, закольцовывающие книгу.

Форзац — свежие амурчики влекут по воздуху огромную стрелу любви. Нахзац — пост-апокалипсис, хотя потрёпанная стрела всё влачится амурчиками с отбитыми гипсовыми ножками и ручками.

3) И такое закольцовывание: первая (фронтиспис) и последняя иллюстрации в корпусе "Онегина":

Самая первая иллюстрация — к Пушкину слетел Гений с характерными чертами неземного лица. Самая последняя иллюстрация — тот же Гений проверяет, что осталося после всего.

Первый лист после титульного листа — введение ко всему роману. Портрет Онегина. Слишком навязчивый символизм. Но больше этого у Костина не повторится. Дальше будет строго-геометрический пост-модернизм.

Советская критика о Костине:

цитата М.Чегодаева. Пути и итоги: русская книжная иллюстрация 1945-1980. — М.: Книга, 1989. С. 202-204, 208

В.Н.Ляхов характеризует творчество ещё одного молодого художника 70-х годов — А.Л.Костина, с которым связывает возможность исследования "тех новых, ещё не оформившихся художественных явлений, которые... не став ещё общепризнанной ценностью, таят в себе те или иные тенденции, важные для понимания происходящего на наших глазах процесса сложения искусства"...

"Экспрессивный рассказ, в котором фантастический сюжет сплетается с наивной аллегорией, а реальность житейского факта становится поводом для рассуждений о его значении"...

Новая, "нетрадиционная" иллюстрация празднует победу.

цитата Ю.Я.Герчук. Художественные миры книги. — М.: Книга, 1989. С. 228 и сл.

За несколько лет, прошедших с того времени, как он окончил в 1970 году Московский полиграфический институт, Костин выдвинулся в ряд тех художников, чьи работы определяют уровень и характер нашего сегодняшнего книжного искусства.

Это издание ув. Ivan Novak представил в своём ЖЖ: https://ivannovak10.livejournal.com/54358.... Редкий образец абстрактных иллюстраций к "Евгению Онегину".

[Eugen Onegin]. На словацком языке. Перевод: Ivan Kupec — Братислава: Tatran , 1973.— 288 стр .; 22,4 x 17,2 см. Тираж 8000 экз. Oформление: суперобложка, обложка, форзац, фронтиспис и 16 цветных иллюстраций на отдельных листах Веры Гергелёвой (Viera Gergeľová) .

Вера Гергелёва (слов. Viera Gergeľová; 1930, Новые Замки — 2004, Загорска-Бистрица) словацкий художник-график, живописец и иллюстратор. Обучалась в 1948 году в Академии изящных искусств в Праге, с 1952 по 1960 год — в Академии художеств в Братиславе. В 1961 и 1972 удостаивалась премии издательства "Mladé letá", в 1965 поощрительной премии в конкурсе на самую красивую книгу в Лейпциге, в 1973 и 1990 поощрительной премии в конкурсе на самую красивую книгу Чехословакии.

К "Онегину" делаются, как правило, крепкие реалистичные картинки. Поневоле галерея иллюстраций получается очень однообразной. Поэтому абстрактные иллюстрации Гергелёвой 1973 года представляют собой по-прежнему свежий взгляд на Пушкина: в СССР до такого уровня абстракционизма иллюстраторов не допустили. Но и книжному рынку подобные картинки не особо нужны — естественным выглядит издание такой книги в одной из стран народной демократии в очень узкий временной зазор.

Помимо художественных достоинств иллюстраций Гергелёвой, очень ценным здесь представляется исторический фон. Эпоха Семидесятых! Не советские реалии, и не американские — а вот эта вот восточно-европейская зона полутеней.

Самой книги у меня нет, макета я не видел. Какая картинка к какому эпизоду, догадаться почти невозможно. Поэтому группирую иллюстрации по собственному усмотрению.