Начинаю поглавный обзор иллюстраций Костина к "Евгению Онегину".

Было интересное увлечение среди советской интеллигенции: разбирать "Онегина" на атомы. Артист Казаков на ТВ в начале 1980-х говорил, что у него любимая строка "Морозной пылью серебрится его бобровый воротник". Композитор Щедрин кантату (?) написал (тоже по ТВ передавали) на одну строку "Мои богини, что вы, где вы?". Всё из первой главы. Чистый "союз волшебных звуков". Я, будучи школьником, определил себе в качестве единственной строку "На северном печальном снеге".

Вот и у Костина каждый лист сюиты внутри корпуса теста точно соответствует только какому-нибудь атому. С тем же излишеством как у композитора Щедрина. Из-за этого сюжет рассыпается, повествовательных иллюстраций нет, как художник и задумывал.

Если пост-модернизм — это игра, то в отношении сюиты Костина пусть игровой элемент будет состоять в привязке каждого рисунка к одной-единственной строке. Иногда это удаётся очень легко.

Многообещающее начало: впервые на иллюстрации предстал перед читателями знаменитый дядюшка и с какими подробностями — вплоть до ночного горшка! Ожидание наиподробнейшей, тщательно отрисованной графической энциклопедии, конечно, не оправдается. Пост-модернизм — это путь обмана. Рисунок вполне реалистичный, но это Костин хочет усыпить бдительность читателя.

Несколько лёгких строф, посвящённых приёмам обольщений, в чём Онегин был "истинный гений". Поскольку в науке страсти нежной Онегин действовал по плану (как полководец на войне), Костин этот план представил наглядно. Образы барышень выглядят карикатурно, но пока это может быть оправдано сатирическим настроем Пушкина в Первой главе.

Формально Онегину несли записочки с приглашениями, когда он ещё был в "постели". А графически начинается постепенно слом традиций — манера всё ещё реалистичная, но нагромождение деталей, необычный ракурс или пробуждают интерес зрителя, или отвращают его от такой манеры.

Костин сбрасывает маску, наносит подлый удар по расслабленному читателю. Лиричнейшее отступление Пушкина о женских ножках превращается в жестокий фарс. Пощады сентиментализму не будет.

Образы утреннего Петербурга, пробуждённого барабаном, даются Пушкиным через перечисление типажей: извозчик, разносчик, охтенка с кувшином... Костин подчёркивает эту типажность и представляет персонажей в форме популярных во все времена жанровых фарфоровых статуэток.

Костин читает (рисует) лекцию по пост-модернизму: главное здесь — это незаковыченные цитаты. Рисунок самого Пушкина к фрагменту, описывающему приятельство автора с Онегиным представлен в виде фрески (?) на лестничной площадке (?) старинного особняка.

Это воспроизведение пушкинского наброска — указание для художника на композицию рисунка. По этому наброску А.Нотбек сделал одну из двух самых первых иллюстраций к "Онегину" ("Невский альманах", 1829). Хотя у Костина всё равно не точная цитата (Костин чуть улучшил позу фигуры справа — фигуры Онегина, отвернув заодно его лицо от зрителя).

Интереснее, что идею пушкинского наброска Костин развил для собственной иллюстрации, которую он поместил на лицевую сторону суперобложки. Трансформация получилась такая: дилетантский рисунок Пушкина — посредственный рисунок Нотбека — рисунок Костина (на суперобложке).

Скованность и неуклюжесть фигуры на суперобложке — это насмешка над ремесленными массовыми гравюрами пушкинских времён. Руки, скрещенные на груди Онегина — это отсылка к Нотбеку. Ну о огромные непропорциональные поля "боливара" — это точное воспроизведение фасона шляпы с рисунка Пушкина.

А второе направление в иллюстрациях Костина — это высокохудожественные образцы русского академического рисунка. Здесь на ум сразу приходят гравюры Ф.Толстого к "Душеньке" Богдановича (начали создаваться в 1820-х гг.).

Прорисовка всех колонн, травиночек и даже вот эти огромные античные бюсты на первом плане будут постоянно светиться на иллюстрациях Костина.

Онегин в деревне — и скрывается от соседей, едущих в гости. Они в парадные двери, а Онегин на заднее крыльцо. Правда, там ему подают донского жеребца, но Костин прав — Онегин постыдно прячется.

Ленский. Его лицо художник скрывать не будет. Если ориентироваться только на сюиту, главным персонажем романа является Ленский. В пост-модернистской трактовке может оно так и есть.

Часто воспроизводимый рисунок как образец новой графики поздне-советской эпохи. Ракурс, на котором действующие лица где-то далеко-далеко и наезда камеры не будет.

Появляется Татьяна, которой нравились романы. Никакой комплиментарности: сутулость, близорукость, косолапость.

Костин тонко подметил, что рассуждения Пушкина о его грядущей славе берут начало в рассказе о патриархальном быте старших Лариных. Так что сначала портреты старых помещиков, которые, конечно, были, а уж Пушкинский портрет — это фантазии. Не заслужил пока.

После безудержного абстракционизма чехословацкой художницы Гергелёвой, иллюстрировавшей "Онегина" в 1973 году (см.), уместно вспомнить пост-модернистскую сюиту к "Онегину" советского художника А.Костина. Мы его иллюстрации смотрели пять лет назад: https://fantlab.ru/blogarticle53494. Но появился новый повод: переиздание сюиты на новом полиграфическом уровне.

Принципы создания иллюстраций Костина: 1) Сюжет ни в коем случае не иллюстрировать; 2) Отсутствие единой стилистики графического сопровождения. Это естественный подход для художника-экспериментатора, который берётся за классику из школьной программы.

Вглядываясь в современные тенденции иллюстрирования классики, кажется мне, что для русского читателя "Онегина" не может быть удовлетворительной комиксная манера (как, например, в западных изданиях "Пиковой дамы" — см.). Перспективными могли бы быть применительно к "Онегину" опыты иллюстрирования Шаймардановым "Повестей Белкина" (см.), когда в стиле примитивизма идёт перепев русской академической живописи. Но сейчас Шаймарданов иллюстрирует Пушкина (чуть ли и не "Онегина") в карикатурном стиле.

В общем, напряжённый пост-модернизм Костина по-прежнему конгениален прочтению "Онегина" квалифицированным читателем. Хотя, должен признать: выхватывая при перелистывании томика что-то вроде "...Как я завидовал волнам, // Бегущим бурной чередою // С любовью лечь к ее ногам...", хочется отменить всех иллюстраторов (не только умных).

Костин создавал свою сюиту при вполне себе советской власти в 1986-1988 гг. Эту сюиту обязательно похвалили бы советские искусствоведы, воспроизвели бы в специальных журналах пару картинок — совсем необязательно, что сюиту напечатали бы. Но повезло: опубликовали в 1991 году в частном издательстве. Художник отобрал 50 листов, в книгу вошли 40. И вот теперь — переиздание на грант, с государственной поддержкой (М.: ABCdesing, 2022). Вот новое издание (слева, без суперобложки)

Качество воспроизведения, естественно, многократно превосходит неуклюжую кооперативную книгу 1991 года:

Но можно заметить, что в новом издании правый край рисунка немного обрезан. Иногда это "немного обрезан" существенно изменяет рисунок. Костин специально нагромождал детали, показывая, что "рамкам тесно" — и вот на этом, например, листе обрезание сорвало концепцию рисунка (кажется, что просто рамка проходит, отсекая лицо — а в оригинале показано, что лица-то вообще нет).

В новую книгу вошли все 50 первоначально отобранных самим художником иллюстраций (пишут, что отобранных из множества вариантов) — это включая изображения на суперобложке. Я посчитал с форзацем и нахзацем, так получилось аж 52 листа.

1) Вот они, картинки на суперобложке (лицевая и задняя стороны). Самое начало и самый конец книги:

Подписи и портреты второстепенных персонажей, а Онегин отвернулся. В этом вся суть сюиты — лица Онегина мы не увидим, следовать за романом будем по самым дальним перифериям.

2) Форзац и нахзац — естественные элементы, закольцовывающие книгу.

Форзац — свежие амурчики влекут по воздуху огромную стрелу любви. Нахзац — пост-апокалипсис, хотя потрёпанная стрела всё влачится амурчиками с отбитыми гипсовыми ножками и ручками.

3) И такое закольцовывание: первая (фронтиспис) и последняя иллюстрации в корпусе "Онегина":

Самая первая иллюстрация — к Пушкину слетел Гений с характерными чертами неземного лица. Самая последняя иллюстрация — тот же Гений проверяет, что осталося после всего.

Первый лист после титульного листа — введение ко всему роману. Портрет Онегина. Слишком навязчивый символизм. Но больше этого у Костина не повторится. Дальше будет строго-геометрический пост-модернизм.

Советская критика о Костине:

цитата М.Чегодаева. Пути и итоги: русская книжная иллюстрация 1945-1980. — М.: Книга, 1989. С. 202-204, 208

В.Н.Ляхов характеризует творчество ещё одного молодого художника 70-х годов — А.Л.Костина, с которым связывает возможность исследования "тех новых, ещё не оформившихся художественных явлений, которые... не став ещё общепризнанной ценностью, таят в себе те или иные тенденции, важные для понимания происходящего на наших глазах процесса сложения искусства"...

"Экспрессивный рассказ, в котором фантастический сюжет сплетается с наивной аллегорией, а реальность житейского факта становится поводом для рассуждений о его значении"...

Новая, "нетрадиционная" иллюстрация празднует победу.

цитата Ю.Я.Герчук. Художественные миры книги. — М.: Книга, 1989. С. 228 и сл.

За несколько лет, прошедших с того времени, как он окончил в 1970 году Московский полиграфический институт, Костин выдвинулся в ряд тех художников, чьи работы определяют уровень и характер нашего сегодняшнего книжного искусства.

Это издание ув. Ivan Novak представил в своём ЖЖ: https://ivannovak10.livejournal.com/54358.... Редкий образец абстрактных иллюстраций к "Евгению Онегину".

[Eugen Onegin]. На словацком языке. Перевод: Ivan Kupec — Братислава: Tatran , 1973.— 288 стр .; 22,4 x 17,2 см. Тираж 8000 экз. Oформление: суперобложка, обложка, форзац, фронтиспис и 16 цветных иллюстраций на отдельных листах Веры Гергелёвой (Viera Gergeľová) .

Вера Гергелёва (слов. Viera Gergeľová; 1930, Новые Замки — 2004, Загорска-Бистрица) словацкий художник-график, живописец и иллюстратор. Обучалась в 1948 году в Академии изящных искусств в Праге, с 1952 по 1960 год — в Академии художеств в Братиславе. В 1961 и 1972 удостаивалась премии издательства "Mladé letá", в 1965 поощрительной премии в конкурсе на самую красивую книгу в Лейпциге, в 1973 и 1990 поощрительной премии в конкурсе на самую красивую книгу Чехословакии.

К "Онегину" делаются, как правило, крепкие реалистичные картинки. Поневоле галерея иллюстраций получается очень однообразной. Поэтому абстрактные иллюстрации Гергелёвой 1973 года представляют собой по-прежнему свежий взгляд на Пушкина: в СССР до такого уровня абстракционизма иллюстраторов не допустили. Но и книжному рынку подобные картинки не особо нужны — естественным выглядит издание такой книги в одной из стран народной демократии в очень узкий временной зазор.

Помимо художественных достоинств иллюстраций Гергелёвой, очень ценным здесь представляется исторический фон. Эпоха Семидесятых! Не советские реалии, и не американские — а вот эта вот восточно-европейская зона полутеней.

Самой книги у меня нет, макета я не видел. Какая картинка к какому эпизоду, догадаться почти невозможно. Поэтому группирую иллюстрации по собственному усмотрению.

Скопился материал из Интернета для обзора зарубежных иллюстраций к "Пиковой даме" (без претензий на полноту). Иллюстрации последнего десятилетия, книги изданы в европейских романских странах. Как всегда, две тенденции в искусстве: консерваторы и новаторы. Особенность в том, что это иллюстрации к русскому автору второго ряда — Пушкин на Западе к лицу русской литературы не относится. Поэтому консерваторы встраивают Пушкина в клише того, что они считают русской литературой. Новаторы более свободны.

Итальянская художница, и книжка на итальянском языке (сюита не полная: не всё удалось отыскать).

Стиль реалистичный, но не для академических полотен, а для комиксов. Типовая русская литература — мотивы Лео Толстого: военные мундиры и балы.

Вот галерея персонажей. Не такая уж старая графиня, Лиза, толстый комиксовый дядька (видимо, Чекалин, с которым Германн в конце ведёт роковую игру). Военные: Германн, ротмистр Томский (ладно, он частенько мельтешит в сюжете), но что за кавалергард в полной форме? Это, видимо, один раз упомянутый в первой строке конногвардеец Нарумов. Поди ж ты, занял место в ряду главных героев. А то что-то маловато зелёных мундиров для русского романа.

Иллюстрации достаточно подробно сопровождают текст Пушкина:

1) "Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова".

2) "В тот же самый вечер бабушка явилась в Версали, au jeu de la Reine. Герцог Орлеанский метал".

3) "И графиня со своими девушками пошла за ширмами оканчивать свой туалет. Томский остался с барышнею".

4) "Лизавета Ивановна осталась одна: она оставила работу и стала глядеть в окно. Вскоре на одной стороне улицы из-за угольного дома показался молодой офицер".

5) "В десять часов вечера он уж стоял перед домом графини. Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты".

6) Когда все уехали на бал, Германн проник в дом графини: "По всем углам торчали фарфоровые пастушки, столовые часы работы славного Leroy, коробочки, рулетки, веера и разные дамские игрушки".

7) "Томский, дуясь на молодую княжну Полину ***, которая, против обыкновения, кокетничала не с ним, желал отомстить, оказывая равнодушие: он позвал Лизавету Ивановну, и танцовал с нею бесконечную мазурку".

У Пушкина-то другая хронология. Сначала он описывает смерть графини, встретившейся с Германном, а потом даёт ретроспективу: обращается к Лизе, которая вспоминает, как с ней несколько часов назад танцевал Томский — и тут к ней врывается Германн, только что убивший старушку. Наши художники в подробных сюитах сцену бала игнорируют: как рисовать-то? По хронологии, но картинка не будет соответствовать тексту; по тексту, но бал будет странно выглядеть после сцены со смертью графини. Не знаю, где в макете издания помещён этот рисунок, но зарубежный художник сцену бала пропустить не имеет права. Иначе это не будет русской литературой.

8) "При виде пистолета графиня во второй раз оказала сильное чувство. Она закивала головою, и подняла руку, как бы заслоняясь от выстрела...".

9) "Горько заплакала она, в позднем, мучительном своем раскаянии. Германн смотрел на нее, молча...".

10) "...белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, — и Германн узнал графиню!".

Несколько разрозненных иллюстраций, выложенных на торговых интернет-витринах для ознакомления. Пишут, что художник 1989 года рождения из Ниццы, книга тоже на французском языке.

1) Обложка.

Русский колорит — церкви, полосатые столбы, кот на дороге — и внезапно непривычный Германн. Решительность, холодность, презрение, манипулирование. Странно, но у Пушкина он таким и представлен. В отечественных иллюстрациях мы видели Германна другого (рефлексия родной литературы), а западный художник Германна изобразил как современного честолюбца с открытым забралом, а не как таящегося мелкопоместного дворянина пушкинской эпохи. Образцом характера из русской литературы для художника был, вероятно, Раскольников — убийца старушки (тут француз угадал — наши литературоведы Германна с Раскольниковым постоянно сравнивают).

2) Ну, а где Достоевский, там и Северная столица. В "Пиковой даме" Петербург не выпирает, хотя такой вид — это вполне пушкинский Петербург из его торжественных стихов.

3) Энергично мятущийся Германн. На закате.

4) Явление призрака. Академическая живопись.

5) Балы, карты (картинки мелкие и нечёткие, просто для информации). Если без карточной игры в Версале, действительно, трудно было обойтись, то роскошный бал на разворот — это снова из "Войны и мира".

Это издание ув. Ivan Novak представил в своём ЖЖ: https://ivannovak10.livejournal.com/63098....

[ La dama de picas ]. На испанском языке. Перевод: Nina Maganov — Мадрид: Gadir, 2016 — 80 стр.; 21,0 × 13,5 см. Тираж не указан. Обложка, 10 страничных цветных иллюстраций, в т. ч. 3 разворота и 4 цветные иллюстрации в тексте Марты Понсе (исп. Marta Ponce; 1987, Барселона) испанский график и иллюстратор.

Сюита сделана в стиле нео-примитивизма (пост-примитивизма?): трогательные картинки в сочном цвете. Цветовая гамма — фиолетовый и кирпично-красный.

1) Графиня в Версале (Сен-Жермен шепчет ей на ушко секрет трёх карт).

2) Игра у Нарумова. Четверть пятого утра, а в шесть утра офицерам надо быть в казарме. Впрочем, на картинке — половина штатских. Покрой гражданских сюртуков и усики-бородки указывают не на пушкинское время, а на позднейший период. Наверное, у нашей художницы типовым представителем русской литературы является Чехов. Понятно, почему мундиров поуменьшилось. Ну а военный инженер Германн должен тогда быть чеховским офицером (типа Рябовича из "Поцелуя")?

3) Ширма графини. Многозначительный персонаж. Ну правильно, это же как будто Чехов пишет "Пиковую даму", улучшая повесть второразрядного автора.

4) Лиза у окна. Для барышни из типовой русской литературы слишком кукольна. Впрочем, у Чехова "Анна на шее" тоже кукольной была.

5) Германн бродит, карета ездит, коты дерутся. Сразу видно, что чеховский Петербург (надпись на фасаде по-русски).

6) Призрак графини тянет руки к Германну. Тот очень доволен.

Так и есть: "Поцелуй" Чехова:

цитата

Прямо видна была дверная щель, в которую бил яркий свет; из-за двери доносились глухие звуки грустной мазурки. Тут так же, как и в зале, окна были открыты настежь и пахло тополем, сиренью и розами...

Рябович остановился в раздумье... В это время неожиданно для него послышались торопливые шаги и шуршанье платья, женский задыхающийся голос прошептал: «наконец-то!» и две мягкие, пахучие, несомненно женские руки охватили его шею; к его щеке прижалась теплая щека и одновременно раздался звук поцелуя.

7) Пиковая дама. Графиня на игральной карте необычна: другие художники рисуют вверху старую, а внизу молодую графиню (или наоборот). А здесь полное зеркальное отражение. Самый простой приём оказался самым неожиданным. Ай да, Чехов!

Как и предыдущее, это издание ув. Ivan Novak также представил в своём ЖЖ: https://ivannovak10.livejournal.com/63572....

[ La reina de Picas ]. На испанском языке. Перевод: Marta Sánchez-Nieves   — Мадрид: Nevsky , 2016 — 84 стр.; 20,0 × 14,1 см. Тираж не указан. Форзацы, фронтиспис, заставки, концовка (страничная черно-белая),   одна страничная цветная и 9 цветных иллюстраций на разворотах Сандры Рилова (исп. Sandra Rilova; 1988, Бургос).

Тоже очень современный, угловато-детский, стиль иллюстрирования (у нас в таком стиле М.Фёдоров рисует). Этот стиль универсальный, нет попыток как-то обозначить, что иллюстрируется автор из России (есть просто русская экзотика).

1) Обложка. Фронтиспис. Красивый многозначительный символизм.

Заставки.

2) Играли у Нарумова.

3) Русская зима (ад). Лиза у окна (бедная Лиза).

4) Бал.

Но это совсем другой бал — не из "Войны и мира". Это строго по пушкинскому тексту к характеристике Лизы:

цитата

В свете играла она самую жалкую роль. Все ее знали, и никто не замечал; на балах она танцовала только тогда, как не доставало vis-à-vis, и дамы брали ее под руку всякой раз, как им нужно было идти в уборную поправить что-нибудь в своем наряде.

5) Тень Германна.

6) Игра Германна. Тень графини держит руки на плечах Германна.

7) Сумасшествие Германна.

После обнаружения в прошлый раз в Национальной электронной библиотеке редкого издания "Серебряного копытца", задал ещё несколько запросов и вышел на "Царевну-лягушку" военной поры в иллюстрациях К.Кузнецова. Моё неприятие сталинских художников уже поколеблено, несколько рисунков К.Кузнецова к сказке у нас уже было (см.), да и просто надо внимательно всмотреться в художника, который первым сопровождал реабилитированные народные сказки с середины 1930-х гг.

Сканы взяты официального сайта НЭБ (обе книжки отсканированы полностью и доступны для скачивания). Книжка 1944 года — тут, а книжка 1948 года — тут.

Обе книжки были изданы Детгизом. Книжка 1944 года стоила 4 рубля (при 25-тысячном тираже), а книжка 1948 года — дешевле, 3 рубля (при 5-тысячном тираже). Послевоенное снижение цен? Формата изданий мне установить не удалось (на сканах всё одного размера). Возможно, книжка 1944 года меньшего формата, чем книжка 1948 года.

Есть серьёзные различия в полиграфии.

1944 год. Виден карандашный контур, рисунки в цвете, но как-будто сухой раскраски. Техника несколько унылая, цвета глухие. Но всё же эти рисунки очень человечные — представляешь себе аскетизм 1944 года и те ресурсы, которые отрывались на подобные детские книжки достойного, несмотря ни на что, полиграфического уровня.

1948 год. Бумага гораздо лучше. Рисунок тот же, заливка цветом другая. Очень-очень ярко. Послевоенная радость и, может быть, трофейное печатное оборудование. Помпезно, но с любовью.

1) На первой странице обоих изданий — девица, к которой попала стрела, и которая должна олицетворять завязку: царь ищет невест для сыновей. Наглядно видна разница в полиграфии (и, кстати, в сказке разный пересказ).

2) Чуть-чуть различаются макеты — в книжке 1948 года стало попросторнее. Слева — страничная иллюстрация, на которой царские сыновья стреляют во дворе, справа — вторая девица, к которой попала стрела. В издании 1944 года тут же была помещена лягушка со стрелой — третья невеста. В издании 1948 года лягушка перебралась на следующую страницу. Не смог я по одежде понять, какая из девиц — боярская дочь, а какая купеческая. По очередности на этом развороте должна быть купеческая дочь (кот опять же по крыше лезет — символ купечества в русской живописи).

В книжке нет традиционного для иллюстраторов фрагмента обнаружения царевичем лягушки в болоте. Такая иллюстрация у К.Кузнецова была, но она почему-то в отдельные издания не вошла, сохранилась только в сборнике "Русские народные сказки" 1948 года (где были иллюстрации К.Кузнецова и Ю.Васнецова). Непонятно, кстати, является ли книжка 1944 года авторским макетом (К.Кузнецов умер в 1943 году), но издания 1948 года — точно посмертные для художника, там-то был отбор иллюстраций редакторами. Пусть уж тут будет иллюстрация из сборника 1948 года — она недостающая по сюжету, но совсем другая по технике.

3) Лягушка, которая скромно сидела на предыдущей странице издания 1944 г., теперь заняла половину страницы издания 1948 г. и по размеру превзошла Иванушку. Всё-таки дизайнеры-макетологи были в книжном деле всегда.

Внизу страницы — царевич повесил голову и рассказывает лягушке о царском задании (в издании 1948 года аж два раза голову повесил — слева и справа). Ну раз уж я начал академическое издание составлять, даю страничный рисунок на эту же тему из сборника "Русские народные сказки" 1948 года — опять техника другая, чисто карандашный рисунок.

4) Выпеченный по царскому приказанию торт.

5) Ковёр, вытканный за ночь помощницами Лягушки. Имеется только в издании 1944 года. В издании 1948 года состязание по шитью-вышивке вообще отсутствует (так-то пересказ А.Толстого, у которого в полном варианте вроде бы вышивка рубахи).

6) Дальше сканы всё больше из издания 1948 года (в издании 1944 года — идентичные). Приезд лягушонки в коробчонке на царский пир.

7) И сразу — утрата царевны, обратившейся в лебедь.

8) Поиски царевны. Реалистичный дедок, указавший дорогу, и колоритная Баба-Яга ("нос в потолок врос, зубы точит"). И, кстати, на рисунке 1944 года детали портрета Бабы-Яги почётче видны (они краской не залиты). Всматриваться надо: эта Яга — одна из первых советских поздне-сталинских.

9) Все недобитые царевичем звери спешат на помощь, помогают в умерщвлении Кощея.

10) Концовка из книги 1948 года, бывшая обложкой в книге 1944 года.