Продолжаю разглядывать книжки-картинки с лермонтовским "Бородино" (сегодня — продолжение того, что есть у меня).

"Бородино" с иллюстрациями И.Архипова (1982).

Сканы взяты с сайта сообщества: https://kidpix.livejournal.com/1910881.html.

Издательства и художники не забывали про образовательные цели стихотворения, включенного в школьную программу. На второй и третьей страницах обложки помещены портреты генералов Двенадцатого года. Упорно не воспринималось "Бородино" как "лейтенантская проза".

Сюита И.Архипова любопытная. П.Бунин и В.Шевченко своими батальными сценами задали направление иллюстрирования. П.Бунин застолбил экспрессивную манеру рисунка, а В.Шевченко — парадно-реалистическую. Притом и уровень у них у обоих был недосягаем. Другим художникам нужно было или повторяться, или искать собственные формы. И вот Архипов такие новые формы нашёл.

1) "Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром..."

Позы, выражения лиц — откровенно постановочные. От монохромных фигур отражается пламя костра. Это готовая скульптурная группа. Художник делает ставку на условность. Это адекватный выбор. У Лермонтова ведь тоже условно-реалистический рассказ.

2) "Мы долго молча отступали..."

Отступление растянулось на два книжных разворота.

Выявляются новые технические детали рисунка: фигуры на первом плане кажутся объёмными, но не трёхмерными. Как будто фигуры вырезали из бумаги, поставили перед плоским рисунком и сфотографировали. Та же условность и лёгкий кивок в сторону панорамы Бородинской битвы.

3) "И вот нашли большое поле..."

Ожидаемо появился Кутузов — художник по-другому не может (Лермонтов-то специально не упоминает ни Кутузова, ни остальных: это Пушкин бы обязательно упомянул, а Лермонтов хочет идти своим путём).

Передний план на рисунке цветом обособлен от второго плана. Игра в условность продолжается.

3) "Но тих был наш редут открытый..."

4) "И только небо засветилось,

Все шумно вдруг зашевелилось..."

Даются панорамы боя.

Но художник угрюм и холоден. Не переполняет его восторг от вида красиво марширующих колонн.

Побоище-то, кстати, Архиповым пореалистичнее и пострашнее показано, чем у В.Шевченко-баталиста. Хотя, детям, конечно, хочется смотреть на красивые войны и нарядных героев.

"Тогда считать мы стали раны, товарищей считать".

Нет у Лермонтова ничего про радость победы (да и победы нет).

Начало (и окончание) стихотворения мрачные: "Плохая им досталась доля...". Иногда художники отражают это уныние в рисунках к первой строфе. К последней что-то оптимистичное пытаются дать. Но Архипов непреклонен: пожаром Москвы заканчивает сюиту.

В сети отклики на эти рисунки (по детским воспоминаниям) сдержанные. Это понятно. Стихотворение-то звонкое. Кажется, что и рисунки должны быть такими же яркими. Но ведь содержание стихов диссонирует с формой. Архипов вскрыл это: рисовал содержание. Серьёзная вещь получилась. Ну а лермонтовское стихотворение закономерно ушло в детскую поэзию и агитацию.

"Бородино" с иллюстрациями О.Зотова (1977).

Сканы взяты с сайта "Музея детской книги": https://kid-book-museum.livejournal.com/1....

Зотов — замечательный художник. Но в конце 1970-х у него уже вполне сложилась собственная манера, основывающаяся на древнерусских летописных миниатюрах (иллюстрации к сказкам Пушкина — наиболее яркий пример). Как ему было проиллюстрировать "Бородино"? Он не уклонился от заказа, но уклонился от батальной живописи.

Собственно иллюстраций две: заставка и разворот.

Москва в самом начале: то ли пылающая, то ли под фейерверками.

В середине книги — разворот с изображением боя. После разворотов В.Шевченко впечатления на детей он произвести не мог (я-то с удовольствием рассматриваю: новые грани хорошего художника).

К остальному тексту на полях — рисунки музейных экспонатов и восковых кукол.

Концепция, надо признать, имеется — не погружаться в Бородинскую битву как участнику, а смотреть на неё как на историческое событие со стороны.

Гениальный иллюстратор Майофис не иллюстрировал "Бородино". Но образы французских наполеоновских офицеров у него имеются из Бальзака и из Арагона (т.е. до и после русского похода):

Любимый ракурс — всадник на коне — был использован и для обложки с рассказом о Багратионе под названием "Мужество" (1986).

Но Майофис — очень разнообразный художник. В один и тот же период он рисовал по-разному. Для "Полковника Шабера" у Майофиса была пышная манера рисунка, а для "Мужества" — аскетичная. Да и широкоформатные батальные композиции не для Майофиса. Поэтому битва у художника так даётся:

Но всё же есть-таки у Майофиса тема войны Двенадцатого года.

Я обнаружил совсем немного иллюстрированных изданий лермонтовского "Бородино" — половина у меня есть. Но обнаружил и большую любовь читателей как к стихотворению, так и к картинкам из советских книжек. Причём, в свои школьные годы девочки "Бородино" воспринимали с таким же энтузиазмом, что и мальчики. И это несмотря на кровавые подробности. Этот факт (признаться, неожиданный) укрепляет меня в мысли, что стихотворение относится не к военному жанру, а к романтическому. Все эти "ворчащие старики" введены только для отвода глаз. Но сделал это Лермонтов идеально — вершина жанра. Сто лет спустя К.Симонов получит все свои сталинские премии за точное подражание Лермонтову.

Три книжки-картинки, имеющиеся у меня (по порядку как на фотографии): "Бородино" с иллюстрациями О.Зотова (1977), "Бородино" с иллюстрациями В.Шевченко (1983), "Бородино" с иллюстрациями И.Архипова (1982). Любовь читателей выразилась в том, что все эти книжки отсканированы полностью и выложены в Интернет: люди делятся самым дорогим из детских воспоминаний.

Начну с художника В.Шевченко — он самый празднично-эмоциональный. Подлинники рисунков хранятся в музее-панораме "Бородинская битва", что понятно: эти иллюстрации полностью соответствуют концепции Ф.Рубо, да и масштаб тот же. Сканы иллюстраций взял отсюда: https://shaltay0boltay.livejournal.com/11....

Помимо панорамных видов, художник привлек внимание и темой "юного барабанщика" (уже на обложке), с которым читатели-младшеклассники могли себя ассоциировать.

Иллюстраций очень много — книжка толстая (56 страниц) — её уже и в переплёт можно было одевать. Проиллюстрирована каждая строфа: даётся текст строфы, к ней страничная цветная иллюстрация, а следом — цветной разворот. Так что пройдёмся по всем лермонтовскому стихотворению.

1) "Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром..."

Всё в точности: нарисованы и дядя-старослужащий солдат, и пожар Москвы.

2) "Мы долго молча отступали..."

Масштабная картина отступления — как будто кадр из "Войны и мира" Бондарчука. Такой же размах.

3) "И вот нашли большое поле..."

Художник тщательно рисует как находку поля (Кутузов нашёл), так и само поле — пока ещё мирное. Очень подробное иллюстрирование.

4) "Забил заряд я в пушку туго..."

5) "Два дня мы были в перестрелке...

«Пора добраться до картечи!»..."

Ну вот, кстати, видно, что у Лермонтова имитация солдатского рассказа. «Пора добраться до картечи!» — это речи не солдат, а офицеров (профессионалов войны). Так же кстати, как и ворчание "«Что ж мы? на зимние квартиры? // Не смеют, что ли, командиры // Чужие изорвать мундиры // О русские штыки?» — это же не "старики"-солдаты ворчат, а студенты, поспешившие в армию вольноопределяющимися. П.Вайль и А.Генис писали в "Родной речи":

цитата

"Бородино". Но при всей хрестоматийности оно загадочно — прежде всего, совершенно непонятно, кем оно написано. Кто обращается к читателю? За семь лет до этого, в 1830 году, поэт написал "Поле Бородина", где герой, с одной стороны, по-солдатски стрелял из ружья, а с другой -- обращался к товарищу с университетскими словами: "Брат, слушай песню непогоды: она дика, как песнь свободы". В "Бородине" находим столь же анекдотическое ворчание простых солдат: "Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?" Изыску за семь лет не убавилось, достоверности и поэзии -- не прибыло.

6) "Прилег вздремнуть я у лафета...

Но тих был наш бивак открытый..."

7) "И только небо засветилось,

Все шумно вдруг зашевелилось..."

Изображённая на страничной иллюстрации знамённая группа больше напоминает стиль советских военно-патриотических плакатов. Панорама с построенными полками — это, конечно, совсем другой стиль. Хотя, скорее, больше подошло бы к Пушкину:

цитата

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

Однообразную красивость,

В их стройно зыблемом строю

Лоскутья сих знамен победных,

Сиянье шапок этих медных,

На сквозь простреленных в бою.

Почему все эти картинки Лермонтову достались?

8) "И молвил он, сверкнув очами:

«Ребята! не Москва ль за нами?

Умрёмте же под Москвой..."

Художники не могут здесь нарисовать армейского полковника, который эти слова произносит у Лермонтова. Получается непременно генерал на коне с лентой ордена св. Анны, не ниже корпусного командира. Это, может быть, и правильно. Из "Поля Бородина" 1830 года Лермонтов без изменений перенёс в свой шедевр только два куска: про гору кровавых тел, да про "Ребята! не Москва ль за нами?". Но в раннем варианте это говорит не абы кто, а "вождь перед полками". Полковники так говорить не умеют.

Какой размах у художника!

9) "Ну ж был денек! Сквозь дым летучий

Французы двинулись, как тучи..."

10) "Вам не видать таких сражений!..

И ядрам пролетать мешала

Гора кровавых тел..."

11) "Изведал враг в тот день немало,

Что значит русский бой удалый,

Наш рукопашный бой!.."

На последнем развороте историческая правда заставляет художника потихоньку переходить к стадии затухания битвы. У Лермонтова-то окончание строфы: "И залпы тысячи орудий // Слились в протяжный вой…". Это больше к началу битвы относится.

12) "Вот смерклось. Были все готовы

Заутра бой затеять новый...

Тогда считать мы стали раны,

Товарищей считать..."

Иллюстрации — про другое. Рисунки опять больше напоминают взятие Рейхстага сталинских художников. Глухой рефрен Лермонтова "Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля" из первой и последней строфы художник отображать не стал.

Эта сюита иллюстраций — настоящая батальная живопись, т.е. красивая и оптимистичная.

После пушкинских мотивов "грозы Двенадцатого года" неизбежно выходим на лермонтовское "Бородино".

В советских собраниях сочинений Лермонтова его стихи интересно компонуются: сначала подаются зрелые, начиная с 1837 года и до конца. А ранние идут во втором разделе — типа приложения. У Пушкина юношеские стихи шаблонные, но безупречные по форме. А у Лермонтова ранние стихотворения очень слабые. Лермонтов великим поэтом стал вдруг. И началось всё с "Бородино" — оно как раз и открывало собрание стихотворений ("На смерть поэта" шло следующим). "Бородино" в редакции 1837 года было опубликовано в юбилейный год (праздновали в России, праздновали: маркиз де Кюстин возмущался, что русский царь устроил реконструкцию Бородинского сражения, и русские там победили). А была ещё ранняя редакция "Поле Бородина" 1831 года. Интересно сравнивать: нельзя было и предположить, что родится из раннего варианта.

У меня есть маленькая книжечка со стихотворением Лермонтова и большая книга про войну 1812 года (П.Багин "В грозную пору"). Оба издания проиллюстрированы П.Буниным, оба вышли в издательстве "Малыш". В большой книге — цветные иллюстрации, в маленькой — цветные и монохромные.

"Бородино" проиллюстрировано Буниным неожиданно: по сути, это графический роман про всю войну, а не про отдельный эпизод (в самом конце даже партизаны нарисованы). Подумал сначала, что Бунин для стихотворения использовал свой материал из большой книги. Но нет: "Бородино" вышло в 1967 году, а "В грозную пору" — в 1969 году (если только я не пропустил более раннего издания).

Видимо, при иллюстрировании локального "Бородина" художнику было тесно. Он расширил рамки: и Наполеон, и Кутузов, и ранение Багратиона появились уже на страницах лермонтовского стихотворения. А потом попали в большую книгу, где им и было самое место.

П.Бунин, конечно, не повторяется — он каждый раз рисовал по-разному одну и ту же композицию. В разных изданиях у него остались разные варианты.

Издание "Бородино" было немного библиофильским. Маленький формат (хоть и не совсем миниатюра), небольшой тираж (15 тыс. экз.), твёрдый переплёт и суперобложка. Очень непривычно для "Малыша". Видимо, решили отметить какой-никакой юбилей Бородинской битвы (155 лет). Маленькая книжечка содержит текст лермонтовского стихотворения на русском языке и в переводах на три европейских языка. Наибольшее количество иллюстраций, понятно, в русском тексте. К переводам даётся монохромная заставка и внутри по одному цветному развороту. Вот заставки к иноязычным текстам.

Ну а мы перейдём к подробно иллюстрированному русскому тексту.

Всегда интересно смотреть иллюстрации к самой первой хрестоматийной строфе ("Скажи-ка, дядя, ведь недаром..."). Бунин поначалу действует ожидаемо: "дядя" — это не родственник, а старослужащий. Спрашивают его не племянники, а молодые рекруты. Ну и старик вспоминает себя молодого — богатыря, ясное дело.

А вот к последним строкам про то, что "немногие вернулись с поля" нарисован Наполеон.

Это исторически точная иллюстрация: Наполеон, по воспоминаниям, объезжал Бородинское поле, заваленное "горами кровавых тел". Был в мрачном настроении. Придворные пытались его ободрить, указывая, что на один труп француза приходится три трупа русских (на самом деле, соотношение потерь было меньшим — я, сопоставив разные источники, думаю, что 1:1,3 в пользу французов). Такая иллюстрация — сильный ход художника. Но, видимо, это и повлекло расширение сюиты (раз Наполеон есть, нужен и Кутузов).

Если считать две первые строфы за вступление, то следующие семь строф — это описание событий, предшествующих собственно бою (отступление, два дня стояния на поле, ночь перед боем, призыв полковника). Это самый большой блок в стихотворении. Больше всего иллюстраций к этому блоку и у художника.

1) Иллюстрации расположены в тексте, так что можно увидеть, насколько они соответствуют тексту. Начало: "Мы долго молча отступали". Отступающая армия, которую провожают невоеннообязанные понурые местные жители — тема, вероятно, из более поздних войн, но адекватна тексту. Далее — Кутузов выбирает поле боя (у Лермонтова обезличено: "Нашли большое поле", будто сам рассказчик тоже искал); Кутузов появился как противовес Наполеону. Далее — "забил заряд я в пушку туго"; у Лермонтова — это вечер перед боем, Бунин рисует забивание заряда во время сражения.

2) Иллюстрации с героями стихотворения (которые ворчат, что "пора добраться до картечи" или на биваке "кусают длинный ус") перемежаются с историческими персонажами.

3) Строфу про полковника, который перед боем восклицает: "Ребята! не Москва ль за нами?" Бунин иллюстрирует сценой ранения Багратиона — это стало понятно из сравнения с позднейшей книгой. Но здесь, даже если не идентифицировать генерала (не полковника!), всё равно видно, что его поддерживают — он падает, а не произносит лозунги.

Как ни странно, собственно Бородинскому сражению посвящено только три строфы из четырнадцати. Образы там сильные, символические (хотя есть реальные намёки на конкретику: считается, что рассказчик во время боя был на батарее Раевского)

Батальные сцены — конёк Бунина. Как он передаёт экспрессию боя!

Лермонтов: "Тогда считать мы стали раны, товарищей считать". У Бунина — иллюстрация к "Войне и миру", когда (привожу по памяти) Кутузов был намерен "заутра бой затеять новый", но к нему стали поступать донесения о потерях неслыханных, о потере трети армии; пришло решение о сдаче Москвы... Исторически такая же точная иллюстрация, как и в случае с Наполеоном. Но...

При всей увлекательности бунинского графического романа, сюита к "Бородину" тексту Лермонтова, конечно, не соответствует, а во многом и противоречит концептуально. Лермонтов-то намерено оставил за бортом всех исторических личностей: у него не Наполеон, а "брат-мусью", не Кутузов, а "полковник-хват".

Книга небольшого формата: М.Ю. Лермонтов. Лирика. — М.: ГИХЛ, 1958. В качестве иллюстраций — силуэты Н.Ильина. Приятная книжка, но успеха силуэтов к пушкинской "Лирике" не повторила. А дело в том, что эта книга — не книга художника.

Помещенные в книге силуэты отношения к тексту стихотворения "Бородино", очевидно, не имеют: это общие картинки про войну Двенадцатого года.

Особенно, глядя на узнаваемый силуэт Дениса Давыдова, чувствуешь инородность иллюстраций.

Издание для Н.Ильина было посмертное. Поместили те силуэты, которые нашлись в архиве художника.

Набор открыток: М.Ю. Лермонтов. Лирика. — М.: Изобразительное искусство, 1988. Художник Л.Непомнящий.

Издание набора открыток с иллюстрациями в поздне-советское время было распространено: полиграфия открыток, как правило, превосходила книжную полиграфию. А иллюстрации художников на открытках часто были единственным изданием их сюит к произведениям. Одна открытка к "Бородину": вид боя.

Иллюстрация отсылает не столько к стихотворению Лермонтова, сколько к панораме "Бородинская битва" (худ. Ф.Рубо). Есть у меня открытки и с этой панорамой.

Видать, так и получается, что вся живопись и графика про Отечественную войну 1812 года — это иллюстрации к лермонтовскому "Бородино".

Кроме Н.Ильина и братьев Траугот никто полных сюит к "Воспоминаниям в Царском Селе" не делал. Но художники с удовольствием рисовали портреты Пушкина-лицеиста (портреты-реконструкции). Такими портретами сопровождалась ранняя лирика. Справочники некоторые из них относят непосредственно к "Воспоминаниям в Царском Селе" (ориентируясь больше на близкое расположение портрета к тексту). В качестве образца разных времён и разных техник можно привести портрет, сделанный в 1935 году Фаворским (ксилография), и портрет, сделанный в 1974 году Горяевым (автолитография).

Это набор открыток — 32 штуки (2-е изд., М.: Изобразительное искусство, 1987). Полюбившийся в юности художник Ю.Иванов.

Рисунки, относящиеся к лицейской поре.

Не без темы 1812 года (аннотация на обороте первой открытки говорит про гвардейские полки, уходящие на войну через Царское Село).

Это уже знакомая нам книжка, откуда я показывал иллюстрации к "Графу Нулину" и "Домику в Коломне"

Иллюстрация к одному из стихотворений про Царское Село (1823 г.).

Стихотворение нетипичное. Не только военные воспоминания связаны с Царским Селом.

цитата

Другой пускай поет героев и войну,

Я скромно возлюбил живую тишину

Но это у Пушкина ненадолго.

Портрет автора к его лирике — видимо, правильное решение. Но интересно посмотреть, что выделили для себя из сюжета художники, которые давали единичные иллюстрации к "Воспоминаниям в Царском Селе".

Пухленький томик Лицейская лирика (СПб.: Лимбус Пресс, 1994). Первые пост-советские годы. Художница из малоизвестных.

Сложная техника ксилографии. Титульный разворот с портретом Пушкина (лицеиста, понятно).

Первый разворот с маленьким рисунком античной скульптуры: тема классицизма.

А сюжетные гравюры — к войне 1812 года.

Прочтение понятное и ожидаемое.

Такой же пухленький томик под тем же названием Лицейская лирика (СПб: Художественная литература, 1993). Но художник именитый — Э.Насибулин. Портрет лицеиста сразу на суперобложке.

Иллюстрации абстрактные, некоторые кочуют у Насибулина из одного сборника в другой. Разворот, который разрывает текст "Воспоминаний в Царском Селе" — он случайно попал внутрь этого стихотворения.

На левой стороне этого разворота — Пушкин и книжки, на правой — антропоморфные скелеты, но с фантастическими головами. Ожившие мертвецы, с которыми Пушкину комфортно. Может, этот разворот относится к стихотворению "Городок" (того же периода, что и "Воспоминания"). Есть в "Городке" про книги и их авторов такое:

цитата

Друзья мне — мертвецы

Парнасские жрецы

Нарочитое несоответствие тексту в рисунках Насибулина этого периода раздражает. Абстракции холодные, механически сконструированные, с претензией. Но вряд ли это можно засчитать новым прочтением.

В другом месте обнаруживается разворот с общим мотивом — юный Пушкин в парке на фоне классической статуи. Это ещё можно притянуть к "Воспоминаниям в Царском Селе".

На этом развороте — опять ожившие скелеты. Вероятно, это иллюстрация к такой строке из "Воспоминаний":

цитата

Бессмертны вы вовек, о росски исполины

Сборник стихотворений небольшого формата (у меня — в самодельном переплёте советских времён). Мы с ним уже знакомы.

Здесь несколько стихотворений, имеющих отношения к пушкинскому жанру исторических воспоминаний.

1) "Воспоминания в Царском Селе", но 1829 года ("Воспоминаньями смущенный"). Неоконченная черновая попытка переписать шаблонное детское произведение с подлинным чувством.

Пушкин-лицеист и войска в Царском Селе.

цитата

На юных ратников взирали,

Ловили брани дальний звук...

...И многих не пришло. При звуке песней новых

Почили славные в полях Бородина,

На кульмских высотах, в лесах Литвы суровых,

Вблизи Монмартра .......

В стихотворении на последнюю для Пушкина лицейскую годовщину, он эту мысль огранит:

цитата

Вы помните: текла за ратью рать,

Со старшими мы братьями прощались

И в сень наук с досадой возвращались,

Завидуя тому, кто умирать

Шел мимо нас... и племена сразились,

Русь обняла кичливого врага,

И заревом московским озарились

Его полкам готовые снега.

На протяжении всей жизни Пушкин думал об этом. Но кто и как это сможет нарисовать?

2) "Наполеон" ("Чудесный жребий совершился") 1821 года. Помимо темы роднит это стихотворение с "Воспоминаниями" 1814 года то, что "Наполеон" — это ода, но сделанная в современном бойком стихотворном размере. На "высокий стиль" указывают архаизмы. Что интересно — это уже не абстрактные аллегории, а конкретные исторические оценки

Есть ещё напыщенные фразы про недавнюю историю:

цитата

И се, в величии постыдном

Ступил на грудь ее колосс.

Тильзит!.. (при звуке сем обидном

Теперь не побледнеет росс)

А есть и любопытные переоценки. В 1814 году Пушкин писал про сгоревшую Москву с горечью как про тяжёлую потерю. А спустя семь лет гордится московским пожаром:

цитата

Россия, бранная царица,

Воспомни древние права!

Померкни, солнце Австерлица!

Пылай, великая Москва!

Такие переклички с "Воспоминаниями" 1814 года.

3) "Полководец" 1835 года ("У русского царя в чертогах есть палата").

Это про Барклая-де-Толли. Про то, как его не оценили, но он стойко переносил это. Это Пушкин на себя примеряет тогу непонятого титана.

А вот и сборники с иллюстрациями П.Бунина.

Есть тут два варианта картинки к "Воспоминаниям в Царском Селе" (1814). Французы среди "готовых снегов".

Ну а, вообще-то, кому как не Бунину рисовать наполеоновские войны. Его тема. С удовольствием отыскивает он её у Пушкина.

Помимо стихотворений, войны 1812 года Пушкин коснулся в неоконченном романе "Рославлев" (текст из академического издания — на ФЭБе). В школе я жадно выискивал книги про Отечественную войну, но быстро разочаровался в доступной исторической прозе советских писателей и переключился на научные труды. А из художественных произведений лучшим для меня остался "Рославлев". Второе название говорящее: "Отрывок из неизданных записок дамы (1811 год)" — хотя там в 1811 году только начинается повествование, а речь идёт о событиях 1812 года. В общем, Пушкин писал от женского лица. Роман о русской барышне, которая влюбляется во врага — пленного французского офицера.

Уже известное нам провинциальное издание со скромными силуэтами художника Правдина.

Раз это женский любовный роман, художник на шмуцтитуле рисует женский силуэт в одежде того времени — задаёт тему.

У П.Бунина рисунок к "Рославлеву" имеется вот в этом издании.

То, что у героини — Полины — будет роман с врагом — это известно только из набросков и плана, в самом повествовании дело до любви не доходит. Но француз присутствует. Его Бунин и рисует на заставке. Пленный офицер по обычаям того времени просто не принимает (под честное слово) участия в компании, живёт без охраны в частном доме.

Барышня Полина живо интересуется военными действиями, высчитывая продвижение армий по карте. Французский пленный офицер на заставке тоже интересуется, как там дела у Наполеона. Он объясняет героине

цитата

что отступление русских войск было не бессмысленный побег, и столько же беспокоило [французов], как ожесточало русских

Бунин выбирает для рисунка важный момент — кристаллизация чувств между пылкой до истерики русской патриоткой и французом, готовым к признанию превосходства противника. Пушкин продолжает переоценку пожара Москвы ("Пылай, великая Москва!") и для убедительности вкладывает в уста французского офицера такие слова:

цитата

И вы могли думать, что французы сами изрыли себе ад! нет, нет, русские, русские зажгли Москву. Ужасное, варварское великодушие! Теперь, всё решено: ваше отечество вышло из опасности; но что будет с нами, что будет с нашим императором

Два издания "Рославлева" с иллюстрациями О.Гроссе выходили в советское время в массовых сериях. На Фантлабе эти сборники не представлены — подал заявки.

1) В серии "Библиотека исторического романа" (чёрно-белые иллюстрации).

Добавления к библиографии: тираж 200.000 экз.; цена 48 коп.

Иллюстрации мутные, плохо пропечатанные. Но дают какое-то представление о сюжете.

1) На шмуцтитуле — барышня-патриотка.

2) Довоенная жизнь. Полина читает французские романы ("они ей заменяли всё" — как Татьяне).

А тут французская оппозиционерка и изгнанница мадам де Сталь ездит по России, посещает дворянские семьи, надеется на то, что заграница ей поможет. "Низкопоклонство перед Западом" тоже присутствует. Пушкин — первый борец с безродным космополитизмом. Но за интернационализм, за любовь русских и французов.

цитата

...пускай она вывезет об нашей светской черни мнение, которого они достойны. По крайней мере, она видела наш добрый простой народ, и понимает его. Ты слышала, что сказала она этому старому, несносному шуту, который из угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: „Народ, который, тому сто лет, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову“.

3) Пленный француз узнает о пожаре Москвы.

Гроссе мастерски изобразил особенности французского военного мундира — сразу понятно, что за персонаж. То есть в исторических аксессуарах он разбирается. Тем более непонятно, что он нарисовал в следующем издании.

2) В серии "Народная библиотека" (цветные иллюстрации).

Добавления к библиографии: тираж 200.000 экз.; цена 90 коп.

Здесь у Гроссе только две иллюстрации. Заставка — натюрморт.

Страничная иллюстрация: на ней барышня (Полина) и какой-то военный. На шее — огромный белый крест, значит это русский орден св. Георгия второй степени. Высокая награда для генералов. Такого ордена не могло быть ни у француза, ни у жениха Полины (штатского, который добровольцем ушёл в армию явно в невысоком чине). Беда с этими белыми крестами — ляпают их художники в книгах, фильмах, спектаклях. Показывают своё невежество.

А так-то с этим русским женихом связана у Пушкина интересная деталь, характеризующая неистовый патриотизм Полины (это чтобы на контрасте потом проявилась её любовь к врагу-французу). Отрывок из романа имеет такое окончание:

цитата

Глаза ее так и блистали, голос так и звенел. Я обняла ее, мы смешали слезы благородного восторга, и жаркие моления за отечество.

— Ты не знаешь? — сказала мне Полина с видом вдохновенн<ым>. — Твой брат.... он счастлив, он не в плену — радуйся: он убит за спасение России.

Надо же: "Радуйся — он убит за спасение России".

Пушкин — поэт, по преимуществу, лирический. А как лирику иллюстрировать? Очень сложное дело. Интересно посмотреть, как это делают разные художники. За основу я решил взять изданный в 1949 году крупноформатный том под названием "Лирика" с многочисленными впечатляющими иллюстрациями художника Н.Ильина. А первое стихотворение в этом издании — "Воспоминания в Царском Селе", написанное Пушкиным-подростком.

С силуэтами художника Н.Ильина в советское время выходило несколько пушкинских сборников. Базовый — сборник "Лирика" 1949 года. Потом, уже после смерти художника выпускались другие сборники. Три сборника, которые у меня есть, уложил для друг на друга:

Сборник большого формата — "Лирика" (М.: ГИХЛ, 1949). На нём лежит сборник "Стихотворения" уменьшенного формата (М.: Художественная литература", 1974), а на нём — миниатюрная книжка "Стихотворения" (М.: Художественная литература", 1993).

Позднейшие сборники выглядят даже изящно (слева — суперобложка, справа — сама книга)

Но от макета художника не осталось и следа, добавлено много стихотворений, к которым нет вообще иллюстраций. В книжке 1974 года из четырнадцати иллюстраций к "Воспоминаниям в Царском Селе" остались только две (в миниатюру 1993 года "Воспоминания" вообще не включили). В наши дни издательство "Речь" тоже выпустило сборник с силуэтами Ильина. Отличное качество, небольшой формат, все иллюстрации из издания 1949 года. Но в пухлом томике тоже большинство стихотворений без иллюстраций и макет в связи с этим разрушен.

А в сборнике 1949 года совсем немного стихотворений. К каждому стихотворению — свой набор иллюстраций. Высокая печать (для чёрно-белых иллюстраций — высшая ценность)

Но главное — это памятник искусства книги позднего сталинского периода. Подлинный замысел художника по оформлению воплотился только в этом издании 1949 года. Его и будем смотреть в дальнейшем.

В книге 1949 года вообще просторно и очень торжественно. "Воспоминания в Царском Селе" — ода, сделанная по классическим правилам классицизма. Поэтому и оформление Ильина времён сталинского классицизма наиболее адекватно подходит к этому стихотворению.

Библиографическое описание из каталога-справочника "А.С. Пушкин в русской и советской иллюстрации".

Дополнения к библиографии: тираж 10 тыс. экз., цена 12 руб.

В базе Фантлаба книги нет. Подал заявку.

Каждому, даже очень короткому стихотворению, в издании 1949 года положен шмуцтитул.

Пушкин-лицеист сочиняет торжественную оду на заказ (к промежуточному экзамену, на котором будет присутствовать Державин). Ода о Царском Селе сочиняется в Царском Селе. Первый разворот этому и посвящён.

Царское Село для лицеистов — это парк с садовой скульптурой и архитектурой. Памятники в античном стиле: стелы, по преимуществу. Художник отражает это на втором развороте.

Всё, общий фон создан: Пушкин, беззаботное творчество, обелиски в окружении дерев.

Памятники в Царскосельском парке — старые, прошлого века. Для Пушкина — это золотой век Империи екатерининских времён. Пушкин разглядывает памятники и пишет о героях XVIII века. Художник и даёт такие пары на разворотах: профиль флото- или полководца — и посвящённый им памятник. Или хотя бы, как в случае с Суворовым (памятника нет, умер поздно, при Павле), профиль — и достопримечательность (сосна).

Концепция такова: Пушкин любуется видами парка, высматривает среди дерев колонны-обелиски, увязывает их с историческими событиями, описывает это всё высоким стилем — по шаблонам классицизма. При этом ведь получается разрыв: русские классицистские оды (Пушкина, в том числе) в наши дни читать невозможно, а архитектура, живопись и рисунки эпохи классицизма (в технике силуэта, в том числе) и сегодня смотрятся роскошно. Тем самым, Ильин остаётся в русле стиля пушкинского стихотворения, но эстетически делает его ближе читателю.

От осьмнадцатого века стихотворение переходит к современным героям. Памятников этой эпохи в Царском Селе нет (прошла мода однотипные стелы по каждому поводу ставить). На рисунке Ильина памятников тоже нет.

Война 1812 года — тема, основанная на личных переживаниях Пушкина, но в тексте оды этого почти незаметно. Ильин личного отношения автора и не рисует: очень чутко следует за Пушкиным. Три иллюстрированных разворота про век Екатерины и один разворот про Отечественную войну. Такое соотношение противоречит тексту, у Пушкина всё наоборот: в стихотворении 3 строфы вводные, 5 строф посвящено XVIII веку и целых 14 — событиям наполеоновских войн. Но художнику, видимо, важнее передать образ Царского Села и его созвучию высокому стилю.

Ну а в чём лиричность шаблонного стихотворения? В природе. Художник добавляет летний пейзаж и зимнюю зарисовку Царскосельского парка на последний разворот. Сделал Пушкин заказ — и вновь любуется природой, накапливает впечатления для настоящей лирики.

Но надо было в 1949 году и патриотизм стихотворения отметить, и с современностью связать. Ильин помещает вид на московский Кремль.

Этот последний рисунок отстранённый — он уже и не связан с текстом "Воспоминаний", занимает всю левую страницу перед шмуцтитулом следующего стихотворения.

Второй раз подвиг полного иллюстрирования "Воспоминаний в Царском Селе" предприняли уже в наши дни братья Траугот. У них, конечно, была собственная концепция, противоположная концепции Ильина.

Отдельное праздничное издание.

Даю описание по образцу каталога-справочника "А.С. Пушкин в русской и советской иллюстрации"

Воспоминания в Царском Селе. — СПб.: ДЕТГИЗ, 2010. — 56 с.; 27 см.

ТРАУГОТ Г.А.В. — илл. форзац; фронтиспис (портрет Пушкина); цветные иллюстрации на каждой странице (А.Пушкин. Воспоминания в Царском Селе; Державин. А. Чернов. Воспоминания на заданную тему; Пояснения к "Воспоминаниям в Царском Селе").

Тираж: 3.000 экз.

В базе Фантлаба книги нет. Подал заявку.

Титульный лист, выполненный в традиционной для Трауготов манере.

Основную тему задают форзацы: Наполеон и Александр I. Отечественная война 1812 года — вот что увидели художники в стихотворении (по объёму так и есть, конечно).

Первый разворот: молодой Пушкин-лицеист на фоне Царскосельского парка. Единственное сходство с макетом Ильина.

На пять строф воспоминаний о XVIII веке художники дают пять рисунков (три разворота). На пейзажах художники не зацикливаются, они непосредственно воскрешают тени прошлого.

Но художники вводят в тему прошлого для Пушкина столетия самого Пушкина: вот он стоит перед парковыми стелами и воображает, "вспоминает" события золотого века.

И дальше иллюстрации точно следуют за текстом. Окончился Век Екатерины, в мире новые времена, символом которых является молодой Бонапарт. Пушкин вглядывается в него из будущего.

А вот уже и поход на Россию. Наполеон с Мюратом скачут. А потом Наполеон на командном пункте (видимо, при Бородино).

Наполеон трёхрукий. У поздних Трауготов этот приём встречается: вроде бы, показ движения. И, видимо, особенности работы вдвоём: есть фотография, на которой видно, как братья одновременно с разных сторон рисуют одну иллюстрацию. Тут могло появиться лишнее количество рук, которые потом сохранили (может быть, в первый раз — случайно, как на иконах с трёхрукой богородицей).

Если сподвижники Екатерины названы в стихотворении по именам, то Кутузов обозначен как "воитель поседелый" — и всё. Но художники Кутузова рисуют как полноценного персонажа (хотя всего один раз в соответствии с текстом).

Ну а Наполеона рисуют бесчисленное количество раз — и одного, и с маршалами (на фоне пылающей Москвы — с рыжим Неем, вероятно).

Напыщенные трескучие фразы стихотворения Трауготы переводят на нормальный русский язык. Французская армия отступает, Пушкин пишет: "Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть сретают". Трауготы рисуют конкретное сретение (встречу) с голодом и смертью: воронье на замёрзшем трупе француза.

А следом в теме бегства — снова образ Наполеона. У Пушкина: "Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны?". У Трауготов: удирает со всех ног с Неем и Мюратом.

"В Париже Росс!". Далее славословия Александру I, не названному по имени, но идентифицированному как "достойный внук Екатерины".

Последняя строфа посвящена "скальду России вдохновенному". Трауготы поясняют: это Жуковский, сопровождавший русскую армию, читает что-то военным на бивуаке — может быть и "Певца во стане русских воинов".

Пушкин среди аллегорий Царскосельского парка.

Конечно, сюита Трауготов красива и увлекательна. Но при этом стихотворение Пушкина читать совсем не обязательно: Трауготы передали его содержание и точно указали все события и всех персонажей. Они сделали графический комментарий. Пушкин позднее неоднократно уже нормальным языком возвращался к событиям 1812, которым он, действительно, был свидетель. Как будто переписывал своё пафосное стихотворение. Вот Трауготы как будто к этим позднейшим стихотворениям иллюстрации делали.

А Ильин-то со своими силуэтами уважительнее к Пушкину отнёсся, не стал оду в комикс превращать. Понятно, что вторичные "Воспоминания в Царском Селе" сегодня совершенно нечитабельны (Тредиаковский с его непосредственностью интереснее). Но если уж это стихотворение иллюстрировать, то тем более надо его специфику сохранить. Ильин сделал невозможное. Вот ведь был человек наделён пушкинским чувством меры и пушкинской гармонией.