В Семидесятые годы советское искусство (и книжная графика, в том числе) стали усложняться. Вместо понятных реалистичных картинок повествовательного толка появились иллюстрации-символы, часто намеренно примитивизированные. Графика новой волны стала искусством для эстетов.

Яркий пример намеренно упрощённой иллюстрации — нервного росчерка бледным карандашом — являет В.Горяев. Горяев сделал одну иллюстрацию к "Вещему Олегу".

Был такой невзрачный двухтомник Пушкина из серии "Классическая библиотека "Современника": М., 1974 ("Песнь о вещем Олеге" — это часть I "Стихотворения. Поэмы"). Там совсем немного карандашных набросков, и вот один из них художник отдаёт хрестоматийному стихотворению.

Художник П.Бунин в зрелом периоде своего творчества тоже славился тем, что делал иллюстрации как будто одним росчерком пера. Но иллюстрации Бунина очень экспрессивные, они в отличии от горяевских увлекают каким-то возвышенным романтизмом. Горяев по сравнению с Буниным — отпетый формалист (но, поди ж ты, вниманием официальной критики был обласкан гораздо больше Бунина — горяевская графика более отвечала критерию оригинальности).

У Бунина напечатаны две картинки к "Вещему Олегу".

Первый рисунок из книжки советского периода "Пушкин. Сто стихотворений и десять писем" (М.: Молодая гвардия, 1969). Интересно, что подписанный рисунок к "Вещему Олегу" в этой книге есть, а самого стихотворения нет. Второй рисунок — из альбома "Гениальный сын России" (М.: Славянский диалог, 1998).

Необычными были рисунки из январского номера журнала "Пионер" за 1974 год — "Вещего Олега" иллюстрировал П.Багин. Художник не стремился выглядеть нон-конформистом. Но его иллюстрации к пушкинскому стихотворению проникнуты символизмом. Огромный воин на тонконогом коне и непропорционально маленький кудесник. Никакого действия, только настроение. Ассоциаций больше со "Словом о полку Игореве".

Мелкие рисунки на полях — схоморохи, чёртики, фантастические животные, нормальные совы и волки, вытянутый военный щит — ещё более отсылают к "Слову о полку Игореве".

Такие фигурки вполне в духе росписи в древнерусских храмах, и это принципиально. Столетие между Вещим Олегом и Игорем Святославовичем из наших дней кажется небольшим периодом, а на самом деле они разделены пропастью — принятием христианства. Строго говоря, вещий Олег к древне-русской культуре никакого отношения не имеет. Он из доисторических времён. А Багин вводит нормандскую Русь в другой контекст. Были в творческой интеллигенции Семидесятых любители язычества как анти-истории, но Багин к их числу, видимо, не принадлежал.

Отдельное провинциальное советского времени издание "Вещего Олега" (Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1976).

Добавление к библиографии: Тираж 190 тыс. экз. Цена 15 коп.

Художник А.Слепков — очень известный. Но здесь я его не признал. Он у меня ассоциируется с реалистичными иллюстрациями. В этой книжке — очень условные декоративные иллюстрации на торжественном чёрном фоне. Это предыдущий художник — П.Багин — в зрелом возрасте в такой манере работал, я бы скорей на него и подумал. Видимо, даже к середине 1970-х Багин и Слепков ещё находились в поисках.

1) Песнь о вещем Олеге, но слово "вещий" более тесно связывается с вещим Бояном из "Слова о полку Игореве". Слепков в пушкинском стихотворении не первым изобразил этого песняра с гуслями, но первым придал ему такое значение: страничная иллюстрация на квази-фронтисписе.

2) Противопоставление могучего Олега и тщедушного кудесника. Но это только у меня получилось — в макете все иллюстрации изолированные: находятся на левой стороне разворота и разорваны текстом.

3) Олег прощается с конём.

4) Олег пирует. У художника — планетарное одиночество титана. Только конь и был верным товарищем.

5) Смерть от укуса змеи тоже подаётся как гибель титана

Жемчужиной поздне-советского периода является сюита В.Лосина к "Вещему Олегу". Но это отдельная история.

Продолжаем рассматривать иллюстрации разных художников к стихотворению Пушкина "Песнь о вещем Олеге". Сегодня — картинки послевоенного периода (1946-1961). К моему удивлению, изданий набралось довольно много. К моей досаде, ни одного из этих изданий нет в моей коллекции. Пушкина я собирал тщательно, но, видать, отпугивали цены букинистов на тонюсенькие брошюрки сомнительной полиграфии. Так что сегодня — только сканы из Интернета от добрых людей.

Перед самой войной в СССР наметился интерес к военной истории Древней Руси, во время войны этот интерес кристаллизовался. После войны отблески культа Александра Невского и Дмитрия Донского пали и на совсем уж легендарного князя Олега. Тема художниками освоена — главное, что шлемы островерхие.

Вот иллюстрация к истории про Олега из апрельского номера "Мурзилки" 1946 года. И это не пушкинское стихотворение, а изложение по летописным первоисточникам. Рисунок известного советского художника А.Гончарова.

И посмотрим сюиты к пушкинской "Песни о вещем Олеге".

Нашёл на сайте Violity одну практически полностью отсканированную книжку — отдельное издание "Песни о вещем Олеге". Больше нигде в Интернете ничего из этой книжки нет — значит, редкость.

В описании не указывался художник, отсутствовали данные об издательстве и годе выпуска. Датировка условная — довоенная. Однако в каталогах такого довоенного издания нет. Отсутствие выходных данных на обложке и титуле свидетельствует о том, что издание не государственное, а артельное или общественной организации. Видимо, вот это описание из каталога подходит под такую книжку:

Будем считать, что перед нами книга изданная в Ленинграде Пушкинским обществом в 1948 году. Художник мне неизвестный — М.Грачёв. При очень скромных полиграфических возможностях — хорошая школа и большая экспрессия.

1) Мастерство Пушкина: без всякой раскачки сразу переходит к кудеснику из леса. События настолько плотные, что художник расходует на кудесника сразу две иллюстрации.

2) Прощание с конём — и тут же встреча с его останками через много лет (князь Олег стал совсем седым). Необычно в композиции второго рисунка, что много места занимает новый княжеский конь, вставший на дыбы в ужасе (видать, змею почувствовал).

3) Задняя сторона обложки. Видимо, тризна по умершему Олегу (но кто тот могучий старик, сидящий между молодыми Игорем и Ольгой?).

В 1950 году отдельным изданием вышла "Песнь о вещем Олеге" с иллюстрациями известного и плодовитого художника Д.Шмаринова.

Судя по библиографическому описанию, иллюстраций было не очень много.

Небольшие картинки в тексте.

Страничные и полустраничные иллюстрации. Только такие фотографии с неудачного ракурса.

Есть хороший скан страничной иллюстрации — прощание Олега с конём. Цвета яркие, насыщенные. Книжка была отменного полиграфического качества. Правильный академизм Шмаринова приятно радует глаз. Понятен его успех в поздне-сталинское время.

Специалисты, вероятно, отметят, что лошадей Шмаринов рисует лучше, чем В.Васнецов. Хотя для "Вещего Олега" более ценным представляется умение рисовать лошадиные черепа.

В базе Фантлаба отражена книга 1951 года со сканами нескольких иллюстраций: https://fantlab.ru/edition255055.

На титульном листе указано, что иллюстрации выполнил выдающийся советский художник К.Рудаков (умерший за несколько лет до выхода книги), а оформление делала Т.Цинберг. Авторитетный каталог-справочник "Пушкин в русской и советской иллюстрации" считает, что иллюстрации принадлежат Т.Цинберг, а Рудакова вообще не упоминает. Или составители каталога имели какую-то инсайдерскую информацию, или, что более вероятно, техническая ошибка, неизбежная даже для изданий такого рода.

Будем считать, что презумпция авторства на титульном листе не опровергнута. Итак, художник К.Рудаков. Три страничных иллюстрации из четырёх.

Иллюстрации стандартные для позднего сталинского времени — индивидуальность художников была тогда стёртой. Но мягкая рудаковская растушёвка вроде бы подтверждает его авторство.

В 1955 году был выпущен такой сборник пушкинских стихов и сказок с чёрно-белыми рисунками.

В библиографическом описании указаны многие советские художники. Иллюстрации к "Вещему Олегу" — самого Н.Кочергина.

Из шести крупных иллюстраций пять отыскались в Интернете.

1) Конная дружина. Выбор фрагментов для иллюстрирования, в общем-то, типовой. Но вот конницу, несущуюся по полю/степи ещё никто не рисовал. У Пушкина указание на то, что "с дружиной своей, в цареградской броне, князь по полю едет" (а не мчится). Но Кочергин в этот период активно осваивал тему русских богатырей, где коннице положено было нестись вскачь. Думаю также, что к 1955 году в советском обществе появились первые признаки ностальгии по романтике гражданской войны с её конными лавами.

2) Олег и кудесник.

3) Прощание с конём и встреча со смертью.

Иллюстрации правильные и энергичные. Но всё та же поздне-сталинская подгонка разных художников под один стандарт. Вот и в этих рисунках непросто опознать карандаш Кочергина.

А вот издание с ярко выраженной индивидуальностью художника.

1961-й год. "Оттепель".

Макет необычный: узкие полосы иллюстраций вверху и внизу страницы. Но иллюстратор не из новой волны. Перед нами — художник-монументалист А.Бубнов. Хрестоматийной является его картина "Утро на Куликовом поле". Это во многом объясняет тот размах, с которым художник проиллюстрировал стихотворение.

Сканы взяты отсюда: https://kid-book-museum.livejournal.com/9...

1) Кровавые закаты, идолы и полноценное конное войско, идущее среди несжатых хлебов. И вороньё, вороньё... Баталист иллюстрирует фаталиста.

2) Случайная встреча.

3) Речь кудесника — хвалебный гимн воинским подвигам Олега. Набор штампов, который художники игнорировали до сих пор. Но Бубнов видит за этими словесными штампами свои изобразительные штампы: вот морской поход Олега, а вот битва на суше ("и волны, и суша покорны тебе").

4) Прощание с конём на глазах у дружины.

5) Счастливое время для отставного коня: "Теперь отдыхай! уж не ступит нога в твое позлащенное стремя".

6) После окончания похода пирует Олег. И вдруг вспомнил про коня.

7) Точная, согласно Пушкину, локализация места успокоения коня: "На холме, у брега Днепра, лежат благородные кости".

8) Кульминация. Но художник избежал общего плана: если соблюдать пропорции, на этом плане змея, вылезающая из плоского черепа, будет незаметна. Бубнов использует кинематографический приём: отдельно мрачный Олег, отдельно — "гробовая змея".

9) И вновь пир на высоком берегу Днепра.

Звонкое стихотворение молодого Пушкина "Песнь о вещем Олеге" — опыт исторического фэнтези. За это мы его и любим, ведь настоящая история — это "Борис Годунов" и "Капитанская дочка", которые даже у светлого Пушкина обращаются кошмаром.

Художник В.Васнецов — автор знаменитых "Трёх богатырей". Его иллюстрации к "Песни о вещем Олеге" не менее знамениты, чем само пушкинское стихотворение. Первое издание иллюстраций Васнецова было в 1899 г. в виде ширмы (отсюда):

Потом было переиздание в 1914 г. в виде брошюры (оттуда же):

Фантлаб считает, что первое издание было в 1874 году: https://fantlab.ru/edition98651. Скорее всего, это ошибка — ни один другой источник такой даты не подтверждает. Авторитетный каталог-справочник "Пушкин в русской и советской книжной иллюстрации" подробно пишет об издании 1899 года как о работе, сделанной на заказ (т.е. о первом издании):

Сюита Васнецова сохранила популярность вплоть до наших дней. В советское время переиздание осуществлялось фабрикой Гознака (в нескольких вариантах). У меня вот такое издание 1962 года.

Огромная брошюра из плотных листов в мягкой обложке. Репринтом не является, поскольку текст дан в современной орфографии. Но рисованный шрифт сохранён (этот шрифт принадлежит не Васнецову, а другому художнику).

Значение В.Васнецова для развития русского модерна было огромным. Например, Т.Верижникова в монографии-альбоме "Иван Билибин" (СПб.: Аврора, 2001) пишет, что первым моментом в развитии русского модерна было обращение к национальному эпосу, сказкам, былинам как к источникам тем и сюжетов. И именно В.Васнецов, ранее других, на переломе 1870-х — 1880-х годов встал на путь формальной интерпретации наследия искусства языческой и Древней Руси и сумел увлечь за собой многих художников.

Сканы "Песни о вещем Олеге" издания 1899 года даю с сайта РГБ (электронный каталог свободного доступа).

1) Заставка. Один из первых образцов книжной графики русского модерна. Имитация рукописных миниатюр из русских летописей. Единство текста и оформления понимается пока что ещё буквально: не только буквицы, но и шрифт рукописный.

2) Суровые древние русичи. Выход кудесника из тёмного леса навстречу князю, его предсказание — "Примешь ты смерть от коня своего" и прощание суеверного Олега с конём.

3) Тема предсказания, неумолимо сбывающегося. Не успел могущественный князь обвинить кудесника — "лживый, безумный старик" — как змея, выползающая из черепа коня, кусает его.

Иррациональный ужас перед змеями. Даже в наших южных широтах ядовитые змеи не могут убить взрослого здорового человека (опасность представляют змеи из Средней Азии).

4) Тризна по умершему князю. "Князь Игорь и Ольга на хóлме сидят".

5) Концовка. После плоскостных (примета новой книжной графики), но реалистичных иллюстраций, декоративная виньетка. И отдельного схематичного рисунка удостоились две последние всем известные строчки: "Бойцы поминают минувшие дни // И битвы, где вместе рубились они".

Интересная концовка: на первом плане две шеренги бойцов, сражаются лицом к лицу, но внизу символически изображены две грызущиеся собаки, а на заднем плане — возможно, аллегория закатного солнца. Солнце в ужасе.

Князья, кудесники, захватнические походы ("твой щит на вратах Цареграда"), антимарксистский фатализм — всё это в январском номере "Мурзилки" за 1937 год.

Неплохое для тогдашней полиграфии воспроизведение картинок Васнецова. Нормально "Серебряный век" вписывался в сталинский предвоенный период (там и Билибин из эмиграции вернулся, что-то рисовал).

Новых довоенных иллюстраций к "Вещему Олегу", насколько мне известно, не было.

Заканчиваю обзор иллюстраций литературных сказок С.Воронина. Секрет привлекательности произведений Воронина для первоклассных художников, остался для меня тайной. Последняя сказка — "Тайна боевого кузнечика". И последнее удивление: ряды иллюстраторов воронинских сказок пополнил легендарный В.Пивоваров (журнал "Мурзилка". 1971. № 3). Ну теперь воистину, все промелькнули перед нами, все побывали тут.

Текст сказки "Тайна боевого кузнечика" имеет своеобразную композицию с элементом абсурда. Писатель играет в постмодернизм для детей. Но художникам абсурдинки в тексте не хватило для того, чтобы и они стали творить постмодернизм в иллюстрациях. Поэтому иллюстрации не выходят за границы обычной сказочности.

Традиционный шмуцтитул у Соловьёвой: японские мотивы.

Но для этой сказки оправдано глубокое погружение в живую природу. Соловьёва — художница, специализирующаяся на травинках и зверушках — полностью отдаётся летней стихии: такие реалистичные ассоциации вызывает у неё одно упоминание писателя о кузнечике во вступлении.

Сказка началась. Появляется кузнечик — он спал-спал, да проснулся и надел

цитата

ярко-зелёный мундир c золотыми погонами, сделанными из солнечных лучей

Все художники впечатлены милитаризованным насекомым. Реалисты выписывают мундир с четырьмя рукавами.

Хотя Соловьёва ещё пытается делать вид, будто ничего особенного тут нет — якобы, кузнечик и в самом деле такой, а ботфорты на нём почти не заметны.

Первый бесспорно сказочный эпизод — лиса поймала зайца. А кузнечик верхом на стрекозе его спас. Разум дал кузнечику крылья для долгих перелётов.

1) Тут уж и Соловьёва прекратила сопротивление: рисует типичного зайца в шортах.

2) Трёхмерную панораму даёт сказочный реалист Кочергин (лиса и заяц у него без одежды)

3) А нон-конформист Пивоваров даёт панораму плоскостную.

4) Ракурс сверху избрал Остров. Эффектно получилось.

В эпизоде присутствует комарик, который по приказу кузнечика жалит лису. Мне эта совокупность — прилёт спасителя, привлечение комарика — напомнила "Муху-цокотуху".

Следующие униженные и оскорблённые — это бабочки, которых угнетает жук-носорог (заставляет чистить свой рог). Кузнечик, понятно, вмешался.

1) Кочергин очень впечатлился этим жуком. У него жук-носорог в обрамлении бабочек был на квази-фронтисписе к сказке и на страничной иллюстрации с кузнечиком. Очень декоративно.

2) Остров тоже под впечатлением цветовой гаммы насекомых (кто же в детстве не смотрел зачаровано на эти металлические переливы надкрылий!).

3) Но там ведь и приключения были. Кузнечик обезвредил жука приёмом из "Храброго портняжки": отскочил в сторону, и жук застрял рогом в пне. Я ж говорю, детский постмодернизм... Можно сравнить эти эпизоды у художников разной эстетики: Соловьёвой и Пивоварова.

1) Кузнечик улёгся отдыхать. Кочергин изобразил это с большой обстоятельностью.

2) Пивоваров более абстрактен. Улитка со старушечьей мордой появляется. Будто это какая-нибудь "Алиса в стране чудес" — идеал для Пивоварова.

3) Автор сам становится маленьким, чтобы взять интервью у кузнечика. У Соловьёвой какая-то гигантская улитка ползёт.

цитата

Скажите, что нужно сделать, чтобы всегда быть добрым?

4) К счастью, от морализаторства нас спасает появившийся с небес враг насекомых — ласточка.

Кузнечик прячется в домике улитки. Вот зачем художники её рисовали ранее — подготавливали нас.

Автор вынужден закончить сказку, а потом хочет, но не может вернуться в мир кузнечика. Появляется другой мир —

цитата

Про то, как полевая мышь чистила от пыли свою шубку. Да-да, она сняла ее, повесила на травинку и стала выколачивать пыль, оставшись сама в тоненьком сером платьице. Честно говоря, я до этого дня не знал, что у мышей снимаются шубки…

Внезапно появившаяся мышка без шубки заинтересовала художников.

Ход с мышкой оказался ложным. Сказка оборвалась. Лёгкая провокация с поддразниванием удалась. Взрослые художники впечатлились.

Тайна боевого кузнечика осталась неразгаданной.

Продолжаю листать сборники литературных сказок С.Воронина. Сегодня две беззаботные сказки. Про метаморфозы. Но можно истолковать и так, будто они про вмешательство человека в замысел природы. Тогда сказки моралистические: "Кому велено чирикать — не мурлыкайте...".

В очередной раз пытаюсь понять глубокий смысл японских стилизаций Соловьёвой к сказкам Воронина.

цитата

В одном городе жил-был мастер. Он делал игрушки. Эти игрушки он никому не продавал, не дарил, не отдавал, а выводил на дорогу и отпускал. Но так как был он не просто мастер, а мастер Озорник, то любил все делать наоборот.

На всех портретах мастер именно что озорной (т.е. весельчак). Хотя раньше слово "озорство" означало некую смягченную степень "хулиганства" (а хулиганство — это и сейчас термин уголовного права). В тексте Воронина "Озорник" трактуется скорее с негативным оттенком.

цитата

...солдатикам вместо храбрых сердец вставлял сердца заячьи, трусливые, а зайцам, этим маленьким трусишкам, — храбрые солдатские сердца; лягушек одевал в прекрасные платья, а красавиц кукол в лягушечью кожу

Тема с лягушками и красавицами особенно развеселила Калаушина.

Но и про зайцев Калаушин не забыл — это именно что храбрые зайцы, которые не страшатся хищников. Правда, амбиции зайцев не соответствуют их физическим возможностям, поэтому в столкновениях с врагами они обречены.

Пришла беда.

цитата

Напали на город, в котором жил мастер Озорник, злые враги. И конечно же, солдатики, которым нужно было охранять город, испугались и побежали в лес. Тут-то их и встретили зайцы.

Эту встречу храбрых зайцев с трусливыми солдатами рисуют Кочергин и Калаушин.

Решение пришлось принимать низам непосредственно на поле боя. Зайцы обменялись сердцами с солдатами. И у солдат всё получилось. Соловьёва и Остров рисуют красивые баталии.

Можно ли грозить убийством за озорство? Грозить можно.

цитата

— Да ведь тебя за это убить мало! — вскричали солдатики.

— Простите меня, больше я так никогда не буду делать, — сказал мастер Озорник и встал на колени.

— Ну, смотри же! — пригрозили ему солдатики.

Солдаты-победители организовали военную хунту и без участия мастера-создателя продолжили устранение перекосов. А именно:

цитата

бросили лягушек в болото, а красавицам куклам, своим невестам, отдали прекрасные платья.

Лягушки, по словам автора, были довольны больше всех.

Помимо иллюстраций в уже знакомых сборниках, к "Храброму клоуну" обнаружились дополнительно иллюстрации Е.Монина из сборника "Волшебные краски" и картинка Л.Нижнего из журнала "Мурзилка" 1983 № 8. Невероятная популярность!

Рисунок на шмуцтитуле "Храброго клоуна" в японском стиле из сборника, иллюстрированного Т.Соловьёвой.

Кукольный солдат истрепался.

Мастер (не озорник!) в ходе реставрации преобразовал солдата в клоуна.

Выразительный клоун получается у тех художников, которые сохранили ему гусарские усы и хмурое выражение лица.

Гусар остаётся гусаром даже в дурацком колпаке. Клоун-солдат начинает бряцать на литаврах, чем привлекает красавицу куклу Светлану.

Назревает конфликт в духе "Щелкунчика": за маской очаровательного клоуна скрывается грубый солдафон, но Светлана не верит этому.

В духе "Щелкунчика" конфликт и разрешается: на кукольный мирок нападет крыса, клоун-солдат вступает с ней в схватку, убивает её и сам падает израненный.

Сюжетный ход не нов, но какова форма! Убиение крысы литаврами. Художники не могут упустить возможности попрактиковаться в изображении такого поединка.

Мастер оценил подвиг клоуна и вернул ему внешний облик солдата.

И поставил солдата на полку со Светланой.

Всё-таки с удовольствием художники иллюстрировали бесхитростные тексты Воронина.